Современная международная обстановка: цивилизации, идеологии, элиты

Автор: Подберезкин А.И.

Противостояние/война цивилизаций и проектов Категория: Подберёзкин Алексей Иванович

Страница 30 из 39

3.4. Значение идеологии современной России для формирования международной обстановки

При отсутствии сколько-нибудь оформленной политической идеологии правящей элиты чрезвычайно большое, даже гипертрофированное значение приобретает такой субъективный фактор как частная позиция, оценки и решение того или иного представителя правящей элиты. Естественно, что чем выше положение этого лица во властной иерархии, тем сильнее, даже «абсолютнее» его влияние, но и грубее просчеты и ошибки.
На уровне бытовом, а не политическом, мы ежедневно это видим на экранах телевидения и в электронных СМИ: непрофессиональные, а, порой, и неграмотные, оценки и суждения встречаются ежедневно, точнее — из них состоит целиком собственно весь процесс принятия решений — от заявлений Д. Медведева образца 2010 г. о рубле как резервной и надежной валюте, до безостановочной инфляции и обесценения этого рубля.
На политическом уровне, особенно в области внешней политики, ошибки не столь заметны, хотя несколько признаний президента РФ о том, что его решения выполняются на 10 (15; 20) процентов уже сами за себя говорят. Проблема в том, что отсутствие политической идеологии предполагает не только отсутствие системы взглядов, эклектику, но и отсутствие стратегии (т. е. четко сформулированных целей и ресурсов), последовательности, а также исполнителей этой «политической воли». Остается «ручное управление», т. е. откровенный волевой субъективизм, когда даже гениальный руководитель не может быть гарантирован от ошибок. Тем более — субъективных ошибок исполнителей.
«Подставлять себя со своей субъективностью на место субъектов прошлого — форма антропоморфизма»235, писал Б. Поршнев. Еще необоснованнее пытаться представить «себя в будущем». Если что-то и меняется быстро в этом мире, так это человек и общество. Это значит, что в 2030 году изменится, прежде всего, человек и все общество. Именно это обстоятельство — самое трудное в стратегическом прогнозе.

235 Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопси-хологии) / науч. ред. О. Т. Вите. Спб., 2007. С. 13.
Слова С. Караганова, вынесенные в эпиграф этого раздела, интересны тем, что они коротко характеризуют суть стратегического прогноза развития МО на 10 лет (т. е. с 2008 по 2018 годы) — «приспособление субъектов» к той миросистеме, которая образовалась к этому времени, сделано за несколько месяцев до радикальных перемен.. Далее авторы прогноза раскрывают подробнее содержание этого тезиса в восьми основных тезисах, характеризующих отдельные аспекты этого процесса «приспособления». Примечательно, что все эти 8 тезисов частично и полностью не подтвердились к 2015 году. Проиллюстрируем эти тезисы:
— «не случится масштабных войн или вооруженных столкновений» (хотя, надо признать, пока что прогноз в отношении Ирана подтверждается);
— сохранится «стабильность поставок энергоносителей» и «приемлемый диапазон цен на нефть от 50 до 75 долл.;
— «мировая валютная система не подвергнется потрясениям»;
— будут совершенствоваться «механизмы регулирования мировых финансовых потоков»;
— «инновационное развитие ускорится ... за счет втягивания национальных экономик»;
— «экономические ограничения не станут критическими»;
— «прирост населения в мире замедлится».
— «интенсивность миграционных потоков ... будет сдерживаться . позитивными изменениями в ряде стран».

Как результат этих прогнозов повторяется вывод о том, что «имеющиеся проблемы и сложности глобального и регионального масштаба ... не содержат явных зачатков серьезных потрясений» 236. Все — история заканчивается. Либерализм — идеологически, политически и экономически — победил!

