2021 Изборский клуб

2021 Доклады, круглые столы

08.10.2021 Воля к Мифу и воля к Империи

 Принято считать, что исторический процесс подчиняется определённым закономерностям, высоко парящим над уровнем индивидуальных человеческих стремлений. Однако историку нередко приходится считаться с тем, что в этот процесс время от времени вмешиваются волевые решения, в том числе отнюдь не только рационального плана, особенно ярких личностей, вовлекающих в круг своего влияния элиту многих народов и религиозно-этнических традиций. Речь может идти о мифологическом истолковании текущей истории, но также об обращении к мифам глубокой древности, воспринятым в плане «вечного возвращения» того, что некогда уже было.

25.09.2021 Афганистан: полный разбор ситуации в регионе. Изборский клуб
Эксперты Изборского клуба дают многосторонний анализ текущей ситуации в Средней Азии, а так же того геополитического контекста, в котором она будет стремительно развиваться в ближайшие годы.

01.08.2021 Капитализм, антикапитализм и судьбы мира: жизнь и смерть самой загадочной системы в истории человечества и её антипода.
Авторский доклад Изборскому клубу Андрея Фурсова

02.07.2021 "Русский ковчег" и "Цифровой Левиафан"
Новые книги Изборского клуба

01.06.2021 Реиндустриализация и суверенитет
Авторский доклад Андрея Кобякова Изборскому клубу

31.05.2021 Ментальная карта и национальный миф
Новая книга Виталия Аверьянова

20.05.2021 Человек грядущего
К выходу книги "Александр Нагорный. Избранные работы"

11.02.2021 «Люди мечты…»
Западная периодика об Изборском клубе
20.01.2021 «Тихая моя родина»
Как развивать глубинную Россию

30.12.2020 Тайнопись цивилизации. Код доступа в будущее России.
Авторский доклад Изборскому клубу Сергея Баранова

 

 

08.10.2021 Воля к Мифу и воля к Империи

 

 

Принято считать, что исторический процесс подчиняется определённым закономерностям, высоко парящим над уровнем индивидуальных человеческих стремлений. Однако историку нередко приходится считаться с тем, что в этот процесс время от времени вмешиваются волевые решения, в том числе отнюдь не только рационального плана, особенно ярких личностей, вовлекающих в круг своего влияния элиту многих народов и религиозно-этнических традиций. Речь может идти о мифологическом истолковании текущей истории, но также об обращении к мифам глубокой древности, воспринятым в плане «вечного возвращения» того, что некогда уже было.

Этот феномен некоторые рассматривают с точки зрения психоистории — современного метода препарирования больших событийных процессов, имеющего источником своего происхождении научную фантастику (Айзек Азимов), но со временем вышедшего далеко за пределы фантастического моделирования «работы» с большими историческими циклами и процессами. По сути, Азимов дал атеистически-секулярную версию с упором на современные социологические и математические методы (что впоследствии проявилось в «клиодинамике» Турчина и в ряде направлений исследования истории представителями синергетики, теории хаоса и теории сложных систем) — гораздо более древней точки зрения на управление историей как эзотерическую практику, которая была свойственна представителям жреческих коллегий в эпоху античности и тайных обществ в Новое время.

В этой связи помимо термина «психоистория» можно использовать и термин «метаистория», предполагающий подход уже не столько рационально-позитивистский, сколько ставящий во главу угла ориентацию на сакральное измерение культуры, религиозно-мифологическое прочтение истории и её циклов.

В оптике метаистории сама история и человек как существо, участвующее в её формировании, говоря на языке религии, допущенное высшими силами к тому, чтобы вносить в исторический поток свою волю и свой разум, сами во многом предстают как разные стороны Большого Мифа. История является тканью Мифа, его повествованием, а человек как личность либо как сила, формирующая социальные институты управления временем и историей, — как мифотворец. Миф, чтобы быть долговечным и воспроизводящимся во времени, нуждается именно в институте, как бы ни был велик и значителен первоначальный мифотворец-создатель. Даже божественный мифотворец не обходится без того, чтобы создавать такой институт (в религиозных традициях в качестве такого института выступает церковная община, сообщество верующих, в светских традициях — партия, движение, научная или эзотерическая школа).

В таком свете метаистория видится как нечто большее, чем смена этапов, закономерности и т.д. Метаистория предполагает наличие метафизического уровня. Более того, она есть проекция метафизики на план социального бытия. Здесь тоже имеет место быть тема «вечного возвращения», но только оно понимается уже не столько как «психология», сколько как высшая реальность мира[1]. Психоистория может отражать метаисторию, а может и не отражать её. Как бы то ни было, понятно, что в первом случае её воспринимают именно как реальность и ведут себя соответствующим образом.

Не только Античность и Средние века управлялись мифами. Немалое значение сохраняли они и в эпоху Просвещения, в «рационалистическое» Новое время. Ярким примером этого мы считаем Наполеона Бонапарта, гениального полководца, на протяжении XIX в. будоражившего умы, а также будоражившего Европу и Россию в буквальном смысле — своими военными походами. Важным подспудным мотивом его действий, как мы покажем в нашей работе, было завоевание Индии. Здесь налицо мечта о создании глобальной империи. И она исходила не столько из реалий времени, его прагматики и расчёта, сколько как раз из мифологического истолкования вполне реальных событий античности — похода Александра Македонского в Индию. Причём это событие повторяло собой ещё более грандиозный легендарный и уходящий во тьму времён поход Сезостриса.

Предшественник Александра, носивший много имён — Сезострис, Озирис, Дионис, Вакх, Рама, — был глубинным мифологическим корнем, придающим мотивацию к действиям как македонского царя, так впоследствии и французского императора.

Македонец, дойдя до границ Индии, вынужден был повернуть обратно из‑за ропота войска и умер в Вавилоне, который намеревался сделать центром своей империи. А вот его давний, уже обожествлённый предшественник (выберем из его имён одно — Сезострис) осуществил, согласно источникам Древнего Египта и сведениям из других традиций, гораздо более масштабное деяние — он сделал Индию центром Евразийской империи, упорядочил религиозный культ и управление огромной державой. Произошло это, скажем так, в духе современного федерализма, опирающегося на принцип субсидиарности, т.е. взаимодополняемости центральной и местных властей.

Наполеон и правитель Евразии

Наполеон рано осознал силу своего военного гения, осуществив блистательные военные походы. Это укрепило его в мысли, что ему под силу повторить подвиг Александра, а до Александра — Сезостриса. Подобные представления о Сезострисе как великом цивилизаторе и реформаторе умножились во времена Наполеона благодаря исследованиям, принадлежавшим не только греко-латинским авторам, но и восточным. Особенно следует выделить арабские, персидские, индийские источники. Одним из важных узлов этого знания послужил тогда труд Фабра д'Оливе (1767- 1825) "Философическая история рода человеческого", основанный, по словам автора, на священных текстах восточных народов. Также выделяются оба наиболее известных художественных эпоса — "Деяния Диониса" позднеантичного автора Нонна и "Рамаяна" индийского поэта Вальмики.

Каждый народ прославлял великого реформатора на своём языке, обожествляя его и отождествляя с «движущим Мир разумом», со Вселенским духом. Вообще, Сезостриса отождествляли и со всем тем, что духовно или ароматно — от запаха благовоний до спирта, причём сами слова spiritus, spiritueux означают «дух», «духовный». В том числе здесь можно указать и на «дух вина». Получалось, что Рам, Озирис, Дионис или Вакх, восходящие к одному и тому же мифологическому прообразу, рассматривались иногда то в качестве Вселенского разума, то Духовного или спиртового принципа всех вещей, то, наконец, благодаря абсолютной материализации первоначальной идеи, в качестве «винного бога». (Отметим, что вино служило символом сакрального напитка богов и нередко напрямую служило материальной основой богослужения — вплоть до христианской Евхаристии.)

Фабр д'Оливе допускает, что «возможно посредством астрономических счислений отнести эпоху Рама приблизительно к пятому тысячелетию до нашей эры, если допустить, что не вносились поправки в Рунический календарь».

Арриан (Arrien), писавший, несомненно, в соответствии с древнейшими жреческими традициями, сообщает, что от времени этого Теократа вплоть до Сандрокоттуса (Sandrocottus или Чандрагупта), побеждённого Александром Македонским, насчитывалось шесть тысяч четыреста два года. Согласен с Аррианом и Плиний. В результате Фабр д'Оливе пришёл к выводу, что деяния Сезостриса (его поход в Индию) следует датировать как 6550 лет до Р. Х.

Что касается современного взгляда, основанного на прочтении античных авторов, то исследователи-антиковеды склонны представлять великого империостроителя древности как образ легендарный, в лучшем случае — собирательный. Сесострис или Сезострис (греч. Σέσωστρις) считается наиболее популярным собирательным именем в египетской политической истории, встречающимся у классических писателей (также в формах Сезоосис, Сезонхосис, Сезотис, Сострис и др.), Иосиф Флавий видел в нём Сисака (Сусакима) Библии. Манефон и позднейшие фиванские жрецы отождествляли его с Рамсесом II, оставившим множество памятников, построек, надписей и изображений своих военных подвигов. Кроме того, его ещё при жизни называли уменьшительным именем Сетсу-Ра.

Геродот является первым античным автором, сообщившим как о самом Сезострисе ("История". II, 102–110), так и о его войне со скифами. Сезострис, по рассказу Геродота, был великий завоеватель, который покорил всю Азию, а в Европе дошёл до областей скифов и фракийцев (II, 103). В отличие от Дария, которому не удалось победить скифов, он подчинил, кроме остальных народов, захваченных Дарием, также и их (II, 110). По сообщениям Геродота, Диодора Сицилийского и Страбона, Сезострису приписывали не только завоевание всей Азии, Европы, Ассирии, Мидии, Эфиопии, Скифии, Персии, Бактрии и т.д., но также и введение различных законов (например, учреждение каст, распределение поземельной собственности, регулирование общественной и даже домашней жизни). Кроме того, был учреждён имперский, распространённый среди многих народов культ Сераписа.

Сезострис оставил памятники — две каменные статуи высотой в 30 локтей, изображавшие его самого и его супругу, и четыре статуи своих сыновей высотой в 20 локтей каждая. Они стояли перед храмом Гефеста. По рассказу Геродота, уже много времени спустя, когда персидский царь Дарий пожелал поставить свою статую перед этими древними статуями, жрец Гефеста решительно не позволил этого сделать. Он заявил, что Дарий не совершил столь великих подвигов, как Сезострис Египетский.

Необходимо учитывать сведения позднеантичных римских авторов Диодора Сицилийского, Юстина, Павла Оросия, Помпея Трога и других, подчёркивавших бо́льшую цивилизационную древность скифов по отношению к египтянам. Последний утверждал: «Скифское племя всегда считалось самым древним, хотя между скифами и египтянами долго был спор о древности происхождения… Скифы одержали верх над египтянами и всегда казались народом более древнего происхождения». Кроме того, Помпей Трог писал о том, что скифы владычествовали над всей Азией трижды. Первый период длился полторы тысячи лет, и «конец уплате положил ассирийский царь Нин» (имеется в виду дань, которой обкладывали скифы побеждённых).

В свете этого рассказ Геродота о походе Сезостриса на Скифию обретает всё более реальные подтверждения. Об этом говорят археологические находки египетских предметов на Кавказе, в Крыму. Одна из последних подобных находок была сделана летом 2021 года — в некрополе Кыз-Аул на востоке Крыма археологами была обнаружена статуэтка древнеегипетского бога Гора. Находка, обнаруженная в отвале, — «подвеска из египетского фаянса тёмно-синего цвета, изображающая бога молчания Гарпократа (изначально — египетского бога Гора) в виде младенца с пальцем у рта, опирающегося на виноградную лозу»[2]. Исследования в этом направлении, сопоставление различных версий продолжаются.

Как и многие из его современников, Наполеон был увлечён восточной экзотикой и прочитал очень популярную к тому времени работу "Путешествие в Египет и Сирию" графа Константина Вольнея, опубликованную в 1785 году[3]. В ней автор рассказал о многочисленных тайнах цивилизаций этого региона. Следует отметить и наличие определённых контактов с Фабром д'Оливе, который в ранние годы служил в военном ведомстве, а в 1811 году имел аудиенцию у самого императора, которому даже успел высказать мнение, что желал бы «видеть его во главе восстановленной империи Диониса — Рама».

Если об Александре Македонском информация изобиловала[4], то о великом Сезострисе сведений было мало. Бонапарт, решив пополнить свои знания о нём, явился в Директорию и изумил всех, предложив совершить поход в Египет.

Научно-мистическая экспедиция

Обычно поход Наполеона в Египет объясняют борьбой за колонии и особенно обострившимся противостоянием консервативной Англии и революционной Франции. Противоборство двух этих держав на тот момент продолжалось с переменным успехом уже много лет. Но Наполеон руководствовался гораздо более амбициозными планами, а не стремлением обеспечить, по его выражению, «интересы торгашей» той или другой стороны. Этому способствовал масштабный замах Наполеона на сакральные высоты, на образы, связанные с мифической геополитикой, пронизывающей не только пространства, но и времена — века и тысячелетия. Можно думать, что в ориентации на образ Сезостриса Наполеон видел себя представителем «континентальной державы суши», выступающей против «державы моря», каковой являлась Англия. Нанести ей существенное поражение на море Франции было не под силу. Оставалось три возможности — «подрезать» морские пути, связывающие Англию с её колониями — с Египтом, со странами Востока и, наконец, с Индией.

Летом 1798 года более 30 тысяч французских солдат пришли в Египет под командованием генерала Бонапарта. Его официальная миссия состояла якобы в том, чтобы освободить страну Нила от трёхвекового турецкого владычества и между прочим блокировать свободное плавание англичан к восточным колониям. Тем не менее, в подтверждение версии о метаисторической и мифологической ориентации, молодой Наполеон поступил весьма неординарно: он взял с собой около 600 учёных, представителей основных научных дисциплин, чтобы изучать, записывать и копировать всё, что привлекало их любопытство в земле фараонов. Пирамиды, храмы, гробницы, мумии, подземелья, иероглифические надписи были обмерены и зарисованы. Произведения искусства были собраны, послужив изданию 12 томов "Описания Египта", открывшего миру захватывающую историю древности[5]. Кроме того, один из солдат Наполеона, копая траншею вокруг средневековой крепости Рашида, нашёл один из самых важных древнеегипетских артефактов в истории — Розеттский камень, который помог учёным наконец расшифровать египетские иероглифы. Розеттский камень был записан в трёх версиях: иероглифической, простонародной и греческой. Благодаря греческому тексту исследователи смогли найти её эквивалент в иероглифах и создать своего рода код для чтения древнеегипетских текстов. Это была величайшая находка и большая удача для исследователей.

В июле 1798 года Бонапарт встретился с главными силами мамлюков. «Солдаты! Сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!» — сказал Наполеон, обращаясь к своей армии перед началом сражения. Битва у пирамид была выиграна, но затем последовал ряд неудач — флот Нельсона уничтожил французский флот, и это могло помешать возвращению армии домой. Турецкий султан, узнав о высадке Наполеона, отправил в Египет войска через Сирию. Наполеон, услышав об этом, двинулся им навстречу. Сирийский поход был крайне тяжёлым. Страшная жара, отсутствие воды, чума нанесли армии больше вреда, чем нападение вражеских солдат.

Куда лучше обстояло дело с необъявленными целями войны. Так, можно назвать знакомство с колоссальным массивом накопленных за несколько тысячелетий знаний, созданных великой египетской цивилизацией. Всё, чем был известен Египет, — астрономия, астрология, инженерия, механика, одним словом, ключи к тайнам мироздания — всё это хранилось в полузасыпанных песками пирамидах и заброшенных храмах. И Наполеон верил в то, что огромные преимущества получит тот, кто завладеет этими ключами. Образно говоря, Бонапарт был «новым Ясоном», который повёл своих аргонавтов на поиски золотого руна. Использовалась трактовка, согласно которой в мифе об аргонавтах речь шла не просто о куске овечьей шкуры, а о пергаменте с древними текстами, дающими могущество. Недаром выдающийся французский математик Монж, участник экспедиции, как бы в шутку сказал: «Вот и я превратился в аргонавта!».

Научная часть экспедиции была ядром этого похода. В моменты боя офицеры тут же отдавали команду: «Учёных и ослов — на середину каре!» Учёных берегли как зеницу ока, прикрывая их от случайных пуль, от бедуинских копий и сабель: ведь без них экспедиция теряла свой скрытый смысл. Учёная гвардия блестяще справилась со своей задачей. Пока основная армия вела бои то в Египте, то в Сирии, пятитысячный отряд под командованием доверенного лица корсиканца — генерала Дезе — прошёл в Верхний Египет к островам Элефантина и Филе. Там находились древние храмы, которые были осмотрены и исследованы, а всё самое ценное — собрано и вывезено[6]. По утверждению некоторых историков, на двух этих островах, расположенных в верховьях Нила после первых порогов, было спрятано наиболее ценное, на чём зиждилось богатство Древнего Египта. Впрочем, другие считают, что «учёная гвардия» Бонапарта обнаружила усыпальницу, сравнимую по богатству с гробницей Тутанхамона, и вынесла оттуда её содержимое.

С особым вниманием был обследован огромный комплекс Рамессеум. Рамсес Великий, фараон XIX династии, во время 67‑летнего правления страной, в период своей наивысшей власти и славы в XIII веке до нашей эры, 20 лет посвятил возведению грандиозного заупокойного храмового комплекса в Западных Фивах.

На протяжении многих лет Рамессеум упоминался в исторических летописях под разными именами, такими как "Усыпальница Осимандиса", "Храм Миллионов лет, объединённых Фивами" и "Мемнониум". Оказалось, что руины Фиванского храма являлись архитектурным шедевром Фараона XIX династии — Рамсеса II, или Рамсеса Великого. С тех пор данный объект носит имя "Рамессеум", данное ему Шампольоном в 1829 году.

Чтобы полнее погрузиться в тайны земли фараонов, Наполеон провёл более двух часов в молчаливом собеседовании с мумией Рамсеса II, специально вынесенной из гробницы. А затем принял решение провести ночь внутри Великой пирамиды — в камере Царя (по примеру Александра Великого и Юлия Цезаря). Царская камера находится внутри пирамиды Хеопса. Согласно свидетельским показаниям, когда Наполеона, бледного и печального, вывели из каменных лабиринтов и спросили: «Что вы видели?» — великий полководец чуть слышно прошептал: «Даже если бы я сказал вам, вы не поверили бы мне!»

Создано немало легенд о том, что Наполеон якобы имел некое видение, где он видел себя величайшим императором из когда‑либо живших на земле. Мы же предложим альтернативную версию: в камере Царя Наполеон получил правдивый ответ на свой вопрос, завоюет ли он Индию. Ему было сказано, что он потерпит поражение в России, «варварской стране», которую не принимал в расчёт, причём от руки Белого царя, «Владыки Севера» Александра I.

Русский царь не хуже Бонапарта знал легенды об Александре Великом и его более великом предшественнике. А Екатерина Великая настойчиво утверждала в сознании внука, символически наречённого Александром, мысль, что именно ему предстоит нести бремя «владыки Севера» — Северной части Евразии.

То, что было собрано французскими учёными в Египте, невозможно переоценить: этот груз знаний и тайн привёл к появлению множества новых научных областей, прежде всего, египтологии. У Наполеона и его спутников росло представление о том, что в предыдущие эпохи знания и мастерство были много выше и что видные на поверхности памятники Египта — лишь слабое подражание гигантам прошлого.

Вознесение и погружение Александра Великого

В этой связи хотелось бы заострить внимание на одном, весьма недооценённом современными историками и историографами, но при этом чрезвычайно существенном «мифологическом» мотиве, присутствующем в многочисленных описаниях героических деяний Александра Македонского.

Предания приписывают к числу подвигов легендарного македонского царя из династии Аргеадов не только битвы или устройство всемирной державы и основание столицы птолемеевского Египта — Александрии, но и попытки измерить «высоту небесную и глубину морскую». Для первой цели Александр повелел изготовить воздушный «снаряд» («ковчег»[7] ), в котором грифоны (согласно др. варианту — орлы) подняли его на высоту «планетных кругов»[8].

Изображение Александра, взмывающего в небо, пользовалось чрезвычайной популярностью на Руси. Доктор философских наук, профессор кафедры философии религии и религиоведения СПбГУ Т.В. Чумакова отмечает, что до нашего времени дошло значительное число книжных миниатюр и произведений прикладного искусства с сюжетом "Вознесение Александра Македонского", в их числе — знаменитая преславская диадема (Болгария, X в.), эрмитажное серебряное блюдо, обнаруженное на Ямале. "Вознесением Александра" украшались княжеские рубахи домонгольского периода и даже одежды священнослужителей.

На особый сакральный характер этого образа указывает тот факт, что «полёт Александра Македонского на небо» часто присутствует в декоре романских церквей XII–XIII вв. Западной Европы, Грузии и в оформлении храмов Владимиро-Суздальской Руси, построенных Андреем Боголюбским, Всеволодом Большое Гнездо и Святославом Всеволодовичем. В более поздний период он часто встречается в произведениях народного прикладного искусства (на изразцах, в росписи сундуков, на медных образках и монетах Тверского княжества XIV века и пр.). С XII века сюжет "Вознесение Александра Македонского на небо" появляется в каменном декоре соборов (Успенский собор Андрея Боголюбского, Георгиевский собор Юрьева-Польского, Димитровский собор во Владимире).

В авторитетных и часто цитируемых памятниках древнерусской письменности сюжет «Вознесение Александра» весьма популярен. Это, к примеру, "Послание Фоме" Климента Смолятича (XI век), сказания о деяниях македонского царя, называвшиеся «Александриями»[9]. Примечательно, что эпизод с полётом Александра Македонского был включён в Лицевой (т.е. иллюстрированный, от др.‑рус. «лица» — изображения, рисунки) Летописный свод Ивана Грозного (т.н. "Царь-книга"), содержавший в себе все значительные события мировой и в особенности русской истории «от сотворения мира» до 1567 года. Этот уникальный свод, состоящий из 10 томов (10 тысяч листов большого формата с 17 тысячами миниатюр), был создан приблизительно в 1569–1576 гг. в единственном экземпляре специально для царской библиотеки в Александровской слободе.

Сюжет о чудесном полёте Александра Македонского представлен не только в христианской и мусульманской средневековой литературе, но и в талмудической традиции. Наиболее раннее упоминание о нём присутствует в иерусалимском Талмуде: «Раввин Иона (жил в III столетии по Р. Х. в Палестине) сказал: “Алксндрос Мкдон (Бам.Раб. Мкдонос), желая подняться в высоту, всё поднимался и поднимался до тех пор, пока не увидел мир в форме шара, а море, подобное чаше”». По версии Горионида[10], «Александр вздумал вознестись на высоту (или: на небо) сквозь атмосферу и спуститься в бездну Великого моря и т.д., что и было им исполнено посредством чудесных механизмов и искусных приспособлений, как это описывается в составленном египетскими волхвами жизнеописании Александра»[11].

Из приведённой цитаты следует, что уже в X веке существовало представление, согласно которому на небо можно было подняться с помощью неких «механизмов» и «искусных приспособлений». Тремя столетиями спустя после оглашения данной версии, в середине XIII века, ровно ту же самую мысль высказал в «Послании о тайных действиях искусства и природы и ничтожестве магии» английский философ и естествоиспытатель, францисканский монах Роджер Бэкон (ок. 1214–1292): «Итак, теперь я поведу речь, во‑первых, об удивительных делах искусства и природы, чтобы затем указать их причины и способы [осуществления], в которых нет ничего магического, для того чтобы стало ясно, что любые возможности магии ниже этих дел и недостойны. И прежде всего — с помощью характера и методов одного только искусства. В самом деле могут быть созданы такие орудия мореплавания, чтобы большие корабли без гребцов пересекали реки и моря, управляемые одним человеком, и с большей скоростью, чем если бы они были наполнены гребцами. Также могут быть созданы повозки, которые двигались бы без тягловых животных с невообразимой стремительностью, каковы, как мы представляем, были вооружённые серпами боевые колесницы, на которых сражались древние. Также могут быть созданы инструменты для полёта: чтобы в середине инструмента сидел человек, вращая некое изобретение, с помощью которого [двигались бы], ударяя по воздуху, искусственно созданные крылья, на манер летящей птицы. Также [может быть создан] небольшой по величине инструмент, который поднимал бы и опускал немыслимые тяжести (нет ничего полезнее такого инструмента в определённой ситуации). Ибо с помощью инструмента высотой в три пальца и такой же ширины и даже меньшего размера человек мог бы избавить себя и своих близких от всякой опасности заточения, и подняться, и спуститься. Также можно легко создать инструмент, с помощью которого один человек сможет насильственно притянуть к себе тысячу людей вопреки их воле. И то же касается прочих вещей, необходимых для принуждения. Могут быть также созданы инструменты для путешествия под водой морей и рек — вплоть до достижения дна, и без всякой телесной опасности. Ибо Александр Великий использовал такие инструменты для того, чтобы разведать тайны моря, как рассказывает астроном Этик. И [все] это было создано в древности и, определённо, создано в наше время, — исключая разве что инструмент для полёта, который я не видел и не знал человека, который бы его видел. Но я знаю мудреца, который придумал, как его изготовить. И может быть создано несчётное число такового, например, мосты через реки без опор или какой‑либо поддержки и неслыханные механизмы и изобретения»[12].

Привлекает внимание уверенность, с которой Бэкон, исполненный глубокого презрения по отношению ко всякого рода магическим «дисциплинам», пишет об «инструментах», созданных в древности.

Живший задолго до Бэкона и Горионида Плутарх (ок. 46–127) в своём жизнеописании Александра Македонского отмечал: «Александр, по‑видимому, не только усвоил учения о нравственности и государстве, но приобщился и к тайным, более глубоким учениям, которые философы называли “устными” или “скрытыми” и не предавали широкой огласке. Находясь уже в Азии, Александр узнал, что Аристотель некоторые из этих учений обнародовал в книгах, и написал ему откровенное письмо в защиту философии, текст которого гласит: “Александр Аристотелю желает благополучия! Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах. Будь здоров”. Успокаивая уязвлённое честолюбие Александра, Аристотель оправдывается, утверждая, что эти учения хотя и обнародованы, но вместе с тем как бы и не обнародованы…»[13].

О высоком уровне древнегреческой науки и наших недостаточных знаниях о её подлинном состоянии говорит история так называемого Антикитерского механизма, который хранится сейчас в Национальном археологическом музее в Афинах. Этот уникальный механизм не только наглядно свидетельствует о высоком уровне навигационного искусства античных мореплавателей и их техническом обеспечении, но и о возможностях древнегреческой науки в целом[14].

Корни популярных во всей культурной ойкумене сюжетов с вознесением и погружением Александра Македонского следует искать в древнейшей шумеро-аккадской мифологической традиции первой половины III тыс. до н.э., согласно которой правитель шумерского города Киша Этана с помощью гигантского орла поднялся на небеса, а правитель Урука Гильгамеш погружался в океан в поисках «цветка бессмертия», растущего «как тёрн на дне моря», собираясь с его помощью не только возвратить «свою молодость», но и «накормить им народ свой»[15].

В указанном контексте легендарные деяния Александра Македонского, вне зависимости от их исторической достоверности, следует рассматривать как важнейшее указание на символическое преемство «эстафеты» поиска, олицетворяемого шумерскими героями Этаной и Гильгамешем. В этом смысле вознесение и погружение Александра Великого не просто воплощали собой устремлённость человека и человечества к рубежам мироздания, но предельно конкретно намечали основные векторы его грядущей экспансии. Таким образом, сюжеты вознесения и погружения Александра можно рассматривать как наглядный пример направляющего «вторжения» мифологического начала в пространство актуальной истории человечества.

Крайне символично, что в числе главных приоритетов, маркирующих роковой поворот мирового научно-технического прогресса в сферу прикладных информационных технологий и технологий управления сознанием, «верхние позиции» занимают отказ от стратегических программ по освоению космического пространства (программа С.П. Королёва «О развитии исследований по космическому пространству», утверждённая постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР №1388–618 от 10 декабря 1959 г.[16]) и заселению подводного материкового шельфа (Большая океаническая программа французского исследователя Мирового океана Ж.‑И. Кусто)[17].

Равно как и то, что именно на Руси популярность образа Александра шагнула далеко за пределы аристократических кругов. Как отмечает археолог, доктор исторических наук, профессор А.В. Чернецов, «путь, по которому происходило “обрусение” этого персонажа, был пройден практически полностью»[18].

Следует понимать, что попытки Александра Македонского измерить «высоту небесную и глубину морскую» рассматривались в Средневековье как наивысшая степень экспансии, завещанной праотцу Иафету (Быт. 9, 27). Как указывает историк Р.В. Багдасаров, именно через библейский императив «распространения» — как жребия потомков Иафета — выражало себя расширение древнерусских государств, Российской империи, а впоследствии и СССР. Благодаря небывалому космическому прорыву последний добавил к этому императиву вертикальное измерение в строгом соответствии с «яфетической» самоидентификацией древнерусской культуры.

В Индию — через Россию

Возвращаясь к Наполеону, можно сказать, что свою «битву у пирамид» он выиграл, невзирая на то, что 23 августа 1799 года вместе с ближайшим окружением погрузился на корабль и отбыл на родину, бросив армию на произвол судьбы. Но домой полководец тем не менее вернулся триумфатором, и это косвенно доказывает, что цель похода была не военная. Его встретили как победителя и героя, который через некоторое время совершит блестящий взлёт, став первым консулом Франции.

Наполеон уверился: путь в Индию пролегает по территории южной России. Ведь именно этот путь некогда избрал Сезострис, победивший, согласно рассказам античных историков, скифов, чего не сумел позднее сделать персидский царь Дарий. Покорив Скифию, Сезострис продолжил путь на Восток, очерчивая северные границы своей евразийской империи, центром и сердцем которой стала Индия. На меньшее Наполеон был не согласен. Уверившись, что предшественник Александра Македонского Сезострис проложил свой путь в Индию по скифским землям, он обдумывает план привлечения России к завоевательному походу в Индию.

Легендарные сказания об Александре Великом были очень популярны в России в правление императрицы Екатерины II. Одно время они стали одним из стержневых мифов Российской империи, где активно развёртывалась мифологизация истории. Идею уподобления екатерининского царствования «Александрии», а её самой — Александру Великому привёз из Европы Иван Шувалов в 1777 году. Он был основателем, а затем и президентом петербургской Академии художеств[19].

Новый имперский миф распространялся весьма успешно, захватив умы придворной знати и самой императрицы[20]. Родившемуся в декабре 1777 года внуку-первенцу императрица дала имя Александр. Этим именем нарекались крепости, ставившиеся на границах империи по мере продвижения к югу, в направлении Крыма и Северного Кавказа. Имперский миф об Александре дополнился мифом о Константине, как только у Екатерины появился второй внук. Так формировалась «политическая мифология», нашедшая выражение в известном «Греческом проекте», предполагавшем возрождение Византийской империи.

«Символика имени старшего внука Екатерины, предназначенного для российского трона, — пишет историк Д. Швидковский, — афишировалась меньше. Она была рассчитана на узкий придворный круг. Его называли «Новым Александром» и «Александром Севера», намекая на отождествление его с македонским царём. Его бабушка, размышляя о власти своего любимого внука над империей, объединявшей земли Востока и Запада, приводила в пример Александра Великого. В комнатах молодого великого князя были развешаны картины со сценами из жизни Македонца. На эфесе сабли, подаренной ею внуку, была прикреплена камея с профилем полководца»[21]. Для наследника строился дворец, который роскошью должен был превзойти всё ранее созданное. Его название «Пелла», столица Македонии, недвусмысленно напоминало о месте рождения великого завоевателя античности.

Павел I, несмотря на радикальнее расхождении его с Екатериной во многих других вопросах и сильную личную неприязнь, тоже захотел уподобить свой путь деяниям Александра Македонского, о чем пишет, в частности, уже цитированный нами Р. Нутрихин. Последнее стало важной посылкой его союза с Наполеоном Бонапартом. Союз Павла I и французского первого консула, затем императора Наполеона носил с точки зрения последнего чёткую антианглийскую направленность, обеспечивая «континентальную блокаду» морской державы. А с точки зрения интересов российской державы данный союз обладал несомненной внутренней логикой. Другими словами, он обозначил контуры складывающегося противостояния «державам моря», выражаясь языком современной геополитики. Это был альтернативный геостратегический проект будущего передела сфер влияния в мире.

Оба государя были увлечены героическими легендами древности и мифологизацией своего собственного правления. Отчасти это служило своего рода завесой, скрывающей от «владычицы морей» их подлинные интересы и намерения. Поход в Египет укрепил мечту Бонапарта о покорении мира, о повторении похода Александра из Египта через Кавказ в Индию. Сам Александр, в свою очередь, шёл по стопам великого предшественника. По крайней мере, Наполеон планировал, с согласия Павла, пройти по югу Российской империи курсом на Индостан. Индия была потеряна французами в Семилетнюю войну и всегда притягивала Наполеона. Больше всего он желал поставить Великобританию на колени, а главное богатство английской земли заключалось в огромной, плодородной, богатой Индии. Именно оттуда везли драгоценные камни, шёлковые ткани и хлеб. Промышленность Англии без поставок индийского сырья ожидал неминуемый крах, а эксплуатация Китая стала бы невозможной из‑за отсутствия опия. Военные силы англичан в Бенгалии состояли всего из двух тысяч английских солдат и 30 тысяч индийцев, обученных европейским методам ведения войны, но не слишком надёжных с точки зрения верности британской короне.

Итак, в начале XIX века у Наполеона Бонапарта и российского императора Павла I возник план совместного похода в Индию. Он обсуждался в обстановке сугубой секретности, и потому сведений о нём сохранилось крайне мало. Поскольку сама идея индийского похода передавалась Наполеоном на словах, а проекта как такового в детально разработанном виде не сохранилось, исследователи могут лишь реконструировать его по представленному в 1800 г. Павлу I плану тогда ещё первого консула Франции[22]. Он был прислан российскому императору генералом Дюроком и сохранился в двух вариантах. По замыслу Бонапарта, 70‑тысячный экспедиционный корпус (половина французов, половина русских, из них 10 тыс. казаков) под командованием тогда ещё генерала Андре Массена должен был за 120–130 дней (май — сентябрь 1801 г.) достичь берегов Инда. Планировалось, что французские части соберутся на Дунае, русский флот перебросит их в Таганрог, а оттуда по Дону они прибудут к Царицыну. Затем по Волге приплывут в Астрахань, где к ним присоединятся русские войска. На это отводилось 80 дней. Впоследствии объединённый экспедиционный корпус через Каспийское море попадает в персидский город Астрабад и далее через Кандагар и Герат благополучно достигает берега реки Инд. И на все эти действия отводилось… 50 дней! Была достигнута договорённость с турецким султаном на проход французских кораблей с десантом через Босфор и Дарданеллы. В Индийский океан с Камчатки должны были успеть подойти три русских фрегата, которые, возможно, могли бы составить конкуренцию расположенным там английским кораблям.

Конечно, Наполеон не мог не отдавать себе отчёта в том, что на пути претворения в жизнь этого замысла встретится немало непредвиденных трудностей. И это обстоятельство его беспокоило. Он прямо задавал Павлу I вопрос о том, каким образом русско-французская армия «проникнет в Индию сквозь страны почти дикие, бесплодные, свершая поход в триста лье от Астрабада до пределов Индостана». Как ни парадоксально, но русский царь постарался рассеять его опасения, выразив большой оптимизм и уверенность в успехе предполагаемой акции.

Россия была издавна озабочена торговыми контактами со Средней Азией и Индией, а потому предложение Бонапарта идти на Индию пало на подготовленную почву. Что касается французского правителя, то он общался на тему Востока с учёными, дипломатами, разведчиками и отлично понимал: на пути реализации его замысла встретится немало непредвиденных трудностей. Тем не менее, и Бонапарт, и император Павел считали, что раз это удалось Александру Македонскому, то и правителям двух великих держав окажется вполне под силу. По общим расчётам, от времени отправки французских полков с Рейна и до полного покорения Индии должно было миновать не более пяти месяцев.

Чтобы союзник не сомневался в решимости русских, Павел I в январе 1801 года отдал приказ казачьим войскам отправляться в поход. Осуществление этой операции царь возложил на атамана Всевеликого войска Донского Василия Орлова. Ввиду преклонных лет атамана в поддержку ему Павел I поставил офицера Матвея Платова, который, к слову, для этого был освобождён прямо из камеры Алексеевского равелина. Операция была полностью засекречена. В Петербурге имели сведения лишь о том, что казаки куда‑то отправляются в поход. Только пять высших казачьих офицеров знали, что им предстоит пройти тысячи километров по безлюдной степи, а потом по песчаной пустыне, перейти через горы, пройдя всю Среднюю Азию и Памир. По пути им было приказано занять Бухару, а в Хиве освободить всех русских пленных. При этом Павел велел «не обижать народы, встречающиеся им по пути следования отряда, и добром приводить их в русское подданство». Государь писал Орлову: «В Индии англичане имеют свои заведения торговли, приобретённые или деньгами, или оружием. Вам надо всё это разорить, угнетённых владельцев освободить и землю привести России в ту же зависимость, в какой она у англичан».

В короткий срок к походу было подготовлено около 22 тысяч казаков, а также артиллерийские части. На операцию государственная казна выделила баснословную сумму в 1,5 миллиона рублей. 20 февраля 1801 года Орлов сообщил государю, что всё готово к путешествию. 28 февраля на Дон прибыло одобрение императора, и Матвей Платов во главе основных сил выступил из станицы Качалинской на Оренбург. 23 марта, накануне Воскресения Христова, казаки находились в селе Мечетном (ныне город Пугачёв Саратовской области). Здесь их нашёл курьер из Петербурга с новостью о смерти Павла I и приказом возвращаться домой.

Наполеон был уверен, что за дворцовым переворотом и убийством Павла I стояли англичане, защитившие руками русских заговорщиков свои интересы в Индии. В ярости Бонапарт заявил: «Англичане промахнулись по мне в Париже, но они не промахнулись по мне в Петербурге!»

Воцарение Александра внесло коррективы в планы Наполеона, но не привело его к отказу от своих планов завоевания Индии. Он вернулся к этой идее сразу после встречи в Тильзите. Есть немало свидетельств того, что поход 1812 года задумывался не только для «принуждения России соблюдать континентальную блокаду Англии», но и как новая попытка возобновить вытеснение Англии из Индии. Ещё до начала войны, в марте 1812 года, наследник шведского престола, бывший французский маршал Бернадот, имевший личные каналы информации в Париже, передал Александру I слова императора Наполеона: «Россия присоединится к моей армии или добровольно, или вследствие законов победы и будет привлечена к великому движению, которое должно изменить лицо мира». Под «великим движением» Бонапарт подразумевал вторжение объединённой русско-французской армии сначала в Турцию, затем в Иран, а впоследствии — в Индию.

Обострение франко-русских противоречий с 1810 г. видоизменило идею совместного похода: император решил силой добиться согласия Зимнего дворца на это предприятие. В разговоре со своим генерал-адъютантом графом Луи Нарбонном в апреле 1812 г. он следующим образом прогнозировал развитие событий: «Чтобы добраться до Англии, нужно зайти в тыл Азии… Представьте себе, что Москва взята, Россия сломлена, с царем заключён мир или же он пал жертвой дворцового заговора, и скажите мне: разве есть средство закрыть путь отправленной из Тифлиса великой французской армии и союзным войскам к Гангу; разве недостаточно прикосновения французской шпаги, чтобы во всей Индии обрушились подмостки торгашеского величия?»

Это мемуарное свидетельство подтверждается другими документами. 14 апреля 1812 г. руководитель французской разведки в герцогстве Варшавском барон Эдуард Биньон представил министру иностранных дел Югу Маре пространную записску о главных задачах готовящейся войны. Анализируя обширные подготовительные мероприятия и собранные силы, Биньон решил открыто ответить на вопрос о его цели. По его мнению, «ослабление России, ограничение этой державы границами старой Московии не станет достаточным вознаграждением за убытки чрезмерного передвижения». Барон считал, что русская армия, так же как прусская, превратится в «послушный инструмент» в качестве вспомогательной силы, ибо никто не сможет «остановить поступь корпусов, вступающих в бой». В конечном итоге они должны прийти в Индию, уточнял барон, повторяя слова императора об «изменении лица мира». Разведчик даже представил детальное изображение будущих действий — в глубину Азии будет направлен контингент «из трети или четверти европейской армии, идущий нанести смертельный удар Англии, между тем остальные разместятся на берегах Вислы, Двины и Днепра, чтобы гарантировать тыл тем, кто будет участвовать в экспедиции». Эта фраза — о смертельном ударе по Англии — даёт отчетливое представление о реальном геополитическом масштабе задуманного Наполеоном проекта[23].

Слухи об индийском проекте Наполеона проникли и в российские общественные круги. Во всяком случае, свои суждения об индийском плане Наполеона высказывали многие современники событий. Денис Давыдов, порицавший отступление русских армий к Москве, считал, ссылаясь на общее мнение, что в случае подписания мира с Наполеоном 100 тысяч русских вместе с французами отправятся на завоевание Индии. Аналогичный вывод о том, что французский император собирался из России идти в Индию, поддерживали и многие участники событий. Новые факты подтверждают мнение о том, что Наполеон в 1812 г., стремясь к созданию евразийской империи, ставил перед собой долгосрочные цели. Его грандиозная политическая мифология во многом определила политику начала XIX в., но потерпела поражение, поскольку выявила контраст между колоссальными планами и реальными возможностями для их осуществления.

Авантюризм действий французского императора, помимо субъективного фактора, объясняется крайне скудной информацией об Азиатском регионе: ведь многие европейцы, современники событий, считали такой план вполне осуществимым. В деталях, в частности в выборе маршрутов движения для экспедиционной армии, никаких перемен по сравнению с проектом похода 1801 года не было, о чём свидетельствовала определённая географическая направленность усилий французской стратегической разведки перед 1812 г.

Метаисторическая мифология, основанная на древних преданиях, подпитывала планы Бонапарта, военный гений которого до поры до времени не знал поражений. На пути узурпатора, рождённого революцией, оказался принц крови по рождению, законный государь северной части Евразии — Александр. Он не только не пожелал союза с противником, вторгшимся на его территорию, не только изгнал его из своего Отечества, но продолжил преследование «корсиканского чудовища» в пределах Европы до окончательной победы над ним.

Александр был с детства знаком с легендами об Александре Македонском. Но он черпал силы, прежде всего, в ином источнике энергий — искренней христианской вере отцов, разделяемой с народом. Действуя как патриот своего Отечества, русский царь проявлял рыцарственность по отношению к поверженному противнику и к освобождённым европейским странам. В то же время он вольно или невольно способствовал своему стратегическому геополитическому противнику — «морской державе», впоследствии проявившей всю меру коварства, в том числе и по отношению к нему лично.

Два правителя. Губительная двойственность

Историк Роман Багдасаров в работе "Россия и космический вызов" отмечает, что в христианстве и исламе Александр (Искандер) понимался как идеальный правитель, философ на троне, образец для подражания царей и князей. На Руси ему уподобляли, в частности, Александра Невского.

Есть у Александра Македонского и эсхатологическое измерение. Он выступает как покоритель и усмиритель неких демонических орд, нашествие которых чревато «концом света». В "Откровении Мефодия Патарского" предсказано: «В последние дни перед концом мира Гог и Магог выйдут на землю Израильскую. Это цари языческие, которых закрыл царь Александр с северной стороны и все, людоедами называемые, имеющие пёсьи головы . Ибо есть начнут плоть человеческую и кровь пить, как воду. И эти люди растлят землю и осквернят её».

