14.04.2016 Турция: неоосманизм или неоглобализм?
Часть 1
Реакция Турции на недавнее обострение ситуации вокруг Нагорного Карабаха в очередной раз показала стремление Анкары вести активную многоплановую игру на обширных территориях Юго-Восточной Европы, Ближнего и Среднего Востока, а также постсоветского пространства. При этом несбалансированная позиция турецкого руководства по вопросу урегулирования карабахского конфликта позволяет говорить о намерении президента Эрдогана использовать карабахский вопрос и в контексте турецко-российских противоречий, и в целях оказания давления на Европу и США в расчёте добиться политических и финансовых выгод для себя на других направлениях.
Интересы населения Нагорного Карабаха, да и Азербайджана отходят в данном случае для Анкары на второй план. Тем более что вовлечение Турции в карабахский конфликт стало прямым следствием неблагоприятного для неё развития событий на сирийском направлении. Налаживание политического диалога в рамках Женевского переговорного процесса по Сирии, призыв членов Совета Безопасности ООН привлечь к переговорам сирийских курдов, а также намерение России сохранить ключевые элементы своего военного присутствия в Сирии загнали Эрдогана в «сирийский тупик». Сохраняющиеся у России два пункта базирования - морской в Тартусе и авиационный на аэродроме Хмеймим – согласно приказу президента Владимира Путина, «будут функционировать в прежнем режиме», а следовательно, контролировать сирийское воздушное пространство средствами ПВО.
Это фактически сводит на нет все попытки Турции поставить под контроль северные районы Сирии и установить над ними бесполетную воздушную зону по ливийскому образцу.
Потерпев неудачу в Сирии, Анкара решила сделать ставку на усиление своего военно-политического присутствия по периметру Ближнего Востока. Наряду с попытками разыграть карабахскую карту, было ускорено строительство турецкой многофункциональной (военно-воздушной и военно-морской) базы в Катаре. Турецкое руководство рассматривает данную базу как опорный пункт возможных в будущем военных операций в акватории Красного моря, в районах Закавказья, Центральной и Южной Азии. Кроме того, как подчеркивает эксперт иранского Института ближневосточных стратегических исследований Джавад Хейран-Ния, расчет Анкары строится на обеспечении за Турцией роли одного из государств, которые непосредственно регулируют механизмы системы безопасности в регионе Персидского залива.
В этом отношении Турция становится в один ряд с Соединёнными Штатами, имеющими базы в Бахрейне и Катаре, Великобританией (база в Бахрейне) и Францией (база в ОАЭ).
Вместе с тем открытие турецкой базы в Катаре будет иметь гораздо более многоплановое значение. Прежде всего, речь идет о попытке Катара, усилившись благодаря подписанию военно-политического соглашения с Турцией, выйти за рамки Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), ведущую роль в котором традиционно играет Саудовская Аравия. При этом США и НАТО до сих пор отказываются подписывать с указанным Советом какие-либо соглашения, которые можно было бы трактовать как обязательство оказывать государствам-членам ССАГПЗ военную помощь в рамках коллективных оборонительных обязательств.
Согласно данным стокгольмского института SIPRI, Катар начиная с 2010 года реализует амбициозную программу военных закупок, в частности, в Германии и Испании. Соответствующие контракты предусматривают приобретение в странах НАТО более 60 танков и 24 боевых вертолета. Ускоренное перевооружение катарской армии преследует цель создать мощные и мобильные вооруженные силы, способные более жестко оппонировать Саудовской Аравии, с которой у Катара исторически сложные отношения. В частности, в 2002 году (уже после подписания в 2001 году соглашения об окончательной демаркации границ Катара) Эр-Рияд отзывал своего посла в Дохе, а в 2014 году к аналогичному повторному шагу Саудовской Аравии присоединились ОАЭ и Бахрейн.
В настоящее время в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива сложились два активно противостоящих друг другу центра силы: Саудовская Аравия, ОАЭ и Бахрейн, с одной стороны, Катар - с другой. Оман и Кувейт пока выжидают.
И не случайно среди всех стран-членов НАТО именно Турция представляется Катару наиболее подходящим военным партнером. Дело в том, что Анкара традиционно заключает конкретные военно-политические соглашения с отдельными странами и даже территориями, находящимися в эпицентре «замороженных» региональных конфликтов. В частности, Турция имеет подписанные соглашения об обеспечении совместной обороны с Азербайджаном и Турецкой Республикой Северного Кипра. Иными словами, турецкое руководство позиционирует себя в качестве независимого игрока, способного самостоятельно отстаивать свои геополитические интересы вне существующих международно-правовых и блоковых механизмов. Такой подход все больше импонирует Катару. Как комментирует этот расклад сил иранский эксперт Джавад Хейран-Ния, «в настоящее время режим безопасности Персидского залива не обеспечивает прочную защиту всех стран этого региона, а Иран и Ирак вообще не принимают в нем никакого участия».
