Автор: Администратор
Евразия Категория: Древняя Русь
Просмотров: 3774

Без академических штудий - никуда. Источники, ссылки, цитаты, некоторое структурирование океана работ, эпох, концепций, представлений

 

01.01.1999 Идентичность человека. Заковоротная М.В.

Социально-философские аспекты. Ростов-на-Дону, Издательство Северо-Кавказского научного центра высшей школы. 4 главы.Ведение. 1. Глава первая. Информация и идентичность: взаимозависимость развития 1.1. Нестабильность, разнообразие, временная множественность как фундаментальные свойства современной картины мира 1.2. Информация - фундаментальное понятие новой познавательной модели 1.3. Новая парадигма описания естественных и социальных процессов 1.4. Социальная жизнедеятельность как система в постнекласической картине мира 1.5. Идентификация как неотъемлемое свойство системы социальной жизнедеятельности. Глава вторая. Идентичность в истории 2.1.Начало человеческой истории 2.2. Элементы античного самовосприятия 2.3 Средневековая Европа 2.4 Коллизии эпохи Возрождения 2.5. Эпоха Нового времени - период индивидуализации, атомизации общественной жизни 2.6 Восемнадцатый век - переломный этап развития 2.7. Романтическая концепция персональной судьбы 2.8 Роль девятнадцатого века 2.9. Бум идентичности 2.10. Идентичность - результат развития социальной жизнедеятельности. Глава третья. Становление теории идентичности 3.1. Характеристика первых форм самостоятельного знания 3.2 Эрих Эриксон - основатель теории идентичности 3.3 Исследования идентичности в современной психологии и социологии 3.4 Теории идентичности и идентификации в отечественной философии и психологии 3.5 Характеристика современных теорий идентичности в философии и культурологии. Глава четвертая. Индивидуальная и коллективная идентичность 4.1 Индивидуальная идентичность: особенности становления 4.2 Коллективной идентичность. Заключение. Литература.

 

 

 

Врубель М.А. «Царевна-Лебедь»

 

 

Стратегический ракетоносец-бомбардировщик Ту-160. КБ Туполева

 

 


01.01.1999 Идентичность человека. 

Заковоротная М.В. 

 

Введение диссертации (часть автореферата) 

На тему "Идентичность человека :Социально-философские аспекты"

Актуальность исследования. В общественных науках возрос интерес к теоретическому осмыслению проблем изменения и реформирования общества как целостной' и сложной системы. В связи с потребностью в реформах в современном обществе все большую значимость приобретает личное, продуктивное, творческое, особенное. Осмысление субъективного, национального, социального позволяет выявлять источники социальных преобразований и творческих сил в историческом развитии. Понятие идентичности, которое отражает защиту личного, соответствие образа «Я» его жизненному воплощению, состояние принадлежности индивида некоторому надиндивидуальному целому, охватывающему и субъективное время, и личную деятельность, и национальную культуру, стало одной из главных тем в общественной мысли конца XX столетия. «Местом пребывания идентичности являются одновременно индивиды, общности и государства» [279, 98]. Многие проблемы хозяйственного, экономического, политического и культурного плана, в конечном итоге, оказываются вопросами об идентичности:' ведь- вопрос обретения стержневой опоры, вдохновляющего ориентира всегда был болезненным на общем фоне «молчаливого и обычно стесняющегося большинства» [31, 189] .

Перспективы интеграции России в международное сообщество также тесно связаны с решением насущных проблем социальной реконструкции в процессе глобального развития и одновременного сохранения культурного и творческого потенциала. С другой стороны, главным становится вопрос, на каких основаниях возможна подобная интеграция, что значит Россия для себя и для других? Поиски новой идентичности актуальны не только для России, но и для других стран по мере складывания глобальной экономики и культуры. Проблемой становится преодоление разрыва между" практикой социальных трансформаций и готовностью общества принять их, между объективной потребностью в модернизации и утопиями спасения будущим и ускоренным преобразованием.

Известный американский футуролог А. Тоффлер писал еще в 7 0-м году, что миллионы людей ищут собственную идентичность или терапию, которая облегчает воссоединение их личности, чтобы победить хаос, внутреннюю энтропию, сформировать собственный порядок [435] .

Когда человек или народ теряет чувство осознания своего «Я», собственного пути развития, своих идеалов, ценностей, целей и стремлений, происходит кризис идентичности. Он может быть временным, а может затянуться надолго. Поиск жизненного смысла, обретение своего, а не навязанного «Я» - сложная задача в повседневной действительности, еще более трудная - в интерпретации социальных наук. Б. Рассел говорил, что мы не можем жить в современном мире с уверенностью, но надо «все-таки жить, не позволяя при этом калечить свое мышление и свой образ действий» (цит. по Хюбшер А. Мыслители нашего времени. М., 1994. С.294). Это самое важное, что может дать нам современная философия.

В период глобальных изменений современный российский человек оказался в ситуации кризиса идентичности. Современный кризис идентичности обнаруживает себя в различных формах: неуверенности в своих силах, депрессии, бессмысленной жестокости, различных формах зависимости и беспомощности, стремлении убежать от реального мира, проявлениях избыточной властности, разных формах мистицизма, нигилизма и нарциссизма, в алкоголизме, употреблении наркотиков, сексуальных извращениях. Эта тенденция ведет к негативной автономии, идеологии безвременья, дезинтеграции, к отсутствию жизненных планов, т. е. к потере идентичности. Потеря индивидуальной идентичности часто свидетельствуют и о кризисе общественных систем.

Кризис идентичности становится проблемой не только для России. Он актуален во всем мире в . связи с наступлением культуры постмодерна, информационной экономики, глобальной политики.

Моральная безответственность, глобальные экологические и технологические проблемы, ядерная и военные угрозы, переоценка роли пола, эксперименты в биотехнологии создают обеспокоенность по поводу утраты идентичности, в которой современный человек может потерять не только свои социальные, но и биологически видовые свойства. Современный человек должен ке только создавать новый технический универсум, разделяемый и обжитый всеми (иначе нет единого мира, разделяемого и понимаемого всеми), но и преодолеть все предрассудки прошлого, которые формировали его идентичность. Ведь позитивная идентичность окружена и определена через негативные идентичности. Даже наши «Богом данные» идентичности имеют массу отрицательных свойств и могут способствовать деградации личности. Вечное бегство вперед, безудержная тяга к новому, разрушение прошлых, стабильных и долговременных форм коммуникации, интенсификация контактов, обострение культурно-идентификационных процессов не способствуют формированию «позитивной идентичности». В эпоху информационной революции проблем, связанных с осмыслением социальных и культурных идентичностей, становится еще больше. Современные средства массовой информации и информационные системы, становление информационного общества нарушают границы, системные свойства пола, класса, этноса, религии, национальности, субкультуры. Они разрушают прежние социальные институты, которые формировали идентификационный процесс. Психологические издержки свободы в распространении и получении информации велики. Новые формы отчуждения, дефицит межчеловеческих связей, их стабильности и определенности характерны для глобальной технологической революции.

Современный человек предоставлен сам себе и может рассчитывать только на себя. «И каждый из нас знает, что наше «Само» не так уж много значит». Современный мир похож на « дезинтеграцию социальных агрегатов в массу индивидуальных атомов, брошенных в абсурд броунова движения» [400, 15] . В такой ситуации трудно связывать в целостность жизненные цели и каждодневные поступки, действия и их значения.

Важно понять и теоретически выразить, как мы создаем себя как личности, и тогда мы поймем, почему такие понятия как «личность», «идентичность», «локальные интересы», «культурные национальные ценности» становятся фундаментальными проблемами современности. Но чем более мы возвращаемся к экзистенциальным проблемам XX века, тем больше находим моральных несоответствий: если нет всеобщих этических принципов, то как человечество найдет истинные идеалы развития? Как сбалансировать стремительную глобальную эмансипацию с локальными ценностями? Как жить, когда нет уверенности в стабильности государства, работы? Как планировать долгосрочные перспективы, когда навязываются временные короткие модели рынка и капитализма? Как совершенствовать свой творческий потенциал, когда даже культурные формы эфемерны? Ответы на эти вопросы требуют реконструкции теоретического и культурного становления осмысления самой проблемы идентичности, как индивидуальной, так и коллективной.

Кризис идентичности в современном мире во многом обусловлен тем, что мы живем в обществе повышенного риска не только в сфере экологии и политики, но и экономики. Когда прежние показатели экономической деятельности более не отражают экономическое развитие, символизация и виртуализация финансовых систем, капиталов препятствует экономическому планированию, а силы, ведущие к росту экономики, увеличивают неопределенность и риск, тогда для человека наступает экономический хаос [14; 15; 111; 357]. Неопределенность и риск создают общее чувство депрессии и пессимизма. Современная экономика представляет собой смесь неопределенности и желания самоутвердиться на индивидуальном и коллективном уровнях. Преуспевает тот, кто может найти неповторимую идентичность, выбрать и определить стратегию развития в ситуациях риска.

Кризис идентичности становится проблемой в культуре постмодерна. Принципы плюрализма, разнообразия, иронии, перманентного творчества хороши в творческой деятельности, но сложны для человеческой психики. Информация как основной атрибут мира постмодерна создает разнообразие, «усиливает» иронию, помогает человеку не только знать, но и формирует множество сложностей. Идентификация в ситуации власти информационных технологий и средств массовой информации становится центральной и повседневной проблемой для каждого.

В общем и целом для современного научного и повседневного мира характерен поиск решений глобальных проблем и выбора человеческих жизненных стратегий.

Степень научной разработанности проблемы определена сложностью объекта изучения, обилием разнообразных психологических, социальных, социологических, философских интерпретаций в отечественной и зарубежной науках, логикой и историей развития исследований.

Для любой гуманитарной науки проблема человека является центральной и самой сложной. Многие столетия углубленно изучаются вопросы, связанные с историей человека, становлением личности, сознания и самосознания. Философия, без сомнения, первой стала размышлять об уникальной природе, самобытности человека. Мудрость Сократа, Протагора, Цицерона, Маймонида, Августина, Р. Декарта, Б. Паскаля, Г. В. Лейбница, Ф. Вольтера, Ж. Руссо, И. Канта, И. Фихте, Ф. Шеллинга, Г. Гегеля, Л. Фейербаха, В. Дильтея, Ф. Достоевского, К. Кавелина, Б. Вышеславцева, А. Ильина, П. Флоренского остается универсальным достоянием человека. Произведения А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, А. Бергсона, Н. Бердяева, Г. Шпета, В. Зеньковского, Л. Карсавина, С. Франка, И. Хейзинги, М. Шелера, М. Бубера, Э. Левинаса, А. Швейцера, Дж. Сантаяны, Д. Лукача, Ж. Сартра, А. Камю, Г. Марселя, Э. Мунье, Л. Витгенштейна, А. Уайтхеда, X. Арендт, П. Рикера, Б. Уильямса, М. Бахтина, А. Лосева, Ю. Лотмана, Д. Лихачева, М. Мамардашвили, Э. Ильенкова, В. Библера открыли новый этап в развитии философского мышления об индивиде. Новый импульс проблематика человека получила в XX столетии в исследованиях сознания и самосознания, бессознательного, самости, социальной повседневности, интерсубъективности и развития социальной и межкультурной коммуникации. В современном гуманитарном мышлении для решения проблем противостояния человека Власти, . Системе, Организации, технологизму, тоталитаризму, наконец, глобализму, потребовались новые формы социального познания, в том числе «идентичность», «кризис идентичности».

Сам феномен идентичности и кризиса идентичности становится объектом социальных, психологических и философских концептуализаций только в рамках постнеклассической парадигмы исследования мира как с естественнонаучной, так и с гума«-нитарной точки зрения. Научный интерес к проблеме формировался в различных плоскостях изучения идентичности. Социологическая. Несколько десятилетий углубленно изучается тема социальной идентичности в работах. Э. Эриксона, X. Арендт, Дж. Мида, Э. Гоффмана, Г. Горфинкеля, Д. Рисмана, Р. Баумайстера, А. Турена, Э. Гидденса, М. Кастельса, Б. Порш-нева, И. Кона, В. Ядова, Ю. Волкова, И. Ватина, И. Мостовой и других. Психологическая. Особый вклад в разработку проблемы внесли психологи. До сих пор проблема считается традиционно психологической. Идентичность и кризис идентичности изучались. 3. Фрейдом, К. Юнгом, А. Адлером, Э. Фроммом, К. Хорни, Э. Эриксоном, Д. Парфитом, Б. Уильямсом, Л. Выготским, С. Рубинштейном, В. Мухиной, Э. Соколовым, Н. Антоновой и многими другими. Философская. Новый импульс проблематика идентичности получила в работах Ю. Хабермаса, К Поппе-ра, П. Рикера, В. Хесле, В. Федотовой, И. Кона, Е. Трубиной. Культурологическая. Интенсивно ведется многоплановая работа в осмыслении истории, культурного контекста идентичности в трудах М. Фуко, К. Наша, Г. Тавризяна, В. Библера, Г. Бати-щева М. Серто, Р. Баумайстера, Д. Харви, В.Давидовича, Ю. Давыдова и многих других. Таким образом, существует достаточно длительная и продуктивная традиция внимания к проблеме идентичности.

Существующий теоретико-концептуальный базис вышеуказанных гуманитарных исследований дает нам возможность проанализировать следующие вопросы. Какие онтологические, социальные, культурные, экономические, бытовые условия способствовали развитию и изменениям самовосприятия и самопознания человека в истории, в обществе, в научном мировоззрении? Как происходило осмысление индивидуальной и коллективной идентичности, как осуществлялась рефлексия по этому вопросу? Какие свойства человеческой общественной деятельности способствовали развитию процесса идентификации? Случайным ли является тот факт, что расцвет рефлексии на идентичность происходит именно в эпоху «информационного бума»? Наконец, каковы концепции и основные проблемы, связанные с индивидуальной идентичностью и коллективной идентичностью в современном информационном мире?

Цель исследования. Целью предложенной диссертации является исследование идентичности как комплексного социального феномена, а также изучение форм и способов существования индивидуальной и коллективной идентичности в процессе становления информационного общества.

Осуществление поставленной цели становится возможным посредством -решения следующих Задач:

- представить идентичность как объект междисциплинарного исследования;

- представить процесс формирования идентичности как необходимый этап процесса жизнедеятельности;

- исследовать общие тенденции формирования социальной идентичности в историко-культурном бытии человечества;

- выявить фундаментальные, определяющие условия формирования социальной идентичности в истории;

- исследовать особенности создания теоретических концепций идентичности в отечественной и зарубежной философии, социологии и психологии;

- изучить основные механизмы, противоречия, тенденции, способы формирования коллективной и индивидуальной идентичности в информационном обществе.

Согласно нашей гипотезе общественно-культурная «заинтересованность» идентичностью развивается совместно со становлением информационной сферы в обществе, в постнеклассической парадигме исследования. Для доказательства данной гипотезы мы рассмотрим процесс становления информационной деятельности во взаимосвязи с проблемой социальной идентичности и отражение этой взаимосвязи в историческом развитии и в современной научной картине мира.

Объектом исследования является «идентичность» как социально-философская проблема. Предметом анализа станут процессы формирования идентичности и кризиса идентичности как элементов социальной жизнедеятельности; теоретическая философская, социологическая, психологическая рефлексия на индивидуальную и коллективную идентичность в нашем столетии, особенности идентификационных процессов в информационную эпоху.

Предметная область исследования охватывает:

- осмысление теоретико-методологического инструментария анализа общества, человека, процессов индивидуализации, общекультурных и пространственно-временных социальных изменений;

- систематизацию выводов естественнонаучного знания по проблемам жизнедеятельности, информационной деятельности;

- исследование основных изменений в системе социальных отношений в историческом развитии; исследование социальной взаимосвязи информационных технологий и появление проблематики идентичности в социальном познании;

- исследование возникновения понятия «идентичность» как рефлексивного отражения изменения социальных отношений;

- оценку теоретических интерпретаций индивидуальной и коллективной идентичности;

- исследование идентичности и кризиса идентичности как социальных феноменов в информационном обществе.

Идейно-теоретическая база и методологическая основа исследования определены целью и задачами работы. Автор руководствовался принципами и применял методы, разработанные в отечественной и зарубежной социальной литературе.

Методология исследования. Важнейшим свойством данного философского исследования является попытка объединить философские, психологические, социологические, культурологические интерпретации идентичности. Такие разработки предполагают постоянную исследовательскую работу в различных областях социальной теории: в философии, социологии, экономической истории, психологии, социальной географии, экологии, экономике и других науках, признание такой методологии, в которой нет готовых решений, а они находятся внутри переосмысления самого предмета. Междисциплинарные проекты в этой интеллектуальной сфере высоко ценятся в российской социальной теории. Исследование идентичности совмещает три процесса: соматический, психологический и социальный. В истории науки эти три процесса связаны с тремя научными дисциплинами: биологией, психологией и социальными науками. Каждая из них изучала отдельно, изолированно одиночные организмы, отдельные души, социальные агрегаты, активно расчленяя таким образом целостное состояние жизни. Упомянутые три процесса -три стороны жизни. Идеал современной парадигмы науки - совместить в понимании различные, аспекты жизни.

Психологи обычно воспринимают идентичность как выражение внутренних процессов. В отличие от философских теорий, претендующих на раскрытие сущности «Я»,' психология пытается расчленить проблему на составные части, которые могли быть предметом экспериментальных исследований ( по предмету, по теоретическому контексту, по компонентам образа «Я») .

Социологи склонны оценивать идентичность с точки зрения общества и его институтов. Для социолога идентичность - это комплекс ролей'и статусов, организованных адекватно социальной системе.

Философы пытаются ответить на вопрос о нормативном образе «Самости». Главной философской проблемой в теории идентичности остаются вопросы: каким идеалам следовать в жизни? Так ли хороши те ценности, на которые мы ориентируемся? Как в постоянных исторических трансформациях человек находит фундамент для жизненных свершений?

Но каждый из перечисленных подходов оставляет без внимания некоторые аспекты идентичности. Психология, социология, философия по отдельности могут создавать теории идентичности, но часто не раскрывают ее историчности. Соответственно социальная философия становится значимой областью осмысления идентичности и кризиса идентичности.

Существует и множество других вопросов, которые не решить в рамках узкодисциплинарного направления. Если идентичность существует преимущественно в индивидуальном сознании, то почему она так зависима от общественных ситуаций? Если идентичность - просто комплекс ролей, то почему кризис идентичности происходит независимо от общественной роли? Понятно, что адекватный подход должен сочетать, синтезировать обе части - внутреннюю самореализацию и внешний контекст. Однако уже на данном этапе необходимо обратить внимание, что эти процессы протекают в различных исторических временах. Удивительным остается явление, как незаметные, частные, персональные эволюции, в конечном счете, влияют на глобальные изменения .

Корреляция принципов общей методологии приводит к необходимости комплексного, междисциплинарного анализа проблемы идентичности через призму таких системных объектов, как общество, история и человек. В качестве исследовательского приоритета выдвигается принцип изучения целостного человека в его историческом контексте. Такое целостное знание не исключает, а предполагает выявление отдельных сторон, аспектов рассмотрения и расстановку акцентов при конкретном анализе. Комплексное знание базируется на онтологическом допущении, согласно которому объект анализа отличается многовекторно-стью и разнообразием. Последнее станет фундаментальной темой предложенного исследования. Реконструкция картины мира, общее понимание источников, трансформирующих историю эпохи, основаны на целостности восприятия их исследователем, а также на допущении Н. С. Автономовой, что методологическая рефлексия, направленная на процессы обоснования гуманитарного знания, не выявляет какой-то один образец, стандарт точности и строгости. Скорее здесь «вычленяются полюса - точности и размытости, «овеществленности» и «персонифицированности», объективности естественнонаучного типа и «понимающего» проникновения в «чужой» мир»» [5, 20] .

Комплексный подход предполагает определенный стиль аргументации, в результате которой междисциплинарный подход становится метаязыком. Для выявления всей совокупности характеристик индивидуальной и коллективной идентичности автор ориентируется на результаты и методы таких научных дисциплин, как: историческая антропология - выявляя соотношения биологического и социального, стереотипов мужского и женского, условий питания и хронологии жизни, способов ухода за телом и детьми, отношения к смерти, детству, юношеству, демографических и физических параметров больших общностей; социология - анализируя процессы социализации, методы и нормы приобщения к обществу, процессы социальной дифференциации и интеграции, автономизации и структурирования, характер принадлежности к группам; культурология - исследуя содержание духовного мира, особенности культурных традиций, норм, способы идеологического производства, особенности языковых систем, особенности жизни, мифологии и народной культуры; социальная психология - рассматривая особенности временного, зрительного, слухового восприятия, развития речи, темпы освоения мира, закономерности функционирования индивидуального и коллективного сознания, закономерности развития ценностных ориентации, чувства стыда, страха, потребности в самостоятельности и коллективизме, методы обучения, особенности менталитета; политическая география - с учетом особенностей политических и национальных пространств, демографических характеристик, соотношения «места и окружения», способов освоения новых пространств; экономические науки - исследуя становление экономической системы, особенности рынка, способы движения денег и капиталов, пути организации производства, распределения и потребления, способы контроля, особенности технических и технологических систем, места и роли индивида в них; синергетика - в ее способности объединять изучение развития больших систем, информатизации и процессов идентификации; информатика, информациология - с ее рассмотрением информации как специфического атрибута жизнедеятельности, взаимосвязи информации и идентичности, информации и системы.

Перечисленные ориентации позволяют выявить и идентифицировать такие логические оппозиции, как «Я - Ты», «Мы -Они», «индивидуальное - всеобщее», «персональное время всеобщее время», которые помогают анализировать целостность, выявить в целостности группы, классы, подклассы.

Самостоятельное значение автор придает принципу исследования идентичности индивидуальной и коллективной как форм бытия повседневной жизни. Автор разделяет идею В. Г. Федотовой о том, что социальный теоретик не может игнорировать те интересы, потребности, мысли, которые бытуют в массовом сознании и выражены в представлениях и образах «истории снизу» [287] .

Определенные обстоятельства в современной культуре порождают особый интерес к сюжетам повседневных отношений это отказ от прежних этических ценностей, господствовавших до середины столетия. Отказ от них уподобляется протесту против рационального истэблишмента или, по определению французского социолога М. Маффесоли, является «массовым отходом от политической и профсоюзной деятельности, возрастающей обращенностью к настоящему, оценкой политиканства как театрального или опереточного действа, более или менее интересного, новыми авантюрами экономического, духовного или экзистенциального характера» [186,281]. Не менее важна переоценка нашего собственного самопознания, уяснение первостепенно-сти личного, частного, взаимоотношений в среде своих, воспитания детей. В исследовании социальных аспектов современности актуальным становится изучение повседневных ситуаций, стереотипов, правил, описывающих поведение людей из всех социальных слоев. Сюда же относится изучение способов действий в повседневной жизни. «На смену глобализму универсальной объяснительной схемы приходит плюралистическая методология, представленная взаимо дополнительными «мягкими» методиками с гибкой настройкой на культурную стилистику исследуемого объекта» [263, 84].

В отличие от социального атомизма, который завоевал популярность за последние два столетия, в том числе и в связи с развитием информационного общества, и в рамках которого исследование начинается с элементарной единицы - индивида, автор пытается отразить общественную детерминацию процессов. По мнению автора, социальный атомизм не приемлем, исходя из того, что повышение или снижение уровня порядка систем не просто повышает или снижает их сложность, но и приводит к формированию новых качеств, особенностей, не проявляющих себя в элементарных подсистемах. Особенно это касается исследований, занимающихся проблемами субъекта истории. Для того, чтобы избежать данного недостатка, в дальнейшем необходимо проанализировать процедуры, возможности и тенденции коллективной практики, операционные комбинации, «тихие» технологии .

Таким образом, идентичность - многомерный процесс человеческого становления, который может быть описан с помощью различных аспектов. Научная картина таких процессов тесно связана с анализом практик, в рамках которых индивидуальная и коллективная идентичности проявляют себя и видоизменяются, сохраняя при этом свои исходные архетипические характеристики .

Научная новизна исследования состоит:

- в изучении идентичности как комплексного социального феномена в человеческом становлении, совмещающего философские, социологические, психологические, культурологические аспекты;

- впервые анализируется идентичность как результат усложнения и саморазвития социальной жизнедеятельности и социальной рефлексии, упорядоченного разнообразия информационных процессов в истории и современном обществе;

- предложенная концепция позволила по-новому осветить вопросы особенностей социальной жизнедеятельности, постнеклассической парадигмы описания естественных и социальных процессов;

- впервые раскрываются взаимосвязи процессов идентификации и развития информационных процессов в социальной системе;

- в исследовании социальной идентичности как результата социальных практик различных исторических времен;

- в исследовании идентичности как соответствия между внешним многообразием и внутренним миром, глобальным и локальным, общественным и частным, коллективным и индивидуальным, искусственным и естественным в историческом развитии;

- впервые исследуется роль и место идентификационных процессов в информационном обществе, значение средств массовой коммуникации в современном обществе и культуре, формы кризиса'индивидуальной идентичности и способы его преодоления .

Диссертационная работа проводилась в соответствии с указанными выше целями и задачами исследования, теоретико-методологическим контекстом, гипотезой, что позволило сформулировать следующие основные положения.

- Идентичность - результат многомерного процесса в человеческом становлении, исследование которого совмещает социальные, психологические, культурологические, биологические аспекты. Идентичность - модель жизни, позволяющая разделить «Я» и окружающий мир, определить соотношение внутреннего и внешнего для человека, конечного и бесконечного, адаптации и самозащиты, упорядочить разнообразие в целях самореализации и самоописания.

Раскрытие проблем идентичности связано с анализом процесса социальной самоорганизации, в котором разнообразие, относительная самостоятельность элементов, усложнение взаимодействия, увеличение количества информации, развитие информационных технологий, требование самоописания - необходимые условия функционирования социальной системы. Как теоретическая проблема «идентичность» возникает в постнеклассиче-ской познавательной модели, когда под сомнение ставится сама устойчивость, стабильность социальной системы, подвержены рефлексии все формы упорядочивания, в том числе самоописания и субъективной деятельности.

- Процессы идентификации, включающие структурную (соотношение детерминизма и неопределенности), целевую (построение модели поведения), экзистенциальную (собственный духовный мир) основы,- неотъемлемое- свойство системы социальной жизнедеятельности. Чем больше разнообразия формируется в социальной системе, тем больше возникает потребность в идентификации. Целенаправленное развитие осуществляется принятием модели, ее реализацией путем идентификации текущего момента с моделью. Иначе в целенаправленной деятельности разрастаются деструктивные моменты.

- Значение идентификации возрастает в связи со сменой картины мира, по мере роста разнообразия в жизнедеятельности, ее информатизации и распространения новых требований в социальном управлении. Ценою роста социо - культурного разнообразия становятся проблемы «иерархических компенсаций» в окружающем человека мире. Стремление обрести идентичность -следствие поиска стабилизирующих механизмов практики, позволяющих сохранить себетождественное начало в разнообразных условиях.

- Во все исторические эпохи главной движущей силой становления идентичности служит стремление индивида, группы соотнести внутренний мир с внешним в воспроизводящейся ситуации усложнения, множащегося разнообразия, реализуемого развитием системы знания и меняющихся практик. В диахронии эта движущая сила проявляет себя в следующих социальных тенденциях: индивидуальное соотнесение со всеобщим временем; развитие опосредованного опыта в связи с ослаблением зависимости социального опыта от социального места; рост индивидуа--лизации и автономности; вовлечение человека в ситуацию постоянного выбора в условиях плюрализации стилей; потребность в новом типе индивида, осознающем свою роль и ответственность за процесс протекания отношений, способном осуществлять контроль за своими поступками, рефлексивно обозревать собственный проект.

- Становление социальной идентичности протекает в рамках преодоления разрыва между общественным и частным, официальным и повседневным, в актуализации практики жизненного планирования в связи с распространением опосредованного опыта и развитием разнообразных средств передачи знаний, символов, образов, а также ростом влияния символических систем на повседневную жизнь индивидов и коллективов.

- Формами кризиса идентичности в информационном обществе становятся темпоральный хаос, массово насаждаемый нарциссизм, передоверенность Другим, замкнутость в субкультурах, патологические формы виртуализма. Преодоление кризиса идентичности в современном обществе возможно с признанием, что социо-культурное разнообразие остается единственным источником жизнедеятельности как общества, так и индивида. Борьба за идентичность становится первым этапом создания общественных движений в информационном обществе.

В XX столетии теоретико-концептуальное осмысление идентичности и кризиса идентичности протекает в философии повседневности, философии различия, фрейдизме, бихевиоризме, символическом интеракционизме, социальном структурализме, феминистских теориях и тендерной социологии, концепциях о национальном характере, национальном самосознании, в возрастной, когнитивной и исторической психологии. Социальная рефлексия на идентичность вызвана поиском всеобщих этических основ перед опасностью «прогрессистского» национализма, усложнением социальных отношений в процессе -глобализации и информатизации, необходимостью избежать редукционизма в самоописании системы, обращением к «метасоциальному гаранту общественного порядка» (А. Турен) , потребностью в осмыслении соотношения естественного и искусственного (Г.П. Щедровицкий) , «искусственности» и «виртуальности».

В процессе становления информационного общества прежние производственные, национальные, массовые модели поведения отходят на второй план. Новые способы идентификации строятся не по отношению к институтам власти или положению в гражданском обществе, а в процессе дезинтеграции или сопротивления глобальным или индустриальным институтам. Идентификация происходит путем усвоения опосредованного и везде распространяемого знания и опыта, с помощью СМК или интеллектуальных технологий, в больших фрагментированных группах, в ситуации ослабления национального государства, роста зависимости от виртуальной среды и «Гипертекста».

Научно - практическая значимость работы определяется тем, что разработанные в диссертации теоретические положения позволяют продвинуться в изучении социально-политических вопросов, связанных с анализом роли и места человека в обществе; современного глобального соотношения национальных экономических, политических, социальных и культурных факторов; соотношения индивидуального и коллективного; влияния информационных технологий и средств массовой коммуникации на 'процессы социализации; изменений в научном и культурном понимании современного мира; становления информационной парадигмы.

Результаты исследования могут применяться в преподавательской, педагогической, идеологической работе, при подготовке основных курсов по философии, психологии, социологии, антропологии по темам: «Человек и общество» (2, 4 главы диссертации) , «Проблема человека в современности» (5 глава), «Общество и культура в современном мире»(5 глава), «Индивид, индивидуальность, личность» (2, 3 главы), «Человек в современной научной картине мира» (1 глава). Содержание диссертации может быть использовано при чтении спецкурсов.

Апробация диссертационной работы, изложение ее основных положений осуществлено в 18 публикациях, среди них монографии «Идентичность человека. Социально-философские аспекты» (Ростов-на-Дону, 1999), общим объемом 20 п.л. Результаты исследования докладывались и обсуждались на международных конференциях, научно-практических семинарах: Первая Международная конференция в Международной Академии бизнеса и банковского дела, Тольятти, 14-19 июня 1994 г.; Международная конференция «Ученые России в построении гражданского общества» ("Scholars in Russia in building of the Civil Society"), Москва, 23-25мая 1996 г.; Международная конференция «Эволюция инфосферы», Москва, 18-20 ноября 1997 г.; семинар «Электронные информационные ресурсы- региона: возможности доступа и использования», Ростов-на-Дону, 24 мая 1998 г.; научно-практический семинар «Проблемы преподавания истории и культуры США в российской средней и высшей школе», Волгоград, 25 декабря 1998 г.

Результаты работы использовались при чтении спецкурсов «Становление информационного общества», «Идентичность в информационном обществе», «Повседневность как микрооснова общества» для студентов философского факультета в период 19951999 г.г.; на научно-методическом семинаре философского факультета в июне 1997 г., при чтении спецкурса «Основные социальные тенденции и противоречия в современном обществе»

28 слушателям кафедры философии Института повышения квалификации при РГУ в июне 1999 г.

Структура работы подчинена решению задач исследования и включает в себя введение, пять -глав, состоящих из двадцати пяти параграфов, заключение, объемом -3 70 страниц и список использованной литературы (339 на русском и 106 на английском, французском и немецком языках).

 


Заключение 

Изложенное выше исследование показывает, что в нем осуществлено решение проблемы, имеющей важное социально-культурное, политическое и гуманитарное значение.

Это определяется тем обстоятельством, что в настоящей работе были раскрыты социальныё, философские, научно-мировоззренческие, культурные аспекты становления понятия «социальной идентичности». Именно междисциплинарный подход, принятый в качестве основного методологического принципа в диссертационной работе, впервые указывает на необходимость постановки и раскрытия проблемы социальной идентичности как многомерного процесса в человеческом становлении и сочетает философскую, психологическую, социологическую, культурологическую интерпретации.

Теоретическое понятие «идентичность» формируется в рамках постнеклассической познавательной парадигмы, признающей разнообразие, неопределенность, множественность исторических времен, нестабильность и необходимость построения моделей на основе понимания прошлого, настоящего и будущего. Поэтому тема идентичности распространяется в общественном сознании и в теоретической гуманитарной мысли к середине XX столетия.

Существенным вкладом в развитие, социально-философской мысли о социальной идентичности стало доказательство роли теории информации в изменении представлений о человеческой деятельности и становлении новой картины мира. Принципы разнообразия, нестабильности, неопределенности и одновременно детерминации социального поведения становятся уеловиями существования, социального развития и познания субъектов деятельности. Поэтому «идентификация», «идентичность», «кризис идентичности» могут быть вписаны только в современную теоретическую модель, в которой процесс программирования собственной деятельности становится условием социального существования тем более, что «информация не может передаваться в большем количестве, чем это позволяет количество разнообразия» [342]. В постнеклассической картине мира проблемы идентичности и идентификации приобретают особое значение в пограничных ситуациях глобального и локального, искусственного и естественного, возможного и невозможного. Эти междисциплинарные понятия способствуют рациональному осознанию жизненного проекта индивидов и социальных групп, помогают развивать социальную рефлексию и саморефлексию. Именно в этом, по мнению автора, состоит истинно гуманистическое значение настоящей работы.

Тема социальной идентичности проникает в повседневную жизнь, превращая каждого в «социального ученого» и обеспечивая возможность осуществления общества, обращенного на себя, строящего .развитие исходя из собственного проекта. В исторической ситуации «компрессии» времени и пространства человеческого общества обеспечение интеллектуальной базы поиска собственных экономических, политических, культурных основ путем осмысления прошлой исторической судьбы и определения целенаправленности деятельности может стать условием преодоления фрагментации сознания, потери ценностей и жизненных ориентиров. Следовательно научное, гуманитарно-рациональное осмысление идентификации и идентичности создает условия для гуманизации, т.к. это единственный способ для человека сохранить свое «Я», определить себя как личность, а не как придаток технологий власти, иллюзий и мифов массового вещания, неясностей и кризисов мировой экономики, недоопределенности современного демократического, правового общества и мозаичной глобальной культуры.

На основе анализа историко-культурного материала, проведенного в работе, было отмечено, что процессы идентификации связаны не только с преобразованием информации, но и сами включены в процессы жизнедеятельности, обретая в результате основы: структурную (соотношение детерминизма и неопределенности) , целевую (построение модели поведения), экзистенциальную (собственный духовный мир). В ситуации разнообразия, множественности перспектив развития, в ситуации созидания нового возникает потребность в самоописании. Рефлексия над «Я» возникает в контексте перестройки системы межличностных отношений, актуальной становится задача осознания системы собственных целей, ценностей, ориентированных на общечеловеческие проблемы.

Об этом свидетельствует рассмотренный нами процесс становления теории и концепций идентификации и идентичности и анализ различных срезов этого социального и познавательного феномена в зарубежной и отечественной философии, культурологии, социологии, психологии, истории.

Рассмотрение эволюции феномена идентичности в истории показало, что заинтересованность социальной идентификацией является следствием целого комплекса социальных процессов. Сюда относятся стремление сохранить целостность в социально-историческом разнообразии и одновременно обрести индивидуальность, стремление интерпретировать разрывность общественного и частного, официального и повседневного, массового и интимного; распространение опосредованного опыта, знания в связи с развитием информационных технологий. Исследование идентичности показало изменения соотношения общественного и личного, биологического и социального, автономного и общественного, нетипичного и стандартного,, «инаковости» и однообразия, глобального и локального.

Только при постановке вопросов об идентичности как процесса самоорганизации возможно преодоление исторической энтропии и поиск «личностного», субъективного начала в коллективной истории. Исследования индивидуальной и коллективной идентичности учат противостоять «молчаливой технологической политике», «политике всепригодности», повышенной нестабильности и труднопрогнозируемости, обесцениванию внутренних регуляторов поведения, превращению внутреннего разнообразия в поверхностную эклектичность. Они также способствуют решению проблем, связанных с нестабильностью экономической и политической структур, национальных отношений,: экологических систем. В этом состоит социально-политическое значение проведенной работы на настоящем историческом этапе.

Необходимо также учитывать, что в современном, динамично изменяющемся мире человек находится под воздействием массовых технологий, средств массовой информации, под натиском однородной информации. Через Интернет, СМК он получает готовые мыслительные штампы, запрограммированные решения. Через расширение межчеловеческих связей в глобальном масштабе нивелируется традиционное культурное наследие. Задача состоит в том, чтобы научиться сохранить устойчивость внутреннего духовного опыта, в результате чего процессы идентичности приобретает истинно гуманистический смысл. Человек не может быть анонимным, главное «показать в делах и словах, кем он является в своем уникальном отличии» [277, 121] .

В работе отстаиваются равноправие и равноценность индивидов, социальных групп, человеческих сообществ, развитие правового сознания, поиск новых форм и идей легитимности в обществе и норм коммунитарного развития.

Развитие истории и ее самосознания возможны при условии тематизации индивидуализации и развития сложной сети понятий о человеческом, в том числе и идентичности, с помощью которой фиксируется соотношение коллективного и индивидуального.

Процессы обособления индивидуального в общественном и выделения частной сферы практики ни на одной исторической стадии не синхронизируется. Фундаментальные стороны комплекса социальных отношений - механизмы контроля со стороны коллективных структур, социальных институтов и государства и частная, личностная жизнь индивидов, их межличностные связи в ближних кругах общения - часто расходятся в направлениях своего развития. От такого сочетания разнообразных сторон комплекса социальных отношений и зависит уникальность и неповторимость исторических времен.

 


Список литературы диссертационного исследования

(приводим только с гиперссылками, иностранные авторы, таким образом, выпадают)

1. Августин. Исповедь. М., 1990.

2. Авдулов А. Н., Кульпин А. М. Власть, наука, общество. Система государственной поддержки научно-технической деятельности: опыт США. М., 1996.

3. Авдеева Н. Н. Привязанность ребенка к матери и образ себя в раннем детстве. // Вопросы психологии. 1997. №4. С.3-13.

4. Авраамова Е. М. Формирование новой российской макроидентичности. // ОНС. 1998. № 4. С. 19-30.

5. Автономова Н. С. Рефлексия в науке и философии. // Проблемы рефлексии в научном познании. Куйбышев, 1983. С. 19-26.

6. Агашкова Е. В., Ахлибинский Б. В. Флейшман Б. С. Проблема полноты информации и определение исходной системы на объекте. // Международная конференция «Региональная информатика 93» Тезисы докладов. Ч. 1. СПб, 1993.

7. Адлер А. Индивидуальная психология. // История зарубежной психологии: 30-60-е г XX века. Тексты. М., 1986.

8. Акчурин И. А. Топология и идентификация личности.// Вопросы философии. 1994. № 5.С. 143-150.

9. Э.Алексеева И. Ю. Человеческое знание и его компьютерный образ. М., 1986.

10. Алтухов В. Смена парадигм и формирование новой методологии. // ОНС. 1993. № 1. С.88-101.

11. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекоз-нания. М., 1978 .

12. Ананьев Б. Г. К постановке проблемы развития детского самосознания. // Известия Ак. пед. н. РСФСР. Вып. 18. М. 1948.

13. Андреева Г. М. Социальная психология. М. , 1994.

14. Антипина О.Н., Иноземцев В. JI. Диалектика стоимости в постиндустриальном обществе.// Мировая экономика и международные отношения. 1998. № 5,6,7.

15. Антипина О. Н., Иноземцев В. J1. Постэкономическая революция и глобальные проблемы. // ОНС. 1998. № 4, С. 162-174.

16. Антонова Н. В. Проблема личностной идентификации в интерпретации современного психоанализа, интеракцио-низма и когнитивной психологии.// Вопросы психологии 1996. № 1.С. 131-143.

17. Антонова Н. В. Личностная идентичность современного педагога и особенности его общения.// Вопросы психологии. 1997. № 6. С. 23-30.

18. Анцыферова Л. И. Эпигенетическая концепция развития личности Э.Г. Эриксона.// Принцип развития в психологии. М., 1978.

19. Аристотель. Сочинения в 4-х т. Т.4. М., 1983.

20. Асмолов А. Г. Личность как предмет психологического исследования. М., 1984.

21. Асмолов А. Г. Психология личности. М., 1990.

22. Ахутин А. В. Открытие сознания (древнегреческая трагедия). // Человек и культура: индивидуальность в истории культуры. М., 1990. С.5-43.

23. Ахизер А. С. Россия как большое общество.// Вопросы философии. 19 9 3.№ 1. С. 3-20.

24. Бабаков В.Г, Семенов В. М. Национальное сознание и национальная культура. М., 1996.

25. Барабанов Е. В. Русская философия и кризис идентичности. // Вопросы философии. 1991. № 8. С. 102117 .

26. Баразгова Е. С. Американская социология традиции и современность. Екатеринбург, 1997.

27. Барг М. А. Эпохи и идеалы. Становление историзма. М. , 1987.

28. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М.,1995.

29. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989.

30. Баткин Л. М. Не мечтайте о себе! О культурно-историческом смысле «Я» в «Исповеди» бл. Августина М., 1993.

31. Баткин Л. М. «Неужели вот тот это Я?» // Знамя. 1995. № 2. С. 189-196.

32. Батищев Г. С. Диалектический характер творческого отношения человеку к миру, (автореферат на соискание уч.с.д.ф.н.). М., 1989.

33. Бахтин М. М. как философ. М., 1992.

34. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1980.

35. Бахтин М. М. Эстетическое наследие и современность. Ч. 1, 2. Саранск, 1992.

36. Бахур В. Г. Это неповторимое Я. М., 1986.

37. Берг Р. Развитие Я-концепции и воспитания. М., 1986.

38. Бессмертный Ю. Л. Брак, семья, любовь в средневековой Франции. // Пятнадцать радостей брака. М. 1991. С. 288-291.

39. Блох М. Апология истории или ремесло историка. М.,1986.

40. Блох М. Короли-чудотворцы. М., 1998.

41. Богомолова Н. И. Социальная психология радио, печати, телевидения. М.,1991.

42. Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. М, 1968.

43. Бодрийар Ж. Фрагменты из книги «О соблазне».// Иностранная литература. 1994. № 1. С. 54-67.

44. Брагина А. М. Итальянский гуманизм. М., 1977.

45. Бродель Ф. Время мира. М.,198 8.

46. Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск, 1993.

47. Бродель Ф. Игры обмена. М.,198 6.

48. Бродель Ф. История и общественные науки и историческая длительность. // Философия и методология истории . М.,1977.

49. Бродель Ф. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М.,1986.

50. Бродель Ф. Что такое Франция? Пространство и история. М., 1994.

51. Бродель Ф. Что такое Франция? Люди и вещи. М., 1994.

52. Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. М.,1983.

53. Буданов В. Г. Синергетические механизмы роста научного знания и культура. // Философские науки. Вып 2, РАН. М., 1996.

54. Бутенко И. А. Качество свободного времени у богатых и бедных.// Социс. 1998. № 7. С. 82-90.

55. Бытие человека в культуре. Опыт онтологического подхода. Киев, 1992.

56. Бюхнер П., Крюгер Г., Дюбуа М. Современный ребенок в западной Европе. // Социс. 1996. №4. С. 128-136.

57. Васильчук Ю. Постиндустриальная экономика и развитие человека. // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 9. С. 74-87.

58. Век Просвещения. М., Париж. 1970.

59. Вернадский 'В. И. Начало и вечность жизни. М., 1989.

60. Вернан Ж. П. Происхождение древнегреческой мысли. М. , 1988.

61. Вехи. Из глубины. М., 1991.

62. Винничук Л. Люди, нравы, обычаи древней Греции и Рима. М., 1988.

63. Витгенштейн Л. Философские работы. В 2-х частях. М., 1994.

64. Вишневский А. Г. Образ прошлого в демографической литературе. // Историческая демография: проблемы, суждения, задачи. М., 1989.

65. Волков Ю. Г. Личность и гуманизм. (Социологический аспект). Челябинск, 1995.

66. Волков Ю. Г., Мостовая И. В. Социология. М., 1998.

67. Всемирная история и Восток. М., 1989.

68. Выготский Л. С. История развития высших психических функций. Собр. соч. в 6-т., Т.З. М., 1984.

69. Выготский Л. С. Мышление и речь. Т. 2. М.,1982.

70. Выготский Л. С. Вопросы детской (возрастной) психологии. Собр.соч. в 6-т, Т.4.М.,1984.

71. Гаврюшин Н. К. Самопознание как таинство.// Вопросы философии. 1996. № 5. С.140-150.

72. Гадамер Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988.

73. Гайденко П. П. Коллизия возрожденческого титанизма. // Вопросы литературы. 1980. № 3. С. 268-278.

74. Гачев Г. Наука и национальные культуры. Ростов-на-Дону, 1993.

75. Гачев Г. Национальные образы мира. М., 1988.

76. Гачев Г. Русская дума. Портреты русских мыслителей. М., 1991.

77. Гегель Г. Наука логики. В 3-х тт. М., 1970.

78. Гегель Г. Философия истории. СПб, 1993.

79. Гегель Г. Философия права. М., 1990.

80. Голубцова Е. В. Община, племя, народность в античную эпоху. М., 1998.

81. Город как социокультурное явление исторического процесса. М. , 1995.

82. Гофф Ж. С небес на землю. // Одиссей. Человек в истории. М., 1992.

83. Гройс Б. Поиск русской национальной идентичности.// Вопросы философии. 1992. № 1. С.52-61.

84. Громов Г. Р. Очерки информационной технологии. М., 1993.

85. Гуревич А-. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993.

86. Гуревич А. Я. Представления о времени в средневековой Европе.// История и психология. М., 1971.

87. Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981.

88. Гуревич А. Я. Средневековый мир: Культура безмолвствующего большинства. М., 1990.

89. Гуревич П. Человек как микрокосм. // ОНС. 1993. №6. С. 179-187.

90. Гуссерль Э. Статьи об обновлении.// Вопросы философии. 1997. №4. С. 61-72.

91. Давидович В.Е. Теория идеала. Ростов-на-Дону,1983.

92. Даниелов А. Р. Россия в мировой системе высоких технологий: формирование информационного общества.// США: экономика, политика, идеология. 1996. № 9. С. 17-31.

93. Джеймс У. Личность.// Психология личности. Тексты, 1982 .

94. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., Наука, 1993.

95. Дильтей В. Категории жизни.// Вопросы философии.1995. №9. С.129-140.

96. Добронравова И. На каких основаниях осуществимо единство современной науки? // Первый Российский Философский Конгресс. Том 9. СПб., 1998. С.54-67.

97. Долгопольский С. Б. Рефлексия как инструмент профессионального философствования.// Исторические основания взаимодействия культур. Вып 2. Ростов-на-дону, 1991. С.14 9-160.

98. Донченко А. П. Фактор времени в нравственном становлении и развитии личности . М., 1988.

99. Дубровский Д. И., Черносвитов Е. В. К анализу структуры субъективной реальности.// Вопросы философии. 1979. №3. С.57-70.

100. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994.

101. Дюркгейм Э. О разделении общественного туда. М.,1996.

102. Заковоротная М. В. Информатизация общества. Модели национальной идентичности. // Научная мысль Кавказа.1997. № 4. С.25-33.

103. Зеньковский В. Единство личности и проблема перевоплощения.// Россия XXI. 1998. 9-10. С. 62-82.

104. Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования. М., 1909.

105. Золотухина-Аболина Е. В. Рациональное и ценностное: проблемы регуляции сознания. Ростов-на-Дону, 1988 .

106. Иванов Д. В. Виртуализация общества.// Социология и социальная антропология. СПб., 1997. С .291-303.

107. Игнатов А. «Евразийство» и поиск новой русской идентичности. // Вопросы философии. 19 95. № 6. С. 4 964 .

108. Идентичность и конфликты в советских государствах. Сб., М., 1997.

109. Ильенков Э. В. Диалектическая логика. М., 1984.

110. Ильин М. В. Хронологическое измерение: за пределами Повседневности и истории.// Полис. 1996. №1.С.55-78 .

111. Иноземцев В. За пределами экономического общества. М., 1998.

112. Иноземцев В. Современный постмодернизм: конец социального или вырождение социологии? // Вопросы философии. 1998. № 9. С. 27-38.

113. Иноземцев В. Творческие начала современной корпорации.// Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 11. С. 18-31.

114. Информационная революция: наука, экономика, технология. Реф. сб. М., 1993.

115. Ионов Н. Н. Россия и современная цивилизация.// Отечественная история. 1992. № 4. С. 62-74.

116. История зарубежной психологии. 30-60 г. 20 века. Тексты. М., 1986.

117. История и психология. М., 1971.

118. История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996.

119. Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры. // Проблема человека в западной философии. М., 1988.

120. Кант И. Антропология. ПСС. Т. 6. М. 1963-1966.

121. Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. -Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 1997.

122. Касьянова Н. О. О русском национальном характере. М. , 1994.

123. Келасьев В. Н Проблема самореализации человека в современных условиях. // Социология и социальная антропология. СПб., 1997. С. 7 4-85.

124. Киселев Г. С. «Кризис нашего времени» как проблема человека.// Вопросы философии. 1999. № 1. С.40-50.

125. Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Антропный принцип в синергетике. // Вопросы философии. 1997. №3 с. 62-79.12 6. Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М., 1986.

126. Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М.,1987.

127. Козелецкий Ю. Человек многомерный (психологическое эссе). Киев, 1991.

128. Козлова Н. Н. Упрощение знак эпохи.// Социс. 1990. №7. С. 11-21.

129. Козловски П. Культура постмодерна. М., 1997.

130. Козловский В. В., Уткин В. Г., Федотова В. Г. Модернизация: от равенства 'к свободе. СПб, 1995.

131. Кон И. С. Возрастные категории в науках о человеке и обществе.// Социс. 1978. №3.

132. Кон И. С. В поисках себя. М., 1984.

133. Кон И. С. Лунный свет на заре. Лики и маски однополой любви. М., 1998.

134. Кон И. С. Открытие Я. М., 1978.

135. Кон И. С. Ребенок и общество. М., 1988.

136. Кон И. С. К проблеме национального характера.// История и психология. М., 1971. С. 122-159.

137. Кон И. С. Психология ранней юности. М., 1989.

138. Костенко Н. В. Ценности и символы в массовой коммуникации. М., 19 93.

139. Кьеркегор С. Страх и трепет. М. , 1993.

140. Кудрявцев В. Т. Историзм в психологии развития: от принципа к проблеме.// Психологический журнал.1996. т.17 №1.

141. Культурная антропология. СПб., 1996.14 8. Кутырев В. А. Пост-пред-гипер-контр-модернизм: концы и начала. //Вопросы философии. 1998. №5. С. 135-144.14 9. Лаппо-Данилевский А. С. Методология истории. СПб, 1943. Вып II.

142. Леви-Брюль Л. Сверхестественное в первобытном мышлении . M., 1994.

143. Лейбин В. М. Психоаналитическая трактовка структуры личности и неофрейдистская концепция самости.// Вопросы философии. 1977. № 6. С. 149-159.

144. Лейбин В. М. Психоанализ и философия неофрейдизма. М. 1977.

145. Лейбин В. Фрейд, психоанализ и современная западная философия. М.,1990.

146. Лейбниц Г. В. Опыты о человеческом разуме. М., 1938.

147. Лекторский В. А. Субъект, объект, познание. М., 1980.15 6. Лекторский В. А., Швырев В. С. Актуальные философ-ско- методологические проблемы системного подхода.// Вопросы философии. 1971. № 1. С. 146-153.

148. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М. , 1975.

149. Лесков Л. В. Футуросинергетика западной цивилизации. // ОНС. 1998. №. 3 С.149-161.

150. Лефевр В. А. От психофизики к моделированию души.// Вопросы философии. 1990. №7. С. 25-32.

151. Лихачев Д. С. Древнерусский смех. // Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск., 1973. С. 73-91.

152. Логос. Санкт-Петербургские чтения по философии культуры. Российский духовный опыт. СПб, 1992.

153. Лооне Э. Н. Возникновение и развитие аналитической философии истории.// Вопросы философии. 1974. №6. С. 122-129.

154. Лосев А. Ф. История античной эстетики (ранняя классика). М., 1963.

155. Лосев А. Ф. Историческое время в культуре классической Греции.// История философии и вопрос культуры. М.,1975. С.7-61.

156. Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М., 1982.

157. Лосский Н. О. Характер русского народа-. М., 1990.

158. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского искусства. М., 1994.

159. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек текст семиосфера - история. М., 1996.

160. Лотман Ю. М. Избранные статьи в 3-х т. Таллинн, 1992 .

161. Лотман Ю. М. О двух моделях коммуникации в системе культуры. Труды по знаковым системам. Вып 6. Тарту. 1973.

162. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М. , 1970.

163. Льотар Ж. Записки о смыслах «пост». // Иностранная литература. 1994. № 1. С.56-59.

164. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества. // Социо-логос. М., 1991. С. 194-219.

165. Люббе Г. В ногу со временем. О сокращении нашего пребывания в настоящем. // Вопросы философии. 1994. №4. С. 94-114.

166. Малахов В. С. Нация и культурный плюрализм. // Независимая газета.14.06. 1997.

167. Малахов В. С. Неудобства с идентичностью.// Вопросы философии. 1998. № 2. С. 4 3-54.

168. Малахов В. С. Парадоксы мультикультурализма. // Иностранная литература. 1997. №11. С. 171-174.

169. Малинецкий Г.Г, Кащенко С. А., Потапов А. Б. , Ах-ромеева Т. С. Митин Н. А., Шакаева М. С. Математическое моделирование системы образования. Препринт ИМП им. М. В. Келдыша РАН, N100, 1995.

170. Мамбеева А. С. Изучение русской этнической самоидентичности. М., 1995.

171. Мангейм К. Человек и общество в век преобразования М., 1991.

172. Марков Б. В. Виртуальная реальность: телекратия и развитие коммуникативной культуры.// Первый Российский Философский Конгресс. Том 9. СПб, 1998. С. 8190.

173. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. ПСС т.З. М. , 1955.

174. Маркс К., Энгельс Ф. Критика Готской программы. ПСС, т.19. М., 1961 С. 9-32.

175. Маркс К., Энгельс Ф. Процесс производства капитала. ПСС. т.23. М., i960.

176. Маркс К., Энгельс Ф. Экономические рукописи 18571859 гг. ПСС т.46. 4.1. М., 1968.18 6. Маффесоли М. Околдованность мира или божественное социальное. // Социо-логос. М., 1991. С. 274-284.

177. Мегрелидзе К. Р. Основные проблемы социологии мышления. Тбилиси, 1965.

178. Мерлин В. С. Проблемы экспертной психологии личности.- Пермь, 1970.

179. Мечников JI. С. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924.

180. Мид М. Культура и мир детства. М., 1988.

181. Михайлов.Ф. Т. Загадка человеческого Я. М., 1976.

182. Моисеев H. Н. Современный рационализм. М., 1995.

183. Молодежь в социальной структуре общества. // Социальный облик .современного западного общества. М., 1993. С. 157-170.

184. Молчанов В. И. Парадигмы сознания и структуры опыта . //Логос . -1992 . №1(3). С. 39-63.

185. Молчанов В. И. Cogito. Синтез. Субъективизм.// Вопросы философии. 1996. №10. С. 133-144'.

186. Мосс М. Общества. Обмен. Личность. М.,1996.

187. Мостовая И. В. Социальное расслоение в России: методология исследования. Ростов-на-Дону, 1995.

188. Мунье Э. Персонализм. М., 1992.

189. Мухина В. С. Близнецы. М., 1969.2 00. Налимов В. В. На грани 3 тысячелетия: что осмыслили мы, приближаясь к 21 веку. М., 1994.

190. Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М., 1989.

191. Нариньяни А. С. Средства моделирования неполноты данных в аппарате представлений знаний.// Представление знаний и моделирование процесса понимания. Новосибирск, 1980.

192. Неретина С. С. Умение ума. (Некоторые предположения по средневековой философии техники).// Вопросы философии. 1997. №11. С. 145-162.

193. Негодаев И. А. Естественный и искусственный интеллекты.// Научная мысль Кавказа. 1998. №1. С. 29-35.

194. Николаичев Б. О. Осознаваемое и неосознаваемое в нравственном поведении личности. М.,1976.

195. Николис Дж. Динамика иерархических систем. Эволюционное представление. М., 1989.

196. Никонов В. А. Имя и общество. М., 1974.

197. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М., 1999.

198. Нэйсбит Дж., Абурден П. Мегатенденции. Год 2000. Новые направления 1990-х. М., 1992.

199. О благородстве и преимуществе женского пола. СПб., 1997.

200. Огурцов А. П. Генезис рефлексивной установки в гносеологии нового времени. // Проблемы рефлексии в научном познании. Куйбышев. 1983. С. 8-15.

201. Огурцов А.П. Научно-техническая революция и особенности современного научного познания. М., 1977.

202. Огурцов А. П. Философия науки эпохи Просвещения. М., 1993.

203. Одиссей. Человек в истории. М., 1995.

204. Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. М., 1991.

205. Одиссей. Картина мира в народном и ученом сознании. М., 1994.

206. Одиссей. Образ другого в культуре. М., 1994.

207. Онищенко И. «Интернет» в современной экономике. // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 9 .