236 Караганов С.А. Россия и мир. Новая эпоха. 12 лет которые могут все изменить / отв. ред. и рук. авт. кол. С. А. Караганов. — М.: АСТ, 2008. С. 70-71.
Эти выводы интересны тем, что С. Караганов в 2008 году представлял позицию большинства членов Совета по внешней и оборонной политике, куда входили не только бывшие, но и действующие во власти высокопоставленные представители российской правящей элиты. В целом благодушно-уверенная оценка и долгосрочный прогноз отражают именно доминировавшие в то время настроения: кризис (который грянет через несколько месяцев) никто не ожидает; конфликт с Грузией и обострение отношений с Западом еще впереди (хотя это тоже скоро произойдет); падение цен на нефть, обострение отношений с мигрантами, экологические катаклизмы и пр. — все еще впереди, хотя (книга подписана в печать в конце декабря 2007 г.) и очень скоро.
Этот достаточно наглядный и подробный пример свидетельствует, на наш взгляд, прежде всего, о том, что (хотя именно это на протяжении многих лет в России и не хотят признавать): ничто в мире не меняется так быстро как человек и общество. Соответственно и прогнозы мирового общественного, экономического и иного развития зависят от скорости изменения социальной сущности и поведения человека. То есть наиболее динамичный фактор в МО не финансы и экономика, а человек, управляемый идеологией.
Без признания этого невозможно понять радикальное изменение общественно-политической ситуации на Украине и на Западе за одно-два десятилетия, что означает и радикальное изменение МО и ВПО.
Сегодня, как оказалось, профессиональные и достаточно субъективные знания и способности играют еще большее значение, чем прежде, хотя и в прошлые периоды истории человечества субъективный фактор в политике и в военном деле всегда был чрезвычайно важен. Связано это, прежде всего, с резко возросшей ролью личности, национального человеческого капитала и его институтов в экономике, политике и военном деле, а также огромной ролью, которую приобрело государственное и общественное управление, от эффективности которого стали зависеть уже не только темпы социально-политического и экономического развития страны, но и само будущее нации237. Это влияние субъективного фактора — личности и изменений в ней — в истории человечества неохотно признавали не только марксисты, но и либералы, которые апеллировали, прежде всего, к «объективным» законам развития общества (классово-социальным — одни и макроэкономическим — другие). Об этом, как о самой большой ошибке в стратегии развития России, говорилось, например, в раскрытой переписке государственных чиновников США в августе 2015 года.

237 См. подробнее: Подберезкин А. И. Национальный человеческий капитал. В 5 т. Т. 1-3. — М.: МГИМО-Университет, 2011-2013.
Это отношение выглядит странным, хотя достаточно привести примеры в советской и российской истории, когда Н. Хрущев, М. Горбачев, И. Сталин (а до этого Иван Грозный, Петр I, Александр I, Николай I и др.) радикально меняли не только настоящее, но даже далекое будущее страны. Ни в одной стране мира, пожалуй, не замечена такая роль субъективного влияния ее лидеров на нацию.
Значение этого влияния сегодня, в современной политической истории, отнюдь не уменьшилось. Более того — возросло. Достаточно вспомнить роль М. Горбачева и Б. Ельцина во внешней и военной политике России, или роль В. Путина, и министров: А. Козырева, П. Грачева, А. Сердюкова. Эта роль, как и значение идеологии (о чем старательно умышленно умалчивают), оказывается в некоторые периоды сильнее течения объективных мировых и национальных тенденций. Так, политическая бездарность и непрофессионализм М. Горбачева и сформированной им наспех правящей элиты привела к геополитической катастрофе, затронувшей не только СССР и страны социалистического лагеря, но и большинство стран на планете. Это обстоятельство в политике отнюдь не соответствовало развитию объективных глобальных, в частности, гуманистических тенденций, а тем более общечеловеческих тенденций, как пытались об этом говорить.
Есть и другие примеры, когда победы или поражения великих политиков и полководцев (которые были следствием, прежде всего, качественного интеллектуально-волевого превосходства нередко над многократно превосходящими силами противника), — стали лучшими свидетельствами огромного значения субъективного фактора в политике и военном деле.
Все это изначально предопределяет особую и нарастающую роль личности, знаний о политике и войне и, соответственно, военно-политической мысли как совокупности идей, взглядов, концепций, отражающих динамику, сложившихся в данную конкретную историческую эпоху характера и содержания военно-политических отношений238. Эти знания и опыт, объединенные в некую политико-идеологическую систему, могут стать основой для национальной стратегии. Отсутствие этой системы означает и отсутствие стратегии, когда ошибка той или иной личности умножается на скорость исторического процесса. Иными словами растущая роль субъективного личностного фактора в политике может быть канализирована рамками политической идеологии, как системы взглядов, сочетающей в себе логические взаимосвязи и взаимозависимости. Если бы у М. Горбачева или Б. Ельцина была такая политическая идеология, то была бы и стратегия, и план (хотя бы, самый общий) действий, и самый общий прогноз развития ситуации.
Сказанное в полной мере относится к анализу и стратегическому прогнозу, который делается в настоящее время. Не имея политической идеологии, мы не можем анализировать и прогнозировать поведение отдельных политических субъектов — представителей правящей элиты России, — которые, как показывает опыт последних 30 лет, могут легко пойти по «коммунистическому», «либерально-демократическому» или «государственно-патриотическому» пути в зависимости от личностных или конъюнктурных обстоятельств.
В отличие от КНР и США, где есть достаточно жесткие рамки такой политической идеологии, что, кстати, позволяет им строить не только прогнозы, но и заниматься долгосрочным стратегическим планированием.