Однако есть у него и двойственность, можно даже сказать, раздвоенность — не случайно он всё‑таки не сумел присоединить к своей великой, но недолговечной империи Индию. Характерно и окончание его великого полёта. В легенде сообщается: «Александр приказал запрячь в трон четырёх сильных птиц, которым три дня не давали есть. Он сам сел на трон и высоко поднял два копья, на которых были привязаны куски мяса. Птицы, стремясь к последнему, подняли на воздух трон с Александром. На большой высоте Александру встретилась птица с лицом человека и приказала ему вернуться на землю. Когда Александр взглянул вниз, он, глубоко под собой, увидел громадную, свернувшуюся в кольцо змею и в центре кольца маленький помост. Птица объяснила ему, что змея есть море, а помост — земля, окружённая морем. По приказанию птицы Александр опустил копья, и птицы полетели вниз и благополучно спустили его на землю, но так далеко от места взлёта, что ему лишь с большим трудом удалось достичь своего войска».

Вероятнее всего, в этом мифепритче описано царское стремление к высшему, духовному Небу, к раю. Три голодных дня у четырёх птиц может указывать на какую‑то аскетическую практику, связанную с постничеством. Птицы символизируют психоэмоциональное, животное (душевное, «яростножелательное») начало, которое подчинено духу (началу райско-ангелическому). Птица с человеческим лицом — символизирует обращение взора от неба вниз, на землю. Царь видит мощь Змея, который окружает землю. Душевное начало оказывается сильнее духа, Александр вынужден прервать свой полёт. Это выражает двойной символизм. Внутри у него — свой Змей, и он очень силён, в царской же крови особенно. (Интересно, что одна из легенд, поддерживаемых самим Александром ради репутации своего сверхъестественного происхождения, утверждает, что настоящим отцом Александра был не царь Филипп, но именно Змей[24].)

Двойственность была характерна и для Наполеона. С одной стороны, он пытался устранить деструктивные моменты, присущие антитрадиционной Великой французской революции. Наполеон воссоздаёт сильную автократическую государственность, восстанавливает традиционные ценности в области морали и т.д. Таким образом, он выступает в качестве некоего консервативного революционера, который пытается соединить «старое» и «новое». Более того, он стремится реализовать древнейший проект, направленный на воссоздание великой Евразийской империи, важнейшей частью которой в первомифе являлась Индия.

Однако слишком уж сильно влияют на Наполеона деструктивные моменты «Нового времени». Одним из таких моментов является желание Запада включить огромные евразийские пространства в состав глобальной капиталистической системы. И здесь глобально-имперское незаметным, но фатальным образом превращается в глобалистическиимпериалистическое. Наступательный шовинизм трансформируется в наступательный космополитизм, «стирающий» лица наций и культур (лица Мифа) перед лицом одного глобального центра — всемирного Змея (уничтожающего саму природу мифического, стандартизирующего весь мир). Нечто подобное произошло и с Александром Македонским, устремившемся, в отличие от Сезостриса, к смешению народов, что породило в итоге гибридную эллинистическую культуру, развоплощающую человека как носителя религии предков и предшественников; эллинизм можно рассматривать как прообраз современной транснациональной антисистемной контркультуры[25].

Примечания:

1 Предложивший термин «метаистория» русский религиозный мыслитель С. Н. Булгаков в работе «Два града» давал ей такое определение: «ноуменальная сторона того универсального процесса, который одной из своих сторон открывается для нас как история».

2 На раскопках под Керчью обнаружили древнеегипетское «божество». // «РИА Новости Крым»:

3 Volney Constantine compte de. Voyage en Egypte et en Syrie. Paris. A trois vol., 1783–1785.

4 Повесть о рождении и победах Александра Македонского. Пер. с лат. и старофранц. Н. Горелова. СПб., 2006. — С. 130–131.

5 Description de l'Egypte. A 12 volumes. 1809–1829.

6 В ходе строительства Асуанской плотины из‑за угрозы затопления часть наиболее ценных памятников была распилена и вывезена в безопасное место

7 Гаркави А. Я. Новые данные для истории романа об Александре. // Веселовский А. Н. Новые данные для истории романа об Александре. — СПб., 1892. — С. 125.

8 Багдасаров Р. В. Иконография космизма. // Волшебная гора № XVI. — М., 2012. — С. 282–288.

9 Чумакова Т. В. Сюжет «Вознесение Александра Македонского на небо» в древнерусской культуре. // Вестник СПбГУ. Сер. 17, 2014. Вып. 2. — С. 103–107.

10 Горионид (Иосиппон бен-Горион, Иосиф Горионидес, Иосиф бен Горион) — неизвестный автор, живший приблизительно в конце Х века в Италии, под именем которого распространялась переведённая на древнееврейский язык компиляция книг Иосифа Флавия (Иосиппон бен-Горион // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в 86т. (82т. и 4 доп.). — СПб, 1890–1907).

11 Гаркави А. Я. Новые данные для истории романа об Александре. С. 125–126.

12 Роджер Бэкон. Избранное./Перев. с лат. И. В. Лупандина. — М., 2005. — С. 431.

13 Плутарх. Сочинения. Пер. с древнегреч./Сост.С. Аверинцева; Вступит. статья А. Лосева; коммент. А. Столярова. — М., 1983. — С. 52–53.

14 Жуков А., Непомнящий Н. Запрещённая история, или Колумб Америку не открывал. — М., 2013. С. 105–109; Мерчант Д. Антикитерский механизм: Самое загадочное изобретение Античности. — М., 2017.

15 Эпос о Гильгамеше («О всё видавшем»). — М.‑Л., 1961. — С. 81.

16 Постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 10 декабря 1959 г. №1388–618 «О развитии исследований по космическому пространству».

17 Подробнее см.: Барбекю на грани бездны: Тенденции глобальной деградации. Доклад Изборскому клубу под редакцией В. Аверьянова. // Изборский клуб, №9 (33), 2015. — С. 82–109; Комогорцев А. Преданное развитие: О сворачивании сверхиндустриального проекта. // Там же. — С. 110–117.

18 Багдасаров Р. В. Иконография космизма.

19 Серков А.И. Русское масонство. 1731–2000. Энциклопедический словарь. М., 2001. — С. 913

20 Нутрихин Р. Мистические огни Ставрополья. — Ставрополь, 2018. — С. 146.

21 Швидковский Дм. Минерва и Александр // Наше наследие. 1998, №6. — С. 13.

22 Проект русско-французской экспедиции в Индию. 1800 год // Русская старина. 1872. Т 7. №9. — С. 401

23 Здесь трудно не указать на очевидные исторические параллели. Как и в начале XIX века, самым страшным кошмаром для «владычицы морей» являлся союз мощных континентальных держав против Британии. Исторически такой союз постоянно намечался, после Наполеона и Павла I контуры подобных решений просматривались в российско-германских отношениях и несколько десятилетий спустя (эпоха Бисмарка), и самым явным образом — в 30‑е годы XX века, в эпоху Сталина и Гитлера. Такого рода союз как альтернативный проект геостратегии, альтернативный тип и образ передела сфер влияния и балансировки сил в мире мог бы действительно изменить русло истории. Огромные усилия англосаксов были всегда направлены на срыв такого рода союзов, разделение и разобщение континентальных держав. Именно ввиду этих целей создавались союзы-блоки держав против Германии и Австрии в Первую и Вторую мировые войны. В некотором роде и проект Евросоюза выполняет подобную функцию, управляя европейцами в ущерб их глубинным интересам. И в этом смысле британская, а позднее американская политические элиты действительно осуществляли не какое‑то фигуральное, а вполне земное
и прагматическое управление историей, не допуская такого сценария, который был бы вполне вероятен, логичен, практичен и отвечал бы потребностям континентальных держав. Англосаксам тем не менее удавалось рассорить и натравить их друг на друга.

24 Происхождение царя Александра от божественного существа объясняется в повести «Жизнь и деяния Александра Македонского» тем, что его мать Олимпиада была подвержена чарам великого мага и последнего этнического египтянина на троне, фараона Нектанеба II,
бежавшего от завоевателей-персов из Египта и проживавшего в Пелле. Фараон-маг сумел соблазнить царицу и внушить ей, что зачала она от связи с богом Амоном, образ которого принимал Нектанеб. Царь Филипп же по возвращении из похода узнает, что у Олимпиады родится сын и верит, благодаря чарам Нектанеба, что это сын бога. (Лицевой летописный свод XVI века. Всемирная история. Книга 3. Х 593. — М., 2014. С. 13З.) Здесь просматривается четкая символическая связь, связь преемства между Александром и египетским царем Сезострисом.

25 Эллинистический мир был как раз одной из первых попыток сформировать «транснациональную» ойкумену, поскольку попытки воссоздать единую империю прекратились почти сразу после войны диадохов и «Вавилонского раздела» империи в 323 г. до н.э. Существует немало фактов и свидетельств, указывающих на то, что многие из народов, вошедших после похода Александра Македонского в «эллинистический
мир», выдвинули из себя целые когорты и классы условных «грекофилов», в первую очередь молодёжи, которые так или иначе отвергали веру и обычаи своих отцов как «низшие» в культурном смысле, чтобы приобщиться роскоши и забавам придворной элиты «эпигонов» — потомков «диадохов», преемников, разделивших между собой державу Великого Александра. Греческий спорт, театр, художественные вкусы, греческие гетеры и половые извращения (при этом явно в меньшей степени греческие философия и наука) стали субстратом для этой новейшей элиты отщепенцев, космополитов античности. Такой путь разложения империи по своей сути противоположен курсу на самоподдерживаемые и развивающиеся империи, осуществляющие планомерную экспансию, при этом, как правило, принципиально сохраняющие культурное разнообразие и веротерпимость своих частей (такими были империя Чингисхана, Византия и Россия). В этом смысле государство Александра Македонского являлось недо-империей, квази-империей, порождавшей феномен, противоположный имперскому духу. (О типах империй и феноменологии их развития см. доклад Изборскому клубу «Всплывающая империя» (Изборский клуб, 2015, №2)). Так же и «империя» императора Наполеона, толком не успев ещё проявить весь свой потенциал, обладала подобными деградационными задатками. Это обусловлено тем, что постреволюционная Франция была направляема во многом тайными обществами Западной Европы, инспирировавшими французскую революцию 1889 года и последовавший за ней бурный эмансипационный «прогресс». Наполеон с его попыткой запустить альтернативный, мифотворческий проект управления историей выглядит на их фоне как некий эпизод, нелогичное завихрение событий, «бунт сильной личности» перед наступлением эпохи тотальной власти капитала, силы обезличивающей и отчуждающей.

 

Илл. Жан-Леон Жером, Поль Деларош. "Мемнон и Сезострис", 1856.

Публикация: Изборский клуб №7-8 (93-94)

 

https://zavtra.ru/blogs/volya_k_mifu_i_volya_k_imperii_doklad_izborskomu_klubu

 

01.08.2021 Капитализм, антикапитализм и судьбы мира: жизнь и смерть самой загадочной системы в истории человечества и её антипода.

 

Авторский доклад Изборскому клубу Андрея Фурсова

Здесь текст работы А.Фурсова представлен в расширенной, журнальной редакции («Изборский клуб», 2021, 7-8) более полной по сравнению с публиковавшейся в газете «Завтра» версией.

Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны
Будто листья в ноябре…
Сколько их! Куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму замуж выдают?
Александр Пушкин

 

Всё смешалось в общем танце,
И летят во все концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.
Николай Заболоцкий

 

Я смотрю в темноту, я вижу огни,
Это значит, где-то здесь скрывается зверь.
Он, я знаю, не спит, слишком сильная боль,
Всё кипит, всё горит, пылает огонь.
Я даже знаю, как болит у зверя в груди,
Он идёт, он хрипит, мне знаком этот крик.
Я кружу в темноте, там, где слышится смех,
Это значит, что теперь зверю конец.
Вячеслав Бутусов

 

Нам нравится эта работа —
называть вещи своими именами.
Карл Маркс

 

От автора

Почти два года назад в Университете Белькент (Анкара, Турция) я прочёл лекцию Capitalism: The Terminal Crisis of the Most Enigmatic System («Капитализм — терминальный кризис самой загадочной системы»), исходно написанную на английском языке. Несколько месяцев назад в Сети появился видеоролик, где диктор читает этот текст. По сути — это документальный фильм с видеорядом, подобранным под содержание лекции. С тех пор я получил немало писем с просьбой сделать русский перевод и опубликовать его. Однако недаром Марио Пьюзо заметил: Rewriting is a whole secret to writing, в вольном переводе: переделывание текста — это написание нового текста. Так оно и вышло: появился новый большой текст. Он посвящён жизни и смерти капитализма, огромной роли в первой и второй системного антикапитализма — СССР, социалистического лагеря, и развёртывающейся на наших глазах терминальной фазе кризиса капсистемы, в ходе которой её хозяева пытаются ускорить катастрофу, чтобы перезагрузить Историю нужным им образом и стать властелинами не просто нового мира, но ни много ни мало — эволюции человечества. Текст 2019 года обновился и увеличился, поскольку за два года мир изменился кардинально; агония капитализма приобрела коронабесную форму, на очереди — климатобесная, а то мерзкое, что вылезает из него как Чужой в известном фильме, всё больше напоминает биоэкотехнофашизм.

I

Ниже излагаются довольно простые вещи. Проблема, однако, в том, что иногда простые вещи кажутся сложными. Причин как минимум две. Во-первых, люди в массе своей стараются жить в комфорте — не только материальном, но и интеллектуальном. Комфортно жить в привычной картине мира — в мире знакомых понятий, образов и схем. Даже если картина не вполне соответствует реальности, нарушение привычного антуража чаще всего вызывает дискомфорт, а порой и боязнь любых «сложных картин», хотя на деле «сложностью» нередко тут оказывается то, что является куда более простым, чем все прежние устоявшиеся картины.

Во-вторых, мы живём в ситуации «двойного разрыва». Обществоведческая наука всегда отстаёт от обществоведения, а в периоды быстрых изменений, как ныне, этот разрыв увеличивается до 15–25 лет. В свою очередь, образование отстаёт от науки примерно на такой же срок. Поэтому зачастую вместо реальности мы видим перед собой картину мира 30–40-летней давности, особенно это касается исторической науки. Причём ситуация эта не только наша, но и общемировая. Дело дошло до того, что на постЗападе спецслужбы взяли дело подготовки историков для своих нужд в собственные руки, не надеясь на профессорско-профанную науку с её мелко- и узкотемьем и кабинетной оторванностью от реальности. Так, Ми6 и ЦРУ вместе с историческими факультетами трёх ведущих британских университетов начали готовить историков по специальностям «историк-системщик» и «историк-расследователь», а «Пять глаз» вообще создали свой исследовательский центр.

Говоря сегодня о капитализме, который находится в терминальном кризисе, надо иметь в виду, что глобальные элиты во многом перестали скрывать свои планы, их обслуга пишет об этом открыто. Если во времена СССР идеологи буржуазии стыдливо прикрывались демократией, правами человека и т.п., то сейчас им стесняться некого, ибо, по их ощущению, никто больше не накажет «буржуина»: нет страны, откуда прискачут красные армии с мальчишами-кибальчишами, — плохиши торжествуют. Однако, похоже, радоваться им недолго — мировой кризис беспрецедентных масштабов накроет и их. В связи с этим взгляд с высоты, как сказал бы Айзек Азимов, на нынешнюю ситуацию представляется весьма уместным.

II

Термин «кризис» в наши дни стал общепринятым: говорят о кризисах экономики, мировой политики, образования, идеологии, тотальном кризисе, кризисе мировой системы. Дело, однако, в том, что мировых систем «вообще» не бывает. Они наличествуют только в определённом качестве. Такие термины, как «кризис человечества», «фазовый переход» и т.п., бессмысленны и непригодны в своей нейтральной бессодержательности и чаще всего призваны закамуфлировать тот факт, что речь идёт о кризисе капиталистической системы и её обанкротившихся хозяевах. Впрочем, сегодня накал и масштаб кризиса таков, что об исчерпанности капитализма уже заговорили высокопоставленные клерки идейно-интеллектуальной и политической обслуги глобократии — ушлые Ж. Аттали, К. Шваб и даже А. Меркель.

А что мы знаем о капитализме? На первый взгляд — всё, капитализм кажется самой простой системой для анализа, все её характеристики можно выразить, казалось бы, количественно: валовой национальный продукт, валовой внутренний продукт, доход на душу населения. Всё открыто, никакой тайны! В отличие от кажущихся загадочными обществ Древнего Египта, Древнего Китая, Древней Индии, майя, догонов и др. На самом деле именно капитализм — самая загадочная система в истории человечества, поистине уникальная. Капитализм обладает как минимум семёркой черт, которые резко отличают его от всех других социальных систем. Возможно, кому-то это перечисление покажется скучным, но без него мы вряд ли поймём, чем является капитализм, что происходит сейчас в мире и чего ждать. Итак.

Во-первых, капитализм — единственная система мирового масштаба, его производственные и рыночные отношения охватывают планету в целом. Все докапиталистические системы были локальными, хотя этот локус мог охватывать огромное пространство.

Во-вторых, капитализм — единственная социальная система, которая существует в трёх технических формах: доиндустриальной, индустриальной и гипериндустриальной. Не технология (элемент) определяет капитализм (целое), а капитализм как система диктует логику развития технологии и техники.

В-третьих, капитализм — единственная система, которая создаёт формы, качественно отличающиеся от неё. Речь идёт о таких докапиталистических формах, которые создаются самим капитализмом и в его интересах там, где до него их не существовало. Это плантационное рабство на юге североамериканских колоний и островов Карибского бассейна, квазифеодальные латифундии в Южной Америке и др. Капитализм создаёт их в соответствии с логикой своего развития, поэтому его мировая система — не гомогенно капиталистическая, а многоукладная.

В-четвёртых, капитализм — единственная система, которая может существовать как в «положительной» (капитализм), так и в «отрицательной» (системный антикапитализм — СССР, соцлагерь) формах.

В-пятых, капитализм — единственная социальная система, создавшая уникальные формы по сравнению как с прошлым, так и, по всей видимости, с будущим. Именно капитализм создал такие феномены, как частная собственность, государство, нация, наука, идеология. Предвижу удивление и недоумение: как? а разве Древний Египет не государство? Разве у вавилонских жрецов не было науки? А что, индийцы — не нация? В Древнем Риме не было частной собственности? Мой ответ на все эти вопросы — категорическое «нет». Внешнее сходство ни о чём не говорит: акула, ихтиозавр и косатка внешне похожи — хищники, живут в одной и той же среде — водной, однако все они относятся к разным классам живых существ.

Что касается частной собственности, то она предполагает наличие частного лица в качестве субъекта. Реально частная собственность «расцветает» только на «трупе» феодализма, при появлении действительно частных лиц. Пьесы Шекспира об Англии XV–XVI веков — как раз о таких трагических судьбах частных лиц, рвущих коллективную пуповину и торящих свой путь (часто неправедный).

Если государство (lo stato, l’état, der Staat, the state) определять как форму социального насилия, отделённую от производственных отношений и легально ограниченную определённой территорией, то нечто подобное существовало (и могло существовать) только в буржуазном обществе. При феодализме внеэкономические отношения, социальное насилие были исходно встроены в производственные отношения, были их сутью. В этом случае, естественно, в государстве в строгом смысле слова нужды не было, так как феодальное «государство» выполняло функцию иную — организацию иерархии господ. Поэтому Маркс называл такой порядок власти «религиозным государством» — в отличие от «государства политического», капиталистического. Впрочем, оба эти термина несовершенны, они приблизительны, вместо них лучше «смотрятся» термины «патримония» и «государство».

Термин «нация» часто ошибочно смешивают с терминами «этнос» и «народ». На самом деле нация есть социальная форма организации этноса, «базовым кирпичиком» которой является индивид. Нация не может состоять из общин, сословий, полисов, каст, кланов, племён, которые по определению будут замыкать фокус лояльности только на себе. Неслучайно нации формируются в Европе в конце XVIII — начале XIX века, когда другие формы коллективной идентичности — общинные, цеховые — уходят в прошлое. Кстати, если взглянуть на дореволюционную Россию, то, во-первых, подавляющая масса населения (крестьяне) жили в общинах с их локальным фокусом лояльности (в качестве нации формировались дворяне и интеллигенция, что усиливало деформацию социума и ожесточало сословные отношения); во-вторых, человека определяли не по национальности, а по вероисповеданию.

В СССР педалировали развитие исторической общности, именуемой советским народом. C позиций сегодняшнего дня очевидно, что «сработала» эта общность преимущественно для русских, белоруссов и малороссов — иными словами, просто-напросто для русских в широком смысле слова, так как всё это один народ. В отличие от этого в других республиках СССР советская национальная политика реально вела к развитию местных национализмов, которые «выстрелили» в конце 1980-х и позже. Нужно помнить, что если в РСФСР перестройка постепенно набирала темп под лозунгами и знаменем антисоветизма, то на просторах СССР, даже на Украине, славянской республике, она шла ещё и под знаменем антирусскости, русофобии: «Русские, убирайтесь вон». Отделение от Союза, от Москвы подавалось как таковое не только от центра Советского Союза, но и от центра русских: антисоветизм и русофобия в республиках слились воедино, и это стало — вопреки задумке — результатом национальной политики КПСС. Исторически она стартовала как русофобия большевиков в 1920-е годы, а после сталинского поворота середины 1930-х годов как бы растворилась в республиках и затаилась, чтобы вырваться наружу в 1980-е и развиваться по восходящей практически на всём постсоветском пространстве. Что же касается нынешних русских, то процесс превращения их из народа в нацию (безо всяких «земских соборов») продолжается. Препятствий на этом пути много: и «российский» курс власти, и тот факт, что эпоха национальных государств почти прошла, и многое другое, но это отдельная тема.

Наука — это триединство эмпирических знаний, теории и, что самое важное, социальной институциональности. Рациональные эмпирические знания на Востоке и в античном мире были встроены в такие институциональные структуры, которые наукой считаться никак не могут. Наука как институт возникает в Западной Европе в ходе научной революции XVII века, связанной с потребностями развития капитализма как системы.

Иными словами, капитализм для своего функционирования требовал избыточности — качественно новых социальных форм, знаний и «вещей», которые не просто не существовали в докапиталистическом мире, но были не нужны и вредны ему.

В-шестых, капитализм как система требует появления помимо государства закрытых надгосударственных, наднациональных структур и порождает, создаёт их. Без них нормальное функционирование капитализма как системы крайне затруднительно, если вообще возможно, поскольку они снимают, разрешают одно из важнейших противоречий капсистемы. Суть в следующем. Экономически капитализм — мировая система без границ, единое целое, тогда как политически это совокупность, сумма отдельных государств, разделённых границами. В результате мы имеем тройное противоречие: между экономикой и политикой, капиталом и государством, целостностью и суммарностью.

Капитал, особенно крупный, должен решить это противоречие, выйти за его рамки: реализация его интересов, как правило, требует постоянного нарушения границ (а часто — законов) своей страны и других стран. Отсюда необходимость в наличии особой, «корректирующей» эту ситуацию организации (или организаций) — надгосударственной, закрытой и, желательно, имеющей свой идейный комплекс, причём нередко он оказывается оккультным. Внешне эти структуры выглядят как заговор («конспиро»), однако по сути это чистая политэкономия капитализма, реализация его законов на мировом уровне. Верхушка господствующего класса капсистемы исходно формировалась как наднациональная — североатлантическая, и конспироструктуры были в такой же степени её порождением, как и фактором, порождающим её (ср. аналогичное отмеченное Марксом диалектическое соотношение рынка и капитализма). Таким образом, капитализм — это не пара «капитал–государство», а треугольник «капитал — государство — наднациональные структуры мирового согласования и управления». Именно последние обеспечивают и реализуют целостные и долгосрочные интересы капиталистической системы.

Каждый этап развития капсистемы порождал принципиально новые закрытые конспироструктуры. При этом старые начинали играть вспомогательную роль как для новых, так и для самого государства. Сначала это были масонские структуры, в последней трети XIX в. сформировались общества типа Geheimes Deutschland в Германии и Родса–Милнера в Великобритании. В послевоенный период появились Бильдербергский клуб и намного более серьёзные Siecle («Век») и сыгравший большую роль в разрушении СССР Cercle («Круг»), затем были созданы формально открытые организации с «двойным дном» — Трёхсторонняя комиссия, Римский клуб.

В-седьмых, и это, пожалуй, самое важное отличие капитализма от докапсистем, он — единственная система, развитие которой в значительной степени приобретает проектно-конструкторский характер, ход истории приобретает в значительной степени направляемый, а порой управляемый характер. Подчеркну: «направлять» не значит автоматически «управлять», результаты оказываются зачастую далёкими от планов проектировщиков и действий «конструкторов». Недаром Г. Киссинджер как-то заметил: «…история — это рассказ о провалившихся планах, несбывшихся чаяниях и надеждах, которые либо не оправдались, либо обернулись чем-то совершенно иным». Действительно, например, те, кто в России и за рубежом планировали февральский переворот 1917 г., не думали, что вызывают октябрь; те, кто полагал, что Гитлер раздавит СССР и из Лондона науськивали его на восточного соседа, не ожидали, что в результате всего этого их империя развалится, а СССР выйдет из войны победителем и сверхдержавой. Это и есть то, что Гегель называл «коварством Истории». И тем не менее Киссинджер не случайно употребил слово «план» — в частности, вся его деятельность в государственных и закрытых наднациональных структурах как раз и была планированием, проектированием истории, и, надо признать, на нашу беду, многое получилось.

Сказанное выше не означает, что до капитализма не было групп, которые пытались влиять на ход исторического развития. Например, тамплиеры тщетно пытались создать нечто вроде Евросоюза — идея была преждевременна, не было средств, которые появились только при капитализме. Проектно-конструкторская деятельность требует нескольких условий. Это:

1) Организация, которая может ставить, планировать, готовить, реализовывать на практике (конструировать, осуществлять исторический социо- или геоинжиниринг), т.е. решать долгосрочные («игра вдолгую») широкомасштабные задачи (перевороты, войны, революции и т.д.);

2) Адекватный объект («вещество») манипуляции посредством геоисторического инжиниринга;

3) Финансовая база («энергия»), обеспечивающая контроль над людьми — власть и собственность;

4) Контроль над духовной сферой (информпотоки, верования, ценности и т.п.), особенно на верхнем и среднем уровнях общественной пирамиды;

5) Эксклюзивная структура рационального знания, принадлежащая только верхам; с её помощью, с одной стороны, анализируются регулярности и законы истории, социального поведения (особенно масс — «толпы»), с другой — направляются в ложное или второстепенное русло исследования так называемой независимой, или объективной, науки (результат — оформление профессорско-профанной науки для низов и середины как ширмы изучения реальных процессов, реальной картины мира).

Закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления (они же — конспироструктуры) как раз и являются тем типом структур, которые отвечают перечисленным выше характеристикам. В конце 1870-х годов Маркс заметил, что если бы он заново писал «Капитал», то аналитически начал бы не с товара, а с государства. Я бы сказал так: если сегодня писать (или переписывать) «Капитал», то начинать нужно уже не с государства, а с закрытых наднациональных структур. И дело не только в том, что эти структуры «второго» (закрытого) контура на рубеже XIX–XX вв. превратили партии, парламенты и т.д. («первый», открытый контур) в свои функции, они уже задолго до этого выражали целостные и долгосрочные черты развития капсистемы, верхушки её господствующего класса как системообразующего элемента. В «руках» именно этих структур, будь то британские клубы, островные и континентальные масонские ложи, организации XIX–XX вв., оказались сконцентрированы одновременно «вещество», «энергия» и «информация» современного мира.

«Веществом», т.е. объектом манипуляции, стали массы как феномен. И хотя они вышли на арену истории в ХХ в. (точнее, элиты или их порученцы вывели их туда, с одной стороны, возглавив, оседлав некие движения, с другой — подчинившись на время их логике — вспомним, к примеру, знаменитый обращённый к толпе крик героя романа Р. Пенна Уоррена Вилли Старка «Дайте мне топор» и успех прототипа этого персонажа — губернатора штата Луизиана Хью Лонга), уже в середине — второй половине XVIII в. в городах Западной Европы оформилась в качестве социального феномена масса как сумма атомизированных индивидов — «одинокая толпа» (Д. Рисмэн). В отличие от укоренённых в малой традиции коллективностей (общин, каст и т.п.) не связанными друг с другом людьми, отсечёнными от семейных традиций, утратившими локальные ценности легко манипулировать.

В середине — второй половине XVIII в. произошла «материализация» финансовой революции XVII в., начавшейся созданием в 1613 г. (1613–1617 гг.) Standard Chartered Bank семейства Барухов и окончившейся в 1694 г. созданием Банка Англии. Последний стал мощнейшим финансово-организационным оружием Англии (с 1707 г., после соединения с Шотландией — Великобритании), которое позволило начать всерьёз выигрывать войны.

Финансы — это энергия, но не менее важна информация. Время с середины XVIII в. продемонстрировало резко возросшие роль и значение информации как оружия в борьбе различных элитарных групп. Просветительский проект «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел» (1752–1762 гг.) был первым опытом создания современного информоружия, которое, будучи изготовлено во Франции по британским лекалам, позволило в течение жизни двух поколений «перевербовать» определённую часть французской элиты в сторонники будущей революции. Революции в интересах части французской и британской буржуазии, прежде всего финансовой, а также закрытых наднациональных групп. Уильям Питт-младший, выступая в британском парламенте, открыто признал, что Великобритания потратила на организацию и стимулирование Французской революции 5 млн фунтов стерлингов — фантастическую по тем временам сумму. Уже вышло немало книг о бурной деятельности британских агентов во Франции во времена революции (1789–1799 гг.) и позже о том, как британская разведка (les hommes de Londre, les hommes de l’hombre — игра слов: «люди из Лондона, люди из тени») провоцировала во Франции большой террор и многое другое.

Итак, к середине XVIII в. в руках наднациональных групп, представленных в то время главным образом масонскими ложами, оказалось сконцентрировано управляемое «критическое вещество» массы, экспериментально «дрессируемой» потоками информации части элит, денег, энергий, благ — в самом широком смысле. Всю мощь именно закрытые наднациональные группы (на тот момент, повторю, это были масонские структуры), формирующийся буржуазный североатлантический класс обрушили в 1789–1848 гг. на государства-монархии Старого Порядка и либо сокрушили их, либо выговорили определённые условия компромисса.

В «эпоху революции» (Э. Хобсбаум) 1789–1848 гг. на Западе сформировалось триединое ядро, если угодно — трёхглавый Змей-Горыныч капсисемы: государство-гегемон (в XIX в. — Великобритания), финансовый капитал (Ротшильды, Бэринги и др.) и закрытые наднациональные группы мирового согласования и управления.

У капсистемы, разумеется, есть и другие особенности, кроме семёрки названных, однако здесь достаточно этих семи — они главные для понимания капитализма. Именно они обеспечивали его фантастический динамизм в течение нескольких столетий и очень короткую по масштабам длительности исторических систем жизнь.

III

Капитал существовал до капитализма, в той или иной форме, скорее всего, будет существовать и после него. Но так же, как капиталистическая собственность не сводима к капиталу, так же и капитализм как система — это не просто и не только безудержный триумф капитала, реальность сложнее. Капитализм можно определить так: это сложная социальная система, которая обеспечивает постоянное накопление капитала (развитие во времени) и его экспансию, позволяющую поддерживать и увеличивать норму прибыли (пространственная характеристика), и которая в то же время ограничивает капитал в его целостных и долгосрочных интересах. Без этого ограничения и его средств в виде государства, гражданского общества и его структур, политических партий, формально представляющих различные слои, системы массового образования и др. — без всего этого капитал, предоставленный самому себе, сожрал бы и самого себя, и общество, и биосферу. Ну а арбитром между капиталом и его «ограничителями» выступали закрытые наднациональные группы.

Вся история капитализма — это борьба капитала с социальными ограничителями за то, чтобы избавиться от них, за охват капиталом всей капиталистической собственности. Именно эта борьба по типу циркового номера «борьбы нанайского мальчика с медведем» является одним из моторов развития капитализма. Победа одной из сторон означает конец номера — и капитализма. Успех капитала на этом пути означал бы демонтаж капитализма за ненадобностью как системы, отработавшей своё, поэтому конспироструктуры не позволяли этому процессу выходить за определённые рамки. Однако на рубеже 1960–1970-х годов их позиция несколько изменилась. Во-первых, капитализм как система производства и производственных отношений подошёл к пределу своих возможностей. Дальнейшее его развитие усиливало, особенно при наличии системного антикапитализма в лице СССР и соцлагеря, контрагентов капитала, прежде всего, промышленный рабочий класс и связанные с промышленностью и государством сегменты среднего слоя. Надо помнить, что капитализм — это, прежде всего, система производственных отношений, а не просто деньги или богатство, как полагали представители вульгарной буржуазной политэкономии. Они тупо отождествляли капитал(изм) с денежным, торговым капиталом, находили капитализм всюду начиная с Древнего Востока и Древнего Рима, не говоря уже о средневековых городах, таким образом увековечивая капитализм. В основе капитализма как системы лежат не деньги, они лишь опосредуют (выполняя при этом пять функций) обмен рабочей силы на овеществлённый труд, который при этом реализует себя как самовозрастающая стоимость.

Проблемы именно со «второй стороной» производственных отношений капитализма, рост её политического значения в условиях дальнейшего развития индустриальной системы (именно так, а не просто из-за некоего предела, достигнутого индустриальным производством, — это было важным, но не главным) заставил закрытые наднациональные группы скорректировать свою позицию по «ограничителям» и начать — вместе с капиталом — их демонтаж (см. доклад «Кризис демократии», написанный по заказу Трёхсторонней комиссии). Одновременно было начато торможение научно-технического прогресса и промышленного развития, т.е. развития реальной экономики; упор был сделан на развитие финансового капитала, и это была первая причина, скорректировавшая позицию конспироструктур. В XIX — начале XX в. финансовый капитал, по сути, господствовал над промышленным. Две мировые войны и период послевоенного восстановления (т.е. эпоха 1910–1960-х годов) изменили ситуацию: началось контрнаступление промышленного капитала, у которого появился объективный союзник — СССР.

Советский фактор был второй, не менее важной причиной изменения позиций наднациональных групп по отношению к демократическим ограничителям капитализма и научно-техническому прогрессу; отсюда — вдруг возникший упор на экологизм, «пределы роста», сокращение населения — короче говоря, неомальтузианская повестка дня, переход к финансиализму. Успехи СССР, с одной стороны, сам факт его существования как антикапиталистической альтернативы, с другой стороны, ограничивал возможности «хозяев мировой игры» по коррекции и демонтажу (сначала частичному) капитализма: это означало бы признание исторической правоты СССР, соцсистемы. А потому реализация нового проекта мировой верхушки — ультраглобалистско-экологического демонтажа капсистемы — требовала уничтожения СССР или его поглощения капсистемой, что, впрочем, одно и то же. Тем не менее ползучий демонтаж капсистемы постепенно развивался ещё при существовании СССР. В результате этого процесса нанесения «ударов по штабам» ограничителей с конца 1970-х годов политика постепенно превращается в замысловатые комбинации административной системы и шоу-бизнеса, государство «тает», массовое образование стремительно разрушается, гражданское общество «скукоживается».

В отношениях капитала и его «ограничителей» возможны несколько исторических вариантов. Например, хрупкое равновесие, как это было свойственно классическому буржуазному обществу. Был и другой вариант, который можно было увидеть в системном антикапитализме соцстран: «ограничители» подчиняют капитал и уничтожают его. Наконец, вариант, который мы «во всей красе» увидели на Западе после разрушения Советского Союза: демонтаж «ограничителей» мировой верхушкой самого капитализма и изменение самого капитала, его превращение во властесобственность социально-информационных платформ, контролирующих уже не столько материальные, вещественные факторы производства, сколько невещественные — социальные сети (поведение) и информационную сферу. Этим «контролёрам»-монополистам капитал как таковой, по сути, уже не нужен: симбиоз фондов, банков и платформ конституирует и новую власть — посткапиталистическую, — и новый строй. Пропагандистски это подаётся как распространение капитализма на всех жителей планеты — в виде инклюзивного («включающего») или стейкхолдерского (противостоящего акционерному) капитализма. В действительности же это ширма процесса лишения нижних 75% общества того немногого, что у них есть, — кого-то небольшой частной собственности, а кого-то личной (квартиры, машины и т.д.). Речь, таким образом, идёт об экспроприации тех, у кого ещё осталось что-то «овеществлённое», — малого и среднего бизнеса. Если «на входе» в капитализм имела место экспроприация земельной («созданной» природой) собственности (огораживания, первоначальное накопление капитала крестьян), то на выходе — тоже экспроприация, только уже вещественной (созданной трудом) собственности среднего слоя, экспроприация, которая этот слой уничтожает.

На «входе» в капитализм массовых собственников земли нужно было лишить её, чтобы те, оставшись собственниками лишь своей рабочей силы, были вынуждены стать объектом эксплуатации собственников капитала. На «выходе» массовые мелкие собственники капитала должны лишиться его, чтобы стать объектом эксплуатации тех, кто контролирует ставшие главными социальные и духовные (информационно-психологические) факторы производства.

Как это ни парадоксально, капитализм исчерпал себя, охватив всю планету, т.е. выполнив свою социогенетическую программу, победив. Вековая динамика капитализма была такова, что он всегда нуждался в наличии некапиталистических зон. Каждый раз, когда мировая норма прибыли падала, капитализм вырывал из некапиталистической зоны ту или иную часть и превращал её в капиталистическую периферию — зону дешёвой рабочей силы и источник дешёвого сырья. Мировая норма прибыли восстанавливалась, а потом и вовсе вырастала. Этим, в частности, объясняется рваный ритм колониальной экспансии, рывки которой происходили каждый раз, когда снижалась мировая норма прибыли. Однако к концу ХХ в. капитализм исчерпал планету. Соцлагерь стал капиталистическим, появились обширные зоны полубандитского и просто бандитского капитализма. В Китае существующий строй — «социализм с китайской спецификой», в равной степени его можно назвать «капитализмом с китайской спецификой», суть нынешней «китайской системы» от этого не изменится.

Некапиталистические зоны практически упразднены, теперь капитализму больше некуда сбрасывать противоречия, больше неоткуда подпитываться, экстенсивный путь заказан. А на пути интенсивного — подорванные, но всё же сохраняющиеся институциональные ограничители и огромный массовый слой мелких буржуа, которых эти ограничители, пусть худо-бедно, но как-то защищают. Значит: долой ограничители, долой мелкий и средний капитал, долой лишнее население, а основная масса оставшихся должна меньше потреблять, меньше перемещаться — не только между странами, но и внутри стран. Их нужно закрепить локально. Для этого нужны экстраординарные меры, обнуляющие последние остатки, пережитки классического Запада в нынешнем постЗападе, носителем которых является социально, культурно и расово этнически белое население. Манифест киллеров, а точнее — могильщиков капитализма и западной цивилизации, написанный в 2020 г. высокопоставленным клерком на службе мировой верхушки К. Швабом в соавторстве с Т. Маллере, так и называется — «Великое обнуление» (или «Великий сброс» — The Great Reset). «Великое обнуление» — это попытка таким образом оформить терминальный кризис капитализма, чтобы создать максимально выгодные условия для новых хозяев, господ посткапитализма, и сформировать готовую для нового типа эксплуатации и контроля человеческую массу.

Терминальный кризис капитализма — логический системный результат его развития. А вот то, какие формы он примет и каким будет посткапиталистический строй, — это определяется логикой борьбы исторических субъектов. В целом же нынешняя ситуация есть результат не только кризиса капитализма, но и уничтожения его антипода — системного антикапитализма, СССР. Это было низким стартом терминального кризиса, но одновременно и тем фактором, который затормозил его на полтора десятилетия. Диалектика!

СССР был разрушен гибридным субъектом, состоявшим из части советской номенклатуры, ГБ и теневого «капитала», с одной стороны, и определённых сегментов мирового капиталистического класса в лице закрытых наднациональных структур, банков и спецслужб — с другой. Системный антикапитализм оказался чем-то вроде сундука (на дубе), в котором хранилась игла Кощеевой смерти капитализма. Сундук рухнул с дуба, и это стало началом конца капитализма.

В октябре 1990 г., как раз, когда в СССР прошёл «картофельный марш» десантников, я читал лекцию в Колумбийском университете (Нью-Йорк, США). Один из присутствующих ехидно спросил: «Не кажется ли вам, что колокол звонит по коммунизму?» Я ответил с ходу, по-джондонновски: «Не спрашивай, по ком звонит колокол, — он звонит по тебе». И пояснил: конец СССР будет началом конца капитализма, с этого момента, несмотря на внешний триумф, это будет вспышка перед смертью. Аудитория не согласилась с моим тезисом — не поняла, точнее, не захотела понимать. Но я оказался прав. Чтобы понять этот тезис, его суть и логику, нужно взглянуть на истоки капсистемы, её эволюцию.

IV

Чтобы лучше понять, как мир пришёл к нынешнему деградационно-деструктивному состоянию, нужно хотя бы кратко осветить основные этапы истории капиталистической системы, их отличие друг от друга.

Генезис (не путать с ранней стадией — как говорил Гегель, когда вещь начинается, её ещё нет) капитализма приходится на середину XV — середину XVII вв., условно 1453–1648 гг., т.е. на бóльшую часть третьих «тёмных веков» Европы. Генезис — это время, когда новый исторический субъект формирует систему и с её помощью — самого себя; как только он уступает пальму демиургства системе, генезис окончен, начинается ранняя стадия. Таковая стадия капитализма длится с 1650-х по 1780-е годы. Это — доиндустриальный капитализм, причём главными операторами мирового и внутреннего рынков выступает не только и даже не столько буржуазия, сколько землевладельцы, монархо-аристократические семьи и др., внешне кажущиеся «пережитками феодализма»; на самом деле — это явления постфеодальной эпохи середины XV — середины XVII вв.

В последней четверти XVIII в. тремя революциями — промышленной в Англии, политической во Франции и духовной (философской) в Германии — стартует зрелая фаза капсистемы, продлившаяся до 1910-х годов (условно «на вкус» — 1914 г. или 1919 г.). За это время, пережив структурный кризис («водораздел») 1789–1818 гг. и выйдя на оперативный исторический простор, капитал(изм) обрёл не только адекватную ему производственную базу — индустриальную, но также оформил свой «невещественный» антураж: властные, идеологические, национальные и другие формы. Посредством масонских буржуазных революций (по идейной сути они были иллюминатскими) буржуазия Запада превратилась в главного оператора мирового рынка и стала Капиталистом с большой буквы, Главным буржуином, либо отодвинув хозяев раннекапиталистической эпохи, либо, что было чаще, пойдя с ними на компромисс. «Масонские революции» были буржуазными по результатам и целям, однако ударной силой их были вовсе не буржуазия и не пролетариат, а наёмные работники докапиталистического типа, мелкие торговцы и ремесленники — как раз те слои, над головами которых должны были сомкнуться волны буржуазного прогресса, революция была их «предсмертным рёвом».

Победа триколорных революций означала огосударствление масонства и завершение восходящей линии его развития. В «длинные пятидесятые» (1848–1867 гг.), начавшиеся социальной революцией на Дальнем Западе Евразии и «Манифестом Коммунистической партии» Маркса и Энгельса и закончившиеся переворотом на евразийском Дальнем Востоке («реставрация Мэйдзи» в Японии) и первым томом «Капитала» Маркса, европейская мир-система отбросила дефис и реально превратилась в мировую систему — единственную, с Великобританией как гегемоном и англо-французским Западом в качестве ядра. Если мир-систем может быть несколько, то капиталистическая мировая система может быть только одна. Не случайно две другие, кроме европейской мир-системы, — русская и китайская — почти одновременно стали объектом англо-французской агрессии и посредством Крымской и Второй «опиумной» войн были превращены соответственно в полупериферию и периферию этой системы. Именно на второй стадии своего развития капитализм обрёл зрелость, его система — целостность, или, как сказал бы марксист, из способа производства он превратился в формацию. «Длинные пятидесятые» отмечены резким пространственным расширением мира капитала — Европа словно вторично переживает свой XVI в., писали по этому поводу Маркс и Энгельс.

