Тритемий из Вюрцбурга
Отвечая на восемь вопросов, заданных императором Максимилианом в 1508 году, аббат Тритемий набрасывается на колдуний, следуя доктрине, изложенной в «Молоте ведьм»40: «Колдуньи [maleficae] весьма опасные существа, которые заключают сделки с дьяволом и делаются их собственностью, почитая их и поклоняясь им». И вывод: «Не следует мириться с их существованием, но напротив, их следует истреблять повсюду, где они существуют, ибо так велит Господь, создатель всего сущего: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей» (Исх 22; Втор 18).
В октябре 1508 года, завершая Antipalus maleficiorum [«Противник колдовства»]41, Тритемий был еще более категоричен, объявив, что обеспокоен уменьшением количества инквизиторов и судей, которые занимаются столь серьезными и многочисленными преступлениями, совершаемыми колдуньями.
Кто же был этот монах, который не только требовал смертной казни для колдунов и некромантов, но и призывал Церковь к удвоенной бдительности?
Мы, разумеется, удивимся, узнав, что этот защитник установленного порядка сам слыл одним из самых великих — если не самым великим — колдуном XVI века, и его авторитет был сравним с авторитетом Гермеса и царя Соломона.
Вначале легенда. Уже при его жизни о нем рассказывали странные истории, а после его смерти их станет еще больше, равно как и сочинений, авторство которых ему приписывалось42.
Лучше всего о чудесах Тритемия осведомлен Августин Лершеймер из Штайнфельда. Он был его духом-подручным и по-матерински заботился о том, чтобы хозяин не страдал от голода и холода. Во время путешествия во Францию один немец, имперский советник, был изумлен, став свидетелем того, как этот самый дух принес ему горячую еду и бутылку вина в гостиницу, «где не было хорошей еды».
Но это ничто по сравнению с другими достижениями аббата, который в совершенно владел искусством некромантии. В самом деле, рассказывает Лершеймер, император Максимилиан, оплакивающий смерть своей супруги Марии, дочери Шарля Бургундского, попросил Тритемия вызвать ее призрак, чтобы он мог созерцать ее в последний раз. Аббат дал себя уговорить и в присутствии двух или трех свидетелей «явилась Мария, как дух пророка Самуила перед Савлом, и ходила перед ними, столь похожая на настоящую Марию, что между ними не было никаких различий»43.
Этот рассказ известен Лютеру44, который добавляет весьма интересные подробности: император не ограничился лицезрением призрака супруги, ему являлись другие знаменитые личности, например дух Александра и Юлия Цезаря. Эту историю подтверждает врач Джоанн Вьер, или
Вейер, который не раскрывает имени Тритемия, но с подробностями описывает видения, которые великий колдун вызвал, будучи приглашен ко двору императора Максимилиана. На этот раз это были духи Гектора, Ахилла и пророка Давида45.
Первым, кто дал вполне правдоподобное объяснение этим оптическим явлениям, стал швед Георг Виллин в 1728 году46, в наши дни этим занимались В. Э. Пойкерт и К. Башвиц47. Если вкратце, аббат пользовался либо камерой-обскурой (предшественницей современного фотоаппарата), либо системой зеркал, что позволяло ему вводить в заблуждение присутствующих. Если судить по Antipalus maleficiorum [«Противник колдовства»], Тритемий знал принцип работы камеры-обскуры и был способен ее сконструировать. Его последователь Генрих Корнелий Агриппа в подробностях рассказывает, как при помощи зеркал он мог создавать оптические иллюзии — феномен, который в ту пору вполне мог быть частью естественной магии, и Тритемий, похоже, был большим специалистом по этому явлению48.
Вот почему Бартоломеус Корндорф, пожалуй, прав, утверждая, что ist nichts mit teuflischem Werk gemischt gewesen, [нет за этим ничего дьявольского], хотя ни он сам, ни его современники и не могли ничего понять. На этот раз речь шла о «неугасимом пламени», которое Тритемий, по словам своего бывшего слуги Сервантиуса Гошеля, продемонстрировал императору. Двадцать лет спустя две свечи все еще горели на том же самом месте49. Это было «чудо» того же порядка, что и то, которое составители манифестов розенкрейцеров приписывали Христиану Розенкрейцу, основателю ордена, в чьей гробнице, вскрытой через сто двадцать лет после его кончины, были обнаружены «особенные зеркала, колокольчики, зажженные лампы [,..]»50.
