Продолжаем публиковать лекции, которые Сергей Кара-Мурза читает в МГУ в рамках межфакультетского учебного курса «Вызовы и угрозы для России».
Когда разговор заходит об угрозах России как целому, часто возникает вопрос: кто субъекты этих угроз? кто их интеллектуальные авторы, разработчики, исполнители?
Этот общий вопрос конкретизируется в серии наводящих вопросов.
Могут ли эти субъекты быть локализованы в пространстве и времени?
Находятся ли они внутри или вне России?
Концентрируются ли они в определенных социальных, этнических, профессиональных группах или политических движениях?
Имеют ли они институциональную или государственную поддержку?
Каков тип организаций, которые «вынашивают замыслы» угроз, направленных против России?
Где принимаются решения о реализации угроз в виде действий, представляющих прямую опасность для России?
Подобные вопросы можно продолжать и детализировать.
Поскольку мы говорим об угрозах, порожденных в мире культуры, а не природы, за ними всегда стоят какие-то социальные субъекты (или олицетворяющие их личности как абстрактное представление этих субъектов). Угрозы — явление общественного конфликта, часто предельно острого. Даже в «мягких» случаях, когда угроза возникает не как непосредственный результат осознанной конфронтации, а, например, вследствие ошибки, халатности или некомпетентности каких-то групп и лиц, она неизбежно порождает конфликт, связанный с поиском ответственных и оценкой их действий или бездействия.
По этим причинам выявление субъектов угроз всегда связано с неопределенностью, с сокрытием информации или мистификацией хода событий.
И мотивация субъектов, и степень их ответственности за возникновение угрозы не могут быть надежно измерены. Исследование здесь не дает абсолютно достоверного знания так же, как следствие не может с абсолютной достоверностью определить вину подозреваемого. Требуется суд — инстанция, интегрирующая много видов разнородной информации и «взвешивающая» несоизмеримые величины.
В нашей проблеме роль судьи выполняет любой слушатель или читатель, который «взвесит» убедительность аргументов на весах своего опыта, разума и совести. Поскольку в плане разума и совести наше общество расколото, единого суждения не возникнет. Постараемся, однако, ответственно подойти к отбору информации и контролировать совесть общими нормами логики. Это и сделает наши суждения полезными и для согласных, и для несогласных.
Рассуждения о субъектах угроз ведутся чаще всего в двух разных планах, которые, впрочем, то и дело переплетаются, — в рациональном плане и в рамках «теории заговора».
Первый план мы условно называем рациональным. Озабоченный проблемой человек производит, исходя из имеющихся у него содержательных представлений, систематическую оценку известных ему субъектов политического и социального действия с точки зрения их возможной вовлеченности в козни против России. Пробегает, как радар, весь общественный горизонт, фиксирует потенциально угрожающие объекты.
Эта «вовлеченность в козни» может и не иметь злонамеренной мотивации, а произойти вынужденно (по слабости) или по ошибке. Там, где исследователь видит признаки подозрительной активности, он «копает глубже» — читает литературу, обсуждает со знающими людьми, наблюдает и сопоставляет факты. На имеющуюся в его сознании «карту угроз» он накладывает «карту субъектов». Если он мыслит действительно рационально, он при этом «взвешивает» обоснованность своих подозрений и отыскивает противоречащие им факты. У него в сознание встроен «адвокат».
Второй план можно назвать анализом в рамках «теории заговора». Человек выбирает какую-то полюбившуюся ему версию (обычно предложенную ему) и концентрирует на ней свое внимание. Он гипертрофирует зловещий характер и возможности некоторых подозреваемых субъектов, а остальных считает или несущественными участниками событий, или марионетками этих злодеев. На первой стадии составления «карты» результаты двух подходов могут даже не различаться, но на каждом следующем витке анализа они расходятся все дальше друг от друга. Если первый исследователь старается собрать и беспристрастно оценить по возможности больше эмпирических и доступных проверке данных, то приверженец «теории заговора» ищет, скорее, подтверждения любимой версии у других авторов. Их убедительность определяется, в основном, литературным талантом в канонах жанра конспирологии. У такого «следователя» возникает презумпция виновности, и он в своем сознании подавляет «адвоката».
Это — нейтральные описания двух подходов. Обычно в этих сюжетах возникают конфликты не столько когнитивные, сколько политические. В крайнем случае оппоненты сходу отрицают само наличие угроз и объявляют саму постановку темы приверженностью к «теории заговора».
Какие там угрозы для России, всюду вам видятся заговоры! Все хотят как лучше! А уж если дело доходит до проблемы субъектов, то это классифицируется как маниакальный синдром.
