Автор: Зеленин Д.К.
Евразия Категория: Зеленин Дмитрий Константинович
Просмотров: 251
XII Народные верования

§ 156. Общая характеристика. § 157. Домовой. § 158. Леший. § 159. Водяной. § 160. Вихрь. § 161. Метеор — огненный змей. § 162. Полуденник. § 163. Русалки. § 164. Вампиры. § 165. Ведьмы. § 166. Колдуны. § 167. Оборотни. § 168. Черт. § 169. Народная космогония. § 170. Литература
 
§ 156. Общая характеристика
Народные верования восточных славян в основном уже известны читателю по многочисленным обрядам, которые были описаны выше. Среди этих обрядов преобладают магические. Очень многие из них связаны с культом предков (§ 136 и др.) и с культом заложных покойников (§ 134 и 149). Слабее выражен культ растений, с которым в большинстве случаев связаны уже нечеткие представлення (§ 149, 150; ср. также § 128). Образ лешего (§ 158) не имеет отношения к культу растений, он порожден верой в существование особого лесного царства, населенного в основном зверями и птицами, во главе которых и стоит леший. Совершенно аналогичное явление — водяной (§ 159); это не персонификация воды, а хозяин царства вод, населенного главным образом рыбами. Культ воды, так же как и культ земли, проявляется у восточных славян лишь в виде незначительных пережитков. Несколько сильнее проступают следы культа огня (§ 43; ср. § 20). Культ животных у восточных славян в настоящее время вообще ни в чем не проявляется; в обрядах, связанных с животными, в большинстве случаев можно обнаружить следы кровавых жертвоприношений (§ 143, 26), в других случаях обряды с участием хтонических животных связаны с культом мертвых.

Магические обряды и культ мертвых вообще вытеснили у восточных славян древний культ сил природы, существование которого в прошлом теперь угадывается лишь по слабым следам. В современных народных представлениях даже водяной и леший считаются заложными покойниками.
Из верований восточных славян бесследно исчез тот древнеславянский языческий Олимп, который известен нам по старым памятникам. В этом нет ничего удивительного: это была в основном официальная, чуждая народу религия князей, аристократии и, возможно, княжеских дружин. Разумеется, восточные славяне отошли от культа сил природы отнюдь не под влиянием этой официальной религии. Очевидно, обрядность этого культа не была богатой и распалась на ряд разрозненных магических и сакральных действий. Многое отсюда вобрал в себя культ мертвых.
Восприятие природы как живого организма, который не только живет особой самостоятельной жизнью (аниматизм), но также одушевлен и наполнен различными духами (анимизм), — это восприятие довольно хорошо сохранилось у восточных славян до наших дней. Собственно говоря, для восточных славян и теперь не существует неодушевленных предметов: они верят, что камни растут, деревья разговаривают, звезды присматриваются к судьбам людей. Такая персонификация — не просто поэтические образы, люди глубоко верят в это. Однако такая вера выражена в недостаточно конкретных формах, и нередко бывает трудно установить, имеем ли мы дело с анимизмом или аниматизмом. Если же взять мировоззрение нынешних восточных славян в целом, то в нем несомненно преобладает анимизм, причем за отдельными силами природы в большинстве случаев скрываются духи умерших. Эта категория духов в очень значительной мере завладела мировоззрением восточных славян, вытеснив другие виды духов.
Из всего сказанного естественно возникает вопрос: какова роль христианства в мировоззрении восточных славян? Ошибочно думать, что в массе своей восточные славяне — нехристиане или что они совершенно официально противопоставляют себя христианству. Разумеется, они вовсе не стремятся проникнуть в суть христианских догм и очень мало ими интересуются. Напротив, христианская мораль им гораздо доступнее и ближе. Однако самое большое значение имеют для восточнославянского крестьянина церковно-религиозные обряды. И тем не менее даже истинный христианин сознательно или бессознательно придерживается принципа двоеверия: «Бога люби, но и черта не гневи». В соответствии с этим принципом он всегда готов совершить обряд, который он считает нехристианским и даже враждебным христианству. При всей своей ненависти к черту он всегда готов оказать ему всяческое внимание, дабы не создать себе в его лице мощного врага. Кроме того, он совершает те обряды, которые должны защитить его от языческих божеств его соседей, например финноязычных народов. Это своего рода акт самозащиты. Вообще большая часть магических обрядов, так же как и культ покойников, не считаются ни враждебными христианству, ни нехристианскими. При этом речь идет о чисто христианских предметах и символах, таких, как ладан, иконы, крестное знамение, молитвы и т. д. Следует заметить, что многие обряды и предметы, связанные с православной церковью, воспринимаются теперь как чисто магические: можно сказать, что они внедрились в архаическую магическую психологию. Так, например, чтобы отомстить врагу, в церкви перед иконой Иоанна-воина ставят свечку вверх ногами; чтобы новорожденный ребенок не умер, его перед крещением заворачивают в полотно под купелью, и т. д.
Согласно господствующему представлению, те, кто исповедует культ дьявола, — колдуны (§ 166). Разумеется, они непосредственные преемники прежних языческих шаманов. Почти с полной уверенностью можно сказать, что языческой народной религией восточных славян до их обращения в христианство был шаманизм, который прекрасно сохранился и поныне у их восточных соседей — финно-угорских, тюркских, монгольских и палеоазиатских народов. До принятия христианства колдуны-шаманы были слугами светлых, небесных божеств. Смена религии низвела их, хотя и не сразу, до уровня «черных» шаманов, т.е. повелителей нечистой силы.
Колдунов, конечно, не любят, и тем не менее им в своеобразной форме оказывают уважение и стараются заслужить их благосклонность. Многие колдуны охотно похваляются своей связью с нечистой силой, что увеличивает их престиж.
Знание древних магических обрядов слабеет на Руси от поколения к поколению. В наши дни многие крестьяне относятся к ним с презрением, считая их бабьими запугами и примахами, т. е. женскими предрассудками, и обычно только женщины принимают их всерьез. Приверженность к христианству от этого не возрастает. Напротив, после последней войны и революции 1917 г. влияние христианства на крестьян стало слабее и продолжает ослабевать. Несмотря на это, современный восточнославянский крестьянин все-таки еще не может обойтись без мистики и обрядов. Внешняя сторона обрядности отвечает и эстетическим запросам. При отсутствии всякой религии мистические чувства крестьян выливаются в самые разные формы, нередко и магические. Если люди, лишенные религии, настроены мистически, то души их оказываются благодатной почвой для всевозможных таинственных учений.