Кем же был Тритемий? История сохранила два достаточно противоречивых облика: первый — колдун, достоверный автор малопонятного сочинения, озаглавленного «Стеганография», или «Тайнопись», предполагаемый автор множества чудесных трудов и герой народных преданий, в которых он предстает некромантом и весьма искусным магом; второй — «знаменитый поэт, изобретательный оратор, тонкий философ, искусный математик, великолепный историк и великий теолог»51 — по словам его биографа Вольфганга Эрнста Гейделя из Вормса, который в 1676 году написал эту апологию.
В самом деле, аббат Спонхейма, а затем монастыря Святого Иакова в Вюрцбурге пользовался покровительством императора Максимилиана I и двух принцев-курфюрстов, а его труд «Стеганография» был посвящен одному из них, а именно Филиппу, графу Пфальцскому и герцогу Баварскому52. Что же касается прочих сочинений — а это около девяноста небольших трудов, не считая многочисленных писем, — их темы различны53. Довольно большое место занимают сочинения о колдовстве и обычных суевериях — поскольку аббат прославился замечательным усердием в борьбе Церкви против секты maleficae [ведьм]. Однако есть основания полагать, что в деятельности Тритемия наблюдалась некоторая двойственность по отношению к колдовству. В самом деле, В. Э. Пойкерт заметил, что в своем трактате «Противник колдовства» Тритемий рекомендует традиционные снадобья против порчи, какие применялись в средневековой магии54. Итак, Тритемий, без сомнения, один из величайших ученых-оккультистов XVI века. Он не ограничивался изучением оккультизма ради борьбы с ним, как подобало духовному лицу, но сам активно применял его. Анализ того, что осталось от его «Стеганографии», отнюдь не опровергает эту гипотезу.
Не только начало жизненного пути Тритемия, но вся его деятельность, по признанию самого аббата, отмечены тесными связями со сверхъестественными силами.
Родившийся в Триттенгейме 1 февраля 1462 года, будущий аббат носил фамилию Гейденберг, это была фамилия отца, который скончался, когда ребенку был один год. Мать вторично вышла замуж, и мальчик, как и его брат, получил фамилию отчима (Зелл или Селл), которую, однако, носить отказывался из-за постоянных конфликтов — вплоть до пятнадцатилетнего возраста — с главой семейства. Дело в том, что Иоганн хотел учиться, а отчим, чьи весьма скромные доходы не позволяли, очевидно, удовлетворять чересчур амбициозные желания подростка, пытался отговорить его при помощи средств, которые зачастую отнюдь не ограничивались словесными внушениями. Иоганну оставалось лишь прибегнуть к крайним средствам всех угнетенных: посту и молитвам. Суровый режим умерщвления плоти стоил ему ночного видения, сходного с тем, что описывает Данте в «Новой жизни»: одетый в белое юноша — вероятно, ангел — показывает ему две скрижали, на одной письменные знаки, на другой нарисованные фигуры. И велит ему: Elige ex his duabus tabulis unam, quam volueris («из двух скрижалей выбери ту, которую захочешь»). Можно предположить, что, выбрав рисунки, Тритемий стал бы великим мастером мнемотехники, как Джордано Бруно. Но он выбрал скрижаль с письменными знаками, и юноша сказал ему: Ессе Deus orationes tuas exaudivit, dabitque tibi utrumque quod postulasti, et quidemplus, quampeterepotuisti («Вот Господь внял твоим молитвам и даст тебе две вещи, которые ты просил, и даже больше того, что ты был в состоянии требовать»)55. Его первым желанием было ознакомиться со Священным Писанием, а второе так никогда и не было предано гласности. Клаус Арнольд, очевидно, прав, полагая, что он хотел «познать все, что можно познать в мире»56, что, похоже, подтверждается его замыслом «Стеганографии», а также неутолимой жаждой познаний.
На следующее утро он с помощью сына соседа выучил алфавит. Через месяц прекрасно читал по-немецки. Заметив его старания, дядя по отцу, Петер Гейденберг, оплачивает мальчику уроки у священника из Триттенхейма, так, вполне вероятно, он осваивает латынь. Позднее он учится, хотя и не регулярно, в Триере, в Голландии и, наконец, в Гейдельберге. Изучает греческий, но так никогда и не получает академической степени.
В январе 1482 года, во время посещения монастыря Святого Мартина в Спонхейме, их с другом застигает снежная буря, и двое молодых людей находят там приют на неделю, после чего Иоганн Зелл принимает решение остаться. 21 марта он становится послушником, а 21 ноября дает обет. 29 июля 1483 года в возрасте двадцати трех лет он становится аббатом Спонхейма. Это быстрое продвижение удивляет, тем более что хвалебный труд В. Э. Гейделя не открывает истинных мотивов этого выбора.