«Августовские пушки» (Б. Такмэн) 1914 г. возвестили об окончании второй, зрелой, стадии развития капитализма. Пережив структурный кризис 1890–1910-х годов, капитализм вступил в позднюю стадию своего развития, которая завершается на наших глазах, и трудно сказать, сколько десятилетий — одно или два — ей (и капитализму вместе с ней) осталось. Поздняя стадия капсистемы, как поздние стадии большинства систем, отмечена войнами, кратким мигом «цветущей сложности вторичного упрощения» (К. Леонтьев), массовыми движениями низов («восстание масс») с их временным успехом, контратакой элит («восстание элит»), которая плавно перерастает в демонтаж системы.

С середины 1970-х годов поздний капитализм вступает в полосу кризиса. Для него это структурный кризис, для капитализма в целом — системный. Разрушение СССР и соцлагеря с последующим их разграблением позволило отодвинуть кризис на полтора десятка лет, однако в 2008 г. он явился, а в 2017–2018 гг. терминальная стадия стала явной. 2020 год с его коронабесием и «официальным» объявлением мировой верхушкой обнуления прежней истории и — де-факто — прежней, т.е. капиталистической системы, лишь зафиксировал это жирной чертой. Системный кризис, тем более в терминальной стадии, это в то же время начало генезиса новой системы, одни черты которой различимы уже сейчас, другие отбрасывают тень, а третьи поддаются вычислению — но это отдельная тема.

Притом что на всех стадиях развития капитализма его системные политэкономические законы играют определяющую роль, соотношение, комбинация и субординация экономической и политической их составляющих были различны на разных исторических этапах. Особенно очевидно различие между ранней и зрелой стадиями, с одной стороны, и поздней — с другой. На первых двух экономические законы лихо управляли политическими, лишь изредка подстраиваясь под них. С поздним капитализмом вышло иначе.

Во-первых, к концу XIX в. мир оказался поделённым, последним аккордом дележа стала «схватка за Африку» (scramble for Africa). Дальнейшая экспансия в пространстве, без которой нормальное развитие капитализма невозможно, требовала уже не войн «ядра» капсистемы со «слабаками» периферии — их и так практически всех нагнули, — а выяснения отношений внутри самого «ядра» (Британская империя и республиканская Франция, она же колониальная империя, против Германской империи) и «ядра» — с полупериферией, представленной Австро-Венгерской и Российской империями. То был неизбежный сценарий для капитализма, вошедшего в стадию империализма.

Мировая война 1914–1918 гг. зафиксировала то, что отныне мотором развития капсистемы будет военно-политический фактор, а сам механизм развития будет таков: война разрушает, стирает часть военно-промышленного комплекса «ядра» и полупериферии, и их послевоенное восстановление становится двигателем развития мировой экономики на два десятка лет, т.е. почти на время жизни целого поколения. В 1920-е и особенно в 1930-е годы именно восстановление советской и германской экономик, их рывок с помощью американского и в меньшей степени британского капиталов не только вытащил мировую экономику из кризиса (и позволил многим подготовиться к новой войне), но и стал основой её развития. Аналогичным образом восстановление в 1945–1965/1975 гг. разрушенных войной советской, германской, итальянской и японской экономик породило соответственно четыре послевоенных «экономических чуда» и обусловило небывалый рост экономики в период, который французы с лёгкой руки Жана Фурастье назвали «славным тридцатилетием» (les trentes glorieuses).

Во-вторых, политический фактор работал и иным образом: само существование почти весь ХХ век системного антикапитализма в виде СССР, а с рубежа 1940–1950-х годов — соцлагеря заставляло буржуазию государственно-политическими методами «прогибать» экономические законы капитализма, придавая ему нехарактерный для него социальный облик.

В-третьих, ХХ век был временем «восстания масс», 1920–1960/70-е годы — это всемирная «эпоха простонародья», характерная для большинства поздних стадий в истории всех систем. В позднем капитализме на это общее правило работали давление промышленного капитала на финансовый в ядре капсистемы, логика борьбы западных плутократий с нацизмом и фашизмом, потребовавшая мобилизации демократического потенциала буржуазных обществ и, конечно же, существование соцлагеря и наличие в его руках вплоть до середины 1970-х годов исторической инициативы.

Показательно и симптоматично, что к середине 1970-х годов одновременно закончились «экономические чудеса», выдохлось «восстание масс» и началось «восстание элит» (К. Лэш), ну а СССР утратил историческую инициативу, войдя в структурный кризис. Именно в это время мировая верхушка всерьёз задумалась о демонтаже капсистемы. Её действия развивались по трём направлениям. В рамках первого решались две главные задачи.

Первая. Мировая верхушка попыталась затормозить промышленный рост и научно-технический прогресс. В этом случае на первый план опять выходил финансовый капитал, подрывались экономические позиции рабочего класса ядра, связанной с госсектором части среднего слоя и ослаблялось само государство перед лицом банков и транснациональных корпораций. «Фабрикой мысли», обосновавшей процессы постепенной деиндустриализации ядра, был Римский клуб (1968 г.), созданный по инициативе Рокфеллеров. Уже в первом докладе Римскому клубу с характерным названием «Пределы роста» (1972 г.) была выдвинута концепция «нулевого роста» (zero growth), т.е. экономический рост тормозился политическими средствами именем борьбы за сохранение природной среды. В неомальтузианском по своей сути докладе ставились также задачи сокращения населения планеты и потребления.

Для реализации неомальтузианской программы Римского клуба необходимо было решить две задачи. Первая — создание тревожно-пессимистического фона и настроя вместо почти безудержного оптимизма 1960-х годов. В связи с этим Тавистокский институт, расположенный на юге Англии в мрачных дартмурских болотах, где разыгрывалась драма конан-дойловской «Собаки Баскервилей», получил задачу «вычистить культурный оптимизм 1960-х» (to stamp out cultural optimism of the sixties); в этом же направлении работала смена научной фантастики на фэнтези. То был культурно-психологический фон контрнаступления финансового капитала на промышленный. Результаты не замедлили сказаться: уже в 1980-е годы финансовый капитал взял реванш у промышленного. В той же Великобритании, как заметил автор бестселлера «Истеблишмент» О. Джоунз, которого нередко называют «новым Оруэллом», сам тэтчеровский истеблишмент олицетворял победу финансового капитала над промышленным. Более того, сама Тэтчер своим поведением постоянно выказывала пренебрежение к промышленности и промышленникам. Если на конференциях банкиров Сити, проводившихся несколько раз в год, она всегда старалась присутствовать, то съезды Конференции британских промышленников либо игнорировала, либо демонстративно молчала на них. Дубоватая «Мэгги» вообще плохо контролировала негативные эмоции, будь то по отношению к промышленникам, простому люду или королеве Елизавете. Именно отношения с последней, точнее faux pas («ложный шаг») с Энтони Блантом (вскрытый пятый участник кембриджской «пятёрки»), родственником королевы, подвёл черту под политической карьерой «мещанки», как называл её Ким Филби и не только он.

Внедрение электронной торговли ещё более упрочило позиции финансиализма, поощряя его буйство. Аналогичные процессы, хотя и несколько иначе, шли в рейгановских США. Однако и там промышленность, как заметил всё тот же Джоунз, начала загнивать, темпы роста производительности труда в промышленности снизились, уменьшилось число прорывных изобретений и нововведений, особенно по сравнению со шквалом таковых первой половины ХХ в. Мобильный телефон, интернет и персональный компьютер — вот, собственно, и всё, чем может похвастать эпоха «восстания элит».

Вторая задача первого направления была сложнее — нейтрализация СССР и по возможности втягивание советской верхушки в глобальные проекты Римского клуба, реализация которых объективно лишала Советский Союз исторической инициативы, а затем и перспективы. Советская верхушка клюнула, и закончилось это через полтора десятилетия горбачёвщиной.

Вторым направлением главных ударов в развёртывающемся контрнаступлении мировой верхушки стало растущее давление на рабочий класс и средний слой ядра. Конкретными формами стали тэтчеризм в Великобритании и рейганомика в США, «планировщики» использовали эти «стратегии» для ухудшения экономических и политических позиций групп-мишеней. Ещё хуже пришлось средним слоям полупериферии: в 1980-е годы Запад снёс ориентированный на госсектор средний слой Латинской Америки и наиболее развитых стран Африки — таких, как ЮАР и Нигерия.

Как и у торможения промышленного и научно-технического развития, у «восстания элит» было идейное обоснование. Его обеспечила созданная в 1973 г. (опять же под эгидой в основном Рокфеллеров) новая структура — Трёхсторонняя комиссия. По её заказу в 1975 г. три автора, представлявшие и символизировавшие США (С. Хантингтон), Европу (М. Крозье) и Японию (Дз. Ватануки), подготовили доклад «Кризис демократии». В нём утверждалось, что главную опасность для политического строя Запада (читай: для сохранения власти и привилегий североатлантической верхушки) представляет не Советский Союз, не внешний фактор, а внутренний — избыток демократии на самом Западе. В связи с этим предлагалось начать вносить в массы определённую дозу социальной апатии и разъяснять, что наряду с демократией важны также опыт (expertise) и «высокий статус» (seniority — можно также перевести «старшинство»), а сама демократия — это не столько ценность, сколько политическая технология. Классовые смысл и содержание документа очевидны: то была идейная артподготовка для контрнаступления элит, для их реванша над простонародьем, социальной мести за полвека его успехов.

Третье направление было связано с мировым оплотом простонародья — с СССР. Без его нейтрализации реализация двух первых направлений со всеми их задачами была крайне затруднительна, если вообще возможна. Мировая верхушка предложила Советскому Союзу несколько «аттракторов» (по сути — ловушек):

1) Сотрудничество в области экологии на планетарном уровне;

2) Совместное осуществление управления глобальными процессами (global governance);

3) Организация подъёма цен на нефть посредством конфликта (арабо-израильского) на Ближнем Востоке;

4) «Лунная сделка» — признание советским руководством успеха первого американского «прилунения» в обмен на ряд финансово-экономических преференций;

5) Политика «разрядки напряжённости» (детант, détente) — передышка, необходимая, прежде всего, США, оказавшимся на рубеже 1960–1970-х годов в крайне тяжёлом экономическом и политическом положении.

Как убедительно показал российский экономист А. Саломатин, в 1968 г. США перестали быть экономически самоподдерживающимся комплексом (это тоже позволило финансовому капиталу перейти в наступление против промышленного — коррелят наступления элит на массы). Иными словами, США проиграли экономическую гонку Советскому Союзу, отсюда — инициативы Римского клуба и «разрядка». Подчеркну: не СССР выиграл, а США проиграли. Однако советское руководство этот факт не осознало, а заинтересованная в интеграции в капсистему часть номенклатуры и всегда выступавшая её союзником агентура влияния Запада сделали всё, чтобы его затушевать. Как написал Саломатин, на тот момент в советском руководстве не было гениального бухгалтера вроде Сталина. Впрочем, хватило бы просто опытного бухгалтера, но в брежневском руководстве и такого не нашлось. А вот в китайском руководстве нашлось.

Китайцы оценили свой шанс моментально. К концу 1960-х годов британцы уже неплохо продвинулись в (вос)создании невидимой финансовой империи via Сингапур и юг Китая. Однако, с одной стороны, китайцы не забыли унижения «опиумных» войн и договорных портов, с другой — они не любители складывать все яйца в одну корзину. Воспользовавшись аховой ситуацией американцев, они протянули им руку: «У вас не хватает трудовых ресурсов, а у нас их много; так дайте нам прогрессивные технологии — мы всё сделаем!» Чтобы заслужить доверие США, Китаю пришлось устроить провокацию на Даманском (1969 г.), а спустя десять лет (американцы долго «раскачивались») разыграть спектакль трёхмесячной войны с Вьетнамом. Для США КНР была важна не только экономически, но и политически — как «карта», которую можно разыграть против СССР. Результат: США вкладываются в Китай, где стартуют реформы Дэн Сяопина как средство «примагнитить» американский капитал.

Любому внимательному наблюдателю было ясно: со временем США выберутся из затруднительного положения и перейдут в контрнаступление (как писал А.Е. Едрихин-Вандам, хуже вражды с англосаксом может быть только дружба с ними), поэтому нам надо было если не «уронить» их, то постоянно сбивать дыхание. Однако советское руководство полагало, что ядерное оружие и нефть настолько весомые факторы, что обеспечат уважительное отношение к нему со стороны североатлантических элит и те пустят советскую номенклатуру за мировой стол на равных. Это было колоссальной ошибкой. Впрочем, за этой ошибкой стояли сытая недальновидность той части советской верхушки, которая стремилась к стабильности («застою») не только в стране, но и в мире, и сознательный курс тех, кто хотел «войти в Запад».

Основой этого стремления первых и вторых, обусловившей тот факт, что советское руководство ответило буржуинам на их предложения «да», были серьёзные социальные, властные и идейные («мировоззренческие») изменения в советском обществе, прежде всего, в его системообразующем элементе — верхних и средних сегментах партноменклатуры и КГБ.

V

Суть в следующем. Будучи отрицанием капитализма по линии производственных отношений, СССР, «реальный социализм» в качестве производственной основы имел типологически ту же систему производительных сил, что и капитализм — индустриальную, только менее качественную, несмотря на все достижения. Чтобы превратиться из системного антикапитализма в посткапитализм (то, что официальная идеология называла «коммунизмом», а Стругацкие — «Миром Полдня»), нужно было решить три задачи:

1) Создать принципиально новую систему управления как необходимого условия создания новой системы производства, превосходящей по своей производительности индустриально-капиталистическую;

2) Создать принципиально новую, более мощную и одновременно более дешёвую, чем газонефтяная, систему энергетики;

3) Обеспечить высокий уровень военно-технической защиты от внешнего врага («империалистического окружения») процесса реализации первой и второй задач.

Имел ли СССР в середине 1960-х годов возможности успешного решения трёх названных выше задач и рывка в посткапиталистическое будущее? Имел.

В первой половине 1960-х годов под руководством академика В.М. Глушкова была создана Общегосударственная автоматизированная система (ОГАС). Она переводила весь документооборот в электронный вид («информационное общество») и выводила столкнувшееся с непреодолимой для него сложностью экономики советское планирование старого образца на кибернетические рельсы. ОГАС открывала путь к рывку в постиндустриальное развитие.

В это же время группа учёных под руководством И.С. Филимоненко закончила работу по созданию гидролизной установки, осуществлявшей холодный термоядерный синтез (ХТЯС). Реализация этого проекта позволяла перейти к дешёвой энергии, «закрывавшей» нефтянку как дорогую и ненужную (прощайте, Рокфеллеры, Ротшильды и все-все-все).

Наконец, в середине 1960-х годов под руководством советского авиа- и космоконструктора В.Н. Челомея был совершён такой прорыв в военной технике, который, будь он реализован, оставлял США «в офсайде» на многие десятилетия, если не навсегда. Речь идёт о системе ПААКРК (подводные автономные автоматизированные контейнерные ракетные комплексы); наступательно-оборонительной системе «Закат» (имелся в виду закат США), она же — «Башмак» (аллюзия к знаменитому хрущёвскому выступлению в ООН); маневренных спутниках-перехватчиках «Космос-252», пилотируемых разведывательно-боевых платформах «Алмаз» и о многом другом.

Однако ни один из этих проектов, обещающих рывок в будущее и победу социализма в мировом масштабе, превращающегося из антикапитализма в посткапитализм, реализован не был. Его заблокировала в своих интересах номенклатура как квазиклассовая группа, сформировавшаяся в 1930–1950-е годы на основе индустриального антикапитализма и его места в международном разделении труда (т.е. места антикапитализма как системы в капиталистической системе, внутри её мирового рынка) и стремившаяся к сохранению своего положения — т.е. власти и привилегий, которое переход к посткапитализму, несомненно, изменил бы. Однако обо всём по порядку.

Что касается ОГАС, то высшая номенклатура квазиклассовым шкурным нутром поняла: в случае внедрения этой системы ей придётся подвинуться, рядом с «партократами» появятся «технократы», и именно в их руках могут оказаться многие рычаги власти. Иными словами, в случае реализации ОГАС могло на научно-технической, производственной основе произойти то, чего Сталин в 1952 г. хотел добиться политическими средствами — отодвинуть партаппарат от управления обществом, оставив ему идеологию, пропаганду и подбор кадров, а «центр силы» переместить в Совет министров.

Не менее советской верхушки была напугана западная, прежде всего американская. Спрогнозировав, что если русские полностью введут ОГАС до 1970 г., то оставят США навсегда позади, администрация президента Джонсона создала группу SRC (to stop Russian/Red code — «остановить русский/красный код»). Началось шельмование Глушкова и ОГАС как на Западе, так и в СССР. Постоянно говорилось, что ОГАС — слишком дорогая затея, а потому не стоит взваливать на нашу экономику такое бремя. Отголоски этой аргументации встречаются до сих пор. Глушков не отрицал, что ОГАС — очень дорогостоящий проект. Однако если учесть, что около 30–40% бюджета СССР, мягко говоря, «терялось», а ОГАС делал административную и экономическую систему прозрачной (это само по себе страшило хозноменклатуру — не смухлюешь), то экономия этих средств с лихвой покрыла бы все расходы на ОГАС. Но, увы, квазиклассовый интерес оказался сильнее, и к 1970 г. ОГАС спустили на тормозах. Американцы могли спокойно вздохнуть.

В начале 1967 г. комиссия ЦК КПСС признала результаты работы группы Филимоненко выдающимся достижением в области физики, медицины и биологии, а полгода спустя новая комиссия ЦК закрыла исследования, запретила Филимоненко работы по ХТЯС и изъяла техническую и экономическую документацию. Проект был не просто спущен на тормозах, а зарублен. Сработала та часть номенклатуры, которая уже была вовлечена в международную торговлю нефтью, жила предощущением от перспектив будущих прибылей и сумела очернить идею ХТЯС в глазах брежневского руководства как несбыточную. Свою роль сыграли и спецслужбисты из разных стран, под прикрытием учёных действовавшие в рамках так называемого Пагуошского движения. Парадокс, но де-факто секретоносители из каплагеря и соцлагеря ежегодно собирались для открытого (!) обсуждения проблем ядерной энергетики и Филимоненко с его ХТЯС оказывался у этого «интернационала» костью в горле. До сих пор появляются публикации не то придурков, не то, напротив, заинтересованных лиц, которые пытаются выставить Филимоненко кем-то средним между чудаком и шарлатаном. Крепко он задел какие-то структуры, потревожил их «лежбище».

Разработки В.Н. Челомея тоже не были реализованы. По причинам личного характера, а также межведомственной конкуренции их гробил недалёкий Д.Ф. Устинов, которому активно помогал Ю.В. Андропов. Противники Челомея (ну и агентура влияния Запада, конечно) воспользовались «разрядкой», чтобы заблокировать внедрение прорывной челомеевской военной техники. Аргументы были просты: зачем нам всё это, если мы договариваемся с США об ограничении вооружений? В 1969–1972 гг. работы практически по всем проектам Челомея были приостановлены, техническая документация была передана в другие конструкторские бюро и частично утеряна.

Шанс прорыва в посткапиталистическое будущее, в победу над капитализмом был не просто упущен, высшая номенклатура сознательно отказалась от него, предпочтя интеграцию в мировой рынок, т.е. в капиталистическую систему. Закопёрщиками в этом плане выступала та часть номенклатуры, которая уже функционально была вовлечена в капсистему по таким линиям, как торговля нефтью, газом, алмазами. Необходимо отметить, что часть номенклатуры, включённая в капсистему по линии торговли, пусть косвенно и функционально, но выступала передаточным звеном в эксплуатации западным капиталом той части трудящихся СССР, которые работали в сферах, создающих продукт, прежде всего, для внешней торговли. Таким образом, определённые сегменты совноменклатуры и обслуживающие её сегменты КГБ превращались в функциональный элемент западной (мировой, наднациональной) корпоратократии и были заинтересованы в расширении контактов с Западом, т.е. в интеграции СССР в капиталистическую систему. Сегменты эти количественно были невелики, однако, во-первых, как говорил Эйнштейн, мир — понятие не количественное, а качественное; во-вторых, хотя торговля сырьём и не играла в экспорте СССР такой роли, как в РФ, и преувеличивать её экономическое значение не стоит, её политические роль и значение были велики, и те, кто осуществлял её и обеспечивал по спецслужбистской линии, резко увеличивали свои властные потенции и возможности в системе. Надо ли говорить о том, что эти люди хотели «жить как на Западе»?

Противоречие советского сегмента коллег — соэксплуататоров западного капитала заключалось в следующем. Функционально они отчасти выступали как элемент капиталистической корпоратократии; субстанционально же по социальному содержанию они были номенклатурой (господствующей группой) антикапиталистической системы. Это противоречие должно было разрешиться, причём по мере интеграции части высшей номенклатуры и СССР в капсистему и превращения номенклатуры в квазикласс (это две стороны одного процесса), вероятность антисоциалистического варианта разрешения этого противоречия возрастала как объективно-системно, так и субъектно, т.е. укреплялся субъект реализации данного варианта и ослаблялся субъект собственно антикапиталистический перед лицом Запада. И на Западе это почувствовали. Неслучайно во второй половине 1970-х годов на первые роли в государствах Запада выдвинулись политики принципиально нового типа — Жискар д’Эстен, ставленник Трёхсторонней комиссии Джимми Картер и др., ориентированные не столько на диалог, сколько на прессинг в отношении СССР. Ну а в очереди уже стояли Тэтчер и Рейган. СССР же продолжал топтаться на месте. Внешнеполитически это топтание плюс избыточный старческий пацифизм привели к перехвату в середине 1970-х годов Западом исторической инициативы у СССР.

Парадокс, но моментом перехвата стала формальная победа СССР — Хельсинкская конференция 1975 г., когда Запад, по сути, официально, пусть с некоторыми «изъятиями», признал Ялтинскую систему. «Троянским конём» Хельсинкских соглашений стала их «третья корзина». Она предполагала свободный обмен идеями, людьми и товарами в качестве краеугольного камня гарантий основных человеческих свобод. Поэтому с середины 1970-х годов Запад получил законное право официально давить на подписавший эту «корзину» Советский Союз за несоблюдение тех или иных пунктов. Надежды Брежнева на то, что признание Ялтинского мира перевесит «всю эту ерунду» «третьей корзины», аукнулись стране через полтора десятка лет.

Существуют три вида аттракторов: движение вверх — прогресс, движение по горизонтали — застой, движение вниз — регресс. Советская номенклатура 1970-х выбрала горизонтальный (плоскостной) аттрактор, господствовавший, в первую очередь, в кадрах. Главная проблема горизонтальных аттракторов — в их недолговечности, так как движение всегда выискивает «лестницу» либо вверх, либо — чаще — вниз. Низовым аттрактором для СССР, для советской номенклатуры стала так называемая перестройка, которая обернулась разрушением системного антикапитализма, соцлагеря и СССР. На его месте в 1990-е годы возник кланово-олигархический — далее можно добавлять «по вкусу»: компрадорский, криминальный, коррупционный — строй, сокращённо — коКс (большое «К» отражает перечисленные выше «три в одном»), который сегодня явно переживает тяжёлый артроз, но это отдельная тема, мы же возвращаемся в 1960–1980-е годы и задаёмся вопросом: почему не только СССР был разрушен, но и весь мир сменил восходящую динамику на деградационно-деструктивную, первые «ягодки» которой мы пробуем сегодня в виде коронабесия — и то ли ещё будет. Ответы на эти вопросы во многом связаны с динамикой и диалектикой отношений капитализма и антикапитализма в мировой системе, Запада и СССР.

Октябрьская революция, в отличие от Февральской, произошла вопреки британско-французским интересам. Теоретически Запад должен был задушить СССР в 1920-е годы, однако на практике, ослабленный войной и раздираемый противоречиями, он этого сделать не смог. К тому же накал классовой борьбы у себя дома не позволял буржуинам «раззудить плечо» по поводу СССР. В 1930-е годы системно антикапиталистический СССР уже стал необходим и американцам, и даже неизменному экзистенциальному врагу России — британцам. И тех и других вкладывать средства в СССР заставил мировой кризис 1929–1933 гг. При этом у американцев был дополнительный резон. В 1929 г. директор Банка Англии Монтэгю Норман закрыл Британскую империю (25% мирового рынка) от внешнего мира (т.е. от США), и это стремление британского капитала, прежде всего Ротшильдов, придушить главного бенефициара Первой мировой стало одной из главных причин мирового кризиса. После этого главной задачей США стало разрушение Британской империи. На роль терминатора был выбран Третий рейх, который затем должен был быть сокрушён сталинским СССР. А после войны всем ослабевшим сторонам США собирались продиктовать свою волю.

Торговля с капиталистическим Западом, в которую активно включился СССР в 1930-е годы, по определению не могла быть эквивалентной, поскольку продавал СССР сырьё. Неэквивалентная торговля означает эксплуатацию населения той страны, которая находится на сырьевом «участке». Следовательно, та часть советского населения, которая создавала экспортный продукт, оказывалась косвенно эксплуатируемой западным капиталом, а номенклатура выступала как передаточное звено. Однако, во-первых, в отличие от царской России, получаемые страной средства шли не в карманы великих князей, капиталистов, помещиков и попов, а работали на благо советского народа в целом, на укрепление обороноспособности страны (поэтому СССР Великую Отечественную выиграл, а царская Россия Первую мировую проиграла). Во-вторых, как только в 1937 г. СССР добился военно-промышленной автаркии от капиталистического мира, сырьевая составляющая экспорта, а вместе с ней косвенная внешняя эксплуатация уменьшилась и системный антикапитализм резко сузил зону косвенной капиталистической эксплуатации.

В 1938 г. Мюнхенский сговор, которым следует датировать начало Второй мировой войны (парадоксальным образом это подтверждает У. Черчилль), стал попыткой создать протоНАТО для уничтожения СССР силами Германии. Однако Сталин советско-германским договором переиграл, прежде всего, британцев, чего они (да и Запад в целом) до сих пор не могут ему простить, и война пошла другим «курсом».

Во время войны СССР был нужен союзникам. Ситуация изменилась после 1945 г., когда США, имея атомную бомбу, планировали вбомбить СССР в каменный век, однако вскоре советская атомная, а затем водородная бомба (есть информация, что её первое испытание планировалось на 5 марта 1953 г., однако смерть Сталина отодвинула его почти на полгода) охладили их пыл. В связи с этим в самом конце 1940-х годов был взят курс на бессрочную борьбу на уничтожение СССР (план «Лиотэ»), первые итоги предполагалось подвести через 50 лет — в 1999 г., но управились на 10 лет раньше. Кстати, в рамках этого плана была создана группа How to make Stalin’s passing («Как сделать, чтобы Сталин ушёл») — речь шла о физическом уничтожении вождя с помощью агента из его ближайшего или околоближайшего окружения.

VI

Курс на ликвидацию СССР был стратегической и долгосрочной задачей Запада, однако в среднесрочной перспективе зона системного антикапитализма, т.е. некапиталистическая зона, была необходима для функционирования капитализма, прежде всего индустриального, как по политическим, так и, главное, по системно-экономическим причинам. Договариваясь с Советским Союзом, Запад мог решать некоторые свои проблемы в третьем мире, тем более что СССР явно отдавал предпочтение своим государственным конкретным интересам перед интересами, например, национально-освободительного движения в третьем мире (классический случай — история неосуществившейся в середине 1960-х годов структуры Триконтиненталь). Да и по поводу коммунистических и рабочих партий на Западе с СССР буржуины могли вести диалог.

В системно-экономическом плане наличие некапиталистической зоны, пусть индустриальной, было, хотя и с оговорками, тактически выгодно индустриальному капитализму, точнее, промышленному капиталу. Тем более что со сталинских времён советское руководство объективно выступало союзником именно промышленного капитала в его противостоянии финансовому. Эта «идиллия», однако, подошла к концу в середине — второй половине 1960-х годов. Во-первых, закончились послевоенные «экономические чудеса» промышленного восстановления, и так же, как перед Первой и Второй мировыми войнами, возникла проблема необходимости расширения зон господства промышленно-экономических комплексов. Только теперь, в отличие от 1914 и 1938/41 гг., их было не несколько, а два, причём, во-первых, это были принципиально разные социальные системы с принципиально разными идеологиями и мировыми проектами; во-вторых, у обеих было ядерное оружие. А потому военный вариант, особенно после опыта, которым стал Карибский кризис, был практически невозможен.

Проблема расширения индустриальной зоны значительно более остро стояла перед промышленным капиталом Запада, чем перед СССР. Дальнейшее развитие индустриального капитализма на Западе, при всё нараставшей угрозе перепроизводства товаров, требовало деиндустриализации остального мира, прежде всего соцлагеря, особенно СССР и ГДР, но с соцлагеря начинать было невозможно. Поэтому под видом борьбы за экологию Запад предложил экономическую программу фактического торможения промышленного роста «в интересах человечества» всему миру, и прежде всего — СССР. Это было сделано по линии Римского клуба; предложение было с восторгом принято, особенно той частью советской верхушки, которая стремилась «войти в Запад». Разумеется, Запад не собирался с ходу, в краткосрочной перспективе уничтожать СССР как промышленно-экономический (военно-промышленный) комплекс, это было невозможно. Но в долгосрочном проекте будущего глобального мира индустриального социализма (или тем более постиндустриального) вообще не должно было существовать — он должен был быть поглощён и растворён в доминируемом Западом глобальном мире; программа Римского клуба сохраняла высокоразвитое ядро только на Западе.

Если для промышленного капитала Запада системный антикапитализм был краткосрочно, тактически приемлем, хотя эта приемлемость в 1970-е годы становилась всё более напряжённой, то для (усиливавшегося по мере ослабления промышленного) финансового капитала, с одной стороны, и для набиравшей силы корпоратократии — с другой, для их мира — глобального по своей сути — системный антикапитализм вообще был не нужен, он не должен был существовать, причём если не в краткосрочной, то как минимум в среднесрочной (10–15, самое большее 20 лет) перспективе.

Иными словами, в результате произошедших в 1970-е годы (плюс-минус 2–3 года) изменений в капиталистической системе системный антикапитализм — с точки зрения этих изменений и сил, их воплощавших, — утратил право на существование. Причём произошло это как раз тогда, когда советская номенклатура отказалась от рывка в посткапитализм. Во-первых, она начала консервировать антикапитализм, который, несмотря на статус сверхдержавы и великолепные экономические показатели 1970-х годов, системно-исторически отработал своё, причём не только в страновом, но и в мировом плане; начиналась новая эпоха, и только превращение в посткапитализм не просто позволяло СССР сохраниться, делало адекватным ей, а превращало его в первопроходца и хозяина будущего. Во-вторых, верхушка номенклатуры усилила интеграцию СССР в капсистему: за глобально-экологической наживкой последовала политическая — детант, и её советская номенклатура тоже проглотила.

В 1982 г. в США произошло внешне незначительное, но, как это нередко бывает в истории, очень важное, с далеко идущими последствиями событие. Будучи избранным президентом США, Р. Рейган решил проверить, насколько точны прогнозы ЦРУ относительно перспектив развития СССР. В них утверждалось, что экономика СССР, несмотря на все трудности, развивается по восходящей и к концу 1990-х годов достигнет весьма высоких экономических показателей. Сходные прогнозы давала израильская разведка. Рейган распорядился создать три аналитико-прогностические группы под руководством физика М. Гелл-Мана, создателя Института Санта-Фе (SFI); социолога Рэндалла Коллинза, связанного с семьёй Бушей; Б. Боннера. Группы, работавшие независимо друг от друга, через несколько месяцев выдали практически одинаковые результаты. Они прогнозировали мощный кризис, который должен был потрясти капсистему, придя двумя волнами. Первая — в 1987–1988 гг., вторая, намного более мощная, с ощутимыми политическими последствиями во всём западном мире — в 1993–1994 гг.

Согласно прогнозам, экономика соцлагеря должна была выйти из кризиса с меньшими потерями, чем капиталистическая: в первом случае производство сокращалось на 10–12%, во втором — на 20%. Аналитики предсказывали, что на волне кризиса весьма вероятен приход к власти в Италии и Франции коммунистов (самих по себе или в союзе с «левыми»), в Великобритании — левых лейбористов; в крупнейших городах США прогнозировались мощные негритянские бунты. Разумеется, мы не должны забывать, что коммунисты Италии, Франции и Испании были те ещё коммунисты — промасоненные «еврокоммунисты» (символично, что генсек итальянской компартии Энрике Берлингуэр был сыном одного из наиболее видных масонов Италии); однако Рейгана и К° приход к власти даже таких сил на фоне переживающих не лучшие дни США напугал.

С момента получения прогнозов трёх групп «окончательное решение советского вопроса» стало задачей № 1 администрации Рейгана, широкого круга его союзников и тех сил, которые стояли за ним. Но это окончательное решение не могло быть достигнуто военным способом извне, СССР можно было ослабить только изнутри — экономически, политически, культурно-психологически. Сделать это можно было, только изменив социально-экономический строй СССР, и уже на этой и только на этой основе превратив его в то, чем была Российская империя в конце XIX — начале ХХ в. — в слаборазвитую страну, сырьевой придаток ядра капсистемы (Запада), зависимый от него технологически, финансово и идейно-культурно. Уже на второй год президентства Рейгана в сверхсекретном режиме в количестве 30 экземпляров была подготовлена директива NSDD-75 «US relations with USSR». В ней чётко фиксировалась цель: не уничтожение СССР, а изменение социально-экономического строя, в котором, в частности, говорилось о том, что главным средством изменения советского строя должно стать содействие экономическим операциям партноменклатуры и КГБ на мировом рынке и оказание технологической помощи советской экономике.

Расчёт здесь ясен: внешнеэкономические операции, осуществлявшиеся определённым сегментом парт- и ГБ-номенклатуры всё больше интегрировали верхушку СССР в капсистему и таким образом подрывали советский строй изнутри; технологическая «помощь» осуществлялась, прежде всего, тем сегментам советской экономики, которые тесно контактировали с Западом и развитие которых блокировали реальное развитие СССР, ну а сверхзадача — усиление кризисных тенденций в советской экономике. Таким образом, в 1983 г. Запад, США от политики внешнего воздействия на СССР («сдерживание», «локальные конфликты») перешли к стратегии внутрисистемного разложения противника, т.е. перенесли военные действия на его территорию, только военные действия носили организационный характер. При этом речь не шла о геополитическом уничтожении СССР, в лучшем случае — о реконфигурации: для начала — «СССР минус Прибалтика и что-то ещё». Вышло иначе, и связано это, с одной стороны, с тем, что в процесс активно вмешались иные силы на Западе, с другой — и это главное — свою роль сыграл советский фактор, действия тех сил внутри СССР, которые не имели намерения разрушать страну, но ставили задачу изменить строй (сработав по принципу «хотели как лучше, а вышло как всегда»). Таким образом, их задача и задача американцев формально совпали — формально, поскольку советский «сегмент» не собирался превращать СССР в слаборазвитую, зависимую от Запада страну. Однако произошло иначе: «западники» оказались умнее, сильнее, изощрённее. Ну и, конечно же, «случай — Бог-изобретатель», роль которого резко возрастает во время системных и структурных кризисов, случай — это в известном смысле их закономерность. Проблема совпадения задач сил по разные стороны системных баррикад будет освещена в следующих частях, а сейчас имеет смысл отметить тот факт, что пессимистические для капитализма прогнозы были сделаны в это же время и по другую сторону океана, в Советском Союзе.

Их авторами были Владимир Крылов и Побиск Кузнецов. Теперь остаётся только гадать, готовились ли эти прогнозы непосредственно для Ю.В. Андропова и насколько он был знаком с их текстами. Крылов увидел вектор в неминуемом усилении давления США на СССР. Кузнецов ясно указал на то, что экономический механизм капитализма в 1993–1995 гг. приведёт к тому, что количество долларов в мировой экономике относительно одного киловатта электроэнергии достигнет граничных пределов, что породит гиперинфляцию. Это означало, что уже в конце ХХ в. капсистема будет лежать в руинах. Руины действительно появились, но то были руины соцсистемы. Кстати, насколько мне известно, единственным шансом Запада (капитализма) на спасение П. Кузнецов считал экономический захват им стран СЭВ (в первую очередь, конечно, СССР) как рынков сбыта продукции и выкачивания дешёвого сырья. Однако экономический захват, добавлю я, требовал политической (системной) капитуляции СССР и установления, по сути, внешнего управления; способом решения этой задачи и стала ельцинщина.

VII

Курс рейгановской администрации на «окончательное решение советского вопроса» путём разрушения или максимального ослабления СССР совпал с очень важными изменениями в развитии капитализма как системы. Капитализм в его нормально-системном производственном (т.е. промышленном) состоянии нуждается в некапиталистической зоне (в XIX в. это была зона докапиталистических обществ — естественных, модифицированных или искусственных, а в ХХ в. — зона системного антикапитализма), но она к концу ХХ в. была практически исчерпана. В отличие от этого финансиализму некапиталистическая (антикапиталистическая) зона не просто уже была не нужна, она стала активно, намного более активно, чем раньше, мешать, угрожать ему; от неё надо было избавиться как минимум по двум причинам. Во-первых, в складывающейся ситуации продлить жизнь умирающего капитализма и растянуть переход к посткапитализму под руководством североатлантических верхушек можно было, только поглотив и разграбив соцлагерь; сроки разграбления и стали временем, украденным капиталистическими верхушками у Судьбы, которая, впрочем, ничего не даёт навечно и, как правило, карает воров тем или иным способом.

Во-вторых, планирующим свой посткапитализм верхушкам Запада не нужна была альтернатива-конкурент, а СССР, даже отказавшийся от рывка в посткапиталистическое будущее, такой альтернативой оставался. При его сохранении ни полноценная глобализация, ни тем более посткапитализм на основе демонтажа вышедшего в тираж капитализма его же хозяевами были бы невозможны. Поэтому системный антикапитализм, СССР, должен был быть разрушен. Однако сам Запад своими усилиями извне сделать этого не мог. Ему нужен был подельник внутри соцсистемы, суперплохиш, который предаст наследие суперкибальчишей. И такой подельник-плохиш нашёлся, причём возник он не в результате какой-то случайности, а в соответствии с логикой развития общества системного антикапитализма. Он оформился на основе отказа советской верхушки от строительства «социалистического посткапитализма», выбора плоскостного аттрактора, консервирующего антикапитализм, и интеграции в капсистему. Именно в середине 1970-х годов в СССР начала активно формироваться группа, заинтересованная в смене социально-экономического строя, в превращении власти в собственность — но не в разрушении СССР.

Ни эти советские «короеды» или, как назвал их А.А. Проханов, личинки, притаившиеся в теле погибающего кита, ни западные антикоммунистические «ковбои» не понимали, что, руша СССР, они открывают «ящик Пандоры», что, решая одни свои проблемы, они создают ещё более серьёзные, ускоряя в мировом масштабе деградационно-деструктивную динамику, которая на рубеже 1980–1990-х годов разрушила СССР, а в начале 2000-х подорвала Запад, превратив его в постЗапад, а ныне безжалостно крушит «пост-остатки» изнутри. Но вот всё ли мы знаем об этих внутренних механизмах? Поделюсь некоторыми своими размышлениями и информацией. В 1945 г. Сталин прекрасно понимал, что он нанёс поражение агенту, но не хозяевам. Хозяева смастырили так, что, толкнув Гитлера на СССР, оказались по одну сторону исторических баррикад с социалистическим государством против Третьего рейха, а когда стало ясно, что СССР сам способен разгромить врага и русский солдат вот-вот омоет сапоги в Атлантике, открыли «второй фронт» — непосредственно против Рейха, косвенно — против СССР.

Сталин прекрасно понимал, что, победив Гитлера, СССР оказывается один на один с единым Западом, возглавляемым мощным военно-экономическим гегемоном — США, и не исключено, что в этом противостоянии Союзу не устоять. Согласно информации, которой поделился со мной очень знающий человек (сегодня его, увы, нет с нами), Сталин в самом конце 1940-х годов надиктовал некие заметки о том, как в случае разрушения СССР Западом сделать так, чтобы со временем всё равно подорвать Запад изнутри, заложив под него социально-политическую и идейную бомбу замедленного действия. Я бы назвал это «Завещанием Сталина».

Заметки не были программой, но из «кусочков» разбросанной информации следует, что тему разрабатывал Коминформ, а затем команда А.Н. Шелепина в бытность его секретарём ЦК КПСС по безопасности. На Западе, куда просочилась информация, это назвали «Планом Шелепина». Суть заключалась в автоматическом выдвижении на высокие властные позиции на Западе таких деятелей, которые независимо от своих взглядов и целей ввергнут Запад в смертельный кризис. Обеспечить это должна была сложная система интерлокеров, доверенных лиц, агентов влияния, просто агентов, слепых агентов и «полезных идиотов». О чём-то подобном странным и не вызвавшим доверия американцев образом предупреждал их советский перебежчик А.М. Голицын (перебежчик или…?). В 1984 г., аккурат под перестройку, он опубликовал книгу «Новая ложь вместо старой» (New Lies for Old: The Communist Strategy of Deception and Disinformation. New York, 1984), но ему не поверили. Мы не знаем, сработал «план Шелепина» или нет, но разрушение Запада налицо. Правда, как заметил Л.В. Шебаршин, не стоит объяснять злым умыслом то, что является результатом глупости. Это верно, но, добавлю я, лучший способ спрятать злой умысел — это «укутать» его в глупость по-швейковски: «Осмелюсь доложить: идиот». Достаточно, например, посадить в руководящие кресла людей типа Горбачёва, Шеварднадзе, Ельцина, Гайдара и многих других, и злой умысел будет реализован под видом глупости, некомпетентности и т.д. Как знать, не использовал ли Запад «план Шелепина», если он действительно существовал, против СССР? Впрочем, Западу, который превратился в постЗапад, это уже не помогло: у него свои горбачёвы и гайдары: «хренки» вроде Обамы, Саркози, Блэра, Джонсона, Макрона и прочего околовластного токсичного мусора.

…Возвращаясь к силам деградации и деструкции, выпущенным общими усилиями советско-западного гибридного субъекта, необходимо отметить: по злой иронии коварной Истории их первой жертвой стали советские «открывальщики» ящика и «подпиливатели» цепи, на которой на дубе висел «сундук» с кощеевой смертью, плохиши, которые не на то ставку сделали. Ну а потом и буржуинский дуб закачался, на данный момент — почти упал, породив безумный страх буржуинов — коронабесие, климатобесие и другие возможные «бесия» — это страх смерти, страх, порождённый пониманием неминуемого конца системы и неуверенностью, что удастся перезапустить Историю так, как хочется, и создать мир своей «новой нормальности».