Вместе с тем и турецко-катарский военный альянс не может считаться вкладом в обеспечение региональной безопасности – хотя бы силу того, что, как признают сами турецкие эксперты, внешняя политика Турции на глазах теряет продуманность и осмотрительность.
На страницах турецкого издания Yeni Asya можно обнаружить весьма характерную оценку внешней политики Анкары как «далёкой от рационализма и носящей фантасмагоричный, реакционный характер». В Европе и США на сей счет стараются высказываться более сдержанно, учитывая натовскую солидарность и тот факт, что Анкара держит руку на регуляторе потоков беженцев. Однако и там от СМИ не укрылись особые отношения Анкары и Дохи. Так, чешское издание Echo24 указывает, что, несмотря на наличие коалиции арабских монархий и Турции, «не всегда эти игроки оказываются по одну сторону». «Несмотря на то, что эту «суннитскую коалицию» объединяет неприятие возвышения шиитского Ирана, внутри нее самой существуют противоречия. Как правило, по одну сторону оказывается Турция и Катар, которые активно поддерживают «Братьев-мусульман», а по другую – Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты, выступающие против этой организации», - подчеркивает чешское издание. «Пора нам перестать относиться к Турции как к союзнику и начать видеть в ней страну, которая вышла за рамки дозволенного» - это уже цитата из влиятельного канадского издания The Globe and Mail.
Характерно, что складывающийся турецко-катарский военный альянс уже сейчас подрывает позиции Анкары в других монархиях Персидского залива, ревниво наблюдающих за политикой друг друга. Это прослеживается, в частности, в публикациях тамошних СМИ, носящих выраженный антитурецкий характер, в том числе в отношении политики Анкары в Сирии и в карабахском конфликте.
«Причинно-следственная связь между последними международными событиями позволяет сделать вывод, что кто-то чрезвычайно заинтересован в возобновлении конфликта на юге Кавказа. Новая вспышка конфликта в Нагорном Карабахе произошла именно в то время, когда США и Россия серьезно сблизили свои позиции по многим вопросам, тогда как американо-турецкие отношения претерпевают охлаждение в результате разногласий по сирийской проблеме», - пишет влиятельное оманское издание Al Watan.
______________________________
Часть 2
Переговоры по сирийскому урегулированию в Женеве становятся все более неприемлемыми для Турции, и в Анкаре явно стремятся блокировать их под различными предлогами. Если ранее Эрдоган в качестве условия его согласия на переговорный процесс выдвигал требование скорейшей отставки Башара Асада, то теперь, после радикального изменения военно-политической ситуации в Сирии, в ход пущен курдский фактор.
По свидетельству постоянного представителя России при ООН Виталия Чуркина, Турция пригрозила срывом переговоров Дамаска с оппозицией в Женеве, если в них примет участие делегация сирийских курдов. По словам российского дипломата, столкнувшись с ультимативным требованием турецкой стороны, спецпосланник ООН по сирийскому урегулированию Стаффан де Мистура был вынужден отказаться от привлечения курдов к переговорам «на данном этапе». Однако понятно, что эта уступка не решает проблемы, поскольку урегулирование сирийского кризиса без учета курдского фактора и без прямого участия сирийских курдов невозможно.
Не удовлетворившись тактической уступкой со стороны спецпосланника ООН, турецкое руководство намерено добиться от ключевых участников сирийского урегулирования более весомых гарантий касательно курдов. И если инструментов давления на США у Анкары нет, то инструменты давления на Европейский союз есть и они великолепно отточены: Эрдоган намерен продолжать разыгрывать «карту беженцев», используя, в частности, свои «особые отношения» с федеральным канцлером Германии Ангелой Меркель и с другими представителями германской политической элиты. В числе последних следует особо упомянуть бывшего вице-председателя Еврокомиссии и комиссара ЕС по вопросам расширения социал-демократа Гюнтера Ферхойгена, стоявшего у истоков самого крупного расширения ЕС в 2004 году.
Сегодня Ферхойген защищает позицию Турции в отношении Евросоюза и оправдывает Эрдогана даже там, где тому предъявляют обвинения в попрании демократических прав и свобод. Вот показательный фрагмент из недавнего интервью Ферхойгена германскому изданию Cicero. «Формально переговоры о вступлении Турции в ЕС продолжаются, и они должны быть ускорены как часть миграционного соглашения… В отношении Турции как кандидата на вступление в ЕС действуют такие же правила, как и в отношении тех, кто уже вступил или желает вступить в Евросоюз. Главное условие - выполнение политических критериев - демократия, верховенство закона, права человека. Скидок не может и не должно быть. Мой опыт показывает, что необходимая демократическая трансформация в стране-кандидате происходит только тогда, когда европейские перспективы являются очевидными. Только таким образом ЕС обладает практическими возможностями воздействия на внутриполитическую обстановку. Но ЕС де факто отступил от этих возможностей, поскольку он не преследует цель вступления Турции. Я считаю, что ситуация с правами человека и проблемы развития демократии в Турции связаны с потерей перспективы вступления в ЕС», - говорит Ферхойген.
