Автор: Митрошенков О.А.
Противостояние/война цивилизаций и проектов Категория: Философия управления
Просмотров: 398
Неадекватное понимание и использование прецедентов и аналогий


На этом обстоятельстве следует остановиться подробнее прежде всего в методологическом плане.
Случается, что политико-правленческая элита все же пытается использовать уже имеющийся опыт, обращаясь к прецедентам. По правде говоря, элиту понять можно. Обращение к прецедентам — важнейший управленческий ресурс. Этот способ несовершенен, но все же позволяет воспользоваться опытом, который элита не может получить из собственной практики.
Однако элита делает это чаще всего некорректно, неадекватно и по этой причине — неэффективно, а подчас и трагично. Обращаясь к историческим прецедентам, аналогиям и опыту, элита плохо учитывает или вообще не принимает во внимание три хорошо известных принципа социального познания — различия, контекста и развития (процесса).
1. Принцип различий. Наше понимание того, каких успехов может достичь страна, опираясь на свою политическую, управленческую, экономическую, правовую систему; как может отстать, разрушив государство или уничтожая политическую оппозицию; какие правовые ресурсы м. использовать в критические моменты; какие механизмы принятия политико-управленческих решений вообще существуют; как возможно сочетание демократии по форме и ущемления человека, с одной стороны, и абсолютизма и высокого уровня жизни, с другой — все это основывается на знании и учете различных состояний и контекстов, которыми столь богаты социальная история и современность, в том числе управление.
Даже простое квалифицированное описание государственности, социального устройства, управления, права, процессов и сил Древней Греции, Рима, Китая, средневековой Европы, современных стран на всех континентах позволяет «говорить Иному», увидеть спектр возможностей, намного превосходящий какой-либо единственный опыт, понять, что существуют альтернативы.
Суть, конечно, не в том, чтобы искать подходящие прецеденты, хотя это бывает полезно, а в учете разных возможностей, содержащихся в разных контекстах. Культура, политика, управление, право, экономика, бизнес — совокупность возможностей и альтернатив, и она становится только полнее, если только элита не руководствуется лишь одним важным, но недостаточным и уязвимым принципом «здесь и теперь». К тому же и в самом деле не все культурное, политическое, управленческое, правовое, экономическое и т.п. Иное экзотично. Процесс его уяснения всегда был сочетанием непонимания, удивления и узнавания. Наряду с незнакомыми элементами (особенное) мы можем обнаружить и вполне доступный нам образ политической, управленческой, правовой, экономической мысли, логики и практики (универсальное).
Сравнение одного с другим (компаративистика) — важный элемент познания вообще и социально-гуманитарного в частности. Именно здесь философское и научное исследование вступает в область практической значимости достигнутых результатов, выделяя социальные константы (универсальное) и преходящие факторы (особенное) — условие любой реалистической программы практических действий. Именно здесь можно извлечь понимание того, что и как можно было бы сделать. Не менее важно и уяснение, что должно быть исключено из практики и как в культуре, политике, управлении, праве, экономике, бизнесе нельзя поступать, чтобы не ухудшить ситуацию.
Тем не менее при всей пользе обращения к прецедентам принцип различия обязывает политико-правленческую элиту осознавать и не забывать, что ситуацию и время, в которых она находится, с одной стороны, и все другие состояния и времена как объекты его внимания, т.е. прецедент, Иное — с другой, разделяет пропасть. Ответственность элиты как раз и состоит в учете прежде всего этого различия. Ошибочна бездумная убежденность в том, что элиты, в том числе управленческие, в иных, пусть очень похожих ситуациях и в другие времена ведут себя и мыслят так же, как и современные. Эти различия лишь частично относятся к материальным условиям жизни. Не столь очевидны, но еще более важны различия в ментальности, духовной жизни: у людей в иной, пусть схожей ситуации, тем более в иное время, всегда другие ценности, приоритеты, надежды, опасения.
Так, Западная Европа и США принадлежат к одному типу цивилизации, однако представления, например, о смертной казни у них различаются существенно: европейцы против нее, в США она практикуется в большинстве штатов. Европейцам невыгодна эскалация конфликта (2014) в Украине, США в этом весьма заинтересованы, поскольку ослабляют своего конкурента — Евросоюз, приближаются к границам России и т.д. В демократическом королевстве Нидерланды терпимое отношение к наркотикам, в не менее же демократических близлежащих Германии или Франции за их распространение полагается немалый срок, а в Сингапуре или Саудовской Аравии могут и казнить. Представления о полномочиях регионов России в момент их обретения в 1990-е гг. отличались у элит Татарстана, Башкортостана, Якутии, Ингушетии, Чечни, Приморского края, Калининградской области, не говоря уже о различных политических силах. Социал-демократы России начала XX в. — вовсе не те же самые по своей сути силы, что считают себя таковыми в начале XXI в.
