Автор: Белокреницкий В.Я.
Большой Ближний Восток Категория: Пакистан
Просмотров: 2125

1.2. Особенности и проблемы развития.

 

Этнорегиональные и религиозно-сектантские конфликты в Пакистане*

Конфликты раздирают Пакистан. Они существуют на разной почве, и в отдельные периоды существования страны социальные и политические конфликты различного типа имели решающее значение, проявляясь наиболее выпукло. Конфликт выступает как результат противоречий между группами интересов и имеет мирные, переговорные и вооруженные, насильственные формы проте-кания1. Основной интерес вызывает сегодня последняя форма, так как она связана с терроризмом, внутренним и международным, и опасностями, обусловленными ростом преступности, беззакония и насилия.
На примере Пакистана весьма, кстати, отчетливо видна тенденция нарастания конфликтности в обществе и силовых, насильственных форм ее выражения. На первом этапе своего существования, а Пакистан как независимый доминион в составе Содружества наций (Британского содружества) возник в августе 1947 г., главным был внешний конфликт с образованной тогда же Индией. Уже осенью того года он вылился в военные действия между ними на территории княжества Джамму и Кашмир. Они обострились весной 1948 г. и продолжались вплоть до самого его конца. Однако количество убитых среди военнослужащих обоих государств едва превысило 1 тыс. человек.
Связанным с тем же внешним фактором был и главный конфликт начальных лет — межрелигиозное, межобщинное противостояние, сопутствовавшее разделу колониальной Индии и особенно болезненно проявившееся в Панджабе в 1946 — 1947 гг. и Бенгалии в 1949 — 1950 гг. Общее количество беженцев, главным образом индусов и сикхов, по-кинувших отошедшие к Пакистану районы, и беженцев-мусульман, оставивших индийскую территорию, составило от 12 до 14 млн человек.
*Конфликты на Востоке: Этнические и конфессиональные. Учебник / Под ред. А.Д. Воскресенского. М.: Аспект Пресс, 2008, с. 326—346.
 В ходе одного из самых массовых в истории единовременных перемещений людей погибло, по разным оценкам, от 200 тыс. до 1 млн человек. Уровень насилия и жестокости на коммуналистской почве был исключительно высок. Однако этот конфликт нельзя рассматривать как внутрипакистанский, он был завершающим аккордом в межобщинных распрях, потрясавших время от времени колониальную Индию.
Трагические последствия раздела, война в Кашмире, ощущение внешней угрозы со стороны Индии служили на первых порах факторами, способствующими консолидации. Однако становление национально-государственной общности протекало в сложных условиях. Сказывались нехватка финансовых средств для функционирования даже мини-мального государственного аппарата и недостаток квалифицированных кадров для работы в нем. В общественном и хозяйственном отношении Пакистан серьезно отставал от Индии. На момент образования в стране было только два относительно больших города — Карачи, единственный порт в устье Инда, центр провинции Синд, и столица Панджаба Лахор, весьма пострадавший от последствий раздела. Почти половину его жителей составляли индусы и сикхи, среди которых было много владельцев недвижимости, предпринимателей и торговцев, обеспеченных и образованных людей. Все они покинули город, спасаясь от грабежей и насилия.
Помимо Кашмира, острой на первых порах была также ситуация в полосе пуштунских племен, в стране вазиров, где властям Пакистана, как ранее англо-индийским, оказывал сопротивление легендарный духовный и политический предводитель Факир из Ипи.
Смерть «отца-основателя» Пакистана, первого генерал-губернатора доминиона, председателя Всеиндийской (затем Всепакистан-ской) мусульманской лиги М.А. Джинны в сентябре 1948 г. хотя и не поколебала внутреннего спокойствия в стране, однако активизировала силы, выступавшие с конфликтующими между собой программами действий.
Наиболее острым оказался тогда в Пакистане конфликт между политическими и бюрократическими элитами, представляющими разные этнические области и провинции страны. Нужно отметить, что остроту этого конфликта в немалой степени объясняет наследие колониального времени. Дело в том, что политика англичан в последние десятилетия их господства, особенно начиная с реформ Монтегю — Челмсфорда 1919 г., состояла в поощрении идей и практики провинциальной автономии. Именно в провинциях опробовались системы выборов, хотя и не всеобщих, но охватывавших все более широкие слои населения. В значительной мере поэтому политическая жизнь в Индии между двумя мировыми войнами протекала весьма интенсивно в рамках отдельных провинций и в соответствии с распространенными тогда в мире представлениями опиралась на идеи национализма в смысле солидарности на этнической (наличии общих корней) и этнолингвистической основе. Одной из наиболее развитых «наций» в колониальной Индии считалась бенгальская. Область расселения бенгальцев первой попала под господство англичан, с нее началась предпринятая англичанами мо-дернизация культурной и политической жизни индийцев. Бенгальская литература достигла высокого уровня развития уже в конце XIX в., и не случайно в самом начале следующего столетия крупнейший ее представитель Р. Тагор первым из индийцев получил Нобелевскую премию. Неудачный эксперимент вице-короля Керзона по разделу Бенгалии в 1905 г. на две провинции, преимущественно индусскую и мусульманскую, продемонстрировал и силу, и слабость бенгальского национализма, потому как, несмотря на воссоединение провинции в 1911 г., он выявил наличие таких групп интересов в Бенгалии, да и во всей Индии, которые опирались на идеи солидарности на религиозной основе.
Образование Пакистана привело к новому разделу Бенгалии, теперь уже на межгосударственной основе. В провинции Восточная Бенгалия, переименованной в Восточный Пакистан, происходила борьба интересов вокруг двух самоидентификаций — бенгальской и мусульманской.
Их соединение, заметим, в период после окончания Второй мировой войны, позволило бенгальскому отделению Всеиндийской мусульманской лиги стать наиболее сильной провинциальной организацией. Именно в Бенгалии Лига одержала самую убедительную победу на выборах 1946 г. в законодательные собрания провинций, и во многом благодаря этому успеху достигло цели само движение за образование Пакистана.
