Усиление межцивилизационного противоборства, с одной стороны, и относительное падение роли западных государств в мировой экономике, политике и идеологии, с другой, привело к резкому возрастанию роли военной силы в международных делах. Западная цивилизация всегда прибегала к военной силе тогда, когда не могла достичь своих целей методами экономической экспансии или политического давления. Наиболее, наглядно эта политика проявилась во время т. н. «опиумных войн» в Китае. В современную эпоху переход Запада к применению военной силы против других цивилизаций начался с агрессии НАТО против Югославии в 1999 году. Затем последовало вторжение в Афганистан, оккупация Ирака, разгром Ливии и диверсионно-террористическая война против Сирии. Фактически с началом XXI века военные операции Запада против других цивилизаций не прекращались ни на один день.
Таким образом, можно констатировать, что соотношение военных и не военных средств во внешней политике в XXI веке приобрело совершенно новое, пока еще до конца не осознанное значение. Основной особенностью развития международной обстановки в XXI веке стало повышение значения силовых средств во всей гамме инструментов внешней политики. И это при том, что еще в 70-е — 80-е годы XX века усиленно продвигался тезис о «падении значения и роли военной силы во внешней политике государств». Этот вывод справедлив для всех развитых государств, но в наибольшей степени для стран-лидеров западной ЛЧЦ.
Характерным подтверждением данного вывода является сверхбыстрый рост военного бюджета США до 2010 года (с 350 до 700 млрд долл. за 10 лет), а также сохранение большой численности профессиональных армий. Но, главное, состоит в быстром росте числа конкретных эпизодов применения военной силы, включая также «заповедные» прежде регионы, такие как Европа. Эти качественные перемены в характере МО позволяют говорить о фактически начале во втором десятилетии XXI века формирования в мире такой стратегической обстановки, в которой отчетливо проявляется не только политическое, но и военное противостояние западной ЛЧЦ другим цивилизациям и прежде всего России.
Это объясняется тем, что полноценное применение Западом военной силы в мировом масштабе продолжает сдерживаться военным потенциалом России. Несмотря на идеологическое поражение в «холодной войне», распад ОВД и СССР, Россия сохранила военный потенциал, способный нанести Западу неприемлемый ущерб в ходе военного конфликта. Военно-стратегический паритет, сложившийся еще в советскую эпоху, Западу нарушить не удалось. Поэтому значительные усилия Запада и прежде всего США направлены сейчас на слом военно-стратегического паритета.
Традиционно западной цивилизации удавалось удерживать свое превосходство в мире за счет прогресса в военно-технической сфере. Только прорывы в этой области позволяют кардинально изменить мировой баланс сил в кратчайшие сроки. Если в экономике процесс изменения баланса сил занимает десятилетия, а в политической сфере многие годы, то достижение значимого военно-технического превосходства над потенциальным противником может изменить мировой баланс сил в течение нескольких месяцев. Наиболее наглядный пример — изобретение атомного оружия США.
В 1945 году СССР, разгромивший нацистскую Германию, стал безусловным гегемоном на евразийском континенте, и ни что не предвещало, что англо-американская коалиция сможет быстро сравняться с ним в сухопутной военной мощи. Преимущества США и Англии в стратегической авиации, как показал опыт Второй мировой войны, было недостаточно для достижения военной победы. Однако появление у США атомной бомбы сразу же нивелировало военное превосходство СССР и более того, даже поставило СССР в положение стратегической уязвимости. Лишь по прошествии десяти лет, после изобретения собственного атомного оружия и межконтинентальных баллистических ракет Советскому Союзу удалось восстановить стратегический баланс сил.
С тех пор соревнование в военно-технической области продолжалось с переменным успехом. То одна, то другая сторона выходила вперед в области отдельных военных технологий, но ни одна не смогла достичь принципиального прорыва, резко меняющего военно-стратегический баланс. Возник стратегический паритет, который сохраняется и по сей день. И хотя западная цивилизация находится в постоянном поиске военно-технических возможностей для изменения военно-стратегического баланса в свою пользу, на современном этапе это представляется маловероятным.
