Автор: Хадсон М.
Фининтерн Категория: Хадсон Майкл
Просмотров: 2790

31.07.2019 Автобиографическое интервью

 

Майкл Хадсон:

    "Я родился в Миннеаполисе. Это единственный город в мире, который был городом троцкистов. В 1930-е годы это был центр троцкизма, и мои родители сотрудничали с Львом Троцким, жившим в Мексике. Когда мне было 3 года, моего отца посадили в тюрьму по "закону Смита" как политического заключенного за то, что у него на книжных полках были работы Ленина и Маркса, и за то, что он был одним из руководителей всеобщих забастовок в Миннеаполисе с 1934 по 1936 год. Так я вырос в знакомстве с многими участниками русской революции и бывшими членами ЦК, когда Ленин был у власти.
   Когда мой отец вышел из тюрьмы, мы переехали в Чикаго, где он получил работу редактора "Traffic World" и "Traffic Supply News". Он окончил Университет штата Миннесота магистром по бизнесу в 1929 году, но тут началась (Великая) депрессия. Сперва он хотел поехать в Латинскую Америку, чтобы там стать миллионером, но когда началась депрессия, он понял, что капитализм несправедлив, и именно поэтому он стал троцкистом и редактором рабочей газеты "Northwest Organizer". Поэтому, когда я подрастал, у нас бывали старые члены Коммунистической партии Германии и американцы. Все они приходили к нам домой и рассказывали мне истории про революцию. Так что предполагалось и ожидалось, что я, когда вырасту, буду руководить революцией, если возникнет революционная ситуация. Таким образом, когда я был подростком, при мне обсуждали то, каковы надлежащие условия для революции.
   Но меня тогда не интересовала политика, я был увлечён физикой, химией, а также все больше и больше - музыкой.
   Потом я поступил в Чикагский университет, потому что учился в школе для одаренных детей, с повышенными требованиями к успеваемости. Мне сказали, что у моего отца был самый высокий коэффициент интеллектуального развития среди заключенных федеральной тюремной системы США, и поэтому они думали, что его ребенок должен быть умным, и они предложили мне пройти тест и потом направили меня в очень хорошую школу. Хотя выпускным был десятый класс, я думаю, что решающим для формирования моей личности годом был тот, когда мне было 14 лет. У нас был учитель-реакционер Кёртис Эджетт, преподававший социологию. Он упорно называл меня "commie" - "коммуняка". У него в классе над доской висел лозунг: "Разделайтесь с ними со всеми как с Розенбергами". Розенберги - это была семья сталинских шпионов, но когда я спросил: "Вы имеете в виду коммунистов?", он ответил: "Нет, я имею в виду евреев".
   Так вот, он называл меня сталинистом и коммунистом. Но у меня был одноклассник Дэнни Ландау - настоящий сталинист. Он назвал меня фашистом, потому что я был троцкистом. Так что в средней школе я был голосом разума - посредине. Только в тот период моей жизни я занимал среднюю позицию. Мы с друзьями заходили в класс, и мои товарищи приносили произведения Ленина и клали их на наши столы, которые стояли рядом, чтобы цитировать из них.
Когда мой отец был в тюрьме, одним из его занятий было составление толкового словаря всего того, о чём высказывались Ленин и Троцкий. И вот я поднимал руку, а другой ученик спрашивал, где у Ленина написано по такому-то вопросу, и я отвечал например: "В томе 6, стр. 322", и этот ученик подтверждал: "Да, это так". Мне нравилось, что меня ненавидят реакционеры, потому что из-за этого у меня появилось много друзей, и в результате того, что этот сталинист называл меня фашистом, а фашисты называли меня коммунистом, я сагитировал многих вступить в группы социалистической молодежи в Чикаго.
   Мои родители сотрудничали с Львом Троцким в Мексике, как и многие другие люди из Миннеаполиса, поэтому мне очень нравилось быть нон-конформистом, и меня никогда не беспокоило это положение нон-конформиста. Тогда я увлекался музыкой, учился игре на фортепиано и в общем учился, чтобы быть дирижером.
Когда я в 1959 году окончил Чикагский университет, я получил диплом по германской филологии и истории культуры; но когда я там учился, я ещё изучал музыку по полной программе, прежде всего цикл лекций немецкого теоретика музыки Генриха Шенкера.
   А в 1960 году, когда умерла вдова Льва Троцкого - Наталья, его душеприказчик Макс Шахтман передал мне авторские права и сказал, что поскольку я был крестником Троцкого, я должен основать издательство. Поэтому я начал переписку. Я переписывался с венгерским литературным критиком Дьёрдем Лукачем (GyörgyLukács), и он тоже передал мне свои авторские права, и тогда я поехал в Нью-Йорк, надеясь основать издательство и одновременно учиться дирижированию у Димитрия Митропулоса, который был дирижером (оркестра) Нью-Йоркской филармонии.
   Однако я так и не смог добиться того, чтобы кто-нибудь напечатал те или иные произведения. Лукач настаивал на том, чтобы я нанял его ученика, Артура Кана, делать переводы (на английский) его произведений. Его перевод был ужасным. Я хотел отредактировать его, но он не позволил мне редактировать, поэтому мне пришлось отказался от этого дела.
   А затем произошло событие, которое изменило мою жизнь. В подростковом возрасте моим лучшим другом был Гэвин Макфейдьен. Вы, наверно, слышали о нём как известном авторе документальных фильмов и основателе в Лондоне Centre for Investigative Journalism - Центра расследовательной журналистики. Он познакомил меня с Теренсом Маккарти, который был ирландским коммунистом и переводчиком трудов Маркса о теории прибавочной стоимости. Как-то вечером мы разговаривали о колебаниях уровня грунтовых вод в США. Количество солнечных пятен и уровень воды циклически растут и снижаются, что приводит к плохому урожаю, а это приводит к осенней утечке денег с рынка акций и облигаций, что в свою очередь приводит к периодическому финансовому кризису. Для меня это было так элегантно, так эстетично, что я решил немедленно стать экономистом, и Теренс сказал, что он станет моим наставником, если я прочту всю библиографию (литературные источники) по теории прибавочной стоимости Маркса.
Это стало причиной моих знакомств с большинством торговцев редкими книгами в Нью-Йорке. В результате я стал подрабатывать у Аугустеса Келли редактором и писать предисловия к ряду переизданий классиков экономики, которые он публиковал. За написание предисловий я получал от него книги. Так я собрал очень большую библиотеку, в которой были произведения многих американских авторов- протекционистов, многих экономистов, о которых обычно не упоминают в шаблонных историях экономической мысли.
   Однако мне всё же нужно было зарабатывать на жизнь. Я добрался до Нью-Йорка, имея только 15 долларов в кармане, а в 1959 году на 15 долларов, да будет вам известно, немногое можно было купить. Я израсходовал это немногое на комнату в грязном отеле в Гринвич-Виллидж. Затем я пошел погулять, увидел бар с народной музыкой и подумал: "Да у них хорошая народная музыка, надо бы туда зайти". И я зашел в бар, чтобы послушать игру на гитаре.
   Там кто-то подошел ко мне и сказал: "Привет, Гек Хадсон". Когда я был подростком, меня звали Гек, потому что любимой книгой моего отца был "Гекльберри Финн" Марка Твена. Это оказался Джон Херольд, который останавливался у нас дома в Чикаго, когда ездил в Висконсинский Университет и посещал моего друга Гэвина. Он стал исполнителем народной музыки. Он предложил мне пожить у него, пока я не устроюсь на работу и найду себе жильё. Поэтому я после одной ночи в этом отеле перебрался к нему, а потом нашёл работу - печатать по-французски на машинке в фирме Wonder Bread. Когда я пошел в агентство по трудоустройству, то оказалось, что единственное, что я умел, а большинство других людей не умели - это быстро печатать на машинке на французском и немецком языках. Там я поработал немного, а затем решил поступить в Нью-Йоркский университет (NYU) на курс экономики и получить степень магистра.
   Преимущество NYU заключалось в том, что преподаватели там были не на ставке, а на почасовой оплате, и их не интересовало, что у меня в голове; единственное, что их интересовало - мои деньги. Меня это вполне устраивало. Я держал свои мысли при себе и мне не промывали мозги. Они спрашивали: "Есть ли у вас уже какие-нибудь знания по экономике?" Я отвечал: "Нет, я изучал музыку и историю культуры. Мой наставник по истории культуры в Чикаго был Юджин Джоллес, и он познакомил меня с работами Шпенглера, Эгона Фриделла, Ницше и других авторов. Вот какие у меня знания по литературе".
   Я был зачислен в NYU и устроился на работу в компанию Savings Banks Trust (Трест сбербанков), которая была единственным коммерческим банком, в котором все сберегательные банки размещали свои собственные резервы. В Нью-Йорке тогда было 135 сберегательных банков, но теперь их вообще нет, их все сожрали, скупили на корню коммерческие банки. Моя работа заключалась в том, чтобы отслеживать сбережения в Нью-Йорке, то, как их сумма росла экспоненциально, и сравнивать её с той, которая была выдана в виде ипотечных кредитов. График этих депозитов был похож на кардиограмму. Депозиты в сберегательных банках росли каждый квартал, когда выплачивались дивиденды. Я видел, что в принципе люди помещали свои сбережения в банк, чтобы они росли автоматически по экспоненте благодаря опроцентовке. И я видел, как этот круговорот опроцентованных вкладов заталкивался на рынок недвижимости, что раздувало цены на жилье.