Спонхейм был одним из самых бедных монастырей земли Пфальц. До прибытия туда молодого человека там насчитывалось всего пять монахов, должно быть, это были самые строптивые и непокорные монахи, которых прельщала перспектива свободы безо всяких ограничений, единственная компенсация за здешнюю бедность. Не стоит удивляться, что каждый аббат стремился как можно быстрее оставить этот монастырь ради другого, более благополучного и процветающего. Возможно, это и объясняет побуждения монахов, которые торопятся избрать аббатом самого молодого из них, рассчитывая на его неопытность, чтобы и в дальнейшем беспрепятственно распоряжаться своим досугом.
Тритемия не обескураживают ни плачевное состояние монастырских построек, ни долги его предшественников, ни явное неповиновение монахов. Он оказывается прекрасным администратором и в 1491 году наводит порядок в делах Спонхейма. После этого предпринимает полную реконструкцию монастыря, даже позволяет себе роскошь: украшает стены своей комнаты катренами сочинения гуманиста Конрада Селтиса и своего собственного, а стены трапезной гербами двадцати пяти аббатов — своих предшественников и своим гербом: виноградной кистью.
Эти реконструкции сами по себе достойны удивления, но главная его забота — библиотека, равных которой в XVI веке не было. Тритемий приобретает или обменивает редкие книги и рукописи и возлагает на монахов обязанности переписчиков и переплетчиков. Если в 1483 году в монастырской библиотеке имелось всего сорок восемь томов, то в 1502-м, согласно описи, книг было тысяча шестьсот сорок шесть, а 1505 году, перед уходом аббата, почти две тысячи. Уже в 1495 году голландский композитор Маттеус Хербенус, ректор латинской школы при базилике Святого Серватия в Маастрихте, в письме к Иодокию Бейзелу выражал изумление перед богатством этой библиотеки. Через несколько лет Спонхейм стал местом паломничества всех гуманистов, посещающих Германию: «Как в начале XIX века ни один знатный иностранец не упускал возможности оказать почтение Гете в Веймаре, так около 1500 года в Германии считалось хорошим тоном хотя бы раз навестить Тритемия в Спонхейме»57.
Работа переписчиков и переплетчиков была столь изнурительной, а расходы на библиотеку столь огромны, что среди монахов начались протесты58. Именно по этим причинам Тритемию в 1505 году, к большому сожалению, пришлось навсегда покинуть аббатство. Бунтовщики тут же избрали нового аббата, а прежний, начиная с 1506 года, вынужден был довольствоваться маленьким монастырем Святого Иакова в Вюрцбурге. Библиотека Спонхейма оказалась ему практически недоступна (он вновь посетил ее лишь два раза, в 1508 и 1515 годах), но сторонники Тритемия, а такие еще оставались в местах его былой славы, не давали ее уничтожить до самой смерти бывшего аббата в 1516 году. Тритемий сам предложил выкупить тома на греческом и древнееврейском, но, похоже, отказался от мысли обустроить в Вюрцбурге библиотеку, подобную той, что имелась в Спонхейме. Он был уже болен, нуждался в покое и, вероятно, больше не чувствовал сил придать скромному монастырю Святого Иакова славу своего прежнего монастыря.