208. Осипов Г. В. Россия: национальная идея и социальная стратегия. // Вопросы философии. 1997. №10. С. 313.

209. Панарин А. С. «Вторая Европа» и «Третий Рим». // Вопросы философии. 1996. №10. С. 19-32.

210. Петров М. К. Античная культура. М., 1997.

211. Перов Ю. В., Сергеев К. .А. «Философия истории» Гегеля: от субстанции к историчности. // Гегель Г. Философия истории. СПб., 1993. С.5-57.

212. Петровский А. В., Петровский В. А. Индивид и потребность быть личностью.//Вопросы философии. 1982. №3 . С. 44-54.

213. Пиаже Ж. Генетическая эпистемология.// Вопросы философии. 1993. №5. С. 54-64.

214. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. Психология интеллекта. Генезис числа у ребенка. Логика и психология. М., 1994.22 6. Платонов И. К. Структура и развитие личности. М., 1986.

215. Попова Л. В., Дьяконов Г. В. 'Идентификация как механизм общения и развития личности. М., 1988.

216. Поршнев Б. Ф. Контрсуггестия и история. // История и психология. М., 1971. С. 7-36.22 9. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М., 1974 .23 0. Пригожин И. Переоткрытие времени. // Вопросы философии. 1989. № 8. С.3-20.

217. Пригожин И. Философия нестабильности. // Вопросы философии. 1991. № 6. С.46-53.

218. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.

219. Принцип развития в психологии. М., 1978.

220. Принципы формирования ценностных ориентаций и социальной активности личности. М., 1985.

221. Проблема человека в «Экономических рукописях 18571859 годов» К. Маркса. Ростов-на-Дону, 1977.

222. Психология личности. Тексты. М., Изд-во МГУ, 1982.

223. Психология межличностного познания. М., 1981.

224. Психотерапевтическая энциклопедия. СПб., 1998, С. 642, 643.

225. Пупар П. Роль христианства в культурной идентичности европейских народов.// Полис.199б.N2. С. 136-143.

226. Пушканский В. Я. Обыденное знание. Опыт философского осмысления. Л.,1987.

227. Резюме научных отчетов по исследовательским проектам, выполненным в рамках общеинститутской программы «Альтернативы социальных преобразований в российском обществе в 1991-1994 гг» М.,1995.

228. Режабек Е. Я. Всеобщий труд субстанциальная основа духовного производства, становления и общественного применения формообразований человеческой культуры. // Исторические основания взаимодействия культур. Ростов-на-Дону, 1991. С. 126-143.

229. Режабек Е. Я. Капитализм: проблема самоорганизации. Ростов-на-Дону, 1993.

230. Режабек Е. Я. Когнитивная бифуркация и современность.// Первый Российский Философский Конгресс. Том 9. СПб, 1998. С. 54-67.

231. Режабек Е. Я. Проблема возвышения индивидуальной субъективности в процессе деятельности. //Исторические основания взаимодействия культур. Ростов-на-Дону, 1991. С. 56-77.24 6. Розанов В. Цель человеческой жизни.// Смысл жизни. Антология М., 1994.

232. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М. , 1946.

233. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957.

234. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.

235. Рувинский Л. И. Самовоспитание личности. М., 1984.

236. Руссо Ж. Ж. Об общественном трактате или принципы политического права. // Трактаты. Кн. 1. М., 1969.

237. Руткевич А. М. Психо-история Э. Г. Эриксона. // Э. Эриксон. Молодой Лютер. М., 1996. С. 3-22.

238. Сартр Ж. П. Первичное отношение, к другому: любовь, язык, мазохизм. // Проблема человека в западной философии. М., 1988.

239. Сафин В. Ф. Психология самоопределения личности. Свердловск, 1986.

240. Сверкунова Н. В. Исследование региональной идентичности: исторический аспект. // Социология и социальная антропология. СПб. 1997. С. 321-329.

241. Светлицкая Е. Б. Новая российская идентичность. // ОНС. 1997. № 1. С. 72-80.

242. Седов Е. Взаимосвязь энергии, информации и энтропии у процессах управления и самоорганизации. // Информация и управление. Философско-методологические аспекты. М., Наука, 1985.

243. Седов Е. Информационно-энтропийные свойства социальных систем. // ОНС. 1993. № 5. С. 92-102.2 62. Системы личных имен у народов мира. М., 1989.2 63. Смирнова Н. М. Социально-культурное многообразие в зеркале методологии. // ОНС. 1993. №1. С. 78-87.

244. Скворцов Н. Г. Индивид и этническая среда: проблема этничности в символическом интеракционизме. // Социология и социальная антропология. СПб., 1997. С. 303-321.

245. Средневековая Европа глазами современников и историков . М., 1995.

246. Степанянц М. Т. Человек в традиционном обществе Востока ( опыт компаративистского подхода). // Вопросы философии. 1991.№ 3. С. 140-152.

247. Степин В. С., Кузнецова Л. Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. М., 1994.

248. Татенко В. О. Субъект психологической активности: поиск новой парадигмы.// Психологический журнал .1995.т.16. N3.

249. Тацуно Ш. Стратегия технополисы. М., 1989.

250. Теория и жизненный мир человека. М.,1995.

251. Теория познания. В 4 т. М., 1993.

252. Тойнби А. Постижение истории. М., 1991.

253. Трубина Е. Г. Идентичность в мире множественности: прозрения Ханны Арендт. // Вопросы философии. 19 98. №11. С. 116-131.

254. Трубина Е. Г. Идентичность персональная. // Современный философский словарь. М., 1998. С. 316-326.27 9. Турен А. Возвращение человека действующего. М., 1998 .

255. Туровский М. Б. Личность в универсуме культуры. // Постижение культуры. Вып. 5-6. М. , 1996.

256. Туровский М. Б. Философские основания культурологии. М., 1997.

257. Уйбо А. С. Теория и историческое познание. М., 1988 .

258. Уханов В. А. Информационная деятельность человека: социально-философский анализ. Екатеринбург, 1998.

259. Ушакин С. А. После модернизма: язык власти или власть языка. // ОНС. 1996. №5. С. 130-141.

260. Фейхтвангер Л. Иеффай и его дочь. М, 1994.

261. Федорова М. М. Модернизм и антимодернизм во французской политической мысли 19 века. М., 19 97.

262. Федотова В. Г. Практическое и духовное освоение действительности. М., 1992.

263. Федотова В. Г. Анархия и порядок в контексте российского посткоммунистического развития // Вопросы философии. 1998. № 5. С. 3-21.

264. Федотова В. Г. Судьба России в зеркале методологии . //Вопросы философии. 1995. № 12. С.21-35.

265. Фейрбах Л. Сочинения в 2-х томах. М., 1995.

266. Феодалы в городе: Запад и Русь. М., 1996.

267. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. В 2-х т. М., 1990.

268. Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1993.

269. Франк С. Л. Ое РгоЛгипсИз. Вехи. Из глубины. М. 1991.2 95. Фрейд А. Психология Я и защитные механизмы. М., 1993.

270. Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1991.2 97. Фрейд 3. Очерки по психологии сексуальности. Минск,1990.

271. Фрейд 3. Психоанализ и культура. Леонардо да Винчи. СПб., 1997.

272. Фрейд 3. Психология бессознательного. М., 1989.

273. Фридланд Дж. Типы тела. М., 1995.

274. Фромм Э. Душа человека. М.,1992.

275. Фромм Э. Иметь или быть? М.,19 90.

276. Фромм Э. Психоанализ и этика. М., 1993.

277. Фуко М. История сексуальности III. Забота о себе. М., Киев, 1998.

278. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977.

279. Хакен Г. Синергетика. М., 1980.

280. Хвостова К. В., Финн В. К. Гносеологические и логические проблемы исторической науки. М., 1995.

281. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995.

282. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1993.

283. Хейзинга Й. Осень средневековья. Исследования форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах. М., 1988.

284. Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности.// Вопросы философии. 1994. № 10. С.113-123.

285. Хорни К., Фромм Э. Наши внутренние конфликты. М., 1995.

286. Хюбнер К. Истина мифа. М., 1995.

287. Цвылев Р. И. Социальный конфликт в постиндустриальной экономике. // МЭ и МО. 1998. №10. С.33-41.

288. Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. // Под ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 1996.

289. Человек и культура. Индивидуальность в истории культуры. М. 19 90.

290. Чораян О. Г. Хаос, организация и самоорганизация системы // Научная мысль Кавказа. 1997. №2. С. 33-37.

291. Чурсин Н. Н., Исаев В. Д., Путинцев А. В. Информационное общество в Украине: далекое близкое? // Лу-гань, Луганск, 1995. С. 38-48.

292. Шахалова О. И. «Я» и «Другой» как философская проблема. Диссертация на соискание .к.ф.н. Ростов-на-Дону, 1995.

293. Швырев В. С. Рациональность как ценность культуры. // Вопросы философии. 1992. № 6.

294. Шеманов А. Ю. Проблема самоидентификации как предмет исследования.// Постижение культуры. М., 1998.

295. Шкуратов В. А. Историческая психология. Ростов-на-Дону, 1994.

296. Шпенглер О. Закат Европы. М.: Очерки мифологии мировой истории. М., 1998.

297. Шпет Г. Г. Сочинения. М., 1989.

298. Штейнер Е. С. Феномен человека в японской традиции: личность и квазиличность? // Человек и культура: индивидуальность в истории культуры. М., 1990. С. 164-192.

299. Эйнштейн А. Мотивы научного исследования. М., 1979 .

300. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. СПб. 1998.

301. Эльконин Д. Б. Детская психология.' М., 1960.

302. Эриксон Э. Детство и общество. СПб., 1996.

303. Эриксон Э. Молодой Лютер. М.,1996.

304. Юлина Н. С. Философия К. Поппера: мир предрасполо-женностей и активность самости.// Вопросы философии. 1995. №10. С.45-57.

305. Юм Д. Исследования о человеческом разумении. М., 1995.

306. Юнг К. Г. Один современный миф. О вещах, наблюдаемых в небе. М.,1993.

307. Ядов В. А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. М., 1979.

308. Ядов В. А. Символические и примордиальные солидарности (социальные идентификации личности). // Проблемы теоретической социологии. СПб. 1994. С.169-184.

309. Яковец Ю. Формирование постиндустриальной парадигмы: истоки и перспективы.// Вопросы философии. 1997. №1. С.3-18.

310. Яних П. Человек и автомат: размышления о заменимости человека техническим устройством.// Вопросы философии. 1996. №3. С. 29-34.

311. Ярошевский Т. М. Личность и общество. М., 1974. 

http://www.dissercat.com/content/identichnost-cheloveka-sotsialno-filosofskie-aspekty

 


 ВВЕДЕНИЕ 

Ответственный редактор доктор философских наук, заведующий кафедрой философии истории Ростовского- на -Дону государственного университета, профессор, член- корреспондент РАЕН РФ Е. Я. РЕЖАБЕК

Идентичность человека. Социально-философские аспекты. Ростов -на - Дону, Издательство Северо-Кавказского научного центра высшей школы. 1999. - с.

В монографии предлагается анализ проблемы идентичности в современном обществе и культуре; исследуется связь идентификации и процессов жизнедеятельности; рассматриваются изменения понимания идентичности в различные исторические эпохи, а также дается анализ концепций индивидуальной и коллективной идентичности. Монография предназначена для философов, социологов, культурологов, психологов, а также для читателей, которых волнует вопрос, как сохранить свое Я в нашем сложном мире.  

 

Льву Леонидовичу и Надежде Васильевне Эберг посвящаю 

 

Каждый может делать светлыми окна своей души по своему

(Дж. Сантаяна)

Чем более индивидуализированы люди

тем более сложно достичь идентификации. (К. Манхейм)

В общественных науках  возрос интерес к теоретическому осмыслению проблем изменения и реформирования общества как целостной и сложной системы. В связи с этим в современном обществе все большую значимость приобретает личное, продуктивное, творческое, особенное. Субъективное, национальное, социальное выходят на первый план. Понятие идентичности, которое охватывает и субъективное время, и личную деятельность, и национальные особенности стало одной из главных тем в обществе конца XX столетия. Многие проблемы хозяйственного, экономического, политического и культурного плана, в конечном итоге, оказываются вопросами об идентичности.

Перспективы интеграции России в международное сообщество тесно связаны с решением самых насущных  проблем социальной реконструкции в процессе глобального развития. С другой стороны, главным становится вопрос, на каких основаниях возможно такое вхождение, что значит Россия для себя и для других. Поиски национальной идентичности актуальны не только для России, но и для других стран по мере складывания глобальной экономики и культуры. Проблемой становится преодоление разрыва между практикой социальных трансформаций и общественной готовностью их принять.

Интуитивно каждый человек сознает, что у него должно быть свое Я, свой собственный путь развития, свои идеалы, цели, устремления. Это личное, собственное для человека, для народа должно быть освоено самим человеком или народом, не навязано извне и должно соответствовать внутренним осознанным и неосознанным потребностям и стремлениям. Когда человек или народ теряет такое чувство, происходит кризис идентичности. Он может быть временным, а может затянуться надолго. Поиск жизненного смысла, обретение своего, а не навязанного Я - сложная задача в повседневной действительности, еще более трудная в интерпретации социальных наук.  Б. Рассел говорил, что мы не можем жить в современном мире с уверенностью, но надо все таки жить, не позволяя при этом калечить свое мышление и свой образ действий. Это самое важное, что может дать нам современная философия.

В период глобальных изменений современный российский человек оказался в ситуации кризиса идентичности. Современный кризис идентичности обнаруживает себя в различных формах: депрессии и апатии, бессмысленной жестокости, различных формах  зависимости и беспомощности, стремления убежать от реального мира, проявлениях избыточной властности, разных формах мистицизма, нигилизма и нарциссизма, в алкоголизме, употреблении наркотиков, сексуальных извращениях. Эта тенденция ведет к негативной автономии, идеологии безвременья, дезинтеграции и отсутствия жизненных планов, т. е. к потери идентичности.

Кризис идентичности становится проблемой не только в России. Он актуален во всем мире в связи с «наступлением» культуры постмодерна, информационной экономики, глобальной политики.

Технологические специализации, моральная безответственность, глобальные коммуникации, ядерная угроза, переоценка роли пола, эксперименты с генными кодами создают условия для паники по поводу идентичности, в которой современный человек может потерять не только свои социальные, но и биологически видовые свойства. Современный человек должен не только создавать новый технический универсум, разделяемый и обжитый всеми (иначе нет единого мира, разделяемого и понимаемого всеми), но и преодолеть все предрассудки прошлого, которые формировали его идентичность. Ведь позитивная идентичность окружена и определена через негативные идентичности. Даже наши «Богом данные» идентичности имеют массу отрицательных свойств  и могут способствовать деградации. Вечное бегство вперед, безудержная тяга к новому, разрушение прошлых, стабильных и долговременных форм коммуникации, интенсификация контактов, обострение культурно-идентификационных процессов не способствуют формированию «позитивных идентичностей». В эпоху информационной революции проблем, связанных с осмыслением социальных и культурных идентичностей, становится еще больше. Современные средства массовой информации и информационные системы, становление информационного общества нарушают границы, системные свойства пола, класса, этноса, религии, национальности, субкультуры. Они разрушают прежние социальные институты, которые формировали идентификационный процесс. Психологические издержки свободы распространять и получать информацию велики. Отчуждение, дефицит межчеловеческих связей, их стабильности и определенности характерны для глобальной технологической революции.

Современный человек предоставлен сам себе и может рассчитывать только на себя. «И каждый из нас знает, что наше «само» не так уж много значит». Современный мир похож на « дезинтеграцию социальных агрегатов в массу индивидуальных атомов, брошенных в абсурд броунова движения» [1]. В такой ситуации трудно связывать воедино жизненные цели и каждодневные поступки, действия и их значения.

Важно понять и теоретически выразить, как мы создаем себя как личности и тогда мы поймем, почему такие понятия как «личность», «идентичность», «локальные интересы», «культурные национальные ценности» становятся фундаментальными  проблемами современности. Но чем больше возвращаешься к экзистенциальным проблемам XX века, тем больше находишь моральных несоответствий: если нет всеобщих этических принципов, то как человечество найдет истинные идеалы развития? Как сбалансировать стремительную глобальную эмансипацию с локальными ценностями? Как жить, когда нет уверенности в стабильности государства, работы? Ответ на эти вопросы требует реконструкции теоретического и культурного становления индивидуальной и коллективной идентичности.

Известный американский футуролог А. Тоффлер писал еще в 80-м году: «Миллионы индивидов напряженно ищут собственную идентичность или некоторую  магическую терапию, облегчающую воссоединение их личности, чтобы победить хаос, внутреннюю энтропию, сформировать собственный порядок» [2]. Кризис идентичности во многом обусловлен тем, что мы живем в обществе повышенного риска не только в сфере экологии и политики, но и экономики. Когда основой экономической системы становится не текущая, а потенциальная субъективная полезность блага, цены определяются не совокупностью известных факторов, а чередой обстоятельств, которые невозможно прогнозировать, прежние показатели экономической деятельности более не отражают  экономическое развитие [3]. Полезность экономической деятельности определяется не известными нам ранее факторами, но стечением неопределенных обстоятельств. Неопределенность и риск создают общее чувство депрессии и пессимизма. Современная экономика представляет собой смесь неопределенности и желания самоутвердиться на индивидуальном и коллективном уровнях. Преуспевает тот, кто может найти неповторимую идентичность, выбрать и определить стратегию развития в ситуациях риска.

Кризис идентичности  становится проблемой в культуре постмодерна. Принципы плюрализма, разнообразия, иронии, перманентного творчества хороши в творческой деятельности, но сложны для человеческой психики. Информация как основной атрибут мира постмодерна создает разнообразие, «усиливает» иронию, помогает человеку не только знать, но и формирует множество сложностей. Идентификация в ситуации власти информационных технологий и средств массовой информации становится центральной и повседневной проблемой для каждого.

В общем и целом для  современного научного мира характерно решение глобальных проблем и выбор человеческих жизненных стратегий.

Раскрытие проблемы идентичности затрагивает множество взаимосвязанных вопросов и понятий. Среди них можно выделить социологические, философские, биологические, культурологические понятия. Кроме того, сама предметная область исследования идентичности в рамках современного информационного общества предполагает анализ информации, управления, системы. Российским ученым необходимо разработать программы реконструкции социальных отношений, коммуникации, образования и социальной практики. Исследование проблемы идентичности способно прояснить эти проблемы.

Таким образом, основной целью данного исследования становятся следующие вопросы: Какие онтологические, социальные, культурные, экономические, бытовые условия способствовали развитию и изменениям самовосприятия и самопознания человека в истории, в обществе, в научном мировоззрении? Как происходило осмысление индивидуальной и коллективной идентичности, как осуществлялась рефлексия по этому вопросу? Какие свойства человеческой общественной деятельности способствовали развитию процесса идентификации? Случайным ли является тот факт, что рефлексия на идентичность расцветает именно в эпоху информации? Наконец, какова модель индивидуальной идентичности? Какова модель коллективной идентичности в современном мире?

Согласно нашей гипотезе, общественно-культурная «заинтересованность» идентичностью развивается совместно со становлением информационной сферы. Для доказательства данной гипотезы мы рассмотрим процесс становления информационной деятельности во взаимосвязи с проблемой идентичности и отражение этой взаимосвязи в современной научной картине мира. Мы предлагаем исторический обзор данной темы, проанализируем характер социальных отношений и изменений в общественной культуре,  способствующих  развитию как феномена идентичности, так и  теоретической рефлексии.

Предметом анализа станет теоретическая философская, социологическая, психологическая рефлексия на индивидуальную и коллективную идентичность в нашем столетии.

Важнейшим свойством данного философского исследования является попытка объединить философские, психологические, социологические, культурологические интерпретации идентичности. Такие разработки предполагают постоянную исследовательскую работу в различных областях социальной теории: в философии, социологии, экономической истории, психологии, социальной географии, экологии, экономики  и других науках. Междисциплинарные проекты в этой интеллектуальной сфере высоко ценятся в российской социальной теории. В связи с этим хотелось бы занять внимание читателя коротким рассмотрением особенностей междисциплинарного проекта.

Очевидно, что исследование идентичности совмещает три процесса: соматический, психологический и социальный.  В истории науки эти три процесса связаны с тремя научными дисциплинами: биологией, психологией и социальными науками. Каждая из них изучала отдельно, изолированно одиночные организмы,  отдельные души, социальные агрегаты.  Организм подвергается вскрытию, душа - эксперименту или допросу, социальные агрегаты раскладываются по статистическим таблицам. Таким образом, активно расчленяется целостное состояние жизни. Упомянутые три процесса - три стороны жизни. Идеал современной парадигмы науки - совместить в понимании различные аспекты жизни.

Психологи обычно воспринимают идентичность как выражение  внутренних  процессов. Для психолога это нечто, существующее внутри индивида, часть  «персоны». Общественные системы, контекст - то, что  может накладывать отпечаток на индивида, но идентичность может и не быть связана с социальными институтами. Важнее исследовать память, мотивации, физическое состояние. В отличие от философских теорий, претендующих на раскрытие сущности «Я», психология  пытается расчленить проблему на составные части, которые могли быть предметом экспериментальных исследований: по предмету, по теоретическому контексту, по компонентам образа «Я».

Социологи склонны оценивать идентичность с точки зрения  общества и  его  институтов.  Для социолога идентичность - это комплекс ролей и статусов, организованных адекватно социальной системе. Профессия, социоэкономический статус, пол, раса, образовательный уровень и т. д. - основные части идентичности в социологическом смысле.

Философы пытаются ответить на вопрос о нормативном образе «самости». Главной философской проблемой в теории идентичности остаются вопросы: Каким идеалам следовать в жизни? Так ли хороши те ценности, на которые мы ориентируемся? Как в постоянных исторических трансформациях человек находит фундамент для жизненных свершений?

Но каждый подход отрицает некоторые аспекты идентичности. Если идентичность существует преимущественно в индивидуальном сознании, то почему она так зависима от общественных ситуаций? Если идентичность - просто комплекс ролей, то почему кризис идентичности происходит независимо от общественной роли? Понятно, что адекватный подход должен сочетать, синтезировать обе части - внутреннюю самореализацию и внешний контекст. Однако уже на данном этапе необходимо обратить внимание, что эти процессы протекают в различных исторических временах. Удивительным остается явление, как незаметные, частные, персональные эволюции, в конечном счете, влияют на глобальные изменения.

Корреляция принципов общей методологии приводит к необходимости комплексного, междисциплинарного подхода, поскольку исследуются такие системные объекты, как общество, история и человек. В качестве исследовательского приоритета выдвигается принцип изучения целостного человека в его общем историческом контексте. Предлагается сочетание трех основных вариантов понимания человека:

-      социологического-типизирующего (личность как набор базовых характеристик);

-      идиографического (личность - индивидуальность);

-      историко-генетического, предполагающего реконструкцию основных этапов развития.

-      Такое целостное знание не исключает, а предполагает выявление отдельных сторон, аспектов рассмотрения и расстановку акцентов при конкретном анализе. Комплексное знание базируется на онтологическом допущении, согласно которому объект анализа отличается многовекторностью и разнообразием. Последнее станет фундаментальной темой предложенного исследования. Реконструкция картины мира, общее  понимание источников, трансформирующих историю эпохи, основаны на цельности восприятия их исследователем. Комплексный подход предполагает определенный стиль аргументации, в результате которой междисциплинарный подход становится метаязыком. Для выявления всей совокупности характеристик индивидуальной и коллективной идентичности автор ориентируется на результаты и методы таких научных дисциплин как:

-      физическая антропология - выявляя соотношения биологического и социального, стереотипов мужского и женского, условий питания и хронологии жизни, способов ухода за телом и детьми, норм физического состояния, демографических и физических параметров больших общностей,

-      социология - анализируя процессы социализации, методы и нормы приобщения к обществу, процессы социальной дифференциации и интеграции, автономизации и структурирования, характера принадлежности к группам,

-      культурология - исследуя содержание духовного мира, особенности культурных традиций, норм, способы идеологического производства, особенности языковых систем, особенности жизни, мифологии и народной культуры,

-      социальная психология - рассматривая особенности временного, зрительного, слухового восприятия, развития речи, темпы освоения мира, закономерности функционирования индивидуального и коллективного сознания, закономерности развития ценностных ориентации, чувства стыда, страха, потребности в самостоятельности и коллективизме, методы обучения, особенности менталитета,

-      политическая география – с учетом особенностей политических и национальных пространств, демографических особенностей, соотношения «места и окружения», способов освоения новых пространств,

-      экономические науки - исследуя становление экономической системы, особенности рынка, способы движения денег и капиталов, пути организации производства, распределения и потребления, способы  контроля, особенности технических и технологических систем,

-      синергетика – в ее способности объединять изучение развития больших систем, информатизации и процессов идентификации,

-      информатика – с ее рассмотрением информации как специфического атрибута жизнедеятельности, взаимосвязи информации и идентичности, информации и системы.

-      Перечисленные ориентации далеко не исчерпывают факторы, влияющие на процесс становления идентичности, а лишь подчеркивают существование в общественном пространстве множества факторов ее формирования. Они позволяют выявить и идентифицировать такие логические категории, как «Я-Ты», «Мы-Они», «индивидуальное-всеобщее», «персональное время-всеобщее время» которые помогают анализировать целостность, выявить в целостности группы, классы, подклассы.

-      Самостоятельное значение автор придает принципу исследования идентичности индивидуальной и коллективной как форм бытия повседневной жизни. Автор разделяет мнение Федотовой В. Г. о том, что социальный теоретик не может игнорировать те интересы, потребности, мысли, которые бытуют в массовом сознании и выражены в представлениях и образах «истории снизу» [4].

Определенные обстоятельства в современной культуре порождают особый интерес к сюжетам повседневных отношений – это отказ от прежних этических ценностей, господствовавших до середины столетия. Отказ от них уподобляется протесту против рационального истэблишмента или, по определению французского социолога М. Маффесоли, «массовым отходом от политической и профсоюзной деятельности, возрастающей обращенностью к настоящему, оценкой политиканства как театрального или опереточного действа, более или менее интересного, новыми авантюрами экономического, духовного или экзистенциального характера» [5]. Не менее важна переоценка нашего собственного самопознания, уяснения первостепенности личного, частного, взаимоотношения в кругу близких, воспитания детей [6]. В исследовании социальных аспектов современности актуальным становится изучение повседневных ситуаций, стереотипов, правил описывающих поведение людей из всех классов. Сюда же относится изучение способов действий в повседневной жизни. Это направление не связано с социальным атомизмом, которое завоевало популярность за последние два столетия, в том числе и в связи с развитием информационного общества. Анализ любого исследования в рамках социального атомизма начинается с элементарной единицы – индивида. Но часто при таком способе исследования забывают об общественной детерминации процессов. Социальный атомизм не приемлем, исходя из общефилософских принципов, перечисленных выше. Необходимо учитывать, что повышение или снижение уровня порядка систем не просто повышает или снижает их сложность, но и приводит к формированию новых качеств, особенностей, не проявляющих себя в элементарных подсистемах. Особенно это касается исследований, занимающихся проблемами субъекта истории. Для того, чтобы избежать данного недостатка в дальнейшем необходимо проанализировать процедуры, возможности и тенденции коллективной практики, операционные комбинации, «тихие» технологии.

Таким образом, идентичность – многомерный процесс человеческого становления, который может быть описан с помощью различных аспектов. Научная картина таких процессов тесно связана с анализом практик, в рамках которых индивидуальная и коллективная идентичности проявляют себя и видоизменяются, сохраняя при этом свои исходные архетипические характеристики.

Литература

 

1.    Lyotard J. F. The Postmodern Condition: A Report on Knowledge.Un. of Minnesota Press, Minneapolis. P.15.

2.    Toffler A. The Third Wave. N. Y. 1980. P. 366.

3.    Антипина О. Н., Иноземцев В. Л. Диалектика стоимости в постиндустриальном обществе. // Мировая экономика и международные отношения. 1998. N 5, 6 ,7.

4.    Федотова В. Г. Практическое и духовное освоение действительности. М., 1991.

5.     Маффесоли М. Околдованность мира или божественное социальное. // Социологос. М., 1991.

6.    Человек в кругу семьи: очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. М., 1996.

 

 


Глава 1. Информация и идентичность: взаимозависимость развития

Процесс становления идентичности, изменения исторических представлений о ней, взглядов и понимания самоопределения показывают, что раскрытие проблемы идентичности связано с анализом и интерпретацией процесса социальной самоорганизации. Существует соотношение между проблемами информатизации общества, идентификации и становления новой картины мира, в которой ключевая роль принадлежит информации, нестабильности, разнообразию. Тема идентичности, а также информации и информатизации становятся актуальны именно в период зарождения постнеклассической познавательной модели (термин А. П. Огурцова) [1]. Этот факт не является случайным явлением. Акцентирование на проблеме идентичности вписано в становление современной картины мира, связано со становлением информационного общества. Остановимся подробнее на влиянии развития теории информации и теории систем в исследовании таких фундаментальных свойств новой парадигмы, как разнообразие и нестабильность, приводящих к необходимости идентификации различных процессов.

1.1.Нестабильность, разнообразие, временная множественность как фундаментальные свойства современной картины мира

Современная картина мира – это, прежде всего, понимание сочетания глобального и локального. С одной стороны, становление единой экономической системы (И. Валлерштайн, Дж. Бенигер), нарастание экологических, военных проблем, общих для всего человечества (В. Вернадский, Т. де Шарден, Н. Моисеев, Римский клуб), ощущение хрупкости мира, начало формирования единого информационного пространства (В. Вернадский, А. Тоффлер, Д. Белл, А. Турен), появление одинаковых проблем управления производством, потреблением, распределением (Кейнс, Дж. Гэлбрейт, В. Афанасьев) – тенденции, свидетельствующие о глобализации мира для человека.

С другой стороны, потеря источников развития в рамках стандартизированной детерминированной экономики, формирование относительно самостоятельных, взаимосвязанных экономических подсистем, развитие плюрализма демократических институтов, появление самостоятельных социальных и религиозных общностей, разрушение индустриальной классовой структуры, плюрализм культурных форм, право на свободу слова и информации, гендерная, молодежная революции составляют тенденции, демонстрирующие расширение степеней свободы общества на микроуровне.

Возникает ситуация диалектического противоречия между глобализацией мира и избыточными возможностями развития на микроуровне. «Возник отрыв международного хозяйства от национального государства, что повлекло за собой разрушение модели общества, объединяющей в себе вселенную инструментальной рациональности и вселенную культурной идентичности… Если модернистский мир признавал управление двойственностью рациональной формы пространства – внутренней свободы индивида с политической идеей о национальном обществе, то демодернизация определяется утратой связей, объединяющих личную свободу и общественную эффективность», отмечает выдающийся французский социолог А. Турен [2].

Такое противоречие создает прогрессирующий эффект динамизма, экономической , политической, культурной изменчивости, ставящих индивида в ситуацию каждодневного выбора. Сформулированные человеком жизненные цели могут меняться и воплощаться в реальном времени его жизни. Человек стал ощутимо для себя влиять на окружающий мир.

Но объективной необходимости слишком мало для человеческой культуры. Принципиальным фактором стала внутренняя культурная и познавательная подготовленность человека к самоосмыслению.

Ментальным пространством[1] для реальных мировых социальных процессов, происходящих в XX столетии, стал отказ от старой метафизики и распространение новой научной и культурной парадигмы, признающей разнообразие.

На рубеже XIX – XX веков идея отказа от прежней метафизики витала в воздухе. Старая философия не устраивала не только философов, но и физиков, математиков, психологов, врачей, естествоиспытателей. В противоположность философским концептуальным построениям, авторы которых обращаются к изучению внешнего мира, к проблемам великого мироздания, необходимо было сместить акцент на малый мир, усиливая значимость индивидуального бытия. «Кто начал постигать величие мировой связи явлений, их неизбежность, тот легко теряет сознание своего собственного маленького Я», –предостерегал еще З. Фрейд [3]. А М. М. Бахтин утверждал, что существуют два ценностных контекста в жизни: «жизнь всего бесконечного мира в целом, могущем быть только объективно познанным, и моя маленькая личная жизнь» [4].

Начиная с конца XIX, начала XX веков появляются научные, философские, общечеловеческие доказательства, демонстрирующие невозможность описания многих явлений природы, человеческого мира в рамках классических представлений.

К философским основаниям антропологического переворота XX века прямое отношение имеют работы И. Фихте, Г. Гегеля, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Ф. Достоевского, Э. Гартмана, Ф. Брентано, Э. Гуссерля, А. Бергсона, В. Дильтея, Г Шпета, Л. Карсавина, П. Флоренского и М. Бахтина и многих других. А. Бергсон говорил, что будущее психологии велико, а Юнг отмечал, что первыми, кто теоретизировали самоутверждение, стали Ницше и Шопенгауэр [5]. Ф. Брентано, Э. Гуссерль стремятся оградить «психическое» от попыток редуцировать его к материи, технологии, деятельности. По мнению философов, более гуманно – изучать многообразие сознания, конкретный внутренний опыт, различные формы повседневного опыта. «Жизненный мир» характеризуется специфическим единством субъективного и объективного, имеет источник в человеке, центрирован вокруг индивидуального эмпирического «Я». Целью философии становится действительность, возможность обоснования всякой предметности в отличие от «отрицательной философии», разделяющей мир на субъект и объект (Шпет). «Я» дано как индивидуальное «Я» с осознанием уникальности его тела. Становится возможным плюралистический индивидуализм, варианты которого позже появляются в трудах М. Хайдеггера, Ж. Сартра.

Подлинной основой бытия становится сфера внутренней реальности. «Я» – не просто незаметный спутник жизни, оно имеет полноту и глубину, есть носитель самобытной реальности, рефлексия на внутренний доступ к состояниям собственного сознания. Этот факт был зафиксирован и осмыслен представителями субъективных и трансценденталистских философий и психологий.

В преломлении к философии истории конфликт приобретает особый смысл. На смену субстанциальной классической парадигмы приходит новая. В основе субстанциальной лежит представление о единой, имеющей единую субстанцию развития, непрерывности. Абсолютность, вечность, неизменность, «жесткость и замкнутость» направлений развития способны порождать бесконечные модусы состояний. Спинозовская формула: «Существование меняется, но сущности остаются неизменными» – ядро исторического субстанциализма. Истинное знание никак не связано в сущности с временем и местом возникновения событий и не зависит от практического исполнения. Как бы ни проявлял себя человек, его сущность тождественна некой высшей субстанции. Потому нет смысла в прояснении разнообразия и порядка модусов человеческого осуществления.Человек всегда остается человеком.

С начала XIX века в таком представлении начинают сомневаться: Шеллинг, Гегель, Маркс. История не обнаруживает сама себя безотносительно человека. Сначала человек осуществляет развитие субстанции (Гегель, Маркс), затем и в такой трактовке истории начинают сомневаться. Субстанций много или ее нет совсем (Шпенглер, Ницше). Вместо субстанциализма «набирает ход» историзм. Многочисленны версии историзма: романтическая, гегелевская, марксистская, позитивистская, философии жизни, экзистенциальная [6]. Объединяет эти версии представление о том, что история уникальна, неповторима, необратима, укоренена в пространстве и во времени и зависит от поступков человека. В истории нет и не может быть тождественных состояний. Тождественность – дурная бесконечность истории. Первична не идентификация (отождествление), а то, как осуществляется становление человека человеком, как происходит формирование отличия Я, Мы, Ты, Они. Не абстрактный, а конкретный опыт более значим, не субстанция вообще, а человеческая, «жизненная» субстанция. История – не объект для наблюдения, история принципиально не завершима для осознавания. В новой парадигме суверенный человеческий разум стал «рассматриваться как погруженный в мир, действующий внутри него и постигающий объекты в зависимости от того, каким образом исторически определенные состояния человеческого жизненного мира обеспечивают включение объектов в познавательную деятельность людей» [7].

Осмысление бытия человека в мире стало ориентироваться на онтологизацию самого человека, внутренняя организация и структура которого заслуживают самого пристального внимания [8].

До XIX века в классической интерпретации истории главным принципом интерпретации мира и человека выступала детерминированность поведения, границ, свойств, оценок. Именно на этой основе были созданы такие отрасли знания как классическая механика, акустика, электродинамика; на этой основе развивались философия, психология и другие как гуманитарные, так и естественные науки. Понятие системы в механике имело точный и определенный смысл. Примером служила Солнечная система. Согласно классическим представлениям, если система устойчива, то все траектории ее движения стремятся к своим устойчивым, равновесным состояниям. Траектории движения системы мира предопределены постановкой задачи. Время в такой постановке предстает как фактор, позволяющий определить хронологию разворачивания событий, но не более. Время в равной степени существует для всех состояний системы, оно служит как бы для нивелирования различий. Все события изменяются и измеряются в «заданном» хронологическом, предопределенном времени. Даже малое отклонение вызывает реакции на всех уровнях и во всех элементах системы, т. к. они детерминированно взаимосвязаны. В связи с этим необходимо исключить возможность случайности, недоопределенности. Действует принцип суперпозиции: можно изучать локальные явления независимо от остальных. Фундаментальной целью остается максимально полное и универсальное раз и навсегда данное описание любого явления. Требование самоописания системы возникает от случая к случаю. Самое главное, что не появляется необходимость в постоянной идентификации разнообразных и изменяющихся элементов, событий, «малых явлений». Важно только то, что определена «большая система».

Поэтому в гуманитарных науках большинство философских, психологических и социологических направлений пошли по не-классическому или постклассическому пути. Э. Гуссерль показал, что препарирование объекта приводит к такой фрагментации, что объект исчезает из поля зрения. Обращение к «жизненному миру» обнажило проблему множественности самого понимания системы. М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж. Сартр, К. Поппер и многие другие выдвинули тезис о принципиальном изменении движущих сил развития. Естественнонаучным доказательством непрочности классических представлений стали исследования в области термодинамики, появление квантовой механики и ядерной физики, огромный спектр проблем в экономике, химии, социальных науках, в управлении, требующие вероятностно-статистических описаний взаимосвязи элементов любых систем (Н. Винер, В. С. Пугачев, Л. С. Понтрягин, А.Пуанкаре). С открытием статистических законов стала допускаться вероятностная детерминация, с появлением квантовой механики вероятностная причинность. Постепенно все природные и социальные процессы начинают рассматриваться как случайные. Было обнаружено, что в зависимости от рассматриваемого объекта, элемента одной и той же системы, вероятностные характеристики возможного описания этих элементов во времени – различны. Временное адекватное описание поведения элемента ограничено и принципиально различно для различных элементов. Существуют отдельные элементы и события, для которых время неограниченно длительно, но имеются элементы, для которых время стремится к нулю, т. е. максимально укорочено.

Итак, новое направление описания картины мира привело к пониманию следующих важнейших моментов, существенно изменивших интерпретацию как природных, так и социальных процессов:

  • Время для различных элементов сложной системы различно.
  • Каждый элемент системы обладает некоторой самостоятельностью. Связи внутри системы обладают одновременно свойствами детерминизма и неопределенности. Порядок и беспорядок существуют одновременно.
  • Соотношение детерминизма и неопределенности в процессе эволюции меняется. Каждому этапу эволюции соответствует некоторое соотношение упорядоченности и неупорядоченности, которые требуют оценки.
  • Все локальные явления лишь частично взаимосвязаны, вместо линейного представления действует нелинейное. «Характерные черты нелинейной системы – отсутствие суперпозиции; отсутствие подобия по масштабам; неединственность предельных состояний эволюционных нелинейных систем и путей эволюции к этим состояниям; фазовые переходы, скачки, бифуркации; сильная чувствительность к возмущениям; критичность и пороговость; существование режимов с обострением.» [9].
  • Тем не менее теоретико-вероятностное представление картины мира лишь позволило ввести неопределенность, но принципиально не меняло парадигму исследования. Равновесие осталось главной когнитивной ценностью, хотя и превратилось в размытое множество. Противоречия, выявленные в физике, математике, психологии и других науках только обострились и превратились в противоречия между внешним миром, понимаемым как регулируемый автомат и внутренним миром как движением уникальности и неопределенности , между вечностью и уникальностью, между материальным и идеальным, прошлым и будущим и т. д. Особенно остро данное противоречие было зафиксировано в гуманитарных науках.
  • XX век характеризуется осмыслением и пониманием незащищенности человека. На уровне глобального мира он ничтожен. Сформировался внутренний конфликт между величием для человека всеобщего мира и внутренней бесконечностью человеческого осознания.
  • Конечно, это не новая проблема, философов всегда волновала тайна «Я». Но именно в нашем столетии мыслители попытались по-новому интерпретировать структуру «Я». Высвечивание и осмысление глубинных пластов внутреннего мира личности, обнажение раздвоения сознания и самосознания, процессов персонализации и деперсонализации, рассмотрение культурных, экономических, политических контекстов человеческих свершений - все это предмет пристального интереса в гуманитарных науках в XX веке. В интересующих нас теориях нашли свое отражение также проблемы противопоставленности индивида и общества, двойственности трактовки культуры и природы человека.
  • Исследование психоаналитической структуры личности, ее различных модификаций, осуществленные Фрейдом и его последователями, исследование фундаментальной онтологии в экзистенциализме и русской философии, изучение концептуального мышления, оценочных суждений, житейского опыта, постижение человеческой субъективности в феноменологии, стремление обосновать целостность, гармонию человеческой личности в русской философии, анализ человеческого языка в аналитической философии отражают общую потребность в дифференциации структурных уровней человеческой психики, вычленении различных компонентов человеческого Я.
  • Невозможно было бы развитие ниже следующих идей без успехов в области естествознания: физиологических исследований органов чувств, использования физико-математических методов (доказательство неправомерности Эвклидова пространства, учет стохастических процессов в описании, искривление мирового пространства в геометриях Лобачевского и Римана, физическая ограниченность пространства в теории Эйнштейна), теории биоэволюции, экспериментального подхода к анализу нервной системы, изучения физико-химических преобразований в человеческом организме [10]. В 20-30 годы нашего столетия можно наблюдать значительный прогресс в развитии целого ряда наук, имеющий непосредственное отношение к проблемам теории идентичности и идентификации, а именно биологии, философии истории, антропологии, этнографии, языкознания, социологии, психологии индивида.
  • К любой физической или социальной проблеме стали подходить с точки зрения теории системного анализа. Идею системности проповедуют Л.ф Берталанфи, И. В. Блауберг, Л. Заде, А. Раппопорт, В. Н. Садовский, М. И. Сетров, А. И. Уемов, Э. Г. Юдин. Феномен «организации» исследуется А. А. Малиновским, М. Л. Сетровым, Дж. Бенигером. Логико-системные исследования проводятся А. А Зиновьевым, М. Месаровичем, Г. П. Щедровицким. Практика исследования «больших систем» привела к необходимости исследования нелинейности связи.
  • Практически одновременно с введением неопределенности в картину мира стало развиваться нелинейная теория систем ( А. Пуанкаре, Л. С. Понтрягин, А. Н. Колмогоров, А. Андронов, А. А. Витте, С. Э. Хайкен, Н. М. Крылов, Н. Н. Боголюбов, современные авторы: Ю. А. Данилов, Б. Н. Пойзнер, И. В. Андрианов, Л. И. Маневич). Было обнаружено, что даже в самых простых системах за счет нелинейных связей могут формироваться так называемые странные аттракторы, поведение которых принципиально непредсказуемо во времени (аттрактор Э. Лоренца). Для описания таких систем были введены понятия: «интегральные многообразия», «бифуркационные поверхности», «точки бифуркации». Еще А. Тойнби обращал внимание на точки бифуркации в истории, где управление на несколько веков определяет ход развития на долгие годы. «Ему принадлежит и термин «альтернативная история» для нетрадиционного анализа, имеющего дело не с одной реализовавшейся траекторией цивилизации, государства или этноса, а с полем возможностей» [11].
  • Стоит заметить, что именно нелинейная наука первой начала использовать такие познавательные формы, как моделирование, имитация, средства представления информации, позже - компьютерные игры. Упорядочивание информации, выделение в ней параметров порядка выдвигается на первый план в нелинейной динамике.
  • Оказалось, что поведение одной и той же системы на отдельных этапах эволюции, в зависимости от отклонений ее развития, может меняться и характеризоваться различными свойствами. Оказалось, что одна и та же система обладает множеством различных свойств; ее траектории движения могут переходить через некоторые бифуркационные поверхности. Представление поведения системы возможно в пределах этой траектории до очередной поверхности, т. е. на ограниченном временном интервале. Доказано, что система имеет не только множество времен, в которых меняется соотношение детерминизма и неопределенности, но и множество перспектив движения. Признано, что существуют взаимозависимые, различные времена, причем в нелинейных системах они взаимосвязаны, например, «быстрое» время влияет на «длительное».
  • В конце 40-х годов, благодаря работам Н. Винера, У. Р. Эшби, С. Маккаллока, А. Н. Колмогорова, Л. С. Понтрягина, создавалось кибернетическое направление описания картины мира. В природе и обществе имеют место общие законы управления, при формировании которых существуют процессы отображения, происходящие по законам преобразования информации. В основу управления положена «априорная» информация, определенная модель поведения. Для нас важно отметить, что сам процесс формирования «априорной» информации осуществляется на основе идентификации. Последняя была признана неотъемлемой частью общих принципов управления. Подтверждением служит определение системы Эшби: «система – список переменных ..,относящихся к некоторой главной проблеме, которая уже определена» (курсив М.З.) [12]. Объединение стохастического, кибернетического представлений о мире с признанием нелинейности связей привело к созданию синергетики ( И. Пригожин, Г. Хакен, Н. Н. Моисеев, Г. Г. Малинецкий, С. П. Курдюмов, А. А. Самарский ). Синергетика позволила по-новому представить картину мира и раскрыть условия саморазвития сложных систем (Н. Н. Моисеев, Е. Н. Князева, С. П. Курдюмов). В мире вместо устойчивости и гармонии синергетики видят процессы, приводящие ко все большему разнообразию и ко все большей сложности. Это естественно в самоорганизующемся мире. Ведь самоорганизация – появление у различных систем (биологических, политических, социальных и т. д.) новых свойств, которые не могут быть присущи ни одному из входящих в нее компонентов. У целого возникают неожиданные свойства, которые отсутствуют у частей. Невозможна декомпозиция системы, т.е. раздельное описание ее составляющих. Под самоорганизующейся системой понимается любая система, если без специфических воздействий извне, она приобретает какую-либо пространственную, временную или функциональную структуру. В основу самоорганизации положено кооперативное взаимодействие. Окружающая нас среда жизнедеятельности – мир разнообразных систем (экологической, биологической, социальной, экономической, технической). Они находятся во взаимодействии друг с другом.
  • Среди свойств данных систем нас интересуют следующие:
  • Существование и формирование иерархической структуры системы. Иерархия системы определяется, прежде всего, группированием времен. Есть быстрые и метастабильные, медленные процессы в одной и той же системе. Синергетическая картина основана на своеобычности человеческой истории. Она «вбирает в себя локальные точки зрения, глобальные видения, разнообразные представления о прошлом, настоящем и будущем» [13].
  • Система становится таковой только при существовании системообразующих факторов, имеющих различные уровни интегрированности в пространстве и во времени.
  • В процессе формирования общественная система имеет тенденцию к усложнению. Внешним проявлением этого усложнения становится не только увеличение количества элементов, но и формирование более сложных законов взаимодействия. То что было абсолютно достоверным и доказуемым в прошлые века, становится относительным в современном обществе. Это не просто недостаток теорий или ошибки мышления, а объективная закономерность развития.
  • Социальная система может существовать только в процессе движения. Отсутствие развития есть смерть системы. Она являетсясаморазвивающейся, если существуют следующие условия:
  • Разнообразие , множественность структурных состояний на каждом иерархическом уровне.
  • Относительная самостоятельность элементов и уровней системы. Расширение самостоятельности приводит к формированию ограничений развития (существуют жесткие и слабые ограничения).
  • Обмен информацией, веществом, энергией между элементами и уровнями системы. Системы обладают информационной наследственностью, которая формируется на базе процессов идентификации. Изменение системообразующих факторов в процессе развития, в разных исторических временах, в разных временных ритмах в едином, объективном времени.
  • Управление самоорганизующейся системой возможно при условии, если онаоткрыта, кооперативна, объяснена. Системой нельзя управлять, если информация о ее состоянии равна нулю. Управляемая самоорганизующаяся система характеризуется следующими особенностями. По мере развития системы происходит снижение числа степеней свободы путем выделения нескольких координат. Эти координаты определяют параметры порядка. Следствием самоорганизации становится образование инвариантов разнообразия. Их число меньше элементов системы, но сама система, стремясь к инвариантам, «забывает» о начальном состоянии. Прилагая к саморазвивающейся системе малые воздействия, согласованные с ее внутренними свойствами, можно обеспечить качественно новое поведение системы. Важно, чтобы эти малые воздействия соответствовали внутренним динамическим свойствам системы, определяемым типом и структурой инвариантов.
  • Итак, синергетика позволила не только примирить различные отрасли знания, но выявить и определить место и взаимосвязь таких фундаментальных свойств, как саморазвитие, разнообразие, информационное накопление, социальная кооперация. Картина мира представилась современному исследователю как разнообразие траекторий развития, каждая из которых существует в своем времени. Синергетические принципы позволили выявить и исследовать законы саморазвития, усложнения, разнообразие траекторий развития. В конечном счете, человеку удается что-либо понять или описать благодаря самоорганизации. В процессе эволюции выделяются некоторые главные тенденции, на фоне которых проявляются остальные. Сложные системы всегда имеют достаточно степеней свободы. «Организм обладает гигантским числом степеней свободы. Однако, чтобы поднести ложку ко рту, нам не надо думать о всех или управлять ими…Возникает иерархическая структура управления и взаимосвязей, которые физиологи называют синергиями (в переводе с греческого это означает совместное действие)» [11, с. 36].

Именно синергетика окончательно утвердила представление о современном мире как нестабильном и разнообразном. «Идея нестабильности потеснила детерминизм, дав волю человеческой деятельности, т. е. она открыта миру, характеризующемуся возникновением нового» [14].

Не стоит забывать, что направление исследования, открывшее целостность и взаимозависимость в мире, его хрупкость и возможность влияния сознательной, целенаправленной человеческой деятельности, было сформулировано еще в начале века великим русским гуманистом В. И. Вернадским и русским философом П. Флоренским. Цель человека – найти и освоить новые экологические ниши в многомерном пространстве существования иначе хаос будет возрастать во всех областях мира, предоставленных сами себе. «Я уверен, - писал Вернадский, - что все решает личность, а не коллектив» [15]. Актуальность принципов коэволюции человека со средой была подтверждена впоследствии теоремой Эшби. Управляющая система по информационной сложности не должна уступать управляемой. Растет информационная сложность ноосферы, что сопровождается нарастанием и усложнением информационных и регулирующих систем.

Рост информационной составляющей ноосферы был проанализирован в концепции Е. Седова. Он доказал, что эффективный рост разнообразия на верхнем уровне структурной иерархии оплачивается ограничением разнообразия на предыдущих уровнях, и наоборот, рост разнообразия на низшем уровне оборачивается разрушением высших уровней. Закон иерархических компенсаций, как его впоследствии назвал автор, охватывает живую и неживую природу, язык, культуру, сферы социального управления и дополняет закон необходимого разнообразия Эшби. «Анализ информационно-энтропийных соотношений показал, что с общей тенденцией усложнения по мере развития и накапливающих структурную информацию систем растет детерминация их внутренних межэлементных связей вплоть до жесткой детерминации…Вместе с тем в природе наблюдается противоборствующая данной детерминации тенденция образования многоуровневых иерархических структур, в которых, как мы убедились, «энергетическая плата» за сохранение структурной информации уменьшается по мере восхождения по ступеням иерархической лестницы» [16]. Ценою роста культурного разнообразия стали ограничения разнообразия природы и культурная гомогенизация.

Человечество и окружающая среда образуют единую социоэкономическую систему, антропосфера мозаична, этносы и их эволюции различны.

Идея нестабильности открыла историю, характеризующуюся: необратимостью, вероятностью, возможностью появления новых связей. «Свойство неустойчивости, которое еще два десятка лет считалось большим пороком модели, сейчас выступает в несколько ином свете. Устойчив ли наш организм, общество, психика? После того, как ученые всерьез начали искать свидетельства нестабильности, оптимистичный ответ: «Конечно, да!» вызывает сомнение. Приходится уточнять, в каком смысле устойчива, относительно каких возмущений, на каких временах» [11, с. 55]. Снятие неопределенности возможно путем ограничения разнообразия на основе выбора, который обусловлен социокультурными факторами. Следовательно, лишь человеческая деятельность может снижать неопределенность, упорядочивать действительность с помощью поиска, целенаправленной деятельности и выбора. Но такое снятие неопределенности возможно только в локальном месте и времени, в целом человеческая жизнедеятельность воспроизводит себя только как создающая разнообразия и неустойчивость.

Если говорить об особенностях ментального пространства, которые отличают современную культуру, и которые оказали не менее значительное влияние на выделение идентичности в качестве фундаментальной темы познания и культуры, то они выглядят следующим образом:

  • Под воздействием секуляризации и превознесения имманентности, с исчезновением всех форм трансцендентности появились соблазны в виде различных культур и форм мышления, явилось новое эпикурейство. Главная цель его - индивидуальное счастье. Под предлогом мнимой вездесущности однозначной глобальной культуры осуществляется атомизация, распыление, превращающее жизнь человека в духовную жажду [17]. Все смешалось, все спуталось[18]. Тема идентичности возникает как дилемма: Я перед Богом – ничто, Я перед миром – ничто, поиск ответов в божественной трансцендентности или в самом себе ограничены. Справедливо замечание А. Турена, что верным симптомом «позднего модерна» стало утверждение «Я больше не Я» («Je ne pas Moi») [19].
  • Состояние духовной нищеты обусловливает некритическое отношение к собственному субъективному опыту, якобы исчерпывающему человеческую самость. В современной ситуации несвободы, принужденной вовлеченности в поле различных, часто конкурирующих друг с другом практик, способность личности самой создавать смыслы спасает ее. Особая актуальность вопросов сознания, самосознания, самоутверждения и т.д. объясняются необходимостью найти свой собственный смысл благодаря доступным языкам, дискурсам, маскам, псевдонимам, намерением определить свое отношение к любому тексту, противостоять извне навязанным способам мышления, институционализациям, временным социальным ритмам и т.д. Современный интерес к проблемам ментальностей в исторической антропологии, к картинам мира, подсознательному указывает на желание общества вывести на поверхность сознания чувства, представления, которые скрыты в глубинах индивидуальной и коллективной памяти. Понятие «жизненный стиль» в связи с этим становится ключевым в современном словаре, т.к. выражает материальные формы индивидуальных историй о человеке (сам термин ведет свою историю из работ М. Вебера и А. Адлера).
  • Грандиозный крах механического коллективизма, логика плюрализма в обществе и в культуре объясняют процесс индивидуализации, который полагает индивида и его счастье как абсолютную цель, формирует внимание исключительно к мирским вещам. Индивидуализм, прагматизм и гипердинамизм - нормы оценки культуры и общества. Индивидуализм и прагматизм определяют новые формы потребления, постепенно сводят на нет феномен мононациональных культур, превращая их в культуры калейдоскопного типа, в которых формирование личности определяется «ассортиментом» потребностей и влечений. Субъективность индивида выступает как результат определенного набора идеологически организованных практик. Но человек всегда болезненно ощущает недостаток всеобщего. Именно этим порождена острая потребность в национальной идентичности. Ведь человек наделен стремлением либо быть чем-то целым, либо соотносить себя с этим целым.
  • Но больше всего проблем возникает в ситуации выбора нового исторического видения. Если в прогрессе до XIX века не сомневались и видели в нем основополагающую цель истории, то современные поколения отказываются видеть в характере человеческих дел запрограммированную эволюцию. Возникло недоверие к диахронии вообще. Эти настроения удовлетворяют потребности в осознании множественности путей истории, но не оставляют человеку последней и самой надежной веры в Хроноса-Лекаря, который де справится с любыми невзгодами. Временной прессинг заставляет формулировать для себя достижимые конечные цели самореализации, формировать «временные позиции» с учетом персональных интерпретаций прошлого, настоящего и будущего, предсказывать будущее. Способность предсказывать будущее в усложняющемся мире становится все более проблематичной и зависимой от интеллектуального потенциала индивида.
  • Усиливающийся экстремализм в экономике, политике, культуре, постоянное «попадание» в критические ситуации, в условиях постоянной изменчивости порождает атмосферу психологической незащищенности, заставляет человека искать психологический комфорт. Проблема упорядочивания «психического», организации его структуры, снижения стрессовости становится повседневной. Неудивительно, что проблема идентичности заинтересовала, прежде всего, психологов.

Итак, главной особенностью XX века является становление одновременно двух тенденций.

Одна из них связана с пониманием глобальности мира и взаимозависимости его составляющих (личных и коллективных). Именно в контексте глобальности формируется вторая тенденция, связанная с осознаниеммножественности общественных модусов. Эти две тенденции не составляют противоречия, это естественный способ развития и самоописания таких больших систем, как общество. Ведь эволюция общества содержит имманентное стремление трансформировать неопределенную сложность в определенную (Луман).

Эти тенденции, в конечном счете, формируют новую парадигму[2] осмысления мира, в

основе которого лежит признание необходимости плюрализма (общественного и культурного). В общественном сознании существуют различные точки зрения по поводу плюрализма, но они заданы вопросом: является ли множественность недостатком или достоинством нашей истории? На наш взгляд, в осознании множественности исторических путей заложены будущие ростки как общественного, так и теоретического роста.

Мы уже показали, что «разнообразие» в обществе и теории, а также процесс индивидуализации стали основанием для развития темы идентичности.