В начале 1980-х годов на встречных курсах пересеклись два субъекта, решавших одну и ту же задачу — изменение социально-экономического строя СССР. Цели же у них были разные: если западный субъект делал это для максимального ослабления СССР и его экономического поглощения, то советский хотел «войти в Запад на равных». Допустить это Запад не мог и не собирался — не для того планировалось изменить социальный строй СССР, чтобы страна и её экономика окрепли, — напротив. Таким образом, стратегически стороны расходились, а тактически они оказывались союзниками, и противник у них был один — советский строй, системный антикапитализм. На слом этой системы в СССР кроме «реконструкторов», многие представители которых были многолетними — от работы на Брежнева до Горбачёва — «советниками вождей», работала агентура — влияния и прямая. Когда Эймс возглавил советский отдел ЦРУ, он был поражён высотой уровня, широтой и глубиной проникновения американской агентуры во все сферы советского общества: партийную, государственную, хозяйственную, спецслужбистскую и другие. Советский социум, как заметил он сам, показался ему похожим на кусок сыра, в котором дыр больше самого сыра. А ведь «дырявили» СССР не только ЦРУ, но и Ми6, БНД, разведки натовских стран, МОССАД, китайцы, японцы; в Средней Азии и Закавказье шустрили турецкая, иранская и пакистанская разведки. Таким образом, 1980-е годы — это не только работа части андроповского и постандроповского (по кадрам — всё равно андроповского) ГБ на смену строя, но и провал этой институции в целом по защите системы, по выполнению функции компенсаторного звена, роль которого резко усиливается в ситуациях кризиса, нарастания хаотических колебательных движений в слабо сбалансированной системе. Верно заметил один из героев романа О. Маркеева «Угроза вторжения»: «Любая система имеет пороки, как ни странно, сконцентрированные в системе защиты».

В 1970-е годы сформировались два Советских Союза. Первый был могущественным государством-системой, вселявшим в своих граждан уверенность в завтрашнем дне (многим это казалось скукой, ну что же, в 1990-е годы они получили веселуху по полной программе). Однако у СССР-1 была тень — СССР-2, которая постепенно переставала знать своё место. Те, кто скрывался в этой тени, цинично относились к системе, которой формально служили и от которой получали максимум благ, презирали и народ, и страну. И хотели жить как на Западе. Их любимой пошлой шуткой было: «Капитализм гниёт, но как пахнет…» Они делали всё, что было в их силах, чтобы максимально подтолкнуть СССР к Западу, интегрироваться в него.

Значительную роль в формировании этой группы сыграл приток в СССР в 1974-1975 годах больших нефтяных денег, порядка 170–180 млрд рублей (в нынешних ценах — более 1 трлн). Арабо-израильская война Судного дня вызвала эмбарго ОПЕК на поставки нефти, отсюда резкий рост цен на нефть (они выросли в конце 1973 г., но ещё в феврале Киссинджер прогнозировал рост цен в 4–6 раз; пророк? отнюдь нет — планировщик) и — voilà — доллары потекли в американские банки и в СССР. Ну и, конечно же, возник нефтедоллар: вместо золота доллар прикрепился к нефти. План Рокфеллеров сработал, СССР помог им в этом, одержав тактическую победу, но для страны и системы эта победа, как выяснится позднее, станет не просто пирровой, а тяжёлым ранением.

Незапланированно пришедшие в страну миллиарды были лишь отчасти вложены в «законную экономику» СССР, что-то пошло в «надзаконную» (управлявшиеся Партией активы за рубежом, оформленные на «партнёров» или просто на подставные структуры и лица), огромная часть — в «подзаконную» — теневую, курировавшуюся КГБ и в меньшей степени — МВД (отсюда одна из линий конфликта между этими ведомствами). Надзаконная экономика была одним из средств проникновения СССР на Запад, встраивания в его экономику. Ещё одним средством такого встраивания, но уже не только в экономику, но и в политику Запада, была так называемая «Фирма» под руководством Е. Питовранова. «Фирму» не совсем точно называют личной разведкой Андропова — не точно, поскольку, во-первых, по-видимому, он лишь формально руководил ею; во-вторых, «Фирма» была чем-то более крупным и серьёзным, чем разведка.

Вместе с результатами так называемых «косыгинских реформ» (на Западе их называли «либерманизацией» — по имени харьковского экономиста Е. Либермана, предложившего идею, а позднее эмигрировавшего в США) пришедшие миллиарды, точнее процесс их распаковки, упаковки и размещения, сформировал внутреннего субъекта и среду заинтересованных в «редактировании» социалистического строя на западный (как им представлялось) лад. Это был трёхглавый «советский Змей Горыныч»: часть номенклатуры (прежде всего, связанная с международными делами и внешней торговлей, в частности, Международный отдел ЦК КПСС — сам по себе, разведка и распределитель фондов; Внешторг и др.); часть КГБ; теневой «капитал». Это и есть внутренние «три источника, три составные части» разрушения системы и СССР.

У каждой из «частей» была своя финансовая база: размещаемые в банках средства «номенклатурной линейки», деньги теневиков. По-видимому, определённые проблемы в этом плане испытывал КГБ, формально являвшийся инструментом КПСС и не способный на равных конкурировать с её структурами — например, с тем же Международным отделом ЦК. Не стремлением ли создать перед демонтажом системы собственную финансовую базу, эдакий суперобщак был продиктован инициированный формально Андроповым (по сути — стоявшими за ним и, скорее всего, манипулировавшими несведущим в разведделах шефом генералами КГБ — чекистской «бригадой», сложившейся в 1940–1950-е годы) ввод советских войск в Афганистан? Эта страна — кладовая: рубины, изумруды, бериллы, кунциты, гиддениты, редкоземельные металлы бериллий и торий, лазурит и многое другое, чего не счесть в «каменных пещерах». И всё это под боком — «всё как будто под рукой, и всё как будто на века». Только век афганской кампании оказался коротким — закончился в один год с фактической сдачей Горбачёвым СССР и соцлагеря в Ватикане и на Мальте.

Впрочем, Афганистан не был единственным потенциальным источником суперобщака для определённых ведомственно-клановых групп. На рубеже 1970–1980-х годов СССР вдруг резко активизировался в Африке (бывшие португальские колонии), Центральной Америке (прежде всего, в Никарагуа). Впрочем, это была не столько игра СССР как государства-монолита, сколько более или (скорее) менее скоординированные действия ведомств-конкурентов, которые с разной степенью интенсивности грызлись между собой — КГБ, ГРУ (чьей вотчиной совместно со «Штази» и полученным ею наследством стала Латинская Америка) и, конечно же, Международный отдел ЦК КПСС.

Этот «растопыренный» тип экспансии отличался от тайной и явной государственной поступи 1960-х — начала 1970-х годов. Двумя другими отличиями были время (точнее, несвоевременность) и пространство (зона экспансии). Правильно выбранным временем для давления на капсистему и её гегемона был рубеж 1960–1970-х годов, когда СССР инерционно продолжал подъём, а США находились в жесточайшем кризисе и их можно было «ронять», насколько низко и глубоко — это уже второй вопрос. К рубежу 1970–1980-х годов СССР не только стал слабее, но и утратил историческую инициативу, а Запад не только окреп, но и консолидировался. При этом если в СССР идеология уже окостенела и не имела практического значения не только для низов, но и для верхов, то в англосаксонском ядре набирала силу мотивирующая часть элиты, причём весьма активную, новая идеологическая мутация — неоконсерватизм. Наконец, если на рубеже 1960–1970-х годов удары в той или иной форме можно было наносить «по штабам» буржуинов, то на рубеже 1970–1980-х годов это были локальные укусы на периферии, особого стратегического перевеса они не приносили, а главного противника лишь раззадоривали, т.е., в конечном счёте, были контрпродуктивными. О трате ресурсов страны и подогревании межведомственного противостояния, ослабляющего Центроверх, я уже не говорю.

Если говорить о теневой экономике, то основные деньги — по наводке грузинских воров в законе («лаврушников») — вкладывались в таковую Грузии и Армении, тесно связанную с прибалтийскими республиками и через них — с Западом. Особое значение имела Армения, но не столько из-за запредельных уровней коррупции и развитой теневой экономики (эка невидаль в советских Закавказье и Средней Азии), сколько из-за наличия влиятельных армянских диаспор во Франции и США. Связь с ними была установлена давно — по линии, курируемой А. Микояном, сначала почти что его личной разведки «Спюрк», именно в этом была одна из причин его политического долгожительства: «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Показателен и символичен факт большого числа армянских фамилий вокруг Горбачёва — готовый канал связи.

«Закопанная» в теневую экономику часть нефтедолларов дала всходы уже через 10 лет, даже «крекс, фекс, пекс» говорить не понадобилось: в 1984 г. объёмы теневой экономики уже можно было сопоставлять с бюджетом страны. Один умный человек, дважды срывавший в 1990-е годы аферы Чубайса, в 1984 г. сказал: владельцы теневых денег вскоре потребуют их легализации, а себе — власти. И уж точно власти должны были потребовать кураторы этих владельцев, реальные властелины «теневых колец». Собственно, базовой операцией перестройки, акцией прикрытия которой были бла-бла-бла про демократию, гласность, права человека и прочую хрень, и была легализация теневых «капиталов» как один из путей смены строя, превращения власти в собственность, а тени — в хозяина. Но как Запад не мог в одиночку разрушить соцсистему и Советский Союз, так и в самом СССР заинтересованные в смене строя группы не могли сделать это сами, без участия Запада, нужен был выход на мировой рынок, причём не такой, как раньше, а более, так сказать, мощный. И если закон «О кооперации» легализовал теневые капиталы, то закон «О государственном предприятии» позволил двум сотням предприятий выходить на мировой рынок, зарабатывать доллары, а в СССР обменивать их на рубли — первоначальное накопление капитала à la soviètique. Только процесс этот, выйдя из-под контроля и сломав равновесие между налом, безналом и товарной массой, на котором держалась советская экономика, подорвал и её, и сделочную позицию «реконструкторов» строя по отношению к западным подельникам («партнёрам»).

VIII

При этом необходимо отметить следующее. Во-первых, все перечисленные явления развивались на фоне и в контексте нарастания на рубеже 1970–1980-х годов кризисных явлений в обществе системного антикапитализма. Это касается практически всех сфер. Экономика, несмотря на внушительные количественные показатели, переживала структурный кризис; темпы экономического роста падали, снижалась эффективность использования производственных фондов. Налицо был кризис планового хозяйства — оно почти прекратило своё существование, превратившись в ширму для «толкачества», «подработки плана», неформальных связей, «административного рынка» и, конечно же, теневой экономики. Последняя играла всё большую роль. С одной стороны, это была конкретная форма обмена чиновниками части власти на блага, не положенные им в соответствии с их местом в иерархически ранжированной системе номенклатурного потребления. С другой стороны, именно теневая экономика позволяла удовлетворять те материальные потребности граждан, которые Система удовлетворить не могла.

На XXII съезде (1961 г.) КПСС одной из главных задач провозгласила удовлетворение растущих материальных потребностей граждан, по сути, толкая советский социум в направлении социалистического варианта общества потребления. Трудно сказать, что нанесло больший вред Советскому Союзу — внешнеполитический «Брест-2» Хрущёва с Западом в 1955–1956 гг.; доклад о «культе личности», из-под которого торчат «уши Куусинена», начало нефтяной авантюры или доктрина «удовлетворения постоянно растущих материальных потребностей». В случае с последней дело здесь не столько в идеологии, сколько в том, что советская экономика не могла удовлетворить эти растущие потребности, особенно на фоне демонстрационного эффекта со стороны Запада. Претензии населения к верхам, и чем дальше, тем больше, были просты: 1) Обещали, но не можете; 2) Наши материальные потребности удовлетворить не можете, а свои — можете, уже при коммунизме живёте. Отсюда — морально-идейная эрозия как низов, так и верхов, значительная часть которых всё больше разворачивалась в сторону Запада.

При всём значении экономики ни одна система в истории не погибала в результате исключительно экономических причин — так же, как сугубо внешний фактор, если он не интериоризирован внутрь системы и не обрёл двойное («двойной массы») бытие, не может сокрушить социум. Социум гибнет в результате системного, т.е. целостного, а не просто суммарного кризиса. Ядром, воплощением, образующим элементом любой системы является господствующий слой, прежде всего, его верхушка (в исторической России с её персонализованной властью это вдвойне так) в её социальной, управленческой и психофизической ипостасях.

В закатном СССР, так же, как и в предреволюционной Российской империи, экономика при всех проблемах так или иначе развивалась (соответственно 3-я и 5-я экономики мира, причём СССР, в отличие от дореволюционной России, от иностранного капитала не зависел), а вот система управления в обоих случаях сыпалась, отражая гнилость правящего слоя, его фрагментацию. В позднем СССР ведомственные интересы начали брать верх над государственными, клановые — над ведомственными, узкогрупповые и даже личные — над клановыми. По сути — это онкологическое заболевание системы, прежде всего — властно-управленческой. Как заметил Г. Смирнов, рак «возникает, когда собственные цели специализированных систем становятся выше целей всего целого, самовыживание органа становится важнее нормального функционирования организма. Можно говорить не только о раке человека или животного, но и о раке… отрасли производства, государства». Разбалансировка шла не только по планово-экономической, но и по ведомственной линии. Усиливающееся противостояние между теми, кого в постсоветское время назовут «силовиками», выплеснулось даже во внешнюю политику. КГБ (ПГУ) и связанная с ними часть Внешторга начинали играть одну игру, ГРУ — другую, Международный отдел ЦК КПСС — третью. Эти игры «подогревались» стремлением получить свою (и, желательно, побольше) долю от пришедших в страну «нефтяных миллиардов», которыми на внешнем контуре распоряжался, прежде всего, Международный отдел.

Можно с большой долей уверенности сказать, что ввод войск в Афганистан помимо решения ведомственных задач «внутреннего КГБ» как самостоятельной силы решал не менее, а возможно, и более важную задачу: военные действия, пусть и на окраине великой империи, не только увеличивали зону контроля со стороны КГБ и армии над ресурсами (включая средства от теневого экспорта от нефти, драгметаллов, алмазов), над не учтенной в госбюджете партийной «чёрной кассой», но и усиливали их властно-сделочную позицию по отношению к КПСС, меняя соотношение сил в «треугольнике» «партия–армия–госбезопасность». В известном смысле ГБ и армия ситуационно брали реванш у КПСС, и это при том, что далеко не все в руководстве ГБ и армии были сторонниками ввода войск в Афганистан, и не все в руководстве ЦК — противниками этого. Речь скорее должна идти о субъектах, формировавшихся пусть и на основе существующих ведомств и преимущественно их интересов, но всё же и «поверх барьеров». И наилучшие позиции в межведомственном противостоянии получали те структуры, кланы и группы, которые были в наибольшей степени подключены к формирующемуся на Западе глобальному миру финансистов и корпоратократов.

И последнее по счёту, но не по значению: на всю эту управленческую фрагментацию, усобицу, организационное дряхление накладывался психофизический или даже биологический фактор: дряхление и немощь советской верхушки — Политбюро ЦК КПСС. Мало того что эти люди сформировались в условиях мировых политических и экономических реалий 1940-х — начала 1970-х годов и были ментально адекватны миру именно той, послевоенной эпохи, завершившейся в начале 1970-х, и неадекватны новому, стартовавшему с самого начала 1970-х времени, они вдобавок и физически были «некондиционны», приближаясь к своему биологическому финалу и впадая не только в маразм, но и в избыточный пацифизм и «недеяние». Таким образом, социальный кризис системы и, прежде всего, управления приобретал ещё и личностно-биологическое измерение. Для персонализованной автосубъектной власти это была катастрофа.

В какой-то момент отношения части членов Политбюро приобрели характер маразматийно-старческого междусобойчика, эдакое «собрались и погуторили» деды-щукари от власти. Это не только компрометировало власть, но и подрывало её. Показательную историю, произошедшую в самом конце 1970-х годов, рассказал Г. Смирнову работник ЦК КПСС А. Воробьёв. По линии ЦК он побывал в Архангельской области и в Крыму, увидел и там, и там кучу непорядков, проверка всё подтвердила. Вопросы обсуждались на Политбюро: архангельского обкомыча сняли, крымскому начальнику влепили выговор. Всё хорошо, да что-то нехорошо: Воробьёва пригласил для разговора Воронцов, помощник М.А. Суслова. «Принимает его за накрытым столиком, с кофе, бутербродами, печеньем. Разговор ведёт незначащий: когда родился, кто мама, где учился, чем интересуешься и т.д. Потом извинился, куда-то ушёл и долго не возвращался. Александр Иванович и бутербродов поел, и кофею попил. Потом пришёл Воронцов, говорит, что с Воробьёвым хочет побеседовать сам Суслов.

Суслов тоже усаживает гостя, но уже без бутербродов. После незначащих фраз Суслов говорит: “Вот мы тут по твоей записке приняли на Политбюро решение о снятии секретаря обкома. Ну, всё ты правильно написал. Безобразия там имели место. Секретарь виноват, нарушения серьёзные, решение по нему правильное. Но, ты понимаешь, этот секретарь дружит домами с Устиновым. И Устинов на Политбюро вынужден голосовать за выговор своему другу. Вот как им после этого жить и дружить дальше? Невозможно. И разрушил эту дружбу ты. Или по Крыму — всё то же самое: правильно, были там безобразия. Но крымский секретарь — друг Брежнева. И Леонид Ильич голосовал за объявление выговора своему другу. А как ему теперь в глаза друга смотреть?

Поэтому ты, когда едешь в командировку, всегда думай, что целесообразно писать и замечать, а что — нет”.

— И я, — говорит Александр Иванович, — с тех пор уже всегда думал, что целесообразно, а что нет…»^[1].

Sic transit Gloria mundi: вот так заканчивали «сталинские соколы» и другие, не столь яркие и благородные «птицы». Поколение сходило без адекватных преемников: антиестественный отбор определялся логикой развёртывания базовых противоречий системы, её регулярностями.

В то же время на Западе (за редким исключением Рейгана) в 1970-е годы на роли высокопоставленных клерков мировая верхушка выдвинула новое поколение политических лидеров — относительно молодых, агрессивных и начинавших смотреть на слабеющий СССР не столько как на партнёра или даже противника, сколько как на потенциальную добычу. В те же 1970-е годы на Западе как грибы после дождя выросло огромное количество новых «фабрик мысли», заточенных на контрнаступление на СССР. Их возглавляли и в них работали мотивированные люди — патриоты своих стран и защитники своих ценностей. Среди них было немало интеллектуалов нового поколения — бывших троцкистов или просто левых, которые ненавидели и СССР, и «старое левое движение» на Западе, и его социальную основу — рабочий класс. Как тут не вспомнить Сталина: пойдёшь направо — придёшь налево, пойдёшь налево — придёшь направо; диалектика.

Советские Институт США и Канады или, например, ИМЭМО, притом что там был не только околонаучный балласт, но и замечательные исследователи, назвать «фабриками мысли» язык не повернётся. С одной стороны, они были жёстко ограничены идеологией, с другой — в неформальном плане — большая часть сотрудников была повёрнута в сторону Запада и вовсе не была идейно и ценностно мотивированной в плане советского, социалистического патриотизма. Последнее в ещё большей степени характеризовало устойчивую не то бригаду, не то компашку из двух десятков представителей интеллектуальной обслуги «советских вождей» в двадцатилетие между (условно) 1965 и 1985 гг., всех этих бовиных-арбатовых-черняевых-шишлиных и пр. Им тягаться с западными «фабриками мысли» было «как школьнику драться с отборной шпаной» (В. Высоцкий). Да и не хотели, не собирались они драться, они хотели дружить. И додружились, сыграв, кстати, свою роль в воспитании молодого поколения номенклатурщиков, добравшихся до высот власти на рубеже 1970–1980-х годов.

В СССР в конце 1970-х, т.е. с запозданием на десятилетие по сравнению с Западом, к власти пришло тоже новое, более молодое поколение. Но лучше бы не приходило: то были беспринципные карьеристы с узким провинциальным кругозором («Коротенькие у тебя мысли, Буратино»). Если «старики», сошедшие в первой половине 1980-х, были в массе своей фронтовиками, ощущали себя победителями, не испытывали комплекса неполноценности по отношению к Западу и ощущали себя на равных с западными лидерами, то все эти горбачёво-шеварднадзе и пр. смотрели на западных лидеров снизу вверх. Да и карьеру партийную при соблюдении всех ритуалов и «ку» по отношению к партии, её мудрому руководству, «лично товарищу Леониду Ильичу Брежневу», марксистско-ленинской идеологии и советскому народу эта публика делала с поворотом головы на Запад. Они привыкли заверять кремлёвское начальство в верности, а когда их «Кремль» переехал в Вашингтон, стали холуйски заверять тамошнее начальство, что коммунизм в России не возродится.

В сухом остатке: ситуация, сложившаяся в СССР как социуме системного антикапитализма, была логическим и закономерным результатом того, что во второй половине 1960-х годов советская верхушка отказалась от рывка в посткапитализм. Это стало началом постепенного превращения структурного кризиса советского общества в системный. Курс США на внутреннее изменение социально-экономического строя СССР вместо его внешнего сдерживания резко ускорил интеграцию определённых сегментов партноменклатуры и ГБ в капсистему, в превращение их в операторов теневого мирового рынка, а следовательно — деградацию системы. Структурный кризис усилиями извне и изнутри, соединившимися синергетически, стремительно превратили структурный кризис в системный, быстро переведя последний в терминальную стадию. Эта быстрота в определённой степени была обусловлена тем, что в условиях рушащейся системы на поверхность всплыли реликты досоветского прошлого. Для них советская «партократия», её система, а также — внимание! — советский народ были таким же врагом, как для антисоветских элементов самой системы, националистов её окраин и Запада.

Сын убитого власовца и внук расстрелянного колчаковского офицера, делавшие карьеру «на крючке» ГБ (на этот «крючок» они этот ГБ потом и подвесили), правнук царского камергера, банкир из Нью-Йорка и спецслужбист из Ми6 дружно объединили свои усилия в борьбе против загибающегося по собственной логике и по причинам внутреннего и общемирового (поскольку антикапитализм был и мировой системой) характера. Как говорил один из героев романа В. Галактионовой «5/4», «Самое опасное — это недобитки. Потому что выживут, окрепнут, растворятся среди победивших и взорвут всё изнутри […] эти мины взорвут и принесут в будущем потрясения стране — смерти, голод, перевороты, мор […] Они плодятся. Их гены уже во внуках скоро дадут себя знать самым роковым образом. Их становится во власти всё больше — в верхах, в самом сердце партии […] Материк всплывает […] Целый материк!»

Но вернёмся в 1988–1989 гг. Благодаря обрушению советской экономики Запад перехватил процесс демонтажа системы, и логика событий повела его к разрушению не только её, но и СССР, хотя планы разрушения были подготовлены намного раньше. Неслучайно М. Олбрайт главной заслугой Дж. Буша-старшего называет именно руководство распадом Советской империи. Впрочем, даже в 1991 г. Запад в СССР мог далеко не всё. Мог, например, частично порулить «путчем», используя неадекватность, простоту (которая порой действительно хуже воровства) и несоответствие обстоятельствам тех, кто сварганил ГКЧП, став объектом манипуляции, прежде всего, британцев. Но вышло как вышло, и с 1992 г. руками ельцинской своры, всех этих гайдаро-чубайсов, началось разграбление Западом, западным капиталом бывшего соцлагеря, бывшего СССР, а прежде всего — РФ, оказавшейся в ельцинские времена под внешним управлением и начавшей превращаться в то, что выше я назвал коКсом. Помимо разграбления в Россию хлынул поток третьесортных товаров, не находивших спроса в ядре капсистемы. Вот что написал по этому поводу в октябре 1991 года Г. Смирнов: «Открыв огромный сток промышленному сбросу капиталистического мира, распавшаяся Россия даёт сейчас капитализму надежду продлить его агонию!» Грабёж отодвинул терминум капсистемы на 15 лет. Это полуторадесятилетие в мире характеризовалось следующим:

1) С окончанием холодной войны мировой рынок был наводнён дешёвым природным сырьём — газ, нефть, металлы; это был результат экспроприации российской промышленности под видом приватизации;

2) Одновременно произошёл беспрецедентный (со времён советской индустриализации) рост иностранных вложений. Их объектом стал Китай. Эти инвестиции в значительной степени были обусловлены притоком средств, полученных в результате разграбления России, или, как ещё писали на Западе, «изнасилования России» (rape of Russia). Вложения в китайскую экономику реально продвинули реформы, начатые Дэн Сяопином при американо-британской поддержке, и на рубеже ХХ–XXI вв. мир оказался завален дешёвым китайским барахлом;

3) Страны НАТО снизили (как оказалось, на время) военные расходы и смогли перебросить часть освободившихся средств на социальные программы.

Всё это вместе взятое — шальные деньги от грабежа соцлагеря/России, деньги от частичного сокращения военных расходов, возможность сэкономить, покупая дешёвую китайскую продукцию, — создало впечатление небывалых прогресса и изобилия, возникших после разрушения СССР. Ф. Фукуяма провозгласил это временем «конца истории». И вдруг — облом: страшный, небывалый со времён 1929–1932 гг. экономический кризис 2008 г. А ведь умные люди за год до кризиса предупреждали: «шаги командора» уже слышны. Но их не слышали. ПостЗапад (и не только он) продолжал дёргаться в конвульсиях потреблятства, люди набирали немыслимые кредиты, и — бах! Эта ситуация очень похожа на совокупление и оргазм некоторых видов богомола: самка в ходе коитуса (который иногда длится 5–6 часов) почти в самом начале откусывает голову самцу, семенная жидкость продолжает перетекать в самку, а самец уже мёртв — он ещё дёргается, но это оргазм, переходящий в агонию. Самка откладывает яйца, а затем возвращается и доедает самца — ей и потомству нужен белок.

IX

Многие люди и, как мы видим на примере Фукуямы, значительная часть обслуги мировой верхушки решили, что после 1991 г. наступило вечное либеральное блаженство, вечный либер-кайф. Помыслить такое, не поняв очевидное — то, что это отсрочка, обеспеченная грабежом соцлагеря (30% валового мирового продукта на конец 1980-х годов), можно было, только не имея головы — её «откусила» пропаганда. Однако в 2008 г. «блаженные конвульсии» закончились, надкушенная голова отвалилась окончательно, «оргазм богомола» завершился, и наступили суровые кризисные будни. Более того, судя по коронабесию и начинающемуся климатобесию, «самка богомола» отложила яйца и начинает поедать ещё тёплый труп самца в виде малого и среднего бизнеса: нужен «социальный белок», люди — «живая нефть».

Сегодня стало ясно: пиршество гиен на трупе СССР было прощальным поклоном «эпохи изобилия»; главная часть «пира стервятников» подходит к концу, и начинаются «танцы с драконами». Кризис залили деньгами, но это уже не может скрыть того, что системный кризис капитализма перешёл в терминальную стадию, а внешних зон поглощения и/или сброса туда противоречий не осталось. Экстенсив окончен, остаётся интенсив. Задачи интенсива обычно решала мировая война как крайняя форма социальной катастрофы, но затевать мировую войну в нынешних условиях едва ли кто рискнёт. Меж тем «бомба времени» тикала, а знаки на стене проступали всё отчётливее.

В августе 2018 г. в Институте сложности Санта-Фе прошла знаковая и интересная закрытая конференция. Готовилась она довольно долго; у её истоков — Г. Макмастер, Р. Тиллерсон (в бытность госсекретарём) и М. Помпео. Провели её под эгидой АНБ. Хотя официального названия у конференции не было, по одному из ударных докладов её можно назвать «Риски уязвимого мира». Обсуждались проблемы экономики, финансов, промышленности (кстати, была разгромлена теория «четвёртой промышленной революции» К. Шваба), опасности искусственного интеллекта, демографии, климата. Разбирались возможные варианты (теории) выхода из кризиса. Были предложены: 1) Теория оптимизации (человечество успешно блокирует угрозы и движется вперёд); 2) Революционная теория (человечество совершает технический прорыв и выходит на новый уровень развития); 3) Теория катастрофы; 4) Теория антропологического перехода (разделение человечества на две группы — верхнюю и нижнюю — с таким уровнем неравенства и различий, который напоминает различия между биологическими видами).

Первые две теории участники отвергли как малореальные по причине большой вероятности геоклиматической катастрофы, с одной стороны, и снижения интеллектуального и творческого потенциала мировых элит — с другой. С последним тезисом не могу не согласиться: деградация политического поколения обам, байденов, меркель, макронов и других очевидна не только в сравнении с поколением Черчиллей, де Голлей, Кеннеди и других, но и со сменившим их поколением Миттерана, Рейгана, Тэтчер, Коля, Ширака, Буша-старшего. Впрочем, дело не только в элитах. Участники конференции, сославшись на исследования швейцарских и израильских учёных, отметили, что за последние сто лет благодаря пропаганде деятельности СМИ (а точнее — СМРАД, т.е.средства массовой рекламы, агитации и дезинформации) и жёсткому социальному контролю (то, что М. Фуко называл системой surveiller et punir — «надзирать и карать»), поведение людей, по крайней мере на Западе, сознательно стандартизировалось. В результате человеческое разнообразие личности на Западе было подавлено, вытеснено и заменено автоматическим и инстинктивным поведением человеческой массы. Иными словами, ни элиты, ни массы Запада не способны не только к революционному преобразованию, но даже к оптимизации (в обычном, а не неолиберальном смысле слова). Поэтому 55% участников конференции пришли к выводу о наибольшей вероятности реализации «катастрофической теории». Если же катастрофы удастся избежать или её результаты будут не столь фатальны, 25% участников высказались за желательность реализации схемы — внимание! — «антропологический переход», т.е. формирования общества, состоящего из двух социобиологических каст-слоёв типа элоев и морлоков из «Машины времени» Г. Уэллса. С одной стороны, сверхлюди, живущие в своих анклавах до 120–140 лет, с другой — обслуживающие их «служебные люди» с совсем другими умственными и физическими способностями и более низкой продолжительностью жизни.

Но как создать такой новый мировой порядок, что может послужить его триггером? Что может стать тем, что Доналд Рамсфелд в бытность министром обороны назвал «трансформирующим событием» (transforming event)? «Трансформирующее событие, — поучал он, — необходимо делать так. Будем говорить, что Китай нанесёт биологический удар по нам и что мы в связи с этим меняем человечество (подч. мной. — А. Ф.), потому что нужно спасаться». По указанию Рамсфелда был подготовлен соответствующий документ под названием «Красный рассвет». В 2020 г. так оно всё и вышло — по Рамсфелду: в «пандемии» обвинили Китай, всё свалили на уханьскую лабораторию, но при этом почему-то обходят стороной серьёзную утечку из лаборатории «Форт Детрик» ещё в июне 2019 г. В начале августе 2019 г. Центр по контролю и профилактике заболеваний (CDC) Министерства здравоохранения США прекратил на полгода «по соображениям безопасности» работу USAMRIID — Военно-медицинского института инфекционных болезней в Форт-Детрикс (Мэриленд), при этом сотрудников на этот срок лишили зарплаты. Сразу после закрытия института появилась информация о странных инфекционных пневмониях, в том числе со смертельными случаями, у пожилых людей в окрестностях «Форт Детрикс».

Ясно, что в нынешних условиях трансформирующим событием не может быть война: мир — это не большое Конго, где Вторая конголезская война (1998–2002 гг.) срезала «демографический горб» почти в 5 млн человек, и даже не большой Ближний Восток. Однако война — не единственная форма социальной катастрофы, есть и другие, например, пандемия. В 2010 г. идеолог мондиализма Жак Аттали назвал пандемию одним из лучших средств создания нового мирового порядка (НМП). В том же году аналогичная мысль прозвучала в известном докладе Фонда Рокфеллеров. Путь был указан, однако первый «блин» — эпидемия свиного гриппа в 2013 г. — вышел комом. К следующему трансформирующему событию подготовились лучше.

В октябре 2019 г. Фонд Билла и Мелинды Гейтс (того самого, который в 2011 г., как сообщала газета Sovereign Independence, говорил о сокращении населения, депопуляции планеты посредством обязательной, т.е. насильственной вакцинации) провёл «учения» «Событие 201» (Event 201), в котором отрабатывались действия «мирового сообщества» по борьбе с пандемией коронавируса. Как по заказу, в последний день 2019 г. в Китае был зафиксирован первый случай заболевания коронавирусной инфекцией, в марте 2020 г. без достаточных на то оснований ВОЗ объявила пандемию. Правительства всех стран, за исключением Беларуси и Швеции, взяли под козырёк — и понеслось, «расплясались, разгулялись бесы»: локдауны, социальная дистанция, маски, короче говоря, всё по докладу Фонда Рокфеллеров 2010 г. и учениям 2019 г. Наступило то, что очень быстро окрестили «новой нормальностью», поторопившись при этом заявить, что к старой нормальности возврата не будет. «Новая нормальность», она же НМП, необходимость которого провозгласил Дж. Буш-старший ещё в 1991 г., это, по сути, и есть скрытое обозначение посткапиталистического строя.

То, каким будет, точнее, должен быть этот строй и как он будет создаваться, изложил уже летом 2020 г. организатор и директор Давосского экономического форума К. Шваб в соавторстве с неким Т. Маллере в книге «Ковид-19. Великое обнуление» («обнуление», «сброс» — именно так, а не как «перезагрузка» нужно переводить слово reset). В ней сформулирована целая программа создания нового мирового порядка (НМП), который должен быть сконструирован по неомальтузианским лекалам и под видом и посредством стейкхолдерского (в ещё одной версии — «инклюзивного», т.е. всеохватывающего) капитализма на самом деле похоронить капитализм и создать на его руинах новый строй. Таким образом, книга — не только программа строительства нового, но и план уничтожения старого, по сути — это хроника объявленной смерти старого капиталистического мира. Книга Шваба — не самое интересное чтение, как и всё, подписанное фамилией этого персонажа. Нас, однако, этот текст должен интересовать как «план игры» и схема системы, которую мировая верхушка будет навязывать человечеству. Выше мы говорили о капитализме и антикапитализме, их жизни и смерти. Швабское писание даёт нам возможность более предметно поговорить о посткапитализме, каким его хотят видеть те, кого Б. Дизраэли называл «хозяевами Истории». Важная информация о том, каким будет постковидный мир, содержится в книге ещё одного высокопоставленного клерка на службе ультраглобалистов — Фарида Закариа, книга называется «Уроки для постпандемического мира» (2020).

Если учесть, что последние работы Шваба написаны им, как правило, в соавторстве, то можно предположить, что реальный автор — именно Маллере, а Шваб как «большой начальник» и фронтмен определённой группы ультраглобалистов «помечает» своё участие и таким образом фиксирует позицию и программу данной группы. Программа эта изложена в книге предельно откровенно, можно сказать, цинично, поэтому имеет смысл внимательно взглянуть и на неё, и на похожую программу проталкивателей так называемого «инклюзивного капитализма», и на структуры, которые навязывают миру «обнуление» и «инклюзивный капитализм». А уже после этого можно проанализировать, какие мотивы и интересы и каких конкретно групп и структур мировой верхушки скрываются за этими планами. И, конечно же, о противоречиях внутри мировой верхушки по вопросу о том, кто кого отсечёт от будущего, поскольку объектом развёртывающегося обнуления, сброса, сноса являются не только средние слои и национальные государства, но и значительная часть мирового правящего слоя, ультраглобалистские «буратины» изгоняют их, как Буратино изгонял Сверчка из каморки папы Карло: «каморка» НМП, оказывается, недостаточно велика, и глобальному «Боливару» не снести двоих. Противоречия, о которых идёт речь, как отражены в книге К. Шваба и Т. Маллере, так и проступают в реальных событиях 2020 г. в США, например, в государственном перевороте, отстранившем от власти Трампа и усадившем в Белый дом Байдена.

Грубая, беспардонная форма, в которой был организован переворот, свидетельствует о том, что время работает против ультраглобалистов. Именно поэтому они подстегнули социальную катастрофу в форме «пандемии»; эта катастрофа есть не что иное, как социальная война верхов против низов, перешедшее в решительную, острую стадию, начавшееся в 1980-е годы «восстание элит». Этот переход, как и ускорение катастрофы, связаны с наступлением терминальной фазы системного кризиса капитализма. «Время не ждёт» — рефрен книги Шваба и программы ультраглобалистов. Тем более что жизнь преподносит сюрпризы, причём где — в самом логове.

В 2008 г., в разгар мирового финансового кризиса, ультраглобалисты и так называемая «глубинная власть» разработали первый из среднесрочных планов кризисного изменения США. Он был рассчитан на 16 лет: 8 лет президентства Обамы (клан Обамы и стоящие за ним силы), а затем 8 лет президентства Хиллари Клинтон (клан Клинтонов и стоящие за ним силы). На сегодняшний день эти два клана плюс чёрное масонство — ударная сила Демократической партии как главного орудия ультраглобалистов в США. Однако с реализацией второй части плана произошёл облом: в 2016 г. силы, противостоящие ультраглобалистам, бросили в игру «джокера» — Трампа, который, пусть на время, но поломал план игры ультра. Более того, при всей непоследовательности своей политики он нанёс несколько мощных ударов и по «глубинникам», и по ультра. В свою очередь, они с самого начала стали блокировать внутреннюю и внешнюю политику Трампа и разрабатывать план его свержения, что и произошло в 2020 г. Однако темп в реализации 16-летнего плана был потерян, и нужно было спешно навёрстывать время как в американском, так и в мировом масштабе. Программа Шваба — это, по сути, программа ультраглобалистского блицкрига и одновременно «чертёж» «дивного» постковидного мира. Посмотрим, какое «меню» нам предлагают.

Х

Шваб с ходу заявляет: к миру, каким он был до объявления пандемии, т.е. в первые месяцы 2020 г., возврата нет — не надейтесь, мы вступаем в мир «новой нормальности». COVID, который Шваб не считает экзистенциальной угрозой человечеству, даёт, однако, шанс обнуления (reset) старого мира, перезапуска Истории и построения лучшего мира: с большим равенством, с большим уважением к природе. Использование кризиса, независимо от его силы и масштаба, как предлога для кардинального изменения мира — это вообще постоянный «мотив» всех «новонормалов», и не важно, от чего они отталкиваются — от пандемии или, например, от «климатической угрозы». Так, Басинда Сье (почти Бастинда, злая неухоженная волшебница Фиолетовой страны из «Волшебника Изумрудного города»), известная мексикано-чилийская «климатическая активистка» на службе ультраглобалистов (американская версия Греты Тунберг, только без биполярного расстройства), утверждает: «Климатический кризис — не только самый большой вызов, но и самый большой шанс изменить мир».

По мнению «обнулёнщиков», новонормальный мир должен формироваться по следующим направлениям: 1) Борьба с вызванными человеком климатическими изменениями (читай: подавление промышленности и связанных с ней социальных слоёв и государства); 2) Зелёная экономика (читай: деиндустриализация и сокращение населения планеты); 3) Гендерное равенство (читай: стремление: а) расколоть общество, внедрив в него конфликт на межполовой основе; б) заставить женщин поголовно работать); 4) Борьба за права ЛГБТ-сообщества (здесь всё ясно).

Одно из главных препятствий на пути слома старого и строительства нового мира — государство. В принципе, в постковидном мире места ему нет: «всё будут решать никому неподотчётные группы экспертов, причём не только по части медицины. А за ними должны стоять глобальные корпорации с социальной ответственностью». Здесь необходимо сделать три замечания. Первое: как заметил в ставшей инфобомбой для американского истеблишмента книге «Новая классовая война» Майкл Линд, всё больше людей воспринимает экспертов как придаток господствующего класса и не верит им.

Второе: история с COVID’ом продемонстрировала отсутствие реального профессионального сообщества экспертов в той же медицине; большая часть так называемых экспертов, которых видят на экранах ТВ люди постЗапада и РФ, — это за редкими исключениями ангажированные властью манипуляторы.

Третье: лукавит Шваб, не бывает корпораций с социальной ответственностью, только с прибыльной. Речь, таким образом, идёт о мире мегакорпораций, жёстко контролирующих планету с помощью так называемых экспертов. Но это — среднесрочная перспектива, для краткосрочной Шваб вынужден неохотно признать роль как репрессивного органа (например, принуждение к неким непопулярным мерам). Понятно, хозяевам глобализации от государства на переходный к посткапиталистическому строю период нужно только одно: репрессивная мощь, поставленная на службу корпораций. Как заметил Зигмунт Бауман, «в “кабаре глобализации” государство начинает заниматься стриптизом, и в конце представления на нём остаётся только то, что является крайней необходимостью — репрессивная мощь».

Особая роль в переходе к миру новой нормальности принадлежит трём крупным государствам — США, РФ и КНР. Если хоть одно из них, пишет Шваб, выйдет из «проекта», то он, скорее всего, не будет реализован.

Ещё одно ограничение — время: у «неонормальников» всего 5–7 лет в запасе, иначе создать новую нормальность не удастся. Эта мысль Шваба понятна: обнуление — это социальный блицкриг, чем дольше затягивается процесс, тем больше он теряет темп, тем больше сопротивление, которого, кстати, как признаёт сам Шваб, он очень опасается.

При всём славословии в адрес «дивного нового» постковидного мира картина, которую рисует Шваб, вовсе не радужная. По сути, это деградирующий мир, скрыть этого Шваб не может и вынужден лишь смягчать свои выводы малообоснованными и ничего не значащими оговорками типа: «я надеюсь, этот вопрос как-то решится», «я надеюсь на благоразумие элит», «возможно, такого варианта всё же удастся избежать» и т.п. Начать с того, что Шваб убеждён: в новонормальном мире сохранятся «антиковидные» меры и нормы ужесточённого контроля над людьми, по сути, нарушающие их права. В качестве аналогии он приводит тот факт, что после событий 11 сентября 2001 г. введённые в качестве чрезвычайных и временных меры контроля сохранились до сих пор, внеся свой вклад, добавлю я, в формирование «государства национальной безопасности» как внешнего контура глубинной власти. Шваб вынужден признать: ужесточение мер социального контроля, связанных с COVID, создаёт серьёзный риск возникновения антиутопического иерархического мира, похожего на тот, что изображён в сериалах «Рассказ служанки» (Handmaid’s Tale) по роману Маргарет Этвуд и «Чёрное зеркало» и проанализирован Шошаной Зубоф в работе «Эпоха капитализм контроля» (The Age of Surveillance capitalism, 2019). Речь идёт о строе тотальной депривации, уничтожающем неприкосновенность частной жизни до такой степени, что по сравнению с ним мир оруэлловского «1984» может показаться если не демократией, то чем-то «в её сторону».

Шваб признаёт: неолиберализм себя исчерпал, — и делает вывод: поэтому мир, который идёт ему на смену, будет более справедливым, в нём произойдёт перераспределение богатств от верхов к низам. И тут же сам этот тезис опровергает: «Неверно, — пишет он, — считать COVID великим уравнителем, напротив, он усилит существующие формы неравенства: социальные, медицинские, психологические. В постпандемическом мире в ущерб бедным слоям в наилучшем положении окажутся, прежде всего, производители лекарств и владельцы больниц. Главным бенифициаром Большого сброса, — пишет Шваб, — станет БигТек: структуры, которые мониторят и обеспечивают здоровье (БигФарма); страховые компании; автоматизированная/роботизированная промышленность; компании, связанные с компьютерами, плюс информационные платформы («экосистемы») — крупные и сверхкрупные корпорации, которые должны поглотить правительства или превратить их в свою внешнюю скорлупу, на которую будут сыпаться все шишки. На самом деле COVID — великий усилитель неравенства, антиуравнитель (unequalizer)».