Эти знания, совмещенные с опытом, искусством, становятся бесценным, незаменимым национальным ресурсом, а их отсутствие или недостаток — общенациональной трагедией. Как справедливо заметил А. Кокошин, говоря о разгроме школы Свечина, «Порой действительно складывается впечатление, что они (акции разгрома. — Авт.) были не только продуктом внутреннего соперничества..., но и чем-то иным.. .»239.

238 Бочарников И. В., Лемешев С. В., Люткене Г. В. Современные концепции войн и практика военного строительства. — М.: Экон-информ. 2013. С. 5.

239 Кокошин А. А. Выдающийся отечественный военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. — М.: МГУ, 2013. С. 9.

Рост значения субъективно-личностного фактора в политике России происходит на фоне деградации политической культуры. Современные гуманитарные знания в России об обществе политике и войне, к сожалению, очевидно, деградируют, что ведет к ухудшению качества российской политической и военной науки и искусства политики. Если прежняя элита в российской империи проходила достаточно жесткую школу естественного отбора и воспитания, то при советской власти в результате революции эта традиция прервалась. Но только на время. Вновь она прервалась в 1990-е годы, когда во власть буквально хлынул поток нравственно ущербных и непрофессиональных кандидатов.
В результате в конце XX века в России оформилась даже некая политическая закономерность: чем сложнее становились проблемы, тем хуже, менее профессиональна и нравственна, — правящая элита. И соответственно — хуже варианты решения этих проблем. Эта тенденция наблюдалась везде. В том числе, когда речь шла об уровне анализа и прогноза международной и военно-политической обстановки. Состоявшаяся в России последние 30 лет «деидеологизация», вкупе с развалом науки и образования привели, к тому, что современная правящая элита страны не только не готова сама к качественному анализу и стратегическому прогнозу, но и не обеспечена достаточным количеством качественных экспертов и исследователей. Более того разрушены целые исследовательские школы, от которых остались в лучшем случае отдельные небольшие группы исследователей: деградирует академическая наука, полностью ликвидирована отраслевая, а остатки ведомственных коллективов практически не пополняются молодыми исследователями. Тому есть несколько субъектных политико-идеологических причин, у которых, как говорится, есть имя, фамилия, отчество и должность:
Во-первых, последствия борьбы с идеологией вообще и с «этатизмом», в частности, начатой еще А. Яковлевым как главным «архитектором» и двигателем перестройки, сказываются и сегодня. Прежде всего, потому, что у него есть идеологические последователи, отстаивающие и сегодня «необходимость отсутствия» идеологии. На эту тему регулярно проводятся даже целые мероприятия не только на экспертном, но и политическом уровне.