Еще иллюстрация. В 870 г. в Исландию из Норвегии и Британии перебрались викинги. Почва в этих двух последних странах глинистая, сформированная ледниками. Даже если на такой почве уничтожить всю растительность, она едва ли подвергнется ветровой эрозии, поскольку она довольно тяжела и плотна. Когда викинги и их вожди столкнулись в Исландии с множеством пород деревьев, уже встречавшихся в Норвегии и Британии, они ошибочно решили, что и природные условия Исландии такие же. Однако почва в Исландии не была сформирована ледниками, а возникла вследствие действия ветров, нанесших легкий пепел вулканического происхождения. Когда, чтобы освободить место под пастбища, викинги уничтожили в Исландии леса, почва из легкого пепла вскоре стала уноситься ветром и дождями[1]. Даже сегодня этот ущерб не компенсирован и многие места на острове выглядят как лунный пейзаж, хотя правительство Исландии активно занимается проблемой эрозии почв.
Конечно, Иное (состояние или прошлое) в мире социального (в том числе в управлении) не бывает полностью незнакомым. В ходе сравнения возникает и чувство узнавания, когда, например, например, можно заметить в России одни и те же проявления бинарно-дихотомического, манихейского мышления, с одной стороны, у большевиков начала XX в., а с другой — у «реформаторов» и «приватизаторов» в его конце. Или обнаруживаются общие признаки федеративного устройства в Австралии, Австрии, Германии, Венесуэле, России, США. Так что в определенном смысле можно считать, что управление, как и научное познание — «это переговоры между известным и неизвестным».
Тем не менее принцип различий должен быть поставлен во главу угла, если элите вдруг вздумается обратиться к какому- либо прецеденту в истории и использовать его в своей управленческой практике.
2. Принцип учета контекста. Это принцип означает уяснение того, что прецедент нельзя вырывать из окружения. Само выявление различий способно существенно изменить акценты в управлении. Однако этого недостаточно. Одна из целей сравнения, проведения аналогии — не просто раскрыть различия, но и объяснить, следовательно, погрузить прецедент в конкретный контекст (социокультурный, исторический, политический, управленческий, экономический, правовой и т.д.). Это жесткий стандарт управления (и научности), требующий обширных знаний. Однако среди прочего именно этим профессионал высокого уровня отличается от среднего или низкого.
Последний, например (П. Грачев, министр обороны РФ в 1992—1996 гг.) способен заявить о своей готовности разбить чеченских сепаратистов в декабре 1994 г. силами двух десантных полков в кратчайшее время, имея, очевидно, в голове образ (прецедент) удачных десантных операций советских войск во время Великой Отечественной войны, а также свой опыт боевых действий в Афганистане. При этом он способен собрать определенные силы, предполагая «воевать по всем правилам военной науки: с неограниченным применением авиации, артиллерии, ракетных войск» (П. Грачев). Трагедия в результате неудачных действий генерала-управленца происходит не из-за недостатка сил и данных разведки, а как результат неглубокого их освоения и, соответственно, недостаточного понимания комплекса условий, в которых должна была происходить операция — социокультурных, исторических, политических, экономических, боевых и т.д. И если «воевать по всем правилам военной науки» в силу разных причин не получается, то совершенно непонятно, как мог вообще появиться приказ о начале подобной операции, закончившейся, как известно, полным поражением российских подразделений. Аналогия «прошла» только в одном — в массовой гибели рядовых солдат, что особенно просматривалось в войне 1941—1945 гг.
Профессиональные навыки и честность обязывают представителей элиты исключать одностороннее изображение многомерных по своей сути ситуаций и процессов (прецедентов). Необходимо адекватное встраивание их в соответствующий контекст.
Принцип учета контекста побуждает политико-управленческую элиту к осознанию того, что понимание целого должно непременно присутствовать в понимании его частей. Если ее представитель занимается узкоспециализированной сферой, он обязан соблюдать этот принцип и помещать рассматриваемый объект в возможно более широкий контекст, в противном случае его действия будут непрофессиональными и нанесут ущерб стране.
Так, слом Берлинской стены было бы недостаточно рассматривать как результат исключительно стремления к объединению двух Германий или воли и действий руководителя СССР в 1985—1991 гг. М. Горбачева. Необходимо еще учесть итоги «холодной войны», экономическое и идеологическое положения социалистических на тот момент стран, влияние Запада, процессы демократизации в СССР и Восточной Европе, работу спецслужб и т.д.
