Автор: Администратор
Евразия Категория: Древняя Русь
Просмотров: 3777

 

2.3 Средневековая Европа

Проблемы и кризисы идентичности были почти неизвестны для жителя европейского средневековья. Общество было строго разделено по социальным анклавам и оставалось практически немобильным. Большие институциональные структуры определяли жизнь, каждый получал свою идентичность на «блюдечке» [16]. Дом, отношения, семья, бракосочетание, положение в обществе были утверждены при рождении. Социальная иерархия строго определена. Каждому Богом отведено собственное место в сообществе, замечает Августин. Но в «Исповеди» он отмечает: «Что же я такое, Боже мой? Какова природа моя? Жизнь пестрая, многообразная бесконечной неизмеримости!» [17].

Церковь учила, что каждый должен жить сообразно своему положению. Более того, моральные качества и ценности - достояния людей высшего сословия. Считалось, что аристократы внутренне лучше и благороднее простых людей. Решающим было их высокое имя, а не их неблаговидные поступки. Подобная ориентация подтверждает то, что индивид еще не выделился из органической наследственной группы - круга родства, большой семьи, патронимии; ведь «родовитость, чувство рода были неотъемлемой стороной его самосознания.» «Государь сделал тебя свободным, но не благородным, ибо сие невозможно» [18].

Основной причиной такого «невнимательного» отношения к индивидуальности была твердая вера в христианство. «Никогда больше не возникало такого высокого и подлинно религиозного чувства, как в раннем средневековье» [19]. Красота русской иконописи «служит хорошим выражением высокого духа русской религиозности: она не имеет характера земной миловидности, но поднимает дух в сферу сверхземного бытия» [20]. Жизнь человека - это лишь имитация высшей реальности. Христианская картина мира не поглощает зрителя, а сразу же переводит его внимание на творца. Мировоззрение базируется не на очевидности, а на вере как исходной посылке ориентации человека в мире [9, с.58]. Человек, лишенный благодати, ничем не отличается от вещей, он тоже преходящ. Без благодати вопрос об идентичности человека решается в контексте простой смены людьми друг друга. Но Бог дал человеку разум и память и, таким образом, снабдил его потенциалом идентичности. Впоследствии Фома Аквинский продолжит мысль Августина с новой ориентацией: в распоряжении человека имеется способность воспринимать порядок, в том числе и порядок внутренней способности формообразования. Для того, чтобы разобраться во всех порядках, людям даны определенные органы и способности: интуитивное видение, восприятие, разумное познание, способность ценить время. Следовательно, уже можно говорить о появлении «рациональной идентичности» [21].

Мирская жизнь не имеет значительной ценности. Частности, повседневности человеческого опыта не были заметны для индивидуального сознания в тот период времени. В средневековье дом отделяется от остального мира дом, но внутри него нет стремления прятать свою повседневную жизнь. Постепенно появляются отдельные комнаты, замки, колокольчики для слуг.

Внешность, уход за телом, свой дом, своя семья - частные и незначительные вещи великого, божественного бытия, которое может быть и далеким и непонятным, но все-таки влияющим, в первую очередь, на индивидуальность. Как показал Л. Ладюри вера в бога может быть слабо ритуализирована и не затрагивать чувства верующих, но зато влиять на все многосторонние аспекты повседневности [22]. Жизнь отдельного человека - плохое или хорошее подтверждение библейских образцов или жизней святых. «Само» значимо, но как иллюстрация борьбы добра и зла, чести и бесчестия.

Одной из самых характерных иллюстраций отношения к вопросам индивидуального знания и самореализации является биография и автобиография. В средневековье - это Жития святых. Авторы житийственной литературы безразличны к точности, реалистичности, портретности образов. [23]. Жития святых сочинялись и записывались духовными лицами и хотя не являлись произведениями народного творчества, но адресованы самым широким кругам населения, вера в святых полностью отвечала склонностям простого человека, не разбиравшегося в христианских таинствах и богословских тонкостях. Простой человек хотел слышать, видеть то, что навязывала ему церковная традиция и в своем интимном, мистическом опыте находил те ситуации и образы, о которых ему толковали приходской священник и странствующий проповедник [18, с.163]. Но Жития святых были похожи друг на друга, т. к. авторы описывали не жизнь святых, а их святость [15, c .87].