Познание двух тенденций, в конечном счете, приводит к необходимости осмысления «субъективности» истории, критериев разделения на группы и их взаимовлияния. Рефлексия на «субъективность» - более не предпосылка, не часть, а полноправная составляющая Истории в континууме ее становления и описания. Формируется потребность осмысления разделения «всеобщего» на общественные классы, подклассы, группы и описания их взамовлияния. Это естественное следствие усложнения и глобализации мира.

Осмысление разнообразия исторических путей, диалектического противоречия «Я – внешний мир» происходит не только в пространстве общественных состояний, но и в историческом времени, в отношении «историческое время и индивидуальный жизненный путь». Осмысление проблемы идентичности направлено на понимание своего исторического жизненного пути, своего смысла, своего времени. Субъективность истории проявляется и в потребности понять возможности и запросы человека в условиях отказа от фатализма, от навязанного «целым» пути развития.

Итак, «появление» и «карьера» идентичности как проблемы связаны не только с расцветом философии различия и закатом философии тождества, как было представлено в статье Малахова В. С [20]. Увлеченность проблемой, прежде всего, связана с необходимостью описания разнообразия, субъективности истории, с отказом от субстанциалистских представлений об истории, в борьбе с тоталитаризмом и человеконенавистничеством. (Т. Адорно, Р. Барт, М. Бахтин, Ж. Делез, К. Леви-Строс, Левинас, Г. Маркузе, М. Фуко, Г. Шпет). В новой парадигме, или новой познавательной модели, под сомнение ставится сама устойчивость, стабильность, подвержены рефлексии все формы упорядочивания, в том числе и формы самоописания и деятельности. Чтобы описывать сложные системы, человеку требуется большая интеллектуальная смелость, глубокое понимание существа дела. В процессе моделирования любых объектов что-то упрощается, выделяется главное, отбрасывается второстепенное, часто уникальное. Это касается не только точных наук, но актуально и для гуманитарных. В этом смысле нет различия между ними. Современный естественник, математик, гуманитарий заранее знает, что строит несовершенную модель объекта, часто не имея права на ошибку. Общая атмосфера в современной науке, в жизни обычного человека требует большой моральной и психологической отдачи и чувства уверенности в себе.

Таким образом возникла проблема, которую очень четко выразил И. Пригожин: «Каким образом решить, что есть человек, какие концепции нужны для определения его идентичности» (выделено нами - М.З.) [14, с.12].

 


 

1. 2. Информация – фундаментальное понятие новой познавательной модели

Прежде чем перейти к дальнейшему исследованию нашего предмета, необходимо рассмотреть вопрос о природе и сущности информации, ее месте в нестабильной картине мира, связи с системным развитием и процессами идентификации. Рассмотрим, как теория информации способствовала изменению представлений о человеческой деятельности.

Стоит обратить внимание на следующий факт. Вышедшая в 1952 г. энциклопедия «Британика» не содержала понятий «информация», «коммуникация», «управление», которые сейчас распространены во всех сферах человеческой деятельности.

Впервые понятие информации вводится в связи с развитием теории систем, а именно в связи с необходимостью оценки соотношения детерминизма и неопределенности. Это не случайно: сама сущность информации связана со становлением систем. Понятие информации начинает использоваться в термодинамике, в частности в знаменитой не только среди естественников гипотезе Дж. К. Максвелла. Основными уроками так называемого «демона Максвелла» стали утверждения, что для управления необходима информация и модель; информация не существует независимо от материи и энергии и определяется через уровень энтропии.

Таким образом, введенная в науку взаимосвязь «энтропия - информация» позволяла качественно оценить соотношение детерминизма и неопределенности в системе. Информация была противопоставлена энтропии. Итак, с самых первых попыток определения информации стало ясно, что она связана с такими понятиями, как организация, порядок, определенность. Информация – то, что противостоит неопределенности. Принято считать, что впервые в науке было представлено структурное определение информации. Информация – показатель состояния любой системы. В основе ее функционирования лежит информация, характеризующая детерминированность связей элементов системы. Степень детерминированности системы может быть оценена информацией, а уровень недетерминированности – величиной, ей противоположной – энтропией. (М. Бриллюэн, Р, Хартли, К. Шеннон).

В дальнейшем понятие информации начинает употребляться во многих областях науки и, прежде всего, в квантовой механике. Итак, в развитии теории информации, в признании неопределенности и разнообразия как фундаментальных свойств человеческого мира и познания немалую роль сыграли теория Максвелла, показавшая случайную природу явлений, невозможность решать многие вопросы в рамках замкнутой Вселенной, открытие неоднородности и неоднозначности интерпретаций времени в работах Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, А. Бергсона. Как следствие в теоретической физике, механике, математике сложилось научное направление стохастической динамики (А. Пуанкаре, А. Н. Колмогоров, Н. Винер, Л. Понтрягин и др.). Впоследствии основные положения этого научного направления используются в кибернетике. В частности, взаимосвязь «энтропия-информация» была востребована в кибернетике довольно быстро. В кибернетике понятие информации существенно усложнилось. Было использовано не только структурное определение информации, но и исследовались ее преобразования. Классическим считается определение Винера: информация – обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему и приспособления наших чувств [21]. Этот тезис свидетельствовал о том, что всякая жизнедеятельность, познание связаны с информацией, которая определенным образом фиксируется в знаковых системах и потенциально становится общественным достоянием. Само понятие информации включает в кибернетике уже характеристики систем и показывает ее преобразования. Информация имеет принципиальное значение для всех процессов адаптации и управления (Н. Винер). В основу построения любой управляемой системы положена информация и соотношение энтропии и информации – фактор ее функционирования. Если информация равна нулю, система не управляема. В кибернетике был сделан вывод о том, что построение модели управляемой системы предполагает идентификациювыделение системы из числа подобных. Согласно определению Шеннона, информация – выбор альтернатив. Об информации можно говорить, когда система находится в одном из возможных состояний.

Следующим шагом в исследовании сущности информации стали работы Р. Эшби и С. Маккаллока. Исследователи показали возможность построения множества различных информационных моделей для адекватного оценивания состояний одной и той же системы. У. Р. Эшби в связи с этим развил новое понимание информации: «Теория информации изучает процессы передачи разнообразия по каналам связи, причем информация не может передаваться в большем количестве, чем это позволяет количество разнообразия» (выделено нами М.З.) [22].

Признание разнообразия и множественности математических и логических моделей было показано и в знаменитой теореме К. Геделя (К. Госс – Г. Фреге – А. Уайтхед – Б. Рассел – Д. Гилберт – К. Гедель). Характерно, что именно эта теорема легла в основу построения математической модели компьютера британского логика А. Тьюринга.

Итак, уже к середине XX века была отмечены значение многозначности моделей и возможность их различных интерпретаций.

С середины 60- х , в начале 70-х годов появляются работы исследователей, занимающихся философской интерпретацией информации (Б. Бирюков, И. Новик, Л. Петрушенко, В. Тюхтин, Б. Украинцев, А. Урсул). Уханов В. А. отмечает, что в сферу философского мышления включаются: проблема информационной основы мышления (Л. Баженов, Д. Дубровский, А. Кочергин, С. Шалютин, Ю. Шрейдер), проблема информации в сфере науки (Э. Бернштейн, Р. Гиляровский, В Налимов, А Черный, Э. Шапиро), информации и кибернетики мозга (Коган А. Б., Чораян О. Г.). В зарубежной науке ведущие социологи, экономисты приходят к выводу о возможности наступления нового социального этапа, связанного с информационной деятельностью (Д. Белл, З. Бжезинский, К Койяма,.И. Масуда, Ф. Махлуп, А. Тоффлер и др.). Проблемой информации занимаются: отечественные авторы (А. В. Айламазян, В. Г. Афанасьев, В. И. Глушков, В. З. Коган, А. И. Колмогоров, П. С. Поспелов, Е. В. Стась, А. И. Суханов, В. Ф. Сухотин, А.Д. Урсул) и зарубежные авторы (Дж. Бенигер, Х. Брэнсон, Л. Бриллюэн, И. Вейс, Н. Винер, Г. Лассуэл, Х. Найксвит, В. Хагемон, Р.Хартли, Т. Хелви, К. Шеннон, Р. Фишер, У. Р. Эшби).

При появлении средств вычислительной техники, возможностей решения проблем передачи информации, при обсуждении проблем искусственного интеллекта стало ясно, что во всех информационных системах сам способ представления информации и ее обработки имеет синтаксическую и семантическую природу. Каждый язык имеет информационную основу и демонстрирует разнообразие отражения одних и тех же явлений. Язык стал той структурой, которая вывела человека из мира животных в совершенно иной мир, закрепив программирование через взаимообмен. Этому способствовали такие свойства языка, как уникальная структура для кодирования и раскодирования информации (Дж. Смит, Б. Хукер, М. Кониши), богатая синтаксическая и семантическая структура – отсылка к месту и времени, наличие глаголов, существительных, связок. В языке воспроизводится коллективная реальность и становится возможной мобилизация индивидуальной активности.

Итак, информация – сложное явление, объемная по смыслу категория. Этим обстоятельством объясняется множество определений информации. Для дальнейшего анализа мы выбираем определение У. Р. Эшби. Именно его наиболее емкое представление информации позволит проследить взаимосвязь информационных и других социальных процессов, в том числе и идентификации.

Не будем вдаваться в глубину исследования информации. Выделим только три ее важнейших свойства:

  1. Информация - оценка структурного состояния любой системы в части соотношения детерминизма и неопределенности.
  2. Информация используется для отображения разнообразия в любой системе, где возникает необходимость целеориентированных действий, для управления. Живая система адаптивно вырабатывает оптимальное соотношение энтропии и информации в процессе эволюции. Информация порождается все возрастающей сложностью самоорганизующейся системы.
  3. Информация в ходе ее производства или использования может преобразовываться, т.к. в ходе ее преобразования имеют место такие явления, как потеря информации и новая ее интерпретация.

Отмеченные выше обстоятельства показывают, что само понятие информации вошло в науку в связи с объяснением закономерностей эволюции систем.

 


 

1.3. Новая парадигма описания естественных и социальных процессов

В последние годы для описания преобразований информации, ее разнообразия, при исследовании проблем искусственного интеллекта сформировались такие научные направления, как нейронные вычислительные сети, статистические принципы функционирования мозга, теория нечетких множеств, теория распознавания образов, новые языки программирования, теория семантических сетей, когнитивная психология, немонотонная логика, исследования в области вероятностных топологических пространств, теории управления недоопределенными системами и многие другие, которые определяют принципы новой постнеклассической парадигмы исследования. По сути эти направления исследуют, как к бесконечному ряду вариативных возможностей развития мыслящего человека добавляются возможности машинного мышления. По определению Н. Моисеева «Теория нечетких множеств – это по сути дела шаг на пути к сближению точности классической математики и всепроникающей неточности реального мира, к сближению, порожденному непрекращающимся человеческим стремлением к лучшему пониманию процессов познания» [23].

Новая парадигма вписывает в свое пространство разнообразие, неопределенность, идентификацию, модель вместо алгоритма. Современная парадигма предлагает только один способ решения проблем: ориентируйся на ближайшее «знакомое, онтологически безопасное пространство», там умеют справиться с типовой постановкой, которая похожа на вашу задачу. Готовых методов нет. Выбор и претворение задач осуществляется по следующей схеме: объект – модель – задача – функция – алгоритм – вычисление [24]. Модель и возможность взаимодействия с нею, определяемая процессами идентификации, являются ключевым ориентиром исследований: от области искусственного интеллекта до культурологии. Одной из фундаментальных проблем современной науки становятся вопросы, связанные с исследованием различения искусственной среды обитания человека и естественной, например, идентичности искусственного и естественного интеллектов.

В постнеклассической методологии любая модель включает образы и параметры различного типа и сочетание самых разных отношений: линейных и нелинейных, неравенств, множеств и т.д. Осмысление процесса идентификации образами значительно усложняется. Наблюдается постепенное стирание идентификации искусственных и естественных систем (например, вычислительная сеть, построенная по принципу нейронных систем, имеет образные, ближе к естественным принципы восприятия и адаптации). Модель принципиально декларативна, определяет решение всех задач, связанных с объектом исследования, может быть недоопределенной и формулирует пространство решений в общем случае. Решение задач одной модели требует различных алгоритмов, методов. Поэтому еще раз подчеркнем, что главным свойством современной познавательной модели становится междисциплинарный характер исследования любой проблемы (как гуманитарного, так и естественного свойства).

Образы и модели приобретают первостепенное значение по сравнению с алгоритмами. До сих пор преобразование информации осуществлялось в основном с помощью символов, в новой информационной среде, в условиях разнообразия информационных технологий преобразование осуществляется как образами, так и символами. Модельное, образное мышление совпадает с принципами человеческого мышления. Искусственная среда, которую творит современный человек, менее алгоритмизирована в человеческом восприятии, более образна – виртуальна. В ней фантазия и познание, поэтика и анализ срастаются. Образ и язык проникают друг в друга, «граница между образной и понятийной формой становится расплывчатой» [25].

Фундаментальной проблемой культуры становится тема идентичности смыслов в постмодернистских ситуациях неразличимости искусственного и естественного, возможности мыслить немыслимое. Эстетика непредставимого, неадекватного, невозможного берет начало в современной культуре благодаря приоритету моделей, кодов, симулякров (Бодрийар). «Наши запросы – безопасность, идентичность, счастье, - вытекающие из нашего непосредственного состояния живых и общественных существ, как будто никак не соотносятся с этим родом принуждения, толкающего нас сегодня к усложнению, опосредованию, исчислению и синтезированию все равно каких объектов» отмечает Ж. Ф. Льотар. [26].

Итак, идентичное в ситуации перманентного различения объединяет, связывает, налаживает обратные связи.

Таким образом, в постмодернистской культуре проблемы идентичности и идентификации приобретают более разнообразные формы, смыслы и содержания. Главными из них становится проблема идентичности жизнедеятельности в пограничных ситуациях глобального и локального, искусственного и естественного, возможного и невозможного.

 


 

1.4 Социальная жизнедеятельность как система в постнеклассической картине мира

Рассмотрим взаимосвязанность неопределенности, разнообразия, неупорядоченности и идентификации в социальных процессах. В связи с этим проанализируем характеристики социума как системы, учитывая принцип компликативности Вернадского, т.е. принцип коэволюции человека со средой, необходимость их согласованного развития в условиях признания приоритета человеческой деятельности по созданию ноосферы. Общество отличается причудливым переплетением разнородных взаимосвязей, для него характерно наличие множества образований самых разных системных уровней. Поэтому без длительной коэволюции невозможен нынешний уровень развития любого компонента. Становление более сложных и «высоких» систем – не просто сумма подсистем, а качественно новый уровень.

Как уже было отмечено, социальная система – сложная система, которую производит человек в ходе жизнедеятельности. Ее становление является результатом саморазвития человеческой жизнедеятельности в истории. Можно выявить некоторые основные направления упорядочивания жизнедеятельности общества, формирования корпоративности поведения. Подчеркнем те свойства жизнедеятельности общества, которые нераздельны с источниками идентификационных процессов.

Формирование источников саморазвития связано исключительно с человеческой деятельностью. Общественная система не существует без человека, но с ее помощью человек реализуется, воплощается. Эта система строится не повторением однородных и похожих, но с помощью различных элементов, путем их упорядочивания. Они находятся один вне другого, связаны между собой и одновременно различны. Различия могут проистекать только внутри общества из целостности, иначе случайные различия не могли бы согласовываться в единое целое.

Интегрирование достижений человеческой жизнедеятельности и их преобразование, накопление в виде информации наследуемых достижений позволяет совершенствовать общественную систему. Социальная жизнь не концентрируется в массе подобных и раздельных очагов, но обобщается [27]. Социальные отношения становятся многочисленнее. Прогрессирует обмен материей, энергией и информацией. Как заметил Э. Дюркгейм, « ..разнообразие сред, в которых находятся индивиды, создает у последних различные склонности, вызывающие их специализацию в расходящихся направлениях» [27, с.270].

В таком рассмотрении можно выделить следующие типы информации, определяющие ход жизнедеятельности: рабочая информация, позволяющая системе функционировать (структурная информация); информация, обогащающая содержание систем, которая определяет культурный уровень, опыт человечества, позволяет создавать новое. Интегрирующийся опыт предшествующих поколений отточен до предела в передаче символов, в актах повседневного общения, речи. Петли развития повторяются, ненужное отбрасывается. Повторяющиеся законы идентификации устойчиво влияют на выбор жизненной политики, ценностей, на принятие решений, совершение действий.

Все образования духовной и материальной культуры человечества представляют собой результат исторических наслоений опыта разных поколений, продукт всеобщей селекции, отбора, часто даже полного смыслового переформирования. Общество заинтересовано в том, чтобы определенное количество людей сохраняло, развивало достижения культуры, науки, технологии. В конечном итоге выживают те идеи, которые соответствуют реальным интересам. Опыт человека – это общественно-исторический опыт, существующий не только ввиду субъективного опыта, знания и навыков отдельных индивидов, но и объективно, как мир общественных отношений, мир культуры. Поэтому культура как результат накапливающегося опыта должна сохранять кодирующее устройство с высокой моделирующей способностью, т. е. с возможностями описывать максимально широкий круг объектов, в том числе и неизвестных. Системность культуры и каждодневного опыта должны осознаваться носителями культуры, интерпретационные механизмы должны превосходить инерцию автоматизма в повседневном опыте.

Взаимосвязанные общественная дифференциация и интеграция создают соотношение детерминизма и неопределенности. В обществе они представляют постоянно меняющийся фактор, порождая особые формы обособления и уподобления в истории; они возникают в процессе обмена деятельностью. Общение и деятельность выходят за рамки одной общности, индивид должен сам организовывать свою работу. Чем обособленнее индивид, благодаря своей деятельности, тем в большей зависимости он находится от всех других индивидов, общих знаковых форм и коллективного знания [28]. «Достоевский прав: четкая форма появляется там, где началась специализация, где из многих возможностей избрана одна определенная и на ней сосредоточены все силы» [29]. Социальная дифференциация влечет более развитый обмен деятельностью. Единый процесс расчленяется на обособленные виды деятельности, за которыми стоят различные группы индивидов. Тождество индивидов и коллективов постоянно нарушается.

Взаимозависимость и взаимосвязанность современного мира, определяемые связями в экономике, торговле, транспорте, усиливающиеся информационными потоками, позволяют рассматривать современный мир как глобальную систему. Экономические, политические и другие социальные функции могут быть разделены между обществами только в том случае, если они участвуют в общей жизни и, следовательно, принадлежат более «широкому» обществу. Таким образом, развитие человеческой жизнедеятельности достигло такого этапа, когда глобализм диктует свои условия всем элементам охватываемой системы. По мере того, как различия становятся многочисленнее и делают связь между элементами неустойчивее, их необходимо укреплять другими средствами. Принципиальными среди них становятся информационные связи, разнообразные управляющие воздействия (развитие правовой системы, разнообразие социальных институтов). Интегрирование общественных связей ведет к усложнению иерархии социальной структуры.

В процессе дифференциации, обособления, индивидуализации роль коллективного становится все неопределеннее, его функции разнообразнее, а роль индивидуальной рефлексии возрастает.

На первый план выступает развитие разнообразия, как социально-системного, так и временного. Без разнообразия социальных условий различия индивидов были бы необъяснимы. «Если от каждого из них отнять то, чем он обязан воздействию общества, то полученный остаток, помимо того, что он представляет весьма немногое, не может обнаружить большого разнообразия» [27, с.347]. Различия предметов, на которые направлена деятельность индивидов, различия индивидуального восприятия – объективное условие существования информационного обмена.

Не менее значимо развитие разнообразия пространства: духовного, экономического, политического, географического, экологического, а также ускорение обмена (материального и информационного) между элементами системы на основе развития информационных технологий. Способность общества повышать эффективность управления на всех уровнях межличностных отношений прямо пропорциональна развитию ИТ (информационная технология). Становление общественной жизнедеятельности характеризуется ускоряющимся расширением места ИТ в обществе: от появления книгопечатания до планирующих технологий.

Мы убеждаемся, что по мере усложнения системы возрастает роль процессов информационной и управленческой деятельности, которые придают целенаправленный характер жизнедеятельности социальной системы. Информационная, сервисная, управленческая подсистемы выступают системообразующим фактором, формируют новый этап общественного развития.

Как мы уже показали, социальная система открыта, в ней происходит достаточно свободный обмен материей, энергией, информацией (экономические теории - Ф. Кисней (1758), Л. Валрас (1874), К. Кларк (1940), В. Леонтьев (1941); социальные теории - К. Кларк (1940), Д. Белл (1973)). В процессе самоорганизации принципиальное значение приобретает информационный обмен. Именно в результате информационного обмена формируется коллективная идентичность, групповые интересы. Этот результат вытекает из доказанного И. Пригожиным, Н. Моисеевым свойства корпоративности поведения, которое проявляется в любых системах. В процессе эволюции было выработано несколько типов отбора и программ: групповой отбор, родовой отбор, взаимообмен. Исследования Р. Аксельрода, Дж. Неймана, Дж. Смита показали, что третья программа – взаимообмен, имеет преимущества в эффективности. Существование, основанное на взаимообмене и кооперировании требует высокого информационного потенциала: процессоров, структур для осуществления обмена. Фиксированные опыт, информация, знания сначала остаются в рамках «Мы». Когда информации, знаний больше, чем их может удержать группа, они начинают функционировать в рамках отношений «Мы-Они», порождая новые связи. В концепции С. П. Капицы кооперативный закон роста в значительной мере является прямым продолжением информационной природы роста. «Распространение и передача от поколения к поколению информации – знаний и технологий, обычаев и культуры, религии и, наконец, науки – есть то, что качественно отличает человека и человечество в своем развитии от животного мира. Долгое детство, овладение речью, его обучение, образование и воспитание в значительной мере определяют единственный, специфический для человечества, способ развития и последующей его самоорганизации. При этом информация передается вертикально – от поколения к поколению – путем социального наследования и горизонтально – в пространстве информационного взаимодействия. Так коллективный опыт служит основой роста, пропорционального информационному взаимодействию всех людей на территории ойкумены – территории проживания человечества – и математически выраженного в виде квадратичной зависимости от их числа» [11, с.224].

Способности различных социальных общностей (коллективов, организаций, индивидов) к саморефлексии и саморегуляции зависела и зависит от информационного накопления и информационного запаса. Возможность управлять информационными запасами создавала возможность управления общественными изменениями. Существование информационного «общезначимого центра» делает возможным само общение. Центр необходим для осуществления преемственности, попытки отказаться от общественного сотрудничества обрекают человека на кризис идентичности, обезличивание, фрагментацию опыта.

Каждое новое изобретение способов хранения и распространения информации означает переворот в истории, приводит к изменению пространственно-временных отношений, к изменениям в традиции (она стала дискурсивным феноменом, открытым к системным вмешательствам).

Информационный обмен, особенно в сложных системах, неизбежно ведет к преобразованию информации. Механизмы этого преобразования в философии, социологии, психологии известны давно. Ученый, любой профессионал работает в обществе не просто в рамках эстафет, он пытается осознать их содержание, свое место, цели и задачи. Он не просто использует информацию, он дает жизнедеятельности вербальное определение. Таким образом, общество - система «рефлексирующая», которая не только реализует определенные функции, но и позволяет строить содержательную картину собственных действий.

Характер преобразования человеком информации формируется разнообразием. Новые информационные технологии, например, письменность, позволяют фиксировать многое – и уже нельзя писать историю живописи, не упоминая и Рафаэля, и Ренуара, и Сера и многих других различных по содержанию и форме художников. Сама человеческая деятельность на базе информационного обмена детерминирует неопределенность. Исторический процесс рождает разнообразия, увеличивает число форм деятельности, общения. Любое социальное взаимодействие несет с собой в той или иной степени неопределенность. Различия социальных отношений выводятся из различия локальных областей. В культуре за кажущейся гармонией «хаос шевелится»: в многообразии форм, манер, жестов, поступков, взглядов, стилей – жизней [30]. Основа человеческого – встречи – разно-речивые, противо-речивые мысли [31]. Постоянно расширяющийся континуум знания вбирает неявное, субъективное, невербализованное, бессознательное, подсознательное. Он не структурирован, часто не подлежит моделированию в данный исторический момент (концепция Дж. Неймана). Информация, знание, идеальный опыт, устраняя неопределенность в конкретном месте, ситуации, продуцируют ее в целом, в непрерывном потоке жизнедеятельности. Вспомним известные выражения: «Мысль изреченная –ложь»,«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». На пути отыскания «общезначимого центра» открытость к другому сопрягается с отчуждением от «своего».

Чтобы понять мир, человека необходимо строить различные объяснения. Только через уникальное мы способны понять универсальное, через малое увидеть важное. Разносторонняя, пестрая, богатая жизнь не позволяет характеризовать себя через отдельную идею (Гете, Лессинг). И в то же время, как строить безусловные образцы, памятуя о заповеди «Не сотвори себе кумира»?

Познание – не просто бессмысленное вбирание информации, а идентификация связей, выделение зависимостей, их интерпретация. Саморазвивающаяся человеческая живая реальность избыточна, чтобы «жить надо быть незавершенным, открытым для себя» [31]. Человек многомерен, неисчерпаем, это есть онтологическая основа его стойкости по отношению ко всем превратностям существования. В то же время социальному становлению присуща универсализация. С самого начала человеческой деятельности всеобщее выступает как цель. «Цивилизация имеет тенденцию стать рациональнее и логичнее…Смущает ум частное и конкретное. Мы хорошо мыслим только об общем. Чем более общим становится коллективное сознание, тем больше оставляет оно индивидуальным изменениям» [27, с.298]. Символизация – способ открытия души для другого и сохранения тайны своей души. Драматизм и величие духа заключены в способе утвердить свое Я и бескорыстно погрузиться в общение.

Человек воспринимает информацию не прямо не схематично-причинно, а через значения. Уместно вспомнить исследования Маккалока и Эшби, которые утверждали, что для описания преобразований информации существуют разнообразие способов и моделей. Это преобразование происходит через образы. В процессе восприятия информации интеллектуальная система вносит свое понимание в результат и появляется новая мысль. Цепочки передачи информации представляют собой разнообразные образы. Они сложны и формируют нечто, похожее на цепную реакцию.

Процесс же образного восприятия включает в себя процесс идентификации, элементы которой неизменно присутствуют в информационном обмене. Идентификация – процесс достижения идентичности, отождествление, приспособление. Идентичность – результат идентификации, сочетающий упорядочивание, определение, схематизацию, моделирование процессов для понимания ситуаций с различением, т.е. с выбором места для себя. Во всех описанных выше процессах идентификация отражает построение модели взаимосвязи с внешним и бесконечным миром. С другой стороны, идентичность определяет соотношение внутреннего и внешнего, конечного и бесконечного, адаптации и защиты собственного. Идентичность – модель, позволяющая разделить «Я» и окружающий мир.

О днако процессы идентификации связаны не только с преобразованием информации, но и сами включаются в процессы жизнедеятельности, обретая в результате такие основы, как структурную (соотношение детерминизма и неопределенности), целевую (построение модели поведения) и экзистенциальную (собственный духовный внутренний потенциал ). Все это делает идентификацию неотъемлемым свойством системы социальной жизнедеятельности.

 


 

1.5. Идентификация как неотъемлемое свойство системы социальной жизнедеятельности

Как мы уже отмечали, идентичность – всегда упорядоченность. Обращает на себя внимание тот факт, что идентичность и в биологической, и в социальной жизни определяется не просто как выживание, а как выживание приспособленных. «Это предполагает такое воспроизведение отношений живого со средой обитания, где ему принадлежит инициатива сохранения определенного порядка таких отношений» (курсив наш – М.З.) [32]. Идентичность общественных групп – то интегративное качество, которое отличает их от окружающей среды, длится на протяжении всего существования этих групп и влияет на каждый из элементов. На вопрос о собственной идентичности можно ответить только в сопоставлении с окружающей действительностью, в отношении с другими Я, которое и создает целенаправленность. Ответить на вопрос, что такое идентичность – значит ответить, как из состояний неопределенности и разнообразия формируется упорядоченная и целенаправленная деятельность. Стремление к гомеостазису, или динамическому равновесию имманентно организму, также как и стремление нарушить это равновесие. Жизнь и автономия всегда противостоят друг другу. Жизнь не автономна, а органична и всегда находится во взаимосвязи с другими жизнями. Идентичность, как только сохранение равенства с собой, не согласуется с законом жизни, которая есть всегда переход в иное.

Итак, фактором в истории становится ускорение обмена (в том числе и информационного) одновременно с ускорением времени, что неизбежно вызывает ускорение разнообразия в историческом пространстве и времени. В связи с этим актуальным становится поиск идентичности в возрастающем разнообразии и неопределенности истории. Учитывая, что свойством идентичности является возможность выражать упорядоченность разнообразия и неопределенности, можно говорить о ее консерватизме и в то же время близости к человеческому. «Человек, - писал Эйнштейн, - стремится каким-то адекватным образом создать в себе простую и ясную картину мира для того, чтобы в известной степени попытаться заменить этот мир созданной таким способом картиной» [33].

Первым фактором, позволяющим строить иерархию элементов системы, становится структурное состояние «Мы – Они». Для того, чтобы появилось «Мы», необходимо вступить в общение с другой группой и в то же время обособиться от нее таким образом, чтобы конституирующим принципом стали собственные внутренние условия. В процессе эволюции происходит реструктуризация общества, культуры. Таким образом, связь «Мы – Они» очень гибка и постоянно подвергается изменениям. Но социальное становление придерживается связи «Мы – Они». Чтобы понять себя, необходимо сформировать понятие Другого. Граница, разделяющая Я и Другого, создается, когда общность заботится о самосохранении, но не о саморазвитии. Примерами могут служить усвоение чужих культурных норм без признания их самобытности (вспомним римлян, копирующих греков) или усвоение собственных образов без признания возможности быть самому себе у других ( лозунг современной молодежи «Не верь кому за 30!» или понятие «негритянская идентичность»).

Тенденции саморазвития появляются только тогда, когда появляется нечто общее между «Мы - Они», например, общие языки, общие проблемы, общие пути практического становления, позднее - общие ценности и идеалы (Бог). Диалог возможен только там, где существует «явное» понимание границ «Своего – Чужого». Ведь фиксация границ «своего – чужого» имеет эвристическое значение: она превращает окружающий мир в упорядоченную целостность, не устраняя различия. Взаимосвязь «Мы – Они» позволяет системе усложняться и развиваться, обращение к другому вносит неопределенность, каким бы ни было их отношение к центру. Причины интеграции системы, ее экспансии коренятся, таким образом, в нечеткой границе «Мы – Они» и в образовании метаязыков, общих для различных подсистем. Без этих взаимосвязей невозможна идентичность. Разность интеллектуальных, материальных и других потенциалов – источник движения в обществе, первичный источник интеграции коллективного разума.

Новые условия жизнедеятельности общества приводят к вытеснению прежних программ, социального опыта предшествующих поколений, способов деятельности в область бессознательного. Новые модели вызывают стрессовые эффекты, ненормальность (М. Фуко).

Идентификация вплетена в жизнедеятельность: она определяет соотношение детерминизма и неопределенности, имеет целевую основу. В общественной системе наблюдается ускоренное развитие двух тенденций:

  • формирование разнообразия (стохастический, стихийный процесс);
  • детерминация на основе идентификации и управления. Чем больше разнообразие генерируется системой, тем более важными становятся вопросы идентификации.

В целом процесс жизнедеятельности включает в себя два базисных уровня -коммуникацию и управление, действия.

Следует отметить, что проблемы идентичности возникают не на адаптационном, а лишь на целенаправленном уровне [34]. Эти цели – более «высокие», нежели биологическое приспособление. Таким образом, описать идентичность значит показать порядокчеловеческой жизни, обеспечить «нормальные условия» для формирования личности.

Возможность индивидуального самоописания появляется только в отношении с Другим. Когда человек осмысливает свои состояния, он пользуется системой смысловых связей, выходящей за границы индивидуального сознания и связывающей его с другими субъектами. Такая система смысловых связей возможна только в коллективной жизнедеятельности.

Проблема идентичности возникает в ситуации выбора. По мере становления человеческих общностей проблема выбора становится повседневной и предполагает интерпретацию исторического времени, доступность собственной жизненной модели для рефлексии. Отдельное социальное действие невозможно, так как оно имеет определенность только в контексте деятельности Других в прошлом, настоящем. Построение жизненной модели предполагает осознание своего места в окружающем мире, выбор путей самореализации, выбор пути в социальном взаимодействии. Процесс построения такой модели осуществляется путем упорядочивания моделей самореализации. Стремление обрести идентичность становится закономерным следствием стабилизирующих механизмов практики, позволяющих сохранить себетождественное субъективное начало в разнообразных условиях.

Отмеченные выше составляющие единой социальной системы формируют механизмы саморазвития, состоящие из следующих процессов:

  • Идентификация составляющих, состояний, механизмов движения на основе осмысления прошлого, наблюдения за настоящим и прогнозирования будущих изменений.
  • Анализ текущей ситуации, выбор и принятие решения.
  • Действие.

Эти этапы развития присущи всем системам, обладающим сложным строением, идентичны для любых целостностей, будь то человек, община или глобальное сообщество. Течение этих процессов проходит по-разному в различных системах (биологических, социальных), но они взаимосвязаны и взаимозависимы.

Становится ясным, что на всех уровнях, во всех системах процесс идентификации общезначим. Идентификация – всегда присутствующий этап процесса самоорганизации, матрица его функционирования. Все больше утверждается мнение, что «идентичность – гипотетическая конструкция определения и формирования упорядоченности социального взаимодействия» [35]. Со своей стороны, подчеркнем, что помимо априорных, или идеальных моментов, важны материальные и практические составляющие, которые определяются управлением и целенаправленностью.

Управление основано на информационной активности: хранении, распространении информации и предполагает программирование деятельности (ввод априорной информации, ее обработку и действие). Управление включает в себя априорную информацию, идеальные модели, основанные на идентификации. Стремление к воссозданию порядка раз и навсегда не приемлемо для развития идентичности, т. к. целенаправленность отчуждается от реального процесса жизни. Связи с повседневным бытием полностью разрываются. В таком варианте организация человеческой жизнедеятельности оборачивается диктатом вмешательства в естественноисторический процесс, воспроизводящим «мутантов безликости и усредненности» [36]. Повседневное управление необходимо для любой целенаправленной деятельности, т. к. представляет собой целенаправленное влияние по пути движения к цели, которое достигается программированием. Целенаправленное влияние осуществляется вводом установленной модели в состав деятельности, ее реализацией путем идентификации текущего момента с моделью. В противном случае в целенаправленной деятельности разрастаются деструктивные моменты.

Способность знать ситуацию, возможность ее рационализации путем использования процессов идентификации – основа активности человека.

Социальная организация, обеспечиваемая информацией, выступает предпосылкой для онтологической безопасности, создает условия для социального воспроизводства в каждодневной жизнедеятельности, сохраняет результаты труда и предоставляет возможность пользования общественными достижениями, позволяя выбирать более рациональные пути самосохранения.

Информация – обязательный минимум, необходимый для поддержания жизнедеятельности. Вопросы ее интерпретации, преобразования зависят от человека. Идентичность – внутренний духовный потенциал, позволяющий выжить в изменяющих социальных условиях.

Таким образом, идентичность можно определить как процесс становления человека на основе выбора и формирования жизненной модели в социальном взаимодействии во имя исторической самореализации.

Коллективная идентичность предполагает становление социальной общности на основе выбора и формирования места в социальном взаимодействии путем социальной детерминации. Более подробно различия индивидуальной и коллективной идентичности мы проанализируем ниже.

Значение идентификации возрастает в связи со сменой картины мира, по мере развития разнообразия в жизнедеятельности, ее информатизации и распространения новых требований к управлению всеми сферами жизни. Для каждого человека проблемы идентификации становятся жизненно важными. В ситуации разнообразия, множественности перспектив развития, плюрализации, в ситуации созидания нового возникает острая потребность в самоописании. Рефлексия над «Я» возникает в контексте перестройки системы межличностных отношений, актуальной становится задача осознания системы собственных ценностей и целей.

Попытаемся ответить на вопрос, как идентичность» в истории становится социальной, экзистенциальной и, в конечном счете, познавательной проблемой.

 


 

Литература

  1. Огурцов А. П . Научно-техническая революция и особенности современного научного познания. М ., 1977.
  2. Touraine A. Pourrons nous vivre ensemble? Paris, 1997., p. 395.
  3. Freud S. Civilisation and its Discontents. – London, 1950.
  4. Бахтин М. М. Эстетическое наследие и современность. Ч. 1., 1992. С.126.
  5. Юнг К. Один современный миф. О вещах наблюдаемых в небе. М., 1995.
  6. Петров Ю. В., Сергеев К. А. «Философия истории» Гегеля: от субстанции к историчности. // Гегель Г. Ф. Философия истории. СПб. 1993. С.21.
  7. Степин В. С., Кузнецова Л. Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. М., 1994.
  8. Лейбин В. М. Фрейд, психоанализ и современная западная философия. М, 1990. С.102.
  9. Режабек Е. Я. Когнитивная бифуркация и современность. // Первый Российский Философский Конгресс. Т. 9., СПб., 1998. С. 63.
  10. Лейбин В. М. Психоанализ и философия неофрейдизма. М., 1977.
  11. Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий Г. Г. Синергетика и прогнозы будущего. – М., 1997. С.9.
  12. Агашкова Е. Б., Ахлибинский Б. Ф., Флейшман Б. С. Проблема полноты информации и определение исходной системы на объекте. // Международная конференция «Региональная информатика - 93». Тезисы докладов. Ч.1, СПб, 1993. С.179.
  13. Пригожин И . Переоткрытие времени. // Вопросы философии. 1989. N8. С.12.
  14. Пригожин И. Философия нестабильности. // Вопросы философии. 1991. N6. С.46.
  15. Вернадский В. И. Начало и вечность жизни. М., 1989.
  16. Седов Е. Информационно-энтропийные свойства социальных систем.// Общественные науки и современность. 1993. N5. С.101.
  17. Пупар П. Роль христианства в культурной идентификации европейских народов. // ПОЛИС. 1996. N2 С. 136-143.
  18. Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М., 1989.
  19. См. Иноземцев В. С. Современный постмодернизм: конец социального или вырождение социологии. // Вопросы философии. 1998. N9. С.27-38.
  20. См. Малахов В. С. Нация и культурный плюрализм. // Независимая газета. 14.06.1997., он же. Неудобства с идентичностью. // Вопросы философии. 1998. N2., он же. Парадоксы мультикультурализма. // Иностранная литература. 1997. N11. С . 171-174.
  21. Wiener N. The Human Use of Human Beings: Cybernetics and Society. Boston. 1950.
  22. Ashby W. Ross. Adaptiveness and Equilibrum.// Journal of Mental Science.1986. P.478-483.
  23. Моисеев Н. Н. Современный рационализм. М., 1995.
  24. Нариньяни А. С. Средства моделирования неполноты данных в аппарате представления знаний. // Представление знаний и моделирование процесса понимания, Новосибирск, 1980.
  25. Козловски П. Культура постмодерна. М., 1997.
  26. Льотар Ж. Ф. Заметка о смыслах «пост». // Иностранная литература. 1994. N1. С . 56-59. С .58.
  27. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1996. С.263.
  28. См. Маркс К., Энгельс Ф. ПСС т. 46. Ч. 1.
  29. См. Лосский Н. О. Характер русского народа. М., 1990.
  30. Туровский М. Б. Личность в универсуме культуры. // Постижение культуры. Ежегодник. Вып 5-6. М., 1996. С. 170.
  31. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
  32. См. Шеманов А. Ю. Проблема самоидентификации как предмет исследования. // Постижение культуры. Ежегодник. Вып 7. М., 1998. С. 155.
  33. Эйнштейн А. Мотивы научного исследования. М., 1979. С. 40
  34. Федотова В. Г. Анархия и порядок в контексте российского посткоммунистического развития. // Вопросы философии. 1998. N5. С.3-21.
  35. См. Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1994, Социальная идентификация личности. Кн.1.2. М., 1994; Волков Ю. Г. Личность и гуманизм (Социологический аспект). Ростов-на Дону, 1995; Антонова Н. В. Проблема личностной идентификации в интерпретации современного психоанализа, интеракционизма, когнитивной психологии. // Вопросы психологии. 1996. N1. С.131-143; Идентификация как механизм общения и развития личности. М., 1988, Идентичность и конфликты в современных государствах. М., 1997.
  36. См. Лешкевич Т. Г. Неопределенность в мире и мир неопределенности. Ростов-на-Дону, 1994. С.122.

[1] Под ментальным пространством мы понимаем совокупность установок, способов мышления, моделей познания и практики, предрасположенностей чувствовать, воспринимать, рассуждать.

[2] Парадигма – система ценностей, идеалов, технологий, убеждений, принятых в сообществе

[3] Интересно этимологическое продвижение этой темы. Слово «Само» означало и «мое собственное и такое же» В XVI- XVII веках оно приобретает современное значение. В английском языке, например, слова «сознание и самосознание» приобретают нынешнее значение в период с 1620 по 1690 г. К концу XVI века появляются такие термины, как «самосохранение, самосозидание, самочувствие» и т.д. Термины «самоконтроль» введен А. Шефтсбери, «самовидение» – И. Бентамом, «озабоченность собой» С. Колдриджем. Во французском языке XVII- XVIII веков появляются слова «интимность, индивидуальность».

 


 

Глава вторая. Идентичность в истории

“Чтобы индивидуальные психосексуальные особенности превратились в социальную идентичность, нужна была гласность»(И. С.Кон)

Хотя проблема идентичности была сформулирована к началу XX века, человек всегда испытывал потребность в построении путей адаптации к непонятному грядущему, в самоописании и самореализации.

Попытаемся определить те социальные и культурные тенденции в различные исторические эпохи, которые способствовали становлению идентичности как социального явления и связать его с указанными выше тенденциями: универсализации, глобализации, становления временного и пространственного разнообразия, индивидуализации и развития информационных технологий.

Выявление социального-культурного контекста, на наш взгляд, имеет принципиальное значение для объяснения объективных предпосылок становления идентичности, что позволит, в свою очередь, обозначить общие закономерности в ее развитии, выделить общие и особенные условия социальной идентичности в современном обществе.

Для этого необходимо понять любую культуру как сложный и противоречивый сплав разных компонентов.

Освоение идентичности в истории культуры человечества - тема необозримая. Не стремясь объять необъятное, попытаемся понять становление идентичности в рамках системного подхода, который включает в себя анализ культурного контекста, социальных институтов и структур, ментальности, способов мышления, хранения и распространения информации, стилей жизни в различных коллективах в русле тех идей и концепций, которые можно было бы отнести к развитию понятия идентичности.

Историческая многоплановость данного процесса диктует необходимость обращения к разным эпохам, разным культурам.

2.1 Начало человеческой истории

«Чем дальше мы уходим в глубь истории, тем в большей степени индивид, а значит и производящий индивид, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому» [1]. Эти слова К. Маркса выявляют одну из самых значительных тенденций исторического становления индивида. Индивидуализация, рост индивидуального сознания, психики, выделение индивида из общины, выявление индивидуализации как ценности представляют собой объективную, филогенетическую тенденцию.

Поршнев Б. Ф., Линден Ю., Никонов В. А., Лотман Ю. М., Успенский Б. А., Кон И. С. выявляют в первобытном сознании такие характерные черты, как "ещеневыделенность", преобладание «Мы», слабая интегрированность компонентов самости, неразвитость качеств, отсутствие потребностей, противоположных потребностям коллектива. Примером «ещеневыделенности» может служить жертвенность как отсутствие «личного», собственной судьбы, полная покорность интересам «всех» [2]. «Еще Гиппократ показывал, что скифы имеют этнический тип и не имеют личных, а Гумбольдт отмечал, что у варваров можно скорее найти черты, свойственные орде, нежели индивиду» [3].

Примитивный человек не делает ничего такого, что бы не было сделано его предками. Повторение действий, в точности до мельчайших деталей – схема его поведения. В этом был свой смысл. Человек наследует от своих предков трудовые привычки и способности, которые с великим трудом приобретены ранее, годами уясняет себе полезность работ, начинает смутно ощущать свою связь с обществом, это вырабатывает у него способность добровольно и свободно выполнять общественно-необходимые работы. Накопление опыта и правил создает возможность прогресса в данном направлении [4].

Индивид зависит от группы, с которой он находится в непосредственном контакте, как в практической деятельности, так и в сфере мышления. В его повседневной жизни все регулируется массой сложных обычаев. Ритуал или обычай, например, преобразует окружающее пространство из хаоса в космос. Подтверждение тому можно увидеть в тотемизме, в магии как средстве подчинения себе природной стихии, в мифологии, в которой человек призывает демонов, духов, предков помочь ему справиться с преодолением жизненных трудностей во многих обычаях. Религиозная вера фиксирует духовные установки, уважение к традиции, гармонию с окружающей средой, смелость и уверенность в борьбе с трудностями. Но в мифологии и первобытной религии осуществляются попытки интерпретации картины мира для собственного коллектива, для его самосохранения.

История в данном случае опирается на устную традицию, обладает крайне узкой и ограниченной ретроспективой. Снижение длительности исторического времени по сравнению с настоящим определяет отсутствие исторической рефлексии на общество и на каждого индивида отдельно.

Взгляд в прошлое, его оценка возможны только при условии и на основе передачи информации (от человека к человеку, от поколения к поколению). Без функционирования такой информации рефлексия и саморефлексия невозможны. Но различия предметного содержания сознания у отдельных индивидов образуются впервые благодаря обмену деятельности, разнородной по возможностям и составу. Опыт первобытных коллективов закрепляется в материальных формах труда, общения, деятельности. Культурно-исторический процесс обогащается через искусственный мир. Социальное развитие вырабатывает потребность приобщения к богатству человеческой культуры [1]. Связи приобщения индивида ко всеобщему открывают новые возможности в накоплении опыта и трансляции его в историческом процессе. Обмен продуктов труда выступает способом его приобщения ко всеобщим формам, процессам, которые начинают определять содержание общественной жизни.

Стоит заметить, что у бесписьменных народов - личные имена, как правило, - имена родовые, их племенное или семейное достояние.

Идентичность и самоидентичность стали возможны только с появлением письменности : ведь в ней «само» находит пути и возможность передать длительность своего персонального существования. Следует отличать осознанное выражение мыслей и идей от обыденных инстинктивных форм самовыражения. Пока письменные культуры не набрали достаточного багажа для свободной интерпретации культуры, диалог между различными культурами не достижим. Он становится возможным, когда существует «явное понимание» разделения на “свое и чужое”. Усвоение чужих культур того уровня развития средств фиксации и передачи информации не предоставляет такой возможности. Принятие «чужих» норм и форм шло на неявном уровне. Поэтому в дальнейшем мы рассмотрим основные этапы не только становления идентичности как социально-культурного феномена, но и выявим этапы развития его осмысления, рефлексии на него.

В первобытном обществе мы не располагаем никакими свидетельствами явной рефлексии на процессы самопознания и самоосуществления.

Для общества характерны:

  • полная идентификация с предками, с их примитивной коллективностью, вечное возвращение к прародителям [5,6];
  • течение жизни понимается как циклический процесс: существует упорядоченная временная детерминация в рамках индивидуальной жизни и жизни коллектива;
  • субъект жизнедеятельности - племя, род, а не индивид сам по себе;
  • ничтожное влияние «личной» сферы, «своего» на повседневную жизнь человека.

 

 


 

2.2 Элементы античного самовосприятия

В античной философии, литературе, искусстве ставились и решались проблемы, связанные с понятиями индивид, личность, социальная автономия и т. д. Существуют ли в античности потенциально, невыявленно в мыслях, идеях, понятиях проблемы самосоответствия, саморефлексии, самопознания?

Для этого рассмотрим некоторые черты античного самовосприятия.

А. Ф. Лосев отмечает, что «человеческое в античности есть телесно человеческое, но отнюдь не личностно человеческое» [7]. Боги, герои - не лица, а персонифицированные силы. Герои - выразители коллективного сознания, они не становятся героями, а рождаются ими. Человек хочет того, что требуют Боги. Имя божества объединяет и упорядочивает разнообразные единичные явления. Боги представляют формы в разных вариантов. Бог или герой селится в семейство, клан, это та субстанция, которая определяет поведение, имя, сущность деятельности индивида и передается от поколения к поколению. Как отмечал К. Хюбнер, «…отдельный человек не только чувствует свою связь с прародителями благодаря продолжающемуся процессу порождения, но он убежден в своей идентичности с ними. Души предков не умерли; они живут, чтобы вновь воплотится во внуках, чтобы постоянно обновляться в родовом потомстве» [5, с.111]. Греческие некрополисы свидетельствуют в пользу такого утверждения.

Связи с родственными предками основаны биологически, через общую собственность, через обмен предметами, в совместном бытии. Боги дают идентичность роду, не иметь рода – значит не иметь идентичности. Чему не способствует Бог или герой, то не сопровождается успехом. Боги могут находиться одновременно во многих местах, и при этом сохранять свою идентичность, определяя субстрат пространства. Пространства четко разделяются и составляют пространство космоса.

В античном словесном творчестве отсутствуют такие понятия как воля, личность, индивидуальное тело; у Гомера не встретишь описаний внутреннего духа. Недаром тонкий знаток образов и нюансов культуры античности О. Шпенглер отмечал «непсихологичность» греческой культуры [8].

В античном мышлении мифологическая история уже способна создавать необозримую картину вглубь веков и вместе с тем приближать седую древность к настоящему [9]. Но значимость имеет первособытие, которое повсеместно вновь происходит. Это идентичное повторение. Этим обусловлена не-историчность античного мышления, поэтому бессмертие – пребывание в истоках. «Любой предмет и любое действие становятся реальными только тогда, когда они имитируют или повторяют некий архетип. Итак, реальность приобретается исключительно путем повторения или участия». Человек ощущал себя «самим собой только в той степени, в какой переставал им быть» [6 с.56,57].

В древнегреческом и римском обществах потребности в передачи информации не было, несмотря на хорошие дороги и отличную организацию путешествий, особенно в Риме. Потребность появилась только тогда, когда возникла задача связи центральной администрации с органами управления в провинции. Но по-прежнему связь была нерегулярной. Об этом свидетельствует переписка Цицерона [10]. Появлению элементов социальной идентичности отчасти способствовал рост бюрократического аппарата. Человек, обращаясь к официальному лицу, должен был указать имя, возраст, особые приметы. К примеру, греки носили только фамилию, связанную с обстоятельствами или характерной чертой. Например, Фемистокл – славный справедливостью или Платон – имеющий сильную широкую грудь или высокий лоб.

И вместе с тем античность - колыбель всех культурных достояний современного человечества и поэтому атрибуты внутреннего мира не могли ускользнуть от внимания великих мыслителей и философов прошлого.

Прежде всего, это касается осмысления «псюхе». У Гомера «псюхе» - это жизнь, дыхание, в VII в. до н. э. «псюхе» - уже материальная часть тела, активный источник жизни. У Пифагора душа перевоплощается в различные тела и выступает как самоценная часть. Внутренний мир вплетен в замкнутый круг идентичности рода. Характер человека отмечен Богом: в воинственном человеке живет Арес, «в воспылавшем любовью – Афродита, в практически мыслящем – Афина, в царственном – Зевс…» [6, с.122]

В греческой культуре позднего периода софисты уделяют не «по-античному» много внимания проблемам поиска себя, умению властвовать собою, автономии души, самопознанию, самопреодолению, самосовершенствованию (Сократ, Платон, Демокрит, Горгий, Антисфен).

Греческий и римский индивид стремится к разнообразию – он много путешествует. Лукиан восклицает: «Хочу познать природу звезд, луны и самого солнца, и наконец, что всего упоительнее в тот же день возвещать о Вавилоне, кто победил в Олимпии, а затем позавтракать, если случиться в Сирии, отобедать в Италии» [10, с.63].

Стремление к самопознанию проявляется и в желании читать. С V в. до н. э. развивается книжная торговля. За философские книги платили большие деньги. Со времен Александра Македонского появляются собственные библиотеки. Цезарь же хотел устроить публичную библиотеку.

В греческой поэзии, трагедии и биографиях индивидуальным личным переживаниям отводится немало места. Страх, стыд, вина, достоинство, совесть, выбор - тема для саморефлексии. «Пробужденное однажды и схваченное трагедией сознание уже не может вернуться к этическому спокойствию... Озадаченность отныне будет царить в его бытии и правит всем, даже бегством от себя» [11]. Д. Писарев так писал об античных мистериях: «Посвященный в мистерию вступал в здание с живейшим желанием узнать что-либо о вечности, о загробной жизни, и перед его глазами развертывались в рассчитанном порядке великолепные декорации и фантастические сцены, в которых он силился найти высокий смысл и действительно находил его при своем насильственном, напряженном состоянии» [12].

Философы-перипатетики занимаются человеческими характерами. В сочинении «Характеры» Феофраста описаны 30 типических черт характера. В этом сочинении нет морализаторства – это просто наблюдения.

Плутарх впервые описывает обычных людей, а не божественных или исторических, и отбирает их не по гражданским критериям, подвергает их поступки морально-психологическому анализу. Сенека заявлял: задача философии отыскивать истину обо всех делах – божественных и человеческих. Античность знакома и с автобиографиями Овидия, Проперция, Дамаскина, И. Флавия, Галена. Как отмечает известный исследователь автобиографий Миш: «в основе всякого, пусть даже обыденного самоотображения, какой бы эпохе оно не принадлежало, лежит мотив самореализации, прояснения и обретения духовной индивидуальности, самости, персонального эйдоса»[13].

В Риме в общественном сознании закрепляется понимание необходимости контролировать свое поведение. Человек не просто свободен, он - юридическое лицо, обладающее правами и обязанностями. Прослеживается связь цивилизованности и развития общественных отношений. «Смотри внутрь себя - это послужит залогом счастья» [14].

Даже этот беглый взгляд на огромный массив литературы об античности позволяет сформулировать следующие выводы:

  • Индивид принадлежит своему роду. В рамках рода индивид обязан контролировать и регулировать свое поведение. Он даже может влиять на ход жизни своего сообщества. Античный демократический институты создают такую возможность. С одной стороны, человек находится под защитой системы, с другой, - он уже может выражать собственную волю, что проявляется в школах, различных научных направлениях, духовных коллективных общностях. Правила поведения понимаются не как изобретения людей, а как действия нуминозных субстанций. Они составляют системы знаков, которые ясно устанавливают правила руководства жизнью.
  • На поздних этапах античного периода индивид обладает личной автономией, которую нужно уважать [15].
  • На наш взгляд, главным отличительным компонентом становления собственного Я, идентичности, самопознания, является на данном этапе умение самовыразиться с помощью созданных человеком искусственных способов. Ценятся умение выразить мысль в слове, в искусстве, а не только физическая сила или уподобление совершенству природы.
  • Коллективное и индивидуальное сознание хранит архетипы поведения, правила деятельности, труда, аннулируя исторические и личностные особенности. Коллективная память, хранилище трудовых, мыслительных, логических навыков, не фиксирует и, соответственно, не оценивает исторических событий как особенного феномена.
  • Античное мышление предлагает первые попытки философской и духовной интерпретации самосовершенствования, самообучения, влияния на других людей с помощью власти, воли, знаний. Эти попытки можно охарактеризовать как «праформы» человеческого знания о себе, содержащие нечетко сформулированное, но глубокое по содержанию, знание. Главной особенностью такого знания стало универсальное для всех людей содержание, которое при человеческой непосредственной заинтересованности могло приобретать разнообразные виды.

 


 

2.3 Средневековая Европа

Проблемы и кризисы идентичности были почти неизвестны для жителя европейского средневековья. Общество было строго разделено по социальным анклавам и оставалось практически немобильным. Большие институциональные структуры определяли жизнь, каждый получал свою идентичность на «блюдечке» [16]. Дом, отношения, семья, бракосочетание, положение в обществе были утверждены при рождении. Социальная иерархия строго определена. Каждому Богом отведено собственное место в сообществе, замечает Августин. Но в «Исповеди» он отмечает: «Что же я такое, Боже мой? Какова природа моя? Жизнь пестрая, многообразная бесконечной неизмеримости!» [17].

Церковь учила, что каждый должен жить сообразно своему положению. Более того, моральные качества и ценности - достояния людей высшего сословия. Считалось, что аристократы внутренне лучше и благороднее простых людей. Решающим было их высокое имя, а не их неблаговидные поступки. Подобная ориентация подтверждает то, что индивид еще не выделился из органической наследственной группы - круга родства, большой семьи, патронимии; ведь «родовитость, чувство рода были неотъемлемой стороной его самосознания.» «Государь сделал тебя свободным, но не благородным, ибо сие невозможно» [18].

Основной причиной такого «невнимательного» отношения к индивидуальности была твердая вера в христианство. «Никогда больше не возникало такого высокого и подлинно религиозного чувства, как в раннем средневековье» [19]. Красота русской иконописи «служит хорошим выражением высокого духа русской религиозности: она не имеет характера земной миловидности, но поднимает дух в сферу сверхземного бытия» [20]. Жизнь человека - это лишь имитация высшей реальности. Христианская картина мира не поглощает зрителя, а сразу же переводит его внимание на творца. Мировоззрение базируется не на очевидности, а на вере как исходной посылке ориентации человека в мире [9, с.58]. Человек, лишенный благодати, ничем не отличается от вещей, он тоже преходящ. Без благодати вопрос об идентичности человека решается в контексте простой смены людьми друг друга. Но Бог дал человеку разум и память и, таким образом, снабдил его потенциалом идентичности. Впоследствии Фома Аквинский продолжит мысль Августина с новой ориентацией: в распоряжении человека имеется способность воспринимать порядок, в том числе и порядок внутренней способности формообразования. Для того, чтобы разобраться во всех порядках, людям даны определенные органы и способности: интуитивное видение, восприятие, разумное познание, способность ценить время. Следовательно, уже можно говорить о появлении «рациональной идентичности» [21].