   Недвижимость - это тема, которую в США не преподают ни в одном курсе экономики. 80 процентов банковских кредитов в США, Англии и большей части Европы - это ипотеки на недвижимость, но в учебниках, по которым студенты изучают экономику, написано, что банки якобы кредитуют промышленность (производительную экономику). Но банки не выдают ни единого пенни промышленности для инвестиций в средства производства и наём рабочих. Они выдают кредиты тем, кто скупает предприятия, устраивает рейдерские захваты, ликвидирует их и захватывает их материальные активы, но никоим образом не тем, кто приумножает реальный капитал. Они одалживают деньги как ипотечные кредиты, принципиально кредитуя лишь под залог материальных активов, домов, коммерческой недвижимости, акций, облигаций или иных активов. Тут-то я понял, что финансисты действуют совсем не так, как это изображено в учебниках, по которым меня учили в Нью-Йоркском университете. Мне довелось прослушать курс о деньгах и банковском деле, который преподавал заидеологизованный греческий профессор Стивен Руссеас, который за всю свою жизнь ни дня не работал в банке (да вообще ни один из моих профессоров никогда не работал в банке, и все их "знания" - только из учебников), и он говорил по статье человека, который впоследствии стал моим другом - Хаймана Минского, который полагал, что цикл деловой активности можно объяснить таким образом, что сберегательные банки вкладывают свои резервы в коммерческую банковскую систему, а та якобы кредитует экономику.
   Я ему на это ответил: "Послушайте, то, что вы назвали коммерческой банковской системой, - это один банк; это банк, в котором я работаю, и мы вообще не кредитуем экономику. Мы скупаем облигации".
   За это я получил по его курсу жалкую "тройку"; он заявил, что я не понимаю экономику, как её объясняют в учебниках. Так я понял, что существует полное противоречие между тем, как функционирует экономика на самом деле, и тем, что об этом пишут в учебниках. После того, как я проработал в "Тресте сберегательных банков" три года, в декабре 1964 года я закончил этот курс и поступил на работу в банк Chase Manhattan в качестве экономиста по балансу платежей. Это была самая поучительная работа из тех, что у меня когда-либо были, потому что платежный баланс тоже является темой, которую не преподают ни в одном университете. Я позже преподавал её в New School - Новой школе, но университеты и поныне не обучают по теме платежного баланса. Вместо этого там занимаются примитивным монетаристским теоретизированием.
После того, как я закончил свою курс учёбы, я должен был написать дипломную работу. Теренс Маккарти предложил, чтобы я написал её о концепциях производительности, потому что есть много разных мнений о том, что продуктивно и что непродуктивно. В Нью-Йоркском университете был профессор по имени Соломон Фабрикант, как в слове "фабриковать". Он был начальником NationalBureau of Economic Research - Национального бюро экономических исследований. Когда я вошел в его кабинет, он сказал: "Прежде всего я хочу, чтобы вы стали сотрудником ЦРУ. Я вас вербую". Он показал мне копию самого первого опубликованного в США доклада ЦРУ, когда ЦРУ впервые вышло на публику. Там было написано о золотом запасе СССР и утверждалось, что СССР не хватит собственного золота в реках и рудниках, чтобы быть кредитоспособным. Я просмотрел доклад и сказал: «Вам должно быть известно, что всё это ложь. Яработаю в Chase Manhattan Bank. Наш клиент Anaconda Copper Co. покупала золотые слитки в СССР, а золотые слитки делают не из золота, намываемого из реки. Они изготовлены из золота, получаемого как побочный продукт электролитической очистки меди. То, что вам надо бы сделать, - это оценку производства меди в СССР, потому что когда вы электролитически очищаете медь, золото и серебро выпадают на дно, и именно этот осадок является источником большей части золотого запаса не только СССР, но и других производителей меди, таких как Чили."
   Он ответил: "М-да, вы явно недостойны стать сотрудником ЦРУ". Я не могу поверить в то, что он не знал о моем происхождении, но теперь это уже не имело значения. Я сказал ему, что хочу написать курсовую работу о концепциях производительности, поскольку меня интересует классическая экономика. Будучи марксистом, я понимал, как марксизм вырос из классической экономики, вырос из экономики французских физиократов, Адама Смита, Джона Стюарта Милля и проч. Для меня всегда была важной концепция обращения денег, концепция экономики как системы и объекта системного анализа, который как раз становился популярным в 1960-х годах. Фабрикант заявил: "Эти теории никчемны. Если бы эти теории были важны, тогда они бы пользовались успехом и о них писали бы в учебниках. Если какую-то теорию там больше не упоминают, то это потому, что она вымерла в дарвинской борьбе за существование и больше не имеет значения". Поэтому я обратился к другому профессору, с которым потом подружился - преподавателем по теме циклов конъюнктуры, бывшим коммунистом Герхартом Брай. Он был беженцем из Германии. Мы обсудили с ним несколько книг, которые я купил у букинистов, и я написал дипломную работу о Эразмусе Пешин-Смите, который написал «Руководство по политической экономии», ставшее доктриной Республиканской партии в 1853 году. Я решил написать диссертацию об американских протекционистах под руководством профессора Брай, и у меня не было никаких проблем на пути к докторской (кандидатской) степени (PhD) до тех пор, пока не пришлось проходить устные аттестации (вроде "кандидатского минимума" в СССР). Дело в том, что не было никого, кто бы преподавал на постоянной основе теорию денег и банковское дело в центре, на Вашингтон-сквер, в главном здании NYU. Поэтому я решил пойти к преподавателю по деньгам и банкам в пригородном кампусе, Уолтеру Хейнсу, который написал учебник. Уж он-то должен был бы знать о банковском деле. Я уже сдал устные экзамены у всех преподавателей, у которых учился - по истории экономики и развитию третьего мира; но этот корифей по деньгам и банкам заявил, что я ничего не знаю о банковском деле, что мои представления о том, как работают банки, совсем не то, что написано в учебниках, и мне пришлось пересдать этот устный экзамен после того, как я прочёл об этом фиктивном мире. Так я осознал тот факт, что академическая экономика - это фикция. Она не имеет никакого отношения к реальному миру. Это была действительно теория о параллельной вселенной, о которой можно сказать, что если бы реальный мир был таким, то существующее распределение доходов было бы справедливым, каждый получал бы то, что зарабатывал, не было бы паразитических доходов, все было бы справедливо, и вам следовало бы принять мир таким, как он есть. Но я никогда не принимал мир таким, как он есть, из-за того, как был воспитан. Как я уже упоминал, что когда я рос в Чикаго, для меня Вторая мировая война - это было время, когда всех, кто бывал у нас дома, бросили в тюрьму; все они во время войны были в тюрьме за попытки организовать забастовки, или за свою политическую деятельность, или за то, что были левыми; и только позже я узнал, что тогда происходили настоящие боевые действия, а не только сажали за решетку людей, которые читали Маркса и были радикальными лидерами.
Я работал в банке Чейз-Манхэттен (Chase Manhattan) до 1967 года; мне наконец пришлось уйти, чтобы закончить диссертацию. На это я потратил год. В банке Chase я стал специалистом по платежным балансам нефтяной промышленности. С началом и дальнейшей эскалацией войны против Вьетнама президент Джонсон в январе 1965 года, сразу после того, как я в декабре 1964 года начал работать в этом банке, издал "добровольные", а на самом деле принудительные правила иностранных инвестиций, запрещавшие американским компаниям инвестировать больше, чем на 5% по сравнению с инвестициями предыдущего года. Нефтепромышленникам это не понравилось. Они пошли к Дэвиду Рокфеллеру и сказали, что надо убедить правительство в том, что они очень ловко грабят другие страны, что они могут их очень интенсивно эксплуатировать, и что это на самом деле улучшает платежный баланс США, так что хорошо бы и далее неограниченно наращивать инвестиции за границей. Не мог бы он помочь им продемонстрировать это наглядно - статистикой?
   И тогда Дэвид Рокфеллер поручил мне провести исследование платежного баланса нефтяной промышленности. Рокфеллер сказал: "Мы не хотим, чтобы это делал отдел нефти и газа в банке Chase, потому что тогда нас сочтут лоббистами. Никто не знает, кто вы такой, поэтому вас сочтут беспристрастным. Нам надо знать, каково реальное положение, и если оно такое, как они считают, то мы опубликуем ваше исследование; но если оно им не понравится, то мы сохраним его для себя; поэтому, пожалуйста, дайте нам голые факты". И добавил: "Вы можете задавать нефтяным компаниям любые интересующие вас вопросы. Они будут заполнять формуляры, которые вы разработаете для упорядочения статистического учета. Мы даём вам год, чтобы написать все это." Я был этим очень доволен. Нефть была ключевым сектором международной торговли. И оказалось, что среднестатистически каждый доллар, который был реально инвестирован нефтяными компаниями США за рубежом, возвращался в экономику США не позже, чем через 18 месяцев. Таким быстрым был период окупаемости капиталовложений.