Таким образом, сам термин «теория заговора» становится оценочным и во многих аудиториях он используется как безотказный способ заткнуть рот оппоненту. Мол, товарищу во всех поворотах нашей судьбы видится «рука мировой закулисы», а на самом деле ее образ создается его ущербным сознанием. Эх, не хотим мы искать причины наших бед в нас самих, легче найти виноватого на стороне!
Хорошего приема против такого ярлыка не придумано, и сообщества с разными политическими установками расходятся, потеряв шанс диалога.
Отметим, что рациональное зерно в этих обвинениях есть, но дело как раз не в ущербном сознании — идея заговора (типа «жидо-масонского») нагнетается в массовое сознание как средство отвлечь его от реальных противоречий. При этом тайная сила «масонов» специально преувеличивается, чтобы психологически подавить всякую мысль о сопротивлении. Куда там, все схвачено! Всегда имеется группа интеллектуалов с бойким пером, которые изобретают действительно параноидальные, но увлекательные сюжеты о «реальной подоплеке» важных событий нашей жизни. В результате разумные люди стараются отмежеваться от всех познавательных средств «теории заговора».
Но, как это бывает в манипуляции, одновременно нам внушают, что никаких заговоров и в помине нет, что вера в «закулису» — паранойя, что следовать «теории заговора» стыдно культурному человеку.
Так расщепляют сознание и внедряют стереотип, который блокирует всякий диалог. Только начнешь анализировать влияние какого-то фактора на нашу жизнь, тебя одергивают: «А-а, ты веришь в теорию заговора!» Стыдно становится, каждому хочется выглядеть культурным.
Так это простое обвинение вырубает у нас целую сферу рационального сознания. Ведь очевидно, что «теневые» силы активно влияют на нашу жизнь, отрицать это было бы просто глупо. Нам надо было бы хладнокровно изучать реальность, как инженеры изучают машину, а мы пугаемся ярлыков. Раньше пугали другим: ты отклоняешься от марксизма. Никакого смысла в этом обвинении не было, но человека парализовал страх — и он замолкал.
Почему мысль о «заговоре» стала восприниматься как что-то неприличное, вроде веры в нечистую силу? Прежде всего потому, что в нашем мировоззрении много реликтовых наслоений. От XIX века мы унаследовали наивный «натурализм» — веру в то, что ход истории подчинен действию объективных законов, аналогичных законам природы. Какие могут быть масоны, какие заговоры! Их сила ничтожна по сравнению с неумолимой железной поступью объективных законов. Мы настолько уверовали в эту радостную догму, освобождающую нас от ответственности, что с облегчением приняли объяснение, которое объявило роспуск СССР действием «объективных законов». Уж тут-то, казалось бы, заговор был налицо, о нем с гордостью пишут в своих мемуарах его участники, но догмы, которые образованному человеку вдолбил в голову исторический материализм, сильнее очевидности.
В своей лекции в Мюнхене 8 марта 1992 г. М.С. Горбачев сказал: «Понимали ли те, кто начинал, кто осмелился поднять руку на тоталитарного монстра, что их ждет?.. Мои действия отражали рассчитанный план, нацеленный на обязательное достижение победы… Несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул».
Это учебный пример, а не рассуждения о Горбачеве. План Горбачева по сокрушению «тоталитарного монстра» (СССР) поддается эмпирическому рациональному исследованию, хотя в деле и остается несколько белых пятен. Разумнее, конечно, назвать это дело не заговором, а политическим проектом, который выполнялся несколько лет и привел к успеху. Одни это приветствуют, другие сокрушаются, это нормально в политической борьбе, и мы здесь оценки не выставляем. Но несомненно, что об этом своем плане Горбачев вплоть до конца 1991 г., будучи президентом СССР, не обмолвился ни словом. Разумно предположить, что он его обсуждал с ближайшими соратниками, например, А.Н.Яковлевым и Э.А.Шеварднадзе. Но и они молчали. Строго говоря, они соблюдали конспирацию, а это признак заговора. А.Н.Яковлев вспоминает в 2003 г.: «Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен — лукавил не раз. Говорил про «обновление социализма», а сам знал, к чему дело идет».
Можно ли считать, что все эти сведения имеют смысл только в рамках «теории заговора», а при рациональном подходе мы не должны принимать их во внимание?
Нет, это было бы глупо, хотя признания не являются доказательством вины. Можно допустить, что после победы Запада над СССР в холодной войне началась раздача премий героям. И кое-кто из номенклатуры рассудил, что раз уж СССР рухнул и его не вернуть, то почему бы не получить премию. Такое предположение менее правдоподобно, чем признания Горбачева. Мы его откладываем в папочку «версия 2».