Восхваляя свою знаменитую библиотеку, Тритемий дает нам весьма ценные сведения на латыни, которая не требует перевода: Nec vidi in tota Germania, neque esse audivi tam raram, tamque mirandam Bibliothecam, licet plures viderim, in qua sit librorum tanta copia поп vulgarium, neque communium, sed rarorum, abditorum, secretorum mirandorumque et talium, quales alibi vix reperiantur59 [Во всей Германии не видел и не слышал о такой ценной, такой удивительной библиотеке, хоть и видел многие, в которой было бы такое обилие книг, притом не распространенных или доступных, а редчайших, удивительных и таких, которые нигде в другом месте не найдутся]. С другой стороны, часто для аббата было довольно просто покупать редкие книги в бенедиктинских или других монастырях, в тех случаях, когда «владеющие этими книгами монахи опасались, что обладание этими книгами опасно для монастырского устава»60. Составленный в 1502 году каталог библиотеки со временем был утрачен, и теперь ни один источник не поможет нам узнать названия всех книг и рукописей, которые когда-то там имелись. Однако не исключено, что среди редких и «опасных» книг были всевозможные сочинения по оккультизму. Составляя свой Antipalus [«Противник (колдовства)»], Тритемий дает нам удивительное по своей точности описание большого количества книг, «противных вере». Известно, что он вновь посетил Спонхейм в 1508 году, это соотносится с датой написаний Antipalus (10 октября 1508). Вполне вероятно, что, стремясь освежить познания в оккультизме, Тритемий в очередной раз воспользовался своей бесценной библиотекой. Если эта гипотеза верна, то в ней, среди прочих сочинений, имелись следующие труды, иногда и под несколькими редакциями: гримуар «Ключ Соломона», «Книга обязанностей», «Пикатрикс», «Сефер Разиэль», или «Книга ангела Разиэля», «Книга Гермеса», «Чистота Божия», «Книга (свершений) совершенства Сатурна», книга по демонической магии, авторство которой приписывается святому Киприану, «Книга вычислений Вергилия», «Книга Симона мага», трактат по некромантии «Сокровище духов», приписываемый некоему Руперту Ломбарду, в нескольких переводах, книга о семи видах климата, приписываемая Аристотелю, «Цветок цветков», книга «Алма-дель», приписываемая Соломону, книга якобы авторства Еноха, книга по астральной магии, приписываемая Месса-ле, «Книга четырех колец Соломона», «Зерцало Иосифа», «Зерцало Александра Великого, царя Македонского», «Книга тайн 1ермеса Испанского», научный труд о магии, авторства некоего Унгариуса (или Бугариуса) Ганеллуса, трактат о демонической магии Михаила Скота, два трактата о магии Альберта Великого, «Светоч некромантии» Петро де Апо-но, «Тайна философов», «Шемхамфораш», «Ламен» Соломона, анонимный труд «О составлении имен и знаков злых духов», трактат по демонической магии «Liber Rubeus» (буквально: «Красная книга»), еще одна книга, ложно приписанная Альберту Великому, «Об обязанностях духа» Соломона, «Узами духов», «Книгапентаклей Соломона», множетвотрудов, приписываемых Тонзигеусу, ученику Соломона, чье имя в написании Тритемия варьируется (Torzigeus, Totz Graecus, Tozigaeus, Thoczgraecus, etc), другие книги, приписываемые Магомету, Гермесу, Птолемею, труды арабских, западных или анонимных авторов, и так далее61.
В 1508 году Тритемий прочел все эти научные труды, материал из которых вкратце изложил в нескольких трактатах. В большинстве случаев речь идет о семи планетарных духах, их облике, именах, особенностях, которые необходимо знать, чтобы призывать этих духов. Другие сочинения, например «Зерцало Иосифа», начало которого звучит так: Si cupis videre omnia («Если желаешь видеть все»), — содержат описания приемов построения зеркальных отображений или гаданий «с помощью зеркала». Книга, авторство которой приписывается Михаэлю Скоту, — одному из крупнейших переводчиков с арабского в XIII веке и, по преданию, грозному магу, разъясняет, как следует обращаться с домашними духами. Трактат Lamene, или Lamen [«Магическая печать», обычно в виде пентаграммы, от лат. lamina — лист, пластинка] Соломона посвящен предсказыванию будущего через воззвания и служения духов и так далее.
Можно было бы представить Тритемия кем-то вроде сэра Джеймса Фрэзера XVI века, приобретшего величайшие познания в области народных суеверий с одной лишь целью изобличить их нелепость. Однако известно, что аббат не просто разоблачал магию, он сам ею занимался, при любой возможности заявляя о собственной невиновности.
В 1499 году, на следующий день после Вербного воскресенья, Тритемий отправил письмо своему другу Арнольду Бостиусу, монаху ордена кармелитов 1ента, главы «Братства Иоахима», основанного около 1497 года, с намерением отстаивать идею непорочного зачатия святой Анны, одним из верных членов которого, наряду с Себастьяном Брантом и другими, был аббат Спонхейма. К сожалению, когда письмо достигло Гента — уже после Пасхи, — Бостиус отошел в лучший мир, и настоятель его монастыря счел себя вправе ознакомиться с посланием Тритемия и даже показать его любопытствующим. Это стало началом легенды о колдуне Тритемий.