Впрочем, куда уж дальше? В Америке неравенство нарастает стремительно (хотя не так стремительно, как в РФ). С 1967 по 2020 год, пишет Закариа, индекс Джини в США вырос на 22%, а если брать верхний 1%, то ещё больше; впрочем, это общемировая тенденция. Если в 1970 г. верхний 1% контролировал 10% национального дохода, а в 2020 г. — 20%, то нижние 20% соответственно 22% и 15%. В США верхние 10% владеют почти 70% национального богатства, а нижние 50% — 1,5%. В этом плане США ближе к Бразилии, Индии и РФ, чем к Дании или Германии. COVID это неравенство ещё более усилит. При этом речь должна идти о неравенстве не только между социальными и возрастными группами, но также между государствами, слоями, корпорациями, компаниями. Закариа особо подчёркивает ускоренное COVID’ом расслоение именно между компаниями. Это вообще одна из тенденций XXI в.: с 2001 по 2013 г. в странах Севера 5% наиболее производительных предприятий увеличили производительность на 33%, 5% топ-компаний в сфере услуг — на 44%, остальные — соответственно на 7% и 5%. В современном мире, пишет Закариа, не small is beautiful, a big is beautiful. ИКЕА и «Фольксваген» имеют больше шансов зайти на рынки Китая и Индонезии, чем небольшие фирмы, к тому же к услугам мегакорпораций — лоббисты и дорогие юридические фирмы.

Сегодня лидирующая компания в любом секторе контролирует 50% рынка, а доля Google вообще 90%. COVID монополию гигантов в ущерб малому и среднему бизнесу (МСБ) лишь усилил. Крупные цифровые компании во время пандемии и локдаунов испытали настоящий бум. Под ударом оказались сектора, для которых характерен высокий уровень МСБ, владельцы которого, если говорить о США, очень часто негры и латино. Получается «эффект Матфея»: тому, у кого есть богатство, будет дано больше и у него будет достаток; у тех же, кто имеет мало, будет взято (Мф. 6:21); иными словами, социализм для богатых, капитализм для бедных.

Ещё более усиливает «эффект Матфея» в ковидном и будет усиливать в постковидном мире такой фактор, как неравенство в образовании. Оно, в свою очередь, определяет занятость, которую может обеспечить. В начале XXI в., подчёркивает Ф. Закариа, представители верхнего 1% имеют в 77 раз больше возможностей отправить сына или дочь в Университет Лиги Плюща или другие элитарные вузы, чем те, кто относится к нижним 20%. Образование — это вид вложений, а как показал Тома Пикети, доход от вложений (investment income) растёт быстрее, чем зарплаты, — именно на эту форму дохода обречены те, кто малообразован. Если учесть, что всё большую часть работы, которую традиционно выполняли «синие воротнички» и часть «белых воротничков», будут выполнять роботы, а более квалифицированную работу этот сегмент рабочей силы получить не сможет из-за недостаточного уровня образования, то становится ясно: всё более растущее неравенство — реальность постковидной фазы посткапиталистического мира. Достаточно взглянуть на цифры: в США в мае 2020 г. уровень безработицы достиг 14,7%, работы лишились 20 млн американцев. В США уже сейчас доходы лиц с высшим образованием в 3,7 раза выше тех, у кого за плечами лишь школа. Кстати, за Трампа в США и за «Брексит» в Великобритании голосовали вторые, а за Клинтон и против «Брексит» — первые; «жёлтые жилеты» во Франции — это тоже в основном «вторые».

Рабочим в постиндустриальном мире Закариа шансов не оставляет: они утрачивают все плюсы (premium), которые имели раньше. Против них работают и налоговые системы Запада, которые неизмеримо больше благоприятствуют капиталу и богатству, чем труду и бедности. Джекоб Хекер и Пол Пирсон называют это «плутократическим популизмом». Во время COVID’а, вынужден признать Закариа, беднота ясно увидела, как система — рыночное общество, а не просто рыночная экономика — работает против неё.

Шваб тоже не может отрицать, что степень риска, которой подвержены различные классы, различна: бедняки во время пандемии не могут позволить себе сидеть дома, обеспечивая детям дистанционное образование. В сфере услуг 75% работников могут работать удалённо, тогда как в сфере промышленности — на порядки меньше, например, в пищевой промышленности это 3%. Поэтому финальный вывод давосца неутешителен: социальное неравенство в постпандемическом мире, скорее всего, усилится, но, возможно, ситуация изменится, поскольку недовольных будет много и, возможно, власти пойдут им навстречу. Впрочем, как признаёт сам Шваб, история учит, что такой «оптимистический сценарий маловероятен без предшествующих этому широкомасштабных социальных беспорядков».

Из всего этого ясно: 1) С учётом картины, которую рисует Шваб, неравенство при посткапитализме усилится навсегда; 2) Ситуация может измениться только в результате широкомасштабной борьбы нижних и средних групп общества. И действительно, им ничего другого не остаётся. Как обращался к работягам один ныне непопулярный деятель: рабочий, тебя пять тысяч лет обманывают те, у кого в руках власть и знания; что можешь противопоставить им ты, бедный и необразованный? Бей их в морду. И действительно, гнев обездоленных — мощная сила. Как писал Б. Мур, революции возникают не из победного крика восходящих классов, а из предсмертного рёва тех классов, над которыми вот-вот сомкнётся волна прогресса — буржуазного. Постбуржуазный «прогресс» à la Шваб — из серии ежилецевского вопроса: «если людоеды начинают пользоваться вилками и ножами — это прогресс? — штука потяжелее, чем буржуазный. Там была хоть какая-то, пусть и раздутая пропагандой, социальная, классовая мобильность. В случае пандемии и мира, который создаётся с её помощью, даже Шваб вынужден признать: здесь мечта о классовой мобильности уничтожается как между странами, так и внутри отдельных стран, и если у богатых есть накопленный «социальный жирок», то бедных пандемия и локдаун подводят к последней черте — по Высоцкому: «если хилый — сразу в гроб».

Одна из черт нового мира — разуплотнение (dedensification). Это самые разные явления — от сокращения авиаперелётов и возможностей туризма до поддержания социальной дистанции. Цель всего этого — под видом борьбы с пандемией сократить контакты между людьми, т.е. атомизировать общество. При этом для Шваба всё это важно не с точки зрения здоровья людей, а потому что, во-первых, это полезно для природы; во-вторых, поскольку эти меры в той или иной степени сохранятся и в постковидном мире они станут для многих компаний оправданием ускорения и усиления автоматизации/роботизации: «когда физическое дистанцирование станет обязанностью (sic! — А. Ф.), роботы начнут выполнять такие работы, для которых ранее был обязателен физический контакт». Вот что является одним из «скрытых шифров» комплекса «социального дистанцирования» — расчистка площадки для роботизации и цифровизации. При этом Шваб прекрасно понимает социальную и психологическую цену «разуплотнения/дистанцирования». Он сам пишет, что отсутствие общения плохо влияет на здоровье, вызывая стрессы, депрессию, тем более что в мире и так огромное количество людей страдает от депрессии — 350 млн (по данным Шваба, это около 5% мирового населения; в США — 26%). Ясно, что властями нагнетание страха перед эпидемией, обещание сотен тысяч смертей, новых волн COVID’а, новых пандемий — всё это не только подрывает иммунитет, но и ведёт к психическим расстройствам (по некоторым данным, их число за время «пандемии» увеличилось на 20%).

При всей радужности картины «мира после сброса» как лучшего, более справедливого и т.п. реальная экономическая картина, которую рисует Шваб, — это мир прогрессирующей деградации. «Послесбросовый мир» — это, по сути, мир бросовый. Макроэкономическое и макросоциальное выздоровление экономики и рынка рабочей силы в глобальном масштабе займёт около 40 лет, т.е. время жизни двух поколений. Роботизация/автоматизация ещё более ухудшит положение работника, отсюда — рост структурной безработицы и кризис занятости молодёжи, т.е. той силы, которой Шваб отводит главную роль в строительстве нового мира. Что с этим делать, Шваб не знает и по принципу Шляпника из «Алисы в Стране чудес» («Не будем об этом говорить») скороговоркой высказывает надежду на развитие микроиндустрии и крафтовой экономики.

Сам экономический рост в глобальную постковидную эпоху будет намного более медленным, чем в доковидную, это будет мир экономической асимптоты, в отличие от экспоненты 1800–1960-х годов. COVID обрушил даже затухающий рост 1960–2000-х годов: если в 1930-е годы и годы после кризиса 2008 г. ВВП снизился на 10% в течение нескольких лет, то в 2020 г. это произошло в течение нескольких недель. И это понятно: во-первых, удар пришёлся по секторам услуг, который в США обеспечивает 80% занятости и 70% ВВП (поэтому — à propos — термин «промышленно развитые страны» применительно к постЗападу совершенно бессмыслен). Во-вторых, удар пришёлся по малому и среднему бизнесу (МСБ), в котором занята большая часть населения. Да, платформы типа «Амазон» доминируют, но они продают продукцию МСБ; что касается крупных корпораций, то они действительно приносят прибыль, но их эффективность снижается из-за коррупции и забюрократизированности управления.

Итак, производство в большей части экономических секторов постЗапада вообще и США в частности в новом мире будет снижаться. Чтобы примирить эту очевидную тенденцию с насущной необходимостью возникновения/создания этого мира, Шваб прибегает к иезуитской логике, смысл которой прост: давайте меньше потреблять. «COVID-пауза, — пишет Шваб, — предоставила людям возможность задуматься о том, что является настоящей ценностью, что может служить компасом в определении движения к прогрессу и двигателем (driver) этого процесса. Доступное здравоохранение и прочные социальные связи значительно больше определяют счастье, чем материальное потребление». Вроде бы правильные слова говорит нам идеолог обнуления, но надо помнить, что это слова человека, купающегося в материальном достатке, человека из давосской тусовки, о которой один британский журнал написал: эти представления глобальной элиты, которые подчёркивают важность борьбы с изменением климата, летая на частных самолётах, разглагольствуют о борьбе с голодом, поедая бутерброды с икрой и запивая их шампанским «Вдова Клико»; говорят о необходимости борьбы с бедностью и неравенством, будучи со всех сторон окружены огромным количеством прислуги.

Заявляя своё отношение к «настоящим ценностям», Шваб призывает, полностью пересмотрев западную культуру потребления, покончить с консьюмеризмом вообще, потреблять меньше, перейдя — внимание! — от роста (growth) к «неросту» («росту вспять» — degrowth). В самом начале 1970-х годов околонаучные жулики — неомальтузианцы из Римского клуба попытались в «Первом докладе Римскому клубу» продвинуть теорию (и стратегию) так называемого «нулевого роста». Эта теория обосновывалась необходимостью всех стран тратить половину ВВП на экологические нужды, иначе миру грозит экологическая катастрофа. Такой подход обрекал бедные страны («развивающиеся» — так лицемерно называли слаборазвитые страны третьего мира) на безнадёжное, навсегдашнее отставание от первого мира, сокращение производства и потребления и депопуляцию. Тогда, в 1970-е годы, с «нулевым ростом» не получилось — ситуация не созрела, да и сам факт существования СССР мешал. И схему на время отложили, а через полвека вытащили из сундука, смахнули пыль и — voila.

Шваб оказался не первым реаниматором «нулевого роста», от которого — прямая линия прочерчивается до «обнуления», правда, теперь это касается не только бывшего третьего мира (нынешнего Юга), а всего мира в целом. Первыми оказались 1100 экспертов, подписавших в мае 2020 г. в Великобритании некий манифест, призывающий к «стратегии нероста» (degrowth strategy). Эксперты заявили о необходимости принять «демократически спланированное» и в то же время «ориентированное на устойчивый рост» (глобалистский эвфемизм для приведения в соответствие населения планеты с ресурсами, т.е. сокращения мирового населения до 2 млрд — минимум) и — внимание! — на «равенство в снижении качества экономики». Задача, согласно манифесту, — создать «экономику сниженного качества» (downscaling economy), которая — это уже добавляет Шваб, восторженно приветствующий программу манифеста, — «приведёт нас к будущему, в котором мы можем жить лучше, довольствуясь меньшим» (where we can live better with less). И в качестве положительного примера такой счастливой жизни по «третьему разряду» Шваб приводит жизнь аргентинцев в Патагонии — довольно суровом краю. Вот, оказывается, к чему надо стремиться на пути преодоления консьюмеризма и строительства нового мира. Мне всё это напоминает то, как Лиса Алиса и Кот Базилио уговаривали Буратино зарыть свои золотые на Поле Чудес в Стране дураков, чтобы к утру выросло деревце, усеянное золотыми монетами, — чем не новый прекрасный мир? Напомню: Поле Чудес — это помойка, свалка Страны дураков. Вот к созданию такой свалки и призывают информационно затерроризированных людей эксперты на службе ультраглобалистов.

«Патагонизация» — это рецепт Шваба для всего Юга (за исключением анклавов «Север-на-Юге» типа Сингапура или плавучих городов для сверхбогатых), а также для некоторых частей Северной Америки, Западной и Восточной Европы и, конечно же, для РФ. Как может выглядеть «патагонизация» РФ, хорошо показано в романах Олега Маркеева «Неучтённый фактор» и Беркем аль-Атоми «Мародёр» и «Каратель». Северу, богатому миру, предлагается другой рецепт — японификация. Модель — Япония в том виде, в каком она существует сегодня, т.е. после получения страшного удара 1990-х годов по своей экономике от США. Этот вид определяется следующими характеристиками: 1) Структурно слабый спрос, т.е. пониженный уровень потребления; 2) Очень низкий уровень инфляции; 3) Сверхнизкая процентная ставка. Шваб уверен, что в будущем — ближайшем и не очень — наиболее развитым странам придётся пережить японификацию, и это вовсе неплохо.

И японификация, и патагонизация в показателях ВВП означают регресс, деградацию, что делает картину ещё более мрачной и бесперспективной. Но и здесь Шваб находит решение: чтобы картина новонормального мира не выглядела кошмарной сквозь призму ВВП, этот показатель нужно изменить, подогнав под реальность или вообще от него отказаться. Шваб пишет об этом открыто: «По мере того, как растёт неравенство, а технический прогресс всё более увеличивает дальнейшую поляризацию, ВВП (и ВВП на душу населения) становится всё менее полезным (подч. мной. — А. Ф.) показателем уровня жизни». Логика здесь проста: если ВВП и ВВП на душу населения наглядно демонстрируют деградацию, от них как от показателей необходимо отказаться и заказать «новое платье короля». Какое — Шваб ещё не придумал, но некоторые идеи у него есть. Он считает, что новые показатели должны учитывать инфраструктуру, человеческий капитал, вклад в сохранение окружающей среды, инновационные экосистемы (в РФ это типа грефовского Сбера — спасибо, не надо); обновлённое (я бы сказал: обнулённое) понятие ВВП обязательно должно отражать ценности, создаваемые цифровизацией и неоплачиваемой работой.

Замечу: строго говоря, цифровая экономика никаких ценностей не создаёт, поэтому выходит, что «обновлённое» понятие ВВП, чтобы скрыть деградацию и неравенство в качестве доминирующих системных тенденций, должно отражать фикции. Ну а неоплачиваемая работа — труд волонтёров, например, предоставляет широкое поле для манипуляций фикциями. Кстати, волонтёры — реальная модель воспитания, если не дрессировки так называемых «служебных людей», т.е. низшей касты «дивного новонормального мира».

Панацеей экономического развития нового (посткапиталистического — хотя Шваб этим термином не пользуется) мира обердавосец считает провозглашённую им «четвёртую промышленную революцию». Он посвятил ей целую книгу, которую перевели на несколько языков, включая русский, и многие слабые умы уже начали некритически пользоваться термином «четвёртая промышленная революция» так же часто и так же попугайски бездумно, как, например, термином «устойчивое развитие».

В то же время серьёзные специалисты и практики схему «четвёртой промышленной революции» всерьёз не приняли, на пальцах объяснив, что, во-первых, никакая это не революция; во-вторых, то, что скрывается за этим термином, никакого отношения к промышленности не имеет. Перед нами очередная ложь Шваба, очередное «новое платье короля». На закрытой конференции в Санта-Фе, о которой речь шла выше, концепция «четвёртой промышленной революции» была подвергнута острой критике. Основные докладчики по теме «Промышленность и экономика» — М. Карр (директор по исследованиям компании Lloyd) и М. Кекер (директор по исследованиям юридической компании Perkins and C°), т.е. люди практические, определили выводы этой схемы и книги Шваба «Четвёртая промышленная революция» не просто как некорректные, а как миф. Любая производственная/промышленная революция, говорится в их докладе, предполагает ускорение темпов роста производительности труда. Среднегодовые темпы этого роста в 2009–2017 гг. были ниже, чем в 2000–2008 гг., а в нулевых они были ниже средних показателей за последние 20 лет ХХ века. Таких низких темпов роста производительности труда, как в 2010-е, не было с начала ХХ века; нынешняя интернет-экономика, с которой пытаются увязать «четвёртую промышленную революцию», задействована не на производство, не на реальную экономику, а на сферу обращения — финансы, маркетинг, рекламу.

Первая промышленная революция (уголь, завод, телеграф) длилась около 50–60 лет, достигнув пика в 1868–1892 гг., обеспечив прирост ежегодной производительности труда в 2%. Вторая промышленная революция (двигатель внутреннего сгорания, нефть, конвейер) длилась примерно 35 лет, средний рост производительности труда — 2,3%. Третья промышленная революция, конец которой в вялотекущем режиме переживает ядро капсистемы, — самая короткая и слабая, быстро исчерпавшая прирост производительности (менее 2%) за 25 лет — к концу ХХ века. Затем, в начале XXI века, производительность труда постоянно снижалась, составляя в настоящее время в расчёте на ВВП за вычетом сферы обращения и государственных услуг лишь немногим более 0,4%. О какой новой («четвёртой») промышленной революции может идти речь в такой ситуации? Налицо не революция, а в лучшем случае инволюция, которую пропагандистски пытаются представить: а) Как сдвиг в сфере именно промышленности; б) Как революционный сдвиг. Я уже не говорю о том, что, помня об экономике будущего — по Швабу — как «экономике сниженного качества», о прокламируемых им «патагонизации» и «японификации», получается, что «четвёртая промышленная революция» — это такая, которая прямиком ведёт в экономически упадочный, деградирующий мир. Хороша революция — ничего не скажешь.

И ещё вопрос: как совместить «четвёртую промышленную революцию» с «патагонизацией» и «японификацией» жизни с созданием «экономики пониженного качества»? Революция, создающая бросовую экономику? Когнитивный диссонанс? Нет, просто ложь.

XI

Впрочем, все эти картинки из будущего — это, в большей степени, присказка, сказка — это программа создания капитализма нового типа. Речь идёт о так называемом «стейкхолдерском капитализме» (stakeholder capitalism), который на самом деле никакой не капитализм, а ширма и одновременно средство уничтожения капитализма (акционерного капитализма — shareholder capitalism). От акционера-дольщика (shareholder) стейкхолдер отличается тем, что если первый — это владелец акций, собственник, то второй — это лицо, не имеющее собственности, а просто заинтересованное в том, чтобы данный бизнес (или данная фирма) функционировал нормально и либо терпящее убытки, либо испытывающее ущерб в случае его (её) плохого функционирования. Стейкхолдером может быть директор-несобственник, подрядчик, субподрядчик, просто житель того района, где расположено то или иное предприятие, наносящее вред природной среде. Но в любом случае — и это крайне важно, доминанта — стейкхолдер не является собственником, он всего лишь участник.

Впервые Шваб употребил термин «стейкхолдер» в 1971 г. в книге «Управление современным предприятием в машиностроении» (Modern Enterprise Management in Mechanical Engineering). Он определил стейкхолдеров как «вторичных участников огромного коммерческого проекта», первичные участники — это собственники, причём, крупные — корпорации-монополисты, стремящиеся подавить конкуренцию и рынок. Ну а что происходит с «вторичными участниками коммерческого рынка» в случае установления на нём монополии или олигополии, объяснять не надо; стейкхолдер — это даже не игрок, а пешка на вылет, на жертву, расходный материал рынка. То, что рынок — временное состояние при капитализме, характеризующее его относительно неразвитую стадию, ясно. Недаром в своё время Фернан Бродель заметил: капитализм — враг рынка с его конкуренцией, совершенно ненужной стремящемуся к монополии капиталу. Словно развивая эту мысль, Питер Тиль из Pay Pal откровенно говорит, что конкуренция — это удел неудачников (losers). Цель любой компании — монополия.

В течение почти полувека о стейкхолдерах почти не вспоминали. И вдруг в 2019 и 2020 гг. раздался залп. В 2019 г. газета Financial Times, рупор крупного, прежде всего финансового, британо-американского капитала призвала к замене «акционерного капитализма» «капитализмом вторичного участия», стейкхолдерским капитализмом, в котором доля — это не акция и не собственность, а, например, гарантированный (государством) базовый доход, у которого жёсткие планки — и нижняя, и верхняя. Ультраглобалисты и те, кто, как Шваб, обслуживают и озвучивают их интересы, активно поддерживают и развивают эту идею и пытаются представить стейкхолдерский капитализм как такой, который в создании долгосрочной прибыли стремится учитывать потребности всех заинтересованных лиц — общества и человечества в целом. Согласно Швабу, как минимум три причины диктуют необходимость замены акционерного капитализма, т.е. капитализма собственников «капитализмом участия»: 1) Мир стал значительно более взаимосвязанным, чем раньше; в условиях глобализации люди становятся глобальными гражданами; 2) Значительно большую роль, чем раньше, играет проблема защиты природной среды, особенно в связи с необходимостью борьбы с вызванными человеком климатическими изменениями (у всех ультраглобалистов — это важнейший пункт переустройства мира); 3) При наличии интернета люди знают, как живут другие, и стремятся к большему равенству; стейкхолдерский капитализм, считает Шваб, даёт оптимальное решение проблем в новой ситуации, связанной с COVID’ом.

Эти тезисы несостоятельны. Во-первых, новая ситуация, о которой говорит Шваб, возникла не сама по себе, она также не есть месть природы человеку, как утверждает Закариа, а представляет собой результат социально-политических и экономических мер властей, мер намеренно избыточных по сравнению с масштабом эпидемии, которую объявили пандемией. Как показали в своих исследованиях З. Бауман, М. Кастельс и многие другие неангажированные исследователи, «глобалами» становятся лишь 20% мирового населения, 80% навечно вталкиваются в разряд «локалов». Глобализация — это селективный процесс отсечения от глобального уровня и связанного с ним богатства или просто достатка огромной массы населения. То, что житель Индии, Боливии, Конго или РФ может в смартфоне наблюдать жизнь мира богатых, всякие «Санта-Барбары», не делает его богатым и не позволяет ни на миллиметр изменить свою ситуацию. В-третьих, что касается защиты природной среды, то именно корпорации, которые, согласно Швабу, должны вытеснить государство, загрязняют атмосферу, производят ГМО-продукты, вырубают леса на Амазонке.

Вообще, экологизм (не путать с природоохранной деятельностью) как квазиидеология защиты природы от человека (как фактора давления на неё и лишнего едока) и добавившийся к нему императив борьбы с климатическими изменениями (обоснование — весьма спорный тезис о глобальном потеплении) занимает одно из центральных мест в повестке дня демонтажников-высотников капитализма. Именно всем этим обосновывается необходимость «зелёной экономики», представляющей собой беспощадно ориентированную на уничтожение промышленности и примитивизацию/архаизацию экономики в интересах определённых сегментов мировой верхушки.

Пандемия, пишет он, пришла в тот момент, когда многие проблемы — от активных действий по поводу климатических изменений до гендерных различий и скандалов Me Too (обратим внимание, что для ультраглобалистов на одной доске оказываются борьба с климатическими изменениями и борьба за гендерные права вплоть до пошло-подлой психоэпидемической компании Me Too) становились всё более заметными, усиливая — так хочется Швабу — значение перехода, во-первых, от акционерного капитализма к стейкхолдерскому; во-вторых, к принципиально новому подходу к миру — ЭСУ-подходу: экология (окружающая среда), социальная сфера, управление (ESG — environmental, social, governance).

Нынешняя ситуация — климат, экология, пандемия — диктует, по Швабу, следующее: целью компаний не может быть только прибыль, они должны быть не только владельцами (держателями) акций (shareholders), но и заинтересованными участниками (stakeholders). Соображения (подход) ЭСУ должны занять центральное место в экономической стратегии. Ультраглобалисты, например аналитики из Black Rock, пытаются доказывать, что ЭСУ-ориентированные компании лучше пережили COVID. И тут же опять противоречие: если эти компании имеют явное преимущество, то зачем же вводить жёсткую систему наблюдения силами социальных активистов за тем, соблюдают ли компании принципы ЭСУ и если нет, то наказывать ли их? Вроде бы жизнь их и так уже наказала или накажет. Весь бизнес, согласно Швабу, должен быть перестроен в соответствии с требованиями борьбы с климатическими изменениями и за защиту окружающей среды, а у тех, кто не захочет перестроиться, бизнес нужно отбирать. Это чёткое указание: демонтаж акционерного капитализма, т.е. капитализма как такового, предполагает активную экспроприаторскую практику — «мягкую» (налоги) или жёсткую (изъятие бизнеса в случае несоответствия ЭСУ-подходу).

Одним из средств этого процесса должны стать изменения в правовой системе, ориентированные на экологию и резко ограничивающие, а по сути, отменяющие частную собственность. Идеи подобного рода активно проталкиваются на постЗападе в последние годы. В частности, ещё в 2015 г. появилась книга Ф. Капра и У. Маттеи «Экология права. На пути к правовой системе в гармонии с природой и обществом»^[2]. Именем экологии Матери-Природы авторы атакуют нынешнюю правовую систему, государственный суверенитет и частную собственность. В основе всего этого, считают авторы, лежит «экстрактивность», которую следует заменить «генеративностью». Последняя исходит из того, что человечество не обладает исключительностью по сравнению с другими экосистемами планеты, и это нужно зафиксировать юридически.

Прежде всего, частный собственник должен перестать занимать место в центре правовой системы, на его место нужно поместить «общедоступные блага», т.е. коллективную собственность. Субъектом этой собственности должны быть независимые от государства и его власти «экологические сообщества» (общины), объединённые в сеть. Таким образом, закон отбирает у государственной власти законотворческую функцию и право реализовывать её с помощью силы, т.е. обнуляется государственный суверенитет, поскольку сетевые сообщества трансграничны. Сеть генеративных (так и вертится на языке: дегенеративных) правовых порядков, по сути, отменяет частную собственность и государство как субъект. При этом Капра и Маттеи не упоминают, более того, старательно обходят корпорации и финансовый капитал — так, будто их в современном мире не существует, а все беды — от государств и промышленности, точнее от промышленного капитала.

Мы прекрасно знаем, что в современном мире так называемые сетевые сообщества, сети, контролируются гигантскими фирмами — социальными платформами в союзе с крупнейшими банками и наднациональными корпорациями. Предложение лишить государство монополии на законотворчество, контроль над правовой системой и собственностью означает следующее: 1) Передачу собственности от государства корпорациям-платформам; 2) Уничтожение частной собственности и превращение её в коллективно-корпоративную, в результате чего вся планета (природа, биосфера) под видом «общедоступных благ» становится коллективной собственностью корпораций, которые к тому же контролируют социальные сети, т.е. социальные контакты и социальное поведение. При этом собственность растворяется в общепланетарной власти, тем более что деятельность «экологических сообществ» не выходит за рамки весьма ограниченной территории и не может контролировать ничего за её пределами. В отсутствие государства контроль в таком вне- и надлокальном масштабе могут осуществлять лишь наднациональные мегакорпорации; будучи способны подмять государства — «экологические общины» они просто раздавят.

«Экоправовая революция», к которой призывают авторы, требует — и они этого не скрывают — деиндустриализации, ограничения потребления (они называют это «эффективным контролем за экономическим поведением отдельных людей в целях обеспечения сохранности экологии и социальной справедливости»). Упоминают Капра и Маттеи, доклад «Пределы роста» Римскому клубу, стейкхолдеров — и становится понятно, откуда растут неомальтузианские «уши»: депопуляция, дерационализация (сознания), деиндустриализация (посредством «зелёной экономики»).

Показательно, что центральный пункт своей программы — переход к стейкхолдерскому капитализму, «капитализму участия», «капитализму без собственности» (такая же химера, как «хлопок одной ладонью»), т.е. в действительности к посткапитализму в интересах нынешней мировой верхушки жёстко привязан к «зелёной экономике», к антипромышленному курсу, а следовательно, к целенаправленному подавлению тех слоёв, которые связаны с промышленностью и её обслуживанием — от промышленных капиталистов до рабочего класса плюс часть МСБ, т.е. против большой части бенефициаров великой индустриальной Америки 1930–1980-х годов и вообще индустриального мира ХХ в., его институтов и социальных завоеваний.

«Зелёная экономика» и есть средство этого подавления — с помощью действий активистов, жёсткого экоклиматического законодательства, которое ударит прежде всего по МСБ, поскольку никому в голову на постЗападе (да и в РФ) не придёт покуситься на крупные корпорации, да и «налог на природу» для большого бизнеса — это не проблема: там, где «толстый» похудеет, «тощий» загнётся, а вместо прибыли («доллара») «тощему» вручат базовый доход («цент»), провозгласят стейкхолдером:— и «ни в чём себе не отказывай!»

XII

Итак, в 2010-е годы глобальная элита оказалась в положении той части верхов США, которые выдвинули в 1930-е годы Ф.Д. Рузвельта: их единственным средством в борьбе с финансовым капиталом, с одной стороны, и с Британской империей, с другой, были кризис и мировая война, т.е. организованная социальная катастрофа. В нынешних условиях кризис, причём реализуемый в ускоренном режиме, тоже оказывается единственным средством во всё более сгущающемся для глобалистов цугцванге; но кризис сегодня не может быть «военной войной», только социальной. Первым ходом в ней стала «пандемия» — либо её спецзапуск, либо просто использование возникшей ситуации с объявлением её пандемией. Цель одна — демонтаж капитализма.

О том, что именно демонтаж капитализма путём ускорения глобальной социальной катастрофы является направлением главного удара ультраглобалистов, свидетельствует не только швабовская программа, но и программа так называемого «инклюзивного капитализма». Под инклюзивным, т.е. «включающим», капитализмом имеется в виду социально-экономическая система, которая работает якобы не на капитал, а на всё население планеты: все в мире становятся «включёнными капиталистами» — за счёт и путём, как и в случае со «стейкхолдерским капитализмом», фактического лишения собственности, причём не только частной, но и личной. Разумеется, это не распространяется на мировую верхушку, которая сохранит власть, привилегии и собственность на социальные и духовные факторы производства, которая совпадает с властью. Мне это напоминает один персидский анекдот. Бедняк приходит к богачу и спрашивает его: «Все люди — братья?» «Да», — отвечает тот. «Тогда ты должен поделиться со мной половиной твоего богатства». В ответ богач бросает бедняку несколько медяков, а на удивлённый возглас того говорит: «Бери это и уходи, а то, если об этом узнают другие наши братья, тебе и этого не достанется».

Все сомнения в истинных целях «инклюзивных капиталистов» исчезают, как только мы знакомимся со структурой, продвигающей этот проект, и конкретными лицами, возглавляющими её: как говорится, пробу ставить негде. Главная структура «всёключенцев» — «Совет по инклюзивному капитализму с Ватиканом» (Council for inclusive capitalism with Vatican), который был создан 8 декабря 2020 г. Формально руководителем, духовным главой считается папа римский Франциск I; координатором и фронтменом — Линн Форестер де Ротшильд. Созданию Совета предшествовал подготовительный период, начавшийся в 2014 г. конференцией по инклюзивному капитализму. Открыли её Билл Клинтон и принц Чарлз — не то православный христианин, не то криптомусульманин, короче говоря, хрисламист с «зелёной ориентацией». Затем была создана компания Inclusive capital partners, а в 2020 г. — Совет. Возглавляют Совет 27 Стражей (Guardians). Почему 27? Ответ, на мой взгляд, лежит на поверхности — как похищенное письмо в рассказе Эдгара По. В 2007 г. учёные из Швейцарского государственного технологического университета (Цюрих) под руководством Джеймса Глаттфелдерса ввели данные о 37 млн корпораций, их «дочках» и частных инвесторах в суперкомпьютер Orbis 2007. Было быстро выявлено ядро — 43 060 корпораций, работающих во всём мире. У этого ядра было своё — 1318 компаний, контролирующих 20% мирового дохода плюс владеющих и контролирующих акции большинства крупных корпораций (ещё 60% дохода). Внутри этого ядра — суперъядро — 147 корпораций, щупальца которых охватывают все 1318. Эти 147 (75% из них — это банки) тесно связаны друг с другом, по сути, составляя единое целое и контролируя 40% мирового дохода и все основные мировые СМРАД. Наконец, у этих 147 есть своеобразная голова, мозг — 27 банков и корпораций, суперхозяева. Их представители и присутствуют в Совете.

Официальная цель Совета — «строительство справедливого и инклюзивного общества и экономики, устойчивой экономической системы, которая работает в интересах всего человечества»; все жители планеты (бизнесмены, чиновники, потребители, местные сообщества и т.д.) становятся стейкхолдерами; прибыль не отменяется, а ставится на службу всем землянам, работает в их интересах. Лозунг: People, Planet, Principles of Government, Prosperity. Всего структуры, стоящие за Советом (сайт: inclusive capitalism.com), имеют капитализацию 2,1 трлн долл., совокупный доход — 10,5 трлн долл.; в 163 странах на них работают 200 млн рабочих. При переводе на шкалу мировой экономики это ниже Франции, но выше Великобритании — между ними.

Объявляя союз с Ватиканом, Форестер де Ротшильд подчеркнула, что Совет будет прислушиваться к требованию Франциска слышать плач (cry) Земли, Матери-Природы, плач бедных и отвечать на их чаяния. Читаешь слова этих людей, и в памяти начинают звучать слова Гамлета о Розенкранце и Гильденстерне: «Которым я, как двум гадюкам, верю». Дела и биографии самой Линн Форестер де Ротшильд и большинства из 27 стражей смотрятся не очень благовидно, особенно если учесть, что все эти люди подчёркивают: они — стражи морали; в высшей степени достойные и порядочные люди. Начнём с мадам. Ныне она владелица состояния своего покойного мужа Эвелина де Ротшильда, а также журнала The Economist, она же — член Совета по международным отношениям (США), Ассоциации внешней политики (США), Института международных отношений (Великобритания), Института стратегических исследований (Великобритания) и Международного консультативного совета Asia House.

В 1998 г. на встрече Бильдербергского клуба в Шотландии человек Рокфеллеров Киссинджер познакомил свою протеже Линн Форестер (кстати, Шваб тоже протеже Киссинджера) с Эвелином Робертом де Ротшильдом (похоже на классическую подводку), и вскоре они поженились — вышедшая из среды рабочего класса и сделавшая карьеру Линн и миллиардер Ротшильд. Часть медового месяца молодожёны провели по приглашению четы Клинтон в Белом доме. Линн, ярая сторонница Демпартии, в 2008 и 2016 гг. была главным фандрайзером своей подруги, любительницы женщин — от несовершеннолетних «лолиток» до более зрелых дам — Хиллари Клинтон и её советником по экономике.

Самое ранее упоминание о Линн — 1991 г. (она ещё не была замужем за Ротшильдом), тогда она великодушно предоставила в полное пользование своей британской подруге один из своих апартаментов на Манхэттене. Подругу звали Жислейн Максвелл, она была дочерью Роберта Максвелла — медийного магната и агента МОССАД (а вообще-то двойного, а возможно, и тройного агента). А приехала Жислейн в Нью-Йорк сразу после того, как её отца убили (предположительно британцы и/или израильтяне). Сегодня Жислейн Максвелл ожидает суда по обвинению в child sex trafficking — траффике детских сексуслуг. В этом бизнесе она была партнёром Джефри Эпстайна, поставлявшего детей для сексуслуг политической и шоу-бизнес-верхушке США и постЗапада в целом. Эпстайн тоже работал на МОССАД. На своём самолёте с красноречивым названием Lolita Express (привет Набокову) он возил развлекаться с детьми международную педофильскую верхушку обоих полов, за что был арестован и якобы повесился в камере, причём «сделал» это уже со сломанным позвоночником (напоминает историю с бывшим управделами ЦК КПСС Н.Е. Кручиной, выбросившимся осенью 1991 г. из окна со связанными скотчем руками). Во время следствия имя Линн Форестер де Ротшильд всплыло в списке лиц, которые летали на этом самолёте — правда, только один раз. А вот имя Билла Клинтона упоминается 25 раз. С Эпстайном Линн связывали дружеские и деловые отношения: вместе они даже создали в 2012 г. структуру Terra Mar, чьей официальной целью было спасение океанов. Сразу после ареста Эпстайна Линн структуру ликвидировала. Одним из доноров Terra Mar был фонд Клинтонов. Ну как можно сомневаться в чистых намерениях подруги столь достойных людей и спасительницы водной среды?

Теперь о 27 стражах. Среди них — главные исполнительные директора (СЕО). Среди них СЕО двух фондов, которые, как заметил Ф. Энгдаль, в значительно большей степени определяют внешнюю политику США, чем Госдепартамент — фондов Рокфеллеров и Форда. Это, соответственно, Раджив Шах и Даррен Уокер. Оба фонда активно продвигали распространение ГМО-культур и продуктов. Не менее активны представители ГМО-гиганта Дюпон и компаний Merck и Johnson and Johnson, они тоже среди двадцати семи. Эти три компании известны скандалами, связанными с некачественной, смертельно опасной продукцией. Так, руководство «Мерк» лгало, отрицая риск, который несёт их лекарство от артрита Vioxx, и только когда у 55 тыс. принимавших его произошли сердечные приступы, вынуждены были сознаться. Среди стражей руководители Visa, Mastercard, Bank of America, Allianz Insurance, British Petroleum (в 2016 г. именно Visa и USAID стояли за катастрофическим экспериментом Моди по созданию безденежной экономики Индии); бывший руководитель Банка Англии, засветившийся в отмывании денег мексиканскими наркокартелями и русской мафией; Марси Фрост — мутный глава CalPERS, замешанный во многих историях с мошенничеством пенсионного фонда штата Калифорния, и ряд других сильно запятнанных, но весьма влиятельных глобалистов; глава State Street Corporation, которая крайне агрессивно проводит политику поощрения развития «зелёной экономики».

По сути, перед нами некий прообраз, черновик полумафиозного мирового правительства, чья заявленная задача — переформатирование мировой системы и создание НМП, за которым вовсе не случайно торчат «уши» семейства Ротшильдов. Ну а фактический глава этого правительства, «духовный лидер» — папа римский иезуит Франциск I. Прежде чем говорить об этом специфическом плане, зададимся вопросом: как папа и иезуиты связаны с ультраглобалистской повесткой и Ротшильдами? Это только личные отношения Франциска I, которого Энгдаль назвал самым интервенционистским и самым глобалистским папой со времён крестовых походов, или не только? Не только. Мало кто знает (хотя информация об этом содержится в одном из томов 22-томной Энциклопедии иудаики 1971 г. издания), что один из неафишируемых титулов Ротшильдов — Guardians of the Vatican Treasure, т.е. Стражи казны Ватикана. В своё время именно задолжавший Ротшильдам папа римский Лев XIII (известный энцикликой Rerum Novarum) по наущению Ротшильдов в самом конце XIX в. убедил французское правительство пойти на столь необходимый Великобритании антигерманский союз России и Франции. Сегодня цели союза Ватикана и Ротшильдов намного более амбициозны. Речь идёт ни много ни мало о создании мировой власти под эгидой единой мировой религии во главе с папой римским, и Франциск I наилучшим образом подходит для решения этой задачи.

Франциск (в миру — Хорхе Бергольо, имя навевает воспоминания о главном злодее из романа У. Эко «Имя розы») родился в 1936 г. в Аргентине. С ранних лет — иезуитская школа, затем — карьера в иезуитских структурах. С 2013 г. — папа римский. В 2011–2013 гг., уже будучи кардиналом, Бергольо был священником очень важной и символичной для иезуитов церкви Сан-Беллармино. Роберт Беллармин (1542–1621), кардинал-иезуит, идеолог высшей власти иезуитов в мире вообще и десакрализации монархической власти в частности: Бог даёт власть не монархам, а народу, и если государь недостоин божественного доверия (а определяют это, конечно же, иезуиты), то народ имеет право его свергнуть. Эта идея, сформулированная задолго до масонов и иллюминатов, позднее легла в основу католической теологии освобождения в Южной Америке. Франциск её активный приверженец. К тому же он поддерживает все инициативы ультраглобалистов — от «зелёной экономики» до обязательной вакцинации от COVID. В ноябре 2020 г. Франциск заявил буквально следующее: «Теперь каждый, прежде чем войти в жемчужные врата Рая, должен получить вакцину от COVID, точнее — две: одну за себя, другую — за умерших родственников, чтобы Господь вызволил их из Чистилища». Мне это напоминает жульничество героев фильма «Праздник св. Иоргена». Это — не единственное мошенничество, к которому имеет отношение Франциск I. Он замешан в скандалах, мошенничестве и растратах, связанных с кардиналом Джованни Анджело Беччу (Giovanni Angelo Becciu). До 2018 г. Беччу был начальником папской канцелярии. Беччу замешан в нецелевых тратах, т.е. расхищении финансовых средств. Речь идёт о покупке роскошного особняка в Лондоне, частичном спонсировании фильма Rocketman — о жизни «гомика» Элтона Джона. Кстати, папа более чем терпимо относится к гомосексуализму.

Ещё один ватиканский персонаж, связанный с инклюзивистами, — Питер Тарксон (р. 1948 г.), чернокожий кардинал из Ганы. Франциск назначил его главой Ведомства по содействию целостному человеческому развитию (это вопросы окружающей среды, экологии, бедности, экономики). Тарксон — не иезуит, но активно контактирует с ними: в 2019 г. на собрании, посвящённом роли иезуитских мучеников в борьбе за экологию, социальную справедливость, Тарксон сидел в президиуме по левую руку от генерала ордена иезуитов Артуро Соса (напомню: генералов ордена иезуитов называют «чёрными папами»). Именно Франциск и Тарксон обеспечивают со стороны Ватикана союз с Ротшильдами, а через них — с банковской системой Ватикана и крупнейшими банками и корпорациями, в интересах которых под видом инклюзивного капитализма планируется ликвидация частной собственности и частного предпринимательства. Франциск неоднократно высказывался в том плане, что не считает частную собственность неприкосновенной.

Франциск — сторонник экуменизма, создания чего-то вроде мировой церкви под главенством папы римского. Обоснование этому давно готово: ещё папа Григорий в своей энциклике сформулировал теорию «мирового папского правительства» — власть и религия сливаются. Ясно, что в этом случае в глобальной католической церкви мало что останется от христианства, тем более что именно христианство стоит на пути создания и мировой церкви, и нового мирового порядка, идейно замешанного на оккультизме и сатанизме. В мировой церкви папа автоматически перестаёт быть христианским пастырем и превращается в мирового верховного жреца некоего культа — христианского (или не очень) по форме, но антихристианского, восточного, языческого, как заметил ещё в 1853 г. преподобный Александр Хислоп. Уже тогда папский Рим (думаю, реально намного раньше) превратился в языческий апокалиптический Вавилон, в нечто похожее на поклонение ближневосточному богу Нимроду. За последние 170 лет, особенно после Второго Ватиканского собора, ситуация лишь ухудшилась.

Кто-то удивится: да разве может глава католической церкви разрушать церковь? Во-первых, уж если Париж стоил мессы, то в XIX в. мировая власть — тем более. Как заметил И. Валлерстайн, ценности становятся весьма эластичными, когда дело доходит до власти и прибыли (values are very elastic when it concerns power and profit). Во-вторых, а разве во второй половине 1980-х годов не генеральный секретарь ЦК КПСС М. Горбачёв и оберидеолог этой партии А. Яковлев работали над её уничтожением ради своей власти в посткоммунистическом и постсоветском вариантах? Другое дело — не вышло, рухнули вместе с тем, что рушили. Ничего личного: политика как властный бизнес. Разрушение, изменение изнутри с использованием ресурса системы против неё же — весьма эффективный способ действия.