 

§ 157. Домовой

Господствует мнение, что в образе восточнославянского домового сочетаются элементы культа предков и культа домашнего очага, т. е. огня. Первые выражены сильнее. Уже само место обитания домового, чаще всего под печкой, говорит о его связи с очагом и с огнем. Жители севернорусских губерний обычно поселяют домового в подполе, но и там он живет в том углу, в котором находится печь. Он обитает также за печью, на печи, под печным столбом. Реже живет под дверным порогом, под углом дома, на чердаке возле печной трубы. Во дворе и в надворных строениях живет дворовой или хлевник, которого следует отличать от собственно домового. Севернорусские говорят об еще одном духе, живущем в самой печи, и называют его сусуй, сысой, если это и не сам домовой, то нечто с ним сходное. Если хозяин уходит из дому, то для того, чтобы вместе с ним не ушел домовой, печь загораживают ухватом или закрывают заслонкой (Завойко, с. 105). При переезде в новый дом домового перевозят на помеле или на лопате, которой сажают хлеба в печь (ОР РГО, И, 749).
Домовой невидим, но иногда он показывается людям, чаще всего приняв облик самого хозяина дома, живого или мертвого. Он появляется также в виде старика с длинными седыми спутанными волосами и бородой, иногда без бровей. Севернорусские сказания рисуют домового маленьким, покрытым шерстью человеком, который однажды, при особых обстоятельствах, замерз (ОР РГО, 1, 224). Обычно мохнатый, он иногда появляется голым — тогда он предвещает бедность. Бывают домовые женского рода; их считают также и женами домовых (рус. доманя, домаха, маруха). Нередко домовой появляется в образе разных животных, чаще всего — кошки, собаки, коровы или бычка, реже — змеи, крысы или лягушки. Когда в одном севернорусском доме однажды убили змею, пол покрылся сметаной и вскоре после этого умерли три члена семьи (ОР РГО, II, 867). В другом доме убили крысу, и там пали все коровы. Кошка и собака, так же как и козел, — любимцы домового, сорока же служит оберегом от него.
О происхождении домового рассказывают две разные легенды, но обе они появились уже во времена христианства. По одной из них ангелы, которых бог прогнал с небес, попадали на землю в разных местах: кто упал на дом — стал домовым, кто в лес — лешим, кто в воду — водяным; тот, кто остался в воздухе, превратился в «летающего» духа (ОР РГО, II, 784). По другой версии домовой — человек, умерший без покаяния, т. е. заложный покойник.
Ф. Волков высказал ошибочное предположение, что домовой «появился в украинском мировоззрении лишь недавно, как замена дохристианского пантеизма». Образ домового знаком всем славянам. Древнейшее его имя мара, родственно древневерхненем. mаrа, англ. night-mare «кошмар», франц. cauche-mar (Kluge К. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. Berlin, 1883, s. v. Mahr). Отсюда русские кикимора, маруха, как нередко называют злых домовых. Белорусы называют марой обычного домового, который душит человека во сне и мучает нелюбимых им лошадей (Крачковский, с. 203).
По современным народным представлениям, домовой в общем не зол, но иногда он сердится на людей и тогда мстит им. Когда он наваливается на спящего, он тем самым предсказывает будущее: если он теплый, предвещает добро, если же холодный — это к болезни. Он сам должен ответить на вопрос, что ждет человека — хорошее или плохое. Если дому грозит беда, он стонет и плачет. Хозяину дома он заплетает бороду в косички. Иногда он по ночам прядет. Он сторожит дом и оберегает его. Если он сердит на хозяев, то ночью стучит, щиплет спящих, а иногда даже выгоняет людей своими проделками из дому. Он бьет посуду, выбрасывает кочергу, кирпичи из печки и т. д. Последнее происходит обычно в тех случаях, когда в доме при старом домовом поселяются новые хозяева или же когда кто-либо со зла впустит в дом чужого домового. Вообще домовому приписывают свойства старого упрямого хозяина дома.
Вероятно, первоначально и домом и двором правил один домовой, но теперь обычно различают двух духов: двором и скотиной ведает дворовик. Именно к нему относятся общеизвестные бродячие рассказы о том, как он холит любимых лошадей и по ночам заплетает им гривы в косы, а лошадей неугодной ему масти мучает. Он также часто обижает кур и стрижет шерсть с овец (в последнем случае у него есть особое имя — стрига). По представлениям белорусов, он ночью будит петуха и заставляет его кукарекать. Иногда он пересыпает зерно в амбарах, увеличивая этим его количество. Кроме того, он посылает в амбары крыс и мышей. Дворовик — повелитель домашнего скота. Если при переезде в новый дом дворовика с собой не позовут, скотина не будет плодиться. Если скоту причинен какой-либо вред, это приписывают не своему дворовику, а чужому.
Чтобы дворовика умилостивить, для него по всему двору расставляют угощение. Кроме того, с ним ведут борьбу с помощью таких оберегов, как, например, куриный бог (§ 27), мертвая сорока, медвежья шерсть и даже медведь (приводят в хлев ручного медведя), козья шерсть, шнурок от штанов, привязанный к очищенному от коры стволу липы, и др. Дворовик живет в хлеву, но иногда севернорусские вешают для него во дворе ведьмину метлу, т. е. сосновую или еловую ветвь, на которой особенно густая хвоя — следствие паразитического гриба; это так называемая матка, курина лапа, вихорь. В некоторых местах севернорусские кладут ее под крышу как защиту от вихоря.
В некоторых местах севернорусские считают, что домовых в каждом доме столько же, сколько и членов семьи. Обычно, однако, принято думать, что в доме только один домовой, но у него непременно есть помощники. К ним относятся, например, южнорусские коргуруши или коловерши, похожие на кошку; по ночам они таскают для своего хозяина из чужих домов деньги и припасы (ОР РГО, III, 1259). Украинцы называют их спориш, шпорих.