В самом деле, письмо было не столько компрометирующим, сколько сенсационным. Тритемий сообщал другу о своем окончательном решении приняться за написание сочинения, первый том которого будет озаглавлен «Стеганография», или «Тайнопись» (сейчас сказали бы «криптография»), «которое, будучи опубликовано, вызовет всеобщее изумление». Первый проект предполагал четыре книги (а не пять, как считает К. Арнольд), из них первые две должны были касаться собственно криптографии и письма на воске, третья должна была быть посвящена продвинутому методу изучения иностранного языка, а четвертая — другим методам криптосемантики, а также оккультным темам, «которые нельзя высказать публично»62. Разумеется, Тритемий утверждает, будто в том, что он делает, нет ничего сверхъестественного, но достаточно послушать, как он хвалится, будто по его методу любой простолюдин за два часа овладеет латынью, как возникает подозрение, что это возможно лишь при вмешательстве могущественного духа. Это искусство тайнописи открылось его автору в том ночном откровении, когда он был пятнадцатилетним подростком, и было там обещание, данное сверхъестественными сущностями: «познать все, что можно познать в мире», причем не в переносном смысле (собрать книжные знания обо всем на свете), а самом прямом: в каждый момент знать, что происходит в другом месте, а возможно, и в будущем.
Позднее Тритемий имел неосторожность показать незавершенную рукопись «Стеганографии» Пикару Шарлю Буэллю, который в 1504 году был у него с двухнедельным визитом вежливости. Буэлль пару часов листал рукопись и составил о ней весьма неблагоприятное мнение, которым поделился с Жерменом де Гане, епископом Кагора, в письме от 8 марта 1509 года63. По мнению Буэлля «Стеганография» — это отвратительная груда заклинаний. Эти обвинения сделались всеобщим достоянием, и аббату пришлось оправдываться в сочинении, ныне утраченном, но горечь которого хорошо слышна в предисловии к его «Полиграфии», посвященной императору Максимилиану64. Тем не менее он так и не решился отдать «Стеганографию» в типографию и даже, по некоторой информации, сжег рукопись в 1ейдельберге, во всяком случае, это могло относиться к последней части незаконченного сочинения.
Чтобы понять две первые книги «Стеганографии», которые пролистал Буэлль, необходимо обладать временем и изрядной проницательностью. А за два часа Буэлль мог получить лишь поверхностное, весьма далекое от истины представление. Эта первая часть труда лишь ludibrium, фарс, цель которого — ввести читателя в заблуждение, иначе ключи к тайнописи мог бы иметь каждый, и тогда все это потеряло бы смысл, потому что никто не мог бы ими пользоваться. Если Буэллю не хватило времени, то проницательности не хватило доктору Иоганну Вейеру, ученику Агриппы, он смог бы прочесть рукопись, которая имелась у последнего. Ничего в ней не поняв, Вейер присоединился к обвинениям Буэлля и посвятил Тритемию довольно злобную статью в своей знаменитой книге De praestigiis Daemononum [«Об обманах демонов»]65. Ученый-иезуит Дель Рио согласился с этой версией, и его авторитета оказалось достаточно, чтобы «Стеганография» с 1609 года была включена в Index librorumpmhibitorum [«Индекс запрещенных книг»]. Но после первого издания в 1606 году книгу стали защищать: достаточно процитировать Адама Таннера66, аббата Си-гизмунда Даллингера де Сион67, Густава Селенуса68, Хуана Карамюэля и Лобковица69, Жана д'Эспьера70, наконец, Афанасия Кирхера71, В. Э. Гейделя72 и Каспара Шотта73. Среди них самые интересные — работы Хуана Карамюэля и Вольфганга Эрнста Гейделя.
Карамюэль был первым серьезным интерпретатором тайнописи Тритемия, он считал ее именно тайнописью и отвергал всякие обвинения в демонической магии. Он полагает, что демонические «заклинания» не что иное, как зашифрованные тексты, а имена демонов представляют собой коды соответствующих посланий.
Карамюэль проанализировал лишь первую книгу «Стеганографии». В. Э. Гейдель, который часто спорит со своим предшественником и идет дальше, применил этот метод к двум первым книгам, признавая, впрочем, что то, что осталось от третьей части, содержит совершенно другие методы и приемы.
Первая книга «Стеганографии», законченная 27 марта 1500 года, знакомит читателя со множеством способов зашифровать послание, порой достаточно странных. По имени демона в начале послания получатель (адресат) сможет определить код, а это означает убрать буквы, не имеющие значимости, и выбрать те, которые его имеют. Вот, например, «демоническое заклинание», в котором нужно читать все парные буквы парных слов, то есть буквы, стоящие на 2, 4, 6 и далее местах в словах, расположенных также на 2, 4, 6 местах:
parmesiel oShUrMi delmuson ThAfLoIn peano ChArUsTrEa melani LiAmUmTo colchan PaRoIs madin MoErLal bulre aTlEoR don mElCoUe peloin, IbUtSiLmeon mlsBrEaTh alini DrlaCo person. TrlsOINal lemomaSoSIE midar iCoRiEl pean ThAlMo, asophiel IINoTrEoN baniel oCrlmOs estenor NaElMa besrona ThULAoMoR fronian bElDoDrAiN bon oTaLmEsGo merofas ElNaThln bosramoth.