Автобиографии в это время отсутствуют. Даже в позднем средневековье такие гениальные авторы, как Абеляр и Петрарка пытаются создавать образы, соответствующие общим образцам, идеалам. А идеал - экстракт существующего, отмеченный полной отчужденностью от всего болезненного, низкого и нечистого [24].

Для того времени характерна пространственно-временная детерминация частной жизни. Распорядок дня жестко однозначен и неукоснительно контролируется путем взаимной слежки. Часы, минуты не принадлежат лично человеку, четкая ограниченность круга деятельности практически полностью исключает самостоятельность действия и оценки происходящего.

Безусловно, средневековый взгляд отличается тем, что рассматривает личную жизнь как свидетельство идеала [25]. Несомненно и то, что практически нет представлений о соответствии самому себе, то есть о самоидентичности, но нельзя с абсолютной уверенностью, как это делает большинство авторов [16], заключать, что мысли об идентичности отсутствуют. Сам факт существования сравнительно-подчинительного отношения человека и Бога говорит о необходимости соответствовать идеалу, который создан коллективным человеческим умом. Например, молитва - это напряженное интеллектуальное общение с Богом, норма самооценки и самоуспокоения. Как отмечает В. Хесле, благодаря моей тождественности универсальным нормам, я всегда представляю собой нечто большее, чем в настоящий момент, ведь человеческое сознание не просто отражает мир, а вырабатывает то, что содействует его росту [26]. П.П.Гайденко, исследуя христианскую традицию, замечает, что человек средневековья вырван из космоса, оторван от природы, и такое противоречие создает первые сложности индивидуального бытия [27].

Стоит упомянуть и тот факт, о котором пишет Ж. Дюби [19]. Особую ценность в обществе молящихся, воюющих и трудящихся имеют молящиеся монахи - ведь именно они пекутся более других о соответствии их жизни канонам божественного бытия. Молитва - беспрестанное испрашивание помощи у Бога, одушевление идеала, чтение высших истин, высвобождение духовной энергии (Дж. Мюллер, В. Г. Майерс). Особое значение имеют духовные ордена, братства. Не признается закрытым для посторонних глаз и общение с Богом. В раннее Средневековье молитву полагалось возносить не про себя, но вместе с другими. Вслух же требовалось читать и божественные книги, вплоть до XIII века публичной была и исповедь [28]. В монашеской молитве надо уже научиться управлять различными стремлениями своего духа, чтобы избранный идеал мог спаять их воедино. Для этого надо найти минуты молчаливого размышления, уединения, воспитывать сосредоточие мысли. Потому настроение непрерывной молитвы воспитывало самоуглубление.

Таким образом, в раннем Средневековье формируются первые элементы идентичности - соответствие личности идеалу, осмысление внутреннего Я, приобщение к духовному («всеобщее» без биологических и материальных констант).

Осмысление «внутреннего» Я в средневековье происходит как понимание души. Душа - это невидимая, нефизическая целостность, составляющая важнейшую часть индивидуального персонального существования. Самоисполнение в жизни зависит от души, т. к. от ее состояния зависит путь или в рай или в ад. Для души реален тот мир, который она создала сама, из своей мысли, своего чувства и воображения. Стоит захотеть и можно отвернуться от низкого, чувственного мира и вознестись к миру Духа, Любви, Мудрости, Бесконечной Жизни и сделать его своей обителью. В размышлениях о бесконечности – источник развития разума и человеческого интеллекта.

И все-таки, на данном историческом этапе рефлексия по поводу собственного мирского бытия почти отсутствует, т. к. человек непосредственно вовлечен в ритмы природы, дистанция между городом и деревней будет отчетливо ощущаться только в городе, преобладает циклическое восприятие времени и аграрный уклад бытовой жизни.

Теснота – важный показатель частной жизни и менталитета средневековых горожан и селян. Она не ощущалась как нечто дискомфортное, а была естественным выражением солидарности, чувства общности, душевной близости и взаимной привязанности.

Ситуация выбора форм и образов в культуре не просматривается. М. Баткин настаивает на том, что средневековая персона свободна только в том, чтобы следовать благому пути или уклониться от него, вести себя образцово или впасть в соблазн пре-ступления. Выбор существует, но между заданными образцами - образцами ровно возможными, ровно допустимыми и ровно достойными [29].