Главной проблемой является состояние фундаментальной науки, прежде всего физики, которая оказалась в идейном тупике. Между тем, исторический опыт показывает, что революционным военно-технологическим скачкам всегда предшествуют масштабные открытия в области фундаментальных наук. Так, научные открытия конца XIX — начала XX века, заложили основы военных технологий, многие из которых мы продолжаем использовать до сих пор.
Понимание атомной структуры вещества обеспечило гигантский прогресс в химии и физике. На этой основе появилась возможность создания новых видов топлива, материалов и механизмов. Были изобретены двигатели, приведшие к возникновению принципиально новых транспортных средств. Как следствие, появились совершенно новые типы оружия — танки, самолеты, подводные лодки, ракетная техника. Они резко поменяли соотношение сил на поле боя и характер войн и вооруженных конфликтов.
Овладение энергией электричества проложило дорогу всеобщей электрификации промышленности и быта, созданию механизированных производств и принципиально новых аппаратов и устройств. Открытие электромагнетизма позволило осуществлять беспроводную передачу информации на любые расстояния. Это привело к возникновению радиосвязи, радиолокации, различных электронных приборов. Наконец, открытие деления атомного ядра позволило создать ядерное оружие и атомную энергетику. Появилось оружие глобального удара — стратегические силы ядерного сдерживания.
В то же время за последние 50 лет в физике не произошло никаких прорывных открытий. Научная мысль топчется на месте. Плодятся многочисленные теории, которые безуспешно пытаются объяснить основные законы мироздания. Однако такие принципиальные вопросы как природа гравитации и электромагнетизма, включая теорию поля, распространение света и электромагнитных волн, по-прежнему остаются без ответа. Нет прогресса и в такой важной области применения теории атомного ядра как управляемая термоядерная реакция.
Между тем, накопившийся к настоящему моменту огромный экспериментальный материал на базе новейших приборов и технологий показывает несоответствие этих данных многим базовым постулатам современной физики, таким как, например, закон всемирного тяготения, теория относительности, корпускулярно-волновая теория и другие. Данный научный тупик является в значительной степени результатом той идейной деградации, которая охватила западную цивилизацию в последние несколько десятилетий.
Также как и в области общественных наук, в физике сложилась, своя политкорректная среда, научный монополизм, непререкаемые авторитеты, что препятствует идейной конкуренции и душит любую живую и смелую мысль. А поскольку проведение серьезных научных экспериментов, в отличие от прошлых времен, требует существенных материальных затрат, то осуществление исследований, выходящих за рамки общепринятого консенсуса, становится невозможным. Таким образом, без слома системы научного монополизма тупик в физике, также как и во многих других областях науки, преодолеть не удастся. Однако на Западе такое переформатирование невозможно без изменения идейного основания всего западного общества.
Сейчас научно-технический прогресс идет лишь в прикладных областях физики. Прежде всего, это относится к сфере новых материалов, создаваемых при помощи нанотехнологий. Такие материалы реально повышают возможности вооружений. Но не на порядки и даже не в разы, а на проценты. Например, создание более совершенных и легких бронежилетов на основе нанотехнологий повышает выживаемость личного состава в стрелковом бою, что очень полезно для проведения контрповстанческих или диверсионных операций. Однако в крупномасштабном бою с использованием крупнокалиберных пулеметов и артиллерии такие бронежилеты не дадут существенных преимуществ.
Использование нанотехнологий для укрепления танковой брони может дать определенный эффект для повышения выживаемости в условиях применения имеющихся противотанковых средств. Но это приведет лишь к созданию нового поколения более мощных противотанковых снарядов, для чего имеется достаточный технический потенциал, даже на базе технологий сегодняшнего дня. А вот для такого принципиального скачка, какой произошел вследствие замены кавалерии танками, условия сейчас отсутствуют и вряд ли возникнут в перспективе до 2050 года.
Нанотехнологии могут и скорее всего приведут к созданию новых легких и сверхпрочных материалов, которые будут применяться в авиастроении. Это повысит скорости летательных аппаратов, выводя их на уровень гиперзвука. А также позволит создать летательные аппараты выходящие из атмосферы в космическое пространство и возвращающиеся обратно в пилотируемом режиме. Это значительно усилит размах и скорость применения средств воздушного нападения.