Несмотря на такой вклад Восточной Бенгалии в общее дело, центр тяжести Пакистана с самого начала сместился в западную часть страны. Там в родном для себя городе Карачи обосновался генерал-губернатор М.А. Джинна и разместились центральные правительственные учреждения. Проблемы Западного Пакистана (Кашмир, полоса пуштунских и белуджских племен) привлекли к себе на первых порах основное внимание. Только зимой 1949 — 1950 гг. волна индусско-мусульманских столкновений, охватившая приграничные области пакистанской и индийской Бенга-лии, а также соседние с последней штаты Индии, заставила пакистанского премьер-министра Лиакат Али Хана вплотную заняться проблемами Восточного Пакистана. В апреле 1950 г. он отправился в Дели, где вместе с премьером Индии Дж. Неру подписал соглашение об урегулировании вопросов, связанных с положением религиозных меньшинств в обоих государствах (так называемый пакт Неру — Лиакат Али).
Этот пакт, между прочим, на время усилил позиции представителей индусской общины в Восточном Пакистане. Численность индусов по переписи 1951 г. составляла 23%, на них приходилось почти 90% недвижимой собственности, включая капитальное оборудование. На их поддержку опирались Национальный конгресс Восточного Пакистана, Объединенная прогрессивная партия, Федерация каст неприкасаемых и другие мелкие организации. Однако дальнейшее обострение конфликтов в экономической области между индусами и мусульманами привело в первой половине 50-х годов XX в. к переводу индусской буржуазией и помещиками средств из Восточного Пакистана в Индию.
Восточнобенгальская, главным образом мусульманская, элита была в то же время недовольна тем скромным, подчиненным местом, которое ей отвели в общепакистанских верхах. Хотя она могла опереться на поддержку большинства населения, основные рычаги власти оказались в руках представителей западной части страны, прежде всего у мусульман, прибывших туда из Индии (их стали с почетом называть мухаджирами, т. е. людьми, совершившими хиджру, переезд в благочестивых, религиозных целей), а также панджабцев из тогдашней провинции Западный Панджаб. Впрочем, нужно иметь в виду отставание от последних элиты вос-точнобенгальских мусульман, как по численности, так и по квалификации, необходимой для управленческо-административной работы. Так, из 95 мусульман, входивших в 1947 г. в состав элитных индийских служб (бюрократических корпораций) и выбравших Пакистан, по меньшей мере треть была панджабцами и только один-два — бенгальцами.
В рядах политиков из Восточной Бенгалии произошло размежевание между группой ашраф (благородных), сплотившейся вокруг второго генерал-губернатора Пакистана, представителя княжеского рода навабов (наместников) Дакки Ходжи Назимуддина, и более демократичной группировкой во главе с А.К. Фазлул Хаком. Одним из главных пунктов расхождений стал вопрос о государственном языке. Первая группа, состоявшая из бенгальцев, в совершенстве владевших также языком урду, исходила из того, что этот язык должен быть единственным государственным языком, так как он является символом Пакистана, знаком принадлежности к «нации» индийских мусульман. Представители второй группировки настаивали на признании бенгальского языка вторым государственным и основным официальным языком в восточной провинции страны.
Волнения на языковой почве охватили города Восточного Пакистана, прежде всего административный центр Дакку, уже в январе 1952 г. Они вызвали первые столкновения между студентами и полицией и первые жертвы. Эти волнения, а также рост левых и националистических настроений привели к резкому падению популярности Мусульманской лиги в Восточном Пакистане. На первых всеобщих выборах в Пакистане, каковыми были выборы 1954 г. в законодательное собрание провинции Восточный Пакистан, Лига, с деятельностью которой была тесно связана вся история борьбы за Пакистан, получила лишь 10 мест из 309.
Поражение потерпела не только группа ашраф, стоявшая во главе Лиги, но и вся политика центральных властей, которая отторгалась политическим классом и населением Восточной Бенга-лии из-за позиции по языковой проблеме, и не только. Неприятие вызывали несправедливость распределения финансовых потоков, ущемление экономических интересов бенгальцев, пренебрежение к ним чиновников, присылаемых из центра, т. е. из западной части страны.
Хотя коалиционное провинциальное правительство во главе с Фазлул Хаком попыталось установить «рабочие отношения» с центром, пойдя на ряд уступок национальному руководству, последнее прибегло к репрессиям и через два месяца после выборов распустило собрание, сместило правительство, опиравшееся на парламентское большинство, и ввело прямое губернаторское правление. Эти действия были своего рода прелюдией к репрессивным действиям 1971 г., положившим конец надеждам на сохранение единства двух частей Пакистана.
Конфликты на межпровинциальной, межэтнической почве не ограничивались противоборством между представителями групп интересов из восточной и западной частей страны. В последней (с 1971 г. это весь Пакистан в нынешних границах) рано проявились размежевания между переселенцами-мухаджирами и «сыновьями земли», а внутри местного по происхождению населения и представляющего его политического класса — между панджабцами, синдха-ми, пуштунами и белуджами. Отражением первого из конфликтов можно в какой-то мере считать убийство в октябре 1951 г. Лиакат Али Хана. Хотя мотивы этого акта не стоят в прямой связи с тем, что убитый премьер, признанный лидер страны после смерти Джинны, происходил из Северной Индии, его уход ознаменовал начало процесса сокращения влияния элиты из числа говорящих на урду му-хаджиров, главным образом бюрократов и технократов. На первые роли стали выдвигаться представители панджабских (тогда — за-паднопанджабских, так как провинция называлась Западный Пан-джаб) семей крупных земельных собственников, называемых часто лендлордами или феодалами. С ними блокировалась часть пуштунской элиты, а в оппозиции оказывались чаще всего выходцы из среды потомственной аристократии Синда и Белуджистана.