   Отчет, который я написал, положили на рабочий стол каждому сенатору и члену палаты представителей США, и меня поздравляли с тем, что я стал экономистом нефтяной промышленности. Таким образом я получил все необходимые знания о платежных балансах - той теме, как я уже сказал, которую не преподают ни в одном университете. Так я закончил работу, завершил диссертацию, а затем разработал методологию общего платежного баланса США. Большинство статистических данных по платежному балансу было изменено, когда для статистики выдумали показатель валового национального продукта. И теперь статистика учитывает весь экспорт и импорт так, как будто бы они полностью оплачиваются наличными. Так что если вы экспортируете зерно на миллион долларов, то считается, что вы сделали вклад в экономику в размере миллиона долларов. И если вы экспортируете на миллион долларов оружие для военных, то якобы вся оплата тоже возвращается в страну.
   Я обнаружил, что на самом деле в страну возвращается только часть оплаты фактического экспорта. А импорт имеет еще более низкие расходы на оплату по сравнению с его номинальной оценкой. Например, весь импорт нефти в США идёт от американских нефтяных компаний, и поэтому, если вы уплатите сто долларов за нефть, то из них, скажем, тридцать долларов - это прибыль, тридцать долларов - это плата американскому менеджменту, тридцать долларов - это плата за пользование экспортированным из США техническим оборудованием, буровым оборудованием и всем прочим, необходимым для добычи нефти.
   Когда я работал над отчётом, то я наиболее тесно сотрудничал со служащими Standard Oil Company, которая, как известно, всегда принадлежала Рокфеллерам. И когда я изучал их статистику, я им сказал: "В вашем балансе платежей я не смог найти того, где Standard Oil делает прибыль. Получает ли она прибыль от нефти на стадии добычи? Или она получает прибыль при продаже на бензоколонках, то есть в розничной торговле?" Казначей Standard Oil ответил: "Ну, вам-то я могу сказать, где мы получаем прибыль. Мы получаем её здесь, в моем офисе. Я спросил: "Каким образом? В статистике по каким странах я смогу её найти? Я не нашел её ни в Европе, ни в Азии, ни в Латинской Америке или Африке." Он ответил: "А вы видели в самом конце таблиц географических данных графу "международные доходы" - под названием "международное"? "
Я сказал: "Да, вот это мне было всегда непонятно. Что же это на самом деле? Я думал, что все зарубежные страны в совокупности и дают это "международное". Тут он мне объяснил, что это "международное" означает страны, которые являются псевдо-государствами. Это Либерия и Панама - страны, в которых имеет хождение доллар США, а не собственная валюта. Таким образом, там нефтяная промышленность не подвержена валютному риску. Они ещё являются выгодными флагами для регистрации судов, и там нет подоходного налога. Он объяснил мне, что Standard Oil продаёт свою нефть с Ближнего Востока по очень низкой цене в Либерию, Панаму или Лагос (? - Нигерию), или вообще туда, где выгодный флаг судоходства и нет налога на прибыль. А затем фирма продаёт свою нефть оттуда уже по очень высокой цене своим нефтеперерабатывающим заводам в Европе и США по столь высокой цене, что эти её "исходящие" - "downstream" филиалы не делают никакой прибыли. Таким образом удаётся избежать взимания налогов. Со всех американских нефтяных инвестиций в Европе налоги не взимаются, потому что бухгалтеры нефтяных компаний указывают там очень высокую (фиктивную)цену барреля нефти, за который они реально платят очень мало странам третьего мира, таким как Саудовская Аравия, которые получают только плату за разработку месторождений (royalty).
Standard Oil и другие нефтяные, а также горнодобывающие компании США якобы не получают там прибылей, потому что цены там очень низкие; поэтому все прибыли декларируются как получаемые в Либерии или Панаме, в этих псевдо-государствах.
   А вот как я получил представление о том, что в наши дни называют отмыванием денег. Это было в те несколько последних месяцев, когда я работал в Chase Manhattan в 1967 году. Как-то раз я поднимался к своему офису на девятом этаже, и какой-то мужчина в лифте мне говорит: "А я иду к вам в офис, Майкл. Смотрите, вот письмо. Я из Государственного департамента (я думаю, что на самом деле он был из ЦРУ). "Мы хотим получить расчёты того, сколько денег смогут получить США, если мы учредим банковские филиалы для капиталов преступников всего мира". Он сказал: "Мы прикинули, что мы сможем финансировать (и он сказал это в лифте) войну во Вьетнаме теми деньгами от наркоторговли, которые будут поступать в США. Можете ли вы рассчитать это количественно?"
   Так я три месяца занимался выяснением того, сколько денег от наркомафии поступает в Швейцарию, и каков объём наркоторговли в долларах. Они оказывали мне помощь всеми статистическими данными по этому вопросу и при этом говорили: "Мы можем стать мировой столицей организованной преступности, и она будет финансовой опорой доллара, и это обеспечит нам доходы, необходимые для победы над коммунизмом во Вьетнаме и во всём мире. Но если мы этого не сделаем, то террористы с бомбами приедут к нам в Нью-Йорк".
   Вот так я стал специалистом по отмыванию денег! Ничто иное не могло бы лучше подготовить меня к пониманию того, как реально функционирует глобальная экономика! У меня была вся статистика, мне помогали люди из правительства, которые объясняли мне, как ЦРУ сотрудничает с наркомафией и другими преступниками и похитителями людей с целью выкупа, чтобы получать деньги, которые не фигурировали бы в официальных балансах, и которые Конгрессу США не надо было бы ассигновать, ведь они будут расходоваться на убийства людей и финансирование государственных переворотов. Они были совершенно откровенны со мной на эту тему. И я понял, что они не удосужились навести справки о моей "благонадёжности".
   После этого мне захотелось провести исследование совокупного платежного баланса США. Я пошел работать в фирму Arthur Andersen - Артур Андерсен, которая в то время была одной из "Большой пятерки" фирм по финансовой отчётности в США. Позднее она был признана виновной в мошенничестве из-за соучастия в скандале фирмы Enron и была закрыта. Но я работал там ещё до того, как другие сотрудники попали в тюрьму, прежде чем фирма Артур Андерсен была закрыта. Там я занимался один год тем, что применил мой метод анализа платежного баланса к платежному балансу США. Когда я наконец закончил эту работу, то обнаружил, что весь дефицит платежного баланса США в 1960-х годах, с начала войны во Вьетнаме, был вызван военными расходами за границей. Все прочие доходы и расходы - по торговле и инвестициям частного сектора, и по торговле и инвестициям сектора туризма были точно сбалансированы. А весь дефицит был военным.
   И вот я доложил эту мою статистику. Мой начальник, г-н Барсанти, пришел ко мне через три дня и сказал: "Я боюсь, что нам придётся вас уволить". Я спросил: "Что случилось?" Он ответил: "Мы отправили этот материал Роберту Макнамаре. (Тому самому, что был министром обороны США, а затем стал еще более опасным человеком во Всемирном банке (World Bank), который, вероятно, более опасен для человечества, чем вся военщина США, но это уже другая история). Г-н Барсанти сказал, что Макнамара заявил, что фирма Артур Андерсен больше никогда не получит ни одного контракта от правительства, если опубликует мои расчёты.
Во всех документах Пентагона времен режима Макнамары и позже нет ни единого слова о тяжести бремени Вьетнамской войны для платежного баланса. А ведь именно это лишило доллар США обеспечения золотом. В банке Чейз-Манхэттен с 1964 года и до тех пор, пока я оттуда не ушел, каждую пятницу Федеральная резервная система выдавала свой "таргетинг" - свою еженедельную статистику. По ней мы могли отслеживать движение золота. Все говорили о том, что генерал де Голль менял наличные доллары на золото, потому что Вьетнам (ранее) был французской колонией, и американские солдаты и армия в целом были вынуждены иметь дело с французскими банками, откуда доллары поступали во Францию, а де Голль обменивал их на золото.
   Однако на самом деле (Западная) Германия (с тамошних военных баз США)получала ещё больше золота, чем де Голль, но об этом умалчивали. Поэтому я мог видеть, как военные расходы лишают доллар США обеспечения золотом. Так возникла Columbia Group из трёх человек: Теренса Маккарти - моего наставника; Сеймура Мелмана - профессора Школы промышленной инженерии Колумбийского университета, где также преподавал Теренс; и меня. Мы предупреждали, что война во Вьетнаме неизбежно уничтожит денежную систему США - ту, которую мы хорошо знали; и мы главным образом выступали повсюду в Нью-Йорке с речами об этом."