 

§ 158. Леший

Образ лешего, так же как и образ водяного, быстро переходит из сферы культа в сферу легенд и сказаний. Там, где лесов мало или вовсе нет, о лешем либо вообще не знают, либо рассказывают о нем сказки. Однако в лесистых местностях культ лешего сохранился полностью, и в 1867 г. Н. Хару- зин еще мог наблюдать его у севернорусских Олонецкой губ.
Восточнославянский и особенно русский леший гораздо ближе к тюркскому Шурали, чем к греческому Пану или римскому Фавну. Украинский лісовик — пастух, дикий человек, домашним скотом которому служат олени, лани и зайцы, а вместо собак и кошек у него медведи, волки и рыси. Севернорусские различаютпростого лешего и лесного царя, которому все лешие подчинены. Однако там, где нет больших лесов, нет и лесного царя, и его функции берут на себя простые лешие. Лешему послушны все лесные звери, и нередко он проигрывает их в карты своим соседям, особенно зайцев и белок, чем народ и объясняет массовые миграции этих зверей. Чтобы уберечь стадо от диких зверей, пастух заключает с лешим договор (§ 23). Если леший похищает скот, то лесному царю подают на этого лешего написанную на бумаге жалобу (ОР РГО, I, 254), а в лесу на перекрестке оставляют ему в качестве жертвы яйцо или печенье из ржаной муки (Харузин, с. 316). Эхо в лесу считается криком лешего.
По сравнению со всеми другими представителями нечистой силы леший самый чистый из них и по своей природе ближе всех к человеку. В русских заклинаниях его обычно называют лес праведной. Нет никаких оснований считать чем-то новым широко распространенное мнение, будто лешие происходят от заложных покойников. Леший отличается от людей только тем, что у него синяя кровь и нет ни бровей ни ресниц; кроме того, он не отбрасывает тени. Он может по своей воле увеличиваться или уменьшаться: в лесу он становится ростом с лес, в поле — как трава. Нередко он принимает облик различных животных. Обычно его считают добрым, честным и сговорчивым, даже глупым (ОР РГО, I, 263). Он любит подшутить над человеком: обведет его, т. е. отнимет память, а человек потеряет дорогу и заблудится в лесу. Обманув человека, он радуется, громко смеется и хлопает в ладоши. Однако ни один зверь не тронет такого сбившегося с дороги человека, потому что он находится под защитой лешего. Лешему очень нравится также играть с людьми, особенно с женщинами, в щекотки, и если человек соглашается на эту игру, леший вполне может защекотать его насмерть. Иногда он похищает женщин и получает от них детей.
Уберечься от лешего нетрудно: он боится лутошки, т. е. очищенного от коры сухого липового полена. Боится он также соли и огня. Матерная брань тоже защищает от лешего, и это одна из причин столь широкого распространения такой брани у русского народа. Напротив, свист в лесу очень правится лешему. Заблудившись в лесу, человек должен вывернуть белье и одежду и надеть лапти не На ту ногу, тогда он легко отыщет дорогу из лесу. Переодевшись таким образом, он приобретает сходство с лешим, который, запахивая свой кафтан, всегда набрасывает левую полу на правую, а не наоборот, как это принято у людей, и лапти тоже носит не на ту ногу.
В некоторых, хотя и немногих местах верят, что полями леший не ведает, а существует особый, малоизвестный дух, так называемый полевик, у которого есть что-то общее с полудницей (см. § 162).
Маленьких леших севернорусские называют деконькие, щекотуны, дикари, полуверицы (ОР РГО, III, 1259; II, 794).