Расчеты Меркель, Ферхойгена и других германских политиков понятны: «откупиться» от Анкары отдельными финансовыми и политическими уступками и одновременно попытаться взять ее под какой-то контроль посредством новых обещаний и размораживания переговоров о приеме в Европейский союз. Как показывает опыт взаимоотношений Брюсселя с другими странами-кандидатами, подобный сценарий зачастую работает. В частности, так было с восточноевропейскими странами, вступившими в ЕС в 2004 году. Аналогичным образом Брюссель с большим успехом влияет на внутриполитические процессы и внешнеполитическую ориентацию Черногории, Македонии, Боснии и Герцеговины, Молдавии, Украины, Грузии и отчасти Сербии.
При этом в случае с турецкой заявкой Брюссель готов даже пойти на конфронтацию с отдельными странами-членами ЕС, недовольными протурецким сдвигом в политике Еврокомиссии. Как справедливо указывает издание Business Insider, «готовый на все Евросоюз сейчас всерьез рассматривает идею сделать Турцию одним из членов ЕС в обмен на то, чтобы большая часть мигрантов оставалась в пределах Турции», притом что предоставление Турции членства в Евросоюзе «является проблемой для Кипра». «Чисто с технической точки зрения Кипр обладает таким же правом вето, что и Германия, и Франция. Поэтому он может наложить вето на заключение этого договора с Турцией, несмотря на то что остальная часть Европы так отчаянно нуждается в заключении договора», - пишет издание и делает вывод: «Несмотря на то, что Кипр преследует свои законные интересы, ЕС просто игнорирует эти проблемы, что снимает лишние кирпичики со «здания» ЕС. Издевательства над более слабыми членами ЕС уж точно никак не согласуются с идеей "тесного единства"».
Однако оправдается ли эта тактика «умиротворения» Турции, рассматривающей вступление в ЕС не как самоцель, а как один из способов укрепить свои геополитические позиции в Евразии?
Для того чтобы оценить всю широту запросов и планов Анкары, стоит упомянуть о том, как формировалось геополитическое мировоззрение нынешнего премьер-министра Турции Ахмета Давутоглу, чья концепция политики «стратегической глубины» все больше приобретает измерение «глобальной широты». В частности, авторы официальных биографий Давутоглу не любят подчеркивать тот факт, что в 1990-1995 годах нынешний турецкий премьер работал в Международном исламском университете в Куала-Лумпуре, который в 1990-х годах превратился во всемирный центр притяжения студентов и профессоров из стран ислама. Его лекции и семинары этого университета посещал, в частности, известный лидер боснийских мусульман Мустафа Церич. Как говорят в самой Турции, пребывание Ахмета Давутоглу в Малайзии помогло ему войти в круг «Братьев-малайзийцев» (по аналогии с «Братьями-мусульманами») – неформальной группировки исламистских деятелей, делающих ставку на пропаганду идей политического ислама по всему миру через системы образования и другие инструменты «мягкой силы». Принадлежность к данному кругу стала определяющим фактором при формировании кадрового состава руководящих государственных структур в Турции с приходом к власти Эрдогана.
В свое время Ахмет Давутоглу признался, что встречи, которые он имел во время работы в исламском университете в Куала-Лумпуре, в значительной мере определили его позиции по актуальным международным вопросам и содержание самой концепции «стратегической глубины», которую Давутоглу кратко описывает формулой «Неоосманизм + пантюркизм + ислам = Великая Турция». Воплотив эту формулу в жизнь, Турция, по его словам, должна стать «центральным государством» нового евразийского порядка.
Соответствуют ли глобальные цели доктрины «стратегической глубины» интересам Европы, можно даже не спрашивать. Неоосманизм в идеологии и практике турецкого государства уже вызвал хаос в Сирии и массовый приток беженцев в страны Европейского союза. Это не мешает, однако, евроатлантическим структурам, и в первую очередь НАТО, использовать турецкий экспансионизм в своих целях. Сделать это Запад пытается не на одном, а одновременно на нескольких фронтах, и с этой точки зрения в дальнейшем еще большее значение будут приобретать ось Прибалтика - Черное море и ось Кавказ - Средняя Азия - Афганистан.
Смычка интересов США, Североатлантического альянса и великодержавной турецкой политики на «большой шахматной доске» очевидна. В этом плане Европе следует ожидать нового этапа в своих дискуссиях с Анкарой, когда Турция, удовлетворённая тем, как решились вопросы о беженцах, о финансовой помощи со стороны ЕС и отмене виз потребует признания за ней ключевой роли в решении таких проблем, как Сирия, Нагорный Карабах, Ирак, Кипр и курдское национальное движение.
П. Искендеров