Майкл Хадсон

   "Моя первая статья, написанная для прессы, была опубликована в журнале Ramparts Magazine под названием "The Sieve of Gold" - "Золотое сито", о том, как война против Вьетнама заставит США отказаться от золотого стандарта, что, разумеется, произошло в 1971 году, когда президент Никсон в августе прекратил обмен долларов на золото. А затем я принёс мое исследование платежного баланса (США) в бизнес-школу Нью-Йоркского университета, и они сказали: "Ах, как замечательно! Мы опубликуем его". Так что мне удалось его немедленно опубликовать.

   В результате меня пригласили выступить с лекцией перед выпускниками NewSchool for Social Research - Новой школы социальных исследований в Нью-Йорке. В то время, когда я делал (экономический) анализ войны во Вьетнаме, мне довелось анализировать цены на медь. На каждого солдата во Вьетнаме (США)расходовали одну тонну меди в год, и я представил себе, что они как бы сражались при помощи слитков меди. Поэтому я сделал прогноз цены на медь, исходя из наращивания численности войск, по одной тонне меди на одного солдата, и предсказал, что цена на медь поднимется. Так я стал известен как Mr. Copper - мистер Медь. Как я уже сказал, фирма Anaconda была главным клиентом банка Chase, а фирма Kennecott была клиентом Citibank, и вместе они образуют группу торговцев сырьём на Уолл-стрит, просто обожающих медь. Мне тоже нравится медь, и когда руководитель этой группы сказал: «Алюминий - это дерьмовый металл», я чувствовал то же самое: что медь - хорошая вещь.

   К 1968 году самым массовым объектом воровства в США стала медь; воровали медные водосточные трубы церквей, а также медную электропроводку. Воры тащили любой кусочек медного лома, потому что цены поднялись; это показало мне феномен вторичного сырья и тот факт, что источником металлов являются не только рудники, но и переработка металлолома.