Одна из трудностей, с которой сталкиваются политикоуправленческие элиты, состоит в необходимости адекватного понимания и интерпретации поведения субъекта, основанного на совершенно иных предпосылках, чем ее собственное. Было бы, например, ошибкой при изучении процессов недавнего отечественного прошлого утверждать, что лозунг «прорабов перестройки» во главе с М. Горбачевым — «возвращение в наш общий европейский дом» — обусловливался лишь политической целесообразностью. Взгляд на ситуацию в целом позволяет установить, что здесь как минимум присутствовали также элементы наивности в сознании одних сил и манипуляция общественным сознанием — со стороны других. Кроме того, уместно найти ответы на следующие вопросы: считает ли кто на Западе, что Россия в этот «общий дом» когда-либо входила? Приглашал ли кто-нибудь ее туда в тот момент? Имеет ли Россия какие-либо основания ожидать приглашения в «общий дом»? Намерен ли Запад послать такое приглашение и принять ее в этот «общий дом»?
События последних лет в Украине (конец 2013—2017 гг.) и поведение Западной Европы (демонстративное исключение России из G8, экономические санкции, политическое давление и даже угрозы) позволяет усомниться в возможности положительных ответов на эти вопросы.
Иначе говоря, чтобы использовать опыт, например, этих двух прецедентов, необходимо как минимум задаться поставленными вопросами и проанализировать их по всем упомянутым и многочисленным оставшимся за пределами нашего внимания измерениям.
Главной причиной «неконтекстуального» подхода к решению социальных проблем со стороны управляющего класса является не безразличие к обществу (хотя и такое отношение часто встречается), а его сложность, заставляющая излишне доверяться компетенции узких специалистов без учета общей картины, без синтетического подхода. Сциентистские и технократические установки и методология, конечно, дают специализированное знание, которого, однако, недостаточно самого по себе и которое объясняет только один какой-либо аспект проблемы, но не дает понимания ее в целом. В конечном счете это означает искаженное вйдение и, соответственно, неадекватное правленческое решение и действие.
Принцип учета контекста предостерегает политико-управленческую элиту от некорректного следования прецедентам и проведения аналогий, а также опровергает мнение о том, что история повторяется.
Интерес элит к культуре, истории, политике, управлению, праву, экономике объясняется стремлением найти в них «руководство к действию», и не в качестве моральных образцов, а в виде уроков практической деятельности (универсального, социальных констант).
Такой подход имеет давнее происхождение и обнаруживается со времен античности, когда деятели Древней Греции и Рима обращались к своим предшественникам в поисках прецедентов и аналогий для оправдания и легитимации собственных действий. В эпоху Возрождения рецепты ряда политиков и юристов и авторов, в частности, Н. Макиавелли, основывались на прецедентах из истории Древнего Рима. Но уже тогда Макиавелли подвергся критике своего младшего современника Ф. Гвиччардини за некритическое использование в своем «Государе» политических прецедентов и аналогий, не учитывавших исторического контекста.
Сегодня понятно, что ссылка на далеко в истории отстоящие от нас прецеденты в научном и управленческо-практическом смысле — чаще всего бесплодное занятие. Это справедливо и относительно современности. Прецеденты имеют значение в праве (это особый случай, «прецедентное право»), и то с оговорками, но не в политике и управлении. В силу изменяющегося контекста любое сравнение двух казалось бы одинаковых политических, управленческих, экономических и даже правовых феноменов оказывается делом довольно бесполезным.
Разумеется, проведение аналогий не возбраняется, более того, является распространенной и неотъемлемой частью аргументации, особенно в политике и праве. Это имеет смысл, если не ставить целью полное совпадение двух феноменов и не рассматривать прецедент как основание и руководство к действию. Однако компаративистика (сравнительное исследование) скорее выделяет различия двух социальных феноменов, связанных с различием именно их контекстов, нежели их сходство.
Поэтому принцип учета контекста в управлении призван предостеречь от самоуверенных и непродуманных прогнозов. Здесь уместно осознание мысли о том, что история не повторяется. Разумеется, какой-либо фактор может возникнуть вновь, и даже существует вероятность, что это приведет к уже известному результату. Однако сам ход политического, правового, экономического, управленческого процесса означает, что действие этого фактора будет сопровождаться наличием иных, дополнительных факторов, появление которых и воздействие на рассматриваемую проблему никто не в состоянии предсказать.