«Совет по инклюзивному капитализму с Ватиканом» — это заявка на новонормальную мировую власть, в которой религия и политика сливаются, ну а геополитическим фундаментом этой власти в самой Европе, особенно с учётом кризиса и фактического провала ЕС, может стать создание новой версии Священной Римской империи, где «наместниками» папы станут Габсбурги и гвельфские аристократические семьи Южной Германии, Северной Италии, а также герцоги Лихтенштейнские.

И, наконец, последняя по счёту, но не по значению структура, активно продвигающая реализацию НМП, — Фонд Люциса, спонсируемый Биллом Гейтсом. О том, что последний вместе с Black Rock спонсирует ВОЗ (10% и 12% соответственно), известно. Менее известен Фонд Люциса. В его документах говорится, что он объединяет лидеров, за которыми стоят, — запомним это название, — Стражи Плана (Guardians of Plan). План — это воплощение Царства Божьего на Земле, но не христианского, а Нового Мирового Порядка. Писатель Дин Арнольд указывает, что Люцис — это сокращённое имя Люцифера. Корни Фонда Люциса уходят к оккультистке Алисе Бэйли, последовательнице Елены Блаватской. Бэйли считала Люцифера творцом и духовным отцом человечества. У неё было своё издательство — Lucifer Publishing Company, которое с 1925 г. стало называться Lucis Publishing Company. То есть мы имеем дело с сатанистами.

XIII

«Инклюзивисты» активно поддерживают идею мирового правительства. Пандемия для сторонников институциализации и формализации «закулисы» стала дополнительным аргументом. Весной 2021 г. эстафету подхватила обслуга глобалистов из высокопоставленных клерков. Б. Джонсон, А. Меркель, Э. Макрон и несколько руководителей стран из разряда «мелких разменных монет» (Фиджи, Тринидад и Тобаго, Албания и, конечно же, Украина), а также ВОЗ (куда же без этой одной из самых коррумпированных структур ультраглобалистов; пожалуй, только МОК может составить ей конкуренцию) в лице её нынешнего гендиректора, экс-троцкиста ультраглобалиста на содержании Гейтса Тедроса Аданома Гебреисуса (он, как и первый гендиректор Брок Чисхольм, — фанат мирового правительства) опубликовали совместное заявление, точнее, требование передачи власти мировому правительству.

Аргументация следующая: правительства национальных государств не справились с пандемией, значит, нужна надгосударственная власть. Подписанты объявили пандемию «величайшим вызовом мировому сообществу с 1940-х годов». Таким образом, они де-факто приравняли её ко Второй мировой войне. Это, конечно же: а) фантастическая ложь; б) проговорка по Фрейду: «антипандемические меры» на постЗападе есть не что иное, как широкомасштабная социальная война верхов против низов. Требование создания мирового правительства «именем пандемии» свидетельствует: блицкриг ультраглобалистам не удался, нужны новые ходы и более сильные структуры, чем, например, ВОЗ. Джонсон и К° предлагают заключить «всемирный договор о противодействии пандемии», а обеспечение его реализации возложить на новый надгосударственный орган. Это, что называется, «два шара в лузу». Во-первых, новый надгосударственный орган должен подменить и обнулить ООН, где есть Совет безопасности, каждый член которого (в том числе РФ) имеет право вето. Во-вторых, прямо приравняв новый договор к Ялтинскому, они окончательно обнуляют и этот договор (де-факто он уже давно не действует, но теперь заход на де-юре), и результаты Второй мировой войны.

Аргументация высокопоставленной обслуги ультраглобалистов основана на тройной лжи. Во-первых, казус ВОЗ — надгосударственной (мировой) структуры — продемонстрировал полную неэффективность такого рода структур. Во-вторых, две страны — Швеция и Беларусь — не поддались психозу и давлению, продемонстрировав результаты не хуже, чем те страны, которые вводили карантин, домашние аресты под видом «самоизоляции» и локдауны. Необходимо особо подчеркнуть принципиальную позицию Александра Григорьевича Лукашенко. В конце апреля 2020 г. высокопоставленный представитель ЕС по иностранным делам и безопасности Жозеп Борель предложил Лукашенко 60 млн евро для финансирования карантина, который настоятельно советовал ввести. Борель просил: ввести в стране самоизоляцию граждан, внедрить дистанционное образование студентов и школьников; отменить все массовые мероприятия, включая Парад Победы. Лукашенко отказался. Попытка подкупом вовлечь Беларусь в аферу коронапсихоза была предпринята после того, как провалилась кампания в СМРАД (средства массовой рекламы, агитации и дезинформации) постЗапада, согласно которой в Беларуси якобы катастрофическая ситуация с COVID. Беларусь, как и Швеция, не позволили глобалистам топтать их суверенитет. В-третьих, даже ещё один высокопоставленный клерк ультраглобалистов К. Шваб в своей книге «Ковид-19» был вынужден признать: в борьбе с пандемией больше всех провалились те государства, которые наиболее преуспели в «оптимизации» медицины (по сути — в «оптимизации» населения), прежде всего — англосаксонские: США, Великобритания; за ними следуют Германия и Франция. Добавлю: меры борьбы с «пандемией», принятые на постЗападе, ещё более усугубили ситуацию, став очередным шагом в оптимизации уже не медицины, а населения и наступлении на его конституционные права. И вот сегодня эти горе-оптимизаторы говорят: мы хотим полномочий, власти в надгосударственном мировом масштабе. Что они могут предложить? Глобальный локдаун и глобальный психоз? Ковид-паспорта, фиксирующие наличие ежегодных бессмысленных (штамм меняется постоянно), а то и просто опасных (вмешательство в РНК, вероятность изменений генома) вакцинаций? Эти ультраглобалистские аусвайсы должны будут заменить национальные государственные документы, став чем-то вроде цифрового номера узника глобального электронного концлагеря.

С заявлением Джонсона, Меркель, Макрона и К° перекликаются рекомендации Комиссии (якобы — добавлю я) независимых экспертов, созданной по инициативе ВОЗ для анализа ситуации с COVID-19. Комиссия — чисто чиновничья, хотя клерки в ней рангом пониже, чем Джонсон и К° и к тому же — бывшие: например, бывший президент Либерии Эллен Джонсон, бывший премьер-министр Новой Зеландии Хелен Кларк. Эпидемию Комиссия охарактеризовала ни много ни мало «Чернобылем XXI века», т.е. подыграла ВОЗ. Но и покритиковала её, а главное — правительства всех стран: по мнению Комиссии, ВОЗ должна была объявить тревогу в глобальном масштабе на месяц раньше; помешали якобы правила ВОЗ, согласно которым ограничения на передвижение должны вводиться в крайнем случае. Комиссия бездоказательно считает, что вирус попал к нам из животного мира, отсюда важность проблем экологии — глобалистская «старая песня о главном».

Рекомендации — вполне глобалистского характера — следующие:

1. Создание нового совета по глобальным угрозам, обладающего правом призывать государства к ответу (т.е. уже знакомое нам ограничение государственного суверенитета).
2. Создание системы отслеживания инфекций, которая публиковала бы соответствующую информацию без обязательного одобрения стран, о которых идёт речь (ещё один шаг по ограничению государственного суверенитета).
3. Классификация вакцин как товара первой необходимости и создание института финансирования на случай пандемии (работа на фармакологические корпорации: если нефтяные корпорации в 2010 г. получили чистой прибыли 70 млрд долл., то фармакологические — 65 млрд — Д. Уилкок «Финансовая тирания. Провал величайшего сокрытия всех времён»).
4. Срочное требование к странам «Большой семёрки» выделить ВОЗ 1,9 млрд долл. на программу COVAX, предназначенную для помощи вакциной странам с низким доходом на душу населения (т.е. финансовое укрепление насквозь коррумпированной структуры ВОЗ). Короче говоря, превратившись посредством «психопандемии» в одного из глобальных субъектов, ВОЗ не собирается сдавать эти позиции. Она кровно заинтересована в том, чтобы эпидемий в мире было больше и происходили они чаще, и это по замыслу планировщиков должно стать повседневной реальностью мира, возводимого на руинах капитализма.

Все эти ужимки и гримасы марионеток из кукольного театра ультраглобалистских карабасов-барабасов, как и заявления их хозяев, свидетельствуют: первая попытка создания глобального БЭТ-фашизма не достигла всех целей, блицкриг не удался, впереди — следующие удары.

XIV

Конкретные планы построения посткапитализма понятны. Теперь бросим на них азимовский «взгляд с высоты» и зафиксируем основные цели и направления главных ударов — именно по ним будут формироваться фронты в битве за будущее. Будучи мировой системой, капитализм впервые в истории создал мировой господствующий класс, способный реализовывать в мировом масштабе проектно-конструкторский подход к социальной реальности. Однако на рубеже ХХ–XXI вв. возникла противоречивая ситуация. С одной стороны, разрыв между верхами и низами за последние 30–40 лет стал непреодолимым, как в конце Средневековья, в конце существования Старого порядка (конец XVIII в.), в канун эпохи революций, с которой началось наступление низов и средних слоёв во главе с контрэлитами. Социальная непреодолимость, закупоренность социальных сосудов, как показывает история, подводит системы к взрыву; возникла ситуация «двух наций», как во времена Дизраэли, но только не в британском, а в мировом масштабе. С другой стороны, капитал в условиях финансиализма — это уже даже не деньги, а антиденьги, поскольку основные пять функций, выполняемых деньгами, утрачены. Мир завален антиденьгами, производство прибыли в виде антиденег идёт безостановочно, но эта эфемерная субстанция во всё меньшей степени гарантирует верхушке сохранение власти и привилегий, тогда как отсутствие социальных лифтов и память о прошлой, сытой жизни значительной части общества во второй половине ХХ в. сохраняется. Ясно: пока что на нынешнем постЗападе революционной силы, способной опрокинуть верхи, нет. В эпоху «оргазма богомола» оформилось «гнилое болото денационализированного нижесреднего класса» (Ю. Козлов). Он отпал и от христианства, и от триады «свобода, равенство, братство»; живя на подачки, утратил навыки борьбы за свои права. Это болото не способно противостоять реализуемой мировой верхушкой тотальной ликвидации прав, которые европейские, а позднее североамериканские низы завоевали в классовых битвах конца XVIII — середины ХХ вв.

Всё для поздних буржуинов и постбуржуинов вроде бы хорошо, да что-то нехорошо. Дальнейшее ухудшение ситуации, растущая дороговизна продовольствия, тепла, перемещения в пространстве, т.е. неспособность обеспечить минимальный уровень достатка может привести к созреванию таких гроздьев гнева, что мало не покажется. Курс на создание ситуации нового, призванного заменить классовый, управляемого конфликта между небелыми низами, активно создаваемыми ультраглобалистами в Европе посредством миграции, и квазинацистскими группами (ответная реакция на миграцию, поощряемая определённой частью правящего слоя) может оказаться контрпродуктивным и полностью разбалансировать систему. Иными словами, «куда ни кинь, всюду клин», и странового решения этого узла противоречий для поздних буржуинов и их тонущего от столкновения с айсбергом Истории «Титаника» нет, теоретически решение может быть только мировым: создание глобальной системы, основанной на присвоении духовных и социальных факторов производства. К ней ведёт социальная катастрофа/война, и на этом мировая верхушка должна решить несколько задач, которые при всей их противоречивости взаимодополняющие и к тому же соотносятся друг с другом по «принципу матрёшки».

1. Создать на мировом уровне такую систему, такой НМП, которые сделают необратимыми процессы последних 30–40 лет и результаты, обеспеченные «восстанием элит»; закрепит навечно социальный разрыв.

2. Превратить капитал, вещественные («материальные») активы во власть в мировом масштабе — глобальную власть; поскольку капитализм и его производные — индустриализм (зрелая форма) и финансиализм (поздняя форма) переживают терминальное состояние, новая система должна быть посткапиталистической (главный объект присвоения — социальные факторы производства/социального поведения и духовные/информационные потоки, образование, ценности и т.д.), постиндустриальной и постфинансовой («постденежной»). Демонтаж капитализма проводится: а) стремительно посредством рукотворной социальной катастрофы; б) под видом создания справедливого «капитализма для всех».

3. Провести экспроприацию среднего слоя (уничтожить малый и средний бизнес), превратив его в часть новых посткапиталистических низов, полностью лишённых собственности на вещественные факторы производства, а в идеале — и личной собственности вообще, что делает их объектом депривации тех, кто контролирует социальное поведение и информационные потоки; поскольку новые системы всегда возникают за чей-то счёт (игра с нулевой суммой) — за счёт тех, кого отсекают от будущего, создание посткапитализма НМП предполагает кардинальный передел активов между зонами мировой системы, странами и слоями («классами»). Передел выполняет две функции: во-первых, обеспечивает рывок в будущее сильных; во-вторых, не позволяет влиться в их ряды наиболее сильным из слабых, способных воспользоваться кризисной ситуацией, «туманом социальной войны». Ясно, что в ситуации, переживающей терминус капсистемы, это страны полупериферии и той части периферии, у которой можно что-то взять; с другой — средние и верхне-нижние слои ядра («метрополии») и полупериферии.

Поскольку с конца ХХ в. решающими факторами самого материального производства становятся нематериальные (невещественные) социальные (сети) и духовные (информация), часть мировой верхушки обеспечила себе посредством социальных и информационных платформ монополию на эти факторы, которые по сути капиталом не являются, это процессы социального и информационного взаимодействия. Новым посткапиталистическим (пока, на данном этапе, — гиперкапиталистическим) господствующим группам капитал как овеществлённый труд не особенно нужен — он не конституирует ведущий уклад. А вот крупный промышленный капитал и мелкий и средний капиталы индустриального и аграрного секторов, а также сектора услуг (бары, рестораны и т.п.) — это проблема. Казалось бы, не проблема — капитал МСБ, однако это так только на первый взгляд. Конечно, у каждого среднего и тем более мелкого бизнесмена-собственника-буржуа капитал сравнительно незначительный, однако в мировом масштабе или даже в масштабе отдельной страны ядра капсистемы — США, Великобритания, Франция, Германия — это значительные активы. И дело не только в том, что здесь есть чем поживиться в условиях передела. Сам экономический передел в значительной степени преследует внеэкономические цели: до тех пор, пока в руках мелкого и среднего бизнеса собственность и небольшой капитал, они имеют, пусть не мощный, но некий фундамент, некую, пусть слабую, гарантию социальной автономии от системы и не могут полностью превратиться в объект отчуждения социальных и духовных производительных сил, на котором будет строиться посткапитализм. Отсюда задача «новонормалов»: подавление промышленного капитала и уничтожение, разорение МСБ. Ниже мы ещё вернёмся к этому важному вопросу.

Проблема, однако, в том, что за последние 200 лет существования буржуазного общества в ядре капитализма на страже интересов значительной части населения худо-бедно (причём по мере эволюции капитализма и особенно после разрушения СССР всё хуже и беднее) стояли такие инструменты, как государство, политика, гражданское общество, идеология (либеральная) — мощные институты эпохи Модерна, представляющие собой результат классовых завоеваний «мидлов» и работяг. Отсюда задача: демонтаж и разрушение институтов эпохи Модерна, а также демократических и конституционных прав, гарантирующих их существование. В равной степени наряду с раздемократизацией необходима деидеологизация общества.

За последние 200 лет люди на Западе привыкли к существованию названных выше институтов. Более того, многие десятилетия Homo Occidentalis’у внушали, что это — высшие ценности, суть, соль земли западной. Разрушение этих форм предполагает обоснование этого процесса. Задача трудная, однако к её решению можно подойти нелинейно: не изобретать сложные рациональные схемы, а пойти по пути оглупления, дерационализации человека, снижения его уровня образования и психологического упрощения вплоть до оскотинивания посредством низкопробных развлечений, нагнетания социальных страхов, обрушения на него мусорной информации, запутывания с помощью постправды. Упрощение образования и примитивизация психологии, т.е. намеренная деградация духовной сферы, связана ещё и с тем, что именно духовные факторы производства (образование, наука, психологическая сложность) становятся главными, а потому установление монополии на них господствующим меньшинством и лишение их большинства является одним из способов/процессов формирования НМП. Разрушение образования и науки в современном мире и концентрация развитых научно-образовательных форм в закрытых и полузакрытых структурах — это тоже глобальный передел активов, только нематериальных.

4. Сократить население планеты (экономия ресурсов, облегчение социального контроля); сконцентрировать основную массу населения в огромных агломерациях — мегаполисах (упрощение контроля); сократить потребление основной части оставшегося населения (иерархически ранжированный доступ к продовольствию, воде, теплу, бытовой технике, транспортным средствам и т.д.). Речь, таким образом, идёт об избавлении от тех, кто, не работая, потребляет. Например, от пожилых, или, как их называют в англосаксонских странах, senior citizens. Первые пробросы уже сделаны. В начале 2021 г. агентство Moody’s предсказало замедление глобального роста из-за старения людей и увеличения численности пожилых в мире^[3]. В 2021–2025 гг. глобальный экономический рост снизится из-за этого на 0,9% в год. Всё это происходит на фоне сокращения темпов роста производительности и увеличения уровня задолженности из-за пандемии. Трудоспособное население из-за старения сокращается, и это станет проблемой для долгосрочных программ в области здравоохранения, социального обеспечения и социальных льгот. «Старение ещё больше увеличит фискальное бремя по мере роста расходов на здравоохранение и социальное обеспечение». Кстати, первая ковидная волна косила в основном пожилых.

5. Поставить низы под полный контроль (биомедицинский, электронный, информационный), превратив их, по сути, в особый социобиологический тип (вид) «служебных людей».

6. Существенно снизить, затормозить экономическое и научно-техническое развитие, усилить тенденции к упрощению, архаизации жизни, быта, культуры основной массы населения (средства — дебилизирующая «субкультура» развлечений, обезволивающего расслабления, виртореальности; Ст. Лем в «Сумме технологии» называл это фантоматикой). Цель — переформатирование человека, превращение его в нечто синтетическое — без пола, культуры, истории; главная помеха на этом пути — христианство с его культурой совести, которую глобалисты стремятся подменить культурой стыда — это в этике; в эстетике — навязывание уродства в качестве нормы (body positive и т.п.). Переформатированию человека и общества должно предшествовать — в качестве conditio sine qua non — его оглупление, упрощение. И это в тем большей степени, чем больше деградирует правящий слой. Поясню.

Согласно закону Эшби–Шеннона–Винера, управляющая (под)система должна быть сложнее и мощнее управляемой (под)системы, иначе она не сохранит свои позиции. Поскольку за последние полвека управляющая система (доминат) Запада, превратившегося в постЗапад, деградировала, и само это превращение есть процесс и результат деградации, а также поскольку по системным и субъектным причинам она не может обеспечить превосходство в сложности, единственным способом сохранения власти для неё является насильственное упрощение мировой системы на большинстве уровней и во всех основных сферах — властной, социальной, экономической, духовной (культура, социальная психология), интеллектуальной (наука и образование). Такой способ и путь восстановления управляемости требует от мировой верхушки столкнуть в упадок, в деградацию около 75–80% населения, а само население сократить до управляемых величин (т.е. тоже примерно на 75–80%). Сложная же часть должна ужаться количественно и качественно.

Перечислив названные выше шесть задач, возвращаемся к планам обнуления Старого мира, инклюзивизации и новой нормальности, с одной стороны, и тем мерам борьбы с «пандемией», которые по отмашке ультраглобалистов обрушили на головы людей правительства практически всех стран. Локдауны и карантины нанесли удар и по определённым отраслям промышленности, и по промышленному капиталу, и по МСБ, и по среднему слою как несущей конструкции капсистемы. Карантин, домашние аресты под видом самоизоляции, ограничения перемещения в пространстве, введение QR-кодов, видеонаблюдения, сбор цифровой информации о личной жизни и здоровье граждан и другие меры выполняют несколько функций, жизненно необходимых для становления посткапиталистического мира: 1) Они под видом временных и чрезвычайных мер вводят новые, жёсткие формы социального контроля — кстати, любая новая социальная система возникает на основе такого ужесточения социального контроля, которая не снилась прежней (капитализм по сравнению с феодализмом, петербургское самодержавие по сравнению с московским, советская система по сравнению с самодержавной — примеры можно множить); 2) Они демонтируют конституционные права граждан и демократические завоевания трудящихся последних двух столетий; 3) Они способствуют репрессивному упрощению власти, тогда как запугивание, информационно-психологический террор должны подавить волю к сопротивлению; как заметил Шерлок Холмс, «страх — самое мощное оружие из всех». Дистант как резко ухудшенная и обеднённая форма образования, задуманный и ориентированный на упрощение и отупление низов до «пандемии», её именем продавливается в качестве доминирующей.

Но не духом единым озабочены обнулёвщики. Как они признают сами, одна из этих задач — существенное сокращение потребления 70–80% населения. Необходимость сокращения потребления (например, мяса) уже сейчас обосновывается необходимостью борьбы с якобы имеющим место глобальным потеплением, которое является якобы результатом человеческой деятельности, загрязняющей атмосферу углекислым газом. Причём речь идёт не только о промышленности, но и о мясном скотоводстве. Так Ф. Закариа вполне серьёзно пишет (по сути, повторяя Г. Тунберг) следующее: каждый год забивают 80 млн животных; животные продукты — это 18% калорий мирового питания, однако для получения этих 18% требуется 80% сельхозугодий планеты; 74% мяса в мире и 99% в США производится промышленным способом, это производство — рассадник вирусов, а следовательно — угроза эпидемий. Экологисты, «зелёные» — опять же вполне серьёзно — обязательно добавят сюда тот факт, что коровы естественным образом выделяют углекислый газ и загрязняют атмосферу, а потому эту отрасль надо закрыть, а белок получать от червей, насекомых и т.д. Ну и плюс разговоры о необходимости понизить калорийность питания «ради сохранения Матери-Природы».

Вообще, снижение калорийности питания всегда характеризует системные кризисы. Так, во второй половине XVI в. при переходе от феодализма к капитализму калорийность питания жителей Западной Европы существенно снизилась, они стали потреблять намного меньше мяса и, как пишет Ф. Бродель, своим внукам дедушки и бабушки той эпохи рассказывали, как их дедушки и бабушки, жившие на рубеже XV–XVI вв., хорошо питались, ели достаточно мяса. Сегодня швабы, тунберги и прочая нечисть ратуют за то, чтобы потреблять как можно меньше мяса, а недостаток белка восполнять за счёт 3D-мяса, различных червей и насекомых. Мясная диета и калорийность питания позднего Средневековья (а в зрелом Средневековье она была ещё выше) восстановились для западноевропейского простонародья только на рубеже XIX–XX вв., а значительно превзошли её лишь после Второй мировой войны. Но прошло всего 70 лет, и всё, похоже, заканчивается. Кстати, «счастливый Запад» — социализированный квазисоциалистический капиталистический Запад — просуществовал столько же, сколько СССР — 70 лет. Люди на капиталистическом Западе в течение жизни трёх поколений могли легче дышать, поскольку существовал антикапиталистический Восток — СССР; их счастливая (относительно) жизнь закончилась практически одновременно с ним. Доля кончилась, и началась недоля, которая сопровождается изощрённой, по сути издевательской, социальной дрессировкой.

И здесь, наконец, мы подходим к седьмой задаче строителей посткапитализма.

7. Установить контроль над эволюцией общества как социального организма, над психосферой и человеком как биосоциальным видом.

Зная как часто за последние полвека ситуация выходила из-под контроля правящих элит, как восстания низов и возглавляемые контрэлитами революции ставили положение верхушки под угрозу, сегодняшний императив новонормалов — исключить саму возможность неконтролируемых процессов. Отсюда их отношение к либерализму, точнее, к такой его мутации, как либерал-фашизм, который пышным цветом расцвёл в последние 30 лет. Он отвратителен, однако для биоэкотехно-фашизма (БЭТ-фашизма) и с его точки зрения либерал-фашизм обременён, пусть слабо и в риторике, но ненужными для «бэтменов» качествами. БЭТ-фашизм — это освобождение либерал-фашизма от фантомных проявлений и «болей» либерализма для установления полного контроля над человеком и обществом.

Термин «фашизм» употребляется здесь не строго (в строгом смысле слова фашизм полностью осуществился лишь в муссолиниевской Италии), а как метафора. По сути же, речь идёт о квазикастовом строе, где верхи и низы отличаются друг от друга почти как биологические виды (схема так называемого «антропологического перехода», речь о которой шла выше), социальный контроль и эксплуатация осуществляются здесь посредством цифрового (электронного) контроля над низами, их поведением (посредством насильственной медикализации — «корректирующие» вакцинации, диспансеризации и т.п.), их потреблением (снижение уровня потребления именем борьбы с климатическими изменениями, якобы вызванными человеком).

XV

Все три составные части БЭТ-фашизма связаны с контролем над человеком. Во-первых, с помощью медицины — биологический контроль («био»); во-вторых, с помощью объявления борьбы с климатической угрозой, якобы вызванной деятельностью человека («эко»); в-третьих, с помощью цифровизации («техно»). Биомедицинский контроль — это ограничение прав и свобод путём объявления пандемий по команде мировой верхушки; уничтожающие ненужные этой верхушке целые сектора экономики локдауны; и, конечно же, — реализация мечты фондов Рокфеллеров, Гейтсов и прочих социопатов — обязательные, т.е. насильственные вакцинации, о чём необходимо сказать отдельно.

Гейтс и ему подобные рассчитывают с помощью вакцинаций сократить население планеты на 10–15%. Кстати, Верховный суд США летом 2020 г. юридическим решением запретил Гейтсу проведение тотальной вакцинации в стране. Что же такого в гейтсовской вакцине? Стерилизаторы? Спермициды, типа тех, что американцы распыляли над Сербией в 1999 г.? Впрочем, Гейтс продолжил свои «опыты» в Африке.

Вакцинация в том виде, в котором руками ВОЗ продавливают ультраглобалисты, решает и другие необходимые для установления НМП задачи. Начать с того, что это одно из средств потенциального разделения людей на касты двух сортов — высшего и низшего; средств создания мира, в котором людям второго сорта, новым унтерменшам, их семьям ограничивается доступ к образованию, медицине и другим благам цивилизации. Тотальная насильственная вакцинация, рушащая Нюрнбергский кодекс (и это тоже пересмотр результатов Второй мировой войны — вполне конкретный), одно из направлений тоталитарной медикализации общества. Речь идёт не об отрицании вакцинирования как такового, а о его обязательной добровольности; решение должен принимать сам человек, это вопрос его выбора, его свободной воли. В противном случае человека низводят до положения либо барана, над которым «колдует» ветеринар, либо до объекта экспериментов новоявленных «докторов Менгеле». Именно этим помимо прочего занимались медики-нацисты в своих концлагерях, именно это было квалифицировано как преступление против человечества и осуждено Нюрнбергским трибуналом и запрещено Нюрнбергским кодексом. Сегодня нацистские практики протаскиваются ультраглобалистами и их обслугой на местах под иезуитской отмазкой борьбы за здоровье людей — Оруэлл отдыхает.

Далее. Продавливаемая насильно через ВОЗ вакцинация нацелена на подрыв суверенитета, национальной государственности сразу по двум линиям. Во-первых, главные медицинские решения принимаются по команде надгосударственной структуры ВОЗ через головы государств и правительств, которые обязаны эти решения выполнять, — что это, если не десуверенизация? Во-вторых, недовольство, массовый социальный гнев, вызванный насильственной медикализацией общественной жизни, направлен не на ВОЗ — она далеко, а на свои национальные правительства, подрывая их легитимность и «сделочную позицию» по отношению к глобалистским структурам. Таким образом, сила и легитимность государств подрывается одновременно сверху и снизу.

За «био» следует «эко». Борьба за экологию. Экологию, по мнению идеологов БЭТ-фашизма, уничтожает человек. Во-первых, тем, что его много, слишком много едоков потребляют слишком много ресурсов. Во-вторых, своей промышленностью: выбросы углекислого газа «грязной» (т.е. промышленной) экономики ведут к рукотворному изменению климата, что якобы уже сейчас приобрело катастрофический масштаб, ещё чуть-чуть, и если ситуацию не изменить, то между 2050 и 2060 гг. будет достигнута «точка невозврата». В-третьих, своим сельским хозяйством, особенно животноводством, поскольку коровы выделяют углекислый газ. Отсюда — рекомендуемые меры: сокращение населения (т.е. депопуляция), «зелёная экономика» (т.е. деиндустриализация значительной части мировой экономики); демонтаж целого ряда сельхозотраслей, прежде всего животноводства, — замена животных продуктов растительными; белком, получаемым за счёт насекомых, червеобразных и т.д.; синтетическими (т.е. искусственными) продуктами. Результатом всего этого должно стать: а) сильно сократившееся (а следовательно, потребляющее меньше ресурсов и легче контролируемое) население; б) популяция, живущая на основе деиндустриализированной или упрощённо индустриализированной футуроархаичной «зелёной экономики» (опять же экономия ресурсов); в) плохо питающееся (или питающееся низкокачественной, низкокалорийной) пищей население, подверженное болезням, эпидемиям и т.п.

Меры по сокращению населения и деиндустриализации очевидны — их практикуют уже почти полстолетия, прошедшего со времени жульнического неомальтузианского доклада Римскому клубу «Пределы роста». А вот как разделаться с животноводством и заставить людей перейти на растительно-червячно-синтетическую (РЧС) пищу? В принципе — несложно. Достаточно запустить пандемию смертоносного вируса, передающегося от животных (коровы, овцы, свиньи) человеку (опыт уже был — афёра с «коровьим бешенством»), массово забить большую часть мирового поголовья скота как смертельную угрозу человечеству («коровий коронавирус») и в качестве компенсации перейти к производству РЧС-пищи. Не желаете? Умирайте с голода. Сопротивляетесь? Значит, вы — враги человечества. Кстати, по логике «борьбы за климат», роскошью становится не только еда, но также тепло, а во многих регионах мира — вода.

Все меры, о которых идёт речь, автоматически подрывают государство и средний слой, которые ультраглобалисты стремятся сбросить в Тартар Истории. Тут прочерчивается ещё одна линия нового неравенства, неравенства «новой реальности», обусловленная доступом к качественной естественной пище, теплу и воде. Это очень напоминает кастовую систему в Индии. Несколько лет назад во время моей поездки с лекциями в Индию один видный индийский социолог объяснил мне следующее. В Индии существует жёсткая корреляция между социальным статусом и доступом к еде. 40% индийцев едят раз в три дня весьма некачественную пищу — отсюда крайне высокий уровень смертности и весьма низкая средняя продолжительность жизни, не более 25 лет — как в Древнем Риме. Следующие 40% — это те, кто три раза в день ест пищу низкого качества (просто высокий уровень смертности и низкая продолжительность жизни). Эти 80%, по сути, находятся вне реальной социальной жизни; их удел — выживание, биология; для верхних 20% их просто нет. Следующие 15% — это те, кто три раза в день ест высококачественную пищу; с этих 15%, по сути, и начинается социальная жизнь общества — доступ к образованию, политика, бизнес. Наконец, 5% — индийские богатые и супербогатые. Представители верхних 20% внешне отличаются от 80% нижних ростом (они выше), весом (они тяжелее), цветом кожи (они светлее), т.е. выглядят как другой (социо)биологический вид.

Соотношение процентов — 20:80 — точно соответствует концепциям ряда западных социологов, согласно которым посткапиталистическое общество — это общество «20:80»: богатые и бедные, никакого среднего класса. Поэтому, когда проходимцы, идеологи БЭТ-фашизма сулят большей части мира «патагонизацию», они лгут, речь должна идти об «индианизации» — а от Индии до Аргентины ох как далеко!

И, наконец, третий элемент БЭТ-фашизма — «техно». Здесь речь должна идти об установлении максимального контроля над обществом, человеком в единстве его потребностей, связей и мыслей посредством социальных сетей и рейтингов, рекламы, тупых развлечений, дебилизирующих зрелищ и музыки и т.д. Это и QR-коды, с помощью которых власть, причём не только российская, получает доступ к информации о гражданах, вплоть до их здоровья и личной жизни; это и так называемый «умный город», т.е. город тотальной слежки; это и технологии цифрового и спутникового слежения; многое другое, о чём не скрываясь говорит российская обслуга ультраглобалистов. Так, на прошедшем 9 июля 2021 г. международном онлайн-тренинге Cyber Polygon 2021 Г. Греф радостно заявил следующее: «…только у Сбербанка 110 млн пользователей по всей стране, в то время как у Apple — 1 млрд активных айфонов, не говоря уже об остальных продуктах — Apple Music, Apple TV. Это колоссальное количество данных, в результате чего компании знают о людях больше, чем люди о самих себе». Также Греф заметил, что «искусственный интеллект — это единственная технология, у которой есть возможность “взломать” человека».

Если это не технофашизм, то что это? При этом, как и в био-, и экослучаях, людей стращают угрозой киберпандемии, с помощью которой некие злоумышленники могут разрушить всю информационно-административную структуру.

Именно «техно», т.е. в данном случае цифровизация, особенно образования, играет большую роль в создании «новых бедных» как нижнего слоя посткапитализма, лишённого возможности движения вверх, адекватного осмысления сложившейся жизненной ситуации и т.п. После уничтожения среднего слоя (а это одна из стратегических задач ультраглобалистов), в том числе путём разрушения образовательных институтов Модерна, социальная структура общества упрощается практически во всех странах мира: остаются только низы и верхи, человеческое мясо и те, кто его «жарит». По сути — это реализация проекта орденской власти «Третий рейх». Именно Третий рейх с его сверхорганизацией для элиты — орденом СС — является предтечей БЭТ-фашизма, первым экспериментом в данном направлении. В рейхе были и кастово-орденские слои, и «медикализация» людей, и антихристианство, и экологизм, и многое другое. Однако на пути предтечи встал сталинский СССР как форма исторической России, которая в XIX в. мешала Наполеону и британцам, а в XXI в., даже в ослабленном виде, — изблёвывающему себя из собственной истории постЗападу. Сталин разгромил агента мировых верхушек, их орудие, но не сами эти верхушки — на это сил не было. Однако сталинский СССР, а затем заданная им инерция заставили западные верхушки потерять почти столетие в реализации создания их НМП: почти 30 сталинских лет, 30 послесталинских и ещё 30 лет буржуины с постсоветскими плохишами грабили базирующееся на сталинском фундаменте советское наследие — таким образом они отвлеклись от НМП.

Хочу подчеркнуть: именно СССР, системный антикапитализм как мировая версия исторической России, стоял на пути НМП Запада, будь то его гитлеровский или нынешний (условно — бушевский) вариант, и именно поэтому как только наследники Третьего рейха начали создавать новую версию НМП, СССР должен был быть уничтожен. В блестящем романе Юрия Козлова «Новый вор» есть такой персонаж — господин Герхард, бывший нацист, активно участвующий в ультраглобалистских проектах, поскольку они созвучны третьерейховским. Вот его слова: «…процесс замещения (белых небелыми мигрантами. — А. Ф.) в Европе резко ускорится. В мире будут две нации — мы и мясо, которое надо время от времени переворачивать». И тут же ещё откровение: «Чтобы мясо хорошо прожарилось, — между тем продолжал господин Герхард, — его надо переворачивать на сковородке. Под социализмом не хватило огонька, поэтому мясо пришлось перевернуть досрочно». Бывший нацист (впрочем, бывают ли нацисты бывшими?) чётко фиксирует две вещи: 1) Низы нужно жёстко контролировать и давить, потому что они — низы; 2) Социализм этим практически не занимался, а потому его пришлось ликвидировать — как заразительный пример. В сталинском СССР, который в плане жёсткости был совсем не сахар, власть не давила низы только за то, что они низы; более того, в отличие от эпохи «номенклатурного социализма», для народного социализма сталинской системы был характерен «расстрельный эгалитаризм».

XVI

Мы видим, что в реализации всех направлений НМП огромную роль играют запускаемые пандемии — кибер-, мед-, психо-. Они выступают как новый тип оружия — психооргоружие, а их осуществление должно рассматриваться как акты терроризма — био-, эко-, техно-. Эти акты направлены на разрушение старого мира, на то, чтобы прекратить существование огромной части человечества и обездолить другую часть в создаваемом новом мире.

При этом необходимо различать глобалистов и ультраглобалистов. Если первые укоренены в позднем капитализме с его индустриализмом и технотроникой, то вторые — это социально-информационные платформы и крупнейшие банки. Если глобалисты полагают, что государство и всё связанное с ним должно сохраниться, но под контролем таких структур, как МВФ, Всемирный банк, то в мире ультраглобалистов государству места нет. Их мир — это мир мегакорпораций, нового издания британской Ост-Индской компании или «венеций размером с Европу», как об этом мечтал Ялмар Шахт.

Трампа, например, ошибочно причисляют к изоляционистам. Изоляционизм для него средство, а не цель. Трамп — умеренный глобалист или просто глобалист. Группе, стоящей за ним, противостоят ультраглобалисты, выразителями интересов которых на поверхности политической жизни США являются политические кланы Обамы, Клинтонов, Байдена–Керри, Олбрайт–Коэна и др. Президентство Обамы планировалось как начало 16-летней (как минимум) перестройки США по ультраглобалистским лекалам: восемь лет Обамы плюс восемь лет Клинтон. Однако план сломал «джокер», а точнее, козырь (trump — по-английски «козырь») Трамп. За четыре года президентства, несмотря на неопытность, ошибки, непоследовательность, самоуверенность, нарциссизм и многое другое, он успел сделать немало, и это теперь придётся расхлёбывать стае под водительством Байденохаррис. На этом ультраглобалисты будут терять темп, а время работает против них.

В чём же классовое, политэкономическое различие между глобалистами и ультраглобалистами? Посмотрим, чем обусловлена нынешняя ситуация с планом «обнуления/сброса». Она обусловлена социально-экономическими процессами терминального кризиса капитализма и началом формирования того, из чего в ходе острой социальной/классовой борьбы будет складываться посткапиталистическая система, — её выигравшие и проигравшие, новые верхи и низы. Чтобы понять суть, рассмотрим структуру (пирамиду) нынешней экономики, которая наиболее ярко представлена в США.

Она представляет собой то, что замечательный советский экономист (но — увы — не пророк в своём отечестве) Юрий Васильевич Ярёменко называл «вертикальной экономикой». В ней, согласно Ярёменко, сектора, принадлежащие прошлому, настоящему и будущему, сосуществуют, обмениваясь товарами, услугами, информацией; при этом верхние «этажи», естественно, всегда в намного большем выигрыше, чем нижние. Ещё раньше, чем Ярёменко, другой замечательный советский учёный — и тоже не пророк в своём отечестве — Владимир Васильевич Крылов, отталкиваясь от идей Маркса, частично развитых Александром Парвусом и Розой Люксембург, разработал теорию многоукладной и, естественно, пирамидально организованной капиталистической системы, где наиболее развитый уклад (промышленный, научно-технический), сконцентрированный в ядре капсистемы, не просто получает больший доход, чем менее развитые (раннеиндустриальный, мелкотоварные, докапиталистические), но делает это, во-первых, эксплуатируя их; во-вторых, консервируя их в этом менее развитом состоянии, регулируя эту слаборазвитость в своих интересах. Сектора «вертикальной экономики» Ю.В. Ярёменко — это экономический аспект стадиальных социально-экономических укладов В.В. Крылова.

Через 30–40 лет после написания работ Крылова и Ярёменко эксплуататорская субординация вертикальной (многоукладной) экономики сохранилась, но её составные части и их расположение изменились, причём существенно. Это хорошо показала в своих статьях Елена Сергеевна Ларина. По её мнению, наверху вертикальной пирамиды укладов, но не технологических, а социально-экономических, находится зона «эксизма» (от англ. access — «доступ»). Речь идёт о структурах, в такой степени монопольно контролирующих наиболее передовые и важные на данном этапе факторы и сферы производства, что это позволяет им блокировать доступ не только к этим факторам, но и ко многим другим ресурсам. Приводя конкретные примеры, «этаж» эксизма — это социально-информационные платформы Google, Microsoft, Facebook, eBay и др. (контроль над потоками информации и социальным поведением посредством соцсетей — напрямую и посредством предоставляемых через них услуг); постуглеродная экономика (но не обязательно «зелёная экономика», напомню, именно её навязывают экоэкстремисты на службе ультраглобализма); автоматизированное производство на основе искусственного интеллекта; генная инженерия; синтетическая биология и др.

Названные выше платформы парадоксальным образом представляют собой возрождение на новом витке истории структур типа Ост-Индских компаний, прежде всего британской, а также — права Е.С. Ларина — итальянских и немецких банков второй половины XVII века, бирж Амстердама и Лондона. Добавлю: капитал(изм) в XXI веке словно возвращается в свою раннюю или даже генетическую стадию, чтобы стремительно перестать быть капиталом и превратиться в чистую власть: выход из системы всегда, порой до зеркальности, похож на вход — на генезис и на раннюю стадию. Естественно, что в XXI веке это генезис совсем другой системы, чем в «длинном XVI веке» (1453–1648 гг.).

С точки зрения разделения труда locus standi («место, где можно стать») и field of employment («сфера занятости») эксизма — локальное производство, глобально информационно связанное, т.е. система глобализированных локусов, глоболокусов, связанных друг с другом, а не с прилегающими территориями. Речь идёт о «селективной», т.е. исключающей, эксклюзивной глобализации. Кстати, мир, похожий на эксистский, в своё время описали в своих произведениях Г. Уэллс (элои и морлоки в «Машине времени»), С. Гансовский («Три шага к опасности» — мир элоев без морлоков, вместо морлоков — роботы), К. Саймак («Почти как люди»), Ф. Пол («Туннель под миром»).

Наиболее адекватной формой для эксизма и для контролируемой им полностью частью социальной пирамиды является БЭТ-фашизм. Разумеется, на какое-то время он возможен не только на основе эксизма, но только эксизм является адекватной ему производственно-технической основой, способной обеспечить исторически длительное существование. Без неё он, скорее всего, станет краткосрочно-позорным плевком на стекле Истории.

Второй уровень пирамиды — «этаж» финансиализма. Строго говоря, как и эксизм, это уже не совсем (а скорее всего, совсем не) капитализм. Прибыль создаётся здесь не в сфере производства (материально-вещественного, социального, духовного), а исключительно в сфере обращения. В основе — не производственные технологии, а финансовые: присвоение денежной эмиссии и спекуляции на инвестиционных рынках. Субъекты финансиализма — банки, страховые компании, фирмы по управлению активами (индексными фондами). Думаю, такие названия, как Black Rock, FMR, State Street Corporation, Vanguard Group, у всех на слуху и в представлении не нуждаются. При этом если платформы разрушают капитализм, то финансиалистские структуры надстраиваются над ним, взламывают его и питаются им, как паразит питается «хозяином», эдакий социальный вариант осы-наездника. В этом плане у них есть и сходство с платформами, и различия.

На сегодняшний день финансиализм — это взбесившийся пёс или, если угодно, совокупность взбесившихся раковых клеток. Триллионнодолларовая фиктивная «прибыль» заливает мир, банкротит его и сам финансиализм. С одной стороны, его нужно остановить, иначе инфляция разгонится до такого уровня, что в мировой экономике всё будет «сметено могучим ураганом», а последствия будут такими, как ещё в 2012 г. предупреждал Алан Гринспен. Однако, с другой стороны, остановка чревата для «властелинов финансовых колец» большими неприятностями. Подобно королеве из «Алисы в стране чудес», они должны постоянно бежать, чтобы оставаться на месте. Причём в нынешних обстоятельствах это бег по трупам или, если угодно, по головам. Война не может разрушить это противоречие, и это ещё более подстёгивает реализацию БЭТ-фашизма.