Мирская жизнь не имеет значительной ценности. Частности, повседневности человеческого опыта не были заметны для индивидуального сознания в тот период времени. В средневековье дом отделяется от остального мира дом, но внутри него нет стремления прятать свою повседневную жизнь. Постепенно появляются отдельные комнаты, замки, колокольчики для слуг.

Внешность, уход за телом, свой дом, своя семья - частные и незначительные вещи великого, божественного бытия, которое может быть и далеким и непонятным, но все-таки влияющим, в первую очередь, на индивидуальность. Как показал Л. Ладюри вера в бога может быть слабо ритуализирована и не затрагивать чувства верующих, но зато влиять на все многосторонние аспекты повседневности [22]. Жизнь отдельного человека - плохое или хорошее подтверждение библейских образцов или жизней святых. «Само» значимо, но как иллюстрация борьбы добра и зла, чести и бесчестия.

Одной из самых характерных иллюстраций отношения к вопросам индивидуального знания и самореализации является биография и автобиография. В средневековье - это Жития святых. Авторы житийственной литературы безразличны к точности, реалистичности, портретности образов. [23]. Жития святых сочинялись и записывались духовными лицами и хотя не являлись произведениями народного творчества, но адресованы самым широким кругам населения, вера в святых полностью отвечала склонностям простого человека, не разбиравшегося в христианских таинствах и богословских тонкостях. Простой человек хотел слышать, видеть то, что навязывала ему церковная традиция и в своем интимном, мистическом опыте находил те ситуации и образы, о которых ему толковали приходской священник и странствующий проповедник [18, с.163]. Но Жития святых были похожи друг на друга, т. к. авторы описывали не жизнь святых, а их святость [15, c .87].

Автобиографии в это время отсутствуют. Даже в позднем средневековье такие гениальные авторы, как Абеляр и Петрарка пытаются создавать образы, соответствующие общим образцам, идеалам. А идеал - экстракт существующего, отмеченный полной отчужденностью от всего болезненного, низкого и нечистого [24].

Для того времени характерна пространственно-временная детерминация частной жизни. Распорядок дня жестко однозначен и неукоснительно контролируется путем взаимной слежки. Часы, минуты не принадлежат лично человеку, четкая ограниченность круга деятельности практически полностью исключает самостоятельность действия и оценки происходящего.

Безусловно, средневековый взгляд отличается тем, что рассматривает личную жизнь как свидетельство идеала [25]. Несомненно и то, что практически нет представлений о соответствии самому себе, то есть о самоидентичности, но нельзя с абсолютной уверенностью, как это делает большинство авторов [16], заключать, что мысли об идентичности отсутствуют. Сам факт существования сравнительно-подчинительного отношения человека и Бога говорит о необходимости соответствовать идеалу, который создан коллективным человеческим умом. Например, молитва - это напряженное интеллектуальное общение с Богом, норма самооценки и самоуспокоения. Как отмечает В. Хесле, благодаря моей тождественности универсальным нормам, я всегда представляю собой нечто большее, чем в настоящий момент, ведь человеческое сознание не просто отражает мир, а вырабатывает то, что содействует его росту [26]. П.П.Гайденко, исследуя христианскую традицию, замечает, что человек средневековья вырван из космоса, оторван от природы, и такое противоречие создает первые сложности индивидуального бытия [27].

Стоит упомянуть и тот факт, о котором пишет Ж. Дюби [19]. Особую ценность в обществе молящихся, воюющих и трудящихся имеют молящиеся монахи - ведь именно они пекутся более других о соответствии их жизни канонам божественного бытия. Молитва - беспрестанное испрашивание помощи у Бога, одушевление идеала, чтение высших истин, высвобождение духовной энергии (Дж. Мюллер, В. Г. Майерс). Особое значение имеют духовные ордена, братства. Не признается закрытым для посторонних глаз и общение с Богом. В раннее Средневековье молитву полагалось возносить не про себя, но вместе с другими. Вслух же требовалось читать и божественные книги, вплоть до XIII века публичной была и исповедь [28]. В монашеской молитве надо уже научиться управлять различными стремлениями своего духа, чтобы избранный идеал мог спаять их воедино. Для этого надо найти минуты молчаливого размышления, уединения, воспитывать сосредоточие мысли. Потому настроение непрерывной молитвы воспитывало самоуглубление.

Таким образом, в раннем Средневековье формируются первые элементы идентичности - соответствие личности идеалу, осмысление внутреннего Я, приобщение к духовному («всеобщее» без биологических и материальных констант).

Осмысление «внутреннего» Я в средневековье происходит как понимание души. Душа - это невидимая, нефизическая целостность, составляющая важнейшую часть индивидуального персонального существования. Самоисполнение в жизни зависит от души, т. к. от ее состояния зависит путь или в рай или в ад. Для души реален тот мир, который она создала сама, из своей мысли, своего чувства и воображения. Стоит захотеть и можно отвернуться от низкого, чувственного мира и вознестись к миру Духа, Любви, Мудрости, Бесконечной Жизни и сделать его своей обителью. В размышлениях о бесконечности – источник развития разума и человеческого интеллекта.

И все-таки, на данном историческом этапе рефлексия по поводу собственного мирского бытия почти отсутствует, т. к. человек непосредственно вовлечен в ритмы природы, дистанция между городом и деревней будет отчетливо ощущаться только в городе, преобладает циклическое восприятие времени и аграрный уклад бытовой жизни.

Теснота – важный показатель частной жизни и менталитета средневековых горожан и селян. Она не ощущалась как нечто дискомфортное, а была естественным выражением солидарности, чувства общности, душевной близости и взаимной привязанности.

Ситуация выбора форм и образов в культуре не просматривается. М. Баткин настаивает на том, что средневековая персона свободна только в том, чтобы следовать благому пути или уклониться от него, вести себя образцово или впасть в соблазн пре-ступления. Выбор существует, но между заданными образцами - образцами ровно возможными, ровно допустимыми и ровно достойными [29].

В XII веке «…экспансия ускоряется. Признаком ее нарастания служат крестовые походы. Возникают новые деревни, цветущие поля, виноградники, появляется и новое действующее лицо, которое вскоре выдвинется на самые первые роли, это деньги... Повсюду брожение и стремительное развитие... и сама мысль о замедлении невыносима» [19, с.82]. Божественная картина мира усложнилась, в ней появляется третья реальность - страшный суд (Ф.Арьес, Ж.Дюби, Ж.Гофф). Не вдаваясь в частности этого значительного культурного феномена, отметим, что с появлением страшного суда жизнь оценивается в каждом отдельном случае согласно тем поступкам и вкладам человека, которые были совершены на ее протяжении. Личность, бытийствующая в «большой» христианской эсхатологии, уступает место личности в «малой» эсхатологии.

Внедрение разнообразия в религиозную картину естественно, ведь божественное не может быть сведено к одному какому-либо свойству, оно должно означать целую группу свойств. В выявлении какого-либо одного из них люди различного склада и характера могут найти свое призвание. Разнообразие проявляется и в реформаторстве церкви.

Таким образом, проблема выведения из одного социального идеала множественной жизни, из одного духовного центра личной участи появилась задолго до ее социально-научного оформления. Именно в то время Ж. Гофф отмечает появление в общественном сознании двух важнейших составляющих личной жизни: времени и призвания [30]. В проповедях Бертольда Регенсбургского (любимого персонажа «анналистов») выделены следующие христианские личные ценности: персона, служение (должность), время, имущество. Они составляют единое целое.

Введение многообразия проявляется и в интерпретации общества как целого. В проповеди Б. Регенсбургского «О десяти хорах ангельских» отмечены уже не три, а десять сословий: 1) священники с папой во главе; 2) монахи ; 3) мирские судьи ; 4) те, кто изготовляют одежду, обувь ; 5) ювелиры, кузнецы монетчики плотники, каменщики ; 6) все, занятые торговлей ; 7) продавцы пищи и питья ; 8) те, кто производят зерно, вино ; 9) те кто занят лекарским делом ; 10) те, кто отпал от христианства - «актеры, барабанщики и как еще их там называют» [18, с.214].

Сдвиг происходит с появлением нового чувства длительности и полноты каждой индивидуальной жизни. Все события на жизненном пути имеют моральное и духовное значение. Цель в жизни становится индивидуальной ,и это придает смысл каждому совершенному поступку. Происходят соответственно и изменения во взглядах на смерть. Ф. Арьес пишет: «Происходит открытие индивида, осознание в час смерти или в мысли о смерти своей собственной идентичности, личной истории, как в этом мире, так и в мире ином» [31]. Изменение в религиозной практике по направлению к более индивидуализированному опыту выражается и в практике распространения конфессий [31].

В XVI веке озабоченность индивидуальным путем в жизни оборачивается тем, что земные художники изображают себя вместо святых, укореняется привычка к личному чтению, раскрывается радость наслаждений, игры, богатства, хорошей кухни и человеческого тела. Расцветает рыцарская, куртуазная культура; происходит явный всплеск внимания к чувственности, эмоционально-интимной стороне отношений. Возрастает значение персонифицированной переписки, самооценок и самоанализа. Интересно отметить, что в обществе признается широкий круг куртуазного общения – это и господа, и слуги, правда четко очерчиваются его пределы и выстраивается собственная иерархия [33]. Высокое чувство Любви не знает социальных перегородок! Граф обращается к простой горожанке со словами «Ваша милость». Если простой горожанин хочет завоевать сердце знатной дамы, ему следует компенсировать отсутствие знатного происхождения иными качествами – благонравием, богатством [33]. Любовь не может быть достигнута без мук и страданий. Вместо христианского самосовершенствования утверждается самосовершенствование на земной почве. Куртуазная любовь характеризует искусство жить, представляет кодекс хороших манер и идеальных норм поведения на земле. Она влияет не только на последующее развитие всей европейской культуры, но позволяет выбирать любовь, даму сердца, исходя из своих индивидуальных духовных потребностей, что провоцирует условия для дифференциации страстей, аффектов, переживаний (Ж. Дюби, Ю.Л. Бессмертный, Г. Гинзбург). Любовь - идеал, а не прижизненное, реальное воплощение, ценна игра, а не сам результат обладания любимой.

Расцветает искусство, в котором художники «впервые с восхитительным достоинством провозгласили, что великий художник сам является принцем и имеет право, подобно самому Богу, свободно творить все, что захочет»[19, с.296].

Пока это не ницшеанское безрассудство. Петрарка в своих произведениях показывает, что самосовершенствование и самопознание - средства понять христианский идеал человеческого совершенствования.

В это же время в литературе появляются первые сюжетные линии, с разными персонажами, каждому из них отведено свое время и место.

Длительный процесс вызревания наук о природе и жизни тоже начинается с XIII века. Началом его была революция в развитии зрения, связанная с прогрессом в оптике и изобретением очков. «Построение линейной перспективы расширило поле зрения по горизонтали и тем ограничило господство в нем вертикали. Астрономия и астрология отдали земле власть над звездами... Лишь великие открытия, особенно научная революция, совершенная исследователями от Коперника до Галилея, от Гарвея и Декарта до Ньютона, сделают необратимой и всеобщей перестройку ценностных ориентаций» [33].

Стабилизируется практика присвоения имен. Имя – это важный социальный знак, определявший положение человека в обществе. Оно всегда отмечало принадлежность его носителя к определенному роду или семье. Мужчины теперь всегда носят имя всей семьи (фамилию), а женщины меняют ее с замужеством.

Важно то, что человеку дают имя на всю жизнь по выбору, а не передают, исходя из семейной последовательности имен, как было ранее. Обычно присваиваются христианские имена, т. к. христианское имя утверждает христианскую модель поведения, а христианская вера обеспечивает прочный базис единой, длящейся и наполненной смысла человеческой жизни. Что же касается присвоения фамилий, то их семантику можно классифицировать по четырем типам:

  • географическое положение дома (например, Вильгельм Оранский, т. е. Вильгельм из Орана);
  • родовая фамилия (Джонсон - сын Джона);
  • профессия (Петер-Кузнец);
  • личные, например физические свойства (Толстый).

Однако с расцветом городов и возникновением слоя интеллигенции, под покровом традиционной корпоративной этики, давала о себе знать тенденция санкционирования возможности формирования в человеке индивидуальности. Блистательно исследован распад средневековой идентичности и возникновение новой бюргерской идентичности у И. Хейзинги [25].

В средневековой Европе, таким образом, основные компоненты идентичности были определены строго в соответствии с жизнедеятельностью социальных институтов. Средневековая ментальность не отличалась интересом к уникальности индивида. Для идентификации большинства не было ни подписей, ни автографов, никаких документов, в протоколах судов возраст определяется как " N лет или около того."

Появилась практика индивидуального участия в церковном ритуале, суда за индивидуальные деяния в течение жизни. Возникает интерес к индивидуальному обыденному жизненному пути и к межличностным повседневным отношениям. Самоизучение, самоуглубление с помощью молитв, мыслительное исследование собственной души организуют мыслительную активность тех времен. Тем не менее, групповое сознание преобладает, а индивидуальное - находится под сильным воздействием различий в социальном происхождении и статусе.

Средневековый период можно охарактеризовать как время самоорганизации путем интегрирования всеобщих духовных оснований человеческого бытия. Самосовершенствование, духовное саморазвитие составляют основу идентичности. Детерминированность всеобщей практики позволяет строить единую всеобщую модель поведения (в локальных рамках). Уже задана общая модель, по которой можно идентифицировать собственное бытие, в которой личное время выступает как часть всеобщего развития.

Средневековый период демонстрирует, как социальная и духовная жизнь постепенно дифференцируется. Сначала религия простирается на все, что социально, социальное становится религиозным. Потом функции политические, экономические, светские становятся самостоятельными, образуются самостоятельные подсистемы, имеющие собственные свойства и цели.

Намечаются сдвиги в информационной среде общества, которые влияют на становление идентичности. Информационные потоки охватывают единое общее пространство – например, латынь способствует складыванию единого информационного пространства культуры. Книги, хотя скорее исключение, чем правило, занимают достойное место в жизни элиты т. е. в той среде, где осуществляется организация и контроль за общественной жизнью.

 


 

2.4. Коллизии эпохи Возрождения

Есть эпохи, обладающие особой притягательной силой. К их числу принадлежит эпоха Возрождения.

Драматические социальные изменения, борьба за национальную независимость, распространение религиозных разногласий, повышение социальной мобильности, общий экономический подъем, расцвет городов, становление новых экономических и торговых путей, географические открытия - все эти изменения не могли не повлиять на развитие новых качеств идентичности. Все виды социальной активности: товарные, денежные операции, рождение новых мануфактур соединились в практике правящего слоя, в деятельности одних и тех же лиц, которые вели торговые и ростовщические операции невиданного ранее размаха. «Эти же гибкие, осведомленные, масштабно мыслящие дельцы возглавляли самые влиятельные цехи, ведали казной и правосудием, командовали крепостями, ездили в посольства. Такое многообразие незатвердевевших социальных ролей обеспечивало правящему слою устойчивость и выковывало в его среде блестящих людей, более того создавало общую атмосферу, в которой высоко ценились индивидуальность и незаурядность» [34].

Рене c санс в Европе не был случайным явлением, он имел прочную основу, корни которой переплетались в многослойной городской почве, перепаханной героической эпохой коммун еще в XIII веке [34, с.380]. Гуманисты не чувствовали себя чужаками и одиночками. Культура вырастала не из теснимых и бунтующих, а из уверенных в себе. Гуманистическая мысль росла вместе с ростом городов, развитием гражданской жизни, расширением информационных путей, передачей культурных достижений от одних коллективов другим. Города становятся центрами созидания, без которых человеческая жизнь груба и дика. Назначение человека - создавать своими руками множество вещей, развивать социальные связи, без которых нет свободных граждан. «Быть флорентийцем - быть свободным, а не рабом» [35].

Распространяющиеся повсюду дифференциация и разделение труда создают «точки роста»,концентрации деятельности, властные центры, где, в свою очередь, происходит интеграция связей, вырабатываются универсальные принципы коммуникации и движения вперед. В некоторых местах концентрируется крупная промышленность; она работает для всей страны, области. В крупных городах концентрируются активные силы управления, искусство, литература, крупные кредитные операции, в больших гаванях - ввоз и вывоз товаров. Сотни маленьких местечек благоденствуют и возрастают. Зарождающееся в одной точке развитие передается другим с помощью и в виде информации, умножая внутрисоциальные отношения..

Одно из главных отличий эпохи Возрождения - новое открытие античных традиций, прошлого. Но именно в этот период отмечается переосмысление прошлого. Если для средневековья античность - авторитет, который принимают всерьез, которому следуют без дистанцирования, то для Возрождения античность - идеал, которым восхищаются эстетически, но более не авторитет [36].

С эпохой Возрождения появляются зачатки эволюционной мирской истории, в которой будущее строится на основе прошлого и настоящего, происходит критический анализ мирских дел, обнаруживаются сходства и различия в истории. Несмотря на саму возможность «отличия» от другого и появляющуюся возможность разнообразия, главной целью мыслей и рассуждений об истории все же остается поиск вечного, абсолютного, неизменяемого единства. Для Маккиавелли таким единством становится природа человека. Сходство народов определяется постоянством человеческой природы. Таким образом, мыслители эпохи Возрождения не выходят за рамки классического субстанциализма, сформированного Средневековьем. И все же появляются новые нюансы в отношении к истории.

Двумирность меняет свое обличие. Теперь - это уже не потусторонний мир Бога и реальный мир человека. Теперь - это мир творца, художника, мир легкого, бескорыстного, человечески утверждающегося существования и противоположный ему мир реального, повседневного, известного и скучного.

Человек как бы сам продуцирует свое вечное парение между двумя мирами, для того чтобы производить и проигрывать для себя проблемы онтологии души, а затем вечно решать их. Возникает внутренняя самоотнесенность. Надличные матрицы превращаются во внутренние голоса. Готовые формы могут мешать индивидуальности, но они же помогают ей стать [11, с.158-159].

Эстетически игровая позиция провоцирует эклектизм, множественность. Мы уже знаем, что множественность - непременное условие в процессе становления самопонимания. Возрожденческий эклектизм - влюбленность во всех богов; она порождает желание все испробовать, ко всему приобщиться, она порождает новое ощущение телесности. А. Ф. Лосев отмечает, что в эпоху Возрождения не было ни «античного субстанциального понимания тела как только тени, ничтожного подобия вечного и вполне сверхтелесного мира. Возрожденец всматривается в человеческое тело как в таковое и погружается в него как в самостоятельную эстетическую данность. Не столь важны были происхождение этого тела или его судьба, эмпирическая или метафизическая, сколь «его самодавлеющая эстетическая значимость, его артистически выражающая себя мудрость» [36, с.54-55]. Потрясающий плюрализм эстетических и культурных форм Возрождения до сих пор поражает воображение.

Возрожденный интерес к человеческому телу объясняется активизацией деятельности. Жизнь деятельна, что находит отражение в артикуляции мускульной телесной силы, движения (Микеланджело).

Но для Возрождения характерен не только телесный антропоцентризм, но и совершается автономизация человеческой личности.

Автономизация закрепляется в социальных структурах.

Прежде всего, меняется социальный статус элиты. Благородство, достоинство перетолковывается, истинное благородство достигается совершенствованием, обладает ценностью, но ни в сакральном или феодальном смысле. Благородство - овладение ученостью, словесностью. Сословные критерии определения положения индивида в обществе не всегда подходят. Например, Микелеанджело разговаривал с папой, не снимая войлочной шляпы [35, с.84]. Величие души - врожденное качество, оно дано не каждому и не обязательно представителю высшего слоя. Божественная природа может дать одному возможность возвыситься, а другому нет. Не социальная сущность, не статус, а личные качества делают человека персонажем истории.

Для того, чтобы достичь величия души, необходимо преодолеть природные недостатки путем самовоспитания. Формируется новый тип личности. Независимость, способность накладывать отпечаток на всеобщее, несопоставимость, оригинальность, качественная несводимость - вот те качества, которые необходимы в эпоху перемен.

«Самая прекрасная способность человека,

пожалуй, состоит в умении

помыслить некое совершенство,

превосходящее все, что он может

извлечь из собственного опыта» ( Уго Фосколо) [34].

Каждый новый этап социально-экономического развития означает расширение доступного человеку физического и социального пространства. Любая социальная общность, с которой индивид связывает свою социальную идентичность, локализуется в определенном физическом пространстве и имеет территориальные границы [37]. В эпоху Возрождения разворачивается небывалое ранее завоевание новых территорий.

Пространственные признаки индивидуализма обозначили себя в появлении частных помещений, предназначенных для одного человека: кабинеты ученых, частные капеллы, одиночные кельи в монастырях.

«Приватизация» пространства означает не только рост территориальной и социальной мобильности, но и влечет за собой перемены в осознавании и значимости времени для индивида.

Важнейшим сдвигом в общественном сознании стало изменение интерпретации личного времени. Время - важнейший фактор земного бытия приобретает моральный смысл, в нем реализуется свобода воли, направленная к самосовершенствованию и его активному утверждению в мире. Ф. Датини, европейский банкир того времени, утверждал: «Тот опережает других, кто лучше умеет тратить свое время» [34, с.113]. Время стало «героическим». Свое время отдать нельзя! Владеть им можно только позитивно. Владеть временем - прежде всего учиться мыслить. Неистовая страсть к знанию, нетерпимость к пустому времяпрепровождению, умение трудиться, стремление заполнить свободный час книгами - вот высшее блаженство, доступное лишь человеку, хотя и не каждому. XV , XVI века - не только время купцов и дельцов, но и гуманистов. Социальный статус гуманистов был лишь малоосязаемым, зыбким следствием статуса гуманитарной личности. Именно гуманисты вырабатывали новый тип культуры и личности, столь необходимый для бурных и быстрых завоеваний. Умение распоряжаться своим временем и собой по велению личной судьбы - предварительное условие, чтобы стать гуманистом.

Плюрализация социальной жизни приводит к необходимости находить универсальные критерии поддержки, опоры для «Я» [38]. В XV , XVI веках выражалось это, прежде всего, в религиозной и политической практике. Уже приходилось выбирать между католиками и протестантами, оставаться ли на родной земле или пуститься в далекие плавания, делать выбор между различными политическими группировками при монархе. В эту эпоху человек стремится найти точку опоры уже не столько в космосе или в Боге. Он вырос в себе самом, в своей углубившейся и расширившейся душе и в своем открывшемся в новом свете теле, через которое ему видится новая телесность вообще. Абсолютизация личности стала для него Вселенской точкой опоры [27, с.272]. Ренессанс избавил человека от негативного сознания, дав тем самым ему возможность собраться с силами для разнообразной деятельности [21].

В быту не хватает духовного общения только с Богом. Общение в повседневной жизни определяет общественную спокойную жизнь. Быстрые радикальные перемены вызывают потерю способности спокойно общаться. Теряется язык коммуникации, все становится чужим, происходит разлад с самим собой. Чтобы ликвидировать эту негативную тенденцию, требуются новые культурные и духовные усилия по созданию новых способов, уровней коммуникации - среды, где «спокойно» можно найти себе социального партнера. Поэтому важейшим культурным, социальным феноменом становится появление малых кругов общения. Где нет малых коллективов, нет большой культуры [39].

В эпоху Возрождения эту роль выполняют уже забытые со времен античности кружки. Создаются малые коллективы, связанные родством, симпатией, традицией, где каждый может проявлять себя, беседовать, а значит и мыслить. Члены таких кружков достаточно хорошо образованы: со времен XII века круг изучаемых наук - грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка [19]. В Италии появляются неофициальные научные сообщества – «Академия кошки», «Академия лопаты», последняя до сих пор существует во Флоренции, кружки, объединяющие художников и скульпторов (например, кружок «Горшок», членами которого были Микеланджело и Леонардо да Винчи). С этого времени важнейшее место в каждодневной жизни занимает переписка - например между Т. Мором и Э. Роттердамским.

Безусловно, новое разнообразие эпохи Возрождения не обошлось без изменения информационной структуры. Она развивается в экономической, торговой деятельности, с ее помощью контролируются стратегические ситуации, например, системы сбора информации о рынке в Венеции. Становление информационной структуры естественно формирует разнообразие в мыслях, на практике, что служит основанием для появления самой проблемы идентичности. С другой стороны, наладившиеся новые информационные связи объективно приводят к дальнейшему расширению и разнообразию информации. Изобретение и использование печатного станка открыли путь для новой эры – эры книг и газет. По последним историческим данным, в период с 1450 по 1500 годы было напечатано около 20 млн. книг в мире [40]. В книгах содержались тексты не только религиозного содержания, но и печатались Вергилий и Дж. Боккаччо, истории из греческой мифологии, позже большую популярность приобрели книги исторического и юридического содержания.

Характеризуя эту эпоху, нельзя обойтись без традиционного обращения к Маккиавелли. Певец и вдохновитель идеи нового, современного нам человека, он усмотрел и пропагандировал идеи, ставшие поворотными для персональной жизни. Появление новых моделей социальной активности было связано с постановкой новых задач перед индивидом. Он должен был владеть искусством предположения: рассчитывать риск и балансировать между альтернативами, ему нужны были точный расчет и осмотрительность. Открытость планирования индивидуального будущего, «колонизация будущего», обеспечение безопасности собственной жизни путем обдумывания своих поступков, предвидение и постоянный самоконтроль - вот качества, к которым призывал мастер политических трактатов. Формула индивидуальной независимости означает, что надо жить свободно, без оглядки, вести себя по-своему, не принимая чужого, заниматься делами на собственный манер. «Честолюбивые люди, недовольные своим положением в жизни, к которому их призывал создатель, идут на риск, чтобы обрести скоротечную славу на этой земле» [9, c .238]. Сам же Маккиавелли наивысшее наслаждение испытывал от общения с книгой. Не молитва, а личное чтение позволяет забыть о всех невзгодах, смерти и позволяет ощущать себя Человеком.

В эпоху Маккиавелли открывается и другая сторона человека. Действовать – значит вставать на чью-то сторону, с кем-то объединятся, принимать решение. Противоборство жизни созерцательной и активной, деятельной придает новые оттенки, порождает сомнения и страх (скульптура Давида Микеланджело). Человек продает себя неумолимому властелину – Действию, он теперь будет распоряжаться каждым часом, все ускоряя гонку. Процесс развития практики положил конец анонимности. Субъективность перестала стыдиться самой себя, интимные жанры литературы - дневники, биографии, автобиографии прочно входят в повседневную жизнь. В них человека часто именуют - единственным (singolare), уникальным (unico).

В ходе развития деятельности происходит образование коллективов на основе личной воли и желания, формирование групп, существующих на ограниченном историческом этапе. Создание таких коллективов приводит к формированию правил организации сообществ, необходимости создания коллективных символов, образцов, моральных принципов внутри коллективов. Появляются коллективы вне естественных территориальных границ, необязательно из потребностей традиционного социального или экономического доминирования.

Человек Возрождения - автор, а не медиум, впервые его стали именовать гением.

Но было бы несправедливо оптимистически однобоко оценивать самосознание людей Ренессанса. Трагизм и ничтожество человеческой души становятся известны возрожденческим авторам. Пробивают себе дорогу самокритика, осознавание границ абослютного самоутверждения, абсолютной мощи (в основном уже в позднем Возрождении, например, у Шекспира).

Таким образом, для идентичности появились следующие проблемы. Во-первых, стабильность социальной структуры была нарушена, и социальный базис идентичности стал подвижным и проблематичным. Жизнь в большей степени зависело от случая, нежели от рождения, богатство вступило в противоречие с наследуемым знатным положением. Во-вторых, социальная мобильность создала много стрессовых ситуаций, прежде всего, в становящейся коммерции. В-третьих, перестала существовать единая, религиозная модель в рамках стабильного общества. Выбор уже мог быть не задан заранее [41]. В-четвертых, стремление к автономии привело к секуляризации и автономизации всех форм духовной деятельности: науки, философии, искусства. Пришел мир, в котором традиционные устои рушились; исход человеческих действий был неопределен, былые ценности перемешались с новыми; в поворотные моменты жизни требовался индивидуальный выбор.

Таким образом, в эпоху Возрождения проблема идентичности была сформулирована в новых терминах субъективного времени, уникальности, неповторимости телесного и духовного, необходимости принимать решение и действовать самостоятельно.Проблемы эти сформулированы уже на уровне обыденного сознания.

Поскольку институт веры перестал служить универсальным критерием идентичности, поскольку растет социальная мобильность, в которых личные достижения открывают путь к жизненным высотам, возникают зачатки проблем, связанных с идентичностью: смысл, выбор, методы самопознания и саморефлексии.

Человек - более не ничтожное грешное существо, живущее только лишь для того, чтобы обрести себе спасение в будущей жизни, а чудесное создание, обладающее красотой, могуществом, отвагой, мудростью, верой в себя, - с разумом и волей и внутренней силой строить мир, наполненный плодами человеческого созидательного интеллекта.

Однако коренные изменения на практике и в сознании того времени не распространялись быстро и повсеместно. Медленная, «недвижимая история» для «безмолвствующего» большинства сохраняла свои права.

 


 

2.5. Эпоха Нового времени – период индивидуализации, атомизации общественной жизни

XVI - XVII века, с одной стороны, время медленной истории, а, с другой стороны, - период бурных внутренних изменений [42]. Великие географические открытия в XVI – XVII веках стали достоянием повседневного сознания. Процветают торговля, происходит становление первичных экономических мировых связей (Ганзейские города). Религиозные войны, народные восстания – свидетельства активизации политической жизни. Политика перестает быть уделом избранных. Модель политики жизни по Маккиавелли проникает в обыденное сознание. Мир становится разнообразным для самых широких масс, а не только в элитарных кругах. Для простого человека проблема выбора становится повседневной. Атомизация общественной жизни свидетельствует о разрушении традиционного порядка.

Эти изменения проявляются, прежде всего, в философском и общегуманитарном восприятии жизни индивида. Свидетельствуют об этом философские, политические и литературные произведения того времени. Все гении от Макиавелли до Шекспира, от Декарта до Беркли - размышляют над перипетиями одного героя – Человека, наделенного уникальной судьбой. Реформация вызывает научную и идеологическую революции XVI – XVII веков.

Важнейшей вехой на этом интеллектуальном поприще становится появление концепции «скрытого Само». В каждом человеке живет внутреннее Я, скрытое от других, которое может не проявляться в социальном поведении. Это внутреннее Я трудно определить т. к. за ним трудно наблюдать. Настоящие мотивы, интенции спрятаны внутри Я.

Идея не возникла на пустом месте. Противоречие между видимыми феноменами и скрытыми реальностями - тема для размышлений философов со времен Платона. Христианство углубило это противоречие. Но в эпоху Нового времени оно приобрело новый смысл на индивидуальном уровне. Уже возникает проблема разделения феномена индивидуализации, идентичности и рефлексии. Противоречие между феноменом и ноуменом в XVI веке сказывалась на поведении индивида: он мог скрывал себя, избегая общества, становился лицемером, притворщиком. Это время было наполнено претензиями, перевертыванием устоявшихся порядков. Необычайной популярностью пользуется театр. Характерно появление театральных персонажей с ярко выраженными индивидуальными чертами. Черные мессы, которые священники служили стоя на голове, культы Сатаны, фобии и фантазии, эмоции, проявляющиеся в народных бунтах и поисках рая на земле (освоение Америки) выражают человеческое стремление познать себя и пока еще неосознанный страх перед таким познанием [42].

Именно в это время великий французский философ Рене Декарт объявляет, что самопознание, сомнение - высшие ценности, самознание - самая надежная и безопасная реальность. Этому знанию можно доверять, ведь оно выводится из эмпирических свидетельств. «Нет более достоверного знания, как познание самого себя» [43].

Другой не менее великий француз Блез Паскаль не обошел вниманием антропологическую проблему. Он был далек от голого энтузиазма современников. Будучи великим естествоиспытателем, Паскаль писал, «Я вижу эти ужасающие пространства Вселенной, которые заключают меня в себе, я чувствую себя привязанным к одному уголку этого обширного мира, не зная, почему я помещен именно в этом, а не в другом месте, почему то короткое время, которое дано мне жить, назначено мне именно в этой, а не в другой точке целой вечности, предшествовавшей мне и следующей за мной. Я вижу со всех сторон только бесконечности» [44, с.138].

Паскаль, как никто из его современников чувствовал, насколько человек хрупок и в то же время велик. Он понимал, что величие человека проистекает из человеческой способности к адекватной самооценки, ведь свое несовершенство люди видят «также ясно, как видит Бог». У человека есть способность самопревосхождения. «Дар понимания человеком сообщаемой ему вести о его греховности, вине, духовном несовершенстве отличает его от остального мира. Этот орган духовной жизни человека, позволяющий ему различать добро и зло, сдерживать страсти» – это совесть [44, с.134]. Совесть мучает человека, мешает ему быть самодовольным и подвигает его на бесконечное совершенство. Совесть - это первичная инстанция индивидуального сознания. Совесть появляется как саморефлексия, как упорядочивание внешней среды для внутренней жизни.

Интерес к индивидуальности - главное свойство того времени. В концепциях выделялись следующие характеристики индивидуальности:

  • решающее значение имеют уникальные свойства или способности индивида;
  • каждая индивидуальность имеет свою собственную судьбу или потенциал, свой жизненный путь.

В XVI веке намечается особый интерес к автобиографической литературе: семейные хроники, исповеди кальвинистов, пиетистов, профессиональные автобиографии, частные хроники, рассказы о путешествиях. Отличительной особенностью этого жанра становится описание с предельным вниманием и тщательностью частных особенностей жизни [45]. В автобиографиях значительное место отводится описаниям внешности, поведения, списку друзей и врагов, личным привязанностям, пристрастиям в еде и одежде, манере ходить и вести разговор, «ангелам-хранителям» и курьезам жизни. Повышенный интерес к индивидуальности отмечается и в биографической литературе. Если ранее биографии посвящались только святым или героям, то постсредневековая биографическая литература - это жизнеописания обычных людей. Биографы должны представлять факты и рисовать точный портрет индивида [46].

Следующим признаком движения в сторону индивидуализации стало ослабление кровно-семейных уз. На место утраченного уважения и доверия к главе семейства приходило уважение и преклонение перед государством, перед главой государства. Организация общества как системы семей уступила место сиcтеме, организованной по принципу «Индивид сам по себе». Этот исторический феномен стал важнейшей основой становления посттрадиционного общества, в котором проблема идентичности становится все более актуальной. Несмотря на распространенное убеждение, что в XVI - XVII веках традиционная система построения общества уступает место индустриальной, на наш взгляд, суть социальных изменений состоит в другом. Индивидуализация (результат индустриализации) проявляется в постепенном уходе от семейной традиции. На смену семейно-локальным традициям приходит более влиятельная и универсальная традиция, более высокого социального порядка, более успешной организационной формы – национально-государственная традиция. С одной стороны, она освобождает человека от пут и зависимостей прежнего порядка, с другой, - создает более универсальные способы контроля и подчинения. В ее распространении проявляется необходимость обобщенного понимания прошлого, интерпретации места человека в прошлом.

Процесс индивидуализации и ее вербального осмысления просматривается во многих социальных структурах того времени.[1]

Немаловажным проявлением атомизации и индивидуализации является распространение в пуританской религии такой человеческой черты как «самообман». Чрезвычайно строгие требования к моральному облику как к единственному средству успокоения души не всегда выполнялись, но стремление увидеть себя среди избранных специально культивировалось и было велико. Пуритане имели стойкую тенденцию к ханжеству и неверной саморепрезентации. Поскольку допускается возможность самообмана, самоосознавание неисчерпаемо для человеческой рефлексии. Самознание - процесс становящийся, возможно никогда не доступный обычному человеку, но обеспечивающий временное самоуспокоение. Этим объясняется беспрецедентное количество дневников в среде пуритан [45]. Дневники - это способ понять человеческую душу. Душа стабильна и неизменяема в своих сущностных свойствах (влияние исторического субстанциализма). Состояние души - то, что можно обнаружить или понять, но не изменить или сотворить. Самопознание в связи с этим концептуализируется в метафорических терминах - искания того, что уже существует или иллюзорно. Это то, что впоследствии получит название верхушки айсберга человеческой бессознательной жизни.

Одной из важнейших основ становления идентичности всегда был процесс приобретения «своего», «частного» (приватизации) как фундаментального права каждого на частное владение, на личную, невидимую для других жизнь, на право побыть наедине с собой. Самым подробным образом этот процесс был изучен в трудах Н. Элиаса и Ф. Арьеса [48, 49]. Мы будем касаться его не раз в связи с нашей темой.

Арьес утверждает, что до XVII века почти никто не бывал один. Персональные комнаты, обеденные приборы, личные книги появляются только в XVIII веке. (Для Броделя это еще одна причина разграничивать историю на до XVIII века и после.) Но Элиас показывает в "Процессе цивилизации" постепенность этого исторического движения [49]. С конца Средневековья идет процесс, который немецкий исследователь назвал цивилизационным. Он выражался в перестройке структуры личности и системе ее отношений с другими. Среди внешних симптомов - изменение права и бытовых привычек, происходившие в высших слоях общества, и затем распространявшиеся на более широкие круги. Этот цивилизационный процесс вел к обособлению аристократии как культурной элиты, к росту самосознания и к желанию обособиться (особенно в среде « верхов»).

Потребность и культивирование частного сектора в повседневной жизни - длительный процесс аккультурации, приручения и самообуздания. Первичная причина его не в индивидуализации, а в построении новых социальных отношений между индивидами, которые действуют сами по себе как универсальные и в то же время одинаковые, похожие на других члены общества и государства. Процесс цивилизации шел постепенно и неравномерно, но его значение - в формировании нового типа личности – «автомизированной», обособленной, уходящей в себя и к себе. Элиас замечает, что процесс внутреннего самодисциплинирования провоцировал психологические противоречия и стрессы уже в те времена. Все большее разделение на частное и публичное, на свое и общественное отделяет «Само» от общественной системы.

Логическим и теоретическим следствием индивидуализации и «приватизации» становится изменение отношения к смерти, которое всегда выражает перемены в осмыслении идентичности (Ф.Арьес, А.Гуревич). Происходит осмысление «индивида, осознание в час смерти или в мысли о смерти своей собственной идентичности, личной истории, как в этом мире, так и в мире ином» [48, с.290]. Средневековая анонимность изживается, возникают эпитафии, надгробные изображения, мысль о смерти становится трудно переносимой, люди боятся как жить, так и умирать. Такое отношение к смерти выражает заботу об индивидуальной судьбе и желание проявить эту заботу, отразить ее в жизни и в символах.

Изменения, связанные с процессом индивидуализации, касаются и семьи. Они модифицируют отношения внутри семьи как той главной среды, в которой оформляется индивидуальность. Это относится к изменениям в выборе супруги или супруга, а также отношения к детям. Супруг выбирается, скорее исходя из личных достоинств, нежели по настоянию старшего в семье [50]. На детей начинают обращать внимание в связи с необходимостью формировать судьбу каждого. Ф. Арьес отмечает появление в XVI веке двух концепций детства.

Первая рассматривает ребенка как очаровательное существо, нуждающееся в защите и воспитании. Во второй концепции ребенок рассматривается как несформированное создание, имеющее потенциал стать хорошим или плохим. Взрослые должны заботиться о том, чтобы он вырос хорошим. На практике это означало необходимость появления социальных институтов, выполняющих эту функцию. Э. Айзенштейн показывает связь внимания к детству с появлением и распространением печатной продукции. Печатное слово, литература сделали ребенка ребенком, разделив мир взрослых и детей. Для прочтения книг требуется овладение специальным кодом – чтением. Для этого необходимо развитие умений, но до тех пор ребенок не получает той информации, которую может получить взрослый человек. Мальчиков XVII века отдают в школы для того, чтобы обучать не в ходе практического освоения, а с помощью символов [40, 52].

Внимание к внутреннему миру создает новые требования к воспитанию детей.Например, пуританская идеология воспитания ребенка сводилась к тезису о том, что дети изначально безнравственны и нуждаются в строгой опеке [52]. Естественное Я - враг истинного Я. Для того, чтобы воспитать религиозного человека, надо сломать его волю. Для этого существует четкая программа строгого послушания и подчинения воле родителей. Дети вырастают в изолированных нуклеарных семьях, в которых культивируется авторитет родителей. Основной ценностью считается труд. После «Протестантской этики» М. Вебера уже стал классическим тезис о том, что работа в среде протестантов и особенно пуритан является важнейшим средством духовного самосовершенствования [53]. Она заставляет индивида каждый день заботится о саморазвитии. Ежедневный контроль за собой, профессиональный рост и самовыражение через труд - вот главные качества, которые должен воспитать в себе сам индивид. Профессия - это духовное, данное свыше призвание (calling, Beruf). Основные орудия в этом процессе - самодисциплина, разумность, рациональность, преодоление собственных импульсов к лени, греху, поиску легкой жизни. Значительным следствием таких представлений стала идентификация индивида с собственной карьерой. Карьера - это личное достижение и продвижение, персональное предназначение, требующая самознания, внутреннего потенциала и осмысления средств ее осуществления.

Таким образом, профессия, работа, карьера становятся важнейшими компонентами идентичности в Новое время.

Потенциально сложились еще два важнейших качества идентичности: грамотность и сознание, использующее национальный язык.

Индивидуализируется и пространство. Если в живописи Ренессанса, например, интерьер обычно не акцентирован, за широкими оконными проемами видны улицы города или фантастический пейзаж и в мышлении художника оппозиция внутреннего и внешнего вообще мало ощущается, в голландской живописи XVII века обжитой, бытовой, человеческий характер интерьера чаще всего подчеркнут, выступает как ценность [54].

Ф. Арьес отмечает, что возникновение частной сферы в ходе модернизации средневекового общества и высвобождение индивидуального сознания из скорлупок корпоративизма произошло к концу XVII века. «Именно в это время общественная ниша, освобожденная в результате подъема государства и упадка коммунальных форм общения, была занята индивидом» [55].

Расширение социальной деятельности также неизбежно приводит к установлению новых информационных структур. Потребность в информационных структурах сформировалась на практике, что привело к распространению новых способов передачи, хранения и распространения информации в повседневной жизни, в индивидуальной и коллективной деятельности. Преимущества книгопечатания и распространения печатной продукции среди широких масс населения проявляются к середине XVII века. Хотя большинство массовых газет распространяют сплетни и объявления, но газеты постепенно избавляются от давления феодальной знати. Массовые газеты разрушают атмосферу традиционности и аристократичности. Экономические, технологические и демографические условия позволяют уже развивать рынок печатной продукции [40]. Газетный рынок сметает границы государственной цензуры. К началу VIII века появление еженедельной газеты становится повсеместным.

Проблемы идентичности в обществе XVI-XVII века еще не проявились во всей полноте, но почва для них уже существует. Внутренне Я спрятано и не всегда ясно для понимания, озабоченность своей судьбой, смертью, детством, выбором демонстрируют человеку всю сложность Я. Разделение социального и персонального создают почву для будущих коллизий. Экзистенциально-этическая сущность личности и логико-гносеологическая (способы и границы самопознания) проблематика Я стала складываться на рубеже XVII-XVIII веков. Расширение границ внешнего мира неизбежно привело к расширению внутреннего мира, возникла необходимость интерпретации собственного прошлого и предвосхищения будущего.

 


 

2.6. Восемнадцатый век – переломный этап развития

К XVIII веку бытовые, экономические, торговые, политические, культурные изменения накапливаются, интегрируются во времени, создавая «поле для разбега» многочисленным революциям. Восемнадцатый век становится переломным для всего исторического развития. Недаром это век революций - политических, промышленных, культурных. В этот период окончательно оформляется переход от общества традиционного к посттрадиционному, изменяется биологический, бытовой, повседневный, экономический, политический уклады жизни. К особенностям этих изменений относятся:

  1. Стабильный демографический рост, сменивший колеблющуюся динамику прироста населения.
  2. Вытеснение тяжеловесного механизма примитивной экономики с локальными и ограниченными очагами роста, самодостаточного натурального обмена, не требующего динамичного хозяйствования и управления.
  3. Всеобщее экономическое ускорение.
  4. Изменения коллективного и индивидуального сознания в сторону признания множественности. «Дела обстоят тем лучше, чем чаще они меняются» - умонастроение барокко послужило началом становления постмодернистской идеологии, окончательно оформившейся в XX веке [56].

К XVIII веку сложилось и начало объективно функционировать единое мировое пространство. Если ранее каждое государство, каждая страна развивались локально, опираясь преимущественно на собственные источники функционирования, то к XVIII веку объективно сложились и начали играть приоритетную в развитии локальных мест и регионов экономические, политические, торговые взаимосвязи [56, 57]. Интернационализация капитала XVII - XVIII веков определила складывание мировой экономики. Судьба регионов, стран стала определяться не только внутренними, но и внешними (общемировыми) процессами. Мировые взаимосвязи начинают играть лидирующую роль в истории. Складывается единая мировая практика, в которой потребуется идентифицировать в едином процессе движущие силы как общей жизнедеятельности, так и локальные роли.

XVIII век положил начало социальному динамизму, разрушению классического субстанциализма и преодолению антиисторизма Декарта. Наметившееся в XVI , XVII веках вытеснение Бога из картины мира, интеллектуальных моделей, разрушение христианского догматизма открыли путь для новых идей, мыслей. Интеллектуальное сообщество в Европе уповает на разум, освобождаясь от логики христианской истории. Философский анализ, научное знание, наблюдение становятся предпочтительнее библейских экзегез [59]. Христианские идеалы более не служат критериями идентичности. Сомнение - распространенная черта современного критического разума - внедряется в повседневную жизнь и формирует экзистенциальные параметры социального мира. Институанализируется радикальное сомнение, знание приобретает формы гипотез не только в науке, но и каждодневных ситуациях.

Фундаментальным основанием всех изменений становится превращение метафизического отношения к истории в собственно историческое. Начиная с XVIII века, наряду с повествовательной и поучающей историографиями, получает широкое распространение эволюционная историография, для которой характерно внимание к постоянному изменению развития видов человеческой деятельности, институтов, изучение смен картин мира. Этот взгляд на историю формируется вместе с эпохой Просвещения и европейским рационализмом, высвобождением исторической картины мира из-под метафизических принципов, стремлением понять историю саму по себе. Ни одна из существующих и существовавших ранее национальных и культурных исторических форм не могут быть оценены по внешним общеисторическим или внеисторическим критериям, но каждая подчиняется лишь собственной внутренней логике [60]. Историчность становится осью процесса идентификации.

Фактически в XVIII веке ставится вопрос о переводе процесса идентификации с религиозных констант на социально-исторические. Сомнение, разумность, рациональность, рефлексия как главные элементы мыслительных процессов влияют на создание нового процесса идентификации. Другим фактором перехода идентификационного процесса с религиозного на социально-исторический является принятие социального стабильного и легитимного порядка. Революции радикально меняют социальную и историческую картину, меняя смысл понятий и представлений, затрагивая тем самым формирующиеся компоненты идентичности.

Глобальным сдвигом в становлении идентичности в XVIII веке является появление политики эмансипации , характеризующейся стремлением человека:

  • сбросить с себя кандалы прошлого, которое детерминировано трансформационным отношением к происходящим событиям, к будущему,
  • преодолеть иллегитимную доминацию со стороны отдельных индивидов или групп.

Идеи человеческой эмансипации привели к тому, что человек стал переделывать историю, чтобы делать историю (Гегель, Маркс, Хабермас) [61]. Политика эмансипации первичными императивами сделала: «справедливость, равенство и участие»[62]. Эмансипационная политика утвердила принцип автономии индивида. Ж. Руссо впервые поставил проблему противоречия индивида и общества в политическом аспекте. «Найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общей силой личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде» [63]. Коллективная жизнь должна быть организована так, чтобы индивид был способен и свободен действовать в социальной жизни. Свобода предполагает действия, лимитирующие эксплуатацию, но обязывающие нести ответственность за свои действия перед другими. Возникают коллективные обязательства, коллективные потребности интерпретации собственных действий и стремление определить коллективную идентичность как особую составляющую жизненного мира [64]. Обретение коллективной идентичности возможно только в совместном общении (коммуникации). В процессе коммуникации происходит свободный выбор на основе имеющейся информации; гуманность достигается на коллективном уровне [65].

Практически все современные движения, отстаивающие свободу самоопределения, зарождаются в XVIII веке: политические движения, студенческие движения, феминистское, национально-освободительные движения.

Поэтому фундаментальный до этого времени критерий идентичности - устойчивое социальное положение начинает радикально изменяться. Социальное положение становится скорее проблематичным, нежели стабильным. С другой стороны, на исторической арене начинает играть существенную роль средний класс. Его подъем, в свою очередь, разрушает традиционную систему социального статуса, нарушая корреляцию титула, богатства, социальных связей. Человек может быть богат, но не титулован, быть аристократом и быть бедным. Все равны, Бог никого не делал ни аристократом, ни слугой. Богатый коммерсант, например, может жениться на аристократке и носить имя «джентльмен». Христианская вера более не утверждает приоритета аристократов. Более того, большинство религиозных направлений обещает рай богатым людям, добившимся всего своим трудом, а не титулом.

Происходит изменение социальной детерминации процесса идентификации по различным направлениям.

Заметим, что социальная история ведет реестр взлетов и падений высших классов, элит, духовенства, которые культивировали различные ценности «эго», давая простым людям подлинное утешение и обеспечивая истинный прогресс. Но затем элиты ради собственного выживания начинали эксплуатировать психосоциальную напряженность, которую сначала успешно смягчали. «Политические системы процветали на провоцировании многочисленных сомнений и нездоровых подозрений, экономические системы - на связанной с чувством вины и нерешительности начать какие-либо перемены. Тем не менее, политическая, экономическая и техническая элиты всюду, где они в подходящий исторический момент принимали на себя обязательство совершенствовать новый образ жизни, обеспечивали людям сильное чувство идентичности и воодушевляли на достижение новых уровней цивилизации» [66]. Как никогда ранее в истории это продемонстрировал XVIII век.

Социальная революция создала множество разрозненных индивидов-атомов, автономных и ни от кого не зависимых, породила конкуренцию одного со всеми, ростки самоидентификации и новой легитимности [67].

Французская революция отменила все титулы, сделала всех равными, все перешли на Ты. С одной стороны, все стали безликими гражданами, имеющими «цивильные» прозвища (здесь французы хотели походить на римлян). Но с другой стороны, возникает необходимость построения новых социальных отношений, в которых каждый мог бы «спокойно» себя идентифицировать. Заметим, что всегда социальные революции, критические ситуации создают новые дополнительные системы идентификации, позволяющие сохранить экзистенциальную безопасность [68]. Руссо отмечал, что в те времена во Франции жестокость нравов сочеталась с изысканной вежливостью, даже король снимал шляпу перед посудомойкой. По мнению Руссо, вежливость нужна была для того, чтобы лгать. Но такая искусственная куртуазность имела определенный смысл, выражая собой поиск новых форм отношений в ситуациях перехода, нового языка для «спокойного» общения.

Именно тогда во Франции расцветают салоны-школы мысли, философии и свободы. Отметим, что поиск «стабилизирующего онтологическую безопасность» общения неизбежно порождает новое разнообразие. Одной из центральных тенденций социальной жизнедеятельности является потребность в коммуникации, которая поддерживает стремление преодолеть неопределенность, продлить собственное существование в других. Но на социальном и культурном уровнях такая потребность преодолеть неопределенность порождает новую [69]. Ярким примером преодоления в культуре этого острого противоречия стало появление нового вида литературы - Энциклопедии, познавательной тенденции универсализировать разнообразие [58]. Энциклопедии – разнообразие миров, Библиотека Вселенной.

Всплеск мыслительной активности проявляется не только в расцвете философской культуры, но и в обыденной жизни, например, в манере писать письма. XVIII век - век письма [69]. Общение с помощью писем распространено по всей Европе. Для того, чтобы написать письмо, надо уже обладать внутренней культурой - надо уметь выражать свои сердечные чувства, описывать их, уметь смотреть на них как бы со стороны. Письмо и книга становятся важнейшими навыками для овладения рефлексией, обеспечивая не только общение с миром, но и с самим собой. Частные библиотеки, вдумчивое чтение про себя становятся обычным явлением. Стоит протянуть руку к книжным полкам, и эти книги предоставляют всевозможные аргументы, сведения, свидетельства, уроки и методы [59, с.148]. В светских библиотеках собраны различные по своей идеологической направленности книги, из разных сфер человеческого знания. К XVIII веку уже развит богатый рынок учебной, научной, религиозной литературы. Складывается не только система научных сообществ, но и система научных публикаций (журналы, труды, записки) [40]. Растет количество статей по экономическим, социальным и естественным наукам [58, с.184]. Множественность не в сфере чувственности, как в эпоху Возрождения, а в сфере развития мыслительных способностей - базисное условие теоретической рефлексии о человеке и его жизни. Картезианство - стиль жизни, стремление подвергать все сомнению необходимо не только в сфере естественных, но и в сфере гуманитарных наук.

Другой характерной особенностью библиотек XVIII века является то, что в них представлена современная эпоха, а не прошлое. Преобладают книги по естествознанию, науке, искусству, что свидетельствуют о заинтересованности настоящим, служит руководством к практическим действиям. Главной особенностью понимания времени той эпохи становится озабоченность следующей проблемой: Надо ли быть человеком вообще или только человеком своего времени? Каким и как «Я» могу принять участие в политическом и социальном преобразовании общества?

Стоит обратить внимание и на тот факт, что печатная литература состоит в основном из книг на национальных языках. Если до 1500 г. 77% литературы издается на латыни, то к XVIII веку происходит становление системы национального языка как нового способа рефлексии. Появляются книги по национальной языковой грамматике, лексике, словари. Это обстоятельство послужило катализатором развития систем национального, государственного образования [70].

Меняются формы интеллектуального самопознания не только в среде светской элиты, но и в народе. В популярной тогда среди народных масс лубочной литературе главным героем становится революционер, предприимчивый, стойкий человек из народа, который умеет сам преодолевать препятствия и противостоять враждебным социальным силам. Тема восстания не сходит со страниц лубочной литературы [59, с.81].

К XVIII веку изменения социальной структуры приводят к необходимости развивать в себе способность правильно определить свое личное место в среде социальных отношений, соответствовать этому месту и с помощью социальных символов выражать свою принадлежность тому или иному слою, партии, культурному сообществу.

Итак, снижение влияния церкви на повседневную жизнь индивидов, революционность наступившей эпохи, нарушения в религиозных и социальных компонентах идентичности создают еще одну неведомую раньше проблему – противоречия между моральностью и внутренним потенциалом человека. Религии всегда санкционировали нормы морального поведения. Они поддерживали идентичность, определяя хорошее и плохое, истинное и ложное, регулируя межперсональные отношения. Межперсональный и ценностный аспекты идентичности аргументированы и обоснованы в контексте религии. Но, если нет более веры в идеалы и правила, которые преимущественно были созданы христианством, то естественно возникают вопросы: во что верить и зачем следовать этическим правилам? Зачем человеку вести себя морально и к чему стремится? Может ли выжить мораль без религиозного контекста? С таких дилемм начинались почти все рассуждения об индивидуальной судьбе, о взаимоотношениях индивидов в обществе. Продолжением начатой темы стало утверждение, что человек более не может быть придатком Бога, человека нельзя воспринимать функционально. Высшая ценность - сам человек, его исключительность и неповторимость, то, чем он может стать, его внутренний потенциал.

Но десакрализация - не единственная причина озабоченности моралью. Чем более человек внутренне зависим от себя, а не от посторонних ценностей, тем чаще его опорой делается собственная рефлексивная организация. «Ценою становления цивилизации станет наше собственное счастье», - позже скажет Фрейд [72]. Центральное место в человеческой психологии занимает стыд, и этот факт интерпретируется почти во всех философских учениях того времени. Таким образом, мораль становится одним из системообразующих компонентов, как существования общества, так и становления идентичности.

XVIII век интересен и появлением теоретической рефлексии на проблемы «само», индивидуализации, самоосуществления, самопознания, межчеловеческой морали.

Первые попытки осуществления рефлексии на самопознание и самоосознавание предпринимаются в Новом времени, но с ростом и обогащением теоретического знания происходит становление теоретической рефлексии. Она изменяет саму систему знания. В теоретической рефлексии выявляются такие структуры, которые более адекватно отражают реальные связи. Переход рефлексии самоосознавания, самопознания с уровня обыденности на уровень теоретического начинается с критики детерминизма и признания вероятностного характера знания. Философская рефлексия, о которой пойдет далее речь, по своей природе избыточна, т. е. отражает те смыслы, которые будут поняты и эвристичны в мировидении будущего.

В философии Д. Юма, И. Канта, Г. Лейбница детерминизм отвергается как обоснование, которое не может определить природу межчеловеческих отношений, смысл человеческой деятельности.

Давид Юм, определяя свое отношение к индивидуализации, морали и к способам самопознания, утверждал, что человек всегда больше, чем сумма его частей. «Само» изменчиво и на него нельзя влиять прямым образом. Я могу смотреть на стол и знать, для чего он, почему и как. Но я ничего определенного не могу сказать о «Само». Я могу сфокусировать свой взгляд на нем, отрешившись от всего мира, но я не могу сделать то же самое с Я. «Само» - это то, что мы не можем прямо знать, представить, вообразить, схватить, удержать. «Само» - это целостность содержаний ума. Если хотя бы одно содержание меняется, изменяется все само. Когда человек пытается проникнуть в нечто, именуемое Я, он всегда наталкивается на то или иное единичное восприятие. Он никак не может уловить нечто существующее помимо восприятия [73]. «Само» индивида становится объектом философской рефлексии.

В работе «Исследование о человеческом разумении» философ выделяет два способа моральной философии:

  • человек рожден для деятельности и в своих поступках руководствуется вкусом и чувством, стремясь к одному объекту и избегая другого в зависимости от той ценности, которую он приписывает этим объектам;
  • человеческую природу изучают с целью открыть те принципы, которые управляют нашим разумением.