   После этого я некоторое время работал экономистом в фирме Continental Oil, которая по моей рекомендации купила в Багдаде компанию по добыче меди, потому что я видел, что война будет продолжаться ещё некоторое время. Они также занялись недвижимостью. Ну а когда они перебрались в Коннектикут, я решил стать преподавателем в Новой Школе, потому что у меня никогда не было курса по теории торговли, и единственный способ изучить какую-то тему - это преподавать ее. Поэтому я стал читать курс лекций по теории торговли, а затем в 1970 году был принят на работу штатным преподавателем и преподавал анализ национального дохода, используя в качестве учебника работу Маркса "Теории прибавочной стоимости". Это привело в бешенство декана факультета - Роберта Хейльбронера, чьё мышление о Марксе ограничивалось тем, что Маркс ел за завтраком и как он чувствовал себя потом, и действительно ли Маркс спал со своей служанкой. Об экономическом анализе он не имел никакого представления, и взбесился оттого, что я преподавал курс по анализу национального дохода. Он заявил: "Ты - бандюга с Уолл-стрита! Ты же не знаешь, что всего лишь треть студентов-экономистов - из фирм, а ещё одна треть - иностранные студенты из ООН, и ещё треть - левые радикалы." Он воображал, что я там стараюсь лишь для студентов, занятых бизнесом. Я ни разу не занимался болтовнёй о политике в Новой школе. Мне стало ясно, что Хейльбронер судит о марксизме по-сталинистски, то есть очень примитивно. Поэтому он нанял сталиниста Стива Хаймера якобы для того, чтобы преподавать теорию торговли, и я сказал: "Ну хорошо, я буду преподавать только теорию денег и теорию банкового дела".

   Хаймер был пропагандистом ЛСД. Он предлагал студентам принять ЛСД, а потом слушать его лекцию. Примерно через год после того, как его приняли на работу, он отправился на конгресс American Economic Association - Американской экономической ассоциации - в Монреале с группой студентов, заставив их там принимать ЛСД и куралесить. На обратном пути в Нью-Йорк он врезался своей машиной в грузовик, и его группа погибла. Это очень опасно - водить машину после приёма ЛСД.

   А иностранные студенты приходили в мой кабинет и спрашивали: "Он что - из ЦРУ? Зачем ему надо, чтобы мы принимали ЛСД; может для того, чтобы - как известно - нас депортировали, арестовали или завербовали в шпионы?" А раз я был тем самым типом, к которому они ходили, то это навело Хейльбронера на мысль, что я уж точно заслан Уолл-Стритом.

   И вот наконец в 1971 году доллар утратил обеспечение золотом. Переработав ряд моих написанных ранее статей, я написал мою первую книгу "Super Imperialism: TheEconomic Strategy of American Empire" - "Суперимпериализм: экономическая стратегия американской империи". Он вышла в свет в сентябре 1972 года. Надо сказать, что тогда меня почти каждый год приглашали выступить с лекцией на ежегодной встрече (акционеров и сотрудников) фирмы Drexel Burnham. Как и фирма Arthur Andersen, они тоже оказались лавочкой преступников, руководство которой попало в тюрьму за мошенничество. Они шутили, что я для них - тот самый "гой" (не-еврей) , которого по традиции приглашают на шаббат. Мой тамошний друг Андре Шарон, бывший также протеже Теренса МакКарти, сказал мне: "Мы собираемся провести ежегодную встречу, и мы представим вас Герману Кану, блистательному военному теоретику". Андре сказал: "Он хочет поговорить с вами, но говорит очень быстро и он вообще парень хоть куда. После того, как он услышит, о чём вы говорите, он предложит вам работу. Вероятно, вы не поймёте, что он говорит, поэтому просто ответьте «да». Вам пора выкарабкиваться из академических кругов, вам же там нечего делать."

   Поэтому я выступил там с докладом о нефтяной промышленности, о том, как Америка эксплуатирует мир и о том, как с утратой обратимости (доллара) в золото, у других стран осталась лишь одна возможность использовать свои долларовые излишки платежного баланса. Эти доллары остаются у них в результате дефицита платежного баланса США, вызванного военными расходами. Поэтому иностранным центральным банкам впредь придется покупать казначейские облигации США - treasury bonds. Таким образом, военные будут тратить доллары за границей, закачивая доллары в экономику европейских и азиатских стран, которые затем будут возвращать их, кредитуя правительство США покупкой его облигаций, финансируя его войны и военную угрозу для себя самих.

   После того, как я рассказал всё это на встрече на Уолл-Стрит, Герман Кан сказал: "Это блестяще. Мы заткнули за пояс британских империалистов. Это отличная история. Бросайте мир науки, я буду платить втрое больше, если вы будете работать у меня."

   Я ответил: "Знаете, я надеялся, что мои студенты будут продолжателями и популяризаторами моих идей". А он говорит: "Послушайте, вы что, надеетесь на то, что когда-нибудь один из ваших студентов станет сенатором или даже президентом? Давайте, переходите в Hudson Institute - Институт на Гудзоне". (Он был так назван не в мою честь, а по реке (на берегу которой стоит), хоть эта река и была открыта одним моим предком). И добавил: "В следующем месяце я приведу вас в Белый дом. Неважно, кто президент. Да разве вам не хочется немного подождать, пока кого-нибудь изберут новым президентом, и вы станете его советником, чем надеяться на то, что когда-нибудь будет избран один ваш студент из Новой школы?"

   Поэтому я сразу же перешёл на работу в Hudson Institute и получил обещанную зарплату. Я стал там вторым человеком, и мы ни в чём не соглашались друг с другом. Он был "правым" и сионистом, а я был "левым". У нас в Институте было сделано большое исследование "окружающей среды корпораций", информирующее корпорации о том, что происходит в мире. В результате я получил большинство клиентов.

   В один прекрасный день, сразу после того, как в сентябре вышла моя книга, а я в то время купил много предметов тибетского и китайского искусства, будучи специалистом-любителем азиатского искусства, мне позвонили. А (до того) утром я проснулся и получил письменное уведомление, что должен 3500 долларов торговцам предметами искусства, и я размышлял, что мне делать. И вот мне позвонили, кажется, из Royal Bank - Королевского банка Канады, и говорят: "Мы как раз получили 20 миллионов долларов прибыли, прочитав вашу книгу и её последний абзац о том, как будут расти цены. Что вы запросите за то, чтобы приехать и прочесть у нас лекцию?" Я ответил: "Ну, скажем, 3500 долларов", и они согласились. И я подумал, как же это замечательно.

   Они организовали мою лекцию через посредство биржевых брокеров Molson Rousseau в Монреале. Все, кто пришел послушать меня, получали комиссионные с торговли акциями, и из них суммарно 3500 долларов они должны были дать мне в конверте наличными.

   Это всем очень понравилось, и поэтому они через два месяца снова пригласили меня. Видимо, они не знали, что я тогда работал в Hudson Institute. (Большую часть времени я работал дома). Они позвонили и Герману Кану и попросили его о том же. Они просто сказали ему: "Выступавшему в последний раз мы заплатили 3500 долларов". Он сказал: "Ну вы же знаете, что я знаменитый автор, вы должны заплатить мне 4000 долларов". Таким образом, они заплатили ему 4000 долларов. Все прошло как по маслу.

   Затем они позвонили мне: "Публике очень нравится наш цикл лекций. Приедете ли вы снова?" Я сказал: "А сколько вы мне заплатите?" Они ответили: "3500 долларов". Я сказал: "Насколько мне известно, вы заплатили Герману Кану 4000 долларов. Вам придется заплатить мне 4500 долларов." - "Хорошо, мы соберём больше людей." Они собрались, и я прочёл лекцию.