 

§ 159. Водяной
  С водяными близко знакомы рыбаки, а также мельники на водяных мельницах. Иногда и те и другие приносят водяным жертвы (§ 33 и 38). В некоторых местах водяного почитают и пасечники (§ 34). Рыбаку он помогает в рыбной ловле, у мельника охраняет запруду. Но когда он разгневан, он рвет рыбачьи сети, распугивает рыбу, разрушает мельничную запруду, затопляет ульи. Того, кто купается в полдень или ночью, водяной затаскивает в свое царство. Спасать утопающего опасно: водяной может разгневаться и сразу же или через некоторое время утопить того, кто отнял у него его жертву. Утопленники становятся работниками водяного, девушки — русалками, а нередко и его женами.
По общему всем восточным славянам представлению, водяные и сами в прошлом заложные покойники, т. е. тоже утопленники. Живут они чаще всего в глубоких ямах на дне рек и озер, а также под мельницами. Южнорусские кое-где рассказывают о хрустальных дворцах водяных и их прекрасных, но злых дочерях. Севернорусские видят на берегах озер стада тучных коров водяного, и иногда им удается хитростью завладеть одной из них.
Водяной принимает различный облик. Чаще всего он появляется в образе сома, щуки или другой рыбы, а также человека. В последнем случае ему приписывают то зеленые, то черные волосы и кожу как у налима. Жена севернорусского водяного имеет облик женщины с большой отвислой грудью и длинными волосами. Она часто сидит у воды на камне и расчесывает гребнем волосы.
Дети водяного, которых севернорусские называют шиликуны, после водосвятия 6 января выпрыгивают из прорубей и пытаются через окна и двери проникнуть в дома. Чтобы уберечься от них, севернорусские углем рисуют кресты на дверях и окнах.
Как видно из всего изложенного, водяной вовсе не является олицетворением вод и отдельных рек и озер. Он — хозяин реки или озера, и ему подвластны все живущие там рыбы. Бурю на море также часто приписывают водяному. Рассказывают, что во время шторма, чтобы умилостивить водяного, бросали в воду моряка, которому выпадал жребий. В наши дни пересчитывают всех лысых на борту, отмечая каждого зарубкой на палке, и бросают в воду эту палку. Очевидно, именно отсюда берет начало известное поверье, что, если пересчитать в мороз лысых, сразу потеплеет.
Считается, что живет водяной в глубоких местах, опасных для пловцов и плотогонов. Существует обыкновение строить около таких мест церкви. Чтобы объяснить связь между церквами и водяными, Н. Харузин высказал ошибочное предположение, что эти церкви строились на месте древних языческих капищ.

 

§ 160. Вихрь

Ветер, а особенно вихрь, украинцы представляют себе в образе великана с толстыми губами, которыми особенно хорошо дуть. Более широко распространено представление, что в образе вихря блуждает по свету человек, проклятый своими родителями, т. е. заложный покойник. Наконец, в нем видят свадебный поезд нечистой силы. Нож, брошенный в середину вихря, покроется кровью, так как он ранит множество злых духов (ОР РГО, II, 802). Белорусы приписывают действию вихря паралич сердца и называют подвеем как саму болезнь, так и того духа, который крутится в вихре.
Очень опасно оскорбить вихрь, поскольку он раскидывает стога сена и скирды, срывает крыши и т. д. Для защиты от вихря служат особым образом сложенные пальцы, а также заклинания. Из севернорусских заклинаний вихря ясно, что его представляют себе едущим в повозке, запряженной тройкой лошадей (Олонецкая губ.). Считается, что свист вызывает ветер, и этим иногда пользуются матросы парусных судов.

 

§ 161. Метеор — огненный змей

Ночные метеоры и болиды, так же как и падающие звезды, породили суеверное представление о летающем огненном змее. У великорусов оно тесно связано с галлюцинациями, которыми страдают охваченные тоской женщины, особенно молодые вдовы; этот змей считается демоном. Летающий змей (летучий, рассыпучий змей, летун) прилетает по ночам в виде огненно- красного шара и рассыпается в искры над печной трубой того дома, в который он намерен проникнуть. Он предстает перед женщиной в облике ее покойного мужа и проводит с ней ночи. Кроме того, он отнимает жен у живых мужей. Женщины начинают хиреть, а иногда и умирают. Очень опасно ставить женщине в упрек связь со змеем: разгневанный змей может сжечь дом. У украинцев такой летающий дух известен под именем перелесник (Чубин- ский, I, с. 16).
Иногда рассказывают также, что этот демон приносит женщине различные сокровища. Наряду с ним существует и другой образ, распространенный в основном у белорусов: огненный змей, якобы приносящий людям деньги. Этого последнего часто объединяют с тем из помощников домового, который приносит из чужих домов деньги и припасы и известен у украинцев как спориш, а у велико- руссов как коловерш (§ 157). Такого змея можно «высидеть» из яйца, если носить его в течение трех лет под мышкой. К этой же категории относятся и украинские вихованці, причем в этом последнем случае заметно сильное влияние западноевропейских средневековых суеверий.
Из двух описанных нами образов змея наиболее древним у славян следует считать образ змея—совратителя женщин. В древнерусском Муромском сказании о князе Петре и Февронии уже упоминается такой змей, прилетавший к жене Петра и убитый им. В сербских песнях змей прилетал к царице Милице, жене царя Лазаря (Вук Стеф. Караuић. Српске народне пjecмe. Кн. 2. Београд, 1895, № 44).