Но все же будет разумнее нанести на «карту субъектов» уничтожения СССР и значок, изображающий что-то вроде «партии Горбачева». Тот, кто привержен «теории заговора», составит другую карту, резко преувеличит значение «партии Горбачева», но недооценит других субъектов.
Презрительно подшучивать над верой в «заговоры» нас также побуждает снобизм псевдонаучности. То, чего мы не видим и чего наука не описала в учебниках, для многих не существует. Да, наука изучает только то, что может воспроизвести в лаборатории и объяснить. Камни не могут падать с неба, поэтому метеоритов не существует, — постановила французская Академия наук и запретила впредь эту проблему обсуждать. Она была права, отложив вопрос до появления новых фактов и теорий. Но ведь не только наукой полнится знание, она до сих пор еще дает нам лишь небольшую его часть.
Главное — опыт реальной жизни, а он как раз говорит, что заговоры существуют и составляют важную часть человеческих отношений. Вспомним: вся история Запада — это сплошные заговоры, великолепные по качеству проработки и огромные по масштабам.
Вот, Крестовые походы. Их доктрина родилась на тайных совещаниях верхушки церковных и рыцарских орденов. Публично обнародована была уже готовая идеологическая версия и конкретный план. Предприятие это было колоссальное по масштабам. Из всех уголков Европы стекались толпы, строились в колонны, с хоругвями шли по заданным маршрутам. Была создана огромная финансовая система, возникли банки, дорожные чеки, сеть приютов, вооруженные силы сложной конфигурации, международная тайная полиция — структуры, которые служат уже почти тысячу лет. При этом решения, приводившие в движение огромные силы на огромных пространствах, вырабатывались и принимались тайно, это были типичные заговоры. Много ли мы знаем даже сегодня о заседаниях руководства ордена тамплиеров или госпитальеров? Даже о Тевтонском ордене, планы которого непосредственно влияли на нашу судьбу, мы знаем очень мало. Кто читал стенограммы его заседаний?
А как вели дела торговые республики Италии на исходе Средневековья? Макиавелли прямо рекомендовал их правителям действовать в политике посредством заговоров.
Америку открыл Колумб, и испанцы вывезли оттуда огромное количество золота и серебра. На нем и вырос капитализм Запада (хлеб стали покупать в Польше, своих крестьян согнали с земли и послали на фабрики). Но разве не странно — Испания при этом разорилась и влезла в неоплатные долги, а ее золото перетекло в Англию и Голландию. Как это случилось? В результате заговора голландских банкиров. Это была блестящая операция, которая во многом определила исторический процесс в Западной Европе на три века.
Ближе к нам — Великая французская революция. Ее подготовка — история классического полувекового заговора. Группа «прогрессивных» ученых стала выпускать энциклопедию, главный смысл которой заключался в подрыве всех устоев старого порядка. Любая статья, посвященная самому специальному научному вопросу, как-то должна была посеять сомнение в праве на существование монархии и религии. В клубах и ложах обсуждались планы разрушения всех устоев традиционного жизнеустройства, вырабатывались необычные концепции (например, террора как средства власти). Обсуждения эти были конспиративными, велись в обстановке заговора и оставили мало следов. Например, до сих пор достоверно не известно, почему и как было решено казнить Лавуазье, величайшего ученого Франции, к тому же оказавшего революции неоценимые услуги.
Наконец, ХХ век. Начинается «холодная война» против Российской империи. Первой ее кампанией видные западные ученые считают заговор по организации Русско-японской войны, которая нанесла по российской государственности сильнейший удар. Об этой операции западных дипломатов и спецслужб мы знаем очень мало. Почему же? Потому, что она готовилась в обстановке секретности — была типичным заговором. Пока не была опубликована серия книг, эта история показалась бы фантазиями приверженца «теории заговора».
А вспомним настроения интеллигенции в начале 1980-х гг. Если бы кто-то на кухонных посиделках сказал, что Запад содержит международную сеть политических убийц, его бы выгнали как сумасшедшего — «тебе к Кащенко надо!» Но вот, в 1991 г. ликвидировали СССР и стали рассекречивать материалы — жест доброй воли. Западные газеты опубликовали историю сети негласных убийц «Гладиатор». Она была создана в 1951 г. НАТО и подчинялась его высшему командованию, что признал экс-генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер.
Сорок лет содержали такую организацию государственного терроризма — и никто не проговорился. Это пример того, как гипотезы в рамках «теории заговора» могут моментально превратиться в факты.
Любопытно, что об этой прямо-таки сенсационной истории в стиле Хичкока демократическая свободная пресса России, кажется, не обмолвилась ни словом. Когда с 1996 г. стали рассекречивать материалы доктрины холодной войны (истекли 50 лет), таких примеров появилось довольно много.