   Затем в следующем месяце они позвонили Герману. Он заявил: «Я так понимаю, что вы платите Майклу 4500 долларов. А я его босс. Вам придется заплатить мне 5000 долларов." В конечном итоге мы добрались до 6500 долларов гонорара, и тогда они сказали: "Вы что это, друзья, за игры с нами играете?" И с этого момента 6500 долларов в месяц дополняли мои 45 000 долларов в год из Института Хадсона.

   С Германом я объездил весь мир. Мы побывали в Корее, Японии и Франции, в основном рассказывая о платежном балансе. Герман весил более 400 фунтов. Однажды мы были во Франции и упаковывали в гостинице свои вещи, и он попросил меня вынуть его штаны из шкафа. Так вот, длины моих рук не хватило бы на то, чтобы охватить его вокруг талии. На следующий день после нашего возвращения нам пришлось поехать в Белый дом на совещание по нефти и платежному балансу. И знаете, кем там оказался заместитель главы казначейства США? - Моим старым наставником из Standard Oil, который объяснял мне, как функционируют оффшорные банковские центры. Он поведал мне и Герману, что сказал саудовцам следующее: "Вы можете заламывать сколь угодно высокие цены на нефть". Это было сразу после того, как США в четыре раза увеличили цены на зерно, чтобы финансировать войну во Вьетнаме в 1972-73 годах, а ОПЕК ответил четырёхкратным повышением цены на нефть.

   Этот заместитель главы казначейства США объяснил мне, почему они могут запрашивать за нефть, сколько хотят. Он знал, что чем выше они заломят цены, то тем больше американские компании смогут требовать в оплату за отечественную нефть. При этом саудитам приходилось возвращать полученные доллары в США, вкладывая их в казначейские облигации или фондовый рынок. (Ведь им сказали:)"Мы не дадим вам покупать американские компании, вы можете покупать только акции или облигации, и вы должны котировать свою нефть только в долларах. Если вы этого не сделаете, то мы будем считать это поводом для войны".

   Тут-то я понял самую главную суть того, как империализм в действительности функционирует. Это вовсе не то, что написано в большинстве учебников. Там обычно нет ни слова о платежном балансе, хотя ключом к пониманию финансового империализма является именно платежный баланс. США всеми силами борется за то, чтобы другие страны не вернулись к золотому стандарту, потому что в то время, когда США прекратили обмен долларов на золото в августе 1971 года, каждая банкнота доллара США обеспечивалась на 25% золотом при цене 35 долларов за унцию. Лишившись избытка золота, США были вынуждены отменить обеспечение золотом. И его цена сразу же поднялась. Как гражданину США, мне не разрешалось покупать золото. Я, конечно, знал, что это произойдет, но я не мог заработать на этом. Вместо этого я покупал азиатское искусство - в основном тибетское и индийское искусство.

   Короче говоря, я стал финансовым консультантом канадского правительства в результате лекций биржевым маклерам в Монреале. Они говорили: "Нам нужен кто-то, кто знает американский рынок акций и облигаций". В то время я был в США самым высокооплачиваемым экономистом-подёнщиком по финансовому анализу. И вот мне позвонили и сказали: "Они захотят нанять вас, но у них есть только один способ, которым они могут определить, насколько вы интеллигентны. Вы разбираетесь в винах?"

   Когда я учился в Чикагском университете, университет платил своим профессорам настолько плохо, что в смысле заработка их идеалом был официант-виночерпий в Pump Room - шикарном ресторане в Чикаго. Его даже сняли в кинокомедии «Блюз Бразерс» с Джоном Белуши. Поэтому на всякий случай я быстренько прошёл курс обучения на sommelier - официанта-виночерпия, получил свидетельство и привез с собой в Канаду две бутылки (красного бургундского) вина - одну Richebourg и одну La Tâche, которые я купил из коробки остатков в пригородном магазине. Я отдал их человеку, принимавшему меня в Оттаве, и большие шишки в правительстве сказали: "Это как раз тот человек, кого нам нужно".

   Там я написал исследование о том, что Канаде не нужно брать займы за границей для того, чтобы провинции инвестировали в экономику страны. Они могуть творить свои собственные деньги (не давая паразитировать на себе частным ростовщикам-банкирам). В общем, написанное мной было первым примером того, что сейчас называется «Современная теория денег», гласящая, что государство само может создавать деньги, кредитуя само себя. Ему для этого вовсе не нужна иностранная валюта, и в основном я разработал тот же самый анализ круговорота денег, который известен в истории (экономической) мысли как физиократический анализ.

   Один из ведущих инвестиционных аналитиков Royal Bank решил стать начальником отдела кадров. Он сказал, что по его мнению это психологическая проблема, когда экономисты не понимают, как устроен мир, когда существует такой тип тупиц, который становится экономистами. Это своего рода аутизм - абстрактное мышление без понимания экономической реальности. Поэтому он устроил мне встречу с государственным секретарем Канады. В Канаде государственный секретарь отвечает за образование, фильмы и культуру. Таким образом, я стал в Канаде советником по культуре, думал, что все идёт хорошо, и написал отчет.

   Примерно в то же время я также был экономическим консультантом United NationsInstitute for Training and Research - UNITAR (Института Организации Объединенных Наций по образованию и науке), и писал для него доклады о долгах "Юга" "Северу", о внешнем долге стран третьего мира в долларовой деноминации, и о том, как это губит их экономику. У них была конференция в Мексике, финансируемая президентом Мексики, и меня пригласили туда. Я подготовил доклад, в котором говорилось, что долги третьего мира невозможно выплатить.

   Моя первая задача, над которой я работал в банке Chase Manhattan, заключалась в том, чтобы оценить, какой объём экспортных доходов могут получать Аргентина, Бразилия и Чили. Идея заключалась в том, чтобы все их экспортные доходы позволяли им выплачивать проценты по займам, предоставленным банками США. А целью было то, чтобы заложить всё положительное сальдо их внешней торговли в качестве обеспечения обслуживания долгов банкам США. Моя задача состояла в том, чтобы оценить его количественно, а также то, сколько достанется на долю Chase Manhattan. Поэтому на мексиканской конференции UNITAR я сказал, что эти долги невозможно выплатить, и поэтому их следует не выплачивать, а аннулировать.

   Это вызвало страшный переполох. А в конце конференции у них были "ведущие", которые резюмировали доклады. Американский "ведущий" сказал, что д-р Хадсон делал доклад о том, что страны третьего мира должны экспортировать больше, чтобы погасить свои долги. Я медленно встал и сказал: «Я категорически настаиваю на том, чтобы президент Мексики дал публичное объяснение и извинился передо мной и всеми участниками конференции. Этот "ведущий" исказил и извратил всё, что я сказал. Я считаю, что он сделал это со скрытной целью. Я отзываю делегацию США, а также делегацию Канады. Мы не можем участвовать в этом обмане.

   Затем я вышел, гадая, что-то будет дальше! Делегат от СССР тоже вышел и, смеясь, сказал: "Ого! Вы задали жару всей конференции. Вы им всё испортили. Вы посадили ЦРУ в лужу. Это восхитительно. Вот моя карточка с адресом в Нью-Йорке."

   Позже вечером мне сообщили: "Вы знаете, вас ищут, чтобы избить". Однако случилось так, что моя старая подруга была в группе, которая приехала в Мексику на фестиваль искусств. Это были сюрреалистические художники из Амхерста, и ещё они давали представления сюрреалистического балета. Поэтому я пошел с ними в балет, и они сказали: "Гляди! Вон они, головорезы". Поэтому я спрятался среди них на балетной сцене. Громилы искали меня в публике, но я был на сцене, и все мы были ну прямо в сюрреалистическом виде. Никто не умел ни танцевать, ни вообще ничего иного, это был сплошной сюрреализм. И знаете, все громилы ушли восвояси. Потом я узнал, что если они не могут вас найти, то обычно плюют на это и оставляют вас в покое.