Достаточно извлечь оттуда определенные буквы, разделить на слова, и мы получим следующее послание:
SUM TALI CAUTELA UT PRIME LITERE CUIUSLIBET DICTIONIS SECRETAM INTENCIONEM TU AM REDDANT LEGENTI.
[Действую с таким расчетом, чтобы первые буквы какого бы то ни было текста тайное послание твое передали читающему <адресату>.]
Вторая книга, завершенная месяц спустя, содержит двадцать четыре ряда буквенных перестановок, осуществленных согласно воле «духов», которые управляют двадцатью четырьмя часами дня и ночи. Разумеется, духи здесь ни при чем, и перестановки осуществляются по очень простому правилу, которое заключается в постепенном переходе одного буквенного ряда в другой, причем первая буква остается неизменной:
А
В = А С = В И т. д.
Таким образом, В = А, С = В, и так вплоть до А = Z. Разумеется, двадцать четыре перестановки — это не единственная возможность.
21 марта 1508 года Тритемий закончил свой труд «Полиграфия», который посвятил императору Максимилиану 8 июня того же года. Это сочинение о тайнописи и стенографии содержит триста восемьдесят четыре буквенных ряда, причем каждой букве соответствует какое-то латинское слово. Тритемий еще глубже разработал методику, изложенную уже в Steganographie. Закодированный текст имеет вполне безобидную форму длинной латинской молитвы. Замещая каждое слово определенной буквой, мы получаем настоящее зашифрованное послание. «Полиграфия» вызвала у публики большой интерес: в 1561 году сочинение было переведено на французский Габриэлем де Колланжем. Но аббат Тритемий не знал, что римская курия давно уже поручила Леону Баттисте Альберти составить для нее трактат по тайнописи, и флорентийский гуманист занимался этим с 1472 года.
Идея цифровых замещений букв алфавита принадлежит Раймунду Луллию, он занимался этими каббалистическими упражнениями. Его труд Ars invenienti [«Искусство изобретения»], или Ars combinatoria [«Комбинаторика»], содержит фигуры, которые представляют собой два или несколько наложенных друг на друга и быстро меняющихся окружностей, перемещая их, можно получить какие угодно буквенные замещения. Эти фигуры, достаточно сложные, можно увидеть в комментариях Джордано Бруно. Криптография Тритемия, в сущности, лишь разрабатывает «вульгарный» аспект этой методики каббалистических комбинаций — нечто вроде христианской гематрии*.
Не заслуживая абсолютного титула «отца тайнописи», Тритемий, однако, с полным правом может считаться «отцом современной тайнописи», будучи автором первого значительного сочинения в этой области74.
Вернемся к «Стеганографии»: две первых книги абсолютно не содержат никаких демонических заклинаний, а имена духов, как уже заметил Гейдель, Jicta et pro beneplacito assumpta, вымышленные и произвольные [буквально: принятые по собственному усмотрению, на свое усмотрение]75.
* Гематрия — каббалистическая система числовых значений букв и слов, причудливо соединяющаяся с христианством в Возрождение.
В сущности, это просто фарс, цель которого — запутать публику, чтобы расшифрованная, разгаданная тайнопись не потеряла своей действенности. Если всякий сможет прочитать закодированное послание, это все равно что отказаться от пользы и преимуществ данного искусства. Впрочем, Тритемий блестяще преуспел в своем замысле: за исключением Карамюэля и Гейделя, прочие древние, равно как и большинство их современных собратьев, продолжали видеть в «Стеганографии» одно из самых темных и непонятных сочинений каббалы и практического оккультизма.
Всякий, кто с любопытством обращался к первым двум книгам «Стеганографии», сможет лишь признать правоту Карамюэля и Гейделя. Но самой интересной частью этого уникального сочинения остается, без сомнения, фрагмент из третьей книги, который вовсе не допускает этой интерпретации, правдивой и достаточно безопасной.