Февральскую революцию 1917 г. готовила думская оппозиция, главную роль в которой играли кадеты. Это на свету. А главной координирующей силой было политическое масонство, которое и организовало широкий антимонархический фронт. Но ведь подготовка Февраля — это система заговоров, причем в них огромную роль играла именно «мировая закулиса» (ей противостояла, очень неэффективно, «придворная камарилья» — также посредством заговоров, вплоть до убийств). Одна только организация голода в столицах в январе–феврале 1917 г. чего стоит — притом что запасы хлеба были достаточны. Да, транспорт был развален, продовольственные склады скуплены банками (иностранными), везде коррупция — но ведь надо было этими «предпосылками» суметь воспользоваться в нужном месте в нужный момент.
Взглянем на нашу всем известную реальность. Важную роль в ней играют теневые силы, которые не обнаруживают своих намерений, способов действий и т.д.
Например, преступный мир. Он скрыт, его деятельность основана на заговоре, мы можем судить о нем лишь по косвенным данным и по результатам уже реализованных угроз. Но мы обязаны учитывать его как важного субъекта общественных процессов.
В какое нелепое положение мы попали! В реальной жизни мы наблюдаем судьбоносные результаты совершенно конкретных заговоров, которые вынашиваются конкретными людьми в конкретных кабинетах или даже квартирах. Это — важное явление общественной и политической жизни. Но изучать его и принимать во внимание мы не должны, и это даже представляется чем-то постыдным для культурного человека. Ах, вы верите в теорию заговора! Да причем тут вера, когда вот они, даже данные нам в ощущении!
Стоит еще отметить, что особую активность в обличении «теорий заговора» проявляют как раз те идеологи и их публицисты, которые больше всех эксплуатируют склонность массового сознания верить в эти самые «заговоры». В начале 1990-х годов у нас установились тесные контакты с американскими советологами — шел обмен впечатлениями от перестройки. Очень часто самые бесстрастные изложения нашими докладчиками общеизвестных в СССР событий прерывались возгласами американских коллег: «Ну, вы вещаете в канонах теории заговора!»
Что же мы наблюдали после атаки на небоскребы Нью-Йорка 11 сентября 2001 г.? Уж это событие наверняка было результатом заговора! Но все СМИ США излагали, как нечто очевидное, совершенно фантастическую версию о заговоре арабов-исламистов, которые по самоучителю освоили мастерство пилотирования «Боингов», захватили самолеты и в сложнейших маневрах на малой высоте на вираже таранили башни. Если бы в это время США не находились в состоянии опасного стресса, никто бы в эту версию не поверил — вот уж типичная «теория заговора». Но ее разумно приняли, потому что копаться в этих страшных проектах — себе дороже. Лучше помалкивать.
Из всего вышесказанного можно вывести установки, которым мы будем следовать, конструируя методологическую схему для задачи составления «карты субъектов» тех угроз, перед которыми оказалась Россия в начале ХХI века.
Эти установки таковы. Основу должен задавать рациональный подход.
На первом витке анализа мы, имея образ ядра главных угроз, пробежим весь спектр известных социальных субъектов, определяющих обстановку в том пространстве, где угрозы зарождаются и реализуются. Основные усилия совершают субъекты, которые за последние два десятилетия уже обнаружили себя и о которых у нас есть сведения. Это предположение несет с собой риск упустить что-то существенное, но этот риск мы будем иметь в виду и оценим его на втором, более детальном витке анализа.
Обзор гипотез, выдвигаемых в рамках «теории заговора», служит полезным дополнением как указание на «подозрительных субъектов». Однако он должен храниться в отдельной папке и периодически подвергаться скептической оценке.
Для систематического «кастинга» субъектов надо классифицировать их множество по разным основаниям. Для начала можно предложить деление на следующие крупные классы.
—Те, которые порождают угрозы посредством своих действий, и те, которые порождают угрозы своим бездействием. Толкнуть человека с обрыва в реку — действие. Наблюдать, как тонет человек и не оказать ему помощь — бездействие. Оба класса субъектов-участников важны.
— Те, которые целенаправленно планируют свои действия как заведомо угрожающие или чреватые рисками, и те, кто создает угрозу по ошибке (незнанию, халатности и пр.).
— Те, которые действуют (или бездействуют) извне России, и автохтонные субъекты как элементы российского общества и государства.
— Те, которые действуют в сравнительно «длинном» времени (создают «предпосылки»), и те, которые создают актуальные угрозы.