   Я поехал обратно в Нью-Йорк, но уже понял, что проблема долгов очень острая и противоречивая - идея о том, что долг невозможно погасить.

   Я провел около года, (исследуя эту проблему) пройдя через средневековый период, Европу, Первую мировую войну, а затем даже (древние) Грецию и Рим. И тогда я обнаружил, - это было примерно в 1980 или 1981 году, когда я продал дом на Lower Side (Нижней стороне) и переехал на чердак (loft) возле Уолл-стрит, на который тогда была очень низкая цена (я купил его за 20 000 долларов, а продал его за 580 000 долларов, но это уже другая история, о недвижимости в Нью-Йорке). В то время никто не хотел жить на чердаке, а мне нужна была большая площадь, потому что в то время у меня была большая библиотека, и много произведений искусства, с которыми я не хотел расставаться.

   Так я в основном перестал работать (по найму). Я обнаружил в Библии упоминания юбилейного года (списания всех долгов), и ссылки на Шумер и Вавилонию, где были истоки библейского списания долгов, с почти тем же словом deror на иврите - словом andurarum на древневавилонском. Я обнаружил, что там была масса материала, но об этом не писали никогда и нигде вне рамок ассирологии. Не существовало никакой экономической истории древнего Ближнего Востока, никакой экономической истории Шумера и Вавилонии. Изучали религии и отчасти культуру, Гильгамеша и тому подобные вещи, но не то, что меня больше всего интересует - отмену долгов. Поэтому я написал план того, что мог бы выяснить к 1984 году. А одним из моих друзей был археолог Ледникового периода Алекс Маршак. И хотя он жил в Нью-Йорке, у него были связи в музее Пибоди в Гарварде. Он показал (мой план) директору музея Пибоди Карлу Ламберг-Карловскому, который сказал мне: "Это здорово! Никто больше не занимается этим". Он принял меня в сотрудники музея Пибоди по теме экономической археологии Вавилона.

   Я подумал: "Это замечательно, это действительно то, что я хочу делать". Поэтому я провел следующие примерно три года за написанием первый редакции того, что стало книгой, которая будет скоро опубликована, с заглавием: "... and forgive themtheir debts": Credit and Redemption from Bronze Age Finance to the Jubilee Year" - "... и простите им их долги": Долги и их погашение в экономике от бронзового века до юбилейного года". Я направил её в University of California Press - Калифорнийское университетское издательство. Они отправили её на рецензию ученым, а те заявили, что это невозможно, чтобы долги были прощены. Их аргумент заключался в том, что если долги будут отменять, то кто будет давать деньги в кредит? Так аргументировал раввин Гилель в традиции иудаизма. Но я им ответил: "Большая часть долгов не была результатом кредитования. Большинство долгов было сделано тогда, когда был неурожай, и крестьяне не могли уплатить дворцовые повинности, арендную плату за землю, плату за воду, за тягловых животных или даже торговке пивом за пиво, которое выпили.

   Поэтому каждый правитель, когда он вступал на трон в Шумере и Вавилонии, на протяжении тысячи лет, начинал свое правление, отменив долги подчистую, всеобщей амнистией должников. Это такая же амнистия, что и та, о которой извещает надпись на Розеттском камне в Египте. Всем известно, что Розеттский камень имеет надписи на трёх языках - греческом, древнеегипетском (иероглифическом) и коптском. Но мало кто знает, что это - официальная амнистия долгов.

   Это как раз то, что называется когнитивным диссонансом: люди не могут даже представить себе, что долги можно отменять. Я понимал крайне противоречивую суть этой проблемы, поэтому мой коллега из Гарварда, Карл Ламберг-Карловский, предложил провести ряд встреч и попросил меня организовать их. Он сказал, что мы проведем коллоквиум по каждой оспариваемой главе моей книги. Мы решили проводить эти встречи каждые два года и приглашать всех крупных специалистов по раннему Шумеру, нео-шумерскому периоду, Вавилонии, другим Ближневосточным царствам и Египту. Их роль заключалась в том, чтобы собрать все имеющиеся у них данные на тему проводимой встречи.

   Так как я жил в Нью-Йорке, то я сотрудничал с ведущим еврейским лингвистом Барухом Левином из Нью-Йоркского университета. Чтобы приглашать этих людей, мне нужен был кто-то, пользующийся уважением в области лингвистики, потому что большинство шумерологов, специалистов по клинописи, держались подальше от экономики, потому что в экономике основная (антиобщественная) идея развития общества такова, как если бы цивилизация была создана Маргарет Тэтчер. То есть якобы всё таково, каким бы его сделала Тэтчер, или Мильтон Фридман, или те, кого мы называем вульгарными марксистами, которые думают, что это та самая идея, которая казалась правдоподобной Энгельсу, когда он писал «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Но на самом деле древняя история была совсем иной.

   Поэтому шумерологи не хотели разговаривать с экономистами. Но поскольку я был археологом в отделе антропологии Гарварда, они согласились участвовать в конференции. Первая встреча в 1994 году была посвящена приватизации на древнем Ближнем Востоке и в классической древности. Гарвард опубликовал её материалы. Два года спустя мы добавили второй том, который был посвящен землепользованию и владению недвижимостью: как появилась собственность.

   И ещё с самого начала мы планировали третий том коллоквиума. Он был посвящен долгам и экономическому новаторству на древнем Ближнем Востоке. Я попросил всех найти всё, что можно, о списании долгов. Мы обнаружили, что списание долгов происходило в течение всего первого тысячелетия (до н.э.). Геродот писал о списании долгов в Вавилонии.

   Это было незыблемой традицией на Ближнем Востоке, чтобы новый правитель, вступая на трон, отменял долги земледельцев, начиная свое правление с приведения экономики в равновесие. Уже во времена Хаммурапи (1750 г. до н.э.) писцы умели вычислять рост сложных процентов, в то время обычно составлявший 20%. Его диаграмма роста представляет собой ту же экспоненциальную кривую, которую я чертил в сберегательных банках в 1960-х годах, чтобы прослеживать рост долгов американцев. Поэтому писцы прекрасно понимали, что долги невозможно выплатить и если настаивать на их выплате, то должники попадут в долговое рабство. Поэтому они освобождали попавших в рабство, а должникам, продавшим свои средства к существованию - землю, они возвращали землю, которая была продана в условиях разорения (distress). Это слово distress - разорение - означало залог, который был обещан ростовщику. Это слово первично ирландского происхождения. Итак, мы опубликовали и этот том. К тому времени мне удалось убедить людей, которых пригласили Барух и Карл - ведущих специалистов в своих областях - согласиться с моей интерпретацией. Затем мы продолжили это дело на другой конференции - в Британском музее на тему о происхождении денег и бухгалтерского учета и о том, что деньги были созданы не для бартера, и не для торговли товарами и услугами, а как количественная мера долга. Если на крестьянине висел долг, то как он получил деньги?