Третий «этаж» (если идти сверху вниз) Е.С. Ларина назвала «технотроникой», используя термин Зб. Бжезинского, который имел в виду корпорации ВПК, химической промышленности, энергетики, фармацевтики и др., тесно связанные с государством. Это корпоративный «бёрнхэмовский» капитализм, по сути, отрицающий рыночную систему. На мой взгляд, он наглядно демонстрирует тезис французского историка Фернана Броделя «капитализм — враг рынка». Уязвимое место корпоративного капитализма и корпоратократии — бюрократическая неповоротливость. Именно на корпоративном капитализме и с ним закончилась «великая Америка» 1930–1980-х годов. В 1989–1991 гг. колокол зазвонил не только по СССР, но и по великой индустриальной Америке. В 1989 году гэбэшно-горбачёвский СССР, активизировав в 1985–1988 гг. подготовку «эвакуации» определённых сегментов режима (надзаконная экономика как «глобализм до глобализации»), капитулировал перед Западом. Внутри самого Запада эта капитуляция, открывшая весь бывший соцлагерь и, прежде всего, РФ для разграбления Западом и сброса избыточной товарной массы, стала основой триумфа финансиализма над промышленным капиталом, старта эксизма и превращения, а точнее деградации Запада в постЗапад.

Эксизм и финансиализм находятся в сложных отношениях сотрудничества (у них общий враг — «великая Америка», промышленный, главным образом, корпоративно-государственный капитал, а следовательно — государство и ориентированные на него средний слой и часть рабочего класса) и конкуренции (место наверху пирамиды только одно). Как заметил в блестящей книге «Алмазы Аллаха» (2004) Сергей Александрович Горяинов, «в Истории существуют достаточно короткие периоды, когда будущие противники вынуждены работать сообща исключительно ради создания прочных долговременных основ глобального конфликта, который определит мировой баланс». У эксистов и финансиалистов общий враг — государство и связанные с ним сектора экономики и социума, однако рано или поздно союзники поневоле начнут «меряться отростками». Хотя при прочих равных рано или поздно будет достигнут компромисс, новые господствующие слои чаще всего побеждают не нокаутом, а по очкам, с последующим компромиссом. В данном случае сфера финансиализма (обращение) соединится со сферой эксистского производства и, если не произойдёт глобальной катастрофы, агенты компромисса сформируют новый господствующий, причём глобальный, слой (класс). Похоже, именно платформы позволят части «финансиалистов» установить контроль над всей мировой финансовой системой. Как тут не вспомнить, что Парвус реальной мировой революцией считал установление контроля над мировой финансовой системой. Но, сказав «а», нужно говорить и «б»: такой контроль означал бы по сути упразднение финансов, денег как таковых — они больше будут не нужны. И это действительно будет революция, знаменующая оформление нового — посткапиталистического — антагонистического строя.

Монополизировав «верхний этаж», глобальное пространство, новые хозяева никого туда не пустят, т.е. выступят в качестве ультраглобалистов и в то же время деглобализаторов. А дальше пойдёт подминание под себя «нижних этажей». У капитализма на подминание иных форм ушло как минимум два столетия, пока из ведущего уклада он не превратился в господствующий. Новые системы практически никогда не побеждают нокаутом, как правило, — по очкам, т.е. путём позиционной, социально и психологически изнуряющей борьбы, рывков вперёд и отступлений, компромиссов. Это и является главным содержанием эпох, получивших название Тёмных веков. Вот в такие Тёмные века — четвёртые в истории европейского человека — мы и вступаем через катастрофу. Катастрофа («конструктивный хаос» Лео Штрауса и «созидательное разрушение» Майкла Ледина) как социальная война («перманентная война» того же Лео Штрауса — версия «перманентной революции» Троцкого) и новые Тёмные (для большей части населения планеты) века — это, пожалуй, единственное средство мировой верхушки выкрутиться из той ситуации, в которую их загнала их же собственная система.

Главная битва за будущее развёртывается внутри постзападного мира, с одной стороны, и между этим миром и РФ и КНР — с другой. Разумеется, это некоторое упрощение, поскольку и в РФ, и в КНР присутствуют сети влияния, выражающие здесь интересы платформ, банкстеров и корпораций постЗапада. Более того, и КНР, и в ещё большей степени РФ во многом являются проекцией постЗапада на внешний мир. В верхушках обеих стран есть свои ультраглобалисты и глобалисты, а вот кого практически нет, так это неглобалистов. Об антиглобалистах я не говорю — это, как правило, около- или вневластные маргиналы. При этом «глобализм» не является идеологией, это праксеология. Не стоит впадать в типичную ошибку «свободно парящих» (по Маннгейму) интеллигенции и интеллектуалов, которые — бытие определяет сознание — резко преувеличивают значение и роль идей, идеологии в жизни вообще и в политической жизни в частности.

Когда-то Оруэлл заметил, что если для интеллектуала социализм — это вопрос теории, то для работяги это вопрос лишней бутылки молока для его ребёнка. Перефразируя Оруэлла, замечу: если для интеллектуала власть (а нередко и жизнь) — это вопрос идейности, то для политика и бизнесмена — это место в иерархии, лишние миллионы на счёте и яхта с длинноногими эскортницами (ну или хотя бы с мечтой пэтэушника типа Насти-Рыбки). Страшно далеки интеллигенция и интеллектуалы от народа — как нижнего, так и верхнего. Как в христианстве, с точки зрения Творца (но не с точки зрения реальной жизни), нет ни эллина, ни иудея, так и во власти «несть ни либерала, ни державника», а токмо шкурники или, мягче, прагматики.

Семьи, которые правят различными странами, формально даже конфронтирующими друг с другом на межгосударственном уровне — в одном случае это 200 семей, в другом 300, в третьем полсотни, — давным-давно включены в глобалистскую повестку. Власти, какой бы ни была их риторика, выражают именно их интересы, а не населения, с которым они (семьи и власти) связаны значительно в меньшей степени, чем со слоями и структурами мирового уровня: так сказать, пользуясь терминами Зигмунта Баумана, «глобалам — глобалово, локалам — локалово». Кроме того, противостояние и перепалки межгосударственного («международного») типа, к которому чаще всего отсылает пропаганда, — это конфликты на таком уровне, который не является ни решающим, ни даже главным в современном мире. Главные игроки в нём — наднациональные структуры закрытого типа, могучие транснациональные корпорации и союзы банков. Мировые отношения намного шире и сложнее межгосударственных, которые занимают всё меньшую часть мирового сектора. Разумеется, есть несколько мощных ядерных государств, но они сами скорее выступают в качестве суперкорпораций, корпораций-государств, государственно-страновое в них вторично. И это уже едва ли изменится, как и их отношение к основной массе населения. Можно конфликтовать с Великобританией или США как государствами, но прекрасно делать бизнес с «Эксон Мобил» или «Би Пи», иметь британцев или американцев в Совете директоров того же «Сбера». Впрочем, это не отменяет мирового сражения за то, кто кого отсечёт от будущего.

Со стороны атлантистов данное сражение — это наступление, агрессия. Со стороны РФ (несмотря на 300 тыс. — плюс-минус — семей, обосновавшихся на постЗападе) и КНР (несмотря на «комсомольцев»-добровольцев постЗапада) — это оборона. Эта ситуация может сохраниться, по крайней мере, в кратко-, а возможно, и в среднесрочной перспективе. В североатлантическом мире, прежде всего в США, скорее всего, будет достигнут компромисс между «будущим» и «настоящим», т.е. между эксистами, с одной стороны, и финансиалистами и частью корпоративной («технотронной») Америки — с другой. В компромисс не попадает значительная часть корпоративной и практически вся «великая индустриальная Америка» — её господствующие и не господствующие слои сбрасываются с «корабля Истории», а кого-то вообще сольют в её «унитаз». В посткапиталистическом мире эксизма и его анклавов для «великой Америки» места нет так же, как, кстати, и для нынешней России, — их существование как таковых в этом мире не предусмотрено. С точки зрения ультраглобалистов, и та и другая vixerunt — отжили.

Трамп — это бунт великой Америки прошлого против Америки финансиалистского настоящего и эксистского будущего. Это битва тех сил, которые стоят за Трампом, за то, чтобы их не отсекли от будущего и так или иначе включили в компромисс, открывающий в Futurum настоящую, а не нарисованную на холсте дверцу. Условный Байден (назовём его «харрисобайден») есть средство ультраглобального подавления этого бунта, но именем не «будущего», а компромисса между «настоящим» и «будущим»; если Трамп тормозил «будущее» в интересах «прошлого», то «харрисобайден» притормаживает уже «будущее» в интересах «настоящего». И если Трамп в этой борьбе в качестве массовки использовал средние, средне-нижние и нижние белые слои, то штурмовыми отрядами, «хунвейбинами» «харрисобайденов» стали чёрные и цветные низы, BLM (или, как их ещё называют, «негронацисты», «чёрные фашисты»), причём нередко под левыми или леволиберальными лозунгами.

Можно сказать, что трампизм — это ранняя рыхлая, неразвитая форма сопротивления посткапиталистическому (эксизм, финансиализм) прогрессу тех слоёв и сил, которые он должен утопить, обнулить или сбросить. Поскольку сбрасываемые — в основном белое население, то в перспективе трампизм или то, во что он превратится, может стать идейным оформлением («идеологией» и стратегией) значительной массы белого населения, противостоящей спайке эксистско-финансовых верхов и чёрных и цветных низов. Последние живут на подачки этих верхов и на средства, перераспределяемые ими за счёт «белой середины». Таким образом, перед нами расово-этническая форма классовой борьбы. Объективным союзником трампистов становятся правоконсервативные силы в Западной и Центральной Европе, защищающие традиционные ценности. Не случайно «Че Гевара» Трампа Стив Бэннон, сыгравший большую роль в создании успешного психоинженерного ресурса QAnon, совершает туры по Европе, налаживая контакты с правыми и консервативными группами.

XVII

На выходе из капитализма и входе в посткапитализм значение борьбы за традиционные ценности выходит далеко за рамки культурно-религиозной сферы. Эксизм как платформа, в которой совпадают производственные и классовые характеристики, — это превращение капитала в чистую власть, обеспечивающую отчуждение у человека социальных (контроль над общественным поведением групп и индивидов) и духовных (понятия, образы, представления, ценности, целеполагание) факторов производства. Главным объектом присвоения в посткапиталистическом мире, в том виде, в каком его планируют нынешние хозяева Мировой Игры, будут не вещественные факторы производства (капитал), а социальные и духовные, которые присваиваются, как правило, вместе.

В сегодняшнем мире духовная сфера всё ещё выступает в большей степени как непроизводственный фактор — ценности, культура, мораль (в том числе религиозная), идентичность. Превращение всего этого в отчуждаемый объект присвоения в новом посткапиталистическом обществе требует предварительной трансформации-модификации ценностей — как традиционных, так и Модерна, который за несколько столетий тоже уже стал Традицией. По сути это означает трансформацию-модификацию человека, обнуление старых ценностей и навязывание таких, которые могут превратить человека в объект присвоения, «заточенный», «обструганный» под это превращение. Существующие ныне ценности и идентичности не просто не годятся в объекты присвоения посткапиталистического БЭТ-фашистского строя, но противостоят ему, блокируя сам процесс превращения невещественного в объект производственных отношений. Поэтому нынешняя борьба за ценности, нормы и идентичности Традиции и Модерна есть не что иное, как формирующаяся социальная, классовая борьба по поводу таких объектов, которые не являются внешними для человека, а представляют самого человека как персонификатора воли, социальных связей и идентичностей.

Упор верхушек постЗапада на права различных, прежде всего сексуальных, меньшинств, на изменение половой, расово-этнической, национальной, культурно-религиозной, исторической идентичности, семейных норм (отношения «муж–жена», «родители–дети»), «флюидный гендер», внедрение толерантности (которая в точном значении слова есть не что иное, как патологическая неспособность системы противостоять вредоносному или даже смертоносному воздействию на неё) — всё это суть средства установления нового строя, нового типа производственных отношений, где человек отчуждается в его целостности. Это средства подготовки к строю, превращающему человека в человечину, в объект эксплуатации и депривации (последняя есть лишение человека возможности удовлетворять основные базовые социальные потребности или, если угодно, социальные инстинкты (не путать с биологическими)).

Одна из важнейших линий формирования НМП — контроль над информпотоками, что уже реализуется путём уничтожения журналистики как профессии, насаждения постправды, замусоривания информационного пространства и т.д. Информпространство сознательно забивается мусором:

— собственно информационным — противоречивые, антирациональные, пугающие, не просто бессмысленные, а убивающие смысл сведения; безобидные для системы идеи, ложные споры и конфликты;

— социальным — активное присутствие в СМРАД, прежде всего, на экранах ТВ различных полусумасшедших блогеров (но мимо кармана не ложат), фриков и фрикесс, педерастов и лесбиянок, унылых смехачей и убогих телетрепачей, короче говоря, телепохабного отребья всех цветов радуги и смешанных идентичностей. Перед нами цирк уродов, или, как сказал бы А.А. Зиновьев, балет безногих.

СМРАД внедряют в массы различные синдромы: ненависти к человечеству (экологизм, климатизм), ненависти к собственной культуре (мультикультурализм), ненависти к мужчинам (феминизм), «обезволивающего расслабления» (наркотизация, политкорректность) и др.

В связи с этим на роль одного из важнейших средств борьбы с этими процессами выходит самопроизвольное выращивание информации и её структурирование, поскольку СМРАД ультраглобалистов систематически разрушают именно структурированную целостную память отдельных людей, групп и целых обществ. Их цель, помимо прочего, хаотизировать, запутать, дерационализировать сознание, именно в этом — второе дно большинства ток-шоу (по сути, телепомоек), где аргументация подменяется криком и эмоциями, а эксперты — «спецами» «спрашивайте за всё», недоучками, изображающими (при активной помощи ТВ) всезнаек. В противостоянии этому императивом также является создание реальной картины мира, способной к саморазвитию, и модели мира, используя которую, можно работать с различным материалом. Одна из целей — выработка опережающего понимания действительности и способности противостоять информационной хаотизации.

НМП, планируемый нынешней мировой верхушкой и её страновой агентурой, требует расчеловечивания человека, которое подаётся как стимулирование человеческого разнообразия — diversity. Если капитализм опредмечивал, овеществлял человека, отчуждал от продукта труда, то посткапитализм, планируемый хозяевами эксизма и финансиализма, расчеловечивает человека как социально, этнически и культурно (идентичность, пол) определённого существа, отчуждает его от самого себя как социального и биологического существа; и это — суть именно производственных отношений планируемого нового строя. Поэтому сопротивление в сфере культуры, в духовной сфере созданию этого порядка есть новая форма социальной и биоантропологической борьбы, в которой не может быть компромисса.

Одновременно с созданием ситуации отчуждения у человека духовных факторов производства планировщики постковидного «нового дивного» (для них) мира планируют изъятие у основной массы населения остающихся у него материальных активов — от капитала до недвижимости, — здесь мы возвращаемся к очень важному вопросу глобального передела малых и средних активов (капиталов), поскольку это станет одной из главных линий разрушения капитализма и формирования нового строя. От того, насколько острым будет сопротивление тех, кого накрывает волна эксистского прогресса, будет зависеть степень жёсткости, людоедскости посткапиталистической системы, того, насколько железной будет пята её хозяев. Степень жёсткости Старого Порядка, а затем капитализма во Франции, Германии и Великобритании XVIII–XIX вв. была определена результатами борьбы в «треугольнике» «корона–сеньоры–крестьяне» в XVI–XVII вв. Так называемые «экосистемы» и платформы выступают как контролёры социальных сетей, т.е. поведения и потребностей людей как духовных, невещественных факторов производства, которые становятся главными. Однако в нижней половине социальной пирамиды постЗапада остаётся огромный слой бенефициаров старого, не до конца раскулаченного акционерного капитала (shareholder capital). В руках каждого из них не так много частной собственности, не так много капитала. Однако суммарно это огромная величина, и если её не обнулить, превратив её владельцев посредством «инклюзивного капитализма» в так называемых стейкхолдеров (stakeholders), т.е. вторичных агентов коммерческого рынка, несобственников, то эти люди сохранят материальную основу, препятствующую превращению их в объект присвоения новых, посткапиталистических верхов. Значит, надо их экспроприировать — большие рыбы пожирают малых, как на картине П. Брейгеля-старшего.

Локдаун разоряет, крушит малый и средний бизнесы. Власти постЗапада готовы выкупить долги населения по кредитам, т.е. де-факто лишить его собственности. Пропаганда убеждает людей: зачем вам собственное жильё? Лучше аренда. Зачем вам личное авто? Есть каршеринг. Зачем вам сбережения? Мы обеспечим вам базовый гарантированный доход, вы будете получать его на карточку — бумажные деньги не нужны. Лозунг 2030 года: «Я ничем не владею. Я счастлив». В результате человек лишается материальных основ своей самостоятельной жизни — личной жизни, личности. Как заметил в своё время писатель Иван Васильев, «свободные деньги на личных счетах несут в себе потенциальную опасность — их владелец может начальство куда подальше послать». Отсюда стремление ультраглобалистов отменить бумажные деньги, установить полный контроль над счетами. И тогда можно будет регулировать и потребление, снижая его, и поведение, аннулируя или замораживая cчета тех, кто говорит или думает не так.

XVIII

Куда же бедному постзападному человеку с его цивилизационной бесприютностью податься? Капиталисты, понимаешь, грабят. Посткапиталисты пришли — тоже грабят, да ещё рушат привычную жизнь. Что у Homo Postoccidentalis остаётся? Семья? Государство? Но ультраглобалисты его ломают. Что касается семьи, моногамного межполового союза мужчины и женщины, то на постЗападе его в течение нескольких десятилетий сознательно подрывают и практически, и пропагандистски: реклама гомосексуальных браков, трансгендеров, полигамии, полиамории; поощрение моды на отказ рожать собственных детей, вместо этого — усыновление/удочерение расово иных детей из слаборазвитых стран; изъятие детей из семей (причины заявляются самые различные: детей «давят» родители, дети гениальны, их нужно поместить в специнтернат, и т.д.); к тому же, как заметил Ю. Козлов, ювенальная юстиция решает ещё одну задачу — разрушает европейскую судебную систему.

Когда-то Фридрих Энгельс написал работу «Происхождение семьи, частной собственности и государства», связав саму цивилизацию человека с этими перечисленными им явлениями. Сегодня всё это хотят уничтожить, т.е. расцивилизовать человека, превратив в трансгуманистического голема. Символично, что Дж. Эпштейн, который поставил на поток секс-трафик детей для извращенцев из политической верхушки и тусовки шоу-бизнеса постЗапада и которого убили в камере как нежелательного свидетеля «порочных удовольствий джентльменов и леди», спонсировал трансгуманизм вместе со своей подругой Линн де Ротшильд, организатором «Совета по инклюзивному капитализму с Ватиканом» (и, не исключено, связующим звеном между двумя педофильскими сообществами — вульгарно-физиологическим и практикующим оккультизм и жертвы): abyssus abyssum invocat — «бездна бездну призывает». Ясно, что трансгуманизм хорошо коррелирует с БЭТ-фашизмом и идеями контролируемой и направляемой эволюции человека с помощью изменения эпигенома.

Подчеркну: изъятие собственности, экспроприация капиталов МСБ — это важное, но не главное стратегическое направление строительства НМП. Главное связано с присвоением не вещественных факторов производства, а духовных, установлением контроля над долгосрочным поведением огромных масс населения как средством контроля над эволюцией человека и общества. Инструменты — социальная дрессировка посредством нагнетаемого страха (перед «пандемией», новыми «пандемиями», включая «киберпандемию», перед климатической угрозой в духе россказней нобелевского проходимца А. Гора), обезличивание (QR-коды, поголовное ношение масок и т.п.), видеоконтроль. Все эти средства уже протестированы во время коронабесия, а в КНР — в виде социальных рейтингов и без него.

Кто-то усомнится: а как возможен контроль над эволюцией? Ещё как возможен, смотря о какой эволюции идёт речь. Как отмечает Сергей Владиславович Кугушев, можно говорить о трёх типах эволюции: традиционной генетической, филетической (эволюция социального поведения), эпигенетической. Изменение традиционной генетической эволюции требует контроля (направляющего воздействия) в течение жизни минимум 10–12 поколений (поколение — 25–30 лет). Открытая Н.В. Тимофеевым-Ресовским и обоснованная Ю.И. Новожёновым филетическая эволюция для своего поворота требует воздействия в течение жизни 6–8 поколений. Эпигенетическую эволюцию специалисты определяют как включение-выключение уже сформировавшихся генов и их настройку. Тем не менее в ходе этого типа эволюции не гены эволюционируют, а посредством внешнего воздействия, корректирующего поведение, усиливается или ослабляется интенсивность работы тех или иных участников генома. Этот тип эволюции требует контролирующего воздействия в течение жизни всего 2–3 поколений. В результате эпигенетически закрепляются устойчивые модели поведения, которые, будучи сформированы, транслируются старшими поколениями младшим, т.е. приобретают чисто социальную форму на уже достигнутом изменении эпигенома. Биологически вшиваемое поведение обретает социальную форму. Экспериментально эпигенетическая эволюция доказана опытами Д.К. Беляева и его коллег по одомашниванию лис.

Создаётся впечатление, что те процессы, которые запущены в ходе коронабесия, имеют целью втолкнуть человечество в период психических мутаций и дать старт быстротекущей, по сути, злокачественной эпигенетической эволюции — переходу от общества автоматического перемалывания людей к социуму управляемой эволюции. Последняя должна с помощью таких мер, как запугивание, контроль, стандартизация, создать «человека послушного», социальное мясо. Исходным пунктом такой направленной эволюции должен быть мощнейший психоудар — и он будет ощущаться тем сильнее, чем к большему комфорту привыкло население, чем более оно избаловано в плане реализации своих потребностей, особенно материальных.

Коронабесие показало: курс на установление в течение 2–3 поколений контроля над человечеством, его поведением и таким образом превращение его в объект целостного присвоения в рамках посткапиталистического строя — реальность. Поэтому, как говорил устами одного из героев «Приключений бравого солдата Швейка» Ярослав Гашек: «Помните, скоты, что вы люди». И как говорил другой чех, Юлиус Фучек: «Люди, будьте бдительны». Бдительность особенно нужна, поскольку создаётся впечатление, что в лице ультраглобалистов-трансгуманистов мы имеем дело не вполне с людьми, а скорее с сущностями, которых, как нечисть из Бхагавадгиты, привлекает грязная деятельность.

ПостЗапад — идеальная площадка для эпигенетически-эволюционных экспериментов. От экспериментов в нацистских концлагерях они отличаются сферой применения и широтой масштаба — глобальной. Ковидоистерия и стала таким психоударом, который должен был обеспечить перезапуск Истории в столь милом ультраглобалистам и их локальным пособникам бэтфашистском направлении.

Коронабесие непосредственно работает на БЭТ-фашизм. Одна из задач последнего — создание массового слоя неполноценных, а потому поражённых в правах, т.е. «социальных уродов», отверженных. Так, во время коронабесия появился термин «бессимптомный больной», т.е. тот, кого, несмотря на отсутствие симптомов, объявляют больным и — автоматически — лишённым многих прав. Можно предположить, что поражёнными в правах окажутся и те, кто отказывается от вакцинации или сомневается в наличии пандемии. И не дойдёт ли дело до гетто и особых знаков для «отверженных», не желающих жить в Матрице и принимать синюю таблетку?

Кто-то скажет: но ведь капитализм был прогрессивнее феодализма, скорее всего, эксизм-посткапитализм будет прогрессивнее капитализма. У меня три ответа на этот вопрос. Во-первых, более прогрессивным по сравнению с феодализмом был зрелый капитализм, но никак не ранний, который в XVI–XVIII вв. обрушил жизнь основной массы западноевропейцев в социальный ад. Для неё ранний капитализм стал регрессом.

Прогресс всегда осуществляется за счёт кого-то, за счёт чьего-то регресса. Прогресс — это понижение уровня энтропии. Понижение уровня энтропии в любой системе происходит за счёт повышения уровня энтропии других (соседних) систем или окружающей среды. Капитализм рушил не просто феодализм, а жизни огромных масс населения, их благосостояние.

Во-вторых, так называемые прогрессивные (читай: нередко — людоедские) экономические формы никогда не побеждают в чистом виде; конкретная форма нового общества зависит от того, насколько старое общество обломает зубы молодого людоеда. Так было с СССР, в котором русская жизнь в 1930-е годы адаптировала, приспособила к себе коммунизм (уничтожение ленинской гвардии, а также троцкистов и бухаринцев было составным элементом этого процесса). Так было с капитализмом, конкретные формы которого рождались в ходе борьбы в рамках треугольника «королевская власть — сеньоры — крестьяне», причём наиболее отсталым оказался немецкий вариант, где победили сеньоры.

Кто сказал, что технологически передовой эскизм — это светлое будущее? Повторю вопрос: если людоеды начинают пользоваться ножами и вилками — это прогресс? Как знать, может, историческое значение Трампа и заключается не в его личной неудаче, а в том, что он сбил темп, дыхание передовикам людоедского эксистского прогресса и заложил оргосновы будущего сопротивления. Как знать, может, так называемый трампизм — всего лишь расплывчатая форма будущего антиплатформенного и антицифрового движения тех слоёв, за чей счёт и на чьих костях эксисты собираются строить своё новонормальное будущее. Причём слои эти в основном белые, на которые коалиция настоящей и будущей Америки собирается бросить — Байден признал это открыто — негров, латино, азиатов и индейцев. И на основе конфликта — этнорасового по форме, но классового по содержанию — построить свой прогресс.

Наконец, в-третьих. Есть правда системы, которая определяется надличностным, надчеловеческим прогрессом, от которого, однако, с ходу выигрывает лишь определённое меньшинство, а есть правда субъекта — личностная, далеко не всегда принимающая системный прогресс, тем более в его ранней людоедской форме. А потому правды эти могут не совпадать, и ещё как! Системный прогресс и его правда — вне морали и нравственности, он, как правило, по другую сторону от них, — я не подпишусь под ленинским: морально всё то, что помогает строительству коммунизма. Субъектный же прогресс всегда морален. Системная и субъектная правда не совпадает, вопрос — в выборе человека.

Два примера: один из реальности, другой — из литературы. Первый пример. Гражданская война. С системной точки зрения ясно, что старое самодержавие было несправедливым, никчемным, умерло, его не оживить, у белых нет проекта будущего, у красных — есть, за ними — системная правда, но где-то далеко, лет через двадцать. Но значит ли это, что автоматически нужно быть с красными? Для кого как, но с точки зрения правды субъекта — вовсе не обязательно даже при осознании полной обречённости белого дела, его неадекватности эпохе.

Второй пример — ситуация из романа братьев Стругацких «Улитка на склоне». Главный герой, Кандид, оказывается в некоей местности, где власть проводит широкомасштабные социальные эксперименты, которые ведут к катастрофическим результатам, но пропаганда подаёт их как великие «одержания» и «победы» прогресса. В реальности же этот прогресс уничтожает целые деревни — они стираются с лица земли вместе с их жителями. В финале романа Кандид размышляет о людях некоей местности, куда его забросил случай: «Обречённые, несчастные обречённые. А вернее, счастливые обречённые, потому что они не знают, что обречены; что сильные их мира видят в них только грязное племя насильников; что сильные уже нацелились в них тучами управляемых вирусов (ах, как в точку, архисовременно для «дней ковида». — А. Ф.), колоннами роботов, стенами леса; что всё для них уже предопределено и — самое страшное — что историческая правда здесь, в лесу, не на их стороне, они — реликты, осуждённые на гибель объективными законами, и помогать им — значит идти против прогресса, задерживать прогресс на каком-то крошечном участке фронта. Но только меня это не интересует, подумал Кандид. Какое мне дело до их прогресса, это не мой прогресс, я и прогрессом-то его называю только потому, что нет другого подходящего слова… Здесь не голова выбирает. Здесь выбирает сердце. Закономерности не бывают плохими или хорошими, они вне морали. Но я-то не вне морали! […] враги прогресса, зажравшиеся тупые бездельники… Идеалы… Великие цели… Естественные законы природы… И ради этого уничтожается половина населения? Нет, это не для меня. На любом языке это не для меня. Плевать мне на то, что Колченог — это камешек в жерновах ихнего прогресса. Я сделаю всё, чтобы на этом камешке жернова затормозили»^[4]. Со словами «это не мой прогресс» Кандид вытаскивает из-за пазухи скальпель и идёт к окраине леса. Он явно склоняется к «хирургическому, только хирургическому» решению «прогрессивного вопроса». Иногда оно бывает — увы! — единственно возможным и верным. Спрос, однако, не с «хирургов», а с тех, кто довёл до этого. Как писал о происхождении Первой мировой войны один из любимых авторов В.И. Ленина Г. Лебон, разумеется, важно, кто капнул последнюю каплю в чашу — и всё полилось, но самое главное — кто наполнил эту чашу до краёв.

По сравнению с постЗападом (подчёркиваю: только по сравнению) Россия, русские остаются в этом плане, по крайней мере на данный момент, более крепким орешком. 1990-е годы стали мощнейшим психоударом по населению России, прежде всего — по русским. Но, как поётся в песне, «выжившие — стали крепче стали». Хотя, как показал опыт, холуёв и подпевал ультраглобалистов и у нас хватает, коронабесие как психоудар в русских условиях оказался слабее, чем на постЗападе. Почему? Когда-то Бисмарк заметил, что Россия сильна, а потому страшна мизерностью своих потребностей. Разумеется, сегодня потребности жителей РФ намного выше, чем в умиравшей и убогой позднесамодержавной России. Тем не менее уровень комфортности жизни у нас в среднем ниже, чем на постЗападе, особенно за пределами Москвы, и это серьёзный фактор. Ну а так называемые «либеральные реформы», проводимые 30 лет властью, начиная с ваучерной приватизации и заканчивая пенсионной реформой, вряд ли поспособствовали воспитанию «человека послушного» — мечты ультраглобалистов. Или я ошибаюсь?

Объективно время работает против ультраглобалистов, и они продолжат раскручивать маховик информационно-психологического террора, запугивая людей новыми пандемиями (любимая «фишка» Гейтса), глобальным потеплением, вызванным якобы промышленной деятельностью человека, и многим другим. Думаю, на очереди — объявление угрозы вторжения инопланетян. Не случайно же НАСА вдруг начало «рассекречивать» данные, признав реальность и «тарелок», и инопланетян. 26 мая 2021 г. было официально объявлено, что Белый дом серьёзно относится к вторжению в воздушное пространство США НЛО. 25 июня 2021 г. в докладе «Предварительная оценка: неопознанные воздушные явления», подготовленном министерством обороны США и управлением национальной разведки, НЛО названы угрозой национальной безопасности — то ли ещё будет! Как тут не вспомнить предупреждения Вернера фон Брауна, высказанные им незадолго до смерти по поводу «пугалок», которые будет придумывать Запад для манипуляции общественным сознанием.

Фон Браун сказал своей помощнице, что после разрушения СССР (в том, что это произойдёт, он не сомневался) Запад постарается найти нового врага, и им станут мусульмане, исламский мир, но это, равно как и проблемы природного характера, будет слабой угрозой. И тогда настанет черёд угрозы инопланетного вторжения, для отражения которого, добавлю я, понадобится что? Конечно же, мировое правительство, живущее по законам военного времени. Всё тот же НМП БЭТ-фашизма. В «новой реальности» люди должны жить в атмосфере постоянного страха, в режиме наведённой психической эпидемии — запуганными, отключившими рациональное мышление легче управлять. Главным полем этих психоэпидемий (по сути — психоинформационного террора) будет, конечно же, постЗапад. У менее богатых и менее сбалансированных режимов за его пределами появится соблазн повторить это у себя. Причин может быть как минимум две: во-первых, продемонстрировать хозяевам мировой игры лояльность («мы такие же, как вы», «запишите нас в постбуржуинство» — «мы открыты для этого» и т.п.); во-вторых, компенсировать психоинформационными мерами социально-экономическую слабость. И то и другое самоубийственно, поскольку ведёт верхушки стран «второй зоны» (полупериферии) к уничтожению, прежде всего — социально-властному и экономическому. Именно психоинформационными ударами ультраглобалисты будут зачищать верхушки государств «второй зоны» и сами эти государства. Ну а в постбуржуинство никто их не собирается записывать — самим места мало. Удивительно, но казус Трампа ничему не научил «второзонников», угодливо табунящихся в прихожей постЗапада. Ну что же, прислуга она и есть прислуга, да только вот нужды в ней у хозяев новой реальности нет. Мобилизация для борьбы против «пандемии», «антропогенных климатических изменений» или инопланетного вторжения позволит ещё более продвинуть общество по пути упрощения — социально-экономического, культурного, психологического.

Однако регрессорам, по-видимому, неведомо, что упрощение бумерангом вернётся к ним — к их страте, к их детям: нельзя жить в обществе и быть свободным от него, даже если ты надеешься «забаррикадироваться» в своих анклавах. Если тэтчеризм и рейганомика внешне отбросили капитализм в его раннюю, рыночную эпоху, то ныне речь идёт об откате как минимум в «длинный XVI век» — тем, кому повезёт, неудачников же протащит ещё дальше, в глубь веков.

Кстати, даже с точки зрения геополитической мы видим возвращение «длинного XVI века» в Евразии, и это непосредственно касается России. В XVI — первой половине XVII вв. Россия постоянно испытывала давление Польши, которое остановила только в 1667 г., и Османской империи и их клиентов — крымцев. Самое позорное за всю свою историю военное поражение Россия потерпела именно от Османской империи — бездарный Прутский поход Петра I, правда, было это уже в XVIII в., в Русско-турецкой войне 1710–1713 гг. В то же время с воцарением в Китае маньчжурской династии Айсиньгёро (1644–1911 гг., больше известна под её девизом — Цин) начался китайский Drang nach Westen, который окончился присоединением к Китаю огромного массива земель на западе. С XVIII в. начинается экспансия России, которая с Австрией и Пруссией делит Польшу, поглощая её восточную часть, и с последней трети XVIII в. вплоть до последней трети XIX в. постоянно бьёт в войнах турок-осман, присоединяя целые куски Закавказья. Вторая половина XIX в. — экспансия России в Среднюю Азию (узда для британцев) и на Дальний Восток. Пик могущества — СССР.

Что мы видим сегодня? Россия потеряла Украину, и на западе наших границ реализуется активно поддерживаемый британцами проект Новая Речь Посполитая. Турция вернула себе свои геополитические позиции пусть не расцвета Османской империи, но, по крайней мере, начала XIX в., выдавливая Россию из Закавказья. Мало того, Турция укрепляется в бывшей советской Средней Азии. Новая Османская империя, так же как Большой Вазиристан, — это британский проект с прицелом на тюркоязычные зоны и население России. Большой Вазиристан — это не только перекройка Афганистана, но и создание этнического оружия (мигранты, бегущие от войны сначала в «станы» Центральной Азии, а затем — вместе с частью их жителей — в Россию. Из той же бывшей русской (сегодня — антирусской) Средней Азии Россию объективно выдавливает Китай. Геополитически на своих дальних западных, южных и восточных рубежах Россия отступает. В этом плане мы вновь переживаем наш «длинный XVI век», русское пространство сжимается — как и концептуальное управление этим пространством.

XIX

В ситуации упрощения упрощается и концептуальное управление — предельно. Сегодня оно сводится к набору мантр типа «устойчивое развитие», «разнообразие», «политическая корректность», «инклюзивный капитализм», «зелёная экономика», «технологический уклад», «информационное общество», «новый мировой порядок» (синоним — «новая нормальность») и т.п.

Мантры принято бездумно повторять, над ними не принято задумываться. Потому что если задуматься, то за каждой из мантр скрывается опасная, а порой смертоносная для человечества программа. «Устойчивое развитие» — это сокращение населения планеты максимум до 2 миллиардов, т.е. «бархатный» и не очень геноцид пяти с чем-то миллиардов людей. Термин этот не только вреден, но с учётом нынешней мировой ситуации бессмыслен и лжив. Мир находится в терминальной фазе системного кризиса, никакой устойчивости, никакого устойчивого развития здесь и в помине быть не может. Не думаю, что «хозяева Истории» настолько потеряли связь с реальностью. Дело скорее в другом: мифом об «устойчивом развитии» прикрывают некие цели и скрывают некую ситуацию, которая в мире (включая РФ) уже прошла точку невозврата. Словцо «устойчивость» — это в оруэлловском духе (мир — это война, война — это мир) эвфемизм для обозначения реального кризиса и кризисных, катастрофичных для большей части человечества средств его преодоления в интересах глобалистской верхушки.

«Разнообразие» — предоставление особых прав меньшинствам в ущерб большинству, причём в унизительно-оскорбительной для последнего форме. «Политическая корректность» — ликвидация свободы слова, тоталитарный контроль над словом и мыслью. «Инклюзивный капитализм» — экспроприация собственности малого и среднего бизнеса. «Зелёная экономика» — деиндустриализация, обнищание и разорение слоёв, связанных с промышленностью. «Технологический уклад» — сведение многомерной социальной целостности лишь к одной части, нарушение принципа системности с целью скрыть социальную характеристику общества, его классовую тайну. «Информационное общество» — общество тотальной пропаганды и дебилизирующих СМРАД; «Новый мировой порядок» — порядок, при котором триада «эксисты–банки–корпорации» железной пятой давит население планеты, загоняя его в «новую нормальность», т.е., по сути, в невыносимые условия жизни, что-то среднее между положением раба, крепостного и низкокастового. При этом новонормализированные низы будут жёстко идентифицированы QR-кодами и другими формами подключения к Сети, тогда как одной из привилегий верхов, показателем высшего статуса будет (как хорошо показано в романах Вадима Юрьевича Панова — цикл «Аркада») именно неидентифицируемость, прежде всего, их генетического кода (естественно, их не будут колоть вакциной, проникающей в РНК, в геном).

Даже просто произнося названные выше мантры, мы автоматически встраиваемся в чужой проект, подписываемся под него. Мало того, что в чужом проекте социум, группа, индивид работают на чужой интерес, в долгосрочной перспективе — нередко вредоносный или даже смертоносный для «подписанта». Главное в том, что в таком случае утрачиваются субъектность и самость. О том, что в чужой игре, т.е. по чужим правилам, нельзя выиграть, — я уже не говорю. Разумеется, не всегда есть свой готовый проект, значит, надо работать над ним, а пока идёт эта работа, либо не подписываться под чужое, либо, если постзападная орда припирает к стене и такой возможности нет, имитировать, саботировать и готовить партизанскую операцию в духе «Концерта» (сентябрь 1943 г.), только не физическую, а метафизическую, концептуальную.

Отсюда вывод: очень важно следить за языком, за понятиями и словами, которые нам навязываются: в начале было слово. Употребляя те или иные слова, термины, образы, понятия, мы подписываемся под определённой программой, которая реализуется не просто не в наших интересах, а в ущерб нам, с целью ничтоизации нас. Имя этой программе — Зверь, или НМП. Чтобы путём «великого обнуления» создать их посткапитализм, бесолюди должны превратить поздний агонизирующий капитализм в электронно-медицинский лагерь: «Великий эксперимент Троцкого переходит в новую, глобальную фазу, без прежних лживых догм» (В. Галактионова). Посткапиталистический социальный рай для 10% планируется обеспечить социальным адом для 90% остальных, для мировой обслуги.

Сумеют ли ультраглобалисты навязать миру НМП? Сомневаюсь. Мир слишком сложен, чтобы управлять им из одного центра, а История — слишком сложный и коварный процесс с массой непредсказуемых последствий, возникающих сразу же после того, как только сделан первый шаг в реализации проекта. Мир анклавов эксизма ограничен, за его пределами — бушующий мир «новых варваров», мигрантов и вообще людей, выброшенных верхушками на обочину Истории. Сможет ли НМП, если он будет создан, сдержать их? А что если произойдёт геоклиматическая катастрофа — настоящая, а не фейковая, которой пугают население ультраглобалисты? А что если искусственный интеллект сломается? Или подрывные силы, контрэлита внутри самого НМП решат поменять ситуацию? Не надо забывать историю Римской империи, средневековых городов-олигархий и арабских халифатов — Время имеет привычку свёртываться «листом Мёбиуса». Будем надеяться, что он совьётся в петлю на шее тех, кто планирует превратить человечество в скот, в мясо для жарки на сковороде Истории, в «терпил», биороботов, создать им социальный ад. Значит, именно туда дорога этим планировщикам. Будем гуманистами: поможем им, чем можем, попасть туда, как в «Коньке-Горбунке: «Бух в котёл — и там сварился!»

___________________

[1] Смирнов Г. Мысль — молния в ночи. М.: Onebook.ru, 2014. С. 111–112.

[2] Я благодарен Г. Власову, обратившему моё внимание на эту книгу и поделившемуся информацией о её содержании.

[3] По критериям ВОЗ, население страны считается старым, если доля людей старше 65 лет превышает 7% (в РФ — 15,5%).

[4] Стругацкий А., Стругацкий Б. Улитка на склоне. М.: Новое литературное обозрение, 2006. С. 237–238.

 

https://izborsk-club.ru/21476

 

02.07.2021 "Русский ковчег" и "Цифровой Левиафан"

 

Новые книги Изборского клуба

 Ставшая уже широко известной и авторитетной в патриотических экспертных кругах коллективная работа аналитиков Изборского клуба "Русский ковчег: Альтернативная стратегия мирового развития" вышла отдельным изданием.

 

Также в ближайшее время выходит наша программная работа. Авторы Изборского клуба проделал большую работу для осмысления истоков, политики и идеологии трансгуманизма. Они разоблачают эту глобальную антигуманную авантюру, срывают маски с ее закулисных и явных вожаков – и показывают возможные альтернативные пути развития человечества на основе традиционных русских идей. 

 

https://zavtra.ru/blogs/russkij_kovcheg_i_tcifrovoj_leviafan

 

01.06.2021 Реиндустриализация и суверенитет

 

Авторский доклад Андрея Кобякова Изборскому клубу

Мифы о постиндустриализме и глобализации

Материальной основой жизни любого общества является его хозяйственная деятельность. Однако в России именно в вопросах хозяйственного устройства и экономической политики общественное сознание (включая и профессиональные круги, и политиков, и большинство простых граждан) вот уже три десятилетия находится в плену заблуждений, навязанных извне представлений и злонамеренных грубых искажений реальности. Для того чтобы выйти из экономического полубытия и перейти к уверенному развитию, стране, прежде всего, необходимо ментально преодолеть довлеющие неолиберальные догмы и отринуть распространённые мифы.

Существенная их часть связана с якобы нормативным характером глобализации и постиндустриального этапа человеческой истории.

Глобализацию и переход к постиндустриальным экономическим практикам их сторонники, а зачастую и учёные, преподносят как объективно неизбежные этапы мирового развития. В чём-то эта позиция похожа на отношение к техническому прогрессу, который якобы просто развивается сам собой, и мы не можем высказывать никаких претензий к последствиям его развития.

Глобализация – вовсе не некий естественный процесс, которым никто не управляет, а реализация вполне определённой ценностно-идеологической модели. Ключевым в ней являются два пункта: 1) в этой системе не предусматривается сохранение реального суверенитета национальных государств; 2) отказ от суверенитета осуществляется в пользу наднациональных структур, регуляторов и правил, которые преподносятся как самоочевидные и самые лучшие для развития всего мира, на самом деле являясь продуктом реализации замыслов и интересов вполне определённых транснациональных элит, руководствующихся ценностями неолиберализма.

Основная идея постиндустриализма о «второстепенной» роли промышленного производства и зависимости благосостояния государства в большей степени от непроизводственных секторов реализуема только в условиях глобализации, ведь сокращение производства в развитых странах отнюдь не означало сокращение потребления. Просто промышленность выводилась в другие регионы мира, что типично для глобализированной экономики. Таким образом, концепты глобализации и постиндустриализма тесно переплетены.