На следующем уровне эти большие классы можно разделить по другим основаниям на более мелкие группы — по статусу, по объектам воздействия, по используемым технологиям и ресурсам, по динамике своего состояния и пр.
Эта классификация, как и любая другая, основана на абстракции и упрощает картину. Это неизбежно и необходимо на первых этапах. Затем образ каждого субъекта будет обогащаться включением в него дополнительных признаков.
Очевидно, что объектом такого анализа являются, в общем, именно общности, хотя для удобства их ассоциируют с символическими фигурами типа Горбачева или Басаева.
Но эти символические фигуры — лишь знаки, реальным субъектом всегда служит социокультурное сообщество, соединенное особой когнитивной структурой, социальными связями, интересами и организацией (чаще неформальной).
Признавая большую роль личностей, занимающих исключительный статус и располагающих огромными ресурсами власти и авторитета, мы говорим об угрозах как социальном явлении и об их социальных субъектах. Для такого анализа требуется беспристрастность, а понятие вины если и применяется, то лишь как художественное средство.
«Удревнение» проблем чаще лишает анализ прикладной ценности. Во время перестройки много говорилось, что причиной нынешних бед России стало принятие христианства от Византии, а также решение Александра Невского отогнать тевтонов с их цивилизаторской миссией. Это бесполезные рассуждения потому, что с тех пор Россия прошла множество перекрестков, на каждом из которых корректировался вектор развития на следующем отрезке.
В современной России, на мой взгляд, тем перекрестком, начиная с которого стали зарождаться актуальные угрозы, стал выход из мобилизационного состояния после войны, то есть, середина 1950-х годов. То есть, нынешние и наметившиеся угрозы — продукт постсталинского периода.
Разумеется, зерна потенциальных угроз остаются от всех предыдущих периодов — и от революции и коллективизации, от огосударствления этничности и от репрессий. Однако чтобы «оживить» эти зерна, посеять их и получить урожай в виде актуальных угроз начала ХХI века, требовалось создать благоприятные условия и вырастить современную социокультурную общность, способную стать субъектом конкретной угрозы.
Наличие зерен угроз, унаследованных от прошлого — неизбежность. Известно, что каждое поколение должно преодолевать угрозы, выпавшие на его долю. Можно сказать, что при этом всегда возникают, как побочный продукт, зародыши новых угроз, которые и наследуют, в латентном состоянии, последующие поколения. Их обязанность — обезвредить эти зародыши, разрядить эти «мины замедленного действия». Если ответственные за эту операцию государственные структуры или общественные институты этого не сделали, их и надо отмечать на «карте» как субъектов, возникших из зародышей угроз, — как и тех субъектов, которые культивировали эти «ростки».
Из опыта последних тридцати лет можно вывести ряд тезисов. Вкратце, без рассмотрения доводов, сформулируем их так.
1. Создание предпосылок для активных операций «субъектов угроз» против России (как и любого государства) — процесс молекулярный. В нем участвуют большие общности, действующие по всем каналам социодинамики культуры.
Главное действующее лицо в установлении или подрыве гегемонии — интеллигенция. Главная ее функция — создание и распространение идеологий, подрыв гегемонии того или иного порядка. Интеллигенция — главный субъект, создающий или разрушающий условия для ударов боевых субъектов угроз.
2. Главным условием для зарождения и вызревания фундаментальных угроз является пассивность субъектов защиты, а не деятельность активных субъектов угроз.
От активных субъектов исходит конкретная острая угроза, но их успех или неудача зависят от состояния защиты. На войне, чтобы прорвать организованную дееспособную оборону, требуется тройной перевес сил наступления. Такого перевеса сил в процессах, представляющих угрозу обществу, создать почти никогда не удается. Успех достигается только посредством предварительной дезактивации защитных сил общества, обеспечения его пассивности.
Это было ясно с древности и было даже отражено в формальном праве. Аристотель писал в «Афинской политии»: «Видя, что в государстве часто происходят смуты, а из граждан некоторые по беспечности мирятся со всем, что бы ни происходило, Солон издал относительно их особый закон: «Кто во время смуты в государстве не станет с оружием в руках ни за тех, ни за других, тот предается бесчестию и лишается гражданских прав». Лишение гражданской чести в античной Греции было тяжким наказанием, равносильным изгнанию.
Конечно, на суде истории главными обвиняемыми оказываются деятельные «диверсанты», но надо вспомнить и их пассивных союзников — даже тех, кто не выполнил своей обязанности обеспечить воспроизводство в новом поколении активных защитников страны. В выполнении этой функции в СССР произошел срыв, и мы должны причислить к числу субъектов угроз тех, кто этой функции не выполнил, искренне считая себя ответственными защитниками СССР.