   Таким образом, мы создали историю денег. И наконец единственное, чего мы ещё не сделали до конца, это происхождение наёмного труда и его оплаты. Это исследование продолжается уже десять лет, и мы обнаружили, что происхождение наёмного труда было организовано главным образом в дворцовой экономике, в дворцах и храмах. Такой организованный труд с эпохи неолита и бронзы до классической древности в основном представлял собой службу в армии и подневольный крепостной труд над созданием общественной инфраструктуры.

   Ну а каким образом тогда получали эту рабочую силу? - Ей передавали в пользование участок земли. Земельное право было создано для того, чтобы распределять землю семьям так, чтобы они кормились на ней, чтобы они могли выполнять крепостную рабочую повинность и воевать в армии. Таким образом, сперва появились налоги, а затем началось прикрепление к земле, в зависимости от того, сколько и какого труда требовалось. Попытки заменить кого-то на крепостной рабочей повинности заложили основу наёмного труда.

   Таким образом, все платежи были связаны с тем, что сегодня называют государственным сектором. Но это не очень удачный термин. На самом деле это был сектор властителей - дворцов и храмов, в отличие от общины семей земледельцев.

   Итак, у нас получился новый анализ происхождения собственности, которое не было захватом в частную собственность, как это считал Энгельс. Институт собственности был создан государственным сектором, властителями, путём наделения землёй по мере необходимости: какая земельная площадь необходима для пропитания рабочей силы, занятой крепостной работой на общественной инфраструктуре и службой в армии? Это полностью противоречит тому, чему учат нынешние учебники экономики, а именно, как я уже сказал, тем экономическим порядкам, которые бы завели реакционеры вроде Маргарет Тэтчер и Дональда Трампа, если бы они отправились в прошлое на машине времени.

   Поэтому, после организации и редактирования этих пяти томов, я сейчас пишу мою собственную популярную версию, начиная с книги об истории долгов. За ней последует "Храмовое предпринимательство" - серия книг по классической древности. Теперь я занимаюсь древней Грецией и Римом. На протяжении всей истории Греции и Рима главные конфликты были между ростовщиками и должниками. Ростовщики в конечном итоге захватили всю землю. Тот же конфликт был и в Византийской империи. Самый непримиримый и непрерывный конфликт в истории начиная с 3-го тысячелетия до н.э. - в Шумере и 2-го тысячелетия до н.э. - в Вавилонии, до IX и X века в Византийской империи, был между дворцом (властителем), желавшим собирать налоги, эксплуатировать труд и иметь армию, и ростовщиками, желавшими захватить землю и заставить народ трудиться на себя.

   Этот способ получения экономического прибавочного продукта - это не тот способ, который Маркс описал для капитализма, когда труд используется для производства товаров на продажу с прибылью. Этот способ был основан на ростовщических долгах с целью присвоения заложенной земли ростовщиками (для эксплуатации рабского труда), что было реальной целью.

   В IX веке шла жестокая борьба против сильной императорской власти. Это было похоже на нападки Дональда Трампа и республиканцев-"чайников" на государство, или на приватизацию в Советском Союзе, направленную против государства. Византийский император пригласил генерала Бардаса на пир. Генерал сказал: "Есть только одно дело, которое вы должны сделать, если хотите покончить со смутой. Вы должны обложить налогом богатые семьи, чтобы у них вообще не накапливались богатства. Вы должны наложить на них такое бремя, что они не смогут воевать против вас. Вы должны предотвратить поляризацию богатства, потому что, если вы позволите частному сектору присваивать богатства в огромном количестве, то он будет пытаться победить вас и присвоить себе ещё и те богатства, которые теперь получаете вы и государство".

   Эта идея была высказана еще в VII и VI веке до н.э. Тразибулом (Thrasybulus) Периандру Коринфскому (Periander of Corinth). Рассказывают, что Тразибул позвал Периандра на хлебное поле и сказал: "Вот что вы должны делать". Это было пшеничное поле, и он взял серп и стал срезать верхушки, чтобы сделать все растения равной высоты. И тогда Периандр вернулся и изгнал богатые семьи, захватив их имущество.

   Вероятно, тогда не обошлось без битвы, и эта борьба в сущности идёт на протяжении всей истории.

   Вот над этим я и работаю последние 20 лет.

Вопрос: Как у вас возник интерес к китайской экономике?

   Хадсон: Как вчера на конференции сказал Самир Амин (Samir Amin), Китай - это экономика, которая пытается быть альтернативой западной экономической модели. Эта модель вынуждает нас делать выбор между цивилизацией и варварством. Запад быстро скатывается в экономическое варварство и милитаризм. Как вы можете видеть, программа "затягивания поясов" в зоне "Евро" разрушает там экономику. США уменьшают налоги на богатых и в то же время загоняют рабочий класс в неоплатные долги. И единственная страна, которая действительно независима и не нуждается в советах Всемирного банка и Международного валютного фонда - это Китай.

   Поэтому мы надеемся сделать все возможное, чтобы сделать китайскую экономику успешной и неуязвимой. А это зависит от того, каковы будут действия Китая в отношении недвижимости, долгов и системы налогообложения.

   То, что я пытаюсь делать, это то же самое, что Дэвид Харви высказал в своём вчерашнем выступлении: надо побудить китайских марксистов читать 2-й и особенно 3-й том "Капитала", где Маркс обсуждает динамику финансов.

   Марксизм - это нечто намного большее, чем 1-й том "Капитала". Необходимо прочитать 2-й и 3-й том, и в особенности разработки, которые Маркс написал в черновиках, которые он подготовил для 2-го и 3-го тома, и его "Теории прибавочной стоимости", где он обсуждает историю экономической мысли до него. И тогда вы поймёте, что Маркс был последним великим экономистом в классической традиции. Он считал, что капитализм сам по себе революционен, что движение капитализма прогрессивно, и, конечно, он ожидал, что капитализм приведет к социализму, как это казалось очевидным в девятнадцатом веке.

   Но всё пошло не так. Первая мировая война всё радикально изменила. После этого появилась антиклассическая (неолиберальная) экономика, которая была принципиально антимарксистской экономикой. Все выходки теории маргинализма, австрийской теории и всей мусорной экономики, с которыми мы имеем дело сегодня, - это прежде всего борьба против марксизма, потому что Маркс сделал тот логический вывод, к которому подводили физиократы, Адам Смит, Джон Стюарт Милль, Рикардо и Мальтус , подводили к тому синтезу, который он сделал. Позднее над этим работали такие люди, как Торстейн Веблен (Thorstein Veblen) и Саймон Паттен (Simon Patten) в США. Поэтому я надеюсь, что смогу помочь экономике Китая избежать процесса финансиализации и той динамики, которая разрушает Запад."

 
Примечание переводчика отсюда

Выкладываю мой перевод интервью Майкла Хадсона "Michael Hudson - Life & Thought: An Autobiography" - "Майкл Хадсон - жизненный путь и мысли: автобиография", сделанного Лау Кин Чи в Пекинском университете Китае (первоисточник здесь: https://our-global-u.org/oguorg/michael-hudson-life-and-thought-20180507/ ) и опубликованного на его сайте: http://michael-hudson.com/2018/08/life-thought-an-autobiography/ . Видеозапись интервью здесь: https://youtu.be/hH9pzzIIEj4. У Хадсона разговорный живой английский язык, искрящийся иронией. Надеюсь, что от него что-то сохранилось в переводе на русский.

В скобках курсивом - мои пояснения.

ВладимирХ

 


aftershock.news.