Роль идеологии и ее институтов до сих пор пытаются настолько умышленно дискредитировать, что даже сегодня, во второй половине второго десятилетия XXI века, попытки ее восстановления мало результативны. Идеология, как логически обоснованная система взглядов, конечно же, сохранилась, но в виде нескольких неформальных школ, не имеющих сколько-нибудь существенной материальной, организационной и кадровой базы, а уж, тем более не оказывающей общенационального влияния.
Вместо этого, спохватившись, начались поиски «смыслов» и написание «текстов», не связанных между собой, т. е. отсутствие системы заменили эклектикой. Идеология, как система, исчезла. Она превратилась в отдельные философские направления, перестав быть отраслью знаний профессиональной науки. Что, естественно, сказывается на качестве концептуальных материалов. Простой пример: министерство по развитию дальневосточных регионов предложило сделать летом 2015 года комплексный (!) НИР, посвященный социально-экономической стратегии развития дальневосточных регионов России до 2030 года. Такая стратегия, очевидно, должна отражать общенациональные приоритеты, которые необходимо четко сформулировать, что является именно политико-идеологической задачей. Но именно этой общенациональной задачи так до сих пор и по сформулировано, поэтому стратегия социально-экономического развития в очередной раз (как и другие предыдущие такие стратегии, подготовленные за последние 10 лет) будет носить регионально-отраслевой характер. Как и многие другие стратегии и концепции она останется абстрактным, не требующим соблюдения, документом, слабо отражающим реалии. Между тем, опрос, проведенный РАГС в августе 2015 года, показал не только сокращение доли тех руководителей, которые следуют таким концепциям, но и, одновременно, увеличение доли тех, кто заинтересован в стратегическом планировании.
Любой субъективизм имеет в политике конкретный характер — политический, экономический, финансовый, военный или другой. Для того чтобы он «вписался» в эту систему, он должен видеть ее целиком с политико-идеологической точки зрения. Не случайно, что в стратегическом планировании США именно за политическим и идеологическим планированием (не случайно было и объединение Госдепа и ЮСИА) сохраняется, безусловно, главная, не подлежащая оспариванию ни ЦРУ, ни КНШ роль.
В области формирования ВПО, а тем более МО именно политико-идеологическая система уравновешивает все остальные интересы. В качестве конкретного примера, иллюстрирующего взаимосвязь политико-идеологических приоритетов с другими приоритетами и политическими целями, можно привести ход размышлений сотрудника РИСИ Л. Абаева относительно «дерева целей» российской внешней политики в отношении Японии, из которого видно, что главная задача — именно политико-идеологическая — «отобрать» наиболее приоритетные цели для России, которые затем уже расставляются в определенном порядке, «делятся» и т. д.240
240 Абаев Л. Ч. О некоторых аспектах аналитического обеспечения стратегического планирования национальной безопасности Российской Федерации / Слушания в Общественной палате РФ. М. 2013. С. 36.

Рис. 3.6. Система политико-идеологической балансировки стратегии в отношении одного государства

Фрагменты:

«Деидеологизация», начатая А. Яковлевым и продолженная «макроэкономистами» и «менеджерами», «вымыла» из политики, административных органов и управленческих структур идеологов. Сегодня — это главная проблема путинской политики. В свою очередь это привело к кадровому голоду, когда в России вдруг исчезли не только политики-идеологи, но и чиновники, способные широко (политико-идеологически) посмотреть на ту или иную проблему. Востребованы оказались «практики», которые в подавляющей массе составляют категорию безмолвных, безропотных и безынициативных исполнителей, хорошо ориентированных в «решении конкретных» вопросов. Главное требование к качеству человеческого капитала в XXI веке — креативность, способность к творчеству, оказалось невостребованным властью. Как следствие — идеологов нет ни в руководстве страны, ни в ее управлении, ни в экономике, ни в образовании. Их место занимают «менеджеры», — специалисты по всем вопросам управления, точнее по управлению финансовыми потоками. А. Сердюков, А. Чубайс — яркие этому примеры, но таких примеров в управленческом звене — абсолютное большинство. Все это лишает управление, анализ и прогноз, творческого подхода, а значит и эффективности. Только хороший исполнитель не способен сегодня к творческому решению, научному поиску, инициативе. Поэтому в управленческом звене в России сформировался «идеальный» тип: безынициативный, лояльный, исполнительный. Другими словами, возник кадровый кризис, в котором власть не отдает себе отчета.
Даже попытки единственного идеолога в стране — В. Путина (в частности, на Селигере и других неформальных идеологических встречах, а также в последних Посланиях Президента РФ), ни к чему не привели. Системы политико-идеологического управления так и не появилось. Точнее — система сложилась как «идеологическая антисистема», которая требует ежечасного вмешательства, «ручного управления».
Во-вторых, на усиление субъективного влияния на политические процессы сказалось фактическое разрушение национальной гуманитарной науки, причем не только в фундаментальной, но и прикладных областях. Были уничтожены целые институты и школа РАН. Но не только. «Исчезла» отраслевая наука, которая обеспечивала органы управления информацией и аналитикой, «захирели» научные школы в университетах и вузах, которые были вынуждены зарабатывать только на образовании. Все это привело к резкому снижению качества специалистов самого разного звена. Это отбросило эффективность управления страной на десятилетия. Некоторые научные школы в отдельных отраслях экономики вообще исчезли, а некоторые сократились до вымирающего минимума. Так, на одной из идеологических кафедр Военного Университета вместо 80 профессоров, доцентов и преподавателей осталось... восемь. Очень сильный удар по военным научным школам нанес А. Сердюков, но его действия, на самом деле, вполне типичный пример «отраслевого» управления наукой241, «де-идеологизированными» менеджерами. Это свидетельствует о резком усилении существовавшего прежде кризиса научных школ и направлений, которые сознательно уничтожаются в соответствии с идеологией рынка, не требующей от России наукоемкой продукции. Как справедливо отметил в своей фундаментальной работе А. Владимиров, «Мы уже хорошо прочувствовали на себе, что попытки власти, государства или всей нации жить без собственной идеологии, не только не дают хоть какого-то положительного результата, но и ввергают их в идеологическую зависимость от чуждых идеологий.»242
241 Подберезкин А. И. Военные угрозы России. — М.: МГИМО-Университет, 2014.
242 Владимиров А. И. Основы общей теории войны в 2 ч. Часть I. Основы теории войны. М.: Синергия, 2013. С. 54.
Таким образом, качественным анализом и прогнозом общественно-политического развития в России заниматься в настоящее время практически некому, а его политическая востребованность только-только стала возникать в директивных органах, о чем свидетельствует возросший «портфель заказов» на частные гуманитарные исследования. Фактически к 2015 году Россия в этой области оказалась в ситуации, которую можно охарактеризовать как почти «нулевая» — нет ни долгосрочных научных, крупных заказов, ни научных школ, ни серьезных кадров. То немногое, что еще существовало в СССР, за последние 30 лет было практически уничтожено, а остатки этого человеческого капитала продолжают вымирать.
И, наоборот, в конкурирующей с российской ЛЧЦ западной ЛЧЦ за эти годы было сделано очень многое, что существенно повысило качество анализа и прогноза, а также уровень принимаемых решений. Для России это означает, что во втором десятилетии XXI века мы имеем такой же разрыв с США, как и в области технологий.
Эти и другие причины привели к тому, что как во внешней, так, и в военной политике реальная научная база фундаментальной и прикладной науки «сжалась» до того уровня когда ее качественное воспроизводство фактически прекратилось. Попытки власти последних лет воссоздать через научно-координационные советы и пр. общественные институты связь высших звеньев управления с наукой оказались малоэффективными, а реанимация научных коллективов из советского прошлого и использование в этой области советского наследия стала практически бессмысленной.
Естественно, что эти и другие причины позволяют скептически оценивать не только уровень принятия и реализации политических решений (о чем не раз говорил Президент РФ, в частности, упоминая то о 10%, то 15% реализуемых его решений), но и качество этих решений. Яркий пример — четыре (!!!) раза пересмотренный краткосрочный прогноз МЭР РФ роста ВВП в 2014 году. С точки зрения эффективности управления это означает катастрофу.
Такая оценка в полной мере относится как к качеству подготовки, так и принятия решений, что, естественно, в полной мере относится к качеству анализа и прогноза. По сути дела возникли две большие группы субъективных проблем (по большому счету политико-идеологических), связанных с анализом, прогнозом развития МО и принятием необходимых решений в области стратегического планирования243:

243 Стратегическое прогнозирование и планирование внешней и оборонной политики: монография: в 2 т. / под ред. А. И. Подберезкина. — М.: МГИМО-Университет, 2015
Первая группа связана с катастрофически низким качеством лиц, отвечающих за подготовку и принимающих политические и другие важнейшие решения, т. е. качеством человеческого потенциала правящей элиты, в частности:
— образованием;
— опытом;
— способностью к анализу и прогнозу;
— нравственными качествами.
Быстро решить эти проблемы не удастся: требуется идеологическое воспитание и профессиональная подготовка экспертной и правящей элиты. Так, как это делается на протяжении десятилетий в США. Опыт показывает, что там существуют фактически обязательные ступени в карьере, которые позволяют политической системе не только «защититься от дурака» (в нашем случае, не пропустить к власти М. Горбачева и К), но и обеспечить высокое качество элиты. По нашим наблюдениям эти обязательные ступени (которые невозможно обойти, избежать и пр.) таковы:
— престижный университет;
— участие на старших курсах в общественно-политической деятельности;
— участие в работе органов власти штата (помощник конгрессмена и т. д.);
— выход на уровень работы в каком-то штате, как правило, в качестве конгрессмена штата;
— выход на федеральный уровень;
— выдвижение в «первые ряды» федерального уровня;
— стажировки в министерствах, ведомствах, участие в кампаниях, командировках и т. д. «по кругу»;
— заметный пост в федеральных органах власти (сенатор, зам. секретаря / министра и т. д.);
— стажировки, обмены и т. д.;
— выход на первые роли — министров, руководителей комитетов, палат Конгресса и т. д.
Вторая группа проблем повышения эффективности связана с развитием научных школ, коллективов, институтов, естественным уходом ученых и переориентацией научных кадров в области социальных и гуманитарных наук, отсутствием наработанных теорий, методик, концепций и пр. аппарата научных исследований. Эту группу проблем необходимо срочно решить, посредством воссоздания старых и создания новых научных школ и направлений, понимая, что потребуются годы для решения этой проблемы.
Между тем, предпринимаемые в последние годы амбициозные усилия руководством страны в области внешней и оборонной политики требуют не только быстрой, но и очень точной оценки и анализа, а тем более прогноза. От этого зависит как эффективность принимаемых решений (скорость реализации, стоимость, полнота), так и сама их целесообразность. Это — общее современное требование. Как подчеркивается в Докладе о стратегии использования ядерного оружия Соединенными Штатами Америки от 13 июня 2013 года, «важнейшей частью процесса формулирования указаний по использованию ядерного оружия является всесторонняя оценка стратегической обстановки»244. Особенно, если речь идет о крупных национальных программах, требующих больших затрат. Собственно именно этой проблеме и посвящена настоящая глава, в которой делается попытка осмысления логики практического, политического и военного процесса, включая его современное состояние.
Подытоживая, можно сделать вывод о том, что современное состояние человеческого потенциала и качество анализа, прогноза и принятия качественных решений в России оказывается ниже критического уровня. Существующих человеческих ресурсов совершенно недостаточно245:
— ни с точки зрения наработанного аппарата для анализа и прогноза, теоретической и методологической проработки этих проблем и разработки частных методик и концепций;
— ни с точки зрения кадров, способных сделать такой оригинальный анализ и прогноз;
— ни с точки зрения лиц, принимающих важнейшие решения в стране, которые в настоящее время не только не способны выполнить эту работу, но даже осознать ее масштаб и значение.
Это означает только одно: эффективность государственного, общественного и экономического управления в России будет оставаться крайне низкой по двум основным причинам:
— низкому качеству НЧК и его институтов, обладающему устойчивой тенденцией к ухудшению, снижению общего научного и культурного уровня в стране и уровня экспертизы;
— продолжающемуся ухудшению качества правящей элиты, когда остатки профессиональной советской элиты заменяются новым поколением непрофессиональных сотрудников, обладающих низким качеством нравственного потенциала.

244 Доклад о Стратегии использования ядерного оружия Соединенными Штатами Америки (направлен в Конгресс США в соответствии с положениями раздела 491 тома 10. Свода Законов США 13 июля 2013 г.). С. 3 / http://www.defense.gov.publ
245 Подберезкин А. И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. — М.: МГИМО-Университет, 2015.