В то же время военная эффективность гиперзвуковых летательных аппаратов, скорее всего, не будет столь значительной, как представляется некоторым экспертам. Проще говоря, самолеты класса воздух-космос, даже обладая гиперзвуковыми характеристиками, не смогут превзойти по эффективности современные баллистические ракеты с маневрирующими боевыми блоками. А использовать столь дорогостоящие самолеты для ведения обычной, неядерной войны, видимо, будет слишком дорогим удовольствием, особенно если учесть, что в нижних слоях атмосферы они не смогут реализовать свой гиперзвуковой потенциал, а следовательно не смогут добиться преимущества в обычных воздушных боях.
В то же время новые материалы могут обладать еще одним полезным свойством — понижать радиолокационную заметность самолетов. Однако сделать авиацию полностью невидимой для радаров и других средств слежения, и наблюдения они не смогут. Более того, такое повышение невидимости, вероятно, будет нивелировано совершенствованием средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ), которые в последнее время демонстрируют все возрастающий потенциал противодействия средствам наведения, управления и связи потенциального противника.
До последнего времени наращивание количества и качества высокоточного оружия, создание дистанционно управляемых или полностью автономных роботизированных систем считалось наиболее перспективным направлением развития вооружений. Предполагалось, что именно в этой области может произойти военно-технологический прорыв, который позволил бы США изменить военно-стратегический баланс в свою пользу. Сделав ставку на форсированное развитие высокоточных систем, Вашингтон предполагал, что с их помощью сможет реализовать доктрину молниеносного глобального удара, рассчитанную на то, чтобы вывести из строя систему управления и ударные комплексы сил ядерного сдерживания России или Китая. Однако развитие сил РЭБ поставило под серьезное сомнение перспективы высокоточного оружия и роботизированных комплексов.
Различные станции РЭБ, созданные в России позволяют дезориентировать и сбивать с курса высокоточные крылатые ракеты и снаряды противника. Более того, они позволяют перехватывать управление беспилотными летательными аппаратами, а также выводить из строя и ослеплять РЛС и другие средства наблюдения и слежения потенциального противника. В итоге, высокоточное оружие в противоборстве с российской армией может вообще потерять свою эффективность. А если учесть, что стоимость этого оружия чрезвычайно высока, то может начаться попятное движение — возвращение традиционных средств ведения войны, менее зависимых от электронных компонентов.
Конечно, Запад мог бы пойти по пути развития средств преодоления РЭБ. Однако этот путь представляется чрезвычайно затратным. Так как стоимость и без того очень дорогих высокоточных боеприпасов и ракет еще более возрастет. В итоге они могут оказаться слишком обременительными даже для богатого Запада. Это, конечно, не означает, что высокоточное оружие полностью исчезнет из арсеналов современных армий. Оно будет использоваться для поражения некоторых высокоценных целей, а также для разгрома армий противника более низкого технологического уровня. Однако, всеобщее очарование высокоточным оружием, скорее всего, пойдет на спад.
Современные армии будут стараться поддерживать оптимальный баланс между высокоточными и стандартными типами боеприпасов, между БПЛА и пилотируемой авиацией, между электронной и визуальной разведкой, между спутниковыми и традиционными системами наведения. Таким образом, можно с достаточно высокой долей уверенности утверждать, что дальнейшее совершенствование высокоточного и роботизированного оружия не приведет к каким-то принципиальным военно-технологическим скачкам, способным кардинально повлиять на военно-стратегический баланс.
Маркером возникновения условий для военно-технологического рывка могло бы стать какое-нибудь важное научное открытие в области физики. Однако если судить по источникам, имеющимся в публичном доступе, таких открытий сейчас не просматривается. Но даже, если и предположить, что какое-то открытие такого уровня и будет сделано в ближайшие годы, этого все равно будет недостаточно, чтобы быстро изменить военно-стратегический баланс в чью-то пользу. Надо понимать, что от научного открытия до появления возможности создания принципиально новых военных технологий должно пройти достаточно много времени. Поэтому появление революционных видов вооружений до 2050 года является крайне маловероятным. То есть такое развитие событий, как появление у США атомной бомбы в 1945 году, в то время как у других государств ее не было даже на подходе, сейчас невозможно.
