Пакистан. Южная Азия. Исламский мир. Восток Ч1

Автор: Белокреницкий В.Я.

Большой Ближний Восток Категория: Пакистан

Страница 43 из 44

Исламистский радикализм в Пакистане: факторы, этапы, циклы*

Зарождение радикального исламизма

Радикальные тенденции были присущи исламу как комплексу общественно-политических воззрений задолго до нашего времени. Их существование в Индостане в более близкий к нам колониальный период коренилось в трениях между мусульманами и немусульманами, проживающими по соседству и взаимодействующими на бытовом уровне. Политизация социальных проблем приводила нередко к стихийным, неорганизованным столкновениям и давала повод для конфликтов более высокого ранга, вовлекавших в свою орбиту политические силы коммуналистской направленности. Сами эти силы могли провоцировать конфликты, перераставшие из бытовых, затрагивающих жизнь рядовых людей, в политические и придавать им острую идеологическую окраску.
В колониальное время к местным, локальным факторам радикализации добавились внешние, связанные с отторжением европейской власти и попыток навязывания ею христианских ценностей, как косвенным путем, так и прямым, поощрением миссионерского прозелитизма. В начале ХХ в. в арабском мире возник панисламизм, как общественно-политическое течение, настроенное на идейную борьбу с доминированием неисламского Запада, куда в ту эпоху включалась и Россия. Он оказал заметное влияние и на Индию, где имели место ранние проявления исламистской радикализации, с которыми британские колониальные власти вели упорную борьбу.
* Азия и Африка сегодня / Гл. ред. А.М. Васильев. 2016, № 5, c. 13-19.
После раздела колониальной Индии в 1947 г. и образования двух независимых государств — Индии (Индийского союза) и Пакистана — межобщинная (индусско-мусульманская) вражда стала сильнее ощущаться в Индии, где более 10% жителей исповедовали ислам, в то время как в Пакистане (в современных границах) к немусульманам относилось менее 3% населения. Впрочем, до 1971 г. Пакистан состоял из двух территориальных кусков, удаленных друг от друга на 1,5 тыс. км. В восточном «крыле» доля индуистов приближалась поначалу к 20%. Синкретический, пропитанный влияниям индуизма (тантризма) и буддизма, характер сложившейся там исламизированной культуры на фоне языковой, бенгальской, однородности не создавал благодатной почвы для исламистской радикализации.
Религиозный экстремизм в Пакистане подпитывался на первых порах в основном внешними обстоятельствами. Главным был спор с Индией по поводу принадлежности бывшего полусамостоятельного княжества Джамму и Кашмир. Ограниченная территорией княжества война между двумя соседями, растянувшаяся почти на полтора года (с сентября 1947 до декабря 1948 г.) завершилась разделом на меньшую, пакистанскую, и в три раза большую по населению индийскую части. В рамках Индийской Федерации возник единственный штат, Джамму и Кашмир, с мусульманским большинством.
Хотя в период, можно сказать, внутриутробного развития феномена радикального исламизма в Пакистане основными для него были антииндийские (региональные) и антизападные (глобальные) идеи, к ним быстро добавились и внутримусульманские фобии. Главным раздражителем в этом плане послужила община последователей неортодоксального религиозного проповедника конца Х1Х — начала ХХ вв. Ахмада Кадиани, известного оправданием колониального режима1. Часть последователей его учения переехала после 1947 г. из индийской части Панджаба в пакистанскую и расположилась в крупнейшем панджабском городе Лахор. Первые волнения на ан-тиахмадийской почве произошли в 1953 г. Их инициировали сторонники «очищения ислама» из двух организаций — Джамаат-е ислами (Исламское общество) и Маджлис-и ахрар (Собрание свободных). Обе политические организации не поддерживали борьбу за создание Пакистана. Между тем как многие представители богатой общины индийских ахмадийцев принимали в ней активное участие и заняли видное место среди ее политической элиты2.
Инициаторы ахмадийских погромов в Лахоре в 1953 г. были привлечены к суду, который вынес суровый вердикт — основателя Джамаат-е ислами, Абул Ала Маудуди, приговорили к смертной казне. После несколько лет, проведенных в тюрьме, он был помилован и смог продолжить активную политическую и литературно-проповедническую деятельность3 .
Постепенная радикализация политического ислама через 20 лет после осуждения антиахмадийцев привела к выполнению их требований об объявлении секты ахмадийя неисламской. Это произошло при Зульфикаре Али Бхутто, руководителе страны, пытавшемся соединить идеи ислама и социализма. После прихода к власти в результате военного переворота в июле 1977 г. генерала Мухамма-да Зия уль-Хака началась исламизация всех сторон общественной жизни4. Она стала инструментом придания законности перевороту и послужила фоном, который позволил через два года после свержения казнить З.А. Бхутто.

