На протяжении последних трёх десятилетий, прошедших под знаком неолиберализма, мы успели не раз убедиться, что капитализм не терпит компромиссов: они всегда оборачиваются крахом социальной политики и торжеством рынка. Мы также наблюдали крах «антиглобалистского» движения, когда его разнородные участники в конце концов классово раскололись по линии «первый мир»-«третий мир», и значительная часть западных «левых» теперь рьяно поддерживает «гуманитарные интервенции» против последнего.
Оллман глубоко заблуждается в том, что социализм может стать завоеванием рабочих развитых капиталистических стран. Оллман не осознаёт превращения «золотого миллиарда» в коллективного эксплуататора «третьего мира».
«Мастер Ка-ме утверждает, что сознание зависит от конкретного способа, каким люди изготавливают необходимое для жизни. Он отрицает, что в своих головах люди способны в большей мере освободиться от экономической точки зрения, чем в экономике. Это звучит попервоначалу удручающе. … Но если больше не останется никаких господствующих классов и если затем зависимость от экономики станет восприниматься большинством людей на Земле как не столь гнетущая, то и тезис Ка-ме больше не будет никого удручать».
Ка-ме – это, конечно, Карл Маркс. Обращаясь именно к ортодоксальному марксизму, американский учёный Бертел Оллман строит свою критику рыночной идеологии и заражённых ею вариантов «социализма». Этот подход (статья написана во второй половине 1990-х) можно счесть неоправданным: многим кажется, что глупо взывать к Марксу, когда марксизм далеко ушёл от основателя теории после его смерти, а история указала, где ошибался и он сам, и даже его наиболее талантливые последователи. Оллман оперирует понятием «рабочего класса» как самим собой разумеющимся, хотя сегодня это понятие совсем не столь очевидно, как в конце XIX-первой трети XX вв., пусть Оллман и пытается осовременить его, расширяя далеко за пределы классического пролетариата. Он также придерживается, мягко говоря, слишком оптимистических воззрений на возможность социалистических революций в западных странах.
Обесценивает ли всё это критику Оллманом рыночной идеологии и «рыночного социализма»? Ни в коей мере.
Обращение к ортодоксальному марксизму для Оллмана означает прежде всего воскрешение логики классовой борьбы, основательно забытой или сознательно отброшенной большинством тех, кто со второй половины XX века причислял и причисляет себя к марксизму. Указывая на классовую борьбу как на необходимое условие освобождения угнетённых, он справедливо иронизирует по поводу теоретических проектов по совмещению социалистических принципов с рыночными и вытекающую из них политическую ставку на «широкий демократический фронт», карикатурное отображение «народных фронтов» 30-х (сам при этом питая определённые иллюзии относительно «развития демократии»).
На протяжении последних трёх десятилетий, прошедших под знаком неолиберализма, мы успели не раз убедиться, что капитализм не терпит компромиссов: они всегда оборачиваются крахом социальной политики и торжеством рынка. Мы также наблюдали крах «антиглобалистского» движения, когда его разнородные участники в конце концов классово раскололись по линии «первый мир»-«третий мир», и значительная часть западных «левых» теперь рьяно поддерживает «гуманитарные интервенции» против последнего.
Оллман глубоко заблуждается в том, что социализм может стать завоеванием рабочих развитых капиталистических стран. Оллман не осознаёт превращения «золотого миллиарда» в коллективного эксплуататора «третьего мира». Но всё же он даёт понять, что освобождение человечества должно быть связано с интересами общественного класса, категорически отвергающего идеологию рынка во всех её проявлениях и исповедующего истинный интернационализм.
Дмитрий Субботин