Такое размежевание, хотя и не всегда четкое и окончательное, но сохранившееся вплоть до последнего времени, выявилось уже в ходе подготовки и проведения главного акта, призванного дать общественно-политическим верхам страны возможность для укрепления своих позиций. Имеется в виду объединение в 1955 г. всех провинций западной ее части в одну под названием Западный Пакистан. Главным министром новой провинции стал Хан Сахиб, брат известного пуштунского националиста, героя антиколониальной борьбы Абдул Гаффар Хана. На этапе, предшествующем разделу Индии в 1947 г., Хан Сахиб возглавлял правительство Северо-Западной пограничной провинции, будучи одним из руководителей провинциального отделения Индийского национального конгресса. Его переход от оппозиции к сотрудничеству с центром означал подключение влиятельной группы пуштунских политиков из среды относительно некрупных землевладельцев (так называемых «малых ханов») к общепакистанской элите. А основные позиции в ней заняли выходцы из панджабских землевладельческих кланов, главным образом северных и северо-западных областей.
Одновременно с объединением национально-региональных провинций западной части Пакистана произошло и включение в Западный Пакистан 11 полунезависимых княжеств (43% территории, 10% населения). Этот аспект административной реформы был типологически близок к реформе в Индии в 1956 г. по созданию крупных штатов и включению в них штатов, сформированных из бывших княжеств и их союзов. Но в отличие от Индии пакистанская реформа не укрепляла, а нарушала принцип этнолингвистических, национально-региональных образований. К тому же в отмеченном аспекте территориальной консолидации реформа прошла небезболезненно, вызвав, в частности, неудачную попытку крупнейшего белуджского князя, хана Калата, отделиться от Пакистана. Она также способствовала появлению движения за создание провинции для населения, говорящего на языке сирайки, с центром в упраздненном княжестве Бахавалпур на юге Панджаба.
Создание Западного Пакистана предшествовало принятию в начале 1956 г. первой конституции Исламской Республики Пакистана. В ходе ее подготовки правящие круги удовлетворили требование о признании бенгальского языка вторым государственным и предоставили возможность ведущим политикам-бенгальцам (М.А. Богра, Х.Ш. Сухраварди) возглавлять на протяжении ряда лет кабинет министров. В обмен они добились согласия восточнобенгальских политиков на паритет в распределении мест в парламенте между двумя провинциями.
Всеобщие выборы, однако, так и не состоялись. Подготовка к ним увязла в дискуссиях о способах проведения — в Восточном Пакистане настаивали на отказе от куриальной системы (выборы по куриям отдельно для мусульман и немусульман), а в Западном — на ее сохранении. Главное же состояло в усилившейся борьбе в верхах между представителями разных групп интересов, внутреннем кризисе, расколе и переходе в оппозицию правившей до 1956 г. Мусульманской лиги, в правительственной чехарде (за два года сменилось четыре кабинета) и развитии массовых оппозиционных движений леворадикальной и националистической направленности. В этих условиях у представителей гражданской и военной бюрократии, реально управлявших страной, возобладало желание не рисковать. Осуществленный ими осенью 1958 г. конституционный переворот с введением режима военного положения, во главе которого встал главнокомандующий армией М. Айюб Хан, отодвинул проведение выборов на 12 лет.
Прежде чем затрагивать вопрос о конфликтах периода, наступившего после военного переворота, следует вернуться по времени назад, к возникновению трений на религиозно-сектантской почве. Проведенный на конфессиональной основе раздел колониальной Индии не привел к ликвидации религиозных меньшинств в новых независимых государствах. В Индии мусульмане на первых порах составляли 10—11%, а в Пакистане индусы — 14%, причем почти все они проживали в восточной провинции. С течением времени, однако, в Пакистане происходило усиление религиозной однородности, индусы покидали страну, столкнувшись с неудачными попытками сохранить свои экономические позиции и избежать дискриминации на религиозном основании. Вместе с тем противоречия на религиозной или сектантской почве в Восточном Пакистане редко приобретали формы открытого, связанного с насилием политического конфликта.
Иначе обстояло дело в западной части страны. Численность немусульман в ней после обмена населением в 1946 — 1947 гг. сократилась до 2 — 3%. Почти все сикхи и кастовые индусы покинули пакистанские территории. Остались низкокастовые индусы, сосредоточенные главным образом в Верхнем Синде и пограничных с ним районах Белуджистана и Панджаба, а также христиане, по преимуществу католики из числа обращенных миссионерами представителей социально приниженных слоев. Особняком среди масс немусульман стояли парсы-зороастрийцы, входившие в верхи общества (дельцы и предприниматели, лица свободных профессий).
На фоне почти полной религиозной однородности существенными оказались различия среди мусульман по принадлежности к сектам, суфийским орденам, школам богословия и т. п. На передний план в начальные годы вышел вопрос вокруг ахмадийцев, приверженцев учения Мирзы Ахмада Кадиани. Центр активности возникшей в конце XIX в. секты сторонников этого религиозного проповедника после 1947 г. переместился из панджабского местечка Кадиан в Индии в населенный пункт Рабвах близ Лахора. Определенные черты ахмадийского учения сделали его последователей убежденными сторонниками европейского образования и просвещения. Лидеры секты сохраняли лояльность колониальной администрации, а с обретением независимости стали приверженцами проанглийской ориентации во внешней политике страны (к ним принадлежал первый министр иностранных дел Пакистана Чаудхури Зафрулла Хан). Члены секты занимали видное место среди интеллигенции, в частности, ученых и профессуры. Из их среды вышел единственный пакистанский лауреат Нобелевской премии, физик Абдус Салам. Синкретизм и модернизм ахмадийского учения и его прозападные установки резко контрастировали с преобладающим массовым да и элитным религиозно-политическим спектром мнений.
Антиахмадийские выступления, охватившие Панджаб в конце 1952-го — начале 1953 г., стали первым крупным межсектантским конфликтом. Материально достаточно богатая ахмадийская община использовала свои ресурсы для пропаганды доктрины и прозелитизма, а определенные группы интересов среди политиков Панджаба, закрывавших глаза на рост воинственности противников ахмадийцев, способствовали развитию неблагоприятных тенденций. Инициаторами погромов были общественная организация и политическая партия Джамаат-е ислами (ДИ, Исламское общество) и организация ахраров (Маджлис-е ахрар-е ислам, Общество свободных мусульман). В марте 1953 г. власти решили вмешаться и ввели в Лахоре, превращенном в главную арену кровавых разборок и грабежей, военное положение.
