Мы

Автор: Замятин Е.

Господство. Субъекты и методы. Властелины колец Категория: Миросозерцание Хозяев Мира. Классика.

Страница 10 из 41

Запись 9-я

Конспект: Литургия. Ямбы и хорей. Чугунная рука

Торжественный, светлый день. В такой день забываешь о своих слабостях, неточностях, болезнях - и все хрустально-неколебимое, вечное - как наше, новое стекло...

Площадь Куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. И шестьдесят шесть рядов: тихие светильники лиц, глаза, отражающие сияние небес - или, может быть, сияние Единого Государства. Алые, как кровь, цветы - губы женщин. Нежные гирлянды детских лиц - в первых рядах, близко к месту действия. Углубленная, строгая, готическая тишина.

Судя по дошедшим до нас описаниям, нечто подобное испытывали древние во время своих "богослужений". Но они служили своему нелепому, неведомому Богу - мы служим лепому и точнейшим образом ведомому; их Бог не дал им ничего, кроме вечных, мучительных исканий; их Бог не выдумал ничего умнее, как неизвестно почему принести себя в жертву - мы же приносим жертву нашему Богу, Единому Государству, - спокойную, обдуманную, разумную жертву. Да, это была торжественная литургия Единому Государству, воспоминание о крестных днях-годах Двухсотлетней Войны, величественный праздник победы всех над одним, суммы над единицей...

Вот один - стоял на ступенях налитого солнцем Куба. Белое... и даже нет - не белое, а уж без цвета - стеклянное лицо, стеклянные губы. И только одни глаза, черные, всасывающие, глотающие дыры и тот жуткий мир, от которого он был всего в нескольких минутах. Золотая бляха с нумером - уже снята. Руки перевязаны пурпурной лентой (старинный обычай: объяснение, по-видимому, в том, что в древности, когда все это совершалось не во имя Единого Государства, осужденные, понятно, чувствовали себя вправе сопротивляться, и руки в них обычно сковывались цепями).

А наверху, на Кубе, возле Машины - неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки... Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные руки - выходят огромными, приковывают взор - заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки - ясно: они - каменные, и колени - еле выдерживают их вес...

И вдруг одна из этих громадных рук медленно поднялась - медленный, чугунный жест - и с трибун, повинуясь поднятой руке, подошел к Кубу нумер. Это был один из Государственных Поэтов, на долю которого выпал счастливый жребий - увенчать праздник своими стихами. И загремели над трибунами божественные медные ямбы - о том, безумном, со стеклянными глазами, что стоял там, на ступенях, и ждал логического следствия своих безумств.

...Пожар. В ямбах качаются дома, взбрызгивают вверх жидким золотом, рухнули. Корчатся зеленые деревья, каплет сок - уж одни черные кресты склепов. Но явился Прометей (это, конечно, мы) -

"И впряг огонь в машину, сталь,

И хаос заковал законом".

Все новое, стальное: стальное солнце, стальные деревья, стальные люди. Вдруг какой-то безумец - "огонь с цепи спустил на волю" - и опять все гибнет...

У меня, к сожалению, плохая память на стихи, но одно я помню: нельзя было выбрать более поучительных и прекрасных образов.

Снова медленный, тяжкий жест - и на ступеньках Куба второй поэт. Я даже привстал: быть не может! Нет, его толстые, негрские губы, это он... Отчего же он не сказал заранее, что ему предстоит высокое... Губы у него трясутся, серые. Я понимаю: пред лицом Благодетеля, пред лицом всего сонма Хранителей - но все же: так волноваться...

Резкие, быстрые - острым топором - хореи. О неслыханном преступлении: о кощунственных стихах, где Благодетель именовался... нет, у меня не поднимается рука повторить.

R-13, бледный, ни на кого не глядя (не ждал от него этой застенчивости), - спустился, сел. На один мельчайший дифференциал секунды мне мелькнуло рядом с ним чье-то лицо - острый, черный треугольник - и тотчас же стерлось: мои глаза - тысячи глаз - туда, наверх, к Машине. Там - третий чугунный жест нечеловеческой руки. И, колеблемый невидимым ветром, - преступник идет, медленно, ступень - еще - и вот шаг, последний в его жизни - и он лицом к небу, с запрокинутой назад головой - на последнем своем ложе.

Тяжкий, каменный, как судьба, Благодетель обошел Машину кругом, положил на рычаг огромную руку... Ни шороха, ни дыхания: все глаза - на этой руке. Какой это, должно быть, огненный, захватывающий вихрь - быть орудием, быть равнодействующей сотен тысяч вольт. Какой великий удел!

Неизмеримая секунда. Рука, включая ток, опустилась. Сверкнуло нестерпимо-острое лезвие луча - как дрожь, еле слышный треск в трубках Машины. Распростертое тело - все в легкой, светящейся дымке - и вот на глазах тает, тает, растворяется с ужасающей быстротой. И - ничего: только лужа химически чистой воды, еще минуту назад буйно и красно бившая в сердце...

Все это было просто, все это знал каждый из нас: да, диссоциация материи, да, расщепление атомов человеческого тела. И тем не менее это всякий раз было - как чудо, это было - как знамение нечеловеческой мощи Благодетеля.

Наверху, перед Ним - разгоревшиеся лица десяти женских нумеров, полуоткрытые от волнения губы, колеблемые ветром цветы. [*]

[*] - Конечно, из Ботанического Музея. Я лично не вижу в цветах ничего красивого - как и во всем, что принадлежит к дикому миру, давно изгнанному зa Зеленую Стену. Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.

По старому обычаю - десять женщин увенчивали цветами еще не высохшую от брызг юнифу Благодетеля. Величественным шагом первосвященника Он медленно спускается вниз, медленно проходит между трибун - и вслед Ему поднятые вверх нежные белые ветви женских рук и единомиллионная буря кликов. И затем такие же клики в честь сонма Хранителей, незримо присутствующих где-то здесь же, в наших рядах. Кто знает: может быть, именно их, Хранителей, провидела фантазия древнего человека, создавая своих нежно-грозных "архангелов", приставленных от рождения к каждому человеку.

Да, что-то от древних религий, что-то очищающее, как гроза и буря - было во всем торжестве. Вы, кому придется читать это, - знакомы ли вам такие минуты? Мне жаль вас, если вы их не знаете...