Если же взглянуть на более отдаленную перспективу, то можно представить теоретическую возможность военно-технологических прорывов в следующих направлениях. Например, понимание природы гравитации позволило бы создать антигравитационный двигатель, который стал бы основой для совершенно нового поколения транспортных средств. То есть произошел бы прорыв сопоставимый с переходом от конной тяги к двигателю внутреннего сгорания. На этой основе появился бы совершенно новый тип вооруженных платформ, позволяющий вести боевые действия сразу в трех средах — в воздухе, в космосе и под водой. Скорость перемещения и маневренность этих платформ сделала бы невозможным их поражение современными средствами ПВО и ПРО.
Разгадка тайны электромагнитных волн позволила бы создать реальные виды оружия направленной энергии, которые сейчас находятся в зачаточном состоянии, так как уперлись в барьер энергетических возможностей. В то же время получение доступа к бесконечной энергии, заложенной в структуре пространства, позволило бы снять эти ограничения. Более того, это, видимо, открыло бы дорогу к созданию принципиально новых средств защиты в форме силовых полей. К тому же, понимание структуры строения пространства позволило бы овладеть технологиями полной невидимости, сплошного экранирования военных объектов, вооружений и военнослужащих. Однако, как уже отмечалось, подобные открытия в физике пока не вырисовываются.
Таким образом, можно предположить, что процесс развития вооружений будет пока протекать в форме постепенного совершенствования имеющихся систем на основе уже известных технологий. А это неспособно решительным образом изменить существующий баланс военных сил. Конечно, при том понимании, что и Россия не будет сидеть сложа руки. Так, например, если бы Россия не реагировала на развитие США глобальной системы ПРО, то это, безусловно, создало бы угрозу для российских стратегических сил ядерного сдерживания. И эта ситуация могла бы привести к неблагоприятному изменению военно-стратегического баланса. Напоминанием о последствиях подобного поведения может служить опыт Крымской войны, когда даже незначительное превосходство западной коалиции во флоте и стрелковом оружии вынудили Россию принять невыгодные условия мира.
Однако, создание Россией высокоманевренных МБР и БРПЛ типа «Тополь М», «Ярс», «Рубеж» и «Булава», а также разработка гиперзвуковых маневрирующих боевых блоков для этих ракет фактически обнуляет современные американские усилия в области ПРО. Между тем, Россия предприняла и дополнительные страховочные меры в области противодействия ПРО, приняв на вооружение крылатые ракеты сверхбольшой дальности (5500 км) и вводя в строй ударные атомные подводные лодки типа «Ясень» пониженной шумности. Таким образом, РФ приобретает потенциал массированного ядерного удара по всей территории США с использованием КРМБ. В этих условиях дальнейшее развитие американской системы глобальной ПРО неспособно подорвать стратегический паритет между Россией и США.
Таким образом, сейчас в мире сложилась уникальная ситуация, когда накопленные огромные запасы оружия страшной разрушительной силы не могут быть применены и даже полноценно конвертированы в реальное политическое влияние. Сложившийся в мире военно-стратегический паритет не позволяет западной цивилизации бесконтрольно использовать военную силу для навязывания человечеству своей воли. Простое количественное наращивание военно-силовой компоненты уже не дает эффекта. А попытки взломать военно-стратегический паритет путем создания новых видов оружия пока не дали заметных результатов и, скорее всего, не дадут в перспективе до 2050 года.
Более того, даже незначительные военно-технические преимущества над другими странами, имеющиеся сейчас у США продолжают неуклонно сокращаться. Не случайно в докладе Пентагона о перспективных военных технологиях прямо говорится: «Преимущества, обеспеченные нашим лидерством в таких возможностях, как GPS, интернет-коммуникации, космическое оповещение и технологии „невидимок", будут сокращаться и во многих случаях ликвидированы. Для сохранения превосходства в военной области будет необходимо разработать новые технологии, тактику и процедуры, которые... компенсируют наше предыдущее превосходство, существовавшее два десятилетия»308.
Не случайно, что в этих условиях военная мысль стала искать новые формы и способы использования военной силы. И, надо сказать, преуспела в этом. Быстрое проникновение информационных технологий в различные сферы человеческой деятельности: экономику, политику, социальные отношения — породило новые возможности не только в сфере международной торговли, финансов, политической и культурной жизни, но также в сфере обороны и безопасности.
308 Technology and Innovation Enablers for Superiority in 2030 // Report of the Defense Science Board. September 19, 2013 / Office of the Secretary of Defense. Wash., DC 20301-3140. P. VIII.