* * *
У Тритемия было много защитников, чья неспособность понять фрагмент из последней книги «Стеганографии» вполне объяснима. Они говорят об этом с некоторой неловкостью, допуская самые неправдоподобные гипотезы. Вот, к примеру, мнение Клауса Арнольда — который, впрочем, считается прекрасным биографом Тритемия: «Третья книга остается незавершенной то ли потому, что автор так никогда и не осуществил своих намерений отправлять послания, не содержащие букв и информации, желая скрыть [свое поражение] отрывочными и невразумительными рекомендациями, то ли — хотя это менее вероятно — потому, что эта часть [его сочинения] не может считаться подлинной76». Среди тех, кто поддерживал эту последнюю гипотезу, Арнольд упоминает английского ученого Д. П. Уокера, но не может привести доказательств. Да и откуда им взяться, если Агриппа, который встречал Тритемия, уверяет нас, что применял этот метод и что этот метод работает? Мы еще вернемся к этому свидетельству. В настоящее время достаточно сказать, что в пяти строчках, которые Арнольд посвящает магической части «Стеганографии», содержится по крайней мере три неточности: никто не утверждал — и уж, во всяком случае, не Уокер, специалист по магии, — что Тритемий не был автором этого странного метода; причина, по которой третья книга осталась незавершенной, заключается отнюдь не в том, что его методы были неэффективны, ведь, если верить Агриппе, они как раз верны; рекомендации Тритемия, возможно, и шокирующие, но их никак нельзя назвать невразумительными, а их фрагментарный характер объясняется незавершенным вариантом сочинения, но именно в таком виде Тритемий пустил его в обращение.
Пусть читатель сам составит об этом мнение.
В сочинении 1508 года, озаглавленном De septem secundeis ou Chmnologia mystica [«О семи вторичных (причинах), или Мистическая хронология»]77, Тритемий раскрывает императору Максимилиану тайны вселенной. Аббат предполагает, вполне в духе Фичино, что Бог управляет космосом через семь «вторичных разумных причин» (intelligentiae sive spiritus orbespost Deum moventes), которые суть не что иное, как планетарные духи: Орифиэль, ангел Сатурна, Анаэль, ангел Венеры, Захариэль, ангел Юпитера, Рафаэль, ангел Меркурия, Самуэль, ангел Марса, Габриэль, ангел Луны, и Михаэль, ангел Солнца. Именно через эту доктрину определяется смысл третьей книги «Стеганографии», с той лишь разницей, что здесь у духов более выражена идентификация. В самом деле, их можно призвать, начертив их облик и добавив заклинание. Этот прием напоминает искусство символов и являет поразительные аналогии с мнемотехникой, только в нашем случае маг превращается в художника в более конкретном смысле этого слова: он должен слепить из воска или начертить на листке бумаги фигуру, которая якобы представляет собой ангела планеты со всеми его атрибутами. Это измышление духа должно вызвать его присутствие, поставить ему задачу, и в данном случае это похоже на передачу сообщения на расстояние.
Здесь требуются и другие познания: фигуры и имена всех этих духов, представляющих зодиакальные сущности и астрологические исчисления78. Предположим, нужно послать обращение на расстояние через посредничество Орифиэля, ангела Сатурна. Вот что следует делать:
«Сделай изображение из воска или начерти на чистой бумаге фигуру Орифиэля в виде бородатого обнаженного мужчины, который стоит на разноцветном быке, в его правой руке книга, а в левой перо. Сделав это, произнеси: Да будет этот образ великого Орифиэля совершенным и прекрасным и способным верно, полно и точно передавать мои мысли моему другу N., сыну N. Аминь. [Здесь следует выполнить другое изображение, представляющее адресата.] Напиши на лбу свое имя восковой краской из разбавленного [temperato] розового масла, а на его груди имя твоего отсутствующего друга, произнеси: Это изображение N., сына N., то, что задумано мною, будет объявлено ему ангелом Сатурна Орифиэлем. Аминь. Напиши на лбу изображения MEND-RION, а на его груди THROESDE, а затем соедини два изображение, произнеся: Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Аминь. Слушай меня, Орифиэль, ангел звезды Сатурна: силой всемогущего Бога, повинуйся мне. Я тебе повелеваю и посылаю тебя, властью образа твоего, передать N., сыну N., следующее послание [излагается послание], точно, верно и тайно, не опустив ничего из того, что я хочу передать ему и что я доверил тебе. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Аминь. После заверни эти два совмещенных образа в кусок чистой ткани, выстиранной в чистой воде, и положи в один из тех сосудов, которые мудрые индийцы называют pharnat alronda. Аккуратно посыпь это срезанной корой и положи у входа в закрытый дом, куда ты хочешь. [Это дословный перевод отрывка; по правде говоря, ожидается, что этот сосуд положат надверной порог.] Не сомневайся, твое желание будет исполнено в течение двадцати четырех часов».