Вспомним 1960–1980-е гг. Кто несет ответственность за деградацию этой защитной функции? Надо признать, что Сталин и руководимая им команда эту функцию в течение своего «отчетного периода», в общем, выполнили успешно, что и показала война. Дальше — возникла неопределенность. В новых условиях, со сменой поколений старые методы быстро теряли эффективность. Общество вступило в новый этап, а руководство не смогло выработать адекватной доктрины и создать адекватные новым угрозам средства защиты. Интеллектуальная элита КПСС оказалась несостоятельна. Старое поколение лишь «подморозило» процесс деградации матрицы общества. А новое само стало источником угроз.
Вот когорта виднейших советских интеллектуалов, которые вместе учились на философском факультете МГУ — Мамардашвили, Зиновьев, Грушин, Щедровицкий, Левада.
Они вместо изучения реальности страны для ее укрепления вернулись к Марксу, в Англию ХIХ века. Что обнаружили у «подлинного Маркса» для понимания России второй половины ХХ века? Жесткий евроцентризм, крайнюю русофобию и отрицание «уравнительного коммунизма» как реакционного выкидыша цивилизации.
Начитавшись этого, они сдвинулись к радикальному антисоветизму. Те, кто учились как защитники СССР, перешли на позиции враждебного инакомыслия, а потом в ряды его врагов.
Но как обстоят дела в постсоветской России? Хуже, чем в СССР. Пока что действуют подпорки, порожденные невозможными в СССР благами и свободами. Но субъекты угроз вовсе не демобилизованы после ликвидации Союза, и нынешняя Россия есть объект дальнейшего дробления.
Причина фундаментальна: Россия, и при антисоветской риторике, живет на остатке советских ресурсов и структур. Она вынуждена их воспроизводить, и едва ли не главным символическим ресурсом остается общая память о Великой Отечественной войне и Победе. Но это именно советское наследство. Когда власть пытается уничтожить эти ресурсы, она становится активным субъектом угроз для России и слабеет.
3. Выделение и изучение отдельных субъектов угроз полезно лишь на первой стадии анализа, как абстракция. Затем их надо встраивать в системный контекст. В любой угрозе субъекты действуют как союзы — системы с сильными кооперативными эффектами.
Эта система очень подвижна, при подготовке «предпосылок» многие субъекты могут быть быстро мобилизованы и активированы. Вот, видный идеологический работник и автор политических детективов Джон Ле Карре к самому началу чеченской войны (1994) уже подготовил книгу в качестве ее информационной поддержки.
В предисловии к этой книге он пишет, что после эйфории перестройки среди западных лидеров «возобладал здравый смысл, они сохранили спокойствие и продолжили холодную войну другими средствами... Еще не сняв комбинезона холодной войны, мы, победители, молили Бога, чтобы вспыхнул новый конфликт — чтобы мы снова могли почувствовать себя уверенно».
Он даже слегка издевается над нашими либералами: «Самоопределение угнетенных народов было краеугольным камнем нашей старой доктрины антикоммунизма. В течение полувека мы проповедовали ее во все горло».
И далее Ле Карре пишет: «Независимость была самым драгоценным бриллиантом в риторике свободного мира. Сегодня эта идея, как и слово либерал, означают мятеж и беспорядок».
Этот «мятеж и беспорядок» были реализованы как угроза уже против постсоветской России. Кто же создавал из части чеченского населения активного субъекта этой угрозы? Спецслужбы Запада в союзе с антисоветскими «либералами» в России. Один из них, народный депутат А. Нуйкин, с гордостью признается в 1992 г.: «Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть… Мы поддерживали все, что расшатывало ее. И правильно, наверное, делали. А без подключения очень мощных национальных рычагов ее было не свалить, эту махину».
Это — пример активизации политизированной этничности (пример того, как активизация политизированной этничности происходит на Украине, мы рассматривали в рамках семинара Центра). Аналогична программа мобилизации антигосударственной активности специфической социальной группы — шахтеров. Здесь тоже действовала смешанная бригада западных специалистов (ученых и профсоюзных работников) с российскими специалистами (учеными и политиками).
Угрозы для СССР замышлялись и воплощались внутри советского общества союзом либеральной интеллигенции с частью номенклатуры и преступного мира — в альянсе со всей «армией холодной войны» Запада.
После ликвидации СССР против государства нынешней России действует, в общем, тот же альянс. Его модификация заключается, видимо, в резком сокращении участия бывшей советской номенклатуры (и по убеждениям, и по возрасту) и в резком усилении криминальной компоненты. Однако существенно обновились технологии, расширился состав «субъектов нового типа» (например, террористов и «виртуальных» участников «с того света» в форме потока воспоминаний и политизированных сериалов на исторические темы).