Подъем воинствующего исламизма

Время правления Зия-уль-Хака (1977 - 88) надо считать точкой отсчета для радикального ислама. Сама по себе «исламизация сверху» не несла в себе черты экстремизма. Он оказался косвенным результатом внедрения исламских норм в государственное управление, финансово-экономическую систему, судебно-юридическую практику и образовательную сферу. Произошло это потому, что мусульманская община в Пакистане неоднородна. В своем большинстве она состоит из суннитов ханифитского (ханафитского) мазхаба (религиозно-правовой традиции). Осуществление исламизации по этим канонам вызвало острое недовольство шиитов, составляющих, по разным оценкам, от 10 - 15 до 25% мусульман. В столице Пакистана городе Исламабаде и ряде других мест состоялись массовые уличные протесты шиитов. На гребне протестной волны, в начале 1980-х годов, появились их первые политические организации.
Консолидации шиитов способствовал успех шиитской (неошиитской) идеологии, утвердившейся после Исламской революции 1978—79 гг. в соседнем Иране. Противостояние главных ветвей ислама привело к появлению в Пакистане радикально настроенных боевых группировок — Сипах-е сахаба (суннитская, Воинов-сподвижников Пророка) и Сипах-е Мухаммад (шиитская, Воинов Пророка). Стычки между «воинами» приобрели затяжной и ожесточенный характер. В 1988 г. в ходе разборок был убит лидер пакистанских шиитов авторитетный богослов А.Х. Хуссейни, а через два года ответный теракт унес жизнь главаря суннитских «воинов» Х.Н. Джангви5. Такие события не могли не отразиться на пакиста-но-иранских отношениях, что добавляло остроту в радикализм на межсектантской почве.
Другим внешним фактором радикализации политического ислама в Пакистане на той же основе была ситуация в Афганистане. Афганские шииты составляют примерно ту же долю местного населения (10 - 20%), что и в Пакистане, но принадлежат в основном к одной этнической группе хазарейцев. Преследование шиитов-хаза-рейцев со стороны суннитского движения Талибан, установившего во второй половине 1990-х годов, опираясь на прямую поддержку Пакистана, контроль над большей частью территории страны, вызвало новые осложнения в пакистано-иранских отношениях и подтолкнуло процесс дальнейшей радикализации пакистанского исламизма.
Суннито-шиитские кровавые разборки приняли особенно острый характер в 1997 и 1998 гг., охватив, прежде всего, наиболее населенную провинцию страны Панджаб6. Это случилось спустя 10 лет после гибели Зия уль-Хака в авиакатастрофе, в период так называемого демократического просвета, то есть функционирования парламентской системы между военными режимами.
Нужно подчеркнуть, что утвердившиеся у власти в Кабуле афганские талибы были в большинстве учениками религиозных медресе (школ), расположенных в лагерях беженцев на территории Пакистана. Беженцы из охваченного войной Афганистана (их число равнялось, по оценкам, 3 - 4 млн человек) в большинстве состояли из пуштунов, этноса, во многом сохранившего традиции племенной и клановой организации. Хотя пуштуны являются самой многочисленной этнической группой в Афганистане, они по численности примерно вдвое уступают пакистанским соплеменникам. Пакистанские пуштуны не отказывали афганским «собратьям» в помощи, хотя это и вызывало определенные трения. Между тем, переход миллионов беженцев из одной страны в другую размыло и без того плохо соблюдаемую и охраняемую межгосударственную границу.
Не удивительно, что, поскольку радикализация основанной на исламистских идеях программы практических действий помогла афганским талибам одержать верх в борьбе за власть, в Пакистане стали набирать силу похожие явления. Расцвет максималистского ислама как идеологии и практики политического действия пришелся там на вторую половину 1990-х годов.
Отметим, что, помимо афганского, усилению исламистского радикализма способствовал кашмирский фактор. В упомянутом выше единственном в Индии «мусульманском» штате Джамму и Кашмир на рубеже 1980—90-х годов вспыхнул антиправительственный мятеж. Он был активно поддержан официальными пакистанскими кругами, настаивавшими на нерешенности вопроса о судьбе бывшего княжества. Помимо государственных средств, на поддержку борьбы кашмирских сепаратистов были мобилизованы общественные фонды, образованные с помощью целого ряда исламистских организаций8.
В самом конце 1999 г. пакистанским террористам удалось захватить индийский пассажирский самолет и посадить его в талибском городе Кандагар на юге Афганистана. Уступая угрозе расправиться над пассажирами, Нью-Дели согласился освободить четырех захваченных ранее в Кашмире лидеров боевиков. Их освобождение было воспринято исламистами как крупный успех и, казалось, усилило их позиции в Пакистане9. Однако смена власти в стране помешала дальнейшему развитию этих тенденций.