Первый тип философии Юм характеризует как легкую. Она в большей мере соприкасается с обыденной жизнью, воспитывает сердце и чувства, исправляет поведение и приближает к идеалу. Она руководствуется принципом: «Будь философом, но, предаваясь философии, оставайся человеком… Ведь ее истинным предназначением и настоящей задачей остается рассмотрение обыденной жизни,» здесь она найдет достаточно затруднений, к которым может приложить свои изыскания, не пускаясь в необъятный океан сомнений, колебаний и противоречий [73, с.140].

Второй тип не может вникать в деловую и активную жизнь, но обладает точным знанием внутренней структуры и операций разума. Точное и правильное рассуждение - вот единственное средство, пригодное для всех людей, для всякого склада исследовать человеческую природу. Необходимо свободное воображение. Пусть оно не может выйти за пределы первоначального запаса идей, зато оно обладает безграничной способностью смешивать, соединять и делить идеи во всем разнообразии.

Мысли и идеи Юма развивает И. Кант. Великий философ согласен, что «само» не может наблюдать за собой непосредственно. Как возможно тогда самопознание? Ответ Канта состоит в том, что «само» не может наблюдать за собой одновременно и непосредственно, но оно может схватить себя в действиях. По Канту, чистое «само» существует, но мы не можем познать его окончательно. Единство, континуальность «само» созидается и не дано автоматически, не гарантировано [74].

Г. Лейбниц выражает следующим образом свое отношение к индивидуализации. «Я» связано с правильно организованным телом, взятым в известный момент и сохраняющим затем эту жизненную организацию благодаря смене различных частиц материи, соединенных с ним [75].

К XVIII веку оформляется интерес к детству как особому этапу жизненного пути. Первый интерес возникает из-за высокой детской смертности. Создаются различные философские и религиозные доктрины, стремящиеся спасти детские души. Дж. Локк и Ж. Руссо определили детство как уникальный этап человеческой жизни. Впоследствии тему продолжили У. Прейер, А. Бине, Дж. Болдвин, З. Фрейд.

Итак, XVIII век стал этапом перехода от традиционного порядка к посттрадиционному, что выразилось в признании, что потенциал индивида нам не ведом, не гарантирован, его нужно создавать, и он не связан только с социальной ролью или с работой.

Идентичность становится повседневной политической, культурной и экономической проблемой и возникают первые вопросы о самоидентичности, поставленные теоретической, философской рефлексией.

Новая философия отрицает сверхестественное, божественное, заменяет волю Бога имманентным порядком природы и общества, утверждает, что каждый человек обладает качествами, связанными с его сущностью, обязан употреблять эти качества в соответствии с их предназначением.

Формируется персональный историзм, личный жизненный план, политика эмансипации как жизненная модель, как способ жизнедеятельности с учетом целей будущего. Историчность становится центральным фактором в становлении идентичности.

Религиозная детерминация идентичности отступает. Происходит переход к социо-исторической детерминации. Впервые возникает «светская» необходимость самоосмысления и моделирования такой сложной системы, как история.

 


 

2.7. Романтическая концепция персональной судьбы

С XVII века воспевается любовь к одиночеству. Новый герой Ж. Ж. Руссо - одинокий мыслитель, рассчитывающий только на себя. Одиночеству, меланхолии, сплину придается романтический оттенок. Тема психологии вне этики появляется в сердцах и умах поэтов, художников.

В становлении проблемы, которая нас интересует, огромную роль сыграл период, интересующий традиционно культурологов и искусствоведов, - эпоха романтизма.

  • в этот период происходит усиленный поиск моделей самовыражения, самоосуществления,
  • во второй половине XVIII века четко просматривается конфликт индивида c обществом. Индивид берет на себя смелость уйти от общества, презреть его законы, если они противоречат собственному внутреннему миру. Наряду с социальным функционализмом образуется движение к гармонии, к органичности.

Характерно, что для этого периода «креативное» бытие становится жизненной моделью. Поэты, писатели, художники - индивидуальности, достойные восхищения не столько умением укротить божественную созидающую стихию, как это было в XVI веке, а способностью прожить, прочувствовать богатую внутреннюю жизнь. Ценится не внешняя красота, а внутренняя глубина. Одним из самых эффективных средств такого прочувствования (наряду с искусством) становится любовь. Страстная «романтическая» любовь - главное условие полноты самовоплощения. Это уже не идеальная куртуазная любовь, это страсть, охватывающая и душу и тело. Вместо божественной любви - любовь земная. Отчасти романтическая любовь заменила божественное спасение [76]. В романтической любви женщина - не элемент поклонения. Она равна мужчине, не выше и не ниже его. Салоны и романтическая любовь становятся ранними формами женского движения за интеллектуальное равенство, за женскую идентичность.

В дополнение к креативности и любви в эпоху романтизма добавился еще один новый компонент идентичности - культивация внутреннего «само», внутреннего мира, который, как мы уже отмечали, составляет главный аспект идентичности. Романтическая концепция персональной судьбы предполагала личное воплощение путем открытия в себе талантов (или других внутренних качеств) и их максимального раскрытия и воплощения. Например поэт - человек, одаренный способностью создавать прекрасные стихи из тайников своей души (не Божественной). Качества, способности, внутренний потенциал каждого человека уникальны сами по себе.

Для таких личностей, как Байрон или Гете, креативное самовоплощение - сам смысл жизни. Но что делать простым людям? Развивать свои способности. Индивидуальность - то, что можно сформировать и контролировать, сочетая различные качества. Люди XVIII века хотят отличаться друг от друга, и персональность становится базовым компонентом идентичности.

С романтиков начинается интерес к ребенку, но не только как к объекту воспитания, но как к ребенку самому по себе. Ребенок - не только кандидат во взрослые, но и самостоятельное существо [77]. Таким образом, начиная с романтизма проблема соответствия человека своему месту, возрасту, способностям распространяется и на детство. Иначе говоря, появляются новые измерения идентичности, среди которых модель детства играет концептуальную роль. Идеи Просвещения образовывать в период романтизма приобретают гуманистический акцент.

С XVIII века распространяется так называемый «навязчивый стиль» воспитания ребенка [78]. Полный контроль, тренировка воли, подготовка к будущей жизни - неотъемлемые ценности быстро набирающего темпы и власть процесса обучения [79]. В условиях возрастания значения субъективного фактора общества и недостаточной эффективности прежних механизмов социализации рождается новый институт - всеобщая и обязательная школа.

Среди исторических фактов, свидетельствующих о сдвигах в социально-культурной модели идентичности XVIII можно указать следующие:

  • в биографиях главное внимание уделяется описаниям внутренних переживаний;
  • одежду начинают понимать как выражение индивидуальности, как внешнее продолжение внутреннего мира, а не как принадлежность к тому или иному сословию [80].

Обостряются противоречия человека и общества. Общество отвергается, прежде всего, потому, что мешает личному самовыражению. Романтические идеалы и общественная практика расходятся друг с другом. Романтики пока не предлагают отвергнуть общество или культивировать экзистенциальные ценности. Жить - значит жить в обществе, здесь не может быть альтернатив. Когда борьба становится невыносимой, романтический герой просто умирает (Вертер, Чайлд-Гарольд).

Борьба против несправедливостей общества невозможна без борьбы за свободу. Политическая история этого периода выдвигает главные требования - свобода, индивидуальная независимость от общества, недовольство существующими социальными условиями (Руссо, Вольтер, Пейн и др.).

Романтическая эпоха обогащает историю становления личности стремлением освободиться от религиозных пут, идеализирует творческие способности одного индивида.

  1. Человеческое Я - автономное, отличное от окружающего мира, даже от культуры, общества, рода.
  2. Поскольку социальное пространство ограничено, наибольшую ценность имеет внутреннее духовное пространство, отчуждение, одиночество - лучшие способы уйти в себя.
  3. Хотя человеческое Я - особая психическая, духовная целостная реальность, оно множественно и многомерно. Человеческое Я бесконечно за счет развития внутренней жизни.
  4. Богатая эмоциональная замкнутая внутренняя жизнь – наивысшая ценность.

 


 

2.8. Роль девятнадцатого века

«Отними у меня время, и ты отнимешь у меня кровь из жил, сердце из тела, мозг из головы»
(Л.Фейербах)

Прежние, традиционные механизмы приспособления, идентификации, способствовавшие адаптации, интеграции, кастовой объединенности, национальному единообразию теряют прежнюю силу в ставшей индустриальной цивилизации.

XIX век развивает культурные, социальные, политические традиции предшествующих эпох и выдвигает новые. Продолжается поиск новых форм упорядочивания социальных отношений и соответственно новых форм идентификации. Для нас важен анализ взаимовлияния развития идентичности и таких явлений: как индустриализация; урбанизация; углубление конфликта человека и общества.

Продолжая традиции романтизма, люди XIX века стараются определить модель лучшего общества. В этот период рождается беспрецедентное количество теорий (научных, утопических, полунаучных), пытающихся переустроить общество. Главная цель этих теорий - создать все условия для человеческого самосовершенствования.

Выделим следующие основные тенденции, возникшие в XIX веке и повлиявшие на становление феномена и осмысление понятия идентичности. К ним относятся:

  1. Расцвет философии, оправдывающей поиск индивидуального совершенствования вне общества: А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, С. Кьеркегор, или внутри общества – «теория разумного эгоизма» Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева. Индивидуальное совершенствование заключается в совершенствовании внутреннего Я. Внутреннее Я содержит цели и амбиции, личные качества и чувства, внутренний потенциал. Более того, человек волен «поступать так, как ему хочется, как ему кажется выгодным и удобным» и «находит совершенно излишним стеснять свою свободу в чем бы то ни было», утверждал Д. И. Писарев [20, с. 66]. Заинтересованность внутренним самостоятельным бытием пробуждается» во всех направлениях культуры, искусства, духовной жизни и имеет не всегда оптимистический и устремленный в «светлое» будущее настрой, как в XVIII веке.
  2. Появляются множество концепций прогрессивного радикального или постепенного реформирования, реорганизации социальных отношений - ликвидация рабства, феминистские движения, реформирование образования, миссионерские походы даже в рамках империалистических захватнических войн. «Род человеческий, разрешенный от всех пут, освобожденный от господства случая и от господства врагов прогресса, пойдет твердыми и уверенными шагами по пути истины, добродетели и счастья» (идея Кондорсе, высказанная еще в XVIII веке). И несмотря на «темные подводные» течения в лирике Гейне, Ленау, Мюссе, в драмах Граббе, Бюхнера, Геббеля, XIX век проходит в политической истории под знаком гегелевского прогресса.
  3. Распространение анархизма отражает недоверие к правительствам, государственному аппарату и бюрократическим органам, свидетельствует о тенденции, с одной стороны, уйти от общества, с другой, построить усовершенствованное государство. Анархическая идеология М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина оправдывается тем, что государство имеет индивидуальную природу, оно мешает становлению межличностных отношений, следовательно, подлежит уничтожению. Предпринимаются попытки защитить человека от притеснений: концепции борьбы за индивидуальность (Н. Михайловский), за развитие через дифференциацию культуры (С. Южаков).
  4. К XIX веку техника прочно обосновывается в ежедневной социальной жизни. Техника обладает своим ритмом действия. Время становится метрической основой производственного процесса, приобретает экономическую ценность, влияет на социальные отношения, способствует развитию отчуждения [81]. Модернизм и техницизм стали ответом на утрату общехристианской картины мира. Вместо христианского – эстетический пуританизм – точность, конструктивная последовательность, формальная точность. Наука и техника заняли место религии. Но и сама наука изменилась, она теряет «божественную» Истину, абсолютная истина – более не цель науки, происходит «демократизация и индустриализация» науки, приведшая к росту и повсеместному вторжению в размеренный ритм человеческого бытия научного знания.
  5. К XIX веку повсеместно распространяется рациональный тип экономики (М. Вебер, Теннис). Внешний, а не внутрисемейный экономический контроль гораздо эффективнее. Рациональные, безличные, «неперсональные» отношения занимают место традиционных и интимных связей. Происходит рационализация структур экономики за счет развития интернациональной инфраструктуры транспорта, коммуникации. Этот фактор становится главным в распространении нового – бюрократического типа управления, новых более эффективных способов передачи информации. Бюрократический контроль, основанный на вертикальной интеграции, на иерархической системе сбора информации, на стандартизации (принятие единого времени), системе правил и специализированных институтов, становится универсальной технологией управления и манипулирования. Вместо «невидимой руки» Смита - «видимая рука» менеджера, банковские системы, государственное регулирование, коммерческие газеты, федеральная почтовая служба, местная почта [82]. Оформляется новое социальное противоречие, играющее не последнюю роль в появлении проблематики самоописания общества, самоосознавания, а именно – противоречие между системными и индивидуальными целями. Недостатком бюрократического контроля становится независимость от целей развития, сначала индивидуальных, а впоследствии коллективных.
  6. Распространяется мнение о возможности счастья только в семье, дома. Конфликт индивида с обществом имеет перманентный характер, поэтому со всеми несчастьями можно справиться только в семье. Мнение «мой дом - моя крепость» распространяется в среде среднего класса. Только в доме я бываю сам собой. Общественные обязанности - всего лишь обязанности, дихотомия рационально-организованного и интимного, коммунального (традиционного) усиливается.

Примером ухода в свое, интимное от рационального (общественного) может служить обыденное явление, а именно - празднование Рождества. Если в период с 1500 по 1800 годы Рождество - это коллективное, скорее карнавальное действо с главным персонажем - Св. Николаем, то в XIX веке все меняется, Рождество становится частным, семейным праздником, в который вхож только Санта-Клаус. В отличие от Св. Николая, который имел право судить, карать и имел непререкаемый авторитет, Санта-Клаус - более демократический персонаж, заботящийся о личном счастье, прежде всего, детей. Дети имеют главное значение как продолжение личных достоинств родителей в будущем, как-то единственное, во что можно вкладывать свою душу и свой капитал [83].

XIX век, как никогда ранее, уделяет особое внимание частной, обыденной жизни, в которой главное место принадлежит не человеку вообще, а человеку из плоти и крови. Шопенгауэр отмечал, что отправной точкой его мышления были не Бог, дух, идея, но человек, голодающий, страдающий, исполненный желаний, действующий.

В XIX веке изменения социального пространства и времени характеризуетсяразделением на рабочее и частное пространство. Дом это дом, работа это работа. Дифференцируется пространство на общественное и частное: дома, одежда, частные коллекции, частный капитал, невозможность разговаривать с незнакомцем на улице, частные клиники, частные школы и т. д. [84]. Это явление имеет не только производственные, экономические, пространственно-временные следствия, какие показали М. Вебер и М. Фуко [84,85]. Происходит также «фрагментация сознания» [86]. Современный способ жизни разделен на рабочий и домашний сектор, на общественную и эмоционально-частную сферу, в которой каждый ведет себя, воспринимает и воспринимается по-разному. Семья теряет свое значение для общества в целом, но становится главной первичной средой формирования личности. Этому противоречию особое значение придается во многих философских, социологических учениях: марксизм, символический интеракционизм. Исследования Э. Гоффмана, Г. Горфинкеля, Ю. Лотмана показывают, как индивидуализация и приватизация влияют на идентификацию. Эти тенденции приводят к появлению у человека чувства изоляции, одиночества, отчуждения, впервые осознанному в XIX веке (К. Маркс, С. Кьеркегор). Индивид приобретает опыт отчуждения и беспомощности, связанной с общественным развитием. Индивид теряет контроль над обстоятельствами своей жизни и уступает его машинам, рынку, производству. То, что было воистину человеческим, становится чужим. Человек испытывает чувство эманации от объективного внешнего мира. Концепция Маркса, ставшая классической по данной проблеме, находит развитие в работах теоретиков «массового общества», в трудах Ф. Ницше, Г. Лебона, Г. Тарда, К. Мангейма.

Самость - самая абстрактная из всех вещей и одновременно самая конкретная, т.к. она - свободна. В 1851 г. выходит в свет последнее произведение Шопенгауэра «Парерги и паралигомены». И Шопенгауэр так же как и Гегель становится философом века, но выражает его другую – пессимистическую направленность. «Вступая в общество, нам приходится отрекаться от трех четвертей своего Я, чтобы сравниться с другими» [87]. Приходит время вспомнить других пессимистов Байрона, Шатобриана, Гете, Фихте, Стендаля. Узнают Гойю, позднего Бетховена, Бодлера. «Век естественных наук и техники, колоссальной концентрации власти все больше и больше открывает обратную сторону - века боязни» [88, 89].

Спасение может придти из внутреннего мира человечества, страшна потеря себя как оскудение души (П. Чаадаев, А. Герцен, Ф. Достоевский, А. Чехов, П. Флоренский). Трагическая разорванность окружающего мира и непосредственного самобытия неизбежны для русского философа Франка. Индивидуальность – узница и странница в условиях равнодушия и превратностях предметного мира. Идеал обретает себя там, где «подлинная конкретная всеобщность совпадает с подлинной конкретностью индивидуального, подлинная общая правда совпадает с жизнью» [90]. Внутренний закон жизни – в свободе и самоопределении в сфере духа, а не тварности.

Пересмотр картины мира начинается с ее критического анализа. Проблемы самопознания, самосознания становятся не просто важными, а онтологичными. Если сам человек может обманывать себя, например, в эпоху викторианства, или не понимать себя до конца, то, может быть, другие способны это сделать за него. Сложность самопознания становится методологической основой антропологического теоретического направления, в котором были проанализированы, обоснованы понятия идентичности и самоидентичности. Экзистенциальные и моральные проблемы, загнанные вовнутрь, выплывают наружу. Это не происходит автоматически. На различных уровнях повседневной коллективной и частной жизни морально-экзистенциальные проблемы становятся предметом индивидуальных раздумий и общественных дебатов.

В XIX веке впервые появляются концептуальные подходы к исследованию юношества как особой жизненной категории. Юношество - особое время для истории идентичности. Переход от детства к взрослой жизни, выбор основных ценностей, карьеры, жизненного пути происходит в этот важнейший для жизненного пути период. Категория «юношество» возникает в период с 1870 по 1900 годы [91].

Социальный и экономический статус юношей и девушек изменился в сторону большей зависимости от взрослых, меньшей ответственности и в то же время необходимости выбирать из достаточно большого спектра возможностей в выборе идентичности. Таким образом, юношество - стадия наибольшего конформизма, уязвимости, пассивности и нерешительности. Взрослые должны воспитывать, уделять внимание внутреннему, особенно эмоциональному миру, формировать его, ведь от этого зависит будущее. Молодых людей, как и детей пестуют, любят, о них заботятся как о единственных на свете. Викторианская эпоха характеризуется «полузависимостью» юношей и девушек от родителей: экономическая зависимость и независимость в контроле за повседневной жизнью (свои карманные деньги, личные друзья и школьная жизнь). Так возник зависимый и в то же время изолированный статус молодежи, получивший название в работах Эриксона «психосоциальный мораторий». Он характеризуется следующими свойствами: переходность, изоляция от основных тенденций в обществе, недостаток обязательств, необходимость выбора собственного жизненного пути. Проблема выбора к XIX веку начинает играть ведущую роль в становлении собственного жизненного пути.

Концепция юности появляется не случайно. Существенно усложнились задачи, стоящие перед молодежью. Необходимость выбора профессии, супруга или супруги, друзей предъявляет новые требования к качествам личности. Теперь моральный и религиозный выбор уступили место «выбору характера» [92]. Когда нельзя доверить свою судьбу одной идее (социальные конфликты XIX , XX века отчетливо показали это), остается один выход - положиться на самого себя, идеи и социальные стандарты теряют свою телеологическую значимость, выбор самого себя, своего характера - вот, что беспокоит.

Поэтому молодые люди дольше, чем это было раньше, живут дома с родителями. Общество начинает заботиться о молодых. Во всех слоях общества распространяются социальные институты, выполняющие эту задачу, - школы, университеты, специальные, профессиональные организации, общественные организации. Школа становится самым значительным местом формирования карьеры, жизненного плана. Но школа также становится универсальной в образовательном плане, более нет строгой профессиональной дифференциации. Профессиональная цель более не довлеет над карьерой. [2]

В XIX веке идеологический христианский консенсус терпит окончательный крах. Это сказывается, в первую очередь, на становлении юношества:

  • Внутренняя, культурная жизнь становится более сложной.
  • Выбор персональных ценностей - проблематичен.
  • Разрешение внутренних конфликтов молодого поколения превращается в сложную задачу, требующую длительного рассмотрения.

Автономизация самости и связанная с ней дифференциация образцов «Я» подготавливает дальнейшие сдвиги в структуре и содержании самосознании Я, которое происходит в юношеском возрасте. Культурный и моральный релятивизм учит критически мыслить, но ни христианская теология, ни аристотелевская философия, ни политические трактаты Августина не могут служить универсальной истиной в воспитании молодых умов. А ведь выбирать сложнее, чем заучивать. Фундаментальные ценности, верования, мыслительные штампы, символические системы образуют сложную систему, с помощью которой нужно сформировать собственный внутренний опыт.

В XIX веке отчетливо оформляется конфликт отцов и детей [92]. Во время создания романа «Отцы и дети» И. С. Тургенев писал: «Меня смущал следующий факт: ни в одном произведении нашей литературы я даже намека не встречал на то, что мне чудилось повсюду» [93]. Родители теряют право открыто воздействовать на молодежь. Тем более, что в условиях отсутствия идеологического консенсуса, потеряна объективная возможность влиять. Это лишь новое свидетельство перехода от традиционного способа организации к поиску новых форм. С другой стороны, массовая печатная литература изолирует мир ребенка от мира взрослого человека.

Социологические, философские, психологические размышления определили и внутренне завершили изменения истории XIX века. Философом, который идеологически оформил и завершил переход от XVIII к XIX веку, от субстанционализма к историзму, стал Г. Гегель. Признав исторический процесс как уникальный и неповторимый, открытый прошлому и будущему, Гегель ставит перед философией фундаментальную задачу – постичь себя, собственную историчность, собственную протяженность в будущее. Предположив, что самосознание и индивидуальное сознание не могут быть поняты из себя, Гегель предлагает интерпретировать познание как самопознание. Преодоление трансцендентализма и выход в бесконечность межчеловеческой коммуникации и познания формулируют обоснованные предпосылки для теоретического отражения идентичности и появления первых познавательных форм ее исследования. Показательна интерпретация Гегелем структуры Я. Он акцентирует внимание на следующие моменты: единичное самосознание - осознание своей тождественности и отличия от других, такое понимание необходимо, но узко, порождает осознание своей ничтожности перед лицом мира; признающее самосознание - осознание межличностных отношений, Я - для других, собственное Я приобретает новизну, нечто особенное, фундаментальным психическим процессом оказывается взаимное признание; всеобщее самосознание - усвоение общих принципов, всеобщей нравственности, объективного духа. По Гегелю, самоформирование – попытка примирить идею исключительности с эссенциалистским притязанием реализовать идею личности ( Identitat der Identitat und Nichtidentitat ) [94].

Послегегелевская философия предприняла попытку ниспровергнуть увлеченность философскими абстракциями. Общим ее направлением, которое объединяет конец XIX – начало XX веков стала апелляция к жизни, понимаемой в многообразии биологических, психологических, общественных, персонологических форм. На смену универсуму пришел мир истории жизни, в котором нет ничего раз и навсегда установленного. Утверждение новой всеобщей историчности послужило опорной структурой для внедрения темы идентичности как в теоретическое, так и в обыденное сознание.

Тему уникальности человеческого бытия продолжает и Л. Фейрбах: «Человеческая сущность налицо только в общении, в единстве человека с человеком, в единстве, опирающемся лишь на реальность различия между я и ты» [95].

Развивая романтическое мировоззрение, гегелевскую диалектику «всеобщего, особенного и единичного», идеи свободы духа, К. Маркс предложил не менее значимую для становления философской рефлексии идентичности формулу связи самосовершенствования и политики завоевания свободы. Те, кто борются за освобождение от социального гнета выражают не только свои узко классовые интересы, но главное – преследуют общечеловеческие задачи политического, культурного, расового и классового освобождения (например, работа Маркса «К еврейскому вопросу»).

Итак, общегуманитарное основание для развития темы рефлексии на идентичность было сформировано, т.к. поставлена проблема уникальности человеческого бытия в историческом времени и соответствия бытия всеобщему времени и пространству межчеловеческой коммуникации. К концу XIX века появляются научные теории, в которых в явной форме представлены общие познавательные формы анализа идентификации: «бессознательное», концепция «Я», «эго», политика завоевания свободы, теории детства, юношества, размышления об уникальности жизненного пути и страх перед человеческой смертью.

Круг исследований смыкается в науки о духе. Рефлексивное отображение социальных отношений и социального познания существенно усложняется. В частности, система социальной научной мысли поляризируется на науки о человеческом, позже – на «жизненный мир» и науки естественные (системологические). Науки о духе отличаются по особому критерию – человеческая деятельность – производство особых смыслов, не сравнимых ни с чем, не аналогичных, уникальных. В теоретической рефлексии впервые поднимается вопрос, как сопоставить такие смыслы, как решить проблему идентификации. Возможны бесконечные модификации «Я – Ты», «Мы – Они», но тогда откуда появляются общие основания для прогрессивной совместной деятельности?

Дюркгеймовская проблема: «Чем держится общество, которое ничто не трансцендирует, но трансцендирует всех своих членов?» становится теоретическим основой для научного производства большинства современных общественных понятий, в том числе и идентификации и идентичности. С этого момента рост социального теоретического знания с использованием теоретической рефлексии становится возможен. Это объективированное знание, элементы которого могут и не осознаваться отдельным индивидом, но которое участвует в социальных процессах. В XIX веке в философии, социологии и психологии рефлексия выходит за рамки индивидуального сознания и рассматривает более широкую систему отношений, изобретая и используя научную терминологию, способствуя росту объективного знания об обществе.

Мы уже отмечали, что популярной темой продолжительное время оставалась проблема, как мораль может выжить без религии. Проблема новых человеческих ценностей, смысла персонального существования обосновывалась В. Дильтеем, Г. Риккертом, В. Виндельбандтом, Э. Кассирером, Г. Зиммелем.

В. Дильтей нацеливал философию на раскрытие некоторой константной структуры «осознаваемого жизненного опыта», существующей за многообразием мировоззренческих фиксаций и повсюду обнаруживающей одни и те же черты. Этой структурой стала самоидентификация.

Дильтей утверждал, что знание себя вырастает из опытов, которые имеют временную продолжительность. Этот опыт - событие или коллекция событий, обладающая единством благодаря смыслу. Например, любовь может быть опытом, т. к. имеет единство смысла, несмотря на то, что может существовать из разрозненных событий, длящихся во времени. Вовлеченность в эти опыты обеспечивает основание для индивида быть самим собой в процессе движения времени по мере движения к смыслу. По Дильтею, чувство идентичности, таким образом, зависит не столько от физического Я, а скорее от смысла. Смысл существует только в рамках контекста межчеловеческих отношений.

Особое значение, как известно, Дильтей придавал биографии и автобиографии. «Как можно отрицать, что биография имеет непреходящее значение для понимания сложных взаимосвязей исторического мира! Ведь налицо связь между глубинами человеческой природы и универсализацией исторической жизни, связь, обнаруживаемая в любой точке истории. Исходной здесь является связь между самой жизнью и историей» [96]. Если взглянуть на жизнь великой личности, то его биография казалось бы растворится в многообразии его поступков. Однако при более внимательном изучении можно обнаружить, что неординарность этой личности заключена во внутренней взаимосвязи ее действий [96, с.130].

Автобиография значима тем, что «в ней заключена сопряженность внешних, единичных событий с чем-то внутренним так, что внутреннее, заключенное в структуре отдельных событий, образовано не последним членом этого ряда, а сосредоточено в центральной точке, где все внешнее соотнесено с внутренним. Таков бесконечный ряд действий, обладающий смыслом. Здесь впервые создано единство» [96, с.140].

Для Дильтея именно в биографиях и автобиографиях можно найти, понять соотношение многообразия и единства (целостности) человеческого, жизненного пути. Это соотношение определено смыслом. Смысл - центральное звено, на которое нанизаны события и поступки. Смысл – цель существования, становления идентичности.

С. Л. Франк также полагает, что подлинная основа бытия – сфера внутренней реальности. «Душевная жизнь – поток, который несется вперед, в котором ничто, никогда не повторяется. Психология должна быть биографией» [97].

Таким образом, акцент в исследовании гуманитарных проблем сдвигался в сторону понимания уникальности, которую невозможно стало исследовать в рамках естественно-научной ментальности. Ценности, вера, личные приоритеты стали предметом персонального выбора. Внутреннее «Я» стало ответственным за принятое решение. Персональная жизнь понимается как возможность. Некоторые возможности становятся актуальными, другие нет. Как объяснить, что «само» может длительно существовать во времени и отличаться от других? Как Я может знать себя продолжительным и в то же время уникальным?

Уже в конце XIX и начале XX века новая философски-антропологическая проблематика выступает под разнообразными обозначениями: феноменология, экзистенциализм, психология личности, прагматизм, теория Фрейда, персонализм, теория «симфонической личности» и другие: А. Бергсон, А. Н. Бердяев, Ф. Брентано, Э. Гуссерль, Л. П. Карсавин, У.Джеймс, З. Фрейд. Как мы уже отмечали, именно в этот период вводятся в психологии термины «идентификация», «идентичность».

Психологи начала XX века Бинэ, Жанэ, Брейер, Фрейд, Мэзон показывают, что психическое существо каждого человека гораздо более экстенсивно, чем это представляется его сознанию. Оно является индивидуальностью, которая не может всецело выявить себя в телесных проявлениях. Человеческое Я проявляется через организм, но известная часть Я всегда остается невыявленной; и некоторая часть возможных органических выявлений всегда остается неосуществленной.

Концепция внутреннего «само» в конце XIX начале XX века формировалась под влиянием становления концепции идентичности. Внутреннее «само», согласно современному представлению стабильно и континуально во времени, уникально и сложно. Ввиду сложности познания «само» предполагается, что оно имеет особые, уникальные для каждого характеристики, возможно невидимые в данный момент времени. Оно содержит индивидуальные черты, мотивы, интенции, рецепты самореализации, решения персонального выбора ценностей и жизненного пути.

В XIX веке открыли, что

  1. Человеческое Я - нечто автономное, отличное от всего, даже от культуры и общества.
  2. Личность и общество находятся в постоянном состоянии конфликта. Распространяются рациональный тип экономики, техника, обостряющие это столкновение.
  3. «Отчуждение versus - сохранение себя» - результат конфликта.
  4. Поскольку пространство и время ограничены, наибольшую экзистенциальную ценность имеют внутреннее духовное пространство, уход в себя из за нарастания социального отчуждения. Происходит дифференциация пространства на общественное и частное. Сохраняются территориальные информационные ограничения развития. Коллективная информация преимущественно сохраняется в рамках государства. Еще Байрон в начале века писал: «Власть останавливается у берегов.» Информационные затраты и риск велики, информация может быть ненадежной.
  5. Хотя человеческое Я - особая психическая, духовная реальность, оно множественно, многогранно. Опасность потерять целостность становится реальной проблемой. Для XIX века характерна уже озабоченность упорядочиванием разнообразия в социальной жизнедеятельности на повседневном уровне во имя идеалов, определяемых общественным консенсусом.

 


 

2.9. Бум идентичности

«Всю жизнь я быть хотел как все,

Но век в своей красе

Сильнее моего нытья

И хочет быть, как я»

(Б. Пастернак)

Двадцатый век - век бурных перемен в экономике, политике, культуре. Как уже было отмечено теория идентичности - порождение XX века. Чем сложнее и разнообразнее деятельность индивида, чем более дифференцированным и тонким становится его самосознание, тем труднее поддержание внутренней согласованности и устойчивости «Я». Защищать образ «Я» приходится ежечасно.

В 40-е годы Эрих Эриксон в своих концепциях предлагает термины «идентичность», «кризис идентичности». Термины начинают активно использоваться в лечении разных форм психопаталогии. В 50-е годы ученые предлагают разнообразные интерпретации этих понятий. Во второй половине XX века термины становятся необычайно популярными.

Происходит «вхождение» темы рефлексии идентичности в повседневную жизнь. Этот феномен вызван рядом причин. Главной из них стала глобализация человеческой жизнедеятельности, осознание собственной сопричастности к глобальным проблемам, изменения в программе самореализации, достижения полной независимости, творческого раскрепощения.

Человек начала XX века живет в индустриальном обществе. Жизнь протекает в больших городах, на фабриках, в больших корпорациях, в бюрократических организациях. Основными свойствами взаимоотношения индивида и экономической системы начала века становятся:

  • экономическая взаимозависимость, тенденция глобализации;
  • экономическая зависимость от товарной, финансовой, потребительской систем;
  • подверженность массовым экономическим кризисам;
  • становление глобальной системы разделения труда, развитие массового производства – материальной основы дифференциации материальных благ, разнообразия в потреблении конца века;
  • положение человека в качестве винтика в огромной машине производства;
  • потеря для большинства населения незыблемых экономических компонентов идентичности - богатства, обладания нужной профессией, социальных связей;
  • чрезвычайная мобильность в рыночных экономиках;
  • потеря традиционного разделения труда на мужской и женский;
  • расцвет рыночной потребительской экономики, приводящей к информационной организации общества, предлагающей многовариантность материального обеспечения в зависимости от финансовых возможностей;
  • введение в экономическое развитие новых форм управления, элементов страхования, без которого невозможен экономический порядок и планирования поступательных действий (системы Тейлора, Форда, современные информационные технологии);
  • всеобщий контроль за временем с целью создания «территорий будущих возможностей»;
  • развитие планирующих технологий (госплан СССР, финансовый госконтроль Кейнса, планирование национального бюджета, экономическое прогнозирование, наконец, системный анализ);
  • расцвет освободительных движений с целью обретения собственной национальной, коллективной идентичности под лозунгами борьбы за свободу политических, национальных, социальных прав;
  • развитие массовой культуры.

Технический и технологический миры ограничивают время человека, он торопится жить. Горизонты прошлого и будущего сужаются: прошлое уже не имеет значения для техники. Важна настоящая эффективность. «Мышление и культура определяются теперь не основополагающими понятиями жизни и органического, необратимого развития, а понятиями циркуляции и аккумуляции возможностей использования имеющегося в наличии в любой момент» [98].

Таким образом, homo economicus XX века, с одной стороны, получает в свое распоряжение небывалые ранее материальные достижения в виде разнообразных товаров, услуг, открывает для себя новые финансовые и профессиональные возможности. Основными компонентами современной экономической идентичности становятся обладание красивым домом, машиной, престижным образованием и работой. Накопление вещей (необходимых или под влиянием рекламных компаний) - эффективный способ осознать свою идентичность, актуализировать свой потенциал. Выбор материальных товаров, форм, и направлений образования, культурных развлечений расширяется. У человека появляется возможность обширного выбора. Но на каком то этапе процесс покупки требует принятия большего числа решений, чем того покупка заслуживает.

Таким образом, к середине XX века сложилась экономическая основа для разнообразия.Разнообразие стало повседневным материальным явлением. Впервые в истории «экономическая» основа для распространения феномена идентичности сформирована. Динамика движения к разнообразию создается технологиями контроля, развивающимися совместно с развитием энергии и электронных технологий, с развитием системного анализа и планирующих технологий, применением усовершенствованных форм управления в потреблении, распределении, становлением рекламы.

Последние три десятилетия двадцатого столетия характеризуются изменением всех экономических, социальных, технических, политических основ общества. Эти изменения характеризуют как становление постиндустриального или информационного общества.

Снижение спроса на массовую продукцию, спрос на применение информационных технологий в сфере управления, потребления и распределения, достижения в науке и культуре определили развитие «информационной экономики». Это понятие возникло уже в 50-е годы. Второй этап становления «информационной экономики» был вызван уже не спросом потребителей, а перестройкой самого производства, экономической, управленческой и технологической деятельности.

XX век становится веком социального «перевыбора». Разнообразие в потреблении стимулирует новые формы организации производства, распределения: повсеместная рекламная практика, технологии управления, инновационный бум в развитии информационных технологий. Уже в 30-е годы идеи программирования витают в воздухе. В 1943 г. IBM запускает первую компьютерную машину, которая прослужила в Гарварде до 1959 г. В 1936 г. Черч, Тюринг, Рост публикуют статьи, обсуждающие компьютерные процедуры. Эшби проповедует идеи кибернетики. Итак, уже в 30 годы с введением новых технологий начинается революция контроля. «Революция контроля – комплекс быстрых изменений в технологических и экономических устройствах, по которым информация коллекционируется, хранится, воспроизводится и обменивается и через которые формальные и программируемые решения могут влиять на социальное управление» [82, 9].

Технико-технологическая модернизация охватывает не только средства передачи и хранения информации, хозяйство и управление, но и жизненные отношения в целом. «Для индивида остается возможность рискованного самоуправления посредством в высшей степени абстрактного тождества Я» [65]. Фрагментация, отчуждение становятся следствиями не только обострения конфликта между властью и обществом, но и противоречия между «жизненным миром» и Системой, фрагментации самого «жизненного мира». (Э. Гуссерль, Л. Ландгребе, Лукман, Н. Луман, Ю. Хабермас).

Отличительной особенностью XX века становится движения за информационную свободу и прогресс. Движения шестидесятников по всему миру от СССР до США и Франции имеют свои особенности, но их объединяет главная общая черта – они борются за свободу высказывать идеи, мысли, иметь «свое лицо». За утопической риторикой советских шестидесятников, хиппи, французских студентов скрывается объективная социальная тенденция: информационный процесс смещает границы между государствами, верхушкой и народом, элитой и массой, «отцами и детьми». Информационный процесс освобождает, смещает линию между «официальной» стороной общества и его «скрытым» регионом, предоставляет небывалые возможности самовыражения. Созданные под влиянием «демократизации» информационного запаса» новые коммуны до сих пор оказывают огромное влияние на «кибер-виртуальное» общество конца 90-х. Патетика ушла, но остались идеи защиты идентичности на основе признания плюрализма, беспрепятственного движения информации в социальной системе, философии различия. Борьба против власти как в СССР, так и в США и других странах обернулась формированием субкультур, культурной дифференциацией, которая подчас сохраняет саму культуру от цивилизирующей гомогенности и унификации.

Борьбу за идентичность сопровождает распространение массовой культуры, без которой немыслимо становление информационного общества. Тенденция упрощения культуры как в США, так в Европе и России имела цель «построения своей культуры, своего мира» у различных социальных групп. Российские, европейские и американские «низы» мечтают о своей неотчуждаемой культуре под лозунгом «Унифицированные «Мы» – против элитарных «Они».

С другой стороны, неудивительно, что отчуждение в рамках системы, бессмысленность, беспомощность, депрессии становятся второй стороной достигнутого экономического благоденствия, распространения новых изощренных технологий управления людьми, тотального плюрализма.

С началом XX века романтические отношения или идеалы трансценденталистов исчезают из общественного сознания. Тема отчуждения, исследовавшаяся Марксом еще в середине XIX века, становится центральной и в экономической и в социально-политической литературе. Отчуждение с большей, чем в XIX веке силой проявляет себя как сочетание беспомощности, бессмысленности и расстройства планов. Человек не способен воплотить себя в том или ином качестве ввиду своей беспомощности перед социальными обстоятельствами. К таким обстоятельствам исследователи обычно относят экономические кризисы, безработицу, власть толпы, инертность коллективного сознания, неизбежность локальных войн, вмешательство властей в личную жизнь и т.д. Невозможность бороться с ними в одиночку в условиях жизни в городе и лавинообразно нарастающей взаимозависимости очевидна. Общество не оставляет выбора. Рабочий - уже не самоценный ремесленник, или всегда нужный фермер, а заменимая часть огромного механизма.

В XX веке особенно остро стоит проблема построения жизненной модели, планирования собственного будущего, выбора адекватной своему внутреннему миру модели поведения. По-прежнему возрастает интерес и потребность в воспитании детей и молодежи. Рожденная при капитализме малая нуклеарная семья уделяет много внимания каждому ребенку, его внутреннему миру, способностям самовыражения, способам добиться успеха и всеобщего признания. Получает признание идея Ж. Пиаже о том, что дети не «хуже» взрослых, а просто имеют свои способы познания мира, приобретает всеобщее признание [99]. В начале XIX века появляются в продаже книги о том, как воспитывать детей. К началу XX века их читают большинство родителей.

Продолжается процесс возрастной сегрегации, развивается и приобретает новые формы «психосоциальный мораторий» молодежи, существенно возрастает значение молодежных групп. Психосоциальный мораторий - это период, в процессе которого молодой человек может путем свободного экспериментирования найти себе нишу в обществе и закрепиться в ней. Этот период общество «выделяет» молодым, для того чтобы определиться в жизни, повременить с выполнением обязанностей взрослых. Каждое общество и каждая культура институцианализирует собственный психосоциальный мораторий для большинства молодых людей с помощью выработки основных ценностей, целей развития, приоритетов внутреннего, эмоционального мира, способов влияния на внешний и внутренний миры молодых [100].

С другой стороны, молодежная группа имеет те же функции, что были присущи роду или стабильной средневековой социальной иерархии. В молодежной группе преодолевается индивидуализирующая тенденция, воспитывается конформизм по отношению к идеологии, миру бизнеса, контркультуре. В данном случае лучше всего привести пример с «Хиппи» [101]. Несмотря на то, что хиппи выступали против официальной идеологии - против культуры «Предприятия», часто они сами проповедовали традиционные для XX века ценности - любовь, равенство, сообщество, индивидуальную свободу.

С другой стороны, модернизация в XX веке входит в нашу повседневную жизнь, индивидуализируя биографии и стили жизни, распространяя всюду дух соревнования и необходимости выбора места, времени, формы досуга, учебных курсов и завязывания социальных контактов. Жизнь становится биографическим проектом уже начиная с детского возраста: дети должны иметь свои цели и самостоятельно принимать решения. Процветает молодежная политика неучастия во «взрослой» жизни и создания своих организаций: экологических, антивоенных, демократических и самое главное - культурных.

Складывающиеся взаимосвязи приводят к динамизму во всех областях жизнедеятельности. Разум – единственный производитель динамизма практики. Наука XVIII века во многом становится результатом необходимости развития знания для управления динамизмом материальной практики. Важно отметить, что наука постепенно берет на себя роль церкви – роль социализации. Это явление, на наш взгляд, становится фундаментальным событием для изменения системы смысловых социальных связей. Цель просвещенческой науки превратить себялюбивого, автономного индивида, вырванного из социальных связей в цивилизованную просвещенную личность.Показательны высказывания Г. Монна – руководителя политехнической школы в Париже: «Чтобы освободить французский народ от иностранной зависимости, в которой он до сих пор находился…надо:» приучить его к пользованию инструментами, технологиями (инструментальным разумом) и расширять знания [58].

До XVIII века преобладала семейная деятельность. Экономический историк Дж. Килик подчеркивает, что связи были семейными по преимуществу [57]. Зависимость от семьи и личная доверенность поддерживали традиционный порядок и не требовали большого обмена информацией. Цели деятельности, ИТ каналы коммуникации находились внутри семьи. Расширение торговли, специализации, первые фабричные системы требовали не только новых форм организации производства, но и, что важнее, более эффективных форм организации связей деятельности.

XVIII век положил начало социальному динамизму, разрушению классического субстанциализма и преодолению антиисторизма Декарта. Наметившееся в XVI , XVII веках вытеснение Бога из картины мира, интеллектуальных моделей, разрушение христианского догматизма открыли путь для новых идей, мыслей. Интеллектуальное сообщество в Европе уповает на разум, освобождаясь от логики христианской истории. Философский анализ, научное знание, наблюдение становятся предпочтительнее библейских экзегез [59]. Христианские идеалы более не служат критериями идентичности. Сомнение - распространенная черта современного критического разума - внедряется в повседневную жизнь и формирует экзистенциальные параметры социального мира. Институанализируется радикальное сомнение, знание приобретает формы гипотез не только в науке, но и каждодневных ситуациях.

Фундаментальным основанием всех изменений становится превращение метафизического отношения к истории в собственно историческое. Начиная с XVIII века, наряду с повествовательной и поучающей историографиями, получает широкое распространение эволюционная историография, для которой характерно внимание к постоянному изменению развития видов человеческой деятельности, институтов, изучение смен картин мира. Этот взгляд на историю формируется вместе с эпохой Просвещения и европейским рационализмом, высвобождением исторической картины мира из-под метафизических принципов, стремлением понять историю саму по себе. Ни одна из существующих и существовавших ранее национальных и культурных исторических форм не могут быть оценены по внешним общеисторическим или внеисторическим критериям, но каждая подчиняется лишь собственной внутренней логике [60]. Историчность становится осью процесса идентификации.

Фактически в XVIII веке ставится вопрос о переводе процесса идентификации с религиозных констант на социально-исторические. Сомнение, разумность, рациональность, рефлексия как главные элементы мыслительных процессов влияют на создание нового процесса идентификации. Другим фактором перехода идентификационного процесса с религиозного на социально-исторический является принятие социального стабильного и легитимного порядка. Революции радикально меняют социальную и историческую картину, меняя смысл понятий и представлений, затрагивая тем самым формирующиеся компоненты идентичности.

Глобальным сдвигом в становлении идентичности в XVIII веке является появлениеполитики эмансипации , характеризующейся стремлением человека:

  • сбросить с себя кандалы прошлого, которое детерминировано трансформационным отношением к происходящим событиям, к будущему,
  • преодолеть иллегитимную доминацию со стороны отдельных индивидов или групп.

Идеи человеческой эмансипации привели к тому, что человек стал переделывать историю, чтобы делать историю (Гегель, Маркс, Хабермас) [61]. Политика эмансипации первичными императивами сделала: «справедливость, равенство и участие»[62]. Эмансипационная политика утвердила принцип автономии индивида. Ж. Руссо впервые поставил проблему противоречия индивида и общества в политическом аспекте. «Найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общей силой личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде» [63]. Коллективная жизнь должна быть организована так, чтобы индивид был способен и свободен действовать в социальной жизни. Свобода предполагает действия, лимитирующие эксплуатацию, но обязывающие нести ответственность за свои действия перед другими. Возникают коллективные обязательства, коллективные потребности интерпретации собственных действий и стремление определить коллективную идентичность как особую составляющую жизненного мира [64]. Обретение коллективной идентичности возможно только в совместном общении (коммуникации). В процессе коммуникации происходит свободный выбор на основе имеющейся информации; гуманность достигается на коллективном уровне [65].

Практически все современные движения, отстаивающие свободу самоопределения, зарождаются в XVIII веке: политические движения, студенческие движения, феминистское, национально-освободительные движения.

Поэтому фундаментальный до этого времени критерий идентичности - устойчивое социальное положение начинает радикально изменяться. Социальное положение становится скорее проблематичным, нежели стабильным. С другой стороны, на исторической арене начинает играть существенную роль средний класс. Его подъем, в свою очередь, разрушает традиционную систему социального статуса, нарушая корреляцию титула, богатства, социальных связей. Человек может быть богат, но не титулован, быть аристократом и быть бедным. Все равны, Бог никого не делал ни аристократом, ни слугой. Богатый коммерсант, например, может жениться на аристократке и носить имя «джентльмен». Христианская вера более не утверждает приоритета аристократов. Более того, большинство религиозных направлений обещает рай богатым людям, добившимся всего своим трудом, а не титулом.

Происходит изменение социальной детерминации процесса идентификации по различным направлениям.

Заметим, что социальная история ведет реестр взлетов и падений высших классов, элит, духовенства, которые культивировали различные ценности «эго», давая простым людям подлинное утешение и обеспечивая истинный прогресс. Но затем элиты ради собственного выживания начинали эксплуатировать психосоциальную напряженность, которую сначала успешно смягчали. «Политические системы процветали на провоцировании многочисленных сомнений и нездоровых подозрений, экономические системы - на связанной с чувством вины и нерешительности начать какие-либо перемены. Тем не менее, политическая, экономическая и техническая элиты всюду, где они в подходящий исторический момент принимали на себя обязательство совершенствовать новый образ жизни, обеспечивали людям сильное чувство идентичности и воодушевляли на достижение новых уровней цивилизации» [66]. Как никогда ранее в истории это продемонстрировал XVIII век.

Социальная революция создала множество разрозненных индивидов-атомов, автономных и ни от кого не зависимых, породила конкуренцию одного со всеми, ростки самоидентификации и новой легитимности [67].

Французская революция отменила все титулы, сделала всех равными, все перешли на Ты. С одной стороны, все стали безликими гражданами, имеющими «цивильные» прозвища (здесь французы хотели походить на римлян). Но с другой стороны, возникает необходимость построения новых социальных отношений, в которых каждый мог бы «спокойно» себя идентифицировать. Заметим, что всегда социальные революции, критические ситуации создают новые дополнительные системы идентификации, позволяющие сохранить экзистенциальную безопасность [68]. Руссо отмечал, что в те времена во Франции жестокость нравов сочеталась с изысканной вежливостью, даже король снимал шляпу перед посудомойкой. По мнению Руссо, вежливость нужна была для того, чтобы лгать. Но такая искусственная куртуазность имела определенный смысл, выражая собой поиск новых форм отношений в ситуациях перехода, нового языка для «спокойного» общения.

Именно тогда во Франции расцветают салоны-школы мысли, философии и свободы. Отметим, что поиск «стабилизирующего онтологическую безопасность» общения неизбежно порождает новое разнообразие. Одной из центральных тенденций социальной жизнедеятельности является потребность в коммуникации, которая поддерживает стремление преодолеть неопределенность, продлить собственное существование в других. Но на социальном и культурном уровнях такая потребность преодолеть неопределенность порождает новую [69]. Ярким примером преодоления в культуре этого острого противоречия стало появление нового вида литературы - Энциклопедии, познавательной тенденции универсализировать разнообразие [58]. Энциклопедии – разнообразие миров, Библиотека Вселенной.

Всплеск мыслительной активности проявляется не только в расцвете философской культуры, но и в обыденной жизни, например, в манере писать письма. XVIII век - век письма [69]. Общение с помощью писем распространено по всей Европе. Для того, чтобы написать письмо, надо уже обладать внутренней культурой - надо уметь выражать свои сердечные чувства, описывать их, уметь смотреть на них как бы со стороны. Письмо и книга становятся важнейшими навыками для овладения рефлексией, обеспечивая не только общение с миром, но и с самим собой. Частные библиотеки, вдумчивое чтение про себя становятся обычным явлением. Стоит протянуть руку к книжным полкам, и эти книги предоставляют всевозможные аргументы, сведения, свидетельства, уроки и методы [59, с.148]. В светских библиотеках собраны различные по своей идеологической направленности книги, из разных сфер человеческого знания. К XVIII веку уже развит богатый рынок учебной, научной, религиозной литературы. Складывается не только система научных сообществ, но и система научных публикаций (журналы, труды, записки) [40]. Растет количество статей по экономическим, социальным и естественным наукам [58, с.184]. Множественность не в сфере чувственности, как в эпоху Возрождения, а в сфере развития мыслительных способностей - базисное условие теоретической рефлексии о человеке и его жизни. Картезианство - стиль жизни, стремление подвергать все сомнению необходимо не только в сфере естественных, но и в сфере гуманитарных наук.

Другой характерной особенностью библиотек XVIII века является то, что в них представлена современная эпоха, а не прошлое. Преобладают книги по естествознанию, науке, искусству, что свидетельствуют о заинтересованности настоящим, служит руководством к практическим действиям. Главной особенностью понимания времени той эпохи становится озабоченность следующей проблемой: Надо ли быть человеком вообще или только человеком своего времени? Каким и как «Я» могу принять участие в политическом и социальном преобразовании общества?

Стоит обратить внимание и на тот факт, что печатная литература состоит в основном из книг на национальных языках. Если до 1500 г. 77% литературы издается на латыни, то к XVIII веку происходит становление системы национального языка как нового способа рефлексии. Появляются книги по национальной языковой грамматике, лексике, словари. Это обстоятельство послужило катализатором развития систем национального, государственного образования [70].

Меняются формы интеллектуального самопознания не только в среде светской элиты, но и в народе. В популярной тогда среди народных масс лубочной литературе главным героем становится революционер, предприимчивый, стойкий человек из народа, который умеет сам преодолевать препятствия и противостоять враждебным социальным силам. Тема восстания не сходит со страниц лубочной литературы [59, с.81].

К XVIII веку изменения социальной структуры приводят к необходимости развивать в себе способность правильно определить свое личное место в среде социальных отношений, соответствовать этому месту и с помощью социальных символов выражать свою принадлежность тому или иному слою, партии, культурному сообществу.

Итак, снижение влияния церкви на повседневную жизнь индивидов, революционность наступившей эпохи, нарушения в религиозных и социальных компонентах идентичности создают еще одну неведомую раньше проблему – противоречия между моральностью и внутренним потенциалом человека. Религии всегда санкционировали нормы морального поведения. Они поддерживали идентичность, определяя хорошее и плохое, истинное и ложное, регулируя межперсональные отношения. Межперсональный и ценностный аспекты идентичности аргументированы и обоснованы в контексте религии. Но, если нет более веры в идеалы и правила, которые преимущественно были созданы христианством, то естественно возникают вопросы: во что верить и зачем следовать этическим правилам? Зачем человеку вести себя морально и к чему стремится? Может ли выжить мораль без религиозного контекста? С таких дилемм начинались почти все рассуждения об индивидуальной судьбе, о взаимоотношениях индивидов в обществе. Продолжением начатой темы стало утверждение, что человек более не может быть придатком Бога, человека нельзя воспринимать функционально. Высшая ценность - сам человек, его исключительность и неповторимость, то, чем он может стать, его внутренний потенциал.

Но десакрализация - не единственная причина озабоченности моралью. Чем более человек внутренне зависим от себя, а не от посторонних ценностей, тем чаще его опорой делается собственная рефлексивная организация. «Ценою становления цивилизации станет наше собственное счастье», - позже скажет Фрейд [72]. Центральное место в человеческой психологии занимает стыд, и этот факт интерпретируется почти во всех философских учениях того времени. Таким образом, мораль становится одним из системообразующих компонентов, как существования общества, так и становления идентичности.

XVIII век интересен и появлением теоретической рефлексии на проблемы «само», индивидуализации, самоосуществления, самопознания, межчеловеческой морали.

Первые попытки осуществления рефлексии на самопознание и самоосознавание предпринимаются в Новом времени, но с ростом и обогащением теоретического знания происходит становление теоретической рефлексии. Она изменяет саму систему знания. В теоретической рефлексии выявляются такие структуры, которые более адекватно отражают реальные связи. Переход рефлексии самоосознавания, самопознания с уровня обыденности на уровень теоретического начинается с критики детерминизма и признания вероятностного характера знания. Философская рефлексия, о которой пойдет далее речь, по своей природе избыточна, т. е. отражает те смыслы, которые будут поняты и эвристичны в мировидении будущего.

В философии Д. Юма, И. Канта, Г. Лейбница детерминизм отвергается как обоснование, которое не может определить природу межчеловеческих отношений, смысл человеческой деятельности.

Давид Юм, определяя свое отношение к индивидуализации, морали и к способам самопознания, утверждал, что человек всегда больше, чем сумма его частей. «Само» изменчиво и на него нельзя влиять прямым образом. Я могу смотреть на стол и знать, для чего он, почему и как. Но я ничего определенного не могу сказать о «Само». Я могу сфокусировать свой взгляд на нем, отрешившись от всего мира, но я не могу сделать то же самое с Я. «Само» - это то, что мы не можем прямо знать, представить, вообразить, схватить, удержать. «Само» - это целостность содержаний ума. Если хотя бы одно содержание меняется, изменяется все само. Когда человек пытается проникнуть в нечто, именуемое Я, он всегда наталкивается на то или иное единичное восприятие. Он никак не может уловить нечто существующее помимо восприятия [73]. «Само» индивида становится объектом философской рефлексии.

В работе «Исследование о человеческом разумении» философ выделяет два способа моральной философии:

  • человек рожден для деятельности и в своих поступках руководствуется вкусом и чувством, стремясь к одному объекту и избегая другого в зависимости от той ценности, которую он приписывает этим объектам;
  • человеческую природу изучают с целью открыть те принципы, которые управляют нашим разумением.

Первый тип философии Юм характеризует как легкую. Она в большей мере соприкасается с обыденной жизнью, воспитывает сердце и чувства, исправляет поведение и приближает к идеалу. Она руководствуется принципом: «Будь философом, но, предаваясь философии, оставайся человеком… Ведь ее истинным предназначением и настоящей задачей остается рассмотрение обыденной жизни,» здесь она найдет достаточно затруднений, к которым может приложить свои изыскания, не пускаясь в необъятный океан сомнений, колебаний и противоречий [73, с.140].

Второй тип не может вникать в деловую и активную жизнь, но обладает точным знанием внутренней структуры и операций разума. Точное и правильное рассуждение - вот единственное средство, пригодное для всех людей, для всякого склада исследовать человеческую природу. Необходимо свободное воображение. Пусть оно не может выйти за пределы первоначального запаса идей, зато оно обладает безграничной способностью смешивать, соединять и делить идеи во всем разнообразии.

Мысли и идеи Юма развивает И. Кант. Великий философ согласен, что «само» не может наблюдать за собой непосредственно. Как возможно тогда самопознание? Ответ Канта состоит в том, что «само» не может наблюдать за собой одновременно и непосредственно, но оно может схватить себя в действиях. По Канту, чистое «само» существует, но мы не можем познать его окончательно. Единство, континуальность «само» созидается и не дано автоматически, не гарантировано [74].

Г. Лейбниц выражает следующим образом свое отношение к индивидуализации. «Я» связано с правильно организованным телом, взятым в известный момент и сохраняющим затем эту жизненную организацию благодаря смене различных частиц материи, соединенных с ним [75].

К XVIII веку оформляется интерес к детству как особому этапу жизненного пути. Первый интерес возникает из-за высокой детской смертности. Создаются различные философские и религиозные доктрины, стремящиеся спасти детские души. Дж. Локк и Ж. Руссо определили детство как уникальный этап человеческой жизни. Впоследствии тему продолжили У. Прейер, А. Бине, Дж. Болдвин, З. Фрейд.