В XII веке «…экспансия ускоряется. Признаком ее нарастания служат крестовые походы. Возникают новые деревни, цветущие поля, виноградники, появляется и новое действующее лицо, которое вскоре выдвинется на самые первые роли, это деньги... Повсюду брожение и стремительное развитие... и сама мысль о замедлении невыносима» [19, с.82]. Божественная картина мира усложнилась, в ней появляется третья реальность - страшный суд (Ф.Арьес, Ж.Дюби, Ж.Гофф). Не вдаваясь в частности этого значительного культурного феномена, отметим, что с появлением страшного суда жизнь оценивается в каждом отдельном случае согласно тем поступкам и вкладам человека, которые были совершены на ее протяжении. Личность, бытийствующая в «большой» христианской эсхатологии, уступает место личности в «малой» эсхатологии.

Внедрение разнообразия в религиозную картину естественно, ведь божественное не может быть сведено к одному какому-либо свойству, оно должно означать целую группу свойств. В выявлении какого-либо одного из них люди различного склада и характера могут найти свое призвание. Разнообразие проявляется и в реформаторстве церкви.

Таким образом, проблема выведения из одного социального идеала множественной жизни, из одного духовного центра личной участи появилась задолго до ее социально-научного оформления. Именно в то время Ж. Гофф отмечает появление в общественном сознании двух важнейших составляющих личной жизни: времени и призвания [30]. В проповедях Бертольда Регенсбургского (любимого персонажа «анналистов») выделены следующие христианские личные ценности: персона, служение (должность), время, имущество. Они составляют единое целое.

Введение многообразия проявляется и в интерпретации общества как целого. В проповеди Б. Регенсбургского «О десяти хорах ангельских» отмечены уже не три, а десять сословий: 1) священники с папой во главе; 2) монахи ; 3) мирские судьи ; 4) те, кто изготовляют одежду, обувь ; 5) ювелиры, кузнецы монетчики плотники, каменщики ; 6) все, занятые торговлей ; 7) продавцы пищи и питья ; 8) те, кто производят зерно, вино ; 9) те кто занят лекарским делом ; 10) те, кто отпал от христианства - «актеры, барабанщики и как еще их там называют» [18, с.214].

Сдвиг происходит с появлением нового чувства длительности и полноты каждой индивидуальной жизни. Все события на жизненном пути имеют моральное и духовное значение. Цель в жизни становится индивидуальной ,и это придает смысл каждому совершенному поступку. Происходят соответственно и изменения во взглядах на смерть. Ф. Арьес пишет: «Происходит открытие индивида, осознание в час смерти или в мысли о смерти своей собственной идентичности, личной истории, как в этом мире, так и в мире ином» [31]. Изменение в религиозной практике по направлению к более индивидуализированному опыту выражается и в практике распространения конфессий [31].

В XVI веке озабоченность индивидуальным путем в жизни оборачивается тем, что земные художники изображают себя вместо святых, укореняется привычка к личному чтению, раскрывается радость наслаждений, игры, богатства, хорошей кухни и человеческого тела. Расцветает рыцарская, куртуазная культура; происходит явный всплеск внимания к чувственности, эмоционально-интимной стороне отношений. Возрастает значение персонифицированной переписки, самооценок и самоанализа. Интересно отметить, что в обществе признается широкий круг куртуазного общения – это и господа, и слуги, правда четко очерчиваются его пределы и выстраивается собственная иерархия [33]. Высокое чувство Любви не знает социальных перегородок! Граф обращается к простой горожанке со словами «Ваша милость». Если простой горожанин хочет завоевать сердце знатной дамы, ему следует компенсировать отсутствие знатного происхождения иными качествами – благонравием, богатством [33]. Любовь не может быть достигнута без мук и страданий. Вместо христианского самосовершенствования утверждается самосовершенствование на земной почве. Куртуазная любовь характеризует искусство жить, представляет кодекс хороших манер и идеальных норм поведения на земле. Она влияет не только на последующее развитие всей европейской культуры, но позволяет выбирать любовь, даму сердца, исходя из своих индивидуальных духовных потребностей, что провоцирует условия для дифференциации страстей, аффектов, переживаний (Ж. Дюби, Ю.Л. Бессмертный, Г. Гинзбург). Любовь - идеал, а не прижизненное, реальное воплощение, ценна игра, а не сам результат обладания любимой.