Первое отступление

Нужно подчеркнуть, что проблема индийского Кашмира сохраняла для Пакистана исключительную остроту на протяжении всего последнего десятилетия прошлого века. Очередному государственному перевороту в стране в октябре 1999 г. предшествовала спровоцированная пакистанскими военными мини-война в Кашмире10. Главной целью армейского руководства во внутриполитическом плане было, как представляется, создание условий для свержения правительства Наваза Шарифа, чья партия (Пакистанская мусульманская лига) уверенно победила на выборах 1997 г. и попыталась отстранить генералитет от рычагов управления страной. Придя к власти в результате государственного переворота, военные во главе с генералом Первезом Мушаррафом сделали ставку на умеренно происламские политические силы. Введение чрезвычайного положения помогло сбить накал страстей в суннито-шиитском противостоянии. Поутихла в новых условиях, как политическая, так и общественная жизнь. Власти с 2000 г. переключили внимание населения на проведение выборов в местные органы власти, которые не давали исламистам шансов для агитации и пропаганды. Проводя политику поощрения умеренного исламизма, пакистанские власти летом 2001 г., еще до осуществления терактов в США 11 сентября, запретили две боевые исламистские организации.
Отвернувшись от талибов осенью 2001 г., Исламабад, судя по всему, позволил находящимся под его влиянием радикально настроенным элементам совершить террористические акты в Джамму и Кашмире и осуществить нападение на здание индийского парламента в Нью-Дели11. Продолжавшийся из-за этого примерно полгода острый кризис в пакистано-индийских отношениях продемонстрировал опасность противостояния двух непризнанных мировым сообществом ядерных держав (подземные ядерные испытания сначала Индия, а затем Пакистан провели в мае 1998 г.) и разрешился фактическим отказом Исламабада от политической поддержки кашмирских экстремистов. В конце 2002 г. стороны объявили об отводе своих войск от межгосударственной границы и Линии контроля в Кашмире, а с весны 2003 г. начались консультации между сторонами по всем спорным вопросам.
Еще до этого в январе 2002 г. президент Мушарраф выступил с речью по национальному радио, где призвал отказаться от использования ислама как прикрытия для экстремистских призывов и террористических действий. Вслед за этим власти объявили о запрете пяти крупных исламистских организаций, провели обыски в их помещениях и арестовали около 2 тысяч активистов12. Хотя кампания оказалась краткосрочной и уже к весне того года большинство арестованных вышли на свободу, исламисты в результате понесли немалый ущерб. Это дало возможность смягчить обстановку в регионе, вызвав крайнее озлобление непримиримых боевиков. Они совершили серию покушений на президента Мушаррафа, в которых он не погиб лишь по счастливой случайности.
