Эрос и магия в эпоху Возрождения. 1484 Ч2

Автор: Кулиану Й.П.

Миросозерцание Хозяев Мира. Классика. Категория: Кулиану Йоан Петру

Страница 16 из 20

3. ДИСПУТ ОБ ОСЛИНОЙ СУЩНОСТИ

Агриппа был учеником знаменитого аббата Иоганна Тритемия, образованнейшего человека своего времени, автора новаторской и таинственной «Стеганографии». Именно ему он отправил на рецензию «Оккультную Философию», посвященную естественной магии, небесной магии и церемониальной магии. Этот трехтомник содержит глубокие философские сведения относительно оккультного устройства Вселенной, духовных иерархий, практических и теоретических моментов Церемониальной Магии, а также отдельных оккультных дисциплин.

Прежде чем был напечатан трактат Корнелия Агриппы «Об оккультной философии», написанный еще в 1509-1510² годах, в 1530 году он публикует произведение, развенчивающее ренессансные «науки» и озаглавленное De incertitudine et vanitatescientiarum atque artium [«О неточности и тщетности наук и искусств»]³. В нем отразился весь спектр земных сует, которых не миновать ни обществу с его пороками, ни сфере ремесел или наук той эпохи, ни даже теологии и религии.

Проникнувшись духом Реформации, Агриппа объявляет себя противником католического культа образов и реликвий. Он клеймит алчность духовенства, выступает как непримиримый недруг инквизиции и всех монашеских орденов, этой «наглой своры чудищ в капюшонах»⁴. По словам Огюста Проста, «он словно говорит устами самых оголтелых сектантов Реформации XVI века и выражает общий настрой противников Римской церкви того времени»⁵.

Но Агриппа идет гораздо дальше: в лучших реформатских традициях он заявляет, что «люди просвещенные и обогащенные знаниями менее всех готовы воспринимать учение Христа»⁶. И возводит пространную хвалу простоте ума⁷: «Да не будут бранить меня, — восклицает он, — если апостолов я назову ослами. Объяснить желаю удивительные достоинства осла. Иудейские лекари видят в осле единение силы и отваги. Наделен он чертами, без которых не усвоить истины; довольствуется малым, терпит голод и побои. Умом столь прост, что не отличит латук от чертополоха; любит покой, не тяготится ношей. Осел спас Мария, преследуемого Суллой. А если бы философ Апулей не выдал себя за осла, то не лицезреть ему мистерий культа Исиды. Осел послужил Христу в час триумфа; ослица узрела ангела, которого не заметил Валаам. Ослиная челюсть принесла победу Самсону. И ни одно животное не удостаивалось чести воскрешения из мертвых — лишь осел, которого воскресил святой Герман Осерский*; как тут не увериться, что после жизни земной и ослу уготовано бессмертие».

В этом отрывке отражен христианский мотив, вдохновивший Робера Брессона, когда тот снял фильм «Наудачу, Бальтазар». Но здесь также раскрывается смысл полемичных высказываний Джордано Бруно, развенчавшего достоинства «ослиной сущности» (asinitas, то есть основных качеств ослиной породы). В самом деле, Бруно открыто высмеивает Агриппу в своих италоязычных диалогах Cabala del cavallo pegaseo («Кабала коня Пегаса»), и особенно в De gUheroicifurori («О героическом энтузиазме»). Защищая культуру Возрождения, он не может согласиться с точкой зрения Агриппы. По мнению Бруно, следует четко различать пассивную благодать и активное созерцание: святой прост умом, как тот осел, что несет святые дары; зато герой, олицетворяющий «совершенство человеческой природы», сам по себе уже «свят»⁸.

Между тем Агриппа не раз ничтоже сумняшеся опровергал собственный идеал «простоты ума». В молодости он создал тайное общество, объединившее его собратьев по Сорбонне, занимавшихся алхимией. Остались свидетельства о его успешных пиротехнических опытах в Испании; он изучал оккультные науки, вел, — прикрываясь фальшивыми титулами, — юридическую и врачебную практику и увлеченно усваивал знания, тем самым делаясь полной противоположностью «осла». И все же порой он рьяно защищает реформатские идеи, причем вдохновляет его на это окружение аббата Тритемия, что тем более странно для такого человека, как Агриппа.

* Святой Герман Осерский (около 374 — около 448 гг.) — епископ галльского города Осер; легенда приведена в его жизнеописании, «Жизни святого Германа», включенном в сборник «Золотая легенда» (Legenda aured).

В 1519 году он служит советником в Меце, где, ко всему прочему, вызовет ненависть местного инквизитора, поскольку перейдет ему дорогу, изо всех сил защищая предполагаемую колдунью из местечка Вуаппи⁹. Впрочем, он, не задумываясь, бросит эту синекуру, обеспечивавшую ему неплохое жалованье, когда рассорится с настоятелем доминиканцев по вопросу единобрачия святой Анны — волновавшему, в частности, Жака Лефевра из Этапля. Тут в нем просыпается исключительное пуританство, объяснимое, видимо, его общением с Тритемием за десять лет до этого (Тритемий входил в союз, основанный Арнольдом Бостием Гентским, который разделял представление о непорочном зачатии святой Анной Девы Марии и сам носил имя Иоаким).

Но как объяснить противоречия во взглядах Агриппы, которые становятся еще очевиднее, если вспомнить, что ему пришлось срочно покинуть Павию, где он пытался популяризировать один из трактатов каббалиста Иоганна Рейхлина? Ведь Рейхлин, несомненно, принадлежит к ренессансной культуре магического, тогда как вопрос о единобрачии святой Анны связан с гипертрофированным представлением о добродетели в реформатской культуре. Агриппа — как, впрочем, и Тритемий, — оказался, так сказать, на двух стульях, не замечая явных расхождений: он полагал, что может быть одновременно кудесником и праведником, «героем» и «ослом». К несчастью для себя, в различных обстоятельствах он всегда обнаруживал не те качества: будь он праведником в Павии и каббалистом в Меце, глядишь, все были бы довольны...

Только верил ли он в науку Возрождения? Его собственные высказывания опять же неоднозначны. В Лионе Агриппа снова нашел себе постоянную должность, став придворным лекарем. Королеве-матери, Луизе Савойской, не терпелось получить от него гороскоп Франциска I, а он совершил непростительную неосторожность, написав сенешалю Франции, что вовсе не верит в астрологию, и добавил как бы между прочим, что, согласно составленному им гороскопу, соперник короля, герцог де Бурбон, может в том же году (1525) его победить. Неудивительно, что незадачливый лекарь снова лишился теплого места, хотя окончательно это стало ясно далеко не сразу: окружение короля не могло допустить, чтобы герцог де Бурбон приблизил к себе человека, который еще в ранней юности прославился обретенными в Испании познаниями в военной машинерии. В начале 1527 года герцог предложил Агриппе пост префекта в своей армии, но тот отказался, хотя не преминул составить благоприятный гороскоп, а может, и сотворил несколько заклинаний в помощь недругу короля¹⁰. Увы, кое-что в гороскопе было упущено: стены Рима, как и предсказал Агриппа, рухнули 6 мая 1527 года, но под ними встретил смерть и сам герцог!¹¹

Как объяснить письма Агриппы к сенешалю Франции — действительно ли он презирал астрологию или же был столь добросовестным астрологом, что не видел для себя возможности трактовать сведения, полученные по звездам, благоприятным для короля образом?

Как мы убедились, в этой фигуре много неоднозначного: Агриппа уже не человек Возрождения, но еще и не реформат.