Первый случай использования армии для наведения внутреннего порядка принес ожидаемый успех. Волнения прекратились, а инициаторы антиахмадийских акций предстали перед судом. Среди них был духовный и организационный лидер ДИ маулана (ученый богослов) Абул Ала Маудуди. Приговоренный судом к смерти он был вскоре помилован.
Антиахмадийский межсектантский конфликт имел в дальнейшем свое продолжение. Но и в середине 50-х годов XX в. он способствовал важным сдвигам — кристаллизации политической борьбы вокруг двух проектов, светского и религиозного. Именно на этом идеологическом основании базировался раскол, произошедший в рядах правящей Мусульманской лиги, от которой в 1956 г. отпочковалась значительная часть ее лидеров, образовавших Республиканскую партию (РП), занявшую вскоре положение правящей. Оппозиционная к правительству РП Мусульманская лига возглавила объединение религиозных партий Ислам махаз (Исламский фронт) — первое из последующего ряда других подобных коалиций.
В него помимо Лиги вошли ДИ, а также Джамиат-е-улама-е ислам (ДУИ, Сообщество исламских богословов), Низам-е ислам (Исламский порядок) и др.
Правые идейные тенденции в пакистанской и международной политике, в том числе исламский идеологический проект, в конце 1950-х и в 1960-е годы в целом уступали либеральным и левым. В годы военного правления (1958 — 1962) и режима президентской республики, построенной на непрямом (через коллегию выборщиков) избрании президента и парламента (1962—1969), исламская составляющая в официальной идеологии и политике играла существенную, но подспудную, почти незримую роль. Более открыто она использовалась оппозиционными силами. Формально под их давлением стране, которая по конституции 1962 г. стала называться Республика Пакистан, уже в следующем году было возвращено прежнее название — Исламская республика. Происламские силы активно действовали как в Западном, так и в Восточном Пакистане. В восточной провинции они пытались противостоять тенденциям к росту бенгальского национализма, но безуспешно.
Кризис режима непрямой демократии во главе с фельдмаршалом Айюб Ханом привел к его решению об отставке с передачей власти главнокомандующему армией А.М. Яхья Хану. Ввиду того что при этом нарушались конституционные положения, предусматривающие переход президентских полномочий к спикеру парламента, справедливо говорить о втором по счету военном перевороте — марта 1969 г. В целях легитимизации своего правления военные пошли на два популярных шага. Во-первых, отменили решение о создании единой провинции Западный Пакистан и воссоздали четыре прежних провинции в несколько измененных границах, а во-вторых, объявили о проведении всеобщих выборов в центральный парламент и законодательные собрания провинций.
Состоявшиеся осенью 1970 г. первые демократические выборы привели к драматическим последствиям. Кризис, связанный с непримиримыми противоречиями по поводу дележа властных полномочий между политическими силами, одержавшими верх в Восточном и Западном Пакистане, и армией, окончился тем, что восточную провинцию в марте 1971 г. охватило движение за создание страны бенгальцев, Бангладеш. Беспощадная расправа пакистанских властей над восставшими привела к бегству миллионов жителей провинции в Индию, нарастанию напряженности в пакистано-индийских отношениях и войне в ноябре-декабре 1971 г. Она закончилась полным поражением Пакистана и образованием на месте его восточной части Народной Республики Бангладеш.
Пакистан после раскола более чем вдвое уступал прежнему по населению. В то же время он состоял не из двух территориально разорванных частей, а из одной, охватывающей к тому же естественный ареал бассейна реки Инд (Индскую низменность, Панджабскую равнину и прилегающие к ним с запада и северо-запада нагорья и горные системы).
Первый период развития нового Пакистана был отмечен взрывом участия масс в политике. З.А. Бхутто, выдвинутый военно-бюрократической верхушкой на пост президента и главного администратора режима военного положения, был одновременно государственным и политическим деятелем. Выйдя в отставку в 1966 г. с поста министра иностранных дел, Бхутто перешел в оппозицию и возглавил Пакистанскую народную партию. Она добилась наибольшего успеха на выборах в западной части страны, получив около 60% мест. Свойства политика харизматического типа (народного трибуна) облегчили З.А. Бхутто задачу укрепления своей власти в первые месяцы пребывания на посту президента. Проправительственные митинги, организованные в тот период, отличала атмосфера энтузиазма и ожиданий перемен к лучшему. Идя навстречу распространенным тогда левым настроениям, Бхутто провел национализацию более трех десятков крупных частных компаний, укрепив и расширив государственный сектор в экономике. Он также не препятствовал созданию в Северо-Западной пограничной провинции и Белуджистане, где на выборах 1970 г. его партия проиграла, кабинетов министров из членов оппозиционных партий и назначил из их числа губернаторов этих провинций.
В августе 1973 г. парламент принял новую, третью по счету конституцию страны, действующую до сих пор. В соответствии с этой конституцией парламентского (вестминстерского) типа Бхутто занял пост премьер-министра. Однако романтический период его правления к тому времени уже, по существу, завершился. В начале 1973 г. были разогнаны оппозиционные центру администрации двух вышеупомянутых провинций, подавлены несанкционированные выступления рабочих и служащих, восстановлен режим контроля за функционированием всех элементов административной машины (иначе говоря, укреплена «вертикаль власти»).
З.А. Бхутто, подавив возможные очаги сопротивления своему личному господству среди тогдашних руководителей вооруженных сил, а также среди политиков, в том числе из своей партии, установил, по сути, режим личного доминирования. Такое положение дел позволило ему переменить в конъюнктурных целях акценты в идеологическом обосновании политического курса с исламо-со-циалистического на исламофундаменталистский. Первый из них отражал внешнеполитическую ориентацию Пакистана на КНР, а в определенной степени и СССР, второй — соответствовал новым реалиям начала 1970-х, а именно росту в мире экономического и политического значения Саудовской Аравии, Ирана и государств Персидского залива.
Подъем центров финансовой мощи в прилегающем к Пакистану с запада мусульманском регионе оказал значительное воздействие на характер и формы протекания внутренних конфликтов в стране. Возросшее саудовское влияние сказалось на усилении позиций ряда исламских партий и организаций, прежде всего ДИ во главе с А.А. Маудуди. Его труды к тому времени получили немалое признание в арабском мире среди представителей умеренных исламистов (сторонников реформирования государства с целью придания ему черт исламского). ДИ выступила в авангарде движения по борьбе с ересью, в которой была вновь обвинена секта ахмадийцев. Сопротивление последней в изменившихся исторических условиях было скорее формальным. В 1974 г. по инициативе правящей партии парламент принял постановление, относящее секту ахмадия к разряду неисламских.