Одновременно с отступлением исламистов в Пакистане наблюдался откат религиозного радикализма и во всем центре Евразии после ликвидации исламистов (ваххабитов) в Чечне и Дагестане в 1999—2000 гг. и уже упомянутых атак террористов-камикадзе на Нью-Йорк и Вашингтон в сентябре 2001 г. Теракты дали повод для военной кампании в Афганистане, где под крылом талибов нашла убежище экстремистская арабская организация Аль-Каида во главе с Усамой бен Ладеном. Разгром отрядов движения Талибан осенью 2001 — зимой 2002 г. силами американо-британской коалиции и афганских соперников талибов с севера страны привел к власти в Кабуле разнородную правящую группу, состоявшую по-преимуще-ству из муджахедов (участников афганского джихада, «священной войны» 1980-х годов) доталибского призыва, как пуштунского, так и непуштунского происхождения13 .
Присутствие во властных структурах нового Афганистана значительного числа пуштунов было во многом связано с давлением Исламабада, который, как выше отмечалось, в последний момент перед крахом талибского режима согласился разорвать отношения с ним и, воспользовавшись своим географическим положением, предоставил ценную логистическую помощь американцам. США в ответ закрыли глаза на переход границы с Пакистаном главарей талибов и тысяч рядовых членов организации14. Пакистанская территория превратилась в тыловую базу радикально-исламистского подполья, где скрывались боевики из разных талибских и союзных с ними организаций, прежде всего так называемой сети Хаккани15, а также Аль-Каиды, Исламского движения Узбекистана (ИДУ) и др. Однако до определенного момента боевики притаились, накапливая силы и средства для нового этапа борьбы.
Пауза в активности пакистанских радикалов объяснялась не только гонениями на них властей. Тому же содействовали стабилизация экономического положения в стране и провозглашение правительством П. Мушаррафа политики «просвещенной умеренности».
В рамках последней был принят ряд законодательных актов, направленных на улучшение юридического положения женщин и возможностей для их участия в политической и общественной жизни. Вместе с тем, либеральные меры, одобряемые Западом, готовили почву для нового подъема исламизма, вызывая злобу и раздражение в консервативных и ультраконсервативных кругах.