По существу, информационные технологии послужили основой для настоящей революции в области военного искусства. Информационное воздействие на противника становится сейчас важнейшим элементом стратегии и тактики применения вооруженных сил. Как отмечают некоторые эксперты, информационное пространство стало «пятым полем боя», наряду с сухопутным, морским, воздушным и космическим театрами военных действий309. Российский исследователь В. И. Слипченко, занимающийся анализом развития систем вооружений и революции в военном деле, полагает, что следующим поколением войн, седьмым по счету, будут информационные войны, которые будут вестись информационным оружием310.
Хотя современное высокоточное оружие (т. н. оружие шестого поколения войн) включает в себя информационную компоненту, этим роль данной компоненты в ведении войны далеко не ограничивается. Как, например, отмечает А. В. Бедрицкий, «сегодня основная роль информационных систем в военной сфере заключается не столько в повышении точности поражения цели, сколько в том, что с их помощью можно реорганизовать структуру вооруженных сил, сделать их более гибкими и эффективными, повысить скорость реагирования на поле боя, а также выработать новые тактические приемы»311.
309 Lewis J., Timlin K. Cybersecurity and Cyberwarfare: Preliminary Assessment of National Doctrine and Organization, UNIDIR, 2011.
310 Слипченко В. И. Война будущего: прогностический анализ. URL:http:// www.scribd.com/doc/26599/В-Слипченко-Война-будущего-прогностичес-кий-анализ
311 Бедрицкий А. В. Реализация концепции информационной войны военно-политическим руководством США на современном этапе : автореферат дисс.. канд. полит.наук : 23.00.04 Москва, 2007. С. 7.
Российский исследователь Р. В. Болгов, сотрудник СПбГУ, выделяет следующие основные характеристики информационной войны.
1. Ведение информационной войны достаточно дёшево. Хотя нужно признать, что сейчас существует тенденция к их подорожанию в связи с ростом спроса на средства их ведения, но по общему уровню капиталовложений в их организацию они пока что относительно дёшевы. В отличие от традиционных военных технологий, информационные технологии не требуют обязательной государственной поддержки.
2. Стираются традиционные различия между общественными и частными интересами, между военными действиями и преступным поведением. Стираются признанные межгосударственные границы.
3. Индустриально развитые государства являются наиболее уязвимыми перед лицом информационных атак. Например, США являются наиболее развитой, но при этом и наиболее уязвимой в информационной сфере страной, поскольку их экономика, политика, дипломатия и другие сферы сильно зависят от информационных технологий и систем, и их разрушение грозит разрушению всей жизнеобеспечивающей инфраструктуры внутренней безопасности. Эти опасения нашли отражение в Национальной стратегии внутренней безопасности312.
Не случайно, средства информационного воздействия становятся важным элементом военного потенциала государств, эффективно дополняющим традиционные средства ведения войны. В структуре вооруженных сил появляются специальные подразделения, основной задачей которых является ведение информационного противоборства и отражение информационных атак (так, в США с 2009 г. действует киберкомандование Cyber-com, планируется создание аналогичной структуры в России)313. Международные организации, действующие в сфере безопасности, также координируют активность государств в данной сфере (так, действует Центр передового опыта по совместной киберзащите НАТО, а в рамках ОДКБ проводятся операции по противодействию киберпреступности «ПРОКСИ»).
Можно утверждать, что уже началась гонка кибервооружений и она будет только усиливаться. Эта гонка на национальном, международном и союзном уровне будет отражать текущий баланс сил на международной арене. В настоящее время в информационном пространстве, по мнению ряда исследователей, как российских, так и зарубежных, наметилась ситуация баланса сил, среди ключевых игроков отмечают США, Россию, КНР, Великобританию, Францию.
312 Болгов Р. В. Информационные технологии в современных вооруженных конфликтах и военных стратегиях // Дисс. ... ученой степени кандидата политических наук. СПб: СПбГУ, 2011.
313 Рогозин анонсировал создание киберкомандования в Вооруженных силах // Взгляд. 2012. 21 марта.
В будущем данные страны сохранят свой ведущий потенциал в рассматриваемой области и к ним, возможно, присоединится Япония.