Итак, XVIII век стал этапом перехода от традиционного порядка к посттрадиционному, что выразилось в признании, что потенциал индивида нам не ведом, не гарантирован, его нужно создавать, и он не связан только с социальной ролью или с работой.

Идентичность становится повседневной политической, культурной и экономической проблемой и возникают первые вопросы о самоидентичности, поставленные теоретической, философской рефлексией.

Новая философия отрицает сверхестественное, божественное, заменяет волю Бога имманентным порядком природы и общества, утверждает, что каждый человек обладает качествами, связанными с его сущностью, обязан употреблять эти качества в соответствии с их предназначением.

Формируется персональный историзм, личный жизненный план, политика эмансипации как жизненная модель, как способ жизнедеятельности с учетом целей будущего. Историчность становится центральным фактором в становлении идентичности.

Религиозная детерминация идентичности отступает. Происходит переход к социо-исторической детерминации. Впервые возникает «светская» необходимость самоосмысления и моделирования такой сложной системы, как история.

 


 

2. 10. Идентичность – результат развития социальной жизнедеятельности

Обобщим рассмотренную выше историю идентичности в систему основных социальных и культурных тенденций ее становления, которые являются следствием становления человеческой жизнедеятельности.

Главной движущей силой становления идентичности становится стремление соотнести внутренний мир с внешним в воспроизводящейся ситуации усложнения, множащегося разнообразия, реализуемого развитием и распространением систем информации, знания и информационных технологий. В истории эта движущая сила реализуется через следующие общественные и культурные тенденции.

К социальным тенденциям можно отнести следующие:

  1. Стремление понять и спроектировать жизнь появляется тогда, когда возникает индивидуальная соотнесенность с всеобщим временем. Жизненный цикл осознается как сегмент времени, отделенный от жизненного цикла поколений. С продвижением истории усиливается уплотнение времени, в котором человек чувствует себя реальным творцом событий. Они начинают носить характер исторических решений человека. Находясь внутри исторических событий, человек событийствует с ними, пытаясь определить свое место в их движении. Потенциально проблема идентичности присутствует тогда, когда происходит переход от «уютного», размеренно и спокойно возвращающегося ненапряженного циклического времени к времени линейному, а затем от линейного времени к плюрализму времен в современной истории. «Циклический» человек жил в мире возвращающихся приливов и отливов...Цикл этот перебивался некоторыми событиями личной жизни, тоже, впрочем, обычно вписанной в нерушимый природный ход вещей. Линейное время - это время истории, которая, неуклонно развиваясь, стремясь вперед, каждый день ставит человека перед чем-то новым и неожиданным, перед необходимостью бороться, защищать свое достояние, свое племя, от кого-то обороняться, или кого-то завоевывать, и потому требует постоянного колоссального сосредоточения духовных и материальных сил» [29, с.225]. В постмодернизме базовым вопросом онтологической безопасности индивида становится интегрированность прошлого, настоящего и будущего. Чем больше развивается общественная система, тем больше возникает необходимость рефлексии на развитие. Чем подробнее описано историческое прошлое, тем вероятностнее модель будущего. Детерминированность прошлого, настоящего и будущего становится более сложной проблемой и таких времен становится больше _ происходит создание различных моделей времени (Пригожин) Прошлое, настоящее и будущее становятся интегральными притягивающими, которые стабилизируют психологическое состояние человека. Сформировано разнообразие исторических времен на реальную историческую жизнь. Динамизм, ускорение разнообразных исторических времен становится главной проблемой. Возникает необходимость соотнесения собственной жизни и всеобщего времени.
  2. В процессе исторического развития человек все более удаляется от своего социального места. Место определяет идентичность, создает «общую изолированность», цель, средства ее достижения. Идентификация формируется, исходя из общих обратных связей по направлению к общей цели. В традиционном обществе большая часть социальной жизни была локализована в одном месте. С изменением пространственно-временной организации происходит ослабление зависимости социального опыта от социального места. С развитием опосредованного опыта, информационных технологий, средств массовой коммуникации локальный контекст перестал служить основой онтологической безопасности. Удаление от родного места формирует разнообразие в пространстве состояний, меняется соотношение официальных и «скрытых» регионов, «верхов и низов». Пространство социальное в принципе бесконечно, но каждый новый исторический этап предоставляет собственные, адекватные для онтологической безопасности, формы соответствия опыта месту.
    С другой стороны, происходит расширение как внешнего, так и внутреннего пространства, как континуума, так и точки. Бесконечность внешнего мира отображается в расширении внутреннего мира.
  3. Усложнение социальной, экономической, политической и других систем создает множество перспектив, выборных ситуаций, жизненных стилей, порождающих посттрадиционный порядок. Человек вовлекается в мир постоянного выбора, где он сам должен решать, кто он, где и с кем. Особо важным представляется развивающаяся «плюрализация жизненных стилей». В доиндустриальном мире люди, живущие в различных «социальных местах» редко были связаны и мало знали друг о друге. Индивид был включен в социальный контекст, и ему не с чем было его постоянно сравнивать. Социальное пространство было слабо сегментировано, общественная и частная сферы мало дифференцированы. Вместе с сегментированием социального пространства происходили «регионализация» активности, дифференциация труда, профессиональных ролей. В XX веке секторы жизненного стиля стали более разнообразны, создавая не похожие, но совместно существующие контексты, из которых можно выбрать свой собственный. 
    Становление идентичности как феномена стало протекать в рамках преодоления противоречия между стремлением сохранить целостность и множащимся разнообразием во времени и пространстве. Проблема идентичности появляется как необходимость упорядочивания разнообразия.
  4. Изменение структуры социальных отношений также определяет дальнейшие сдвиги в индивидуализации и персонализации. Жесткие, строго определяемые, неразветвленные, абстрактные социальные связи уступают место разнообразным, усложняющимся, конкретным отношениям, свободным от экономической привязанности, социальной необходимости. От традиционных отношений - к свободным связям - связям ради человеческих отношений - такова общая историческая тенденция (Безусловно, сохраняются и множатся совершенствуются типы принудительных отношений: подчинение закону, необходимость трудиться и т. д.). Лучшей иллюстрацией может послужить пример изменений в институте брака. В доиндустриальном обществе брак - контракт, заключается родителями или родственниками в экономических или социальных интересах с целью продолжения рода. В современном обществе основой брака чаще является романтическая любовь и он не имеет строгих целей, например обязательного требования иметь детей (гомосексуальные браки). Человек ценится сам по себе, ввиду своих индивидуальных качеств или особенностей. Такие независящие от общественных принуждений отношения (pure relations) (термин А. Гидденса) существуют лишь с целью межчеловеческого общения [62]. Отношения, освобожденные от внешних детерминант, как социальных, так и биологических, представляют больше возможности для развития «базового доверия» или онтологической безопасности по добровольному соглашению. Достигнутое доверие стабилизирует психологическое состояние, обеспечивает чувство безопасности в объективном мире, ведь существует строгая психологическая связь между базовым доверием и зависимостью от людей, заботящихся об индивиде.
    Такой распространяющийся тип отношений нуждается в новом типе индивида, осознающем свою роль и ответственность за процесс протекания отношений, способным осуществлять контроль за своими поступками, рефлексивно обозревать собственный проект жизни. Иначе говоря, эти отношения ставят перед индивидом требования быть самим собой, а не придатком социальной машины. Центральным звеном отношений становится обязательство, а не физическое или общественное принуждение или автоматическое следование, которое принимается самим индивидом по собственному разумению и выбору. «Самокопание» становится важнейшим элементом не только построения индивидуальной судьбы, но и межиндивидуальных отношений. Каждый человек становится «рефлексирующим теоретиком».
    Ослабление внешних детерминант социальных связей принуждает индивида самому искать решения в поворотные моменты своей жизни, не полагаясь на уже установленные связи: с родителями, с воспитателями, с коллегами. 
    Становление идентичности заключается в процессе тяжелого выбора между легко приобретаемым Я - заимствованным, скопированным, принудительно приобретенным и Я, которое получают собственными усилиями и стараниями, в результате приспособления внутреннего мира к разбегающейся вселенной внешнего мира. 
    С другой стороны, усложнение социальных отношений создает необходимость в самовоспитании, в развитии цивилизованности. Цивилизованность зависит от контроля за собой, за своим поведением, от формального уважения других. Умение обрести такие качества означает потенциальную способность сформировать идентичность.

    Понятие и проблема идентичности связана с процессом индивидуализации.
  5. В период «до-модерна», традиционного общества озабоченность индивидуальностью была не столь острой. Пол, социальный статус, принадлежность к культурному слою были относительно зафиксированы. Изменения, происходившие в течение жизни, были определены и контролировались социальными институтами, а индивидуальная роль в них была довольно пассивна. Дюркгейм утверждал, что автономная индивидуальность не существовала и не ценилась в до-индустриальную эру. Только с появлением современного экономического состояния, разделения труда, с изменениями культурного кода индивидуальность выдвигается в центр внимания. Безусловно, индивидуальность всегда ценилась в различных культурах, но ей никогда не уделяли столько внимания, как в современной.
  6. История меняет и соотношение интимной и общественной сфер жизни. Характерной чертой повседневной жизни всех "малых" сообществ доиндустриальных времен было отсутствие приватной жизни. «Я» было таким, каким его хотели видеть. Стремление к интимности, начавшееся в Новое время, отражало стремление к субстанциональной частной жизни, во многом породившей разнообразный внутренний мир современной личности. Стремление к приватности сочеталось с ростом и невиданным распространением «больших», бюрократических, государственных организаций. Уход в интимность позволял сохранять значимость жизни в привычной обстановке, среди своих. Стремление к приватности сопровождалось отделением детства от периода взрослости и выделением юности. По мере выделения детство стало организовываться для получения изменяющегося и накапливающегося опыта, для освоения новых «обучающих полей» (с освоением новых возможностей). Детство в современном обществе стало структурой, формирующей персональность. 
    Становление идентичности стало протекать в рамках преодоления разрыва между общественным и частным, большим и малым, официальным и повседневным.
  7. В отношении к телесному, жизненным периодам, собственному облику также проявляется движущая сила соответствия внешнего внутреннему. История показывает, как меняется отношение человека к своему телу, облику, что непосредственно влияет на идентичность. Именно с приходом индустриального и постиндустриального обществ становится особенно важным то, как человек выглядит, как он одет, как он заботится о своем здоровье, меняется отношение к телесному. В традиционном обществе внешний вид индивида был предметом стандартных правил по традиционным критериям. Одежда могла иметь индивидуальные особенности, но в рамках правил. Преобладала стандартизация над индивидуальными отличиями. Тело не было объектом рефлексии и тщательной организации. Усиление интереса к контролю за телом – «культура свободного тела» - также стало одним из фундаментальных оснований роста проблем, связанных с идентичностью. Формируется интерес не только к индивидуальному, но и к «общественному телу». О. Шпенглер замечает, что не случайно социализм Маркса, анархизм Щтирнера, социальная драма Хеббеля вышли из школы Гегеля [8]. Проблемы биологической самоорганизации, самоконтроля, экологического контроля, телесной открытости немыслимы без внимания к идентичности.
  8. Историческая детерминация процесса соответствия внешнего внутреннему проявляется в развитии искусства планировать будущее, в актуализации практики жизненной политики, как коллективной, так и индивидуальной.Организация индивидуального жизненного пути с помощью выбора жизненного плана и стиля, с помощью предположений и предвидений, политика самоактуализации стали возможны ввиду усложнения контекста локальных и всеобщих связей в обществе. Начиная с XVIII века политика и реформирование коллективной и личной жизни выступают на первый план истории. В общественно-политической сфере общества эта тенденция обнаруживает себя в организации демократического плюрализма. Демократический плюрализм не устраняет индивидуально-групповых различий, он даже способствует их умножению.
  9. Формирование общественного разнообразия приводит к развитию общественного разделения труда, ко все более растущему разрыву между всеобщими знаниями и умениями и профессионализмом. Сужение профессионального знания - неизбежный продукт технологического развития. Индивид специализируется и является экспертом в узких областях знания. Никто не может избежать участи отсутствия знаний и ненужности во многих сферах бытияОщущение зависимости от других экспертов, чужого знания, бюрократических систем порождает неуверенность в своем будущем, в своем опыте и умении, в способности влиять на ситуацию, порождая проблемы, связанные с тематикой идентичности. С другой стороны, необходимость интерпретации всеобщего, целостности также приводит к углублению понимания частного, особенного и его соответствия всеобщему, т. е. к рефлексии на идентичность.
  10. Развитие относительно безопасного окружения в повседневной жизни составляет центральное основание для поддержания чувства онтологической безопасности. Несмотря на контролируемость и предсказуемость повседневной жизни в современных обществах рамки, онтологической безопасности становятся все более хрупкими. В повседневных отношениях пропадают моральная убежденность и стабильные модели поведения. Человек обнаруживает себя в «пустой» практике, в то время как его «поджидает» масса потенциальных возможностей. Безысходные раздумья над моральными и экзистенциальными дилеммами стали особенно значимы для современного человека. Расширение разнообразия есть одновременно его сужение, развитие автономности – сужение возможностей и перспектив.

Среди тенденций в культуре и познавательной деятельности выделим следующие.

Формирование разнообразия в социальной жизни и культурных традициях особенно ярко проявляется, как было показано ранее, начиная с XVIII века. Просвещение открывает эпоху тотального сомнения и краха абсолютных ценностей. Гарантированные ценности уступили место всеобщему сомнению, причем не только в рядах просвещенной элиты, но и среди политических масс. Сомнение становится методологическим инструментом повседневности. Абстрактные политические институты стали предлагать больше возможностей, но не готовые рецепты или фиксированные указания.

Распространение опосредованного опыта с развитием разнообразных информационных средств передачи знаний формирует требование к каждому индивиду: быстро самому, без посторонней помощи осваивать формы общения, формы деятельности, формы знания. Информационные потоки проникают всюду, дают доступ к «стандартам вне» и привилегии знать, «как идут дела у других». Непосредственное копирования жеста, ремесленных умений дается легче, чем их освоение с листа бумаги. Для приобретения опосредованного опыта необходимо больше мыслительных, интеллектуальных и рефлексивных способностей. Последовательно ускоряющееся развитие экономической, политической активности, начиная с XVII - XVIII веков, требует становления процесса передачи опосредованного опыта в государственном масштабе, что приводит к становлению массового всеобщего образования. Тем самым создается среда для углубления и расширения внутреннего мира.

Рост влияния «больших» социальных систем на жизнь индивида (государство, всеобщее образование) и развитие средств передачи информации породили противоречие между выбором традиционного способа жизни, основанного на освоении локальных способов деятельности, и универсального, основанного на образовании с использованием абстрактных символических систем. Необходимость постоянного выбора между традиционным и модерновым, между «дедовским» и передовым поставило перед человеком новые вопросы в самоопределении. Большие символические системы, основанные на движении информации, внедряются в повседневную жизнь индивидов и коллективов. Когда «язык общества усложняется, появляются различные технические средства», чтобы сделать усложнение предметом потребления [54 с.219]. Символизация сопутствует становлению разнообразия, следовательно, и появлению проблем идентичности.

Наряду с символизацией семиотизация поведения, выражающаяся в заботе о жесте, ритуале, восприятии любой детали поведения как знака, постепенно захватывает поле не только элитарной, но и массовой культуры. По мере естественной для социального развития деритуализации поведения, вырабатывается стиль поведения, указывающий на человека как представителя определенного культурного слоя. Семиотизация поведения приводит к созданию стилей в рамках норм повседневного быта. Разница в поведении помогает идентифицировать служащего, военного и статского, столичного и нестоличного (Лотман).

Таким образом, изменения в системе хранения, передачи и распространения информации, развитие информационных технологий выступают в качестве средств в процессе формирования и упорядочивания социального и культурного разнообразия. Целенаправленная деятельность по изменению и преобразованию общества требует более высоких форм упорядочивания, чтобы избежать хаоса, проводить сопоставление текущего состояния и целей будущего. Чем сложнее становится общество, тем больше оно нуждается в контроле, основанном на информационных связях. Если отсутствует такой контроль и соответствующей организации индивидуально-психологического, социального, коллективного состояния, то люди теряют видение «большой цели» в разрозненных деяниях.

Упорядочивание разнообразия осуществляется самим человеком в ходе повседневной практики с помощью информации о ситуации, приобретенных знаний, рационализации действий. Человек способен контролировать свое поведение, рефлексивно рассматривать течение деятельности, преследовать собственные цели в непрерывном потоке социального времени. Результатом упорядочивания становится идентичность.

Социальная жизнь приобретает внутренние многообразные источники саморазвития, она становится внутренне референтной, что послужило фундаментальным основанием для мобилизации идентичности и появления рефлексивного проекта "Само".

Появление саморазвивающегося субъекта истории не означает методологического индивидуализма. Появление самодостаточного эгоиста стало побочным элементом саморазвития общественной системы, становления современных институтов. Тем более нельзя говорить о том, что следствием саморазвития стало необратимое выделение индивида из социального контекста. Напротив, ситуация озабоченности индивидуальным развитием, стремление овладеть социальным контекстом и социальными отношениями может быть созвучна только с расширением социального окружения. Чем больше разнообразия, тем более человек зависим от окружения.

Основным выводом становится утверждение, что по мере того, как экзистенциальное пространство становится подчиненным социальным институтам, создаются новые возможности для социальной активности и персонального реформирования.

Становление идентичности связано с формированием разнообразия как результата человеческой деятельности, с необходимостью идентификации внутреннего мира релевантного внешнемуФормирование разнообразия не есть автономизация, ведь каждый этап его расширения сопровождается самоорганизацией новой целостности. Понимание бесконечности проходит в как взаимосвязь континуума жизненного разнообразия и внутренней бесконечности ее каждого элемента.

 


 

Литература
  1. Маркс К., Энгельс Ф . ПСС. Т.46. Ч.1.
  2. Фейхтвангер Л . Иеффай и его дочь. М., 1994.
  3. Дюркгейм Э . О разделении общественного труда М., 1996.С.141.
  4. Мечников Л. С. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924.
  5. Хюбнер К . Истина мифа. М., 1995.
  6. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. СПб., 1998.
  7. Лосев А. Ф . Историческое время в культуре классической Греции. // История философии и вопрос культуры. М., 1975. С.7-61. С. 60.
  8. Шпенглер О . Закат Европы. Т. 1 Образ и действительность. М., 1998.
  9. Барг М. А . Эпохи и идеалы. Становление историзма. М.,1987. С.43.
  10. См. Винничук Л. Люди, нравы, обычаи древней Греции и Рима. М., 1988. С.99.
  11. Человек и культура . Индивидуальность в истории культуры. М. 1990. С. 40.
  12. Проблемы поэтики и истории литературы . Саранск , 1979. С . 189.
  13. Misch G. History of Autobiography in Antiquity. Vol 1,2. L. 1950. P.154.
  14. Марк Аврелий. Наедине с собой. Размышления. М., 1914. С.102.
  15. Кон И. С. Открытие Я. М., 1978.
  16. Baumeister R . Identity, cultural Change and Struggle for Self. N. Y., 1986.
  17. Августин. Исповедь. М., 1990. С.22.
  18. Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. С.32.
  19. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994.
  20. Лосский Н. О . Характер русского народа. М., 1990, кн.2. С.35-36.
  21. См. Эриксон Э . Молодой Лютер. М., 1996. С.332.
  22. См. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М ., 1993. С . 177-178.
  23. См . Atlick, R. Lives and Letters: A History of Literary Biography in England and America. N. Y. 1965.
  24. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1993. С.109.
  25. Хейзинга И. Осень средневековья. М., 1988.
  26. Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности. // Вопросы философии. 1994. N10. С. 113-123.
  27. Гайденко П. П. Коллизия возрожденческого титанизма. // Вопросы литературы. 1980. N3.
  28. Человек в кругу семьи : Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. М., 1996. С. 346.
  29. Город как социокультурное явление исторического процесса . М., 1995. С.300.
  30. Гофф Ж. С небес на землю. // Одиссей. Человек в истории. М ., 1992.
  31. Aries Ph . L’Homme devant la Mort. Paris, 1977. P. 287.
  32. Morris C. The Discovery of the Individual: 1050-1200. N. Y., 1972.
  33. См. Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. М., 1991, С.192. Одиссей. Картина мира в народном и ученом сознании. М., 1994, Одиссей. Образ другого в культуре. М., 1994.
  34. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М., 1995. С.50.
  35. Стоун И. Муки и радости. М., 1971.
  36. Лосев А. Ф . Эстетика Возрождения. М., 1982.
  37. Кон И. С . В поисках себя. М. Политиздат, 1984.
  38. Петров М. К . Самосознание и научное творчество. Ростов-на-Дону, 1992.
  39. См. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф – имя – культура. Труды по знаковым системам. Вып. 6, Тарту, 1973., он же. Статьи по типологии культуры. Вып .2. Тарту , 1973.
  40. The Age of Information. LSU, 1991.
  41. Baumeister R . A Seif-presentation View of Social Phenomena. Psychological Bulletin. 91. P. 3-26.
  42. Le Roy Ladurie . Les Paysants de Languedoc. T. 1-2. Paris, 1966.
  43. Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950. С. 547.
  44. См. Соловьев Э. Ю. Биографический анализ как вид историко-философского исследования. // Вопросы философии. 1981. N9. С . 132-145. С . 138.
  45. Auerbach E. Mimesis: The Representation of reality in Western literature. Princeton, NJ., 1974; Trilling L. Sincerity and Authenticity. Cambridge, MA:, 1971; Wientraub K. The Value of the Individual: Self and Circumstance in Autobiography. Chicago, 1978.
  46. Altick R. Lives and Letters. N. Y. 1965.
  47. Baumeister R., Shapiro J., Tice D . Two kinds of identity crisis. //Journal of Personality. 1985.
  48. Ариес Ф. Возрасты жизни.// Философия и методология истории. М., 1977 С. 200-211.
  49. Гуревич А. Я . Исторический синтез и Школа «Анналов». М ., 1993. С . 238; Elias N.The Civilising Process. Oxford, 1978.
  50. Stone L. The family, sex and marriage in England 1500-1800. N. Y., 1977.
  51. Myers M., Myers G. Managing by Communications. An Organizational Approach. N. Y., 1982.
  52. Greven P. The Protestant Temperament. N. Y., 1977.
  53. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. // Избранные произведения М., 1990.
  54. Бродель Ф. Игры обмена. М ., 1986.
  55. Boorstin D. The Republic of Technology: Reflections on the Future Community. N. Y., 1978.
  56. Бродель Ф . Структуры повседневности. М ., 1986.
  57. Wallerstein I . The Global Dimensions of Intellect. N. Y., 1993.
  58. Огурцов А. П. Философия науки эпохи Просвещения. М., 1993.
  59. Век Просвещения . М., Париж, 1970.
  60. Гердер И. Г. . Идеи к философии человечества. М., 1977; ГегельГ. Ф. Философия истории. СПб ., 1993.
  61. Habermas U. Legitimation Crisis. Boston, 1973.
  62. Giddens A. Modernity and Self-Identity. Stanford, 1991. P.212.
  63. Руссо Ж. Об общественном трактате или принципы политического права. // Трактаты. Кн .1. С . 160.
  64. Ross J., Barber G. The Mobilization of Collective Identity. Un. Press of America., 1980.
  65. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995.
  66. Одиссей. Человек в истории . М., 1995.
  67. Федорова М. М. Модернизм и антимодернизм во французской политической мысли 19 века. М ., 1997.
  68. Erikson E. The Problem of Ego Identity. // Journal of Annual Psychoanalitic Assosiation. 1956. N4; Goffman E. The presentation of Self in Everyday Life. N. Y., 1959.
  69. Лотман Ю. М. Избранные статьи. В 3-х т. Таллинн, 1992.
  70. Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса. // Путь. 1992. N1. С. 9-62.
  71. О развитии русской практики самоименования см. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского искусства. М ., 1994.
  72. Freud S . An Outline of Psychoanalysis. N. Y., 1949.
  73. Юм Д. Исследования о человеческом разумении. М., 1995. С. 15.
  74. Кант И. Антропология. ПСС. Т. 6. М., 1963-1966.
  75. Лейбниц Г. В. Опыты о человеческом разуме. М ., 1938. С .204.
  76. Fiedler L. A. Love and Death in American novel. N. Y., 1976.
  77. Кон И. С. Ребенок и общество. М ., 1988.
  78. Demos J., Demos V. Adolescence in historical perspective. // Journal of Marriage and the Family. 31.
  79. Foucault M. The History of Sexuality. N. Y., 1980.
  80. Sennett R. The fall of public man. N. Y., 1974.
  81. Фейрбах Л. Сочинения в 2х т. 1995.
  82. Beniger J. The Control Revolution. Technological and Economic Origins of the Information Society. Cambridge,. 1986.
  83. См . Nissenbaum S. Revisiting “ A Visit from St. Nicholas”: The Battle for Christmas in Early 19 century America. // The Mythmaking Frame of Mind. Belmont, 1993.
  84. Foucault M. Discipline and Punish. Penguin. 1979; Goffman E. Interaction Ritual .London., 1972.
  85. Weber M. Economy and Society. Berkley, 1978.
  86. Brittan A . The Private World. London, 1977.
  87. Цит по Бахтин М. М. как философ. М., 1992. С. 88.
  88. Хюбшер А. Мыслители нашего времени. М., 1994. С. 14.
  89. Цит по Кон И. С. Открытие Я. М., 1978 С. 223.
  90. Франк С. Л. Духовные основы общества. М ., 1993. С . 414.
  91. Erikson E. Identity. Youth and Crisis. N. Y., 1968.
  92. Demos J., Demos V. Adolescence in historical perspective. // Journal of Marriage and family., 31. 1969; Kett J. Rites of passage: Adolescence in America 1790 to the present. N. Y., 1977; См. исследования конфликтов детей и отцов в работах Эриксона Э.«Молодой человек Лютер», «Детство и общество».
  93. Тургенев И. С. Собрания сочинений в 12-ти т. Т. XI М-Л., 1934 С. 459.
  94. См. Гегель Г. Ф . Наука логики: В 3-х т. М., 1970; он же. Философия истории. СПб, 1993; он же. Философия права М., Мысль. 1990.
  95. Фейрбах Л. Сочинения в 2-х т. М., 1995. С.190.
  96. Дильтей В . Категории жизни. // Вопросы философии. 1995. N 9. С .129-140. С . 130.
  97. Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1993.
  98. Козловски П . Культура постмодерна. М., 1997.
  99. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. Психология интеллекта. Генезис числа у ребенка. Логика и психология. М ., 1994.
  100. Baumeister R . Identity, Cultural Change and Struggle for Self. N. Y., 1986.
  101. Fass P. The damned and the beautiful: American youth in the 1920s. Oxford, 1977;Weaklund J. Hippies.: What the scene means. // Society and drugs. San-Francisco., 1969.
  102. Бюхнер П, Крюгер Г., Дюбуа М. Современный ребенок в западной Европе. // СОЦИС. 1996. N4. С .128-136.
  103. См . Foucault M. The history of sexuality. N. Y., 1980.
  104. Кон И. С . Лунный свет на заре. Лики и маски однополой любви. М., 1998.
  105. См . Butler J. Gender Trouble: Feminism and Subversion of Identity. N. Y., 1990; Репина Л. П. История женщин сегодня. // Человек в кругу семьи. М., 1996.

[1] Интересно этимологическое продвижение этой темы. Слово «Само» означало и «мое собственное и такое же» В XVI- XVII веках оно приобретает современное значение. В английском языке, например, слова «сознание и самосознание» приобретают нынешнее значение в период с 1620 по 1690 г. К концу XVI века появляются такие термины, как «самосохранение, самосозидание, самочувствие» и т.д. Термины «самоконтроль» введен А. Шефтсбери, «самовидение» – И. Бентамом, «озабоченность собой» С. Колдриджем. Во французском языке XVII- XVIII веков появляются слова «интимность, индивидуальность».

[2] В XIX веке это относится больше к мальчикам: до 1830 г. американский колледж не принимает девушек, до 1920 г. Оксфорд выдает разные дипломы для юношей и девушек.

 


 

Глава третья. Становление теории идентичности

3.1. Характеристика первых форм самостоятельного знания

Появление проблематики идентификации и идентичности традиционно связывают с психологическими учениями. В 40-е годы Э. Эриксон предлагает в своих концепциях термины «идентичность», «кризис идентичности». Их начинают активно использовать в диагностике различных форм психопатологии. В 50-е годы предлагают различные интерпретации этих понятий. Эволюция проблемы идентичности от появления первых зачаточных теоретических форм до форм самостоятельного теоретического знания прослеживается в работах: классиков зарубежной философии, психологии и социологии Джеймса У., Фрейда З., Юнга К., Пиаже Ж., Фромма Э., Дж. Мида, Кули Ч., современных авторов: Эриксона Э., Баумайстера Р., Маслоу А., Мейли Р., Олпорта Г., Роджерса К., Салливена Х., Хабермаса Ю., Хесле В., Хорни К., Шпрангера Э., Гидденса А. и классиков отечественной мысли Альбухановой-Славской К. А., Бахтина М. М., Выготского Л. С., Гусейнова А. А., Дробницкого О. Г., Ильенкова Э. В. , Кона И. С., Леонтьева А. Н., Лотмана Ю. М., Мерлин В. С., Поршнева Б. Ф., Рубинштейна С. Л., Сохань Л. В., Спиркина А. Г., Эльконина Д. Б., Ядова В. и других [1,2].

Идеологическим полем интереса к идентичности становится неогуманизмСуть его впреодолении сформированного к середине XIX века противоречия между человеческим и технологическим разумом, в опровержении установок, согласно которым «Я» - центр Вселенной. Просто «Я» - ничего более, чем словесное утверждение, пока оно не обретает тех свойств, которые его выделяют как «Я». Неогуманизм означает ответственность перед «Другими» и миром за свои поступки, за свою жизнь в противовес деятельно-технологической картины истории, которая не оставляет для человека возможности осмысленного бытия, «режет, дробит» сознание, психическое на части. Преодоление поляризации новой, набирающей обороты, сциентистски-технологической картины истории и универсально-гуманистической потребовало сближения философии, психологии, социологии, антропологии, истории.

Сразу же обратим внимание читателя, что исследование идентификации не аналогично анализу идентичности. Идентичность включает в себя различные аспекты, а идентификация – описание таких аспектов. Идентичность – результат, ставшее, отстаивание и защита себя, идентификация – приспособление, процесс постоянного выбора, принятие норм, традиций, установок. Потому на каждом уровне описания процесс идентификации предшествует осмыслению идентичности.

Традиционно распространение в научной практике термина «Идентичность» связывают с именем Эриха Эриксона. Cам Эриксон среди основных предшественников своей концепции выделял: Уильяма Джеймса и Зигмунда Фрейда, а также Чарльза Дарвина и Карла Маркса.

Для Джеймса идентичность - субъективное чувство соответствия себе, континуальность, созидательная власть, сопротивляемость «эго» по отношению к окружающему миру. По его мнению, жизнь нужно строить в активности, созидании и страдании. В основном Джеймс использует термин характер, а не идентичность.

Реальный мир действует на каждого из нас сообразно с нашей индивидуальностью, являясь для нас комбинацией физических состояний и моральных ценностей. «В самом широком смысле личность человека составляет общая сумма всего того, что он может назвать своим: не только его физические и душевные качества, но также его платье, его дом, его жена, дети, предки и друзья, его репутация и труды, его имение, его лошади, его яхта и капиталы» [3]. Если уничтожить или видоизменить один из элементов в этом синтезе, то, по утверждению Джеймса, мы получаем патологическое состояние.

Патологические состояния могут проявляться в раздвоении личности, в исчезновении чувства жизни, в потере духовных идеалов, в потере внутренней благодати и мира. Гениальным примером раздвоения личности, по мнению американского философа, служит исповедь Августина. Исчезновение чувства жизненности показано на примерах жизни Лютера, Гете и Толстого [4]. Он приводит в пример слова Гете: «Ничего не имею возразить против течения моей жизни. Но по существу в ней не было ничего, кроме горя и тяжести. Жизнь подобна непрерывно скатываюшемуся вниз обломку скалы, который надо постоянно вытаскивать наверх» [4, с.112]. Более того Джеймс отмечает неизбежность раздвоенности и пессимизма в любой жизни. Ведь

«Моя душа - арена для сражений,

Полетов в высоту и низменных падений,

Но как среди пустынь журчит порою ключ

Так рядом с злом во мне добра сияет луч»[4, с.137].

Но, по Джеймсу, помимо онтологической неизбежности, существуют и преодолимые состояния беспокойства внутри себя. Совершается обращение, возрождение, обретение благодати и веры, достижение внутреннего мира. Это медленный процесс, требующий огромных духовных усилий, но наградой служит то, что несчастная душа приходит к объединению с собой.

Эффективность этого процесса, по мнению У. Джеймса, зависит от того, какая связь идей образует центр энергии душевной жизни, и от того, занимает ли в нем эта связь идей центральное или периферическое место.

Таким образом, по Джеймсу группа идей, которая направляет волю человека, - центр его личной энергии [4, с.156]. Различные состояния сменяются в нас, каждое из них имеет свой яркий центр, вокруг которого располагаются объекты нашей мысли, «последние же ряды теряются в окраинном тумане сознаний».

Но процесс обращения на себя зависит не только от состояния центра душевной жизни, но и от характера человека. Бывают люди с крупным организационным талантом, обладающие обширным полем духовного зрения, в которое одновременно укладывается вся программа предстоящей деятельности и радиусы, которой расходятся во всех направлениях. Бывают люди, лишенные этих качеств. По определению американского философа, это средние люди, лишенные широты горизонтов духовного видения [4, с.182]. Задолго до Э. Фромма он описывает человека, полагающим смысл своего существования либо в том, чтобы иметь, либо в том, чтобы быть [4, с. 251].

Итак, возможность самому найти свой путь, исправить недостатки на этом пути зависит от состояния центра личной энергии, от способности организовать духовное зрение, возможностей представить временные границы своей деятельности.

Представить временные границы также тяжело, как понять «поле сознания» или «душевное состояние целиком». Они не могут быть намечены с определенностью.

Теоретическим предшественником теории идентичности был также мыслитель, которого, с одной стороны, по праву, с другой, безосновательно величают отцом современной психологии. Успех Фрейда во многом можно объяснить тем, что он сам был талантливым романистом и драматургом, и его теории были сродни средневековым пьесам о нравах, где действуют герои, негодяи и чудовища: Я, Оно, СверхЯ, Эрос сражается с Танатосом [5]. Как пишет о нем современный французский мыслитель М. Серто – это был ученый, «заключивший контракт с простым человеком и женившейся на дискурсе масс» [6, с. 102]. Теория должна быть универсализирована и основана на реальности истории. Его концепция претендовала на решение всех проблем, на обеспечение безопасного места в жизни. Успех Фрейда обеспечивался удачной комбинацией научной теории и психологической терапии. Терапия, ставшая к началу столетия важнейшим и впоследствии последовательно совершенствующимся элементом культуры модерна и постмодерна, развивалась как средство преодоления патологии личности, обретения самопонимания для гармонизации настоящих желаний, будущих проектов и психологического наследия прошлого.

По прежнему большим успехом пользуются идеи влияния на формообразование человека путем систематического наблюдения за повседневным поведением, а именно трансперсональная психология С. Грофа, тренинги самоуважения Сэлтера и многие другие [7].

В этой связи идентичность для Фрейда - частный, внутренний мир, эмоциональные силы человека. Любить и работать – простая формула успешной идентичности.Решающую роль в разгадке личности австрийский психоаналитик придавал изучению детства - истокам. Так у Леонардо да Винчи на каждом этапе физического, творческого и духовного роста актуализировались детские психологические коллизии, их неразрешимость служила основным стимулом его развития. Именно в детстве, по мнению Фрейда, складываются основные источники самоуважения: детский нарциссизм, детское себялюбие, чувство следования своим «эго-идеалам», объективное либидо, любовь к другим.

В развитии идентичности Фрейд выделял два равнозначных процесса:

  • биологический – когда организм становится иерархической организацией среди живых органических систем в жизненном цикле,
  • социальный – когда организмы систематизируются в группы, которые географически, исторически и культурно определены [8].

Феномен идентификации также был описан Фрейдом [9]. По Фрейду, посредством идентификации формируется «Суперэго». Идентификация - группообразующий фактор, помогающий выйти за пределы Я и почувствовать переживания других. Идентификация - бессознательное отождествление субъекта с объектом, мотивом которого могут быть страх потери любви и страх перед наказанием. Истинная причина идентификации заключена в биологической природе человека. Результат идентификации - отпечаток родительского «Суперэго». Сохранению идентичности способствуют различные свойства самоподдержания личности, которые Фрейд назвал защитными механизмами: вытеснение (подавление импульса), проекция (бессознательный перенос собственного чувства на другое лицо), вымещение, рационализация (самообман, попытка рационально обосновать абсолютную идею). Защитные механизмы сохраняют образ Я, который приходится использовать ежечасно. Таким образом, идентификация представляет взаимодействие, но, по Фрейду, такое взаимодействие определяется биолого-психологическими аспектами, главной целью которой остается биологическая адаптация. Сохранение биолого-психического равновесия для Я – главная цель человеческого бытия. Потому идентичность как условие такого равновесия важнее и первичнее идентификации. Идентификация нивелирует, цивилизирует, а идентичность спасает. Последователи Фрейда уточняли и расширяли понятия идентичности: М. Клейн предложил понятие «проективной идентичности», А. Фрейд – «защитной идентичности», М. Эйнсворт, Дж. Боулби, М. Малер, Р. Шафер, У. Мейсснер рассматривали идентификацию как уровень интернализации, протекающий в контексте объектных отношений, допускающий возможность идентификации с другими лицами, помимо родителей.

Общим для всех представителей фрейдистского направления стало сведение идентификации к бессознательным структурам, прямой перенос качеств субъектом; ограничение процесса детским возрастом, отсутствие четкого понимания, а часто, отождествление понятий идентификация и идентичность. Идентичность и идентификация никак не связаны с историческим временем, так как не объяснены механизмы влияния на них общества. Весь смысл рассуждений сводится к открытию бессознательных влечений. Очевидно, можно охарактеризовать такой подход как социальный атомизм или методологический индивидуализм, во фрейдизме он еще отягощен биологизаторскими тенденциями. На наш взгляд, подобная позиция не дает возможность объяснить механизмы конституирования социальных феноменов, можно только констатировать черты характера или способности (неспособности) личности. Индивидуально-психологическая идентичность остается замкнутой. При этом остается непонятным, как характеризовать эволюцию коллективной идентичности (как индивидуальное «лицо» или же такого понятия вообще не существует). И, наконец, остается невыясненным, как происходит процесс построения индивидуального жизненного плана, в частности определения собственного будущего.

Последователи Фрейда К. Юнг и А. Адлер посчитали не достаточным и односторонним такое толкование индивидуального развития. Замкнутость индивида на себя не может служить фундаментальным источником становления человеческого. И Юнг, и Адлер подчеркивали необходимость исследования социального окружения - «Umwelt” - как его впоследствии назовет Эриксон.

Основополагающим историческим процессом, ведущим к становлению индивидуальности, Юнг считал процесс индивидуации. Индивидуация - процесс выделения психологического индивидуума, существа, отличного от общности, от коллективной психологии. Это процесс дифференциации, целью которого является развитие индивидуальной личности [10]. В условиях современного мира современному человеку необходимо привести в порядок себя самое, необходим поиск тех средств, которые бы способствовали гармонизации противоречий внутреннего мира личности. Целью индивидуации становится обретение «самости» (Das Selbst, the Self). “Самость» - цельная, интегрированная личность во всей полноте индивидуально-возрастных свойств, морально-этических качеств, эстетических вкусов; тот уникальный центр человеческой психики вокруг которого структурируются все индивидуально-личностные свойства человека. Сам Юнг подчеркивал, что термин «самость» первым использовал еще М. Экхарт (1260-1327). «Самость» - цель любой жизни, ведь она противостоит деиндивидуации, утрате целостности личности, опасности получить «псевдо Я», действующее как автомат и не испытывающее одиночества. «Самость» - нечто среднее между сознательным и бессознательным, центр личности, не совпадающий ни с телом, ни с персоной, ни с Я. Это точка равновесия личности.

К. Юнг наделяет человека стремлением к индивидуации, А.Адлер - к достижению совершенства. К. Хорни постулирует тезис о присущем от природы стремлении человека к самореализации, в неистребимой потребности в развертывании внутренних потенций. Человек стремится к саморазвитию, хочет отождествить себя с идеальным Я, преодолеть конфликтность, расщепленность, выявить свое предназначение в жизни, принять на себя ответственность за себя и за других. Знание человека о самом себе не должно носить характера интеллектуального снобизма, а должно стать его собственным эмоциональным переживанием. Важно, чтобы человек не только размышлял о внутренних силах, но и делал их внутренним достоянием [11].

Другого мнения о природе самости среди последователей Фрейда придерживается Г. Салливен, который считает, что система самости - защитный механизм личности, которая создает иллюзию личностного существования в условиях утраты человеком его индивидуальности.

Итак, в работах Юнга, Адлера, Хорни, Салливен не исключается необходимость взаимодействия внутреннего Я и общества. Вся логика исследования направлена на защиту, совершенствование и обретение психической стабильности Я. Главной целью остается цельность. Увеличивается размерность пространства, в котором оценивается целостность личности – взаимоотношения «я и мир». Все же, как и прежде, акцентируется интерес к субъективному индивидуальному опыту как единственно достоверному.

Главным остается тезис о том, что человек адаптируется к настоящему, не принимая в расчет влияния прошлого, будущего. Такие настроения естественны для 30-х годов XX века. Нежелание отождествлять себя с технико-детериминированной государственно-бюрократической картиной мира взяло верх.

Н. А. Бердяев, Г. Шпет, П. Флоренский, М. Хайдеггер, К. Ясперс и позже Т. Адорно, Ж. П. Сартр высказывают идеи о том, что целостность и непрерывность личностного сохраняется и удерживается только в превращениях и метаморфозах индивидуального существования. В противном случае возникает давление «Мы» или «идентичности всеобщего» [12]. Обилие массовых идеологий начала и середины столетия порождается страхом остаться не у дел истории, социальным и экономическим ускорением, социальным отчуждением и изоляцией, демонстрирует безосновность теории прогресса - мнения, что настоящее «Мы» совершеннее прошлого «Они».

Э. Фромм , следуя идее Фрейда о неискоренимости нарциссизма из человеческой натуры, предлагает рассматривать историю как постоянную борьбу нарциссизма с гуманизмом. Коперник, Дарвин, Фрейд безжалостно разрушают иллюзии человека, заявляя, что он более не центр Вселенной, не вершина биологической эволюции, не совершенство психической организации. Научная, объективная мысль с помощью критики, скепсиса, доказательств обнажают односторонность человеческого самолюбования. Но человек с новой силой воспроизводит нарциссизм, создавая радио, телевидение, атомные бомбы. В отличие от Фрейда, который считал, что человек никогда не преодолеет своего нарцисстического ядра, Фромм выражает надежду, что нарцисстическую энергию можно направить на все человечество, а не на себя лично. Этому способствует всемирная история, только в ней индивид чувствует себя гражданином мира, полноценной личностью.

Фромм активно обсуждает проблему становления целостной личности, используя термин идентичность. «Иметь идентичность - быть, а не иметь» “Когда человек предпочитает быть, а не иметь, он не испытывает тревоги и неуверенности, порождаемых страхом потерять то, что имеешь. Если Я - это то, что я есть, а не то, что я имею, никто не в силах угрожать моей безопасности и лишить меня чувства идентичности» [13]. Кризис идентичности порожден современным обществом, тем, что члены общества стали безликими инструментами в руках бюрократической машины. Для того, чтобы преодолеть кризис, необходимо создавать условия для индивидуальной инициативы в повседневной жизни. Децентрализация, способность принимать экономические и политические решения сделают возможным преодоление кризиса.

Фромм уже использует термины «идентичность» и «кризис идентичности». В отличие от своих предшественников он делает акцент на внутреннем потенциале человека, позволяющим найти себя в современном мире. Фромм акцентирует важность бытия для другого, а не для себя, как Фрейд, Адлер и Юнг. Американский философ придает большое значение принадлежности человека всеобщему и отмечает важность того обстоятельства для идентификации.

Так намечается переход от монологического подхода в осмыслении идентичности к диалогическому.

К середине XX века в психоаналитическом направлении были выявлены и исследованы такие понятия, как внутрипсихическая структура личности, нарцисстическое ядро личности, самость как интегральный центр личности, необходимость целостного Я как основы успешной самореализации, важность исследования взаимодействия индивида и его социального окружения.

Следующим направлением, подхватившим и развившим понятие идентичности, стал бихевиоризм. Идентификация - подкрепление и формирование вторичной идентичности (Д. Доллард, Н. Миллер, О. Маурер). Содержание идентификации - процесс построения общих для субъекта и объекта ценностей и их усвоение субъектом, процесс установления реципрокных ролевых отношений, в которых ценностные образцы (patterns) разделяются обеими сторонами (Р. Сиэрс, Х. Левин, Э. Маккоби, П. Муссен) [14]. Корни идентификации - формирование зависимости и привязанности. Основная функция - обретение новых уже готовых форм поведения. Содержание идентификации - процесс построения общих для субъекта и объекта ценностей и их усвоение. Идентификация достигается подкреплением, имитацией, генерализацией, наблюдением, научением через моделирование. Причинами этого процесса является психологическое формирование зависимости и привязанности. Основной функцией идентификации становится обретение новых уже готовых форм поведения.

Большим шагом вперед в теории идентификации стало введение и рассмотрение уровня когнитивных процессов, а также анализ идентификации как процесса, происходящего на сознательном уровне (теории Левина Х., Маккоби Э., Муссена П., Рау Л., Сиэрса Р.).

Итак, согласно теории бихевиоризма, идентификация - сознательное или неосознанное копирование атрибутов или характеристик других. Основные теории идентификации - защитная, развивающая, теория зависти, теория власти, теория реципрокных ролей, теория подобия.

Положительным вкладом в развитие теории идентификации стало введение когнитивных аспектов в анализе этого процесса, признание его сознательным. В бихевиоризме стали уже учитываться не только биолого-психологические, но и социальные составляющими идентификации.

Основным недостатком бихевиористской теории до сих пор является отсутствие анализа общения и развития личности. Однако, заметим, что в первоначальных трактовках идентификации (как во фрейдистском направлении, так и в бихевиоризме) доминирует односторонний подход в понимании процессов, приводящих к обретению идентичности. Он проявляется в сведении идентификации либо к бессознательному уровню, либо к сознательному, в формально-логическом противостоянии субъекта и объекта, что приводило к простым переносам характеристик объекта, например родителей, на субъект. Формально-логическая интерпретация, в свою очередь, не отводила никакой активной роли самому субъекту: либо он претерпевает давление со стороны своего неизведанного Id, Ego либо он становится жертвой социальных обстоятельств. При этом феноменологическое содержание идентификации отсутствует.

Таким образом, первоначальный этап в развитии теории идентичности по всем выше указанным признакам можно охарактеризовать как формально-логический.

 


 

3. 2. Эрих Эриксон - основатель теории идентичности

«Анатомия, история, персональность - наша общая судьба» 
(Э. Эриксон)

Термин «идентичность» прочно вошел в философский, социологический, психологический словарь после выхода в свет основных трудов одного из выдающихся ученых в области гуманитарного развития Э. Эриксона «Детство и общество», «Молодой человек Лютер», «Идентичность: молодость и кризис». Его научная и практическая деятельность (клиническая практика) протекала в Гарвардском, Йельском, Калифорнийском и Питтсбургском университетах. В современных американских гуманитарных исследованиях он, пожалуй, наиболее популярный и часто цитируемый автор. Представить концепцию идентичности, по Эриксону, значит обозреть ее исторически. С тех пор как термин был впервые введен в теорию, он стал необычайно популярен не только в научных, но и обыденных кругах. Термин сразу же приобрел многозначность и употребляется в совсем неожиданных ситуациях. Это демонстрирует лишь то, что, несмотря на статичную сущность предмета, который он отражает, сам феномен является объектом исторического становления.

Кажется, что австро-американский ученый продолжает традиции психоанализа, завоевав для психоанализа аудиторию учением о кризисе идентичности. Надо сказать, что Фрейд об идентичности писал довольно мало, можно сказать, что концепция Эриксона ближе идеям еретиков психоанализа, чем канонам его основателя [15]. Уже во время обучения в Венском психоаналитическом институте Эриксон почувствовал, что «фрейдовская картина человека неполна, поскольку в ней доминирует то, что лежит внутри и внизу, но игнорируется то, что соотносится с миром вовне, что ведет человека вперед и вверх» [15, с.6]. «Фрейд явно недооценивает мир человеческой деятельности, работы целесообразной активности» [15,c.20]. Вне мира творческой человеческой деятельности сила Я остается неизмеримой и непонятной , и не всегда человек - марионетка в руках мифического Эроса. Систематическое «игнорирование человеческого лица и недоверие к внешним проявлениям» могут привести к «навязчивой приверженности к бессознательному, к догматическому акценту на внутренние процессы как единственные сущности человеческих явлений» [15, c. 274]. Эриксон часто замечал, что в наш индустриальный век нарастающей механизации, краха аристократических, аграрных, национальных ценностей исследование идентичности становится такой же стратегической задачей, как во времена Фрейда изучение сексуальности.

Разумеется, что термином идентичность пользовались и после Фрейда (чаще всего «эго-психологи»). Эволюция идей идентичности наметилась в работах А.Фрейд, в трудах теоретиков «эго-психологии» Х.Гартмана, Д.Рапопорта, Э.Криса. Они считали, что главной целью психотерапии является усиление Я, которое способно решать конфликты, соединять крайности. Я - не пассивный наблюдатель, помещенный между Оно и Сверх-Я. Гартман активно защищает термин само-репрезентация, отличая последнюю от объективной репрезентации. Саморепрезентация и континуальность по Гартману могут быть описаны как работа «эго».

Эриксон принял и развил идеи эго-психологов, рассматривая циклы развития Я, те кризисы, через которые проходит Я на пути к автономии, зрелости, продуктивности. Идентичность - это социализированная часть Я. Главным недостатком фрейдизма, по мнению Эриксона, было игнорирование факторов окружающей среды (Umwelt). Окружающая среда - всеобщая культура, прошлая и настоящая, объективный мир, который не только вокруг, но и внутри индивида. Каждое общество предлагает репертуар идентичности: от идентичности ребенка, отца, матери до профессиональных и политических отождествлений. Некая невидимая лотерея распределяет и приписывает их разным индивидам. Идентичность реальна, если она подтверждается другими. Таким образом, она - результат взаимодействия самоидентификации и идентификации другими.

Суммируя результаты пятнадцати лет практической и теоретической работы, Эриксон выдвинул три новые положения, ставшие важным вкладом в изучение человеческого Я. Во-первых, Эриксон показал, что «наряду с описанными Фрейдом фазами психосексуального развития существуют и психологические стадии развития Я», в ходе которого индивид устанавливает основные ориентиры по отношению к себе и своей социальной среде. Во-вторых, Эриксон утверждал, что «становление личности не заканчивается в подростковом возрасте, но растягивается на весь жизненный цикл. В-третьих, каждой стадии присущи свои собственные параметры развития» [16, c.11]. Жизнь представляет собой сложную смену всех ее аспектов, и успешное решение проблем на одной стадии не гарантирует человека от возникновения новых проблем [16]. Таким образом, впервые утверждается, что построение идентичности – создание самим человеком модели поведения, которая обладает двумя свойствами: она изменчива в течении человеческой жизни и является достаточно длительной для исполнения на практике. Выдвинута мысль о том, что процесс идентификации в рамках установленной человеком модели является достаточно длительным, тождественным реальному миру. Множественность моделей идентичности есть отображение множественности исторических путей человеческого.

На наш взгляд, ценнейшим вкладом Эриксона в концепцию идентичности, о которой пойдет речь далее, стал отказ от биологизаторских тенденций, имевших место как в психоанализе, так и в других психологических и социальных школах. Инстинкты «не несут в себе паттернов завершения, самосохранения, взаимодействия с каким-либо сегментом природы: их должны еще организовать традиция и совесть. Традиция и совесть есть логическое порождение культуры, которая развивает биологически данное…» [16, c.27]. Традиция – то, что сохраняет целостность общества, что создает возможность иметь идентичность, а значит не быть полным подобием других.

Важнейшим условием понимания сущности идентичности для Эриксона является ее историчность. В любом анализе (социологическом, философском, филологическом) идентичность нельзя представить как результат или достижение. Главный фактор ее сохранения - историчность. Каждый индивид включен в историю, в поток социальных изменений. Исследование психосоциальной идентичности зависит поэтому от трех взаимодействующих сторон, а именно: «от личностной связи индивида с ролевой интеграцией в его группе; от направляющих его образов - с идеологиями его времени; от жизненной истории - с историческим моментом», - писал Эриксон [15,c.16]. Человеческая жизнь - неповторимое соединение индивидуальной души и духовных исканий эпохи, комбинация способностей, созданных в отдаленном прошлом, возможностей, предоставляемых настоящим, сочетание неосознаваемых предпосылок, сложившихся в ходе индивидуального развития и социальных условий, возникающих и воспроизводящихся в процессе взаимодействия поколений. Человек - это не «археологический курган, где пласт идет за пластом, по мере взросления он делает свое прошлое частью всего будущего, а любую прошлую среду, с которой он взаимодействовал - частью своего настоящего окружения» [15,c.215]. Так возникает историческая идентичность. Теоретический вопрос об идентичности в истории появляется в период напряженного отношения между подвижным течением целостности и тоталитарным видением идентичности, которое усиливает ее жесткие и абсолютистские моменты.

Эриксон не стремится однозначно определить идентичность. По его мнению, идентичность - это чувство личностного тождества и исторической непрерывности, оно основано на восприятии себя как тождества и осознании непрерывности своего существования во времени и пространстве. «Другие» признают мое тождество и непрерывность. Идентичность - это конфигурация, которая возникает в результате успешного эго-синтеза и ресинтеза в течение детства. Она постепенно объединяет задатки, базовые способности, значимые идентификации, эффективные защиты, успешные сублимации и постоянные роли.

По Эриксону, обладать идентичностью значит: ощущать себя неизменным независимо от ситуации; ощущать связь собственной непрерывности и признания этой непрерывности другими людьми; воспринимать прошлое, настоящее и будущее как единое целое, строить свой жизненный план, сопротивляясь настоящему на основе прошлого. При этом путь в будущее - внутренняя реформа, а не внешнее изменение. Структура идентичности представлена как организация трех порядков. Первый порядок - соматический - организм стремится сохранить свою целостность в постоянном взаимодействии с внешним миром. Второй - личностный - он интегрирует внешний и внутренний опыты в сознании и поведении. Третий - социальный порядок, совместно поддерживаемый людьми и их поддерживающий порядок. Все три порядка взаимодополняют друг друга [17].

Таким образом, развитие идентичности происходит как взаимодействие трех процессов - биологического, социального и «эго». «Эго» выполняет главную функцию, оно объединяет первый и второй процессы. «Эго» обитает между «Оно» и «Супер-эго», балансируя между двумя крайностями. «Эго» настроено на историческую действительность, находит защитные механизмы против побуждений «Оно» и принуждений «Супер-эго». «Эго» - внутренний институт для порядка индивидуума, от которого зависит внешний порядок. Существует оптимальный эго-синтез, к которому стремится индивид, и оптимальный метаболизм, к которому стремятся общество и культура. Всякий раз, когда возникают какие либо биологические или социальные изменения необходима интегрирующая работа «эго». Эго-процесс - организующий принцип, с помощью которого индивид жизнеутверждает себя как индивидуальность, со своим качеством, продолжительностью и самоопытом в своей актуальности для других. Структура «эго» характеризуется следующими компонентами: телесной самостью (Body-Self) обеспечивающей опыт тела и эго-идеалом, т.е. идеями, образцами, конфигурациями, которые служат для постоянного сравнения [18].

Потеря эго-синтеза сопровождается систематической напряженностью, социальной паникой, эго-волнением, когда чувство самовосприятия, продолжительности и веры в свою социальную роль уходят.

Важно, что «эго» отличается от Я. Эриксон считает Я поверхностным понятием. Я - тело, персональность, роли в жизни, состоит из различных «само». Например, Я - в гневе, Я - на лошади, Я - в кресле дантиста и т.д., и всегда человек говорит Я. Я противоположно другим. Но в триаде «Я - Другие – Эго», последнее опять играет главную роль. «Эго» - внутренний агент, который охраняет наше согласованное существование путем синтеза и заслона во всех впечатлениях, эмоциях, памяти, импульсах, которые стремятся проникнуть в наши мысли и требуют от нас действий. «Эго» для нас бессознательно, но мы всегда можем быть уверены в его работе.

«Эго-процесс» стремится к «эго-интегральности», в которой Эриксон выделяет следующие компоненты :

  • возрастающая решимость «эго» в стремлении к порядку и смыслу, пост-нарцистическая любовь к человеческому Я, опыт, через который в определенной мере осваивается мировой порядок и духовный смысл;
  • принятие одного единственного, жизненного цикла;
  • товарищество с упорядочивающимися привычками ;
  • готовность защищать достоинство своего жизненного стиля против всех физических и экономических угроз [18, c. 241]. Исходя из этого «чувство идентичности эго» Эриксон характеризует как уверенность в том, что внутренняя тождественность и непрерывность, подготовленные прошлым индивида, сочетаются с тождественностью и непрерывностью значения индивида для других, выявляемого в реальной перспективе карьеры» [16,c.367].

Главная задача «эго» - обеспечить мастерство в овладении опытом, чтобы усилить целостность. Целостность - ансамбль частей, совмещенных в продуктивную организацию, границы которой открыты и гибки. В противном случае возникает опасность превратиться в тоталитарную личность. Тоталитарность отличается тем, что границы личности строго определены, ничто внешнее и чуждое не поступает вовнутрь организации индивида [18].