Пик исламистской реакции

Иракская кампания США, начатая в марте 2003 г. сыграла, можно сказать, роковую роль в судьбах всего Ближнего и Среднего Востока, да и мира в целом. Она прервала эпоху ослабления международной напряженности, установившуюся в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Не закончив одну, афганскую, кампанию по вторжению в чуждую культурно-цивилизационную среду, Вашингтон без оснований и расчета ввязался в другую. И в том, и в другом ареале мусульманского Востока это вызвало усиление радикальных исламистских настроений. Укрывшиеся на пакистанской территории афганские талибы и их союзники перешли к подготовке нового наступления. Существенно укрепились позиции пакистанских радикалов в граничащих с Афганистаном горных пуштунских районах.
На первых порах экстремисты концентрировались в политических агентствах Южный и Северный Вазиристан Территории племен федерального управления (официальное название зоны пуштунских племен). Заметной фигурой среди них был участник афганского джихада Нек Мухаммад из племени вазиров, убитый американской ракетой летом 2004 г. После его гибели вооруженные отряды в Вазиристане возглавил Бейтулла Масуд (из одноименного племени), который в 2007 г. провозгласил создание Техрик-е талибам Пакистан (Движения пакистанских талибов, ДПТ)16.
Пик активности воинствующих исламистов пришелся именно на это время, кризисное для режима генерала Мушаррафа. В начале 2007 г. исламисты захватили контроль над Красной мечетью в Исламабаде. Названная красной по цвету строительного камня и облицовки, Лал масджид, как она называется на урду, представляет собой комплекс зданий в центре пакистанской столицы, включающих не только мечеть, но и религиозные учебные заведения. Власти долгое время не решались на штурм комплекса, взятого в кольцо. Мирные переговоры с решительно настроенными руководителями религиозно-учебного заведения ничего не приносили, а промедление ставило в трудное положение оставшихся за стенами комплекса учеников. Взятие мечети штурмом в начале июля 2007 г. привело к гибели около 200 человек и породило волну ответных терактов. Наиболее тяжелым по последствиям (свыше 60 погибших) стал прорыв начиненного взрывчаткой грузовика на территорию самого фешенебельного в Исламабаде отеля Марриот. Еще более крупным по числу жертв (более 180 человек) был взрыв 18 октября в Карачи во время триумфальной встречи вернувшейся в страну после долгого изгнания Беназир Бхутто, дочери З.А. Бхутто, которая сама дважды, в 1988—90 и 1993—96 гг., занимала пост премьер-министра. Завершил череду кровавых событий теракт 27 декабря, унесший жизнь Б. Бхутто.
Весь 2008 и первая половина 2009 года прошли под знаком усиления позиций исламистских радикалов в горной и предгорной областях страны. Этому способствовал раскол в верхах между военными и гражданским элитами, а также жесткая конкуренция между победившей на выборах в феврале 2008 г. Пакистанской народной партией, руководителем которой стал овдовевший муж Бхутто А.А. Зардари, и немного отставшей от нее по итогам выборов Пакистанской мусульманской лигой во главе с Н. Шарифом17 .
Распространение влияния пакистанских исламистов совпало по времени с усилением позиций их «собратьев» в Афганистане. Именно на 2006—2009 гг. приходится наиболее острая фаза вооруженного противостояния между возродившимися афганскими талибами и силами американо-натовской коалиции. В этот период весь пуштунский ареал по обе стороны от границы между двумя странами находился под сильнейшим давлением со стороны движения Талибан. Его лидер, амир аль-муслимин (предводитель правоверных) мулла Мохаммад Омар, признавался верховным духовным и политическим вождем как афганских, так и пакистанских исламистских инсургентов. Руководство Аль-Каиды также не оспаривало его авторитет.
Успехи исламистов, потребовавших от властей признать законность их власти в северной части пуштунского пояса, «нависающей» в географическом смысле над Пешаваром (главным городом Северо-Западной пограничной провинции, с 2010 г. — провинции Хайбер-Пахтунхва) и Исламабадом, способствовали достижению договоренностей между конкурирующими партиями и между гражданской и военной бюрократией. Тому же содействовали обещания США увеличить объем предоставляемой Пакистану военно-экономической помощи. В мае 2009 г. пакистанская армия перешла к решительным действиям против боевиков в долине Свата, предгорных округах Бунер и Нижний Дир. Активная фаза операции по очистке севера пакистанского пуштунского ареала от боевиков продолжалась до весны 2010 г.