В этой связи важно рассмотреть перспективные тенденции развития тех информационных технологий, которые смогут оказывать существенное влияние на международную обстановку. К ним следует отнести следующие:
1. Основное количество пользователей информационных технологий будет проживать в странах Азии и Ближнего Востока. Таким образом, в рассматриваемом будущем мы станем свидетелями действительно многоязычного интернета. На современном этапе второй по распространенности язык в интернете — китайский314 и у него есть все шансы обойти английский в будущем, особенно после внедрения многоязычных доменных имен (многоязычные доменные имена — имена, представленные символами национальных алфавитов, а не только латинского алфавита). Русский язык также сможет упрочить свои позиции, для этого были предприняты необходимы шаги, в частности, в 2010 г. был создан домен на кириллице «.рф».
2. Будет сформирована повсеместная сеть или Web 3.0. Большая часть подключений будет осуществляться не с помощью стационарных компьютеров (как это было предусмотрено создателями сети), а с помощью мобильных телефонов и иных типов устройств, использующих, как правило, динамические IP-адреса (динамические IP-адреса присваиваются устройству, подключаемому к сети, только на время подключения, в отличие от традиционных, статических IP-адресов, которые присваиваются устройствам (персональным компьютерам), на неограниченный период времени.
3. Широкое распространение получают блоги, социальные и peer-to-peer сети, вследствие чего пользователи уже не являются пассивными получателями информации, а ее активными создателями, зачастую создавая серьезную конкуренцию ведущим медиа-компаниям. После 2021 года число пользователей социальных сетей будет составлять более 50% населения Земли. При этом будут усиливаться региональные социальные сети, ориентированные на отдельные регионы, как например, Вконтакте, широко используемая на пространстве СНГ.
4. Наметилась тенденция к конвергенции телекоммуникаций или появления унифицированных коммуникаций. Постепенно происходит объединение интернета и других телекоммуникационных технологий: радио, телевидения, телефона и др. на основе IP-сетей или сетей, основанных на пакетной передаче данных. Данная тенденция сохранится и в рассматриваемом будущем.
5. К перспективным технологическим тенденциям развития интернета относят также появление т. н. «больших данных». Как правило, под большими данными понимают массивы данных, размер которых превышает возможности оборудования по хранению, управлению и анализу. Сам термин получил распространение во второй половине 2000-х гг. в связи с оцифровкой больших массивов данных, а также появлением значительных объемов цифровой персональной информации пользователей социальных сетей. Появление больших данных, а также программного обеспечения позволяющего их анализировать, в перспективе может стать очередным пунктом на повестке дня международной информационной безопасности. Как отмечают К. Н. Кукьер и В. Майер-Шёнбергер «Если говорить об ускорении экономического роста, оказании услуг населению или о ведении войн, преимущества получат те, кто сможет поставить большие данные себе на службу»315. Также следует отметить, что глобальное информационное пространство, первоначально сформировалось как единая система с центром информационных потоков и инфраструктуры в США. Однако по мере развития интернета и осознания его значимости, появилась тенденция к регионализации глобального информационного пространства. Сейчас в потоках мирового интернет-трафика (рассчитанного на основании анализа передачи пакетов данных по открытым сетям) США остается центральным информационным хабом (34.2% траффика проходит через США). Однако в период до 2040 года США утратят свое значение центрального информационного хаба.
314 Internet World Stats. Usage and population statistics. URL:www.internet-worldstats.org
315 Кукиер К., Майер-Шёнбергер В. Большие данные // Россия в глобальной политике. 2013. № 3. URL: http://www.globalaffairs.ru/number/Bolshie-dannye--16038
Вместе с тем интенсифицируются информационные потоки между культурно и территориально близкими государствами (исследователи выделяют Латиноамериканский кластер, кластер стран Юго-Восточной Азии (с очень большим количеством смежных взаимосвязей), постсоветский кластер, Евроатлантический кластер (внутри которого отдельно выделяют Североевропейский и Южноевропейский кластеры). При этом в перспективе можно ожидать, что интенсифицируются потоки пакетной коммуникации между государствами ШОС и БРИКС, что обусловлено, прежде всего, политическими причинами и стремлением государств создать альтернативный проект интернета316 (однако, пока рано говорить о формировании кластера, так как культурные и языковые различия препятствуют коммуникации на уровне обществ).