Онтологическим источником «эго синтеза» является чувство основополагающего (базисного) доверия (basic trust). В обществе главным источником такого доверия является мать. Она создает чувство уважения в своих детях способом администрирования, в котором сочетается заботливое отношение к индивидуальным способностям ребенка и твердое чувство персональной значимости в рамках общественного, жизненного стиля. «Мать» выступает как носитель общественных норм, опыта предшествующих поколений. «Внешний мир» не столь опасен, если есть безопасное окружение, помогающее не только выжить, но и развить свои способности. Регулярность и предсказуемость, оптимизм - следствия базисного доверия и составляют первый «мировой порядок» ребенка.

Становление идентичности в широко известной эпигенетической программе Эриксона проходит восемь жизненных стадий. На каждом новом этапе появляются новые элементы, а старые могут быть отброшены. Развитие проходит с помощью рефлексии, происходящей на всех уровнях ментального функционирования, с помощью чего индивид судит о самом себе в сравнении с «Другим» и типологией, значимой для индивида.

Становление идентичности может протекать в трех формах: интроекция - примитивное вживание в образ, например, такое состояние обеспечивает ребенку ощущение безопасности; идентификация, которая формируется путем интеракции с уважаемыми и значимыми представителями рода, общества и формирование идентичности - ансамбль идентификаций, их включение в единое уникальное целое.

Как и любой процесс становление идентичности проходит через кризисы, которые наиболее ощутимы в юности. Кризис идентичности, по Эриксону, - период конфликта между сложившейся конфигурацией элементов идентичности и соответствующим способом вписывания себя в окружающий мир. К проявлениям кризиса идентичности относятся: проблема близости, интимности, размытость временных перспектив, размытость пространства, выбор негативной идентичности, смешение ролей. Только постепенное нарастание чувства идентичности, основанное на личном опыте, сулит периодический баланс, который при интеграции стадий «эго» способствуют чувству гуманности. Но оно утрачивается, когда целостность и полнота уступают место отчаянию и отвращению, генеративность – стагнации; интимность – изоляции ; идентичность - смешению ролей [18]. Итак, кризис идентичности – закономерный этап становления идентичности. Главным и нерешенным у Эриксона остается вопрос: «Как преодолеть кризис?»

Поиски ответа на этот вопрос мы находим в одном из разработанных Эриксоном направлений исследования исторической идентичности в его психоаналитических биографиях М. Лютера, Ганди, М. Горького и Т. Джефферсона, А. Гитлера, в ссылках на случаи из жизни З. Фрейда и Б. Шоу. Это направление интересно для Эриксона тем, что, исследуя жизни великих людей, он пытается понять, как соотносится индивидуальная и коллективная идентичности, как сильный индивидуум приспосабливается к социальному порядку, внося свой вклад в поддержание социального процесса, как лишь немногие свободны от этой коллективной идентичности.

Для Эриксона это личности, которым посчастливилось «заболеть» специфическими коллизиями эпохи, осуществить процесс общезначимого излечения. Логика биографий такова: реформатор приобщается к культурно-историческим конфликтам через собственный конфликт, а способ разрешения своего - модель разрешения всеобщего конфликта. Например, на фоне общего кризиса, кризис с отцом у Лютера, Фрейда, Шоу в качестве обретения жизненного опыта помогает понять и осознать всеобщий кризис. Потому Э. Ю. Соловьев в своей статье «Биографический анализ как вид историко-философского исследования» критикует Эриксона за упрощенное понимание логики развития и вызревания внутренних конфликтов, обусловленных противоречиями эпохи [19]. Например, он показывает, как идентичность Лютера формировалась под влиянием сурового и авторитарного отца, что позже помогло ему осознать неправомерность и несправедливость отношений простых людей и власти церкви и папы. Но на наш взгляд, вряд ли такой примитивный параллелизм индивидуального и всеобщего присущ Эриксону.

Оценивая методологический вклад Эриксона в исследование индивидуальной конкретной истории, нельзя не отметить, что Эриксон прав в том смысле, что Лютер – «человек, обладающий способностью к адекватной интериоризации культурно-исторических конфликтов и их последовательному страдательно-творческому разрешению» [20, c.46]. Корень идентичности М. Лютера заключается во фразе «Здесь Я стою» (Here I stand). Эриксон сравнивает Лютера с Фрейдом. Оба прилагали усилия, чтобы расширить поле внутренней свободы. Оба испытывали трудности роста и конфликты с отцами, и оба видели цель жизни в противостоянии туманным внешним заявлениям о внутренней моральной стойкости.

Соловьев отмечает, что проблема интериоризации общественно-исторической ситуации, поднятая Эриксоном остается самой сложной в биографическом анализе. Мы добавим и в социальной философии, и психологии в целом.

Изложенное выше позволяет нам утверждать, что именно Эриксон впервые создает модель идентичности (далее мы покажем, что это модель не только индивидуальной идентичности, но и коллективной), которая отличается следующими признаками:

  • Эта модель учитывает как персональные компоненты идентичности, так и влияние общественной среды. Базовым отношением между общественной средой и личностью становится отношение «мать-дитя». Это первое отношение представляет общественную систему в миниатюре, позволяет приспособиться к нему и научиться воспринимать природный и социальные миры, преодолевать неопределенность, сопротивляться хаосу, строить свой собственный «мировой порядок».
  • Она имеет свою структуру, включающую такие элементы, как «эго», соматический, личностный и социальный порядки, значимые идентификации, задатки, базовые способности, эго-идеалы, телесная самость, эго-интегральность, базовое доверие. Структура становления идентичности состоит из интроекции, идентификации, формирования идентичности. В ней выявлены различные уровни: мать-ребенок, биологическое – личностное - социальное, индивидуальная идентичность – коллективная идентичность.
  • Модель является исторической. Впервые американский психоаналитик вводит в сферу общественных наук понятие «кризис идентичности», показывает конфликт между становящейся личностью и консервативным «эго». С одной стороны, показана множественность моделей идентичности, с другой, достаточно длительное существование такой модели в течение жизни. В ней учтены, как общественно-исторические запросы, так и естественно-биологические потребности (возраст, пол и т.д.) На наш взгляд, именно предложенная концепция кризиса идентичности сделала австро-американского мыслителя автором идеи идентичности в XX веке. Страх потерять идентичность, не приобрести ее, незащищенность и неопределенность бытия самости в век НТР заставляют рефлексировать о том, что раньше представлялось очевидным. Рефлексия на идентичность появляется с момента возникновения «кризиса идентичности».
  • В модели учитывается соотношение детерминизма и неопределенности, тоталитаризма и открытости. Доминирующим остается стремление к порядку, к целостности и тотальности.
  • Как совершенно справедливо указывает Малахов В. С., американский ученый первым придал теории идентичности статус интердисциплинарного знания [21].

Тем не менее, несмотря на очевидную незаурядность самого ученого, Эриксону не удалось избежать неясностей и теоретических просчетов, свойственных как представителям фрейдизма, так и бихевиоризма. Так в его трактовке логика становления идентичности является в большой степени предопределенной: и историческим временем, и отношениями «мать-дитя», и сочетанием биологического, личностного, социального порядками, и способами синтеза и ресинтеза «эго». В большей части исследований идентичность понимается им как индивидуальная, хотя мы не можем согласиться с замечанием Малахова о том, что американский автор исследует только индивидуальную идентичность. Далее мы покажем, что Эриксона интересовали и вопросы, связанные с коллективной идентичностью, причем он не «путал» эти понятия.

Кроме того, логика изучения идентичности для Эриксона справедлива для эволюционного развития, но не подходит для революционных моментов истории. И хотя ученый первым использовал понятие «кризис идентичности», он предопределял его развитием человеческой жизни, но не историческими и общественными процессами. Например, говоря о положении молодежи в условиях современной технической революции, Эриксон предостерегает от злоупотреблений ситуациями кризиса идентичности, но не предусматривает способов обретения идентичности в таких революционных ситуациях.

Наконец, у Эриксона в процессе идентификации преобладают интуитивно-бессознательные аспекты над сознательно-рефлексивными. Именно потому он не в состоянии ответить на вопрос о природе «эго», о природе самой идентичности и «эго-интеграций». Для Эриксона «эго» - вещь в себе. В сущности проблема остается, несмотря на талантливую попытку ее решения.

 


 

3. 3. Исследования идентичности в современной психологии и социологии. Теории символического интеракционизма и когнитивной психологии об идентичности

Идеи Эриксона о том, что идентичность – изменчива на протяжении жизни; идентичность не есть автономия, были восприняты во всех философских, психологических и социологических школах. «Если Я абсолютно автономен, то Я больше не идентичен даже самому себе, т.к. индивидуальное Я как непрерывная самость не может больше сформироваться, если она в каждый момент принимает решение автономно» [22].

Одним из наиболее известных продолжателей исследований Э. Эриксона, американский психолог Дж.Марсия, считая теорию слишком обобщенной и теоретичной, не всегда пригодной для практики, попытался приблизить ее к жизни.

По Марсия идентичность - это структура «эго», внутренне самосозидающаяся, динамическая организация способностей, убеждений и индивидуальной истории. Проявляется структура «эго» через решение проблем, через способы выхода из кризиса.

В зависимости от того, самостоятельно или нет приобретена идентичность, сформировалась или нет она после кризиса в юности американский исследователь классифицирует идентичность по четырем типам: диффузный - я расщеплено, размыто, у человека пропадает чувство непрерывности и тождественности в изменяющемся мире; внутренний хаос преобладает; зеркальный - я - отражение других людей, я неспособно самостоятельно решать и выбирать; преобладает психический плагиат; отсроченный - я - имеет множество возможностей, но не имеет сил выбора, преобладает нерешительность; зрелый - я - с чувством собственной отдельности, самостоятельности; я знает, к чему стремится в сложном динамичном мире [23].

Также как и Эриксон, Марсия рассматривает развитие идентичности как единство трех составляющих: «эго, общества, организма».

Теорию идентичности в рамках американского варианта психоанализа развивает А. Ватерман . Он стремится выделить ценностные аспекты этого феномена. Идентичность, по Ватерману, - наличие у человека главных ее элементов: четкого самоопределения, выбора целей, ценностей и убеждений, которым он следует в жизни. Формирование идентичности неотделимо от взаимодействия с ценностной идентичностью, на которую индивид претендует. По Ватерману, четыре сферы наиболее значимы для формирования идентичности: выбор профессии, принятие и переоценка моральных и религиозных убеждений, выработка политических взглядов, принятие набора социальных ролей [14].

В ином методологическом русле протекает изучение идентичности в символическом

интеракционизме. Первым принципом своего оригинального подхода Дж. Мид (основатель направления) выделяет принципиальное отличие человеческого мира от животного. Вторым – преодоление предметной замкнутости отдельных наук. Процесс исследования индивидуального в истории составляет задачу социологии, социальной психологии и философии; он развивает традицию междисциплинарного исследования [24]. В этом смысле Мид отстаивает направление социального бихевиоризма. Но для Мида социальное взаимодействие – есть не процесс одностороннего приспособления, а именно взаимодействие двух относительно автономных систем – личности и общества, самость – результат свойств, возникших в ходе взаимодействия. Он приходит к выводу, что изучение социальных систем должно происходить на микроуровне, т. к. в нем выявляются закономерности частного и общественного уровней [25].

Для нас интересна его идея о том, что центральным понятием микроуровня остается самость [24,c.83]. Он почти не использует понятия «идентичность». Самость – синтез истории общества и биографии конкретной личности. Наивысшая мера развития самости – обретение способности к широкой социальной активности как целостности в экспериментальной активности. Представитель Чикагской школы определяет идентичность как способность человека воспринимать свое поведение и жизнь в качестве связанного и единого целого. Мид различает два типа идентичности: осознаваемая - человек сам размышляет о своем поведении, он не автономен, но свободен думать о цели и тактики поведения; неосознаваемая - человек нерефлексируемо принимает нормы поведения, привычки, ритуалы. Существуют определенные способы поведения, которые идентичны по своей сути. Мы ожидаем от человека определенной реакции, без обдумывания последней.

Для нас важно утверждение Мида о том, что идентификация значений протекала вместе с формированием рефлексии, лингвистических правил. С одной стороны, общество определяет идентичность индивида, задавая нормы, законы существования, с другой стороны, индивид сам задает собственное определение в выборе целей, ценностей. Исключительное значение придается символической коммуникации: вербализованной и невербализованной. Ведь символичность коммуникации есть результат эволюции человека и содержание развития отношений общества и личности. Символизация конституирует объекты в социальном взаимодействии. Действительно, «избавляя мир от четко определяемых сообществ, мы создаем пространство для большей дифференциации, в котором индивиды способны к самоопределению в более универсальных терминах» [25, c.167]. В этом уникальность символизации.

Последователи Мида (Л. Краппман, Э. Гоффман, Г. Горфинкель) систематизировали идеи Мида и по-новому, оригинально исследовали ситуации межиндивидуальной коммуникации в микросоциологии.

Э. Гоффман выделил три типа идентичности: социальная, личная, Я-идентичность.

Интересен вклад Гоффмана в развитие идеи о способах влияния идентичности на окружение. Окружение (Umwelt) - меняющийся мир привычных, «нормальных» ситуаций, в котором индивид чувствует себя дома. Окружающий мир - основа выработки онтологической безопасности, доверия, без которых невозможна идентичность. Каждый индивид укоренен в повседневном потоке пространства и времени, в жизненном цикле, в потоке институционального времени, в над-индивидуальной структурации социальных институтов [26]. Каждый оказывается относящимся к множеству социальных идентичностей. Идентичность зависит от «колонизации» пространства и времени, т.е от умения управлять ими, рефлексивно обозревать ситуации и справляться с ними (Гоффман, Горфинкель). Контекстуальность Мида часто понимается Э. Гоффманом и Г. Горфинкелем как «локальность», т. е. физический регион, включенный в сеть социальных взаимодействий, имеющий определенные границы и помогающий сконцентрировать взаимодействие в определенном направлении [27]. Однако часто индивиды у этих авторов похожи на актеров или манипуляторов, но не реально действующих или чувствующих людей.

Гоффман вводит понятие «политика идентичности», т. е. влияние человека на информацию о себе, продуцируемую на социальное окружение. Существуют различные техники, реализующие данную политику: техника избегания, техника компенсации (искажение мнения о себе), техника деидентификации (изменение признаков идентичности). Развивая идею Эриксона о базовом доверии, Гоффман считает, что целью таких техник остается охрана себя в сети коммуникации, помощь в овладении критическими ситуациями. Однако в отличие от Эриксона он исследует, как «базовое доверие» помогает справиться с критическими ситуациями и, по его мнению, умение овладевать пространством и временем составляет главную способность человека.

Введение понятия «политика идентичности» очень важно, т. к. позволяет показать разнообразие идентичностей (даже у одного человека), а также континуальность Я (Я остаюсь собой в различных ситуациях).

Л. Краппман рассмотрел условия социальной ситуации, при которых идентичность остается сохранной, и выделил ряд способностей для ее сохранения. Это способности к ролевому дистанцированию, к эмпатии, толерантности, успешной репрезентации [28]. Итак, в символическом интеракционизме предметом рассмотрения стали способы построения идентичности и сам процесс идентификации, проанализирована структура идентификации, выявлены осознаваемая и неосознаваемая идентичности, зависимость идентификации от социального пространства и времени, системы социальных институтов.

На наш взгляд, более глубоким анализом отличается подход Мида и его последователей, т. к. они придают больше самостоятельности самому человеку в формировании идентичности, нежели фрейдистско-эриксоновский подход. Акцент в интеракционизме сместился к вопросу о том, как Я формируется во взаимодействии, репрезентировано во внешнем мире, в то же время сохраняя внутренний мир. В свою очередь, взаимодействие – основа для «завоевания» территории, общественной значимости, сфера объединения биологического и социального. Внутренний мир организован жизненным планом, учитывающим пространство и время истории.

Однако и Мид, и Горфинкель, и Гоффман придают исключительное значение микросоциологии. Принципиальное невнимание к большим системам часто оборачивается оторванностью индивида от общества, неумением изучать многочисленные аспекты взаимодействия индивида и общества. Познание замыкается на индивидуальном уровне. Хотя достигнутые результаты по изучению повседневного социального мира, повседневного социального пространства впечатляют, все же стоит заметить, что мировое пространство отображено лишь на микроуровне.

Третьим направлением американской социальной мысли, придающим особое значение категории «идентичность» и соответственно подробно ею занимающейся является когнитивно ориентированная психология. Ее представители Х. Тэджфел, Дж. Тэрнер, Г. Брейкуэлл определяют идентичность как когнитивную систему, которая: выполняет роль регуляции поведения; имеет две подсистемы: лингвистическую (самоопределение в терминах физических, интеллектуальных, нравственных) и социальную (принадлежность к расе, полу, национальности) [14].

При этом структура идентичности определяется следующими компонентами: биологический организм (сердцевина идентичности, однако со временем становится все менее значимой); содержательный компонент (характеристики, определяющие уникальность личности); ценностный (положительные или отрицательные оценки принципов, ситуаций, личностей); хронологический (развитие идентичности в субъективном времени) [29].

Исследователи данного направления придают исключительное значение социальному контексту, объективным условиям формирования идентичности. Личностная идентификация вторична по отношению к социальной. Социальная идентичность обеспечивает формирование содержательной и ценностной структуры личности. Структура идентичности развивается на протяжении всей жизни. Становление идентичности осуществляется с помощью двух процессов: ассимиляции, отбора новых компонентов и их приспособления к структуре путем определения значения и ценностей компонентов, новых и старых [14].

Когнитивная психология обобщает идеи фрейдистского направления и символического интеракционизма; вносит идею о значимости временного аспекта в формировании идентичности; показывает постоянную изменчивость идентичности (она развивается на протяжении всей жизни и не обязательно связана с био-психологическим циклом жизни, как у Эриксона).

 


 

3.4 Теории идентичности и идентификации в отечественной философии и психологии

Как мы уже отмечали, понятие идентичности вырастает из психологических и социальных исследований процесса идентификации. Тема идентификации разрабатывалась в советской психологии, прежде всего в русле формирования личности. Исходным методологическим положением считалась идея К. Маркса о значении уподобления общественным приоритетам. Но это достаточно односторонне утверждение, если вспомнить слова П. Флоренского: «В другом Я личность открывает свои задатки, духовно оплодотворяемые личностью другого» [30]. Идея разделения мира на «Я - Ты», отрицание субъект-объектного исследования таких понятий, как душа, любовь, индивидуальность как теоретическая основа была присуща русской философии, а затем советской. Онтология личности Ф. Достоевского, признание единственности личности и необходимости синтеза научно-теоретического и художественного типов мышления Н. А. Бердяевым, А. А. Ильиным, Г. Г. Шпетом, единства познающей личности и познаваемого инобытия Л. Карсавиным оказали влияние на лучших представителей советской гуманитарной мысли М. М. Бахтина, Л. С. Выготского, Д. С. Лихачева, А. Ф. Лосева, Ю. М. Лотмана, Б.Ф. Поршнева. Специфические человеческие процессы могут родиться только во взаимодействии человека с человеком, как интрапсихологические. Однако отметим, что до И. С. Кона в советской психологи и философии практически не использовался термин «идентичность». Преобладает «идентификация» как уподобление человека обществу.

Методологические и концептуальные разработки вопросов смысла жизни, стиля жизни, самосознания, самоопределения, конвенциально-ролевых, профессиональных, семейных, социальных форм проявления самоопределения личности широко представлены у отечественных авторов. Советская философия и психология опиралась на следующие методологические принципы:

  1. Общество - система общественных отношений, основа любого социально -психологического исследования. Понятие личности есть общественная, а не психологическая категория.
  2. В развитии личности определяющая роль принадлежит деятельности. Деятельность – сущность любого способа бытия. Деятельность и производит, и изменяет конкретные условия индивида, а также общества в целом. Именно через деятельность личность включается в систему общественных отношений. В психологии деятельность рассматривается как специфический вид человеческого бытия, как некоторое объектное отношение, в котором человек - субъект - определенным образом относится к субъекту. Категория деятельности становится всеобъемлющей (А. Н. Леонтьев). Направление исследования обращается не от приобретенных навыков, умений и знаний к характеризуемым ими деятельности, а от содержания и связей деятельности к тому, как и какие процессы их реализуют, делают их возможными [31].
  3. Сущность человека - ансамбль общественных отношений.
  4. Сознание - отражение бытия. Процесс становления человеческой личности включает в себя формирование сознания и самосознания. Подлинный источник и движущие силы развития самосознания нужно искать в растущей реальной самостоятельности индивида, выражающейся в изменении его взаимоотношений с окружающими (Рубинштейн С.Л.)
  5. В самоопределении преобразующая роль принадлежит сознанию, самосознанию. Теоретической основой этих методологических принципов стали идеи выдающихся философов и психологов.

Выготский Л. С. формулирует идею о том, что процессы человеческой психики основаны на межличностных отношениях. Он упрекал Ж. Пиаже за эгоцентризм при исследовании темы становления личности, аргументируя это тем, что независимости индивида от общества нет. Пиаже позже писал, соглашаясь с критикой: «Человеческий интеллект испытывает воздействие общества на всех уровнях развития, с первого до последнего дня» [32]. Индивид формирует свой внутренний мир путем интериоризации исторически сложившихся форм и видов деятельности. «Сначала другие люди действуют по отношению к ребенку, затем он сам вступает во взаимодействие с окружающими, он начинает действовать на себя» [33]. Понимание Я происходит в русле «социальной ситуации развития». Эта ситуация - своеобразное, специфическое и единственное отношение между ребенком и социальной средой. Эта ситуация - исходный момент для всех динамических изменений, происходящих в развитии данного периода [34]. Л.С. Выготский придает особое значение не конформизму, а степени независимости, уверенности и самостоятельности. Важно преобразовательно-деятельностное начало самого человека.

В свою очередь, С. Л. Рубинштейн формулирует идеи, ставшие принципиальными для советской психологии и философии. В его трактовке сущность человека принципиально межсубъектна, несводима к продуктивности, к отдельному результату, к совокупности социальных ролей, функционально-ролевых масок, к бытию человека в качестве члена или агента социума, разомкнута и раскрыта для бесконечного становления. «Не обращать человека в маску - такова первая заповедь этики» [35]. Личностное самоопределение не может быть монологическим делом. Проблема самоопределения, по Рубинштейну, изначально представляет соотнесенность с другими субъектами. «Специфика человеческого способа существования заключается в мере соотношения самоопределения и определения Другими» [36]. Главным критерием самоопределения он считал активность жизненной позиции как результат взаимодействия объективного процесса общения с Другими и субъективного внутреннего процесса самоопределения. Самоопределение и определение Другими - взаимные детерминанты. В своей трактовке Рубинштейн подчеркивает, что нельзя редуцировать сущность человека, сводить ее к каким то технологическим проявлениям.

Идеи Ильенкова Э. В. остаются столь же актуальными во многих областях философии и прежде всего в философии личности. Выдающийся советский философ утверждал, что личность возникает тогда, когда индивид начинает самостоятельно как субъект, осуществлять внешнюю деятельность по нормам и эталонам, заданных культурой [37].

Б. Ф. Поршнев эту же идею выразил следующим образом: «Оказалось, что Петр познает свою натуру через Павла только благодаря тому, что за спиной Павла стоит общество, огромное множество людей, связанных в целое сложной системой отношений» [38]. Выготский так же считал, что: «личность становится для себя тем, что она есть в себе, через то, что она представляет собой для другого» [33,c.196].

Б. Ф. Поршнев в своих социальных теориях придавал большое значение уподоблению и приспособлению.«Мы» формируется путем взаимного уподобления людей, т. е. действия механизмов подражания и заражения, а «они» - путем имитирования этих механизмов путем запрета чему-либо подражать или отказа человека в подчинении подражанию. Всякая замкнутость в истории: родовая, семейная, племенная, этнокультурная, культурная конституирует себя из «Мы – Они». Через обособление, уподобление индивид получает возможности для развития, самореализации и персонализации [39].

Многочисленные исследования доказывают, что послушание, необходимое в построении «Мы», сильнее внутренних импульсов, архаичнее самоутверждения, т. к. позволяет определять отношение к каждой ситуации в социальной практике. В свою очередь, контрсуггестия (сопротивление внушению) в концепции выдающегося отечественного теоретика становится основным психологическим механизмом осуществления всех изменений в истории, порождаемых не зовом самообороны, а объективной жизнедеятельностью общества. Отношение «суггестия – контрсуггестия» рождает внутренний мир одиночки, который с ходом истории все больше задает вопросы: почему и зачем. Контрсуггестия имеет различные формы: желание уйти, удалиться, стремление высмеивать соседей, нарастание замены личного общения вещным, усложнение письменности. На наш взгляд, важно то, что, с точки зрения Поршнева, становление самых разных форм контрсуггестии коррелятивно появлению таких особенностей человеческого существования, как способность выбора, целеполагания, необходимость в убеждении.

В работах Поршнева уже выявлены и проанализированы элементы самоутверждения не биологического характера, а социально-исторического порядка. Причем отечественный историк придает большее историческое значение различению, т.е. идентичности.

В. С. Мухина рассматривала идентификацию и отчуждение как универсальные механизмы истории. Диалектическая пара – «идентификация – отчуждение» обеспечивает овладение социальными нормативами, установками, общезначимыми ценностями, а также обусловливает персонализацию, т. е. формирование системы личностных смыслов, определенных индивидуальных вариантов ценностных ориентаций, личностное регулирование поведения [40]. Отчуждение обеспечивает развитие начальных форм самосознания, потребности завоевывать и отстаивать свою самостоятельность, самоценность. Идентификация - следствие потребности общения на всех уровнях (бессознательном и сознательном), непосредственное переживание субъектом тождества с объектом. Идентификация развивается у ребенка путем подражания в игре.

В целом в советской психологи идентификация оценивалась как положительный ход развития личности. Такие авторы, как Н. И. Алексеева, А. В. Буров, Т. П. Гаврилова, Е. М. Дубовская, Т. И. Комиссаренко, Р. Л. Кричевский,Т. А. Моджарова, В. А. Рахматшева, А. П. Соприков выделяли в исследуемом процессе такие социально-значимые черты: формирование социальных качеств индивида, занявшего позицию активного нравственного субъекта. Это постоянно действующий механизм развития личности, ее структурообразующий фактор.

По их мнению, идентификация многоуровнева и многокомпонентна. Обычно выделяют три основных ее компонента: эмоциональный, когнитивный, поведенческий. Возможны ценностные, нормативные, ролевые идентификации. Многообразны функции идентификации: объединение в группы «Мы», духовное объединение, самосознание групповой принадлежности, структурообразующий принцип общения, формирование личности.

В советской психологии и философии: идентификация может выступать в качестве объяснительного принципа широкого круга явлений уподобления и обособления. Ее содержание составляет механизм межличностной и групповой интеграции и дифференциации. При этом базовым основанием при построении концепции групповых явлений, формирования личности становятся отношения «суггестия - контрсуггестия», «идентификация-отчуждение», «идентификация-обособление». Сложность изучения идентификации заключается в том, что это явление пропитано другими психологическими, социальными явлениями, при которых актуален системный анализ феномена.

В отечественной социальной психологии идентификация – отождествление себя с другим, выражает установленный в ряде экспериментальных исследований эмпирический факт, что одним из самых простых способов понимания другого человека является уподобление себя ему [41]. Идентификация - механизм познания и понимания другого. Для социальной психологии важен анализ общения как сложного, многослойного процесса, главное - вычленить модели общения, формы организации этих моделей, понять идентификацию как процесс, отражающий социальную перцепцию. Для того, чтобы понять, как личность включена в общение, что она вносит в него, надо проследить, как раскрываются процессы общения в различных группах (сообществах, народах, классах и т. д.).

В этой связи в советской общественной мысли скорее всего преобладает приоритет социального в объяснении идентификации и идентичности (за исключением достаточно глубоких для односторонних констатаций работ Выготского, Поршнева). Индивиды зачастую предстают как «неразумные агенты», которые лишь поддерживают модели социального производства и этим объясняется увлеченность «идентификацией» (такое представление преобладает во многих современных психологических, социологических концепциях ).

В целом, понятие идентичности встречалось довольно редко в отечественной, современной мысли до начала 90-х годов. В зависимости от аксиоматики менялось значение «Я» и, соответственно, использование понятий: Спиркина волновало «Я» как носителя и элемента самосознания, Михайлов Ф. Т. интересовался «Я» как источником творческих способностей, Дубровский Д. И. видел в «Я» центр, интегрирующий и активизирующий фактор субъективной деятельности.

Популяризатором исследований различных аспектов идентичности в советской философии стал И. С. Кон. Его интерес к изучению идентичности обусловлен тем, чтобы схватить человеческое «Я» в его единстве. Для этого нужны сложные теоретические модели: «идентичность, эго, супер-Я» и т.д [42]. Сложность и полифункциональность «человеческого» определяется тем, что «человеческая психика должна постоянно перерабатывать и координировать огромное количество информации. Чем разнороднее внутреннее и внешнее, чем разнообразнее такая информация, тем острее будет его индивидуальное самоощущение и тем сложнее и дифференцированнее свойственный ему образ Я» [42, c.64]. Еще в конце 60-х автор замечает, что, чем больше информационный обмен, тем меньше времени остается для рефлексии или время уплотняется, увеличивая психические нагрузки. Отечественный исследователь выделяет следующие типы идентичности:

  • психофизиологическая идентичность - единство и преемственность физиологических и психических процессов и структуры организма;
  • социальная система свойств, благодаря которым особь становится социальным индивидом, членом сообщества, группы и предполагает разделение индивидов по их социально-классовой принадлежности социальным статусом и усвоенным нормам;
  • личная - единство и преемственность жизнедеятельности, целей, мотивов, смысложизненных установок, осознающий себя как самость.

Философское осмысление идентичности у И. Кона сталкивается с большим количеством проблем. К ним относятся объективно-онтологический вопрос - в чем состоит постоянство индивидуального бытия; субъективно-деятельностный - как формируются и функционируют психические механизмы саморегуляции и каковы источники индивидуальной активности; когнитивно-гносеологический - как формируется и какие функции выполняет самосознание; аксиологический - на какие ценности можно ориентироваться.

Сохранение и изменение личности зависит от следующего ряда оснований:

  • биогенетическое, когда организм содержит филогенетическую программу, его основные закономерности, стадии и свойства одинаковы;
  • социогенетическое, когда процессы социализации, структура социальной деятельности, социальные установки облегчают способ самопознания, они обеспечивают представления и мнения об объекте (познавательный компонент), готовность к образу действий (поведенческий), эмоциональные чувства к объекту (аффективный);
  • персонологическое, к которым относятся сознание, самосознание, собственные цели и ценности.

На наш взгляд, важным вкладом И. С. Кона в становление теории идентичности было не только то, что он одним из первых стал рассматривать эти проблемы. Используя выводы и идеи отечественных и зарубежных авторов, он интерпретировал идентичность как условный конструкт личности. Этот конструкт не является статичным и постоянно содержит динамические мотивационные тенденции, уравновешивает внутренние и внешние импульсы [43].

Другим ценнейшим вкладом Кона в развитии рефлексии на идентичность стали его конкретные междисциплинарные разработки. Как сам писал Кон – он был и философом, и психологом, и социологом, и этнологом, и сексологом [44].

На наш взгляд, И. С. Кон остается единственным гуманитарным мыслителем, который продолжает заниматься проблемами идентичности «живого» человека не в абстрактном теоретическом смысле.

Особенно популярной стала тематика идентичности в отечественной мысли в связи с анализом темы кризиса идентичности в современных переходных условиях, а также национальной идентичности.

В современной отечественной мысли последних лет появляются новые интересные разработки, научные и публицистические статьи, посвященные проблематике российской идентичности (национальные аспекты), теории индивидуальной идентичности (В. Г. Федотова, А. С. Мамбеева, Н. В. Антонова, И. В. Романов, В. А. Ядов ) [45].

Индивидуальная идентичность понимается как способ субъективной организации событий, как внутренняя динамическая структура, интегрирующая отдельные стороны личности, связанные с осознанием и переживанием себя как представителя определенного пола, группы и т. д. в единое целое без потери своеобразия. Признается, что идентичность – познавательный инструмент, гипотетическая структура, позволяющая упорядочить представления о личности и ее образе жизни [14]. Однако большинство авторов предлагает достаточно эклектичные, схематичные интерпретации идентичности или идентификации, зачастую просто интерпретируя исследования зарубежных авторов.

Исследуются в основном структура и формы идентичности, ее роль в формировании субъектов общества. Например, В. Н. Келасьев дает следующую типологию форм самореализации, самоутверждения личности: статусное самоутверждение, поисковое и престижное самоутверждение, самоутверждение как самоцель на базе накопительства через расширение границ и возможностей собственного сознания, совершенствование духовности. По его мнению, «в настоящий момент мы сталкиваемся с разнообразием различных форм самореализации и самоутверждения» [46].

В социологии наиболее удачными попытками развития темы формирования идентичности в обществе являются работы В. А Ядова и его школы. По этому направлению исследований изучаются социальные установки, способствующие процессу самопознания. Эти социальные установки складываются в систему диспозиций: элементарные установки, социальные установки, базовые социальные установки, система ценностных ориентаций [47]. Школа и исследовательские группы Ядова являются наиболее прогрессивным направлением отечественной социологии по изучению идентичности. В исследовательских группах анализируются многочисленные конкретно социальные проблемы современной российской идентичности, содержатся новые теоретические идеи.

В формировании понятия идентификации и идентичности наблюдаются, таким образом, две тенденции, хотя такое разделение достаточно условно. Первая направлена на защиту «Я, Мы», вторая – на защиту общественной детерминации, приобщения индивида к общественным нормам, ценностям и коллективному Я. Хотя выявленное здесь противоречие между принуждением и индивидуальной свободой – скорее логическое, чем социально приемлемое.

Необходимо учитывать, что сам процесс идентификации предполагает построение обобщающей модели жизнедеятельности, причем в процессе идентификации главной целью остается обретение тождества в социальной практике. Каждая из таких моделей может существовать достаточно длительное время. Идентичность появляется как результат взаимодействия отождествления и работы индивидуального сознания (национального сознания). Необходимо признать важность постоянного переосмысления понятия идентичности в изменяющихся исторических условиях и, соответственно, в изменяющихся условиях идентификации.

 


 

    • 3.5 Характеристика современных теорий идентичности в философии и культурологии

Среди выдающихся философов, культурологов и социологов, отдавших дань исследуемой проблеме, следует отметить: К. Поппера, Ю. Хабермаса, В. Хесле, А. Гидденса, М. Серто.

Метафизической программой в философии К. Поппера стали три проблемы: космология, знание и самость. Самость - самосознающее сознание, оценивающее себя, корректирующее, творящее новые смыслы. «Это то, что в традиционных взглядах было душой» - отмечает Поппер [48]. Самость имеет биологический смысл. Она служит целям адаптации: в преодолении трудностей, нахождении адекватных решений, выборе неординарных способов действия, осуществлении контроля над системой действий. Человек не рождается с самостью; он обретает ее, развивая врожденную диспозицию к усвоению языка. Только язык позволяет смотреть в воображении на себя как на объект, оценивать себя и рефлексировать. И в филогенезе, и в онтогенезе самость развивается параллельно с усвоением языка и умением оперировать идеальными объектами. Главным свойством самости выступает активность - действующая, страдающая, вспоминающая, программирующая будущее, ожидающая, опровергающая. Самость владеет миром благодаря интеракции внутри человеческого мира и с «третьим миром».

Другим выдающимся современным философом и социологом, обратившимся к проблеме идентичности, стал Ю. Хабермас.

Немецкий философ предлагает использовать термин «Я -идентичность» как совокупность личностной и социальной идентичностей. Личностная и социальная сферы находятся в процессе постоянного взаимодействия, взаимоопределения. Частная сфера (система личностных диалогов) «артикулирует» общественное (публичное) мнение, вступая с общественными институтами в публичные диалогические отношения. Первая сфера – подлинная, аутентичная; вторая – ложная, т. к. скрывает свою сущность, создавая о себе иллюзорные представления. К XVIII столетию, по мнению немецкого философа, окончательно оформляется противоречие частной и общественной сфер, что не может не провоцировать новые вопросы для осознавания личного в общественном [49].

Создатель теории коммуникации следующим образом рассматривает структуру идентичности: социальная идентичность (горизонтальное измерение) - возможность выполнять различные требования в ролевых системах; личностная идентичность (вертикальное измерение) - связность истории жизни. Это два переплетенных, неразделенных измерения, в которых реализуется «балансирующая Я - идентичность». Установление баланса происходит с помощью техник взаимодействия. Развивая философские традиции лингвистической философии, социологии Вебера, феноменологии, Ю. Хабермас утверждает, что определяющей техникой является язык. Осваивая различные техники, человек стремится соответствовать социальным нормам, сохраняя свою неповторимость. «Понимание человеком самого себя зависит не только от того, как он сам себя описывает, но и от тех образцов, которым он следует. Самотождественность Я определяется одновременно тем, как люди себя видят и какими они хотели бы себя видеть» [50].

Современные перипетии идентичности – результат развития культуры модерна,разделения общества на систему и жизненный мир. Модернизация охватывает не только средства сообщения, хозяйство и управление, но и жизненный мир в целом, фрагментирует их, оставляя человеку только возможность рискованного самоуправления посредством в высшей степени абстрактного тождества Я.

Немецкую традицию интерпретации идентичности продолжает В. Хесле.

Главное в идентичности, по его мнению, - сохранение объекта во времени. Компонентами идентичности являются: тело, память, рефлексия, синтетическое единство апперцепции (Кант), т. е. cпособность осознавать любое отчетливое существование в качестве «своего» - «Я чувствую, что Я устал», кризис идентичности (отвержение самости со стороны Я).

Ни один из перечисленных выше компонентов не является достаточным сам по себе для выявления сущности идентичности. Хесле приводит пример, связанный с телесной идентичностью, когда человек находится в состоянии комы, его узнают друзья, (он не потерял своей идентичности) или человек потерял память, но всеми узнаваем. Но недостаточно, чтобы мы могли говорить о непрерывном сохранении компонентов Я: ведь с утерей памяти или некоторых телесных свойств уже нет целостной идентичности.

Для В. Хесле, так же как и для Э. Гуссерля, фундаментальным свойством человеческого, идентичности является - время. «Наблюдение за собственным Я нельзя свести к наблюдению за другим субъектом» [51]. Мы не можем сказать, что ментальные состояния локализованы в пространстве. «Время, однако является их существенной характеристикой. Временная и непространственная природа сознания порождает особые принципы. В то время как реальная идентичность физического предмета предполагает непрерывное существование его внутренней структуры, идентичность ментального акта основывается на других условиях... Ментальный акт не происходит в пространстве, он может продлить свое существование лишь в другом ментальном акте» [51, c. 116]. В. Хесле выражает философскую традицию в осмыслении идентичности, рассматривая ее общечеловеческую и нормативную сущность.

Одной из самых системных и всеохватывающих теорий идентичности в современной американской социальной мысли признана теория Р. Баумайстера. Главной заслугой автора становится создание всеобъемлющей исторической перспективы становления социального и культурного феномена идентичности, начиная с эпохи средневековья до наших дней. На обширном историческом материале социолог выявляет социальные, экономические, религиозные, философские и культурные основания для появления и развития идентичности, как реального социального явления, так и понятия.

Исходным становится утверждение, что, если мы признаем человека субъектом не только социальной, но и собственной психической жизни, то «мы можем выделить в структуре личности ту целостность, которую человек рассматривает как Я» [52].

Рассматривая модель идентичности, автор вычленяет ее определяющие критерии: континуальность и отличительность.

Континуальность - единство и целостность бытия человека в процессе протекания времени. Она означает, что Я такой же, как и вчера, таким же буду завтра. Я остаюсь самим собой всю свою жизнь. Любые изменения должны быть преобразованы в непрерывность, воспринимаемую как непротиворечивая целостность. Наше Я должно переживаться как постоянная величина, как возможно полное подобие самому себе.

Отличительность - мое бытие, отличное от других, непохожее на других, каждая идентичность имеет ряд элементов, которые отличают ее от других. Некоторые элементы - слишком общие, например пол; другие - более конкретные, более индивидуальные, например способность быстро считать.

Баумайстер выявляет следующие функциональные аспекты идентичности.

Ясное понимание идентичности позволяет сделать лично-целенаправленный выбор, реализовать свой профессиональный потенциал. Этот аспект определяется индивидуальной структурой приоритетов и ценностей.

Интерперсональный аспект идентичности состоит из социальных ролей и личной репутации. Американский социолог этот аспект называет «социальной идентичностью» или, используя термин К. Юнга, «персоной».

Наконец, чувство собственной идентичности, ее понимание определяет жизненные цели и задачи индивида, помогает оформить ему жизненный путь. Этот аспект сочетает в себе индивидуальный потенциал (внутреннюю веру в способности преодолевать препятствия, самоусовершенствоваться) с индивидуальной целью, самоуважением и верой в собственные силы [52].

Каждая идентичность состоит из широкого набора компонентов, единиц самоопределения. Их единство определяет единство смысла, значения идентичности, обеспечивая индивиду и континуальность и отличие от других. Например, быть врачом - значит высоко ценить свой профессиональный потенциал (первый аспект), заботиться о других людях ( второй ), стремиться расширить свой профессиональный потенциал, добиться финансового успеха (третий аспект).

Важнейшим вкладом Баумайстера является его анализ взаимосвязи истории и изменений в структуре идентичности.По Баумайстеру, приобретение компонентов идентичности есть процесс самоопределения. Он вычленяет пять этапов формирования идентичности.1. Предписание (первобытный род); 2.Единичная трансформация (раннее средневековье); 3. Идентичность, определяемая иерархией критериев (позднее средневековье); 4. Необязательный выбор (XVIII век); 5. Необходимый выбор (современность).

Баумайстер показывает, как происходит формирование идентичности в обществе. Он исходит из того, что социальная жизнь со стороны участия в ней индивида состоит из взаимоотношений и ролей. Каждая идентичность предполагает контекстуальную систему других членов общества и их ролей. С другой стороны, потенциал идентичности также определен обществом, которое предлагает смыслы, цели, нормы совершенствования. Идеи совершенства и успеха определены и оценены обществом. Наконец, общество организовано вокруг системы ценностей - фундаментальных также и для индивида.

В зависимости от контекста идентичности общества отличаются друг от друга. В одном случае общество может быть строгим и негибким (вышеописанные этапы 1, 2, 3). В таких обществах идентичность обычно непроблематична, формы идентификации просты.

На этапах 4, 5 общество может быть свободным, терпимым и гибким. Оно предлагает большой спектр возможностей, индивид может формировать свою идентичность действиями, персональным выбором и самосовершенствованием. Поэтому самоопределение и жизнеутверждение представляют собой сложные и неоднозначные процессы. Индивиды обладают относительной свободой, идентичность проблематична. Критериями созревшей личности являются чувство ответственности, нравственная самостоятельность, способность принимать решения на основе внутренней системы координат, способность самооценки, способность различать «хочу», «могу», «хотел бы», «мог бы».

Становление общества Р. Баумайстер представляет как процесс перехода от этапов 1, 2, 3 типов к этапам 4, 5.

Он выделяет четыре стадии такого перехода.

  1. Люди всегда боролись за свободу внутри общества, свободу искать самовоплощения индивидуальным путем. Но по мере освобождения персонального самосовершенствования, остается меньше возможностей следовать проторенному пути. Самообеспечение не гарантировано. Первой ступенью становления взаимоотношения идентичности и общества становится индивидуальная потребность в самовоплощении.
  2. Человек стремится к самовоплощению в частной, индивидуальной обстановке, вне общества. Второй ступенью становится приватизация. Но социальная эволюция разделяет и в то же время сближает людей через новых посредников (новые средства коммуникации, новые социальные агенты).
  3. Третьей стадией является отчуждение. Люди обнаруживают неспособность избежать общества; они - беспомощные жертвы, неспособные изменить и преодолеть социальные противоречия.
  4. Последней, современной стадией становится стадия приспособления. Индивиды принимают тот факт, что от общества, от проблем, связанных с развитием взаимодействия природы и общества не убежать. Люди начинают искать пути самореализации и жизнеобеспечения внутри общества. Итак, на основе анализа исторических трансформаций феномена идентичности американский автор показал становление идентичности как реального социального явления; как результата усложнения общественных отношений, социальной дифференциации, развития общества от детерминированного к относительно автономным и свободным состояниям; как антитеза публичному, защита частного от общественного давления; как результата усложнения человеческого труда, изменения социальной структуры и наконец секуляризации общества. После анализа социальных функций идентичности, ее роли в истории, выполненного Роем Баумайстером, вполне логически вытекает следующая ступень теоретического анализа идентичности: исследование взаимосвязи с человеческой культурой.

Одной из наиболее содержательных концепций по проблеме места идентичности в современной культуре представлена у известного британского социолога Антони Гидденса.

Он продолжает исследование идентичности не просто как психологической проблемы, а как проблемы современного мира и истории. В своей работе «Модерн и самоидентичность» (1991) Гидденс стремится показать идентичность и самоидентичность как явления современной культуры. Обращает на себя внимание тот факт, что уже сама тема самоидентификации все настойчивее звучит в социологии и исследованиях культуры [53,54].

Модерн - контекст, порождающий самоидентичность. Для Гидденса теоретическим моментом рождения феномена идентичности становится переход от традиционного общества к посттрадиционному. Чем более традиция теряет свою власть в обществе, тем в большей степени повседневная социальная жизнь строится исходя из противоречия локального и глобального, тем больше индивиды должны выбирать свои жизненные пути из многообразия перспектив. Модерн становится фундаментом, на котором пробивают себе дорогу самоактуализация и самосохранение. Модерн, по Гидденсу, означает следующее:

  • Противостояние глобального и локального приводит к трансформации чувства интимности. Традиционные связи уступают место более абстрактным, среди которых следует искать свою интимность, свой круг, свое место. Сложные, расширенные социальные системы современности абстрактно организуют жизненные пути, в которых каждому еще надо обрести себя конкретно.
  • В противоречии глобального и локального раскрывается обоюдная взаимосвязь индивидуального опыта и абстрактных систем. Эта взаимосвязь требует постоянного обновления опыта, вновь повторяющегося нахождения себя в любых жизненных ситуациях.
  • Нарцисстическая культивация тела становится гармоничным следствием усиливающейся Заботы о себе, построения и контроля над всем, в том числе и над телом.
  • Естественным следствием усиления разрыва глобального и локального является становление Организации, ее различных форм - от современных социальных институтов до информационных средств. Усиливающийся динамизм, порождаемый организованностью, сохраняет проблематичность «стыковки» социальной практики и индивидуального поведения. Все перечисленные характеристики модерна означают проблематичность Я на фоне разбегающегося социального контекста. Социальные трансформации, завершившиеся сегодня самоидентичностью и глобализацией, стали двумя полюсами в диалектике локального и глобального на этапе «высокого модерна». (Гидденс предпочитает определение – высокий модерн постмодерну) [53].

Диалектика - поле для идентичности и иначе быть не может, ведь, по определению Гидденса, идентичность - континуальность в пространстве и во времени, но самоидентичность - это континуальность, рефлексивно интерпретируемая действующим человеком (agent). Идентичность и самоидентичность не даны в процессе деятельности, а создаются и поддерживаются в рефлексивной активности повседневной жизни [53, c.53,55]. Континуальность самоидентичности - постоянство чувства собственного соответствия телу и себе во времени. Отдавая дань постмодернистской терминологии, Гидденс отмечает, что главным качеством самоидентичности остается «постоянно совершающийся особенный нарратив». Признаками «нормальной» самоидентичности являются: биографическая континуальность, в детстве сложившиеся отношения доверия, способность целостно действовать в практике. Самоидентичность, прежде всего, - онтологическая безопасность. То, что предложил Э.Эриксон, развивая мысли Д. Винникота, и назвал базовым доверием, стало осью современной теории идентичности, в том числе и для Гидденса. Опыт базового доверия - это фундамент «надежды» Э. Блоха и «Мужества быть» П. Тиллиха. Базовое доверие основывает межперсональную организацию пространственно-временных отношений. Базовое доверие само основывается на потенциальном пространстве - пространстве для ребенка, в котором он осваивает через свой опыт реальность жизни. Этот опыт организуется через взаимность потенций и отношений родителей и детей. С самых ранних лет жизни привычки и рутина строят потенциальное пространство между ребенком и теми, кто о нем заботится.

Онтологическая безопасность составляет основу для следующего важнейшего компонента идентичности - жизненной политики. Политика жизни - самоактуализация, происходящая в постмодернистских контекстах. В них тенденции глобализации глубоко вторгаются в рефлексивный проект «само» и, наоборот, процессы самореализации влияют на глобальные стратегии. «Политика жизни» возникает в ситуации свободы выбора и заключается в принятии этических норм: Как жить? На какие ценности ориентироваться? Какова наша ответственность перед природой? Каковы принципы экологической этики и генной инженерии? Каковы пределы технических и научных открытий и границы вмешательства в личную жизнь? Наконец, в чем состоят права человека?

Гидденс представляет собственную гипотезу структуры идентичности. Идентичность – это два полюса, с одной стороны, абсолютное приспособленчество (конформизм), с другой, замкнутость на себя. Между полюсами социолог выделяет различные уровни структуры. По его мнению, для современной идентичности характерны следующие дилеммы и, соответственно, патологические формы: 1. унификация- фрагментация; 2. беспомощность – овладевание; 3. авторитарность – неопределенность; 4. личные потребности – рыночный индивид. На каждом уровне возможны патологические формы развития: 1. традиционализм – конформизм; 2. всемогущество – отчуждение; 3. догматизм – радикальное сомнение; 4. нарциссизм – полное растворение в мире товаров [53, c. 201].

В целом, А. Гидденс является противником постструктуралистских и большинства постмодернистских теорий, предрекающих кризис способности современного человека обрести свою идентичность.

Сопоставим его идеи об идентичности с наиболее интересной концепцией представителей поструктуралисткого направления Мишеля Серто – теоретического последователя М. Фуко и П. Бурдье [55].

Исходным положением Серто является утверждение, что идентификация – «аккультурация» к способам, нормам, практическим рекомендациям в повседневной жизни. Древнее искусство практики – основа человеческого самоутверждения. Человек подчиняется стереотипам, процедурам, принятым в группе, культуре. Эти процедуры зафиксированы прежде всего в языке – в способах устной речи, письма и чтения.

Обретение идентичности предполагает наличие таких социально-культурных элементов, как реализация лингвистической системы с помощью речи; изобретение своего языка; самоутверждение в настоящем (прошлое создано до, а будущее потом) [6].

Отвечая на вопрос, «Как завоевать идентичность?», французский мыслитель считает, что первым условием должно быть самоутверждение во времени. Для этого требуется присваивать обретенные умения, успешные качества, готовить будущие расширения и, таким образом, обретать определенную независимость в постоянно меняющихся обстоятельствах. Это покорение времени через создание автономного пространства. Следующим условием «завоевания» идентичности Серто называет присвоение способов контроля, видения в удобных для этого пространствах. Иметь возможность видеть – значит иметь возможность предсказывать, бежать вперед времени путем чтения пространства. Но наиболее важным в этом процессе для современного человека становится – овладение знанием, для того чтобы трансформировать неопределенности истории в читаемые пространства, иметь власть обеспечить себе собственное место (военные и научные стратегии, автономные города, независимые конституции) [6, c. 136-138].

Осуществление такой жизненной стратегии достигается с помощью тактик. Тема повседневных тактик занимает важное место в работах Серто. Но пространство тактик – это пространство «Других». Тем не менее популярная в американской социальной мысли теория Серто не лишена противоречий. Если человек обретает идентичность в процессе «аккультурации», как утверждает Серто, то, как формируется сама культура, культурное многообразие? Если культура для человека – среда приспособления к ней, то откуда возникает разнообразие культурных форм, за которое так ратует и структурная антропология, и постструктурализм?

В данном случае можно согласиться с Гидденсом, что в рамках данного подхода нельзя ответить на многие вопросы, связанные с прояснением места идентичности и самоидентичности в современной культуре и обществе [53, c.27, 169].

Особое влияние на становление и распространение данной темы имеют теории, пропагандирующие защиту Я, достоинства, свободы, собственных прав. К их числу относятся разнообразные политические направления, феминистские теории, теории национальных освободительных движений в XX столетии. Например, теории защиты женской индивидуальности в феминистских теориях и в гендерной социологии. В рамках социально-структурной истории, истории снизу, под сильным «влиянием массового феминистского и леворадикальных движений, сексуальной революции в обществе и методологической революции в «новой исторической науке» акцентирование на проблеме идентичности произошло в 60-70-е годы [56]. Идеи феминизма родились не на пустом месте. Феминизм вырос из теорий А. Адамс, Ф. Райт, Ж. Санд, Ф. Дугласа, Э. Стэнтон, Г. Ибсена, Ф. Энгельса, Э. Спенсер, В. Вульф.

Предложив понятие «гендерной идентичности», «половой идентичности», Дж. Скот, Л. Стоун, Дж. Дюби, Дж. Беннет, Дж. Скот попытались найти противоядие против постструктуралистских психоаналитических интерпретаций, против забвения исторического контекста и сведения процесса формирования и воспроизведения «половой идентичности» индивидуальному семейному опыту [57].

Понятие «гендерной идентичности» включает четыре взаимосвязанных компонента: культурные символы, нормативные утверждения, социальные институты и организации и самоидентификация личности. Ш. Маршал отмечает, что главным для женщин остается – выбирать идентичность по собственному выбору, чтобы быть личностью, а не ничтожеством [56, c.44]. В процессе формирования идентичности другие авторы акцентируют внимание на понятиях – власть женщин, участие в деятельности, влияние на принятие решений, способы изменения стереотипов. Для нас важен тезис о том, что «история женщин…представляет собой широкое междисциплинарное поле, [выделено нами М. З.] охватывающее социально-экономическое, демографическое, социологическое, культурно-антропологическое, психологическое и интеллектуальное измерения, интегрирующее «результаты исследований микро- и макро процессов, полученные в рамках «персональной», локальной, структурной и социокультурной истории» [56, c.55].

Итак, в зарубежной и отечественной мысли сложились определенные общие и особенные традиции исследования феномена идентичности как психологического и социо-культурного феномена. Их суть заключается в том, что идентичность имеет структурное строение, основными параметрами которого являются целевой, содержательный и оценочный. Обычно происходит выделение двух аспектов идентичности: личностного и социального. Чаще в современных теориях личностный аспект вторичен по отношению к социальному. Он формируется на основе использования выработанных в процессе социальной категоризации понятий. Согласно современным теоретическим исследованиям идентичность - изменяющаяся структура; она развивается на протяжении всей жизни, проходит через преодоление кризисов, может изменяться в прогрессивном или регрессивном направлениях, т.е. быть «успешной» (эффективной) или «негативной» (индивид отклоняет любые взаимодействия). В таком ракурсе идентичность выступает как первичное и необходимое условие для развития личности. Длительный кризис идентичности становится препятствием для формирования личности. Выявление различных типов идентичности происходит по следующим параметрам: наличие и отсутствие целей, кризиса, возможность формулировать политику жизни, открытость к выбору, сила и наличие решений относительно созидания себя самостью, целенаправленность, возможность овладевания современным опытом и знаниями. Теоретики едины во мнении, что идентичность социальна по происхождению, т. к. формируется в результате взаимодействия с людьми и усвоения каждым выработанного в процессе социальной коммуникации языка. Изменения идентичности обусловлены социальными изменениями.

Однако, в современном теоретическом анализе идентичности часто отсутствуют исследования содержательных аспектов: способов соотношения внутреннего и внешнего, источников развития, контекста взаимодействия индивидуального и общественного. В анализе актуализируется понимание общества как механического механизма или в лучшем случае кибернетической модели. Сам характер, процессы социального взаимодействия уходят от внимания исследователей. Это происходит и по объективным причинам: анализ общества всегда был трудоемкой задачей. Но нельзя забывать о том, что без интерпретации макроконтекста – анализа общества невозможно понять микропроцессы, к которым относится анализ индивидуальной идентичности. В каждой теории должно быть «достаточно честолюбия», чтобы объяснять то, как функционирует общество, как оно себя воспроизводит [50, c.172]. С другой стороны, расчленяя социальные процессы, делая идентичность единицей в социальной структуре, философы, социологи и психологи часто забывают об онтологии Я. Что же касается исследований проблематики природы, становления, системно-функциональных и социальных характеристик идентичности, то существующие теоретические дискуссии о природе идентичности предполагают два альтернативных подхода: примордиалистский, инструменталистский [58].

Суть первого заключается в том, что идентичность рассматривается как базисная характеристика личности. Она есть нечто внутреннее, сохраняющееся на протяжении истории личной или коллективной. Идентичность - внутренняя тождественность и непрерывность бытия каждого человека. Индивиды тесным образом связаны с социо-культурным окружением, поэтому формирующие исторический опыт элементы, не могут быть изменены или отброшены. К данному направлению следует отнести: Э. Фромма, Э.Эриксона, К.Хорни, Р. Баумайстера, В. Хесле.

Инструменталистский подход Дж. Мида, Э. Гоффмана, М. Серто рассматривает идентичность как ситуативную и выбираемую. Обретение идентичности – процесс, в котором индивидуальные и коллективные черты и способы самореализации могут изменяться в зависимости от ситуаций. Хотя представители второго направления признают зависимость ситуаций от повседневных структур, определяемых отношениями власти.

Оба подхода объединяет признание зависимости индивида от социального окружения или социальных структур, имеющих «упрямый характер» (Блумер). Если первый подход признает внутреннюю независимость человека от общества, то второй подчеркивает необходимость ситуативной приспособляемости и культурной ассимиляции.