Более того, знание о каком-либо прецеденте может повлиять на действия политиков и управленцев и тем самым сослужить плохую службу: в то время как необходимо поступать согласно логике уникальной ситуации и изменившимся обстоятельствам, субъект власти и управления следует прецеденту и оказывается неадекватным в своих действиях.
Конечно, прецеденты позволяют в какой-то степени понять, при каких условиях, например, происходят гражданские войны или экономические кризисы, но ответ на вопрос: случатся ли они в данном конкретном случае? — зависит от уникальных, возможно, случайных факторов и бифуркаций, предсказать которые невозможно.
Поэтому прогнозы в политике и управлении — трудная вещь. Они, разумеется, необходимы и допустимы, но часто несостоятельны. Если они и возможны, то исключительно в сослагательной, предположительно-вероятностной форме, уменьшающей опасность попасть в ловушку категоричного и безальтернативного мышления. При этом прогноз будет тем более адекватным, чем менее конкретным и детализированным он оказывается. Скорее речь может идти о тенденции, направлении развития процесса, если события будут происходить примерно так, как они уже происходят.
Задача политико-управленческой элиты в этих условиях состоит в том, чтобы всегда находиться в «поисково-сканирую- щем состоянии» и быть готовой к любому развитию событий.
3. Трактовка жизнедеятельности общества как процесса, связи между событиями и феноменами во времени. Такой подход как будто очевиден, но реализуется не всегда. Однако он придает им больший смысл, чем рассмотрение их в изоляции.
В случае с прецедентами отсюда следует, что как нынешняя ситуация стала результатом комплекса причин и факторов, так и сам прецедент есть результат своей конкретной совокупности обстоятельств, и в ста случаях из ста эти причины, факторы и обстоятельства существенно различаются.
Так, конкретные действия деятелей Французской революции или Наполеона привлекают внимание не сами по себе, а как проявление масштабных и драматических процессов становления классического буржуазного общества во Франции в правовом и экономическом аспектах.
Мюнхенское соглашение 1938 г., в результате которого от Чехословакии была отторгнута Судетская область, призваны интересовать государственно-управленческую элиту не просто как яркий пример агрессии Германии, а в контексте прежде всего политики с позиции силы, с одной стороны, политики «умиротворения» — с другой (Англии и Франции), вообще тоталитаристских интенций в истории XX в. — с третьей. Это, к слову, очевидный урок для тех, кто заигрывает с фашизмом или стоит за ним в современной Украине.
Поэтому попытка усмотреть в том и другом случае какие- либо прецеденты должна быть осторожной, корректной и ограниченной.
Нынешнее состояние дел в обществе возникло за счет процессов эволюции, перемен, роста, упадка, попятных движений в прошлом. Это состояние нельзя раскрыть, не обратившись к его корням, ибо современность является продуктом истории, хотя и прошлое не сохранилось в неизменности. Любой аспект нашего духа, культуры, поведения, повседневной жизни — результат процессов, происходивших в прошлом. Поскольку деятельность людей во всех сферах изменяет мир, необходимо максимально возможное и адекватное видение исторической перспективы, раскрывающей динамику перемен во времени. Поэтому историческое введение в проблему любого исследования, а также соответствующие курсы для студентов всех специальностей (управленческие не исключение) должны бы быть основательными и охватывать продолжительные временные периоды.
Эвристический потенциал принципа отношения к социуму и управлению им как процессу обнаруживается, во-первых, в выявлении глубинных тенденций, лежащих в основе происходящих изменений; во-вторых, в раскрытии альтернативы представлениям о «постоянном» и «вечном» характере многих социальных идентичностей, таких как, например, нация, этнос, раса, конфессия, демократия, соотношение демократии и гражданского общества и т.д. Вывод, который отсюда следует, состоит в том, что ни одно обнаружение социальной жизни не является неизменным и не лежит за пределами истории.
У любого прецедента — своя история, у ситуации, с которой его соотносят, — своя.
«Процессуальное» мышление, которое, заметим, занимает все более прочные позиции, имеет целью рассматривать общество, культуру, историю, политику, управление, экономику, право не просто как набор ярких диапозитивов, а как минимум в контексте понятных причинно-следственных рядов, следовательно, объяснения, и как максимум — уяснения сущности, т.е. понимания[2].

_________________________
[1] См.: Даймонд Д. Коллапс. Почему одни общества выживают, а другиеумирают. С. 235—275, 587.
[2] См. также: Тош Д. Постижение истины. М. : Весь мир, 2000. С. 11—22,41; Митрошенков О. А. Политическая философия. Эпистемология. М. : Перспектива, 2005. С. 42—44, 54—60.