«Доказанная» ересь (такфир) одной из сект, члены которой считали себя мусульманами, сняло психологические барьеры на пути попыток признания неисламскими других направлений и сект, тем более что в исламе, как известно, нет ортодоксии и секты с одинаковым правом претендуют на звание правоверных. Внутриисламские различия, ранее почти незаметные в общественной жизни, по мере нарастания процессов исламизации стали выступать на передний план.
Правительство З.А. Бхутто не могло не считаться с увеличением богатства и внешнеполитических возможностей исламских нефтедобывающих режимов Ближнего и Среднего Востока. Однако флаг исламизма оказался в Пакистане в руках оппозиции, которая сумела использовать его в период подготовки и проведения вторых всеобщих выборов в марте 1977 г., а также на этапе глубокого кризиса, поразившего страну после объявления итогов. Обвинения в их подтасовке, выдвинутые против правительства и уверенно победившей Пакистанской народной партии, привели к массовым манифестациям в поддержку оппозиционного Пакистанского национального альянса (блока из девяти партий, где наиболее активную роль играли исламисты), акциям гражданского неповиновения, харта-лам (закрытию торговых точек). Стремясь разрядить обстановку и выбить козырь из рук оппозиции, Бхутто объявил о мерах по исла-мизации — запрете азартных игр, закрытии винных магазинов и ночных клубов. Однако было уже поздно. Оппозиция восприняла эти шаги как признание вины. Совершив бескровный переворот в июле 1977 г., военные во главе с генералом М. Зия уль-Хаком прибегли затем к широкой исламизации как средству оправдания, придания черт легитимности своему правлению.
Исламизация позволила военным постепенно отойти от фасадно демократических форм правления в пользу окрашенных в исламские тона авторитарных. Казнь З.А. Бхутто в апреле 1979 г. напугала и обезоружила оппозицию. Осенью того года в условиях международной изоляции режима генерал Зия уль-Хак, провозгласивший себя президентом, объявляет о приостановке действия конституции, отмене выборов, которые до того неоднократно откладывались, запрете партий и политической деятельности. С 1980 г. одновременно с развернувшейся в соседнем Афганистане вооруженной антиправительственной борьбой под флагом священной войны мусульман (джихада) в Пакистане проводят разнообразные меры по исламиза-ции общественной, политической и экономической жизни.
В первой из названных сфер новыми постановлениями была серьезно затронута система образования, от начального до высшего, а также сфера повседневной религиозной практики, культурного досуга и развлечений.
Во второй, политической сфере вместо парламента учреждается исламский консультативный совет при президенте (маджлис-и шура), указами президента помимо военных судов организуется сеть религиозных, шариатских судебных органов (прежде всего для рассмотрения законов и указов на предмет их соответствия предписаниям Корана) и объявляется о введении исламских наказаний. Массовые нарушения прав человека в ходе борьбы с оппозицией учащаются после захвата самолета Пакистанских международных авиалиний в марте 1981 г. организацией Аль-Зульфикар. Ее возглавлял сын казненного З.А. Бхутто Муртаза.
В экономической области Зия уль-Хак действует в соответствии с фундаменталистскими догмами возврата к прежним временам. Это проявилось главным образом в стремлении изменить финансовую систему путем запрета риба (лихвы, ростовщического процента) и введения обязательных для состоятельных мусульман благотворительных налогов — заката (2,5% измеряемого особым образом личного богатства) и ушра (десятины с сельскохозяйственного продукта, на самом деле 5%, двадцатая часть).
Меры по исламизации, создав определенную формальную основу для власти военных, произвели существенный негативный эффект. Помимо «брутализации», ожесточения политической борьбы и атрофии общественной жизни, они самым непосредственным образом сказались на остроте межсектантских противоречий. Прежде всего обострилась проблема шиитов. Представители шиитского меньшинства (15—25% пакистанских мусульман) бурно протестовали против решения властей о введении исламских налогов на том основании, что они не соответствуют их юридическим канонам (фикх-е джафария). На волне протестов появилась партия шиитов Техрик-е нифаз-е фикх-е джафария (Движение за шиитские юридические установления). Массовые выступления шиитов заставили Исламабад пойти им на уступки, освободив от действия универсальной государственной системы сбора и распределения налоговых сумм. Однако победа шиитов вызвала недовольство радикально настроенных суннитов, приверженцев школы деобанди. В Южном Панджабе, в первую очередь в округе Джанг, где шииты исторически владеют крупными земельными поместьями, в начале 1980-х прокатилась волна убийств шиитских лидеров и нападений на их молельные дома (имамбара). Они были организованы деобандским обществом Сипах-е сахаба Пакистан (ССП, Пакистанские воины сподвижники Пророка). Шииты в ответ создали свои боевые организации, в частности Сипах-е Мухаммад (Воины Пророка), и началась длинная череда актов террора и мести. В начале 1990-х от ССП откололась и стала активно действовать против шиитов военизированная группа Лашкар-е Джангви (названа в честь убитого лидера ССП Х.Н. Джангви).
Суннито-шиитские кровавые столкновения стали главным стержнем внутриисламских разборок, явившись по большей части следствием нововведений Зия уль-Хака. Определенную роль сыграли и внешние факторы. Совершенная в Иране в 1978 — 1979 гг. революция, во главе которой стоял имам Хомейни, сделала его имя и идеи весьма популярными среди пакистанских шиитов (тем более что род имама генетически связан с Кашмиром). На Пакистан, кроме того, оказалась спроецированной борьба Ирана и Саудовской Аравии за контроль над радикально настроенными силами во всем обширном регионе от восточного Средиземноморья до внутренней Евразии. Она была особенно острой в годы ирано-иракской войны (1980—1988) и афганского джихада (1979—1992).