Спад и кризис

С этого года можно вести отсчет современному этапу в эволюции исламистского радикализма в Пакистане. Для него характерно постепенное угасание активности радикалов и вынужденный их переход к тактике отдельных выпадов и террористических атак. Пакистанские талибы понесли в этот период крупные потери. В результате авиаудара с американского беспилотника осенью 2009 г. погиб Б. Масуд, а через четыре года аналогичная судьба постигла его преемника Хакимуллу Масуда. После его гибели в ДТП произошел раскол, и позиции движения резко ослабли.
Одновременно с отступлением джихадистов (участников современного джихада) в Пакистане то же самое происходило в Афганистане благодаря трехкратному росту численности войск США и НАТО в этой стране. Существенным ударом по мировому радикальному исламизму была ликвидация американскими морскими пехотинцами У. бен Ладена в мае 2011 г. То, что это была сделано в Пакистане, где он скрывался, без уведомления властей страны омрачило на некоторое время отношения между Вашингтоном и Исламабадом, но не изменило их характера. Пакистанский правящий класс сильно зависит от помощи и поддержки Америки и потому не может разрывать или надолго замораживать связи с ней.
В течение 2012 — 13 гг. ситуация с безопасностью в Пакистане оставалась неблагополучной, особенно это касается положения в главном городе страны, «распластанном» вдоль побережья Аравийского моря более чем 15-миллионном Карачи. В центральных районах мегаполиса проживают в основном говорящие на официальном языке страны — урду — потомки переселенцев из Индии и сами эти переселенцы, называющие себя мухаджирами, подражая первым мусульманам, отправившимся вслед за Пророком из Мекки в Медину. На окраинах города с 1990-х годов стали расселяться пуштуны, где они составляют ныне едва ли не большинство. Туда с 2010 — 11 гг. начали перемещать свои подпольные штаб-квартиры афганские и пакистанские талибы, заставившие карачинских пуштунов признать в них главных защитников их интересов. Криминальный бизнес в Карачи (торговля наркотиками, отмывание денег путем вложения в недвижимость и т. п.) превратился для талибов в крупнейший источник доходов. Борьба пуштуно-талиб-ских мафиозных группировок с преступным бизнесом мухаджиров, а также представителей других этнических групп (панджабцев, белуджей, синдхов), превратила город в одно из самых небезопасных мест на земле, где в среднем погибали в день 8—10 человек18.
Парламентские выборы в мае 2013 г. принесли победу партии Н. Шарифа, который в третий раз возглавил национальное правительство. Наведение порядка и борьба с экстремизмом были объявлены им главными приоритетами. Нужно отдать должное кабинету Шарифа — оно оказалось более способным решать эти проблемы, чем предшествующее правительство Пакистанской народной партии. Однако сложная расстановка политических сил в парламенте и законодательных собраниях провинций, а также непрекращающаяся борьба за влияние между армией (военной бюрократией) и партийно-государственной системой (гражданской властью) долгое время не позволяла приступить к решительным действиям по борьбе с радикалами.
Лишь после атаки террористов на международный аэропорт в Карачи в начале июня 2014 г. и вылазок диверсантов на северо-западе страны армия приступила к проведению масштабной операции по вытеснению боевиков из Северного Вазиристана под названием Зарб-е-азб (Разящий удар). К осени того года армейские службы по связям с общественностью сообщили о полном успехе операции — в ее ходе, как они утверждали, было уничтожено более тысячи радикалов — джихадистов.
16 декабря 2014 г. боевики нанесли ответный удар, проникнув на территорию привилегированной школы для детей военнослужащих в Пешаваре. За короткое время от рук террористов погибли более 140 учеников и их наставников, были ранены еще около 200. События в Пешаваре напомнили трагедию Беслана 2004 г., тем более, что среди террористов не оказалось, как выяснилось впоследствии, ни одного пакистанца, а руководил операцией выходец из Чечни.