Таким образом, тенденция к регионализации, характерная для современной международной политики и мировой экономики317, характерна также и для информационного пространства. Регионализация происходит как часть более широкой тенденции к «балканизации» интернета, выделению сегментов сети с целью защиты «информационного суверенитета», что обусловлено, с одной стороны, сохраняющимися межгосударственными противоречиями, а с другой стороны, стремлением обеспечить информационную безопасность и извлечь коммерческую выгоду из развития интернет-технологий.
Далее следует также обратить внимание на контентную составляющую, то есть на модели взаимодействия при получении знаний в интернете. Иными словами, следует рассмотреть процесс использования общих веб-сайтов, в качестве источников информации в разных странах. Такой подход позволит дополнить предыдущий анализ, сделав его более содержательным, так как он дает представление не только о потоках данных, но и моделях взаимодействия при их использовании.
316 Страны БРИКС создадут независимый от США интернет // Новости RT на русском. 29.10.2013. URL: http://russian.rt.com/article/17519
317 См. напр.: UNCTAD World investment report 2014 — Investing in the SDGs: an Action Plan. UNCTAD/WIR/2014. Geneva, 2014. URL: http://unctad. org/en/pages/PublicationWebflyer.aspx?publicationid=937
При использовании общих веб-сайтов главным фактором, определяющим предпочтения пользователей интернета является культурная и языковая близость, без которой труднодостижимо формирование единого информационного пространства в регионе. Китай вместе с Гонконгом, Тайванем и Малайзией формируют отдельный кластер, КНР в свою очередь имеет прочные взаимосвязи с Кореей, Сингапуром и Японией. Россия и постсоветские страны формируют единый информационный кластер. При этом связи Китая с Россией в данном измерении не столь значимы. Третий кластер глобального интернета представляет из себя группу арабских стран, среди которых Саудовская Аравия, Египет, Алжир, Кувейт, Катар, Объединённые Арабские Эмираты.
Население стран в рамках одного кластера использует одни и те же сайты для получения информации, общения и пр., что отражается на мировоззрении и самоидентификации населения данных стран. В определенной степени данная тенденция к регионализации обусловлена политическими причинами, а именно стремлением обособиться от глобального информационного пространства, сохранив собственную идентичность в условиях глобальной информатизации. Кроме того, определенное влияние оказывают языковые различия и запреты на использование американских социальных медиа в указанных государствах, которые рассматриваются как каналы распространения «мягкой силы» и влияния США.
Таким образом, если на начальных этапах своего развития информационное пространство многими исследователями и экспертами рассматривалось как новая сфера, к которой неприменимы традиционные для международной политики правила политического взаимодействия, то сейчас очевидно, что международная политика все больше становится определяющим фактором развития информационного пространства.
События «Арабской весны», получившие в СМИ название «Twitter-революций», актуализировали проблему информационной безопасности и способствовали стремлению государств укрепить свой суверенитет в глобальном информационном пространстве. Дополнительный импульс придают учащающиеся кибератаки, в частности, атаки вируса Stuxnet на ядерные объекты Ирана в 2011 году, которые наглядно демонстрируют, что информационные войны и информационное оружие — это уже не абстрактные сценарии футурологов, но вполне реальная международная практика. Передача управления интернетом на межгосударственный уровень видится как важное условие более безопасного и стабильного интернета.
Интернет как глобальная сеть, не знающая границ, вступает в противоречие с существующей Вестфальской политической системой мира. Значительная часть государств стремится усилить свой контроль над национальными сегментами сети, при этом обеспечив их эффективное участие в общемировых информационных процессах. Наметилось перенесение характерных для мировой политики отношений и институтов в глобальное информационное пространство. «Цифровой Вестфаль» предполагает формирование такой тенденции развития международной политики в глобальном информационном сообществе, которая основана на уважении суверенитета в информационном пространстве.
Вместе с тем, использование информационных технологий в военно-политических целях лишь в ограниченной степени попадает в сферу действия норм международного права. Поэтому все более актуальной становится адаптация международного права к особенностям информационной сферы. Россия стала первым государством, поднявшим на международном уровне вопрос о появлении принципиально новых — информационных угроз национальной и международной безопасности в XXI веке.