Под прямым воздействием исламизации, насаждавшейся Зия уль-Хаком, обострились отношения между двумя направлениями в суннизме, деобанди и барелви. Военные власти и лично генерал-президент были весьма близки к первым, а большинство населения, особенно сельского, традиционно находилось под влиянием мулл и улемов школы барелви. Последние одобряли важную для набожных и неграмотных деревенских жителей практику поклонения гробницам и могилам местных святых, ежегодные празднества в их честь (урсы). Улемы-барелви признавали обычаи и обряды суфиев, а суфийские ордена (чиштия, накшбандия, сухравардия, кадирия и др.) имели много последователей в сельской местности, особенно в провинции Синд. Из-за позиции властей, явно благосклонных к одному из направлений, обострились столкновения интересов между ними. Это вызвало серию нападений, заказных убийств, напряженную борьбу за контроль над мечетями (называемыми масджид) и учебными заведениями, медресе (дин-и-мадарис).
Значительную роль в усилении сектантских конфликтов сыграла прямая и глубокая вовлеченность Пакистана в афганский джихад. Как прифронтовое государство в самой крупной после Вьетнама «войне по доверенности» (т. е. конфликте глобальных держав, действующих через посредников) Пакистан получал большое количество военных, финансовых и технических ресурсов. Близкие к правительству религиозные организации, в первую очередь Джа-маат-е ислами и Джамиат-е улама-е ислам (о них см. выше), были косвенно включены в программы и механизмы распределения средств среди участников джихада, имея среди афганских исламистских партий своих союзников и подопечных. Немалые средства из тех, что предназначались афганцам, оседали в карманах пакистанских кураторов. Почти все боевые организации пакистанского исламорадикализма на более поздних этапах борьбы с правительством в Кабуле и поддерживающей его прямо или косвенно Москвой обзавелись тренировочными лагерями и базами подготовки бойцов-диверсантов на территории либо Афганистана, либо Пакистана, главным образом в полосе проживания горных пуштунских племен.
Весьма существенную роль сыграли при этом такие элементы пакистанской государственной системы, как армия и военная разведка, прежде всего межвойсковая (InterService Intelligence, ISI). Разведывательные органы взяли на себя выполнение функций не только внешней разведки, но и контрразведки, службы национальной безопасности, все более активно втягиваясь в тайное решение внутриполитических споров. По мере расширения сферы ответственности увеличились штаты всесильной ISI — до десятков, а то и сотен тысяч сотрудников (с учетом осведомителей и доносчиков).
Участие Пакистана в афганской войне привело также к усилению роли фундаменталистских партий и организаций, большинство из которых примыкают к деобандской школе богословия. В числе последних оказалась и ваххабитская организация Джамиат-е ахл-е хадис (ДАХ, Сообщество людей предания). То, что по происхождению эта организация не связана напрямую с центрами ваххабизма в Аравии (ее корни уходят в существовавшее в колониальной Индии движение Тарика-и мухаммадиа, т. е. Путь Мухаммада), не помешало ей получать с начала 1980-х существенную моральную и материальную помощь из Саудовской Аравии. Люди предания разделяют с радикалами-деобанди критическое отношение к шиитам, а возникшая в рамках их направления боевая организация Лашкар-е тоиба (Армия чистых) активно проявила себя в 1990-е и начале 2000-х участием в кашмирском джихаде (священной войне мусульман-сепаратистов в индийском штате Джамму и Кашмир).
Гибель диктатора Зия уль-Хака в авиакатастрофе в августе 1988 г. привела к демократизации режима власти, проведению выборов в парламент и победе на них оппозиции в лице Пакистанской народной партии. Правительство возглавила дочь З.А. Бхутто Бе-назир. Однако потеря военными рычагов управления была далеко не полной. Правительство Б. Бхутто смогло стать лишь одним из трех центров силы и влияния. Двумя другими оставались армия и бюрократия, причем от лица последней действовал президент, наделенный в соответствии с 8-й поправкой к конституции значительными полномочиями. Такая сложная конструкция оказалась весьма непрочной. Трижды, в 1990-м, 1993-м и 1997 гг., в Пакистане проходили внеочередные выборы, которые каждый раз заканчивались поражением прежнего правительства и приходом к власти нового. Дважды кабинет министров возглавляла Б. Бхутто (1988 — 1990, 1993 — 1996) и дважды — лидер Пакистанской мусульманской лиги Наваз Шариф (1990—1993, 1997—1999).
Существование такой дефектной, или, по определению О.В. Пле-шова, номинальной демократии сопровождалось сохранением условий для серьезных конфликтов на этнической, религиозной и сектантской почве. Ситуация, естественно, принципиально не изменилась и после нового прихода к власти военных в октябре 1999 г., а также и на этапе, последовавшем за проведением в октябре 2002 г. восьмых парламентских выборов и еще одного преобразования военного режима в военно-гражданский, номинально демократический.
Коснемся межрелигиозных конфликтов на современном отрезке истории Пакистана. Власти при Зия уль-Хаке предприняли шаги, серьезно осложнившие положение меньшинств, к числу которых, помимо индусов, христиан, парсов и др., в 1970-х годах присоединились и ахмадийцы. Принятые в 1983-м и 1990 г. поправки в Закон о святотатстве или богохульстве (Blasphemy Law) предписывают смертную казнь или пожизненное заключение за публичные действия, которые могут быть расценены как оскорбление Святого Пророка. Ахмадийцы, считающие себя мусульманами, были среди первых жертв применения закона.
Другой группой риска оказались христиане. Некоторые из них попадали в тюрьму по обвинению в богохульстве. Особое внимание общественности как в Пакистане, так и за его пределами привлек процесс над двумя панджабскими христианами — Рехматом Маси-хом и его сыном Саламатом. Последнего, неграмотного 14-летнего подростка, суд в начале 1995 г. приговорил к смертной казни. После долгих проволочек приговор был отменен, но в период судебных процессов над христианами на улице был застреляй один из обвиняемых — Манзур Масих.