Вот случай помягче — всплеск кризиса в России 2008–2009 гг. Непосредственным субъектом этой угрозы были банки, втянувшие российскую экономику в этот «чужой» кризис.
Показателем поведения банковской системы служит размер выдачи ими необеспеченных кредитов и масштаб участия в спекулятивных операциях. В прессе приводились такие сведения:
«Согласно данным Центробанка, финансовые показатели 1124 действующих российских кредитных организаций, исключая Внешэкономбанк, на 1 августа 2008 года, то есть с началом обвала цен на нефть, выглядели следующим образом…
На покупку акций и другие формы участия в чужом капитале банки затратили свыше 3,11 трлн рублей. Однако сегодня из-за обвала котировок продавать акции придется с громадными убытками… Получается, что на 1 августа банки разместили на стороне 20,45 трлн рублей, то есть на 2,66 трлн рублей больше, чем имели своих и чужих средств, или на 5,68 трлн больше позаимствованных чужих. Возник дефицит платежного баланса, что увеличило дефицит денежного обращения… Таким образом, можно резюмировать следующее. Почти все российские банки, уподобляясь многим западным, проводили путем выдачи кредитов, не обеспеченных соответствующими банковскими активами, по сути, эмиссию фальсифицированных безналичных денег. Хотя денежная эмиссия — исключительная прерогатива Центробанка».
Ясно, что это создавало большой риск для экономики (контрабанда фальшивых денег издавна была средством войны). Значит, банки были субъектом, создающим угрозу. Но кто отвечал за поведение российских банков и кто поощрял их заниматься рискованной спекуляцией? Здравый смысл подсказывает, что спекуляции банков на рынках должна быть под контролем, а их заимствования ограничены в какой-то пропорции от суммы вкладов. Это — функция государства. Значит, финансовые власти РФ можно считать пассивным субъектом упомянутой угрозы.
4. В союзах субъектов, «генерирующих» угрозы,
полезно выделить тех, кто выполняет важную функцию «усыпляющих бдительность». Это, как правило, персоны, обладающие авторитетом, или высокие должностные лица.
Они, даже действуя очень малыми силами, резко снижают способность общества и государства предвидеть, распознавать и оценивать угрозы.
Вот примеры таких действий. В советское время М.С.Горбачев успокаивал доверчивых граждан, которые видели в реформе угрозу их благополучию: «Иные критики наших реформ упирают на неизбежность болезненных явлений в ходе перестройки. Пророчат нам инфляцию, безработицу, рост цен, усиление социального расслоения, то есть то самое, чем так “богат” Запад».
При этом в окружении самого Горбачева никто и не сомневался в том, что реформы приведут к «инфляции, безработице, росту цен и усилению социального расслоения». Президент СССР усыплял бдительность общества.
Важная операция уже в постсоветской России — дефолт 1998 г. Подготовка к этой операции изучалась специалистами, и последствия могли быть сильно смягчены. В январе 1998 г. в Российском торгово-финансовом союзе был подготовлен, а в апреле разослан в министерства, ведомства и Центральный банк доклад, в котором были с большой точностью предсказаны момент и ход кризиса. Доклад был подготовлен на основе анализа большого объема информации из зарубежных и российских источников. Вывод сводился к тому, что Россия стоит на грани девальвации рубля (вплоть до пятикратной) и накануне обвала фондового рынка.
Этот доклад был нормальным продуктом профессионального «мониторинга экономической ситуации», проведенного по заказу госструктур. Но против него сразу были приняты меры. Экс-министр экономики Е.Ясин назвал его «антиутопией», Ясина поддержал А.Чубайс. Начальник департамента ценных бумаг Минфина Белла Златкис 20 мая 1998 г. (!) советовала инвесторам: «Говорю с полной уверенностью: надо покупать ГКО. Их доходность столь высока, что компенсирует возможные риски изменения курсовой стоимости рубля. Кстати, такой же совет могу дать не только частным инвесторам, но и профессиональным участникам фондового рынка».
Председатель Центробанка С. Дубинин даже призывал «плюнуть в глаза» тем, кто «распускает слухи» о девальвации рубля. А буквально накануне дефолта Ельцин заявлял: «Дефолта не будет!»
Заверения о том, что нынешний кризис Россию не затронет и она останется в мире «островком стабильности», мы слышали и летом 2008 г. Основные параметры финансового кризиса в США определились уже в 2007 г., и никаких оснований считать, что этот кризис не будет экспортирован в Россию, не приводилось. Тем не менее, вплоть до конца лета 2008 г. прогнозы состояния российской экономики оставались радужными. Таким образом, сообщество финансовых аналитиков, работающих в России, приходится признать вольным или невольным «субъектом угрозы».