 

§ 162. Полуденник

Определенная связь с солнцем видна в образе полудницы, духа полдня, действию которой приписывают солнечные удары.
Вообще полдень и полночь считаются моментами таинственными и критическими. Поэтому запрещено, например, в это время купаться. Летом в полдень на полях появляется полудница, которая убивает всех встречных и откручивает им голову. Это женщина высокого роста, в белом сверкающем одеянии. Она охраняет хлеба на нолях, и ее называют также ржицей. Чаще всего она появляется в пору цветения хлебов. По представлению некоторых севернорусских, в руках у нее гигантская сковорода, которой она либо заслоняет хлеба от палящих солнечных лучей, либо сжигает хлеба и травы в период цветения. У белорусов полудпица превратилась в железную бабу, родственную сказочной Бабе-яге.
Два последних образца показывают, как изменяются функции старых персонажей, которыми запугивали детей. Железные орудия и части тела могли появиться у нечистой силы лишь в период распада старых представлений, согласно которым железо является оберегом от нечистой силы.
Персонаж, близкородственный восточнославянской полуднице, есть у лужицких сорбов. Это — psipolnica, pšezpolnica (см.: Schu- lenburg W. v. Wendische Volkssagen und Gebräuche aus dem Spreewald. Leipzig, 1880, c. 89), известная чехам как poludnice, polednice. Восточные финноугры, насколько можно судить по коми- зырянской pölözniči, заимствовали этот образ у севернорусских. У них он связан с периодом цветения и созревания хлебов с 20 июня до 20 июля, когда не разрешается выносить из дома предметы черного цвета, рвать траву, копать землю и шуметь, и даже запрещено работать в полдень.

 

§ 163. Русалки

В предыдущих параграфах говорилось о таких случаях, когда образы, связанные с культом заложных покойников, проникают в чуждые им области. Даже в представлении о вихре (§ 160) мы обнаруживаем заложного покойника. Почти полностью слились с образами заложных покойников образы лешего и водяного (§ 158 и 159). Еще сильнее выражено это в образе русалок.
При изучении современного культа русалок у восточных славян возникает даже вопрос: существовало ли у них когда-либо более древнее представление о русалках, не связанное с культом заложных покойников. По-видимому, восточнославянские русалки, точно так же как и болгарские самовилы, давно уже связаны с культом заложных покойников, особенно с женщинами, девушками и детьми, умершими преждевременно или насильственной смертью (ср. § 134 и 149). На том свете они доживают свой срок, пока не наступит их естественный конец. Они сохраняют там свой характер, привычки и вкусы. Наиболее активны те из них, кто умер неудовлетворенным, с каким-либо страстным желанием, или же те, кто отличался беспокойным характером и был неутомим.
Все, что известно нам о культе русалок у восточных славян, объясняется происхождением русалок. Определить, кем они были раньше, до того как их стали связывать с образом заложных покойников, невозможно. Видеть в них духов рек и источников мешает то обстоятельство, что они жинут также в лесах и в нолях. Можно считать, что в более древних образах русалок существует определенная связь с культом растений, но и эту связь можно объяснить тем, что русалки — заложные покойники.
Название «русалка» сравнительно новое, западного происхождения. Это восточнославянское слово происходит от латинского rosalia, греческого ρουσάλια — названия празднеств и игр, dies rosae. Древнерусские русалии также были названием празднеств и игр; кое-где современное украинское слово русали означает «первый день поста перед Петровым днем». Праздник русалий, очевидно заимствованный на Западе вместе с христианством, совпал у восточных славян с древним языческим празднеством в честь заложных покойников (ср. § 134 и 149). Новое европейское название праздника стали употреблять и по отношению к залож- ным покойникам, которым был посвящен этот языческий праздник восточных славян. В дальнейшем этим словом стали обозначать только заложных покойников — девушек, которым придали черты греческих нимф, а иной раз и греческих сирен.
У севернорусских новое название «русалка» прижилось лишь в последние два столетия, вместе с городской культурой. Однако какого-то определенного образа русалки у них, в сущности, нет. Они не выделяют девушек из всей массы заложных покойников. Широко распространенное у севернорусских представление о шутовке, водянице, хитке, чертовке чаще всего как об уродливой женщине с огромной грудью относится, в сущности, к жене водяного или к духу воды женского пола — образ, близкородственный русалкам, поскольку и водяные по происхождению заложные покойники.
Такие исследователи, как Λ. Н. Веселовский и Е. В. Аничков, предложили новое толкование восточнославянского образа русалок, рассматривая их как души умерших предков. Однако такая точка зрения не соответствует ни народным представлениям о русалках, ни их культу. По народным представлениям, обычно русалки — похотливые женщины, которые проводят время чаще всего в любовных играх с юношами и но отношению к человеку ведут себя всегда враждебно без всякой на то причины. Русалки, как и лешие (§ 158), могут защекотать человека до смерти, откуда и их названия (укр. лоскотуха и белорус. казытка). Русалки живут не там, где умершие предки, не на том свете, а близ людей, в лесах, в воде и в полях, т. е. очевидно, там, где они умерли или похоронены и где находятся все другие заложные покойники.
Обряды, связанные с русалками, ничем не отличаются от обрядов, относящихся к заложным покойникам. По русалкам также устраивают торжественные поминки, нередко превращающиеся в настоящие похороны: русалку в виде соломенной куклы топят, сжигают, выбрасывают, однако в могиле не хоронят (ср. § 134). В число обрядов, связанных с русалками, входит также изгнание русалок как чего-то нечистого и вредоносного из деревни. В обрядовых народных песнях поется о том, что русалок изгоняют из деревень в леса, чтобы они не причинили вреда человеку, посевам и скоту. Перед изгнанием русалок для них устраивают в лесу всевозможные увеселения: для того чтобы они могли качаться, что им очень нравится, вешают на деревья особые венки, устраивают для них в лесу или у воды угощение, кумятся с ними около свитых вокруг деревьев венков и т. д. (§ 49).
Среди украинских русалок выделяются мавки или нявки (от древнего названия покойника «навь»). Это умершие до крещения или мертворожденные дети, достигшие семимесячного возраста; до этого они называются потерчата. В это время можно их окрестить, бросив им крест. По широко распространенному представлению, спереди у мавок такое же туловище, как у людей, но спины у них нет, и поэтому видны их внутренности, сердце, желудок и т. д.
Русалкам присуще уменье перевоплощаться: они являются человеку в виде белок, крыс, лягушек, рыб и сорок.