В 90-е годы и позднее экстремисты не раз проводили операции запугивания против лидеров христианских общин. Новым гонениям христиане подверглись в период проведения антитеррористической кампании после 11 сентября 2001 г. Исламские экстремисты разгромили и подожгли несколько храмов в небольших городах восточной части Панджаба, выступали с провокационными заявлениями против местных христиан как пособников антиталибских сил. Антихристанские акты продолжались и в дальнейшем. В январе 2004 г. в Карачи прогремел мощный взрыв близ Пакистанского библейского общества. Не останавливаясь на положении других религиозных меньшинств, стоит лишь отметить, что в обстановке нетерпимости, сложившейся в период правления Зия уль-Хака и после него, им (за исключением парсов) приходится довольствоваться положением граждан второго сорта. Не имея по конституции права занимать высшие государственные посты, они подвергаются дискриминации при приеме на работу в официальные учреждения. Зия уль-Хак восстановил практику резервирования за религиозными меньшинствами мест в парламенте. Все немусульмане получили 10 из 237 мест.
Наиболее непримиримо среди суннитов к иноверцам относятся улемы-барелви. Созданная ими в 1948 г. партия Джамиат-е ула-ма-е Пакистан (ДУП, Сообщество пакистанских богословов) долгое время была одной из самых популярных среди мухаджиров именно благодаря ревностному отношению к религии, во имя которой эти жители Индии покинули родные места и переселились в Пакистан. В то время как для барелви главным представляется прозелитская деятельность, для улемов-деобанди основной является борьба с ересью, за чистоту ислама. В 1990-е спорадически возникали противоречия между двумя главными школами в пакистанском суннизме. Однако наиболее кровавыми и жестокими по-прежнему были столкновения между суннитами-деобанди и шиитами.
Стычки и акты терроризма происходили главным образом в пяти очагах — пуштунском, в полосе племен (агентство Куррам федерально управляемой территории племен), где шиитским являются племя тури и часть племени оракзаев, панджабском (Джанг, Фей-салабад), северобелуджистанском, где проживают шииты-хазарей-цы (представители той же народности, что населяет центральные районы Афганистана), а также в Лахоре и Карачи, где находятся главные шиитские мечети и медресе и проживает основная часть элиты шиитской общины.
Яркая вспышка суннито-шиитской борьбы пришлась на 1994— 1995 гг. Считается, что она не случайно совпала с острым противостоянием между правительством Б. Бхутто и оппозицией во главе с бывшим премьером Н. Шарифом, так как определенные силы пытались с их помощью в еще большей степени дестабилизировать обстановку. Очередное обострение пришлось на кризисную в экономическом и политическом отношении зиму 1997 — 1998 г. Наиболее драматическим эпизодом было нападение на шиитское кладбище в Лахоре в январе 1998 г. В результате расстрела собравшихся там людей на месте погибли 22 человека и более 50 (в том числе женщины и дети) серьезно пострадали. После этого на несколько дней центральные улицы Лахора перешли под контроль протестующей, разгневанной беспомощностью властей толпы. В ряде мест страны шииты в ответ совершили акты возмездия и сами стали жертвами новых нападений и погромов. По сведениям пакистанской печати, в одной только провинции Панджаб за 1996 — 1998 гг. в сектантских, главным образом суннито-шиитских конфликтах погибли 350 человек, причем 200 человек в одном 1997 г.
С приходом военных к власти осенью 1999 г. страсти несколько улеглись. Но летом 2003 г. в Кветте, главном городе провинции Белуджистан, неизвестные расстреляли 12 молодых шиитов-хазарей-цев, проходивших подготовку для службы в местной полиции. И это был не единственный случай выпадов против хазарейцев. В апреле 2004 г. в результате теракта, совершенного близ наиболее крупного деобандского центра обучения в Карачи и мечети Джамиа Бинора, погибли 10 и были ранены 40 человек. Последовавшие вслед за тем беспорядки в городе привели к гибели более 60 человек. Стоит заметить, что группой риска в связи с суннито-шиитским конфликтом оказались иранцы. Еще в 1990 г. в Лахоре произошло убийство генерального консула Ирана. В начале 1997 г. в другом панджабском городе, Мултане, убивают консула из этой страны и еще пятерых сотрудников консульства. Это вызвало острую реакцию протеста со стороны Тегерана, совпавшую по времени с усилением борьбы за влияние между двумя государствами в Афганистане. В 1998-м и 1999 г. одновременно с расправами талибов над афганскими шиитами участились нападения на иранцев в Пакистане.
Весь период обострения межсектантских отношений, особенно текущий этап, с конца 90-х, отмечен чередой убийств видных суннитских и шиитских религиозно-политических деятелей. В 1998 г. в Карачи был убит один из наиболее влиятельных представителей улемов-деобанди, наставник многих видных пакистанских и афганских радикалов (в том числе лидеров движения Талибан) маулана Юсуф Бинори. Вслед за этим последовали убийства богословов из числа шиитов и улемов-барелви.
Среди других расправ над политическими деятелями выделяются произошедшие уже после подключения Пакистана к международной антитеррористической кампании убийства одиозного руководителя Лашкар-е Джангви Риаза Басра (май 2002 г.), другого крупного суннито-деобандского радикала, лидера Сипах-е сахаба Азама Тарика, успевшего, кстати, стать сенатором (октябрь 2003 г.), лидера организации суннитов-барелви Сунни техрик (Суннитское движение) Салима аль-Кадри (ноябрь 2003 г.), деобандского духовного лидера, шейха-уль-хадиса, знатока священного предания, мечети Джамиа Бинориа в Карачи Муфти Шамзаи (май 2004 г.) и др.
Наряду с сектантскими и религиозными конфликтами продолжали периодически обостряться в 1990-х — начале 2000-х и межэтнические столкновения. Причем политизация последних была и более явной, и более существенной. Как и на начальных исторических этапах, этнический фактор остается главным индикатором и дифференцирующим признаком существующих в Пакистане теневых, неассоциированных групп интересов2. Причем эти группы пронизывают прежде всего высшие, элитные слои. В борьбе между ними, включающей, впрочем, и компромисс, и тактическое согласие, складывается равнодействующая политики правящих кругов по ряду вопросов.