Атака на армейскую школу была воспринята властями Пакистана как сигнал к ужесточению форм и методов борьбы с террористами и исламистской оппозицией. В список запрещенных в стране джихадистских организаций были включены более 10 новых, в том числе такие ранее «неприкасаемые» группировки, как сеть Хак-кани и Джамаат-уд-Дава (ДуД, Общество призыва)19. ДуД была фасадной и материнской организацией для террористической Лаш-кар-е тоиба (Армия чистых), ответственной за беспрецедентную по дерзости и масштабу (более 160 погибших) атаку высадившихся с моря пакистанских диверсантов на индийский Мумбаи (Бомбей) в ноябре 2008 г. Запрет двух этих структур был, вероятно, уступкой со стороны военных, которые, как считается, могли оказывать им покровительство. В ответ армия получила оперативно принятую парламентом 21-ю поправку к конституции, существенно расширяющую ее права и свободу действий. Согласно ей, учреждаются (правда, временно, на два года) военные суды для разбирательства дел, связанных с терроризмом и экстремистскими призывами. С подачи военных был также одобрен Национальный план действий по борьбе с террором20. В его рамках отменен мораторий на смертную казнь. В начале 2015 г. в обычных и гарнизонных тюрьмах были приведены в исполнение многие десятки смертных приговоров.
Принятые меры, к числу которых нужно отнести расширение армейских операций против джихадистов в горах пуштунского пояса и меры по наведению порядка в Карачи, оказались достаточно эффективными. Число терактов и диверсионных вылазок в 2015 г. снизилось приблизительно на 60% по сравнению с предыдущим годом21. Таким образом, характеризующая 2010 — 2015 гг. кривая преступлений на исламистской почве в конце периода круто пошла вниз. Означает ли это, что такая тенденция продолжится и, как заверяют руководители страны, в частности, главнокомандующий вооруженными силами (начальник штаба армии) Рахил Шариф (однофамилец премьера), в 2016 году с террором в Пакистане будет покончено?
Если исходить из представлений о цикличности в эволюции такого явления, как исламистский радикализм, то можно представить себе ее будущую траекторию в соответствии с намеченными в статье большими и малыми циклами. Первый из них представлен медленным подъемом исламизма и его экстремистской ипостаси в 1980 — 1990-х годах. По аналогии с длинным периодом возрастания можно увидеть проявление обратного тренда к постепенному умалению силы радикально-исламистского, джихадистского феномена. Обнаруженные малые циклы, наоборот, заставляют предположить, что за упадком в течение последних пяти лет наступит новый этап усиления.
При этом нужно иметь в виду, что формирующаяся в Пакистане ситуация будет зависеть от целого ряда внутренних и внешних факторов, которые часто находятся в тесной взаимосвязи. Несомненно, например, что афганский джихад давно стал неразрывной частью внутренней обстановки. По закону обратной связи развивается и кашмирский конфликт. В последнее время к Пакистану приблизились такие внешние феномены, как геополитическая региональная схватка между суннитскими и шиитскими державами, прежде всего Саудовской Аравией и Ираном, а также затяжная гражданская война в Сирии и Ираке. Возникшее там крайне агрессивное военизированное движение, Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ, или, согласно арабской аббревиатуре, ДАИШ) пытается оказывать влияние не только на Афганистан, где конкурирует за влияние с талибами, но и на Пакистан, а через них и на Центральную Азию.
Хотя пока нет оснований преувеличивать угрозу со стороны ИГИЛ, надо осознавать, что в Пакистане, как и в Афганистане и некоторых государствах ЦА, имеются регионы, представляющие собой благодатную почву для распространения идей и практики радикального исламизма. Кроме пакистанского северо-запада, о котором много говорилось выше, подверженными воздействию агентов и пропаганде ИГИЛ представляются бедные и отсталые районы юга Панджаба и севера Синда, то есть, обширные части двух стрежневых для государства провинций. Помимо социальных причин этому благоприятствует конфессиональная структура населения — сочетание суннитского большинства с шиитским меньшинством и вкраплениями христиан и индуистов.
Еще раз подчеркнем, что будущее пакистанского радикализма остается неопределенным. Внутренняя ситуация в стране в последние годы улучшилась, и потому ее стоит рассматривать как достаточно надежного партнера. Москва, кстати, уже предприняла меры для расширения сотрудничества с Исламабадом. Она поддержала его стремление стать полноправным членом Шанхайской организации сотрудничества, Российская госкомпания заключила осенью 2015 г. крупный экономический контракт. Возобновлено и военно-техническое взаимодействие22. Вместе с тем, внешние факторы складываются не слишком благоприятно. А они могут подтолкнуть процесс нового подъема радикального исламизма, который способен ввергнуть страну в тяжелый кризис.