 

§ 164. Вампиры

 Представление о кровожадном вампире проникло из Западной Европы только на Украину и в Белоруссию (укр. упир, белорус. вупор); русским он неизвестен. Это представление быстро здесь прижилось, так как в нем очень много общего с местным культом заложных покойников. Вампир, как и залож- ный покойник, не подвержен тлению. Он лежит в гробу лицом вниз, лицо у него красное. Ночью он приходит в дом своего прежнего врага, а иногда и друга или родственника, ложится на грудь своей жертвы, прижимается губами к ее сердцу и пьет горячую кровь. Язык у него острый, как жало змеи. У человека, ставшего жертвой вампира, появляется лишь маленькая, едва заметная ранка, однако он становится все бледнее и погибает. Как и заложным покойникам, вампирам, лежащим в могиле, втыкают в грудь осиновый кол, и после этого их ночные блуждания прекращаются. В некоторых местах украинцы верят, что мертвого вампира носит на спине живой.
Считается, что вампиры обоих полов, так же как и заложные покойники, приносят и распространяют различные эпидемические болезни; в старое время им приписывали, между прочим, и появление чумы. Этим объясняется и то, что в древности восточные славяне приносили вампирам жертвы. В одном памятнике XV в. мы читаем: «требоу кладоуть... оупиремъ и берегынюмь» («приносят жертвы вампирам и берегыням»), где «берегыню» можно понимать как «сестры-лихоманки», которым больные и теперь приносят различные дары, между прочим, на берега рек.

 

§ 165. Ведьмы

Ведьму севернорусские называют вещица — имя, родственное сербскому ѵjёštіса. По своему характеру эта ведьма близка польской mamona, чешской divožena и в какой-то мере литовской lаumẽ. Севернорусская ведьма оставляет свое туловище без головы под «поганым» корытом или под корытом, в котором стирают белье, превращается в бесхвостовую сороку и через печную трубу вылетает на дело. Ее специальность — вынимать плод из тела беременных женщин или домашних животных и заменять его в лучшем случае куском хлеба или сырой свинины. Вынутый плод ведьма съедает.
Ведьма у украинцев и белорусов сходна с севернорусской, но ее основное занятие — отнимать молоко у коров. Подоив корову один раз, на Благовещение, Пасху или Юрьев день (23 апреля), в дальнейшем только она одна получает от этой коровы молоко: оно течет из отверстия в бревне дома ведьмы, если отвернуть там кран. Подобным же образом ведьмы забирают в свои амбары чужой урожай, завязывая стебли злаков в узлы (§ 19).
По украинским народным представлениям, в ночь на Ивана Купала ведьмы летают в Киев на Лысую гору. Это сказание заимствовано из Германии; у русских его нет. Отправляясь в такой полет, ведьма смазывает себе тело какой-то неизвестной жидкостью, садится верхом на помело или кочергу, берет мeчик, т. е. валек от мялки для конопли, и вылетает в печную трубу. У человека, увидевшего эти тайные действия, она, как сербская ѵjёštіса, высасывает кровь, и он умирает. Ведьма взлетает высоко в воздух, разгоняет при этом тучи и может вызвать засуху. Иногда она крадет с неба звезды.
Различают природных ведьм, с хвостом, и обученных, без хвоста. И те и другие могут превращаться в лягушек, собак, кошек, птиц, змей, даже в кусок полотна или клубок ниток. В некоторых украинских рассказах у ведьмы, подобно вампиру, две души — чистая и нечистая.

 