С 1998 г. по инициативе России резолюция «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» принималась Генеральной Ассамблеей ООН ежегодно. Россия ориентирует международное сообщество на исследование угроз в сфере информационной безопасности и возможных совместных мер по их устранению, в том числе на создание международно-правового режима, ограничивающего возможности использования компьютерных технологий во враждебных целях. Кроме того, Россия инициирует обсуждение проблемы информационной безопасности на региональном уровне, в рамках таких организаций и форумов, как ШОС, АТЭС, БРИКС, ОБСЕ, ОДКБ и др.
Международное сотрудничество по обеспечению информационной безопасности в регионе АТР ограничивается противоречиями в государственных интересах ряда ведущих игроков. Прежде всего, растут разногласия между США и Китаем в сфере обеспечения информационной безопасности318. Эти два государства предлагают противоположные видения проблемы обеспечения информационной безопасности. Если Китай, как и Россия, выступает за государственное регулирование информационной сферы и обеспечение информационной безопасности на основании международных договоров, то США предпочитают частную модель регулирования.
До недавнего времени США уклонялись от признания военно-политической составляющей информационной безопасности, делая акцент на террористической и преступной компонентах. В настоящее время США признают наличие военно-политических угроз международной информационной безопасности, при этом основываясь на праворегулирующем, а не предотвращающем подходе. В то время как Россия выступает за исключение интернет-пространства из военных действий (что нашло, в частности, отражение в проекте «Правил поведения в информационном пространстве»319, предложенном государствами ШОС для принятия в качестве официального документа ООН), США предлагают распространить на данную сферу нормы и принципы международного гуманитарного права.
Позицию стран НАТО, прежде всего США, по вопросу международно-правового регулирования военно-политического аспекта информационной безопасности отражает опубликованное 19 марта 2013 года Таллинское руководство о применимости международного права к конфликтам в киберпространстве320. Данный документ, подготовленный группой экспертов Центра совместной киберзащиты НАТО в Таллине, посвящен вопросам применения международного права к конфликтам в информационной сфере, прежде всего, в ее технологическом измерении.
318 See: Lieberthal K., Singer P. Cybersecurity and U.S.-China Relations. Washington: Brookings institute. Jonh L. Torton China Institute in Brooking, 2012. 41 p.
319 Письмо постоянных представителей Китая, Российской Федерации, Таджикистана и Узбекистана при Организации Объединенных Наций от 12 сентября 2011 года на имя Генерального секретаря. Правила поведения в области обеспечения международной информационной безопасности. A/66/359. URL: http://rus.rusemb.org.uk/data/doc/internationalcoderus.pdf (дата последнего обращения 06.05.2014)
320 Tallinn Manual on the International Law Applicable to Cyber Warfare. / ed. by M. Schmitt. Cambridge University Press, 2013. xix, 282 p
Таллинское руководство исходит из возможности ведения военных операций и таким образом может способствовать милитаризации информационного пространства, в то время как Россия подчеркивает необходимость полного запрета информационного оружия. Признание информационной сферы в качестве объекта регулирования международного гуманитарного права (права ведения военных действий) легитимизирует возможность информационных войн, подчиняя их, однако, определенным правовым ограничениям (недопущение атак на объекты гражданской инфраструктуры и пр.321 Долгое время США занимали лидирующие позиции в области развития информационных технологий, и, следовательно, не были заинтересованы в принятии на себя международных обязательств в данной сфере. Однако в последние годы наметилось изменение баланса сил в глобальном информационном пространстве. В США приходит осознание того, что они сами оказываются весьма уязвимыми. На современном этапе США более склонны поддерживать многосторонние инициативы по обеспечению информационной безопасности (в американской терминологии «кибербезопасности»), что открывает возможности для формирования международного режима в данной сфере. Наметилось развитие сотрудничества США с Россией, была создана «горячая линия» Москва-Вашингтон для предупреждения эскалации враждебности вследствие возможной кибератаки. Решение о создании «горячей линии» было достигнуто в ходе переговоров на саммите «Группы восьми» в Северной Ирландии в июне 2013 г. как часть общего пакета договоренностей о мерах укрепления доверия в киберпространстве.
321 Rauscher K., Korotkov A. Working towards rules for governing cyber conflict. Rendering Geneva and Hague conventions in cyberspace. East-West Institute, 2011. — 58 p.