Дух может быть также использован получателем, чтобы отослать сообщение обратно. «Через двадцать четыре часа забери изображения оттуда, где ты их оставил, и положи рядом, ибо ты сможешь ими воспользоваться в любой момент, также прибегнув к посредничеству Орифиэля, и не только, чтобы передать послание тому же другу, но кому угодно, лишь изменив имя друга [...]»79.
С помощью этого метода сверхъестественные сущности открыли Тритемию во сне то, что было самым его сокровенным желанием: знать все, что происходит в мире. Он говорит об этом сам, написав заглавными буквами на предпоследней странице того, что осталось от его Stega-nographie:
ET OMNIA, QUAE FIUNT IN MUNDO, CONSTELLATIONE OBSERVATA PER HANC ARTEM SCIRE POTERIS. [И все, что происходит в этом мире, сможешь искусством этим познать, бросив взгляд на небесные созвездия.]
В самых последних отрывках фрагмента третьей книги Тритемий сообщает нам, что с помощью подобных приемов возможно узнать все обо всем. Почему он на этом останавливается?
Самая правдоподобная гипотеза заключается в том, что Тритемий верил: с помощью могущественных планетарных духов он также способен предвидеть будущие события. И опять Паоло Грийянди разъясняет нам причину, по которой Тритемий так и не закончил эту третью книгу, или — что еще более вероятно — почему он сжег в Гейдельберге свою «Стеганографию». По мнению Грийянди80, все магические действа, требующие помощи демона ad modum imperii, не являются еретическими, они не кощунственны. И напротив, предсказание будущего — это всегда ересь. Это различие было известно во времена Тритемия, и тот, будучи сведущим в оккультизме, не мог этого не знать. Дабы не впасть в грех ереси, он уничтожил последнюю часть рукописи «Стеганографии», в которой, что представляется вполне логичным, как раз и говорилось о пророчествах. Но хотя эта часть и представлялась ему кощунственной, в ней содержался один из самых полезных приемов сообщений на расстоянии. Это прекрасно объясняет, почему «Стеганография» с 1609 года вплоть до XIX века фигурировала в списке запрещенных книг Index librorum prohibi-torumP1.
Читатель может сам испробовать метод Тритемия, чтобы сделать вывод о его эффективности. Имея несколько искаженное представление о «естественности» этого процесса, Агриппа все же отдает должное его достоинствам: «Естественным способом, безо всякого суеверия и вмешательства некоего духа, человек передает свои мысли другому человеку, на любое расстояние и за короткое время. Это время невозможно измерить с точностью, но, без всяких сомнений, все происходит в течение двадцати четырех часов. Я сам умел такое делать и делал довольно часто. Аббат Тритемий тоже это умел и делал еще недавно» (De осе. phil, I, 6, p. IX).
Есть, увы, досточно веские основания поставить под сомнение это безапелляционное утверждение Агриппы. Читая отчаянные, безнадежные послания, которые тот часто посылал своим корреспондентам и на которые те не спешили ответить, порой задаешь себе вопрос, почему наш оккультист не использует верный метод Тритемия. Множество эпизодов его биографии доказывают нам, что Агрип-па не смог заручиться любезной помощью какого-либо духа. И напротив, чтобы понять причину его немилости у Луизы Савойской, он, не колеблясь, прибегает к жребию (который, впрочем, раскрывает ему причину), чего бы он не стал делать, если бы воспользовался помощью какого-нибудь могущественного космического демона82.
Замечание Агриппы тем не менее достаточно ценно, потому что подтверждает аутентичность метода Тритемия. Что же до его действенности, письмо Агриппы монаху Ауре-лио Аквапендане от 19 ноября 1527 года, похоже, подтверждает некоторый скептицизм со стороны его современных читателей:
«Несчастный смертный, — признается Агриппа, — рыцарь, посвященный в крови сражений, придворный на протяжении почти всей своей жизни, связанный узами плоти с любимой супругой, игрушка фортуны, раб светского общества и домашних забот, я не мог претендовать на прекрасные дары бессмертных богов. У меня нет ничего. Я всего лишь часовой, поставленный [буквально: всегда стоящий] у ворот, чтобы указывать другим путь [velut indi-cem qui ipse semper prae foribus manens]83» (см. Приложения VIII и XIX).