§ 166. Колдуны

Колдуны (рус. колдун, еретник; укр. чарівник, характерник; белорус, чараунік, ведзьмак), в противоположность ведьмам и вампирам, не являются нечистой силой, и хвостов у них нет. Они, подобно языческим шаманам, лишь пользуются помощью различных представителей нечистой силы. При этом колдун заключает с нечистой силой соглашение обычно на таких условиях: пока колдун жив, нечистая сила ему служит, но сразу же после смерти он оказывается навеки в ее власти. Колдуну прислуживают черти, которые выполняют его поручения и, так сказать, отданы в его распоряжение, заложные покойники, а нередко также ведьмы и вампиры. Трагедия колдуна состоит в том, что он должен непрерывно занимать их какой-то работой, направленной во вред человеку, однако нередко у него для них такой работы нет. Некоторые колдуны заставляют свои прислужников, требующих у них работы, вить канаты из песка, пересчитывать хвою в еловом лесу, носить воду решетом, взвешивать дым, ломать в лесу деревья. В других случаях колдуну стоит только призвать чертей к себе и отдать им приказание. Находящаяся у него в услужении нечистая сила выполняет главным образом те его приказания, которые таи или иначе идут во вред человеку. Поэтому специальность колдуна - приносить людям зло. Он превращает людей в волков и других зверей (§ 167). насылает на них различные болезни, портит скот, а также насылает болезни на него, губит посевы, в том числе и тем, что завязывает их в узлы (§ 19); наконец, занимается присухой, т. е. делает так, что человека охватывает страстная любовь.
Исправить зло, причиненное колдуном, — дело, собственно, не колдуна, а знахаря. Однако нередко за это берется и колдун, очевидно пользуясь разногласиями, существующими между различными представителями нечистой силы. У русских широко распространены рассказы о состязании двух колдунов; иногда состязается колдун со знахарем, но часто и два колдуна, причем побеждает тот, в чьем распоряжении больше нечистой силы, у кого она мощнее и опытнее. Во всяком случае, нередко колдун охотно берется за то, чтобы уберечь жениха и невесту от порчи, сжечь узлы в хлебах и т. д.
Колдун может также превращаться в животное. Для этого он должен перекувыркнуться через несколько ножей, воткнутых в землю. Кажется, теперь ножи втыкают в землю наоборот, рукояткой вниз — свидетельство того, что забыт первоначальный магический смысл этого акта. По нашему мнению, втыкая нож острием в землю, от нее требовали, чтобы она дала человеку силу, в данном случае силу превратиться в животное. Кувырканье имеет этот же смысл, но, очевидно, в подобных случаях считается недостаточным.
Смерть колдунов, так же как и шаманов, носит особый характер. Если предсмертные муки колдуна очень длительны, это объясняют теперь тем, что он должен передать кому-либо свою колдовскую силу, т. е. найти себе преемника, но к этому никто не готов. Для того чтобы облегчить мучения колдуна перед смертью, надо поднять часть крыши (см. § 132).
После смерти колдуна черти пожирают его мясо, а один из чертей влезает в его кожу и так в ней и остается. Колдун выходит после смерти из могилы и причиняет людям всяческий вред.
Разумеется, среди современных колдунов немало обманщиков, которые в состоянии более или менее прилично сыграть свою роль и умеют загипнотизировать окружающих. Для порчи они применяют различные яды. Белорусы узнают колдунов но красным глазам.
Некоторые выделяют колдунов по рождению (рус. диалектное рожак), т. е. таких, которые появились на свет не без участия нечистой силы. Большинство колдунов заключают договор с нечистой силой уже будучи взрослыми. Лишь немногие из них получают колдовскую силу но наследству, от умирающего колдуна, и иногда это происходит неожиданно для них самих.
Знахарь — ото не колдун. Ему известны только заговоры и целебные травы, и он выполняет главным образом функции врача. С последствиями колдовства он борется с помощью заговоров и оберегов. Никаких связей с нечистом силой у него нет.

 

§ 167. Оборотни

Оборотни (волколаки) не имеют отношения к крестьянскому быту, это персонажи народного поэтического творчества. У русских бытует сказание о том, как в древние времена колдуны превращали в волков целые свадебные поезда. Если охотник впоследствии убивал такого волка, то под волчьей шкурой находил повязанное вышитое полотенце, богатый кафтан и т. п.
Украинский вовкун или вовкулака — это совершенно иной образ. Он в состоянии сам, по собственному желанию, превращаться в волка и снопа в человека. Представления о волколаках нечетки, и, по всей видимости, это — странствующий сказочный мотив.

 

§ 168. Черт

Образ черта — новый, принесенный христианством. Черти — низший разряд нечистой силы; в житиях святых они предстают искусителями отшельников, монахов и других христиан, а в изображениях Страшного суда их рисуют с рогами и хвостом.
Человеку черт является обычно в человеческом облике, иногда — в образе животных и даже вещей. Он не способен на злодейство, но старается причинить человеку мелкие неприятности. Он стремится также уговорить человека заключить с ним договор, по которому душа человека после его смерти достанется нечистой силе (§ 166).
Черт смертен, он может быть убит молнией. Поэтому в грозу черт в страхе прячется за различные предметы — за деревья, дома, даже за человека. Но стрела Ильи-пророка — молния — находит его и там убивает, обычно вместе с тем человеком, позади которого он спрятался.
Этим объясняется двойственное отношение к людям, убитым молнией. В некоторых местах их не отличают от обычных заложных покойников, умерших преждевременной насильственной смертью; кое-где, однако, верят, что бог отпускает грехи человеку, невинно убиенному по вине черта. Это последнее воззрение следует признать христианским. Очевидно, широко распространенное у народов Кавказа представление, что люди, убитые молнией, — избранники небес, святые, к восточным славянам не проникло.

 