Межэтнические разногласия и социальные конфликты на этой основе не ограничиваются борьбой в верхах. Они нередко затрагивают средние слои (торговцев и служащих) и низшие, пролетарские и люмпенские массы. При этом конфликт с участием широких слоев зачастую формируется и используется верхушкой общества, причем нередко через специальные государственные структуры, в том числе упомянутую выше военную, а также гражданскую разведку (Intelligence Bureau, IB), подчиненную министерству внутренних дел.
Из-за тенденции к изменению форм протекания конфликтов, от преимущественно мирных к силовым террористическим действиям, поменялся и способ манипулирования массами. Как правило, только отдельные их представители мобилизуются для участия в них. Впрочем, массовые мирные и полумирные выступления сохраняют определенное значение, в первую очередь в конфликтах интересов на этнорегиональной почве.
Как уже отмечалось, в Пакистане насчитывается пять-шесть основных этнических общностей, представители которых пополняют ряды партий и организаций этно(суб)националистического толка. Наиболее известной среди них является образованная в 1984 г. Му-хаджир кауми махаз (МКМ, Национальный фронт мухаджиров». Партия, возглавляемая харизматическим лидером А. Хусейном, добилась полной электоральной поддержки урдуязычного населения Карачи на всех выборах, проводившихся с 1988-го по 2002 г. в центральный и провинциальные парламенты. При этом лидер партии с 1990 г. скрывается от пакистанского правосудия в Лондоне и оттуда руководит действиями своих сторонников. МКМ требует признания мухаджиров пятой национальностью Пакистана (наряду с панджабцами, синдхами, пуштунами и белуджами) и выделения городского Синда в отдельную провинцию. Из-за этого у партии сложились остроконфликтные отношения с Пакистанской народной партией Б. Бхутто, опирающейся на поддержку синдхов и сельского Синда. В 1990 г. имели место первые кровавые столкновения между мухаджирами и синдхами. В 1991 — 1992 гг. Карачи охватили стычки и погромы, причем беспорядки затронули наряду с синдхами и прочих немухаджиров, населяющих многомиллионный город, т. е. главным образом пуштунов (их около 1 млн чел.) и панджабцев. Масла в огонь подлил раскол в рядах МКМ, вызвавший братоубийственную войну между основной группой А. Хусейна и отколовшейся МКМ (X) (хакики— «подлинная»). Для наведения порядка в город были введены войска.
Еще более острые формы противостояние приняло в 1994— 1995 гг. Волнения охватили Карачи, другие города Синда, перекинулись на его сельскую местность и другие провинции. В мае-июне 1995 г. отдельные районы Карачи превратились в арену настоящей гражданской войны. Потери за неполные два года превысили 2 тыс. человек. Столкновения привели к большому материальному ущербу. Вновь введенная в город армия объявила некоторые его районы запретными для посещения не проживающими там людьми (no go zone).
Помимо мухаджиров на статус отдельной национальности (пятой или шестой) претендуют некоторые жители южных и юго-западных округов Панджаба, говорящие на языке сирайки. Возникшее еще в 1960-х (об этом см. выше) верхушечное движение за образование провинции Сирайки (Сирайки суба) не добилось больших успехов, но и не сошло на нет. Его подогревают социально-экономическая отсталость южной части самой населенной провинции и заметная культурная обособленность. Вместе с тем к прямому вооруженному конфликту движение сирайки пока не привело.
Более острые формы на протяжении всего периода существования Пакистана имело национальное движение белуджей. Вооруженные столкновения в Белуджистане между повстанцами из крупнейших белуджских и брагуйских племен (марри, бугти, мен-гал и др.) имели место в конце 1950-х — начале 1960-х. Военные действия в провинции, главным образом в «стране марри», велись в 1974 — 1977 гг. Ситуация в Белуджистане вновь обострилась после длительного перерыва с 2003 г.
В основе противоречий на этот раз оказался экономический вопрос. В зоне расселения белуджских племен, главным образом племени бугти, находятся основные из разрабатываемых в стране месторождений природного газа. Среди белуджей распространено мнение, что центральные власти не используют природные богатства для нужд региона, допуская тем самым его дискриминацию. Имеются и другие причины, которые позволяют оппозиционно настроенным силам в провинции обвинять Исламабад в пренебрежении интересами и потребностями местного населения. Более трех лет в Белуджистане идет подлинная война между повстанцами и армейскими подразделениями. Террористические акты, главным образом выведение из строя газопроводов и ракетные обстрелы армейских баз, вызывают ответные карательные акции. В результате одной из них в августе 2006 г. погиб сардар (наследственный глава) племени бугти видный политический деятель, бывший губернатор Белуджистана 79-летний Акбар Хан Бугти. Его смерть привела к волнениям и акциям протеста.
В заключение нужно подчеркнуть, что в главе рассмотрены далеко не все конфликты на этнорегиональной и религиозно-сектантской почве. Страну характеризует многообразие, которое с большим трудом складывается в единство. Виной тому, по-видимому, неравномерность экономического и социального развития, общий его невысокий уровень, а также особенности политической культуры и политической системы.
После изменений во внешней политике Пакистана, вызванных событиями 11 сентября 2001 г., ситуация в стране, долгое время остававшаяся критической, стала улучшаться. Опираясь на внешнюю поддержку и одобрение большинства граждан страны, военные власти во главе с президентом генералом П. Мушаррафом укрепили правопорядок, проведя серию акций, направленных против религиозных экстремистов и членов различных террористических формирований. Был в значительной степени восстановлен демократический фасад политического режима, улучшились основные макроэкономические показатели.
Однако какие-либо серьезные структурные реформы властями не проводятся. Пакистанский государственный корабль держится на прежних якорях внешней помощи. Его отличает неизменность правящей элиты, состоящей в основном из землевладельческой по происхождению аристократии. Неизменна по сути и политико-государственная система, основу которой составляют армия и превратившееся чуть ли не в самостоятельную силу военно-разведывательное сообщество. Элементом системы остаются клерикальные исламистские круги. Связанные с этими и другими факторами консерватизм политического строя и косность общества (эффективная грамотность взрослого населения в стране не перевышает 40%) часто вызывают к жизни демонов конфликтов, которые, видимо, продолжат терзать Пакистан, непосредственно отражаясь и на положении в соседних странах.