 


 

Литература
  1. См. Фрейд З. Психология Я и защитные механизмы. М., 1993; Юнг К.Психологические типы. М., 1996; Пиаже Ж. Генетическая эпистемология. // Вопросы философии. 1993. N5; Erikson E. Identity. Youth and Crisis. N. Y. 1968.
  2. См. Бахтин М. М. как философ. М., 1992; Выготский Л. С. История развития высших психических функций. Собр. соч. в 6-ти т. М., 1984; Кон И. С. В поисках себя. М., 1984.
  3. Джеймс У . Психология личности. Тексты. М. , 1982.
  4. Джеймс У . Многообразие религиозного опыта. М., 1993. С. 112, 122, 137.
  5. Бахур В. Г . Это неповторимое Я. М., 1986. С . 122.
  6. Michel de Certeau . The Practice of Everyday Life. California, 1992.
  7. Психотерапевтическая энциклопедия . СПб ., 1998, С . 642, 643.
  8. Freud S . The Future of one Illusion. N. Y., 1961.
  9. Социальная идентификация личности . Кн. 1,2. М., 1994.
  10. История зарубежной психологии 30-60 г . Тексты. М., 1986.С. 170.
  11. Лейбин В. М. Психоанализ и философия неофрейдизма. М., 1977.
  12. См. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1993; Бердяев Н. А. Смысл истории. М., 1990; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991; Идеалистическая диалектика в XX столетии. М., 1987.
  13. Фромм Э . Иметь или быть. М. 1990. С. 117.
  14. Антонова Н. В. Проблема личностной идентификации в интерпретации современного психоанализа, интеракционизма и когнитивной психологии. // Вопросы психологии. 1996. N1. С. 131-143.
  15. Эриксон Э . Молодой Лютер. М., 1996. См. Руткевич А. М. «Психо-история» Э. Г. Эриксона. // там же С. 3-22.
  16. Эриксон Э . Детство и общество. СПб , 1996. С . 11.
  17. Erikson E . Psychoanalysis and Ongoing History: Problems of Identity, Hatred and noniolence. //The American Journal of Psychiatry. 122. 1965.
  18. Erikson E. Identity. Youth and Crisis. N. Y. ,1968.
  19. Соловьев Э. Биографический анализ как вил историко-философского исследования. // Вопросы философии. 1981. N9. С . 132-145.
  20. Identity in the World History. // Journal of Social History. 4. 1995.
  21. Малахов В. С. Неудобства с идентичностью. //Вопросы философии. 1998 N2. С. 43-54.
  22. Козловски П . Культура постмодерна. М ., 1997. С .107.
  23. Marcia J. E . Development and Validation of ego-identity status.// Journal of Personality and Social Psychology. 3, 551-558.
  24. Баразгова Е. С . Американская социология традиции и современность. Екатеринбург , 1997. С .76.
  25. Mead G. H . Mind, Self and Society, Chicago, 1976.
  26. Goffman E . The Presentation of Self in Everyday Life. N. Y. 1959; Garfinkel H. Studies in Ethnomethodology. Cambridge, 1984.
  27. Giddens A. Modernity and Self-Identity. Stanford 1991. P. 375.
  28. Krappman L. Sociologische Dimensionen der Identitat. Stuttgart, 1969.
  29. Tajfet H. Social Identity and Intergroup Relations. Cambridge, 1982.
  30. Флоренский П. Столп и утверждение истины. В 2.т. М., 1990. Т.1.С. 345.
  31. Психология межличностного познания. М., 1981. С. 25.
  32. См. Лекторский В. А. Субъект, объект, познание. М., 1980. С. 201.
  33. Выготский Л. С . История развития высших психических функций. Собр. Соч. в 6-т. Т. 3. М.,1984. С. 141.
  34. Выготский Л. С. Вопросы возрастной психологии. Собр. Соч. в 6-т. Т.4. М., 1984. С. 251.
  35. Рубинштейн С. Л . Бытие и сознание. М., 1957.
  36. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1973. С. 261.
  37. Ильенков Э. В . Диалектическая логика. М., 1984; он же Философия и культура. М., 1991. С.369-415.
  38. Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966. С.79.
  39. Поршнев Б. Ф. Элементы социальной психологии. // Проблемы общей психологии. М., 1965.
  40. Мухина В. С . Близнецы. М., 1969.
  41. Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1994. С. 105.
  42. Кон И. С. Открытие Я. М., 1978.
  43. Кон И. С . В поисках себя. М., 1984. С.56.
  44. Кон И. С . Психология ранней юности. М., 1989.
  45. См. Федотова В. Г. Судьба России в зеркале методологии.// Вопросы философии. 1995. N 12. С.21-35; Федотова В. Г. Возможна ли модернизация без русофобии? // Независимая газета. 1997. N 7; Морфология культуры. Структура и динамика. М., 1994; Мамбеева А. С. Изучение российской этнической самоидентичности. М., 1995; Антонова Н. В. Проблема личностной идентификации в интерпретации современного психоанализа, интеракционизма и когнитивной психологии.// Вопросы психологии. 1996. N1 С. 131-143; Романов И. В. Особенности половой идентичности подростка. // Вопросы психологии. 1997. N4 С. 39-48 и др.
  46. Келасьев В. Н . Проблема самореализации человека в современных условиях. // Социология и социальная антропология. СПб:, 1997. С. 76-77.
  47. См . Ядов В. А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. М., 1979; он же. Символические и примордиальные солидарности (социальные идентификации личности). // Проблемы теоретической социологии. СПб., 1994. С.169-184; Резюме научных отчетов по исследовательским проектам, выполненным в рамках программы «Альтернативы социальных преобразований в российском обществе в 1991-1994гг.» М., 1995.
  48. См . Юлина Н. С. Философия К. Поппера мир предрасположенностей и активность самости. //Вопросы философии. 1995. N10. С .45-57.
  49. См . Habermas U. Communication and Evolution of Society. Boston, 1979; Habermas U. Identitat. // Zur Reconstruction des Historishen Materialismus. Frankfurt, 1976.
  50. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М. ,1995. С.7.
  51. Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности. // Вопросы философии. 1994. N10. С . 113-123.
  52. Baumeister R . Identity. Cultural Change and Struggle for Self. N. Y., Oxford, 1986. P. 18-19.
  53. Giddens A . Modernity and Self-Identity. Stanford , 1991.
  54. См . Giddens A . The Constitution of Society. Cambridge, 1991;
  55. Foucault M. Surveiller et punir. Paris, 1975; Bourdieu P. Esquisse d’une theorie de la pratique. Geneve, 1972.
  56. Репина Л. П. История женщин сегодня. //Человек в кругу семьи. М ., 1996. С . 35-74
  57. Scot J. W. Gender: A Useful Category of Historical Analysis. An Historical Review. 1986. Vol. 91. N5.
  58. Скворцов Н. Г. Индивид и этническая среда: проблема этничности в символическом интеракционизме. // Социология и социальная антропология. СПб., 1997. С. 303-321

 


 

Глава четвертая. Индивидуальная и коллективная идентичность

4.1.Индивидуальная идентичность: особенности становления

Рассмотрим, как в теоретической философской, социологической и психологической рефлексии освещено становление индивидуальной идентичности, выделим ее основные этапы и тенденции.

Ребенок рождается внутри общества, в семье. Ни одно общество не обеспечивает ребенка идентичностью. В начале жизни человек приобретает базисные компоненты, которые обеспечивают онтологически безопасное существование в обществе.

В раннем детстве идентичность ребенка складывается преимущественно под влиянием родителей. Ребенку обеспечено место в семье. Роль, которую играет ребенок, не нуждается в постоянном пересмотре, социальной интерпретации. У него нет жизни вне этой роли в семье. Хаос, который исходит со стороны, преодолевается правилами ориентирования в жизни, впервые познаваемыми в семье. Новорожденный имеет определенные биологические механизмы, лежащие в основе потребности ребенка устанавливать эмоциональную связь с кем-либо [2].

Ребенок верит, что его самовоплощение зависит от исполнения его роли в семье. Ребенок знает, верит (доверяет), что его в семье любят, заботятся о нем и уважают. Это знание-веру Эриксон, развивая идеи Д. Винникота, назвал фундаментальным доверием (basic trust) [3].

При рождении человек сразу же приобретает два базисных свойства идентичности: континуальность как целостность и отличие от другихОни выражены уже в биологическом процессе. Более того, центральным свойством сознания как главной сферы формирования идентичности является отличительность от окружающей среды. Активная роль сознания состоит в поглощении чужого (окружающей среды) и превращения чужого в свое. Об этом упоминал еще Г. Гадамер, ссылаясь на графа Йорка [4]. С этим согласно большинство философов, биологического, так и экзистенциального направления. Однако нельзя было бы делать вывод, что соответственно идентичность выражена уже в биологических феноменах. Биология лишь создает почву для идентичности.

Итак, уже в начале жизни человек приобретает первые базисные признаки индивидуальной идентичности: биологические константы, защиту от окружающей среды, онтологическую безопасность, реализуемую первоначально родителями, ощущение длительности, стремление сохранить целостность.

Индивидуальная идентичность начинается с эволюции контроля за телом - ощущения тела первичны [5]. Уверенность в свойствах и особенностях своего тела являются базисом в освоении мира, в понимании свойств объектов. Каждая форма человеческой активности приобреталась во времени и формировала индивидуальный опыт. Умения пересекать дорогу, носить одежду, строить предложение, считать достигаются и составляют онтологическую основу для преодоления страхов и экзистенциальных забот [6]. Ребенок узнает свое тело в ходе практического вовлечения в субъект-объектные отношения. Тело не просто целостность, а практический способ овладения различными ситуациями. Психологи и философы выделяют обычно следующие элементы, характеризующие телесное в анализе идентичности: внешний вид, манеры, правила контроля за ощущениями, способы ухода за телом, отношение к здоровью, питанию, телесные режимы.

Дубровский Д. И., рассматривая вопросы сознания, идеального, субъективной реальности, отмечает, что отношение к себе как собственному телу - первый момент смыкания с самим собой [7]. А. Гидденс рассматривает «первый шаг» как формирование «само-концепции» [8]. Самовосприятие происходит уже в три месяца [9]. Ребенок интересуется своим изображением в зеркале, узнает других, его увлекает соответствие своих движений и движений в зеркале. В восемь месяцев происходит следующий важный шаг - ребенок обнаруживает способность понимать длительность (временное существование) объектов. К двум годам дети начинают узнавать себя по каким-то особенным чертам. Многие исследователи определяют возраст становления чувства самоуверенности в два года. Самоуверенность основана на способности сравнивать свои поступки с осмысленными стандартами и правилами жизни, использовать их для суждений. Отсутствие самоуверенности приводит к феномену разделения тела и само и встречается в жизни особенно в переходных, стрессовых ситуациях. Возможны случаи патологического разделения души и тела, которое может стать основой для утраты чувства реальности, потери собственного достоинства, патологических психических состояний. Р. Лаинг выделяет следующие критерии патологической «потери» собственного тела: постоянное стремление принимать фальшивые обличия, невнимание к повседневным занятиям; телесные движения становятся все более механическими и неестественными [10]. Итак, тело - протяжение само, активная часть деятельности всей системы Я. Уверенность в своем теле - важнейший элемент «схватывания» полноты темпоральности и обеспечения постоянного диалога с окружающей средой.

К двум годам развивается речь, лингвистическая способность производить смыслы. Допустим пока, что это центральное, обосновывающее качество идентичности, ведь идентичность как целостность, производящая смыслы и «само» не может существовать без языка, без символического выражения; «само» не может себя познать без того, чтобы рассказывать о своих действиях. Выготский считает осознание себя в речи главным компонентом в генезисе самоопределения [11].

К двум годам формируется навык отличия своих от чужих: родителей от посторонних, а также способность выделять свой пол и возраст [12]. Так становление идентичности начинается с самых простых компонентов - пола и возраста (телесных качеств). Это, по выражению Леонтьева А. Н., «наличное в личности» [13]. Двухлетний ребенок проявляет гордость или стыд, начинает улыбаться, когда выполнит что-либо правильно [14]. Немаловажно проявление чувства собственности, которое выражается в постоянном владении собой или владением объектами. Оно основано на ясном чувстве отличия себя от других, границ пребывания Я и поля жизни для других. В трехлетнем возрасте, по мнению французского психолога Заззо, происходит совмещение употребления ребенком своего имени, местоимения Я и идентификации своего образа в зеркале [15].

Эльконин же считает первым признаком самоопределения формирование личной деятельности на базе личного действия: «Я-.сам». Рубинштейн подчеркивал, что осознание субъектом своего Я происходит в действиях [16].

Развитие и усложнение системы Я происходит и в дальнейшем. Оно проходит ряд этапов и стадий; каждый этап прибавляет что-то новое, делая Я все более сложным.

В шесть лет ребенок уже интересуется развитием навыков и способностей; приобретение компетенций - отличительная черта этого этапа [17]. Самоопределение через приобретение компетенций в детстве обретает соревновательный характер. Дети оценивают свои способности в сравнении с другими детьми, не менее важным способом обретения знания о себе являются родители [18]. Развитие способности самооценки происходит позже и свидетельствует о развитом чувстве самоидентичности. Социальное «само» - самый поздний компонент в становлении идентичности.

Большую роль в процессе обретения идентичности выполняет игра. Ребенок играет некую роль, которая предполагает длительность существования героя и цель, ради которой он существует, функцию, адекватные действия. Игра позволяет быть организованной системой, внутри которой он сам себе хозяин, так как выполняет собственные приказы. «Игра есть функция «эго», попытка синхронизировать соматические и социальные процессы с самостью» [17, c.299]. В своем развитии игра простирается от микросферы до макросферы, т. е. мир разделяемый другими. Существуют разные типы игр соревновательные, подражательные, в которых формируются необходимые для жизни качества [19]. Спорным в теориях является вопрос, воспитывают ли игры креативные способности. Некоторые исследователи считают, что «да». Однако большинство теоретиков согласно с тем, что рассмотрение своих действий, результатов деятельности как художественного творчества, как выражения творческих возможностей внутреннего мира приходит в позднем юношестве [20].

Игра необходима и взрослым для поддержания чувства идентичности. Она дарит нам ощущение свободы действия, ощущение дополнительного пространства, позволяет тратить время впустую, испытывать равенство перед судьбой. «Эго» чувствует себя выше ограничений пространства и времени, свободным от социальной действительности. Поэтому игра столь важна для культуры, испытывающей потребность в целостном, лишенном ограничений человеке [21].

Юношество, проблемы, связанные с этим этапом, кризис идентичности в юношестве - вопросы, ставшие главными в теории идентичности, особенно после исследований Эриксона. Его концепция кризиса идентичности предполагает, что процесс самоопределения завершается в юношестве. Для этого этапа характерно самоопределение в выборе ценностей и приоритетов в жизни. «Исследование юношеского кризиса идентичности имеет стратегический характер, поскольку тут мы имеем дело с той стадией жизни, когда организм находится на вершинах жизненной силы и своих потенций, личность должна интегрировать широкие перспективы и самый интенсивный опыт, социальный порядок должен предложить обновленную идентичность своим новым членам, дабы заново утвердить или обновить коллективную идентичность» [22]. Юность - окончательное установление доминирующей позитивной идентичности.

Пиаже, Кольберг, Дэмон считают, что на этом этапе сложность и абстрактность мышления в моральных вопросах достигает такого уровня, который позволяет раздумывать над проблемами морального выбора [23]. Молодые люди способны оценивать моральные дилеммы, выбирать ясные, устойчивые и высшие ценности. Проблема состоит в том, что абсолютных моральных принципов не существует, и юношеству приходится бороться за них. Самосознание существенно усиливается, некоторые даже считают, что достигает своего пика в период юношества. Принципиально усиливается и чувство персонального контроля [24]. Дэмон и Харт полагают, что уверенность в себе возрастает в связи с появлением уверенности того, как «само» живет в прошлом и будущем и с повышением уровня абстракции в самообдумывании. Оба этих качества означают сдвиг в детском самовосприятии как «здесь и сейчас» существующего физического «Я». Континуальность и абстрактность, самоописание в соответствии с идейными ценностями, самоописание со ссылкой на персональные свойства и самодетерминацию, - качества, присущие «взрослой» идентичности, развиваются к 18 годам [25].

И. С. Кон отмечает, что, кроме как у Выготского, в отечественной социальной мысли почти нет выдающихся исследований о юношестве. До сих пор тема подростковой идентичности остается благодатным полем в исследовательской деятельности [26].

Итак, в юношестве окончательно формируются более сложные признаки идентичности: личный жизненный план, самоопределение.

Осмысление бесконечности внутреннего и внешнего мира, получившее позитивное значение в новое время, происходит в течение всей жизни [27]. На протяжении всей жизни происходит и корректировка всех перечисленных выше признаков индивидуальной идентичности.

Анализ приведенных выше теорий и концепций позволяет выделить базовые характеристики индивидуальной идентичности и их компоненты в континууме возможного пространства индивидуальной идентичности:

  • Биологическое – социальное;
  • Защита от окружающей среды, самосохранение – стремление остаться в обществе, завоевать новое пространство;
  • Доверие, стремление к гармоничным отношениям, самоуспокоенность, отношения «мать-дитя», онтологическая безопасность – постоянное сомнение, источник изменений традиций, рефлексивные способности;
  • Закрытость – открытость;
  • Длительность – прерывность;
  • Личный консерватизм, сохранение целостности, отсутствие изменчивости – динамизм, готовность к изменению моделей;
  • Нежелание учиться – необходимость усвоения языковых, культурных форм общения, норм, традиций;
  • Овладевание, собственность - распредмечивание, потребность отдать другому;
  • Личный жизненный план, целе-ценностные аспекты, самоопределение – подчинение массовому, универсальному, общечеловеческому;
  • Одиночество, индивидуальный частный мир – общественная значимость;
  • Бесконечность и разнообразие внутреннего мира – бесконечность и разнообразие окружающего мира.

Что же касается основных этапов становления индивидуальной идентичности, то они сводятся к следующему. Первым из аспектов появляется интерперсональный аспект идентичности. В первые годы жизни ребенок узнает, что он – «целостность», существующая отдельно от родителей, но одновременно - элемент социальной системы. Далее развивается аспект внутреннего потенциала - это то, что ребенок может делать или не может. Позже возникает потребность в сравнении с другими.

Доминирующим в развитии человека является социальный аспект. У индивида много возможностей идентифицировать себя, в большинстве случаев экспериментально, ориентируясь на реальных и идеальных людей, на их привычки, черты, идеи. Каждая историческая эпоха предлагает ограниченный набор таких работающих моделей. Ребенок должен на каждом шагу приобретать чувство реальности из осознавания того, что его индивидуальный путь является успешным вариантом групповой идентичности и находится в соответствии с пространством и жизненным планом группы. Целе-ценностный аспект - самый поздний в становлении человеческой способности сохранять и развивать способности к самосохранению и жизнеутверждению. Исходное условие самоопределения - самостоятельный выбор цели и средств жизни.

Автор настоящего исследования разделяет идею Малахова В. С. о необходимости теоретического разведения понятий индивидуальной и коллективной или групповой идентичности [1]. Мы согласны, что пережитком психологизма является перенос качеств индивидуальной субъективности на социальную сферу. В этой связи нам хотелось бы показать анализ индивидуальной и коллективной идентичностей как самостоятельных целостностей. Мы будем опираться на уже известных читателю авторов, но также покажем ценность еще не рассмотренных нами теорий.

 


 

4.2 Исследования коллективной идентичности

В отличие от понимания индивидуальной идентичности, проблема коллективной идентичности в теоретическом плане недостаточно разработана. Хотя коллективность первична любым социальным переменам, она в этой связи труднее всего поддается анализу.

Рассмотрим, как авторы перечисленных выше теоретических школ понимали коллективную идентичность. Сразу же обратим внимание читателя на то, что мы употребляем термин «коллективная идентичность», а не групповая или общая.

Еще Г. Шпет утверждал, что коллективный дух социума нельзя объяснять исходя из генезиса [28]. Типические коллективные переживания пребывают в особом времени. История развивается на молекулярном уровне, но общественная сила может накапливаться лишь на межличностном пространстве публичной коммуникации.

Предшественник Фрейда Ле Бон определял коллективность как общность индивидов, управляемых определенной логикой, направленной на сохранение данной общности как таковой. Результатом этой общности становится коллективная душа, преходящая, но обладающая отчетливыми чертами.

Наибольшее развитие и распространение получили теории национальной идентичности. Это обусловлено тем, что в начале века вплоть до 70-80х годов (коллективные монографии по идентичности Франции, Германии) проблемы национальной идентичности связаны с самозащитой национальных государств, национального достояния в складывающемся едином (подчиняющимся единым стандартам) мировом пространстве, с экономической, политической и культурно-образовательной мощью национального государства [29]. Соответственно, благодаря развитию письменности, систем хранения и передачи информации, развитию национальных культур тема национальной идентичности находится на высоком уровне развития теоретической рефлексии. Зарождение и расцвет философской рефлексии на исторические коллективные объединения также пришелся на период расцвета национального государства.

Нигде так отчетливо не проявляется необходимость тесной связи истории, философии, антропологии и психологии, как в исследовании проблемы национальной идентичности. Социологов и психологов интересуют различия между разными нациями и этническими группами, а историков и философов волнует вопрос о природе этих различий. Очевидно, что исследовательские задачи тех и других взаимосвязаны.

Вопрос о национальной идентичности это вопрос служения делу национального самосознания и, чтобы сформировать его, необходимо составить определенное понятие о своих силах и стремлениях, обладать способностью приводить общечеловеческие идеалы в особый, индивидуальный у каждого народа ограниченный строй, в котором каждый из общих идеалов (научных, эстетических, этических) получает свое особое место, вес и значение.

Проблема национальной идентичности имеет обширную исследовательскую предисторию. К теоретическим истокам можно отнести произведения И. Фихте, Г. Гегеля, Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля и др. В анализе проблем национальной культуры, национального характера, национальных экономико-политических особенностей потенциально содержались вопросы, связанные с осознаванием механизмов и причин национальной целостности и непрерывности.

В основном проблема национальной идентичности и в отечественной и в зарубежной литературе представлена как вопрос о национальном характере.

Национальный характер - это совокупность устойчивых психических особенностей и культурных атрибутов нации, которые зависят от всеобщей жизнедеятельности и условий жизни и проявляются в поступках [30].

В социально-психологической литературе авторы, занимающиеся национальным характером, постоянно сталкиваются с методологической проблемой: Как рассматривать национальный характер? Перечисление возможных и зачастую противоречащих друг другу черт уходит в бесконечность. Один фиксирует внимание на темпераменте, другой - на эмоциях, третий -на отношении народа к власти, к труду, четвертый - на особенностях национальной кухни и т.д. Возникают и другие вопросы: Можно ли выводить национальный характер из культуры? Как соотнести нацию и культурные сообщества? Какой исторический период выбрать? Можно ли автоматически проецировать характер этнической группы на индивида? Возникает общегуманитарный вопрос: Располагает ли современное обществоведение средствами анализа такого многозначного феномена? (И. С. Кон).

В повседневной (до научной) жизни каждый знает, что люди, принадлежащие к разным народам, отличаются друг от друга темпераментом, нравами, культурой, национальные особенности проявляются в искусстве, языке, юморе. Но как описать и создать модель такой расплывчатости, которая к тому же постоянно меняется в истории. И. С. Кон приводит пример, что немцев в начале XIX века считали непрактичным народом, склонным к философии и поэзии, малоспособным к технике, и приходит к заключению, что вряд ли сегодня можно сказать то же самое о немцах [31]. А современный американский историограф Д. Бурстин утверждает, что на заре развития американской прессы был чрезвычайно распространен плагиат, сейчас США активно проповедует принципы защиты интеллектуальной собственности.

Некоторые именитые и уважаемые обществоведы, такие как П. Сорокин, сделали однозначный вывод, что национальные особенности не поддаются научному осмыслению. И все же в американской, немецкой, русской и французской социальной мысли уже после первой мировой войны намечаются попытки описать типические черты национальных характеров (С. Льюис, Н. Менкен). После первой мировой войны под воздействием массовых миграций, экспорта капитала, развития транснациональных корпораций, национальных индустриализаций появляются концепции о народной душе и национальном характере. За эту проблему с 30-40 годов «взялись» общественники. И.Хейзинга посвятил два труда проблеме американской идентичности: “Человек и массы в Америке” (1920), “Жизнь и мысли в Америке” (1926) («Man and Masses in America», «Life and Thought in America»). Н. О. Лосский в 1957 г, когда ему уже было за 80 и он находился далеко от России, начал работу над книгой о «характере русских …о характере России, как государства» Ведь «каждое общественное целое, нация, государство и т.п. есть личность высшего порядка: в основе его есть душа, организующая общественное целое так, что люди входящие в него, служат целому, как органы его» [32]. Его последователь С. Л. Франк писал: «Судьба народа определяется силами или факторами двух порядков: силой коллективного склада жизни и общественных отношений, общих исторических условий и изменений народного быта и силой верований, нравственных идей и оценок, коренящихся в народном сознании. В разрезе определенного момента исторической жизни силы обоих этих порядков находятся в теснейшем взаимодействии и взаимообщении, и ни одна из них не может быть взята отрешенно от другой» [33].

После второй мировой войны проблемы Я и давления общества, чувство общности и эгоцентризм, отчуждение, национальные ценности и цели, социально-национальный консенсус, отношения субкультур внутри общества стали предметом исследований не только общественников, но и представителей других профессий.

Можно выделить следующие методологические подходы в исследовании национального характера: биологический метод предполагает, что национальный характер нечто прирожденное, передаваемое по наследству (А. Бастиан, И. Бахофен, К. Д. Кавелин, М. М. Ковалевский, Мак-Леннан, Л. Морган, Э. Тайлор,); этнографический берет за основу описание быта, нравов народа, поведения в семье, способов разрешения конфликтов, воспитания детей и ухода за стариками и многое другое ( М Мид, традициология в России); психологический метод представляет исследования проникновения внутрь личности с помощью различных исследований, тестов, интерпретаций, анализа рисунков, фольклора и т. д. (Л. С. Выготский, Э.Фромм); лингвистический и семиотический методы представляют сравнительный анализ языка, грамматических структур, способов выражать мысли, способов мышления, моделей логик (К. Леви-Стросс); историко-культурный (самый обобщающий из перечисленных методов) демонстрирует анализ культурного символизма, национального восприятия времени и пространства, других культур, анализ традиций, правил поведения, манер, способов мышления, картин мира (Р. Бенедикт, Ф. Боас, Г. Д. Гачев, Н. О. Лосский, А. Я. Лурия, Р. Редфилд, Г. Г. Шпет ); социально-экономический метод анализирует общественно-экономические структуры, свойственные данной национальной общности, их фундаментальные механизмы и способы развития, отношения к материальным благам.

«Пионеры» осмысления американского характера М Мид и Р. Перри выделяли следующие характеристики наций. Каждая нация – ансамбль разнообразных черт, в том числе и противоположных. Они могут сочетаться друг с другом; одни могут исчезать, другие оставаться. Но есть набор компонентов, постоянно влияющих на национальные отличия. В первую очередь, это история, во вторых, первичные идеалы, которые трансформируются, но остаются на протяжении истории, в третьих, доминирующая религиозная доктрина (это не большинство людей, а большинство идей, преобладающих в конструировании общества и человека), в четвертых, это история базовых социальных институтов, а также экономико-хозяйственный порядок, опыт населения (территориальный, природный, экономический) [34]. Немаловажен и процесс движения, развития национальных систем. Главным признаком национальной идентичности становится наличие коллективной силы, проявляющейся в стремлении реформировать общество (а не просто хорошо жить), способах развивать коммуникацию в обществе, общей гордости за достижения, веры в идеалы, в стремлении постоянно что-либо делать и быть уверенными “ мы можем”, а не “ я могу”.

Другой попыткой определения национального характера стала теория базовой личности, предложенная А. Кардинером и Р. Линтоном. Основная структура личности - группа психических и поведенческих характеристик, проистекающих из контакта с одними и теми же институтами и явлениями, такими как язык, специфические значения поведения. Это то, что роднит индивида с другими членами общества. Это свойство личности, но не целостная личность. Это те склонности, представления, способы связи с другими, которые делают индивида максимально восприимчивым к определенной культуре и идеологии и позволяющей ему достигать адекватной удовлетворенности и устойчивости в рамках существующего порядка [35].

Одним из первых, кто предложил разделять понятия групповая и индивидуальная идентичность, был З. Фрейд. Он исходил из того, что человек сам по себе и человек в массе - разные явления, индивидуальная идентичность зависит от «эго», а групповая от целого ряда факторов. Сюда он включал географические характеристики места, в котором живет группа; исторические перспективы коллектива; материальные средства и цели; коллективное восприятие времени; коллективный, жизненный план [36].

Эриксон развивает тему коллективной или групповой идентичности в работах «Детство и общество», «Идентичность. Юношество. Кризис», «Молодой Лютер».

Человек всю жизнь от первого толчка до последнего вздоха, формируется в обладающих географической и исторической когерентностью группировках: семье, классе, общине, нации [17, c.66]. Индивид чувствует себя либо вовлеченным, либо исключенным из состава коллективной силы. Ведь в современном обществе потребность в конформизме, одинаковости, стандартизации растет по мере ускоряющегося процесса индивидуализации.

Эриксон рассматривает идеологию как основной пласт взаимодействия общества и индивида, как среду, в которой формируется групповая коллективная идентичность(автор использует оба понятия). По Эриксону, идеология предлагает:

  • упрощенную перспективу будущего и выступает против «временной конфузии». «Временная конфузия» - смещение временных мерок, безнадежность и сомнения при рассмотрении длительных перспектив, потеря временных перспектив;
  • систему соответствий и идеалов, целей и опасностей;
  • возможность демонстрировать единство в самовыражении и поведении;
  • стимул в коллективном экспериментировании ролей и технологий, которые помогают преодолеть чувство незащищенности и персональной вины;
  • введение в этос побеждающей технологии, санкционирующей и регулирующей социальное соревнование;
  • создает географический исторический образ мира как рамки ориентирования для молодой распускающейся идентичности;
  • наконец, идеология рационализирует сексуальный способ жизни, совместимый с принципами общества;
  • создает образы лидеров и «больших братьев» (или сестер) как примеры для подражания;
  • создает систему ценностей и логику значимых каждодневных действий, решений;
  • предоставляет критерии средней приспособляемости к окружающей среде [22, c. 187-188].

По Эриксону коллективная идентичность может быть сверх-идентичностью (идеалом, к которому по своему стремится каждый) и паразитической церемониальной идентичностью. Идеология служит основанием как пассивной, так и активной идентичности. Все зависит от характера и условий взаимодействия индивидуальных и коллективных персональных сил.

Компонентами коллективной идентичности являются: общее историческое прошлое, историческая память, пространственно-временные концепты, групповая совесть, мифология, религиозные доктрины, общепринятые ритуалы, био-социальный опыт, система общезначимых моделей-образцов, географическое местоположение и национальное ощущение пространства (Lebensraum), преобладающие экономические модели, коллективные мнения, ощущения, предрассудки, семейные образцы, порочные и идеальные прототипы, отношение к чужим ценностям.

Народы, как и отдельные люди, определяются не только их высшей точкой цивилизованного достижения, но и точкой наименьшего сопротивления их коллективной идентичности. Идеология может при определенных условиях даже убить идентичность. Для этого необходимыми элементами успеха являются изъятие людей из семейной и общинной среды и изоляция от внешнего мира, ограничение объема чувственных впечатлений и увеличение власти слова, дефицит частной жизни, акцент на общинность, максимальное сужение пространства, лишение личного времени. Список факторов впоследствии продолжили А.Гидденс, Э. Гоффман, М. Фуко [37].

Эриксон предлагает, что стоит отличать понятие коллективной от национальной идентичности, хотя обе имеют коллективное «эго». Это ядро каждой культуры, достаточно твердое и в то же время эластичное, чтобы примирять неизбежные в любой человеческой организации противоречия, интегрировать индивидуальные различия, сохраняя чувство идентичности и целостности.

Основной вопрос, который волнует американского психоаналитика, остается следующим: Как сформировать условия в коллективе для развития индивидуальности? Важной идеей, на наш взгляд, становится мысль, что в формировании коллективной идентичности главным остается интегрирование коллективного опыта, созидаемого всеми и предназначенного для самосохранения коллективов. В раскрытии проблемы коллективной идентичности он придерживается принципа необходимости соотношения открытости и замкнутости, тоталитаризма и неопределенности.

Современный британский социолог А. Гидденс специально не занимался теорией коллективной идентичности, однако можно выявить интересные идеи у данного автора. Например, он предлагает понятие «общей идентичности», которую он характеризует как часто неосознаваемую уверенность в принадлежности к какому либо коллективу; общие чувства и представления, разделяемые членами коллектива, выражаемые как в практическом, так и в дискурсивном сознании [38].

Одним из первых в российской общественной мысли феномен коллективной идентичности на уровне национального характера исследовал И. С. Кон. Российский философ высказывает важную идею о том, что проблема коллективного самоопределения – процесс сознательного принятия ценностей и идеалов, в свою очередь зависящий от степени вовлеченности в деятельность коллектива. На основе исследований Е. Динера И. С. Кон перечисляет факторы, препятствующие становлению коллективов, - это тесная идентификация, анонимность, утрата чувства ответственности, потеря чувства времени, сенсорные перегрузки. В работе «К проблеме национального характера» философ делает вывод о необходимости выделить структурные элементы, конкретно исследовать пути формирования определенных социально-психологических образцов и поддерживающих их механизмов, закономерностей их преобразования [35].

В современной теоретических изысканиях продолжаются традиции, как выдающихся зарубежных, так и отечественных авторов. Принято указывать на следующие элементы коллективной самобытности: общность территории,общность исторического прошлого, региональные интересы, психологические черты населения (стандартизированная идентичность), традиционные административные формы управления, выработанные многими поколениями ценностно-поведенческие структуры [39].

Наиболее современные интересные идеи, обобщающие понятия и широкомасштабные представления о национальной идентичности можно найти у представителей исторической антропологии: Ф. Броделя, Ж. Дюби, представителя американской социальной мысли Д. Бурстина.

Одной из последних произведений Броделя становится работа «Идентичность Франции» (в русском переводе «Что такое Франция?», что, на наш взгляд, несколько искажает смысл названия). По мнению французского историка, уже в доисторические времена создалось первоначальное единство территорий, которой суждено было послужить основой для создания нового единства [40, c . 268]. Подобное целое сложилось под давлением совместного множества сил, случайностей, эволюционных моментов и исторических успехов. Само соотнесение себя в качестве общности, как некоего «Мы», уже предполагает соотнесение этого «Мы-Они». А уж осознание сходства требует более развитой способности обобщения и концептуализации, чем осознание различия.

Всякое национальное единство, по мысли Броделя, - фактор надстроечный, это как бы сеть, наброшенная на несхожие друг с другом регионы. Всякие государства ведут себя, так же, как отдельные люди. Каждый человек старается отграничить пределы своего жилища. Везде неотвязно властвует «комплекс китайской стены» [40, с.270-273]. Но границы бывают выгодные и невыгодные, порождающие конфликты и не вызывающие таковых.

Вновь и вновь подчеркивая извечную оппозицию единичного и разнообразного, Бродель показывает, что утвердить социальную целостность можно не иначе как перед лицом другого. Всякая группа, какова бы она ни была, сплачивается крепче всего перед лицом общего противника. Например, Ислам способствовал образованию Европы. Центральной Европе, лишенной света, пришлось жить самой, за счет собственного освещения, используя свои достижения, опираясь на собственные силы, свой язык и свой образ жизни [40, c.41, 77, 114]. У первоначального единства, сплотившего Европу, имелись три решающие предпосылки: раннее развитие транспортной экономики (Италия), появление активных экономических зон с развитыми ремеслами и торговлей, «встреча» таких активных зон и торговых систем.

Право же на отличие закачивалось там, где оно грозило развалить общину. Когда пропадают внешние или навязанные идеалы, целостность, организм начинает сам искать свое место, предназначение.

Главным преимуществом работ Броделя в данном направлении оказывается глобальное историческое видение проблемы, широкий охват происходящего становления как целостной социальной, экономической системы. Однако традиционное для его работ невнимание к быстроменяющимся культурным, идейным и духовным структурам сужает исследование вопроса. Позже, после Броделя, Ж. Дюби выпускает двухтомник «Европа», в котором, подробно описываются и интерпретируются не только социальные, демографические, территориальные, но и ментальные компоненты идентичности Европы.

Преобладание исторических данных в этих работах восхищает многоликостью, и настолько заполняет читателя, что не требуется рефлексия, не возникает потребности предпринять попыток собственные интерпретации. Безусловно в современной гуманитарной теории требуются новые обобщения, идеи, интерпретации.

На наш взгляд, одной из наиболее удачных попыток создания междисциплинарного гуманитарного исследования являются исследования Чикагского профессора истории Д. Бурстина. Его трехтомник «Американцы» – одна из наиболее развернутых и продуманных концепций становления американского способа жизни.

В работах Д. Бурстина восхищают широта охвата разнообразных исторических перспектив, множества исторических обстоятельств, а также объемная перспектива становления различных общественных систем, создавших США как единое территориальное и культурное пространство. Автор выделяет и описывает становление трех моделей, сыгравших, с его точки зрения, ключевую роль в построении американской идентичности: обретение колониального опыта, национального и демократического опыта.Несомненным достоинством книг Бурстина становится не просто описание исторических событий, а их систематизация и построение модели, объединяющей различные компоненты социальной жизни. Сам он стремится не использовать европейский, по его мнению, способ разбивки на системы, который нивелирует малое, и доводит до таких универсальных абстракций, как «рационализм» или «национализм». Метод, который использует Бурстин, коротко можно охарактеризовать как ре-интерпретация. Он использует огромное количество исторической, публицистической, философской, психологической литературы. Им составлена одна из лучших библиографий, разбитой на разнообразные темы, относящиеся к проблемам становления американской культуры, способов мышления, построения форм коммуникации в обществе, становления общественных институтов, формирования национальных технологий, форм материального производства. В его библиографии можно найти литературу, как по теме «американский способ мышления», так и «первые поселенцы в Америке», а также по множеству других.

Первоначально американский автор строит модель становления колониального опыта. Интересно само использование понятия опыт: автор стремится показать как идейно - духовные, так и материальные составляющие американской жизнедеятельности [41].

Колониальный опыт строится на: идеологии и базисных ценностях пуритан; созидательных тенденциях среди квакеров; практическом разуме Вирджинии; тенденциях перфекционизма и справедливости и реализации того, что было невозможно в Европе. К основным компонентам колониального опыта Бурстин относит: военную историю; становление национального языка и способов мышления, лингвистическую униформность (народный английский) и географическое разнообразие; практические способы освоения действительности от медицинских методов до профессиональных навыков; систему образования и нацеленность на массы американской науки и литературы; отсутствие крупных городов как идеологических центров, предоставленность коммун самим себе, и наконец, историю американской печати и СМК.

Национальный опыт американцев складывается из: организации материального производства; способов местного «ноу-хау»; духа перфекционизма; способов организации деятельности и коммун; коммунального соревновательного духа; способов поселения и обживания новых территорий; способов «разговаривания»; поиска символов (патриотических и национальных или мифа о Дж. Вашингтоне); духа Конституции и особенностей юридической системы [42].

Обширен демократический опыт американцев. Он проистекает из ритуалов обсуждения проблем в коммунах; частных войн за публичную сферу; демократии в одежде, свободы рекламы, идеологии «потребитель – король»; подъема среднего класса; особенностей пространства – «города в городе»; временных аспектов – например, поиска спонтанности; особенностей публичной коммуникации, бизнеса, рынка [43].

Важнейшей особенностью теории Бурстина является то, что построение моделей колониального, национального и демократического опыта прежде всего учитывает временные аспекты: последовательности становления, временное накопление.

Для нас интересна теоретическая рефлексия Бурстина в связи с тем, что он построил нечто большее, чем модель национальной идентичности. Он вышел за рамки давления «национализма» и продемонстрировал возможности более широкого социального анализа, применимого не только к национальным общностям, но и любого рода «большим» коллективам.

На наш взгляд, сохранение «абсолютной неприкосновенности четких границ» исследования только национальной идентичности невозможны в связи со становлением глобальной экономики, складыванием единых экологических, политических и культурных проблем. Мы не можем четко сказать, что предметом анализа общественных исследований могут быть национальные государства. Ведь разнообразные региональные, межгосударственные, этнические, культурные, политические объединения остаются тогда за рамками исследования. Мы согласны с идеей А. Гидденса, что «надо будет обратить более пристальное внимание на процесс внутренней регионализации даже самых непротиворечивых из современных государств, а также взаимосвязи этого процесса с теми формами социальной организации и социальных связей, которые выходят за национально – государственные рамки» [44].

В связи с этим необходимо отказаться от «привязанности» к национальной идентичности и исследовать феномен складывания разнообразных коллективов различных уровней общества. Поэтому нам кажется более адекватным использовать термин «коллективная идентичность».

Основываясь на исследованиях Г. Зиммеля, Н. О. Лосского, Э. Эриксона, М. Бахтина, Ф. Броделя, А. Гидденса, Д. Бурстина, а также используя собственную концепцию, изложенную в первой и второй главах, определим необходимые условия становления коллективной идентичности.

Идентичность коллектива, нации производна от тех путей, какими история достигла сочетания определенных противоположных потенциальностей, от тех способов, какими она возвышает эти противоположности до уникального типа цивилизации. Тогда финальная «эго-идентичность» определена экспериментальной комбинацией динамических полярных качеств (вспомним исследования О. Н. Лосского).

Фундамент первичной коллективной идентичности составляли первичные социальные связи. Они обладали рядом особенностей, о которых пойдет речь ниже.

Исконно первоначальная общность противостоит своему окружению. Эта общность единственное, неповторимое место, отличное от всех других, это единственное место на земле, которое может стать своим. Коллективная идентичность консолидируется в «физическом, локальном месте». Оно определяет общий опыт, общий доступ к информации. Общая территория – первая причина инкорпорирования в группы. Способы социализации зависят от наличия и разнообразия информационных систем. Это абсолютно замкнутое пространство, но оно не может долгое время оставаться таковым. История - это всегда история экспансии во всех местах и у всех народов, другой вопрос - насколько она бывает удачной. В тенденции от замкнутости - к экспансии всегда скрывается противоречие «мы – они». Это неизбывный архетип внутреннего пространства истории. Утверждение Я требует нового неосвоенного пространства.

Переход к экономике интенсивного, товарного типа приводит к переформированию всей системы социальных связей, изолированность мирков уступает место общению и коммуникации с целью обмена результатами деятельности. Формируется мощное гравитационное поле масштабных социальных взаимодействий. Малая родина социально и территориально начинает постепенно перерастать в большую.

Индивидуальные различия в обществе сначала невелики, иначе достижения общего коллективного уровня встретили бы затруднения.

Но по мере развития общества дифференциация обеспечивает себе новые пути осуществления. Во-первых, потому, что чем разнообразнее отношения внутри рода, из которых вырастают принуждение к социально полезным действиям, чем чаще оно практикуется, тем скорее эти отношения будут осуществляться как сами по себе необходимые и будут выполняться по автономной склонности индивида [45, 46]. Во-вторых, потому, что дифференциация способствует обеспечению существования, приобретению нового видения, владения, защите приобретенного, стремлению к утверждению и защите сферы своей власти. В-третьих, дифференциация, основанная на конкуренции, производит общее достояние. Она может развязывать сплетение волевых и мыслительных способностей и образует самостоятельные свойства. Поэтому индивид повторяет в себе участь рода. Далее она создает такие потребности, такие стороны жизни, которые дают основу для новых коллективных образований, а значит для новой социализации. Таким образом, общество само себя воспроизводит [47].

Чем теснее общественный круг, к которому мы принадлежим, тем меньше свободы. Чем проще реальные и идеальные силы, связывающие общественность, тем теснее и солидарнее взаимосвязь между ними и целым, тем меньше должно быть это целое. Реальные связи при первоначальном единстве достигаются благодаря господству одних над другими, общими чувствами и действиями, общим добровольным или вынужденным отношением к третьему лицу (соседям, богу, миру).

Чем теснее синтез внутри рода, тем резче антитеза их отношения к другому роду. Относительная культурная самостоятельность народных масс необходима для того, чтобы «каждая община, сельская или городская, жила сплоченно, чтобы каждый индивид имел связные представления о мире, чтобы люди могли противостоять жизненным тяготам» [40, с.96]. Каждая общественная единица стремится жить особняком, произвести все самостоятельно, иметь свою идентичность. У каждой - свои установления, свои лидеры, своя собственность, свои праздники, своя манера общежития, танцы, пословицы, поговорки, свой стиль жизни. Но как ни стараются жители одной общественной единицы, одними собственными силами им не обойтись. Сношения с внешним миром сначала робко, потом все настойчивее завоевывают право на существование, право на распространение влияния. Этот процесс обусловлен внутренним и во внешним состоянием общественных единиц, зависит от преобладания тех или иных доминаций, внешней, внутренней или наличия той и другой.

Общность не просто приспосабливается к среде, как это свойственно всему живому, но сама создает свой собственный микромир. Она способна выйти из своего мира - в чужой неупорядоченный, проникнуть в чужие культуры, в чужую духовную жизнь и определить свое отношение к ней. Это имеет огромное значение для создания собственной культуры, ибо своя культура строится в соединении двух возможностей - возможности отграничить себя от другой культуры и возможности открыть себя в другой культуре.

С прогрессом культуры растет дифференциация между индивидами и их приближение к другому роду [45]. Дифференциация ослабляет связь с ближним, чтобы завязать взаимно новую связь - реальную и идеальную с более далеким. Общественный круг перестает выступать как целое, его части начинают мешать друг другу, взаимно устраняя друг друга. Конкуренция и сравнение, сопоставление провоцируют самооценки и самоконтроль. Рознь, истинная или мнимая, вызывает тревогу, страх, ненависть. Человек отличается тем, что отделяет себя как деятеля процессов и результатов своей деятельности. Однако освоить деятельность он может только через объективации в продуктах своего труда и во взаимоотношении с другими. Отсюда неизбежная множественность, «разбегание», отчуждение даже в рамках «своего».

Чем более обособлялись различные виды деятельности на фоне общественного разделения труда, тем более полными становились взаимосвязи. Такое разделение труда предполагает личную идентичность как социальное признание особой деятельности в лице конкретного субъекта. Г. Зиммель подчеркивал, что «человеческая природа и человеческие отношения устроены таким образом, что чем больше отношения индивида выходят за пределы определенные по своей величине, тем более он сосредотачивается на самом себе» [45, c.87] . Но потребности в самосохранении, самообладании, истинное чувство собственного достоинства, усовершенствование собственной личности человек исполняет сам по себе, не как человек, принадлежащий определенному кругу. В этом залог сохранения и развития человечности, но в этом же и основные причины тревоги, онтологической заботы. Человек должен оставаться человеком вообще, «Человеком» с большой буквы, несмотря на то, что он существо со своими потребностями, страстями, ограничениями. Множащиеся большие группы в истории составляют конкуренцию малым сообществам, нередко соединяются с космополитическим образом мысли и жизни, но часто представляют больше простора крайнему развитию, извращениям индивидуализма, мизантропическому уединению, бесцеремонному эгоизму, моральной безответственности.

Важнейшим итогом дифференциации и становления разнообразия является развитие личного и коллективного сознания и самосознания.

Однако, чем более запутанной становится специализация, тем более неясными оказываются конечные цели инициативы. Чем сложнее становится социальная действительность, тем более туманными оказываются наши социальные роли в ней.

В диалектике дифференциации и интеграции противоположность «мы –они» неизбывно воспроизводит тенденцию от замкнутости к экспансии.

В коллективной жизни человеческих существ наблюдается постоянная тенденция к созданию отдельных миров на основе различных ситуаций для адекватного управления этими ситуациями. Коллективное самоопределение выражает процесс рефлексии различных общественных групп на самих себя и друг друга, корректировки взаимных действий. Это процесс интерпретации и осмысления своего опыта и тех событий, которые этот опыт сформировали. Рефлексия, интерпретация, осмысление имеют коллективный характер и происходят в коллективной практике, требующей совместных действий и определения коллективной идентичности.

Необходимыми условиями становления коллективной идентичности являются: «Размытость» множества индивидов, пространства. Чем более размыты границы множества, претендующего на коллектив, тем более оно подвержено трансформации. Структура символов коллективной идентичности должна быть гибкой, чтобы иметь возможности преобразовываться и формировать новые интересы коллективности.«Порядок недостаточен. Необходимо нечто куда более сложное: порядок, накладывающийся на новизну, вследствие этого плотность порядка не выражается в простое повторение, а всегда есть рефлексия на фоне системы», писал А. Уайтхед [48]. Основа такой гибкости – богатое информационное поле внутри структуры.

Детерминация границы разделения. Сначала внешние разделения играют ключевую роль в истории, затем «случайные», многократно воспроизводимые повторения становятся внутренними, системными свойствами обществ.

При этом необходимо учитывать коллективную временную детерминацию: цели коллектива и некоторые допустимые средства ее достижения для исторической коллективной самореализации.

Необходимо каждый раз заново выделять, описывать такие конфигурации, с помощью которых сообщество синтезирует свои концепты и идеалы в ясный и последовательный план жизни. Такие конфигурации служат базисом всех структурных элементов коллективной идентичности. Коллективная идентичность длится во времени и пространстве, сопротивляется изменениям, выражается в символах, передается с помощью механизмов идентификации и усиливается с помощью новых элементов в системе идентификации. Через информационные и коммуникационные средства люди разделяют и развивают общий язык, опыт, ценности, социальное пространство и время. Информационные и коммуникативные системы становятся базисным средством сохранения, передачи коллективного знания – фундаментального компонента коллективной идентичности.

 


 

 

Литература
  1. См. Малахов В. С . Нация и культурный плюрализм. // Независимая газета. 14.06.1997; он же Парадоксы мультикультурализма. // Иностранная литература. 1997. N 11. С. 171-174.
  2. См. Авдеева Н. Н. Привязанность ребенка к матери и образ себя в раннем детстве.// Вопросы психологии . 1997. N4 С . 3-13; Shafer R. Concepts of self and identity and the experience of separation – individuation in adolescence. //Psychoanalytic Quarterly, 42, 42-59.
  3. Erikson E . Childhood and Society. N. Y., 1963.
  4. См. Гадамер Г.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988.
  5. См. Мерлин В. С. Проблемы экспертной психологии личности. Пермь , 1970; James W. Letters of W. James. Boston, 1920.
  6. C м . Goffman E. Interaction Rituals. N. Y., 1976; Garfinkel H. A Conception of, and experiments with “trust”, Motivation and Social Interaction. N. Y., 1963; Витгенштейн Л.Философские работы. В 2-х ч. М., 1994.
  7. Дубровский Д. И., Черносвитов Е. В. К анализу структуры субъективной реальности.// Вопросы философии. 1979. N 3. С .58.
  8. Giddens A. Modernity and Self-Identity. Stanford, 1991.
  9. См . Lewis M., Brooks-Gunn J. Social Cognition and the acquisition of self. N. Y., 1979.
  10. Laing R. D . The Divided Self. Harmondsworth, 1965.
  11. Выготский Л. С. Мышление и речь. В 2-х т. М., 1982.
  12. Damon W, Hart D. The development of Self-understanding from infancy through adolescence. Child Development, 53, 841-864; Fagan J. Infants‘ recognition memory to faces.// Journal of Experimental Child Psychology, 14, 453-476.
  13. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.
  14. См. Эльконин Д. Б. Детская психология. М., 1960; Антонова Н. В. Личная идентичность современного педагога и особенности его общения.// Вопросы психологии. 1997. N 6. С .23-30.
  15. Zazzo B . Psychologie differentielle de l’adolescence. Paris, 1980.
  16. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.
  17. Эриксон Э. Детство и общество. СПб ., 1996.
  18. Rosenberg M. Conceiving the self. N. Y., 1979.
  19. См . Garvey C. Play. Cambridge, 1977.
  20. См . Baumeister R. A Self-presentational view of social phenomena. //Psychological Bulletin, 91, 3-26.
  21. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского искусства. М ., 1994; Хейзинга Й . Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М ., 1992.
  22. Erikson E . Identity. Youth and Crisis. N. Y. ,1968.
  23. Inhelder B., Piaget J . The Growth of Logical Thinking from Childhood to Adolescence. N. Y., 1958.
  24. Brim O. G . Life-span development of the theory of oneself: Implications for child development. // Advances in child development and behavior, N. Y. Vol. 2, 241-251, 1976.
  25. Damon W., Hart D. The development of self-understanding form infancy to adolescence. Child Development, 53, 841-864.
  26. См. Выготский Л. С. Вопросы возрастной психологии. Собр. Соч. В 6-ти т., Т.4. М., 1984; Кон И. С. Ребенок и общество. М., 1988.
  27. Кассирер Э . Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры. // Проблема человека в западной философии. М. 1988. С.3-31.
  28. Шпет Г. Г . Сочинения. М., 1989.
  29. Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса. // Путь. 1992. N1. С .3-9; L’ identite. Seminaire derigee par C. Levi-Strauss. Paris , 1977.
  30. См. Андреева Г. М. Социальная психология. М ., 1994; A New Dictionary of the Social Sciences. N . Y ., 1979.
  31. Кон И. С. Национальный характер. Миф или реальность. // Иностранная литература. 1970. N3.
  32. Лосский Н. О . Характер русского народа. М ., 1990.
  33. Франк С . Л . De Profundis. // Вехи . Из глубины. М., 1991. С . 493.
  34. American Social Character. N. Y., 1992.
  35. Кон И. С . К проблеме национального характера. // История и психология. М ., 1971. С . 122-159.
  36. Freud S . An Outline of Psychoanalysis. N. Y., 1949.
  37. Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. Garden City, N. Y. , 1959; Foucault M. Surveiller et punir. Paris, 1975.
  38. Giddens A. The Nation-State and Violence. Cambridge , 1985.
  39. Сверкунова Н. В. Исследование региональной идентичности: исторический аспект. // Социология и социальная антропология. Спб., 1997.С. 233.
  40. Бродель Ф . Что такое Франция? М ., 1994.
  41. Boorstin D. The Americans. The Colonial Experience. N. Y., 1995.
  42. Boorstin D. The Americans. The National Experience. N. Y.,. 1995.
  43. Boorstin D. The Americans. The Democratic Experience. N. Y., 1995.
  44. Гидденс Э. Девять тезисов о будущем социологии. // Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Зима. 1993. С.67.
  45. Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социальные и психологические исследования. М., 1909. С.90.
  46. Мечников Л . Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924.
  47. Луман Н . Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества. // Социо- Логос. М., 1991.С. 194-219.
  48. Цит. по Налимов В. В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М., 1989. С. 177.

 


Заключение

Тема идентичности распространяется в общественном сознании и в теоретической гуманитарной мысли к середине XX столетия. Рассмотрение эволюции феномена идентичности показало, что заинтересованность феноменом социальной идентификации является следствием целого комплекса социальных процессов. Сюда относятся стремление сохранить целостность в социально-историческом разнообразии и одновременно обрести индивидуальность, стремление интерпретировать разрывность общественного и частного, официального и повседневного, массового и интимного; распространение опосредованного опыта, знания в связи с развитием информационных технологий. Исследование идентичности показало изменения соотношения общественного и личного, биологического и социального, автономного и общественного, нетипичного и стандартного, «инаковости» и однообразия, глобального и локального.

Теоретическое понятие «идентичность» формируется в рамках постнеклассической познавательной парадигмы, признающей разнообразие, неопределенность, множественность исторических времен, нестабильность и необходимость построения моделей на основе понимания прошлого, настоящего и будущего. Эти принципы становятся условиями существования и познания субъектов деятельности, поэтому «идентификация», «идентичность», «кризис идентичности» могут быть вписаны только в современную теоретическую модель. Эти междисциплинарные понятия способствуют рациональному осознанию собственного жизненного проекта, помогают развивать рефлексию и саморефлексию, Тема социальной идентичности проникает в повседневную жизнь, превращая каждого в «социального ученого». Обеспечение интеллектуальной базы поиска собственных экономических, политических, культурных основ путем осмысления прошлой исторической судьбы и определения целенаправленности деятельности может стать условием преодоления фрагментации сознания, потери ценностей и жизненных ориентиров. Именно научное, гуманитарно-рациональное осмысление идентификации и идентичности создает условия для гуманизации, т.к. это единственный способ для человека сохранить свое Я, определить человека как человека, а не как придатка технологий власти, иллюзий и мифов массового вещания, неясностей и кризисов мировой экономики, недоопределенности современного демократического, правового общества и мозаичной глобальной культуры.

Только при постановке вопросов об идентичности возможно преодоление исторической энтропии и поиск «личностного», субъективного начала в коллективной истории.Исследования индивидуальной и коллективной идентичности учат противостоять «молчаливой технологической политики», «политики всепригодности», повышенной нестабильности и труднопрогнозируемости, обесцениванию внутренних регуляторов поведения, превращению внутреннего разнообразия в поверхностную эклектичность, нестабильности экономической и политической структуры, национальных отношений, экологических катастроф.

Об этом свидетельствует рассмотренный нами процесс становления теории и концепций идентификации и идентичности и анализ различных срезов этого социального и познавательного феномена.

Необходимо также учитывать, что в современном, динамично изменяющемся мире, человек находится под воздействием массовых технологий, средств массовой информации, под натиском однородной информации. Через Интернет, СМК он получает готовые мыслительные штампы, запрограммированные решения. Через расширение межчеловеческих связей в глобальном масштабе нивелируется традиционное культурное наследие. Задача состоит в том, чтобы научиться сохранить устойчивость внутреннего духовного опыта, в результате чего процессы идентичности приобретает истинно гуманистический смысл. В этой связи особую актуальность приобретает изучение особенностей формирования индивидуальной и коллективной идентичности в процессе становления информационного общества, глобальной культуры; соотношения глобализации и локализации, системной и социальной интеграции изучение пограничных ситуаций глобального и локального, естественного и искусственного интеллектов. Главной темой будущих исследований может стать тема места человека в новом мире.

 

http://biblio.giuvus.ru/biblio/archive/sakovorotnaja_id/default.aspx