Расцветает искусство, в котором художники «впервые с восхитительным достоинством провозгласили, что великий художник сам является принцем и имеет право, подобно самому Богу, свободно творить все, что захочет»[19, с.296].

Пока это не ницшеанское безрассудство. Петрарка в своих произведениях показывает, что самосовершенствование и самопознание - средства понять христианский идеал человеческого совершенствования.

В это же время в литературе появляются первые сюжетные линии, с разными персонажами, каждому из них отведено свое время и место.

Длительный процесс вызревания наук о природе и жизни тоже начинается с XIII века. Началом его была революция в развитии зрения, связанная с прогрессом в оптике и изобретением очков. «Построение линейной перспективы расширило поле зрения по горизонтали и тем ограничило господство в нем вертикали. Астрономия и астрология отдали земле власть над звездами... Лишь великие открытия, особенно научная революция, совершенная исследователями от Коперника до Галилея, от Гарвея и Декарта до Ньютона, сделают необратимой и всеобщей перестройку ценностных ориентаций» [33].

Стабилизируется практика присвоения имен. Имя – это важный социальный знак, определявший положение человека в обществе. Оно всегда отмечало принадлежность его носителя к определенному роду или семье. Мужчины теперь всегда носят имя всей семьи (фамилию), а женщины меняют ее с замужеством.

Важно то, что человеку дают имя на всю жизнь по выбору, а не передают, исходя из семейной последовательности имен, как было ранее. Обычно присваиваются христианские имена, т. к. христианское имя утверждает христианскую модель поведения, а христианская вера обеспечивает прочный базис единой, длящейся и наполненной смысла человеческой жизни. Что же касается присвоения фамилий, то их семантику можно классифицировать по четырем типам:

  • географическое положение дома (например, Вильгельм Оранский, т. е. Вильгельм из Орана);
  • родовая фамилия (Джонсон - сын Джона);
  • профессия (Петер-Кузнец);
  • личные, например физические свойства (Толстый).

Однако с расцветом городов и возникновением слоя интеллигенции, под покровом традиционной корпоративной этики, давала о себе знать тенденция санкционирования возможности формирования в человеке индивидуальности. Блистательно исследован распад средневековой идентичности и возникновение новой бюргерской идентичности у И. Хейзинги [25].

В средневековой Европе, таким образом, основные компоненты идентичности были определены строго в соответствии с жизнедеятельностью социальных институтов. Средневековая ментальность не отличалась интересом к уникальности индивида. Для идентификации большинства не было ни подписей, ни автографов, никаких документов, в протоколах судов возраст определяется как " N лет или около того."

Появилась практика индивидуального участия в церковном ритуале, суда за индивидуальные деяния в течение жизни. Возникает интерес к индивидуальному обыденному жизненному пути и к межличностным повседневным отношениям. Самоизучение, самоуглубление с помощью молитв, мыслительное исследование собственной души организуют мыслительную активность тех времен. Тем не менее, групповое сознание преобладает, а индивидуальное - находится под сильным воздействием различий в социальном происхождении и статусе.

Средневековый период можно охарактеризовать как время самоорганизации путем интегрирования всеобщих духовных оснований человеческого бытия. Самосовершенствование, духовное саморазвитие составляют основу идентичности. Детерминированность всеобщей практики позволяет строить единую всеобщую модель поведения (в локальных рамках). Уже задана общая модель, по которой можно идентифицировать собственное бытие, в которой личное время выступает как часть всеобщего развития.

Средневековый период демонстрирует, как социальная и духовная жизнь постепенно дифференцируется. Сначала религия простирается на все, что социально, социальное становится религиозным. Потом функции политические, экономические, светские становятся самостоятельными, образуются самостоятельные подсистемы, имеющие собственные свойства и цели.

Намечаются сдвиги в информационной среде общества, которые влияют на становление идентичности. Информационные потоки охватывают единое общее пространство – например, латынь способствует складыванию единого информационного пространства культуры. Книги, хотя скорее исключение, чем правило, занимают достойное место в жизни элиты т. е. в той среде, где осуществляется организация и контроль за общественной жизнью.