5. В целом, мониторинг потенциальных и активных субъектов угроз для России необходимо вести как неотъемлемую часть работы по выявлению и оценке самих угроз. С другой стороны, при изучении социальной структуры нашего общества, при составлении «карты» социокультурных общностей современной России надо отдельно анализировать потенциальные возможности участия каждой из них в создании угроз для России — своими действиями или бездействием.
Примером хорошего объекта для такой учебной игры служит крупная авария на Саяно-Шушенской ГЭС (СШГЭС) 17 августа 2009 г.
По своему масштабу ее относят к техногенным катастрофам. На Чернобыльской АЭС был разрушен один блок мощностью 1 ГВт, а на СШГЭС — девять гидроагрегатов из десяти с общей мощностью 4,4 ГВт. Важно и то, что ГЭС всегда считались самым безопасным источником электрической энергии большой мощности. Общество было потрясено небывалым характером катастрофы. Она приобрела символическое значение.
Эта авария — результат глубоких сдвигов в техносфере России. Начнем с того, что в энергетике России была принципиально изменена цель деятельности. Энергетические системы в любой индустриальной стране выполняют жизненно важную функцию и являются системами государственной безопасности. Их назначение — обеспечение потребностей и поддержание живучести страны, а не извлечение выгоды. Выгода здесь вторична, не она диктует приоритеты в принятии решений, в этом не различались ни СССР, ни США.
Реформа произвела фундаментальный переворот в российской энергетике — она сделала прибыль первостепенным вопросом. Это и стало главной предпосылкой к аварии на СШГЭС. Изменился социальный уклад электростанций, организация труда, критерии распределения средств, профессиональные нормы, восприятие рисков и, шире, тип рациональности работников на всех уровнях иерархии. Все общности, активно проводившие и поддержавшие эту реформу, вольно или невольно стали творцами катастрофы СШГЭС.
Депутат А. Бурков, входивший в состав Парламентской комиссии по расследованию причин аварии, сказал:
«Работа станции была подчинена главной задаче — извлечению прибыли. Поэтому и главной службой в системе «РусГидро» были финансисты и экономисты, под влиянием или, возможно, под давлением которых находились инженерные службы».
Каковы были конкретные изменения в состоянии СШГЭС, вызванные «сменой цели производственной деятельности» и создавшие предпосылки аварии? Прежде всего, резкое сокращение инвестиций, вплоть до изъятия из отрасли амортизационных отчислений на обновление основных фондов, резкое сокращение объемов ремонтных работ (почти в четыре раза).
О степени износа оборудования СШГЭС было известно верховной власти. Руководитель Счетной палаты С.Степашин сказал 8 сентября 2009 г.: «Два года назад была проверена Счетной палатой Саяно-Шушенская ГЭС, где мы указали, что там 85% технологического износа. Было направлено представление в правительство и письмо в Генеральную прокуратуру. Ответ был следующий: это акционерное общество, вот за счет акционеров пусть они там все и восстанавливают».
Субъектами угроз стали государственные контролирующие органы. Рынок не может обеспечить безопасность, его идол — прибыль, это общеизвестная истина. И вот, объявляя переход к рынку, упраздняют Госстандарт и заменяют ГОСТы корпоративными регламентами, за которые никто не отвечает. Подумать только: «за время существования РАО “ЕЭС России” не велся мониторинг отказов энергетического оборудования»!
Акт о причинах аварии фиксирует невероятный факт: «По данным анализа архивов АСУ ТП, проведенного в период с 21.04.2009 до 17.08.2009, наблюдался относительный рост вибрации турбинного подшипника ГА-2 примерно в 4 раза, что отражено графически».
Максимальные значения вибрации превысили допустимый уровень в мае — через месяц после ремонта, а средние значения пересекли «красную черту» в июне. Уже 7 июля вибрация временами превышала допустимый уровень в три раза! Гидроагрегат шел к неминуемой катастрофе, а инженеры послушно молчали. Надо сделать тяжелый вывод: подчинившись денежному мешку, инженерное сообщество исчезло. А без него техносфера становится источником угроз.
Перед нами катастрофа не столько техническая, сколько культурная и социальная.
Система производственных отношений, созданная на крупных предприятиях, примером которых и служит СШГЭС, способна отключить у высокообразованных, опытных людей разум, профессиональную этику и даже инстинкт самосохранения.
Карта общностей, ставших субъектами этой катастрофы, должна стать важнейшим учебным пособием обществоведения современной России.
Для оформления материала использована фотография с инсталляции Этнони Гормли «Поле притяжения», archive.garageccc.com