§ 169. Народная космогония

В космологии современных восточнославянских крестьян господствуют научные представления, почерпнутые из книг. Однако людям старого, постепенно вымирающего поколения эти новые научные воззрения чужды. Космология старого поколения проникнута христианскими, а отчасти и более древними идеями.
Согласно этим представлениям, земля плоская. Она покоится на трех гигантских китах, движения которых являются причиной землетрясений. Когда женщины, живущие на краю земли, стирают белье, они кладут вальки на край неба и развешивают белье для просушки на рогах молодого месяца. Под землей живет нечистая сила, а внутри земли находится ад, где грешники мучаются в огне. Небо состоит из неизвестного светящегося вещества, там живет бог со святыми. Там же находится рай, где вкушают блаженство праведники. Звезды — это зажженные богом свечи. Падающая звезда означает смерть какого-то человека. Солнечные и лунные затмения происходят оттого, что черт, слетающий перед большой бедой на землю, заслоняет солнце. На луне видна фигурка Каина, убивающего вилами Авеля.
Прежде чем отправиться в далекое путешествие или переселиться в чужие края, берут пригоршню родной земли, которую обычно вешают в мешочке на грудь. Это делается для того, чтобы не испытывать тоски по родине, в случае смерти на чужой стороне быть похороненным с родной землей и чтобы вода на чужбине была вкуснее — для этого такую землю сыплют в воду. Землю едят, когда клянутся. При внезапном заболевании просят у земли прощения на том месте, где впервые ощутили боль. Перед всеобщим бедствием земля рано утром, до наступления рассвета стонет. 10 мая или в понедельник на Троицу у земли именины, и копать или пахать в этот день землю считается грехом.
Гром гремит оттого, что Илья-пророк, изгоняя чертей, едет по небу на своей колеснице. Молнии — это стрелы, которыми пророк поражает нечистую силу (ср. § 168). Пожар, возникший от молнии, грешно тушить водой, но можно заливать его молоком.
У всех восточных славян можно встретить почитаемые камни. На некоторых из них — след ноги святой Параскевы или других святых, и водой, которая скапливается в этом углублении, лечат глазные болезни. Несколько реже встречаются камни, которым приписывают целебную силу при разных болезнях — зубной боли, параличе, глухоте и т. д. (в Игуменском уезде Минской губ., в Одоевском уезде Тульской губ., в Переяславльском уезде Владимирской губ. и в других местах). К таким почитаемым камням несли различные дары — лен, полотно и т. п.
Вода, но народным поверьям, не так чиста, как огонь; в воде может водиться нечистая сила. Когда весной реки очищаются ото льда, тому, кто умоется в это время речной водой, она даст не только белизну кожи, но и красоту. Поэтому, как только начинается ледоход, девушки сразу бегут к реке, чтобы умыться. В это время река чувствует себя, как роженица, и в нее нельзя бросать камни. В некоторых местах есть почитаемые источники, в которые бросают в качестве жертвы деньги и другие предметы. Вода из таких источников обладает целебной силой, и белорусы называют их проща, т. е. место исцеления.
Точно так же существуют в некоторых местах целебные деревья, на ветви которых больные вешают полотенца, части одежды и т. п. Есть основания предполагать, что почитание таких деревьев возникло из обряда магического перенесения болезни на дерево (см. § 109).
О почитании огня говорилось выше (§ 43). Согласно широко распространенному представлению, весной огонь разбрасывает мальчиков, т. е. производит на свет детей. Поэтому, начиная с Благовещения (25 марта) в доме не зажигают для освещения огня, чтобы уберечься от пожара.

 

§ 170 Литература.

Во всех названных в § 155 работах о народных верованиях дается также анализ обрядов. К ним надо прибавить следующие труды: Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь. СПб., 1914, XXXVIII, 350, И с. (Записки историко-филологического факультета С.-Петербургского университета, ч. СХѴІІ); Mansikka V. Die Religion der Ostslaven. T. 1. Quellen, Helsinki, 1922, 408 с.; Аничков E. Последние работы по славянским религиозным древностям. — Slavia. Praha, 1923—1924, Ročnik II, sešit 2а., 3, с. 527—547 и sešit 4, с. 765—778; Святский Д. Под сводом хрустального неба. Очерки по астральной мифологии в области религиозного и народного мировоззрения. СПб., 1913, IV, 186 с., 15 рис. (работа «Звездная мифология народов России» [с. 131 — 185] и др.); Булашев Г. Ф. Украинский народ в своих легендах и религиозных воззрениях и верованиях. Вып. I. Космогонические украинские народные воззрения и верования, Киев, 1909, III, 515 с.
Описания русских верований: Перетц В. Н. Деревня Будагоща и ее предания. Этнографический очерк. — ЖС. IV, 1894, вып. 1, с. 3—18; Ушаков Д. Н. Материалы по народным верованиям великоруссов. - ЭО. ХХІХ-ХХХ. 1896, № 2-3, с. 146-204; Трунов А. И. Понятия крестьян Орловской губернии о природе физической и духовной. — Записки РГО по отделению этнографии, т. II. СПб., 1869, с. 1—48; Звонков А. П. Очерк верований крестьян Елатомского уезда Тамбовской губернии. — ЭО, II, 1889, № 2, с. 63—79; перечисленные в § 35 работы Г. Завойко, Н. Харузина, П. Г. Богатырева, С. В. Максимова, П. С. Ефименко, Н. А. Иваницкого, а также работы Г. Завойко и Ф. Зобнина, названные в § 45.
О верованиях белорусов: Демидович П. Из области верований и сказаний белорусов. — ЭО. XXVIII, 1896, № 1, гл. 1, с. 91 — 120 и ХХІХ-ХХХ, 1896, № 2-3, гл. 2-4, с. 107-145; Добровольский В. Н. Нечистая сила в народных верованиях по данным Смоленской губ. — ЖС. XVII, 1908, вып. 1, с. 3—16; кроме того, работы Е. Р. Романова, Ю. Ф. Крачковского, Е. Ф. Карского из § 22.
Верованиям украинцев посвящены работы: Гнатюк В. Знадоби до української демонольогіі. Т. II, вып. 2. Львів, 1912, IV, 280 с. (Етнографічний збірник Наукового товариства ім. Шевченка, т. XXXIV); Онищук А. Матеріяли до гуцульської демонольогіі. Записані у Зелениці, Надвірнянського повіту. — МУРE. Т. XI, Львів, 1909, с. 1—139; Иванов II. М. Народные рассказы о домовых, леших, водяных и русалках. — Сборник ХИФО, т. V, вып. 1. Харьков, 1893, с. 23 -74; Малорусские народные предания и рассказы. Свод Михаила Драгоманова. Киев, 187(>, 434, 2 с.; и, наконец, работы П. Чубинского и Н. Кравченко, названные в § 22.

 

Литература в свободном доступе для прочтения и скачивания