Постиндустриальная экономика возможна только в специфических условиях глобализации и жёсткого мирового разделения труда, предполагающего неэквивалентный обмен, а элитарный постиндустриальный мир – «золотой миллиард» – сегодня существует только за счёт того, что на другом конце земли малооплачиваемое население производит для него материальные ценности.

Фактически постиндустриализм пошёл по традиционному пути колониальных империй, оставив в прямом смысле всю «грязную» работу странам третьего мира. Но даже страны, которые успешно «деиндустриализировались» в пользу третьего сектора, в долгосрочной перспективе больше потеряют от утраты собственной промышленности. Идея, согласно которой население развитых стран будет только оказывать друг другу разнообразные услуги, создаёт общество, где лишь узкая прослойка хорошо образованных специалистов занята «производством знаний». Остальных ждёт участь быть работниками сферы услуг гораздо более низкого уровня – продавцы, курьеры, обсуживающий персонал в магазинах и ресторанах и так далее. Таким образом, общества стран, теряющих промышленное производство, маргинализируются.

Промышленное развитие страны как приоритет

России, с учётом масштабов страны, соображений безопасности и устойчивости развития, нужна ориентированная на производство, а не спекулятивно-финансовая или преимущественно сервисная модель хозяйства.

Почему именно промышленное развитие является одной из главных задач для страны?

Сегодня страны и блоки, в которые они входят, ведут ожесточённую борьбу за то, чтобы остаться в числе благополучных и не быть вытесненными на периферию цивилизации. Далеко не все страны справятся с этой задачей. Там, где значительная часть населения окажется «ненужной», невостребованной, будут происходить конфликты, бунты, войны, маргинализация и, в конечном счёте, сокращение численности людей.

Ведь что такое благополучие в сегодняшнем мире?

Подлинное благополучие предполагает занятость и возможность для каждого своим трудом обеспечить полноценную жизнь себе и своей семье. Именно это становится в мире главным дефицитом – население Земли можно прокормить, но вывести людей на уровень выше простого физического выживания, сделать их востребованными, дать им возможность проявить свои способности и заниматься осмысленным трудом – уже намного сложнее. Скажем больше – это невозможно там, где не развивается своя промышленность. Дальнейшая ориентация на сырьевой сектор будет приводить только к большей деградации нашей экономики, к падению уровня жизни населения и депопуляции.

Цель наших конкурентов – загнать Россию в «медвежий угол», в компанию отсталых, нежизнеспособных государств. Этому сценарию можно противопоставить только собственное развитие.

Нельзя не отметить и влияние на экономику внешнеполитических факторов. Мир свободной торговли без барьеров – это иллюзия. Мы видим, что против России уже используется механизм санкций, которые будут применяться и в дальнейшем, поскольку позволяют одновременно оказывать на страну внешнеполитическое давление и при этом уничтожать её как экономического конкурента. Любому зарубежному производителю и поставщику товаров и услуг в Россию завтра могут просто законодательно запретить продолжать работу с нашей страной. В условиях, когда нет отечественных аналогов зарубежным продуктам и услугам, это обозначает не просто экономические убытки, а прямую угрозу безопасности страны. Именно те сферы, где мы не можем что-то производить самостоятельно, – потенциальные точки удара по стране, точки нашей уязвимости, от которых нужно избавляться.

Поэтому новая индустриализация, повышение нашей конкурентоспособности и технологическое развитие – единственная возможность выжить и обеспечить достойную жизнь всем россиянам.

Квазиавтаркия вместо открытой экономики

Противники поддержки российского промышленного развития часто говорят, что нет смысла производить всё на своей территории – когда можно купить за рубежом аналогичные продукты, зачастую более высокого качества или же вообще не производимые сейчас в России. А значит, не нужна и сверхразвитая промышленность. Но высокий уровень развития промышленности и её диверсифицированность при ориентации на собственный рынок – естественная характерная черта крупных стран, к числу которых относится и Россия. У нас самая большая в мире территория, и мы одна из самых многочисленных по населению стран мира.

Уже несколько десятилетий стратегическое мышление в нашей стране в немалой степени сковано представлением об исключительно благотворном характере, эффективности и безальтернативности принципа свободной торговли и вытекающей из него модели открытой экономики для России. Это глубочайшее заблуждение, порочный характер которого я подробно рассматривал в двух своих давних статьях, опубликованных в журнале «Изборский клуб»[1]. Здесь я не стану повторять аргументы, изложенные в этих публикациях, а коротко повторю лишь основные выводы.

Свободная торговля и справедливая торговля – далеко не тождественны. В действительности они очень часто противоположны друг другу. Промышленно развитые страны, которые все без исключения стали развитыми именно благодаря протекционизму, навязывают принцип «свободной торговли» менее развитым, используя его как отмычку или даже «фомку» для взлома их внутренних рынков. Такая «свободная торговля» приводит лишь к закреплению и усугублению неравенства стран в существующей глобальной системе разделения труда.

Что касается степени открытости экономики, то она находится в обратной зависимости от размеров территории и численности населения страны: чем страна больше, тем менее открыта её экономика. В свою очередь, реальный суверенитет – самостоятельность, безопасность и устойчивость страны – находится в обратной зависимости от степени открытости её экономики.

Модель открытой экономики, то есть экономики с незамкнутым воспроизводственным контуром, глубоко интегрированной в мировое разделение труда и зависящей от внешней торговли, – это удел малых стран или стран с крайне низким уровнем развития. Все крупные экономики с высоким или средним уровнем развития тяготеют к квазиавтаркии, как можно более полной замкнутости внутри страны воспроизводственных цепочек, самообеспечению и самодостаточности. Что касается развитых малых стран Европы, то хотя они вынуждены практиковать узкую специализацию в силу ограниченности ресурсов, в том числе трудовых, а также недостаточной ёмкости внутреннего рынка, но при этом они работают в основном на единый европейский рынок, пользуясь его защищённостью. Сам же единый рынок Европейского союза в своей совокупности тяготеет всё к той же квази-автаркии.

Исходя из размеров нашей страны, экспортная и импортная квоты в ВВП не должны были бы превышать 10-12% – такова оптимальная мера открытости экономики для России. В действительности нынешняя степень открытости российской экономики более чем вдвое превышает оптимальную.

Экономика России должна быть квазиавтаркична, то есть должна работать преимущественно на собственный рынок, а сам этот рынок должен в достаточной степени насыщаться товарами отечественного производства.

Стремление к самообеспеченности – не фетиш. Экономическая система, где существует излишняя специализация и нет разнообразия собственного производства, в долгосрочной перспективе уязвима. Особенно в ситуации, когда внезапно по каким-то причинам перестают работать правила свободной торговли. Теоретически можно купить всё у соседей. Но при условии, что они продадут. Например, ситуация войны или экономических санкций создаёт совершенно иную реальность, когда отсутствие собственных производств в критически важных отраслях может поставить под вопрос само выживание государства.

Наша страна изобилует разнообразными природными ресурсами. Количество населения влияет на возможность организовать все отрасли современной экономики – в России достаточно населения для того, чтобы укомплектовать все производства своей рабсилой. Единственное, чего хватает не вполне, – ёмкости рынка. Ряд отраслей современной промышленности для обеспечения рентабельности требуют масштабов производства, превышающих потребности любого национального рынка. Но это верно только для некоторых отраслей – автопрома, авиастроения, некоторых видов электроники. Тогда как для других отраслей промышленности даже российского объёма рынка в 150 миллионов человек вполне достаточно – например, для пищевой, лёгкой, деревообрабатывающей, мебельной промышленности, индустрии строительных материалов, специального машиностроения и т.д.

Мы большая страна, а значит, у нас может быть своя развитая промышленность. Нужно только менять приоритеты, стремясь к организации диверсифицированного промышленного комплекса (максимально полного воспроизводственного контура) внутри страны.

Естественно, что в силу определённых причин наша экономика не может быть даже в идеале абсолютно замкнутой системой – хотя бы в силу географического положения и особенностей климата, который не позволяет выращивать тропические фрукты или хлопок. Для восполнения неизбежной неполноты воспроизводственного контура, а также для обеспечения гарантий устойчивости отечественных предприятий необходимо вместе с соседями строить свой защищённый общий рынок. В этом отношении инициатива создания Евразийского экономического союза – безусловно целесообразная, хотя рамки этого интеграционного образования следует существенно раздвигать, не сводя его к постсоветскому пространству. Приоритетным направлением расширения такого объединения – как с точки зрения объёма потенциального общего рынка, так и с точки охвата климатических зон, – представляется Южная и Юго-Западная Азия (Иран, Индия, Сирия, Турция и др.).

Есть фундамент и несущие конструкции

Для реиндустриализации имеет значение достигнутый до этого уровень развития страны. В России осталась производственная инфраструктура, её не надо создавать с нуля, не всё разрушено, но она нуждается в модернизации. Образовательная инфраструктура также существует, в России сохранены свои образовательные и научные школы, в этой сфере тоже не всё утрачено, а что-то и приобретено – по ряду направлений, например, в сфере ИТ, в России есть уникальные разработки, аналогов которым нет в мире. Для современных промышленных программ необходима связь с наукой. Сложнее всего для государства создать свою фундаментальную науку, а она у нас есть. Наука – всё ещё наша сила.

Нам не нужно придумывать с нуля, как осуществлять реиндустриализацию в условиях рыночной экономики. Есть смысл воспользоваться опытом стран, которые действовали в условиях частной собственности на средства производства, но при этом совершили экономический и промышленный рывок при поддержке государства. Это Япония, Южная Корея, Тайвань, Китай. Нужно воспользоваться опытом стран, которые стремятся обеспечивать свои рынки своими товарами.

В России достаточно специалистов, способных разработать эффективную программу реиндустриализации. Уже многие годы эти люди на самых разных площадках – включая Московский экономический форум, Торгово-промышленную палату РФ, институты РАН, экспертные центры и институты, отраслевые площадки – пытаются донести до руководства страны идеи альтернативной экономической политики, однако их не слышат, и от рычагов формирования экономической политики они оттеснены. Но если выбор в пользу новой экономической политики, основанной на развитии отечественного производства, будет сделан, в стране достаточно учёных, экспертов, опытных производственников, которые способны как теоретически разработать, так и на практике осуществить такую программу.

Можно сделать однозначный вывод: у России есть все ресурсы для ускоренного экономического роста и реиндустриализации. Выйти на путь опережающего развития, добиться технологического рывка – это задача совершенно реальная (хотя и трудная, и на её решение потребуются годы упорных усилий). У нас нет ограничений со стороны сырьевого и научно-технического потенциала, со стороны производственных фондов и трудовых ресурсов. В России есть всё необходимое для ежегодного роста темпами не в 1‒2%, что предлагают сегодня экономические ведомства, заведомо предвидя для страны лишь упадок и стагнацию, а по 6‒8% и даже выше на протяжении достаточно долгого периода.

Вопрос – в экономической политике, не меняя которую, добиться ускоренного роста невозможно. Фактически, в России отсутствуют лишь политические условия для реализации такой задачи – сегодняшними экономическими властями она просто не ставится. Налицо отказ от планирования стратегического рывка. И это главное, что необходимо изменить.

Стратегический императив

Наличие развитой промышленности – это вопрос стратегической безопасности России и социально-экономической стабильности нашей страны.

Именно поэтому индустриальное развитие не может быть отдано на откуп стихии рыночных сил, тем более что для отечественных предприятий несырьевого сектора самой экономической моделью созданы сегодня крайне неблагоприятные условия работы в России. Нужно стратегическое планирование экономического развития, где промышленное развитие будет увязано с кредитно-денежной политикой, реформами налоговой системы и т.п. Это должен быть комплекс мер, никакие отдельные точечные меры не сработают. Не вводя систему поддержки отечественных производителей и не приняв программу стратегического развития экономики, охватывающую все её компоненты, отдельными мероприятиями прорывов не добьешься.

Ряд либеральных экономистов считают, что в России надо делать акцент не на собственное производство, а на продуцирование инноваций. Но тогда российские учёные и талантливые специалисты становятся лишь обслуживающим звеном иностранных корпораций и чужих экономик. Только собственное комплексно развитое (а не сосредоточенное в ограниченном числе отраслей) производство создаёт устойчивый и масштабный спрос на науку, инновации, образование.

Мы хотим видеть Россию экономически развитой. Но какую страну следует считать «экономически развитой»? С какой структурой экономики?

Неужели это страна с развитым третичным сектором, живущая преимущественно за счет интеллектуальной ренты, но не создающая в полном объёме для собственных нужд элементарных благ – продуктов питания, одежды, бытовых товаров и т.п.? Для России больше подходит вариант создания собственной полноценной экономики, а не узкоспециализированной «одноногой» или «однорукой» модели.

За счёт высокой обеспеченности ресурсами Россия может позволить себе выбирать любой путь развития, включая создание полноценной диверсифицированной наукоёмкой экономики с собственным промышленным ядром. Для этого необходимо сконцентрироваться на внутреннем спросе, а не внешнем, уйти от чрезмерной зависимости от экспорта и импорта, хотя бы на время.

Важной целью стратегического развития России должна стать переориентация с продажи природных ресурсов за рубеж на их максимальное использование внутри страны. Мы продаём наши нефть и газ, металлы и древесину, чтобы потом покупать продукты, которые из них произведут за рубежом. При развитой обрабатывающей и перерабатывающей промышленности мы могли бы не продавать природные ресурсы за рубеж в таких масштабах, а максимально использовать их сами, экспортируя лишь излишки. Именно свои предприятия должны «переваривать» большую часть российского сырья, превращая его в продукты с высокой добавленной стоимостью.

Мы должны быть реалистами: никакой свободный рынок сам условия для экономических прорывов не создаст. Только государство способно задать такие рамочные условия и установить такие приоритеты, которые способствуют достижению стратегических целей.

В период форсированной модернизации бизнес встраивается в стратегию развития, а не наоборот. В противном случае в Южной Корее просто никогда бы так и не было автомобильной промышленности, всего огромного машиностроительного комплекса, химического, фармацевтического кластеров и т.д. Япония вряд ли бы выбилась в лидеры в электронике, автомобилестроении, химии, фармацевтике, банковском секторе. Успех китайской экономической реформы связан, прежде всего, не с раскрепощением частной предпринимательской инициативы и расцветом малых предприятий – всё это не привело бы к масштабным изменениям отраслевой структуры, форсированной комплексной модернизации производственной базы и реализации инфраструктурных мегапроектов и пр.

Существует мнение, что государства в российской экономике сегодня «слишком много» и оно всё контролирует, тогда как для развития надо, наоборот, максимально устранить госрегулирование. Но вопрос не в том, «сколько» государства, вопрос в том, как оно распоряжается своими возможностями по регулированию экономики. Если активное участие государства направлено на развитие и стимулирование экономического роста, вряд ли найдется кто-то, кто будет выступать против.

Государственная поддержка и протекционизм

Необходим анализ состояния каждой конкретной отрасли на текущем этапе и условий её конкуренции с зарубежными производителями (в том числе и тех условий, которые те имеют в своих странах, – например, получение ими экспортных и иных субсидий, льготное налогообложение, природно-климатические условия и т.д.). Для каждой необходимо разработать план требующейся поддержки. К сожалению, некоторых имевшихся в СССР отраслей сегодня уже не существует, или они сохранились лишь частично.

Поэтому помимо поддержки существующих отраслей реиндустриализация должна включать в себя:

— восстановление производств, разрушенных в 90-е годы, – естественно, на современном технологическом уровне;

— организацию в рамках импортозамещения новых предприятий, необходимых для достройки производственных цепочек и создания замкнутых отечественных полных производственных циклов во всех ключевых отраслях;

— создание принципиально новых, пионерных отраслей и производств с целью достижения лидерских позиций по различным направлениям шестого технологического уклада

Для достижения целей реиндустриализации необходим выверенный набор регуляторных воздействий с использованием всех доступных рычагов экономической политики. Один из важнейших таких рычагов является протекционизм.

Вполне закономерно, что полная открытость и незащищённость российского рынка в ситуации, когда у зарубежных конкурентов гораздо более высокий уровень господдержки, более выгодные финансовые и инфраструктурные условия, уже привёл нас к ситуации, когда многие отечественные отрасли промышленности практически ликвидированы.

Необходимость умеренной (а в ряде отраслей и весьма интенсивной) протекционистской политики обусловлена неравными условиями, в которые поставлены многие отрасли российской промышленности в сравнении с иностранными конкурентами. В том числе неравными являются и условия нашего членства в ВТО. Так, в России полностью обнулены пошлины на ввоз кожаной обуви, в то время как, например, в Японии они составляют 25%. Условия, на которых Россия вступила в ВТО, напрямую запрещают целый ряд возможных мер поддержки отечественных производителей, и уровень этой поддержки порой в десятки, а то и сотни (!) раз меньше, чем у мировых лидеров.

Несопоставимы условия кредитования российского бизнеса с бизнесом высокоразвитых стран. Далека от оптимальной налоговая нагрузка. Следует иметь в виду принципиальную невозможность полного выравнивания издержек производства в сравнении со многими конкурентами, в частности, в России с её особенностями климата и размером территории при всех прочих условиях сохранятся высокие расходы на отопление и на транспортировку. Контрпродуктивна попытка конкурировать в уровнях оплаты труда с бедными и тем более беднейшими странами. Зарплатная «гонка на дно» ведёт к падению благосостояния общества (что уже неприемлемо с точки зрения национальных целей развития), к сокращению совокупного массового спроса и, как следствие, оказывает угнетающее воздействие на экономическую активность.

Поэтому сегодня внешнеэкономическая политика должна быть направлена на то, чтобы защитить производства несырьевого сектора и обеспечить равные условия конкуренции с зарубежными производителями. Именно это должно стать приоритетом.

К этому следует добавить, что политика протекционизма может и должна предусматривать механизмы возвращения обществу полученных государством дополнительных средств (таможенных пошлин и сборов) через доплаты, пособия и дотации – для увеличения покупательной способности населения и компенсации повышающихся в результате протекционистских мер цен на товары.

Членство в ВТО противоречит национальным интересам

Усилиями массированной глобальной неолиберальной пропаганды в мире сформировано сугубо негативное отношение к протекционизму – в научных кругах, в сфере образования, в высокой политике и в широком общественном мнении. Слово «протекционизм» стало своего рода запретным или даже ругательным.

Россия, следовавшая в своей экономической политике в фарватере неолиберальных идей, естественно, придерживалась той же позиции: весь период с начала экономических «реформ» идея протекционизма была табуирована в нашей стране. Сменявшие друг друга правительства неизменно проводили противоположную протекционизму стратегическую линию, апофеозом которой стало вступление во Всемирную торговую организацию.

Присоединение к ВТО принесло России несравнимо больше проблем, чем каких-либо новых возможностей, большинство из которых абсолютно иллюзорны. Решение о вступлении не имело под собой никаких рациональных обоснований. Открыв свой рынок, наша страна не получила никаких преимуществ, одновременно лишившись возможности полноценной поддержки собственного производства.

Судя по товарным группам, выделенным по номенклатуре ВТО, среди крупных стран мира у России самая низкая доля промышленных товаров в экспорте (20%) и самая высокая доля топливно-минеральных продуктов (70%). У других указанное соотношение обратное: у Китая доля промтоваров – 94%, доля топливно-минеральных продуктов – 3%, у Японии – 88% и 4%, у Германии – 86% и 5%, у США – 74% и 10%, у Индии – 64% и 25%. Ближе всех к нам по структуре экспорта находится Бразилия (35% и 28%), но даже у нее доля промтоваров превышает минерально-сырьевую. Зато у нашей соседки Украины структура товарного экспорта ближе к американской, чем к российской: 64% – промтовары и только 15% – топливо и минеральное сырье[2].

На что было потрачено время – те почти 19 лет, которые занял переговорный процесс о присоединении к ВТО, – непонятно. Как торговали, так и торгуем сырьем, которое у нас и так с радостью купят без дискриминационных пошлин. Более того, структура нашего экспорта за годы ведения переговоров о вступлении в ВТО резко деградировала. По данным Росстата, за период с 1995 по 2010 год доля минерального сырья в российском экспорте увеличилась с 42,5% до почти 70%, а доля машин, оборудования и транспорта – снизилась с 10,2% до 5,7%[3]. Очевидно, что сначала надо было добиться качественной перестройки национальной экономики и структуры внешнеторгового оборота, а потом уже стремиться в ВТО, чтобы получить доступ к зарубежным рынкам готовой продукции. Так, в частности, действовал Китай.

Среди сторонников вступления в ВТО также бытовал миф о том, что после вступления в эту организацию на Россию польется дождь из прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Но иностранный инвестор – не глупец. Он не станет рисковать и вкладываться без существенных гарантий возврата и окупаемости инвестиций.

Каковы главные мотивы прихода в страну ПИИ? Их существует всего три. Первый – использовать страну-реципиента капитала в качестве производственной базы для дальнейшего экспорта готовой продукции в третьи страны. Второй – перевести в страну — реципиента капитала производство отдельных деталей или узлов, или использовать её для аутсорсинга определённых операций или модулей при сохранении приемлемого уровня качества. Оба мотива бывают актуальными в том случае, когда в наличии сравнительная дешевизна и избыток определённого вида ресурсов (рабочей силы, экологического ресурса и пр.). Именно это условие было определяющим для притока ПИИ в Китай, Индию, страны Юго-Восточной Азии.

В случае с Россией это обязательное условие для обоих мотивов, которые могли бы возникнуть у иностранного инвестора, представлено слабо. Разрыв в оплате труда с развитыми странами не представляется существенным. Остаются лишь надежды на то, что инвестиции могут быть связаны с переносом в Россию грязных производств из-за различий в уровне строгости экологических стандартов. Однако с учётом активизации деятельности в России в последние годы различных неправительственных организаций, в том числе экологической направленности, риски, связанные с такими инвестиционными проектами, резко возрастают.

Третьим мотивом для притока иностранных инвестиций – весьма актуальным в случае с Россией – является привлекательность внутреннего рынка. Факторами импортозамещения, то есть более высокой привлекательности переноса в Россию производства товаров для их внутреннего потребления по сравнению с ввозом готовой продукции из-за рубежа, выступают экономия на транспортных издержках и иных видах логистики, а также защищённость внутреннего рынка торговыми барьерами. Экономия на логистических издержках выглядит весьма сомнительной, к тому же она может быть перекрыта дополнительными издержками, связанными с повышенными криминальными рисками, коррупцией, снижением качества и пр. На этом фоне единственным существенным фактором (мотивом) выглядела именно защищённость российского внутреннего рынка.

Поэтому вступление в ВТО, так же как и отсутствие государственного протекционизма, не привело и не могло привести к увеличению ПИИ в российскую экономику. Напротив, сразу же после присоединения нашей станы к ВТО многие потенциальные инвесторы отказались от производственных проектов в России, встревоженные последствиями этого шага. А именно снижением гарантий окупаемости вложений в российскую экономику.

Фактически ВТО работает для закрепления преимущества стран, уже занимающих ведущие позиции на мировом рынке промышленной и сельскохозяйственной продукции, и, вопреки заявленным целям развития, только усугубляет зависимость периферийных экономик от глобальных корпораций и финансовых институтов.

При этом сами развитые страны произвольно решают, выполнять ли им какие-либо указания и рекомендации наднациональных экономических структур. Так, США соблюдают любые нормы лишь тогда, когда им это выгодно. А во многих американских стратегических документах ВТО объявлена потенциально опасной для интересов США.

ВТО воплощает собой неолиберальное экономическое мышление. Но почему все должны следовать ему и считать его догмой?

В практическом смысле у России есть несколько вариантов минимизации своего ущерба от членства в ВТО. Можно просто выйти из организации. Альтернативные варианты – требовать вместе с другими странами реформы ВТО и выравнивать условия членства в ней или просто обходить её правила по примеру многих участвующих в объединении стран. В любом случае, Российская Федерация должна активно защищаться, чтобы избежать дальнейших потерь.

Способ известен давно. Как уже было сказано, это протекционизм.

Но содержание протекционизма далеко выходит за рамки собственно торговой политики и защиты отечественных производителей. Протекционизм в широком смысле, по сути, есть политика государственного покровительства по отношению к национальной экономике.

Истинная цель протекционизма – организация в стране условий для комплексного расширенного экономического воспроизводства, включая расширенное воспроизводство капитала, рабочей силы и диверсифицированной структуры хозяйства. А в конечном итоге – обретение подлинного суверенитета за счёт максимально возможного снижения зависимости от внешней конъюнктуры, от зарубежных поставщиков и иностранных технологий, создания иммунитета от враждебного геополитического давления и экономического шантажа.

___________________________

[1] Андрей Кобяков. Восполнение самодостаточности. Россия вместе с соседями должна построить мир-экономику. «Изборский клуб», 2013, № 9. Андрей Кобяков. Вперёд и вверх. О консервативных принципах перспективной экономической модели для России. «Изборский клуб», 2014, № 3 (15).

[2] Кобяков А., Коваль О. Целостность как основа независимости (Только в рамках интеграции с соседними странами Россия сможет создать самодостаточную экономику) // «Однако», 2013, № 169, август‒сентябрь.

[3] Там же.

 

https://izborsk-club.ru/21237

 

31.05.2021 Ментальная карта и национальный миф

 

Новая книга Виталия Аверьянова

      Новая книга доступна на портале Лабиринт Также её можно приобрести в Читай-городе, в интернет-магазинах Указка, КомБук, MyShop и др.

В книге известного философа, одного из учредителей Изборского клуба представлены его новые философские и культурологические работы, а также публицистические статьи, объединенные темой национального пробуждения патриотического интеллектуального класса.

Вся книга вращается вокруг цивилизационных кодов, ключевых мифов, народных «мемов» — из чего вырисовывается своеобразный портрет русского антропологического типа как он явился в истории (ментальная карта). Представлены результаты многолетних исследований национального характера, культурно-языкового тезауруса, национальной «картины мира», осуществляемых командой созданного и возглавляемого Виталием Аверьяновым Института динамического консерватизма. Автор погружает читателя в атмосферу резонансного диалога с богатым арсеналом отечественной и мировой культуры, ее мыслителями, мифотворцами, поэтами, прозаиками, языковедами, кинематографистами и т.д.

Оглавление

Вместо предисловия. О русском реакторе: кто поднимет знамя?

Часть 1. Национальное пробуждение

Противопоставлять родину истине-это самообман

Доклад в Пекине

Памятники Ивану Грозному нужны во многих городах, и в Москве тоже

Немецкие репарации России актуальнее холокоста

Старец Кирилл - любимейший духовник Церкви

В нашем пространстве конкурируют несколько вариантов "мечты"

Часть 2. Ментальная карта

О ключевом национальном мифе

Взыскующие Правды

О меметике отечественного кино

Русская мечта. Ментальная карта

Авторский доклад Изборскому клубу

Введение 1. К русской ментальной карте

1.1. Любовь к сути, поиск сути (онтологизм)

1.2. Все или ничего (максимализм)

1.3. Русская правда

1.4. Цельное знание (интутивизм)

1.5. Русская свобода

1.6. Соборный персонализм (идеал единства суверенных лиц)

1.7. Другие ментальные узлы (умиление, артистизм, душевность, общительность)

2. Блаженные, юродивые, "дураки"

3. Чудики Шукшина и праведники Лескова

4. Русский гений и русская мечта

Духовный генокод. Витки спирали

Авторский доклад Изборскому клубу

Жизнь понятий (цикл семинаров в Институте динамического консерватизма)

1. О перевальном времени или эпохе смены имен

2. Язык как энергия. Феномен родного языка

3. Понятийно-языковой треугольник. Дуализм обобщения и конкретизации

4. Крестовина слова. Вертикаль понятий и горизонталь образов

5. Цель и целое

6. Тезаурус и картина мира

7. Полисемия и ее превращения

8. Голографичность. Генерализирующий и индивидуализирующий методы познания

9. Метафора как механизм освоения иного и чужого

Часть 3. Музыка Русской идеи

Песня-клип "Наказ Путину" за 10 дней набрала более миллиона просмотров

Философия и песни - это сообщающиеся сосуды

О рубежном этапе и мрачноватом философском шансоне

Музыка Русской идеи

Эти песни не коммерция, а послание

"Империя зла" против Цивилизации Потопа

 

https://zavtra.ru/blogs/mental_naya_karta_i_natcional_nij_mif

 

20.05.2021 Человек грядущего

 

К выходу книги "Александр Нагорный. Избранные работы"

Уход из жизни Александра Алексеевича Нагорного стал огромной потерей для газеты "Завтра", для Изборского клуба. Его уход стал потерей и для российской политики. Хотя он не был публичным деятелем, назойливо мелькающим со своим суждением во всех СМИ, но он был политиком глубинным: уникальным координатором, модератором, человеком, устанавливающим контакты и связи разных политических групп, общественных движений. Он был прекрасным аналитиком, стратегом, чувствующим мировые политические тенденции.

На заседании Изборского клуба, посвящённом выходу книги "Александр Нагорный. Избранные работы", его коллеги, соратники вспоминали этого уникального человека, гражданина, товарища.

Сергей Глазьев:

Саша был очень ярким, талантливым, творческим человеком. Его умение собрать самых разных людей, умение деликатно, ненавязчиво зажечь их своей идеей — уникально. В наше время трудно заставить человека в интеллектуальном плане что-то сделать, создать, сформулировать. А он умел заинтересовать человека, завести, и люди выкладывались, чтобы выразить своё мнение, позицию, старались соответствовать тому уровню, который Александр задавал. Когда он просил написать материал, то умел ясно сформулировать свои пожелания.

Он непринуждённо создавал атмосферу творческого подъёма, был оптимистическим человеком. Причём он собирал подчас совершенно разных людей, но при этом не было никого лишнего: он так умел построить работу, что все, даже самые разные люди, друг друга дополняли, и, хотя дискутировали между собой, но дискуссии носили доброжелательный конструктивный характер. Он никогда не приказывал, не ставил жёстких установок, всё делал очень деликатно и обаятельно.

Саша не терял веры в хорошее будущее, не унывал, сталкиваясь с самыми провальными ситуациями нашей действительности. От него не исходило никаких признаков уныния. Казалось, что нарастание трудностей зажигало в нём всё больше азарта и энтузиазма. Он был незаменимым человеком, и я остро ощущаю его уход.

Владимир Овчинский:

У Саши было удивительное редкое качество: сочетание ненависти, непримиримости к врагам и предателям, убеждение, что враг — враг до конца, и в то же время очень мягкое, терпимое отношение к чужому мнению, даже если оно не совпадало с его позицией. Он стопроцентно разбирался в людях, никогда не ошибался: данная им оценка оказывалась верна.

Александр Агеев:

Сегодня мы хотим понять мистический, магический смысл Александра Нагорного, его человеческий, повседневный смысл и хотим вскрыть источник его энергии. В некоторых профессиях есть привычка ставить себя на место цели, аудитории, оппонента. Тогда человек сам перевоплощается в оппонента и понимает его даже без слов. Александр Алексеевич умел услышать смыслы там, где слов нет, он брал смысл из глубины человека или явления.

Мурат Зязиков:

Когда я впервые встретился с Александром Нагорным, он сразу расположил к себе, дал почувствовать, что я — свой в кругу изборцев, очень авторитетных людей. Впервые посетив заседание Изборского клуба, я был удивлён, что такой небольшой коллектив является столь влиятельной интеллектуальной силой. И это во многом благодаря Александру Алексеевичу, его знаниям и аналитическим способностям.

Помню, как на одном из мероприятий собрались эксперты, специалисты по южному региону нашей страны. Высказывались разные мнения, суждения, оценки. Нагорный всех слушал и в итоге резюмировал всё сказанное буквально несколькими точными штрихами, расставив аргументированные акценты. Он дал точную характеристику общественно-политической обстановки, высказал свой прогноз, оказавшийся верным.

Сергей Белкин:

Александр Алексеевич увидел во мне многое, что я сам в себе не подозревал. У нас были общие поездки, мероприятия. В частности, мы принимали участие в проходивших на Родосе конференциях, в которых участвовали дипломатические работники, высшие должностные лица разных государств, главы крупнейших мировых корпораций. И все присутствовавшие там, как в формальной, так и в неформальной обстановке собирались вокруг Нагорного, и не было человека, которому он был бы неинтересен.

Юрий Тавровский:

Саша — уникальный китаист, глобалист и прогнозист. Он всегда исходил из национальных интересов страны, мог видеть на 360 градусов и давать редкостный обзор мировой политической ситуации.

Владислав Шурыгин:

Александр Алексеевич любил открывать людей, считал их оружием в той борьбе, что нам приходится вести, и постоянно всюду искал новое оружие — новых людей, и к нему шли люди, он притягивал их. Был терпимым ко всем, кроме врагов, умел поддерживать отношения, дорожил каждым человеком, понимая, что всё держится на людях.

Дмитрий Лобанов:

Помимо того, что Александр Алексеевич был мыслителем и стратегом, он был умелым организатором. Благодаря ему моё издательство "Книжный мир" приобрело уникальных авторов. Известно, что книги многих авторов на те или иные темы люди боятся поддерживать: их издание, распространение. А Александр Алексеевич — титан нашего времени, лихой гусар, не боялся идти и убеждать людей поддержать выход таких книг, умел найти нужные слова.

Александр Проханов:

Впервые я увидел Александра Нагорного, Сашу, познакомился с ним на одной из клубных встреч у Сергея Кургиняна, на которых Саша бывал до последнего времени. Мне был необходим человек, который взял бы на себя функцию вести рубрику "Табло": это уникальная информация, которая зачастую появляется только в нашей газете. И Сергей Ервандович сказал, что есть человек, который может эту работу выполнять, это Нагорный.

Он был глубинно советским человеком, вёл свою советскую родословную из революционных времён, из Гражданской войны.

Поразительный эрудит, интеллектуал, чем никогда не бравировал. Просто по брошенной им в разговоре фразе можно было понять, что он — знаток мировой истории и культуры.

У него было стратегическое образование, мышление: он знал огромные мировые оси — от Пекина до Сиэтла, вращался среди этих осей, сам вращал эти оси. Его присутствие в газете делало её глобальной, делало её политическим явлением.

Он был обворожителен, был превосходным другом, товарищем — преданным, ярким, довольно яростным, кстати, со многими входил во временные конфликты, которые были связаны с газетными текстами, с представлениями об идеологии: он добивался от авторов, чтобы статьи имели чёткую конфигурацию.

Удивительно, что за всё огромное время, что я был рядом с Сашей, у нас было мало душевных исповедальных разговоров. Всё дело, дело, работа: ссорились, спорили, находили компромиссы. И так день за днём, год за годом… Но иногда нам удавалось посидеть без шума, суеты. Как-то мы сидели в маленьком ресторанчике на воде на Патриарших прудах, беседовали о природе, о родне, о божестве, о прекрасном. И когда кто-то заходил в ресторан, он качался. И наш разговор проходил под удивительные колебания патриарших вод.

Книга его избранных работ не охватывает всего того, что в нём было, что по сей день живёт в нас, его друзьях и коллегах. Скорее, это не эпитафия, а это — его визитка, которую он нам раздаёт, чтобы мы помнили его, чтобы помнили о том, как он любил свою семью, своих близких, как дорожил всеми нами.

Александр Алексеевич был человеком длинной воли. Многих людей ожидание победы, когда блеснёт надежда, а потом опять смыкаются тучи, и снова мрак, тьма повергли в уныние, из которого они до сих пор не восстали. Но черта Нагорного, может, и черта многих изборцев — это понимание, что энтропию можно победить только непрерывными, долгими усилиями и усердием, любовью. Иногда думаешь: "Мы толчём воду в ступе". Но говоришь: "Нет! Мы всё равно будем этим заниматься, и энтропия будет сломлена". И она потихоньку, мучительно, но ломается. И это — его и наша заслуга, это работа для грядущего. Его, как и многих из нас, поддерживало ожидание победоносного времени.

Как сказал Блок:

"Но не эти дни мы звали,

А грядущие века."

Александр Нагорный был человеком грядущего.

 

https://zavtra.ru/blogs/chelovek_gryadushego

 

11.02.2021 «Люди мечты…»

 

Западная периодика об Изборском клубе

Деятельность Изборского клуба привлекает внимание западных интеллектуалов, о чём можно судить по публикациям зарубежных СМИ.

"Безумные философы"

Начать можно, пожалуй, с самой экстравагантной статьи — американского автора Роберта Зубрина "Безумные философы Москвы" (National Review, февраль 2015 года) — личности весьма примечательной. Потомок эмигрантов из России. Президент компании Pioneer Energy. Старший научный сотрудник Центра политики безопасности. Обладатель степени доктора ядерной инженерии. Основатель Марсианского общества (Mars Society), которое считает своей миссией исследование и колонизацию Марса. Горячий поборник создания новой Либеральной партии в США.

Автор обращает внимание на то, что большинство американцев никогда не слышало об Изборском клубе (ИК), и данную ситуацию пора поправить, ибо речь идёт о "чрезвычайно влиятельной организации". Именно она, якобы, является ключевой частью группы, которая ведёт мир к войне. Зубрин обращает внимание на то, что т. н. "безумные философы существовали всегда. Но они не представляют реальной опасности до тех пор, пока не сойдутся и не начнут вербовать в свои ряды людей, обладающих влиянием. А Изборский клуб распространяет свою "вредную фашистскую идеологию" среди силовых московских игроков".

Зубрин представляет Клуб как сообщество влиятельных людей. Сам Клуб подаётся в качестве "основной группы", которая "стоит за движением Кремля к фашизму, войне и евразийской империи".

"Изборцам" приписываются грандиозные планы. Согласно Зубрину, они планируют объединить под руководством Кремля не только Восточную и Центральную Европу, но и весь Ближний Восток. Автор отслеживает внешнеполитическую активность членов Клуба: рассказывает о визите председателя ИК Александра Проханова в Тегеран, о его встрече с бывшим президентом Ирана Махмудом Ахмадинежадом. Обращает внимание на то, что поездка Проханова в Тегеран была совершена в компании члена клуба, генерала в отставке Леонида Ивашова и министра обороны России Сергея Шойгу, которые, находясь там, подписали пакт о военном сотрудничестве с Ираном.

Но самая важная страна, которую "изборцам" нужно "завоевать", — это сама Россия. Автор делает акцент на "защиту Сталина" со стороны Клуба. Вождя народов он считает основателем национал-большевистской идеологии, якобы соединяющей коммунизм и фашизм. Сталинизм явно пугает и завораживает автора — ему уделяется в публикации немало места. Автор даже утверждает, что "программа Изборского клуба была опробована и раньше, и результаты были чудовищными. Возможно, украинцы были среди первых жертв Сталина. Но они не были его последними жертвами".

На пути к "мировому господству"

Грандиозные планы приписывает Изборскому клубу и Наташа Блаф в статье "Клуб, который хочет, чтобы Россия захватила власть над миром" (World Policy Journal, США).

Сам ИК она характеризует как "ультранационалистический аналитический центр", объединяющий философов, журналистов, бизнесменов и священников. Изборцы (автор именует их "избористами" — izborists) заявляют о необходимости более справедливого мирового порядка — при лидирующей роли России. Клуб назван так по имени города на западе страны, но он пропагандирует именно евразийство, "расширяя контроль и влияние Москвы на регион, охватывающий бывший Советский Союз, Восточную Европу и некоторые части Азии. Возникающая в результате тоталитарная Евразийская империя, возглавляемая Россией, в конечном итоге свергнет Запад и демократические ценности. Для достижения этой цели клуб также призывает к политике индустриализации в сталинском стиле, превращая Евразийский экономический союз в автаркию и объединяя Правительство с Русской православной церковью".

Снова обращает на себя внимание основной посыл: дескать, речь даже не идёт о реинтеграции бывшего СССР — имеется в виду расширение экспансии.

Судя по всему, происходит обработка западной общественности, которую хотят запугать "русским империализмом". Характерно, что Клуб постоянно именуется правой (даже крайне правой) структурой, хотя он выступает за синтез "красного" и "белого", и в него входят такие левые деятели, как Максим Шевченко и Сергей Черняховский. Можно предположить, что расчёт в публикации делается на страхи западной общественности, которую давно приучили делать основной упор именно на "правой угрозе".

При этом отмечается, что Клуб "является первой успешной инициативой, которая объединила все конкурирующие фракции ультраправых в России и их идеи". Более того, Клуб, якобы, пытается создать международные союзы с другими правыми силами, и особой целью в этом является Германия. Говорится о тесных контактах с немецким издателем Юргеном Эльзессером, некогда крайне левым и даже выступавшим против воссоединения Германии. В настоящий момент он руководит ультраконсервативным журналом "Компакт" (Compact), который сотрудничает с "Альтернативой для Германии" (AfD). Эльзессер считает, что евразийский союз между Германией и Россией уже давно сложился. По "украинскому вопросу" он в своё время встал на сторону России.

Далее вновь звучит антироссийская конспирология: "Кремль, возможно, приложил руку к прорыву "Альтернативы для Германии" посредством пропагандистских передач, нацеленных на немецких граждан российского происхождения, и усилий по разжиганию разногласий по таким вопросам, как мигранты и беженцы. Другие российские организации, такие как Международный парламентский форум, также дополняют инициативы "избористов" по налаживанию связей с прокремлевскими политиками в других странах Европы".

Через призму русских Смут

Указанные публикации носят сугубо пропагандистский характер. Чего нельзя сказать о статье кандидата философских наук, научного сотрудника Института исследований России и Евразии Уппсальского Университета (Швеция) Кори Йохана Мьёра "Смута: циклическое видение истории в современной русской мысли и вопрос гегемонии" (Исследования восточноевропейской мысли, том 70, 2018).

Здесь налицо академический подход. Автор пытается рассмотреть влияние фактора Смуты (даже нескольких Смут) на развитие современной русской общественной мысли. Сама идея повторяющихся смутных времён была даже названа "центральной" идеей Клуба.

В плане преодоления "Смут" особое внимание уделяется синтезу "красного" и "белого" смыслов. На этом синтезе и должна быть основана новая государственная идеология. "В данном контексте, как это ни парадоксально звучит, просоветское мышление принципиально разделяет антиреволюционную позицию с белыми, процарскими взглядами". По мнению "изборского" руководства, две данные традиции защищали великую Россию — от западников и либералов.

Кори Мьёр обращает внимание на третий номер журнала "Изборский клуб" за 2013 год, где сквозной темой является "красно-белый синтез". "Ключевой автор этого выпуска — Виталий Аверьянов, ранее один из авторов манифеста "Русская доктрина", подготовленного в 2005 году Центром динамического консерватизма. В этом тексте также важную роль играет понятие "Smuta" во множественном числе".

Циклизм "Смут" сочетается с циклизмом Империй. Председатель Клуба писатель Александр Проханов отстаивает идею Пятой Империи. "Пять российских империй — это Киев, Московия, империя Романовых, Советский Союз и постсоветская Россия. Все они представлены как методологическая основа анализа российской истории".

Автор делает следующее заключение: может показаться парадоксом, но из этого следует, что Смуты по мере преодоления делают историю России значимой. Смутные времена драматичны, но без них события российской истории были бы статичны. "История без событий является теоретической моделью среди учёных, но её трудно представить как способствующую политической мобилизации".

По мнению автора, Изборский клуб считает, что Россия в настоящее время всё ещё борется с наследием "третьей смуты" 1991 года. Это — и потерянные территории, и экономические проблемы, и "негласная поддержка Вашингтонского консенсуса". Но именно цикличность российской истории делает возможным создание "новой, беспрецедентной империи".

Пятая Империя должна не только сочетать элементы прежних российских империй, но и совершить решительный подрыв глобальной гегемонии Запада. Более того, она призвана осуществлять интеграцию даже "за пределами бывшего Советского Союза".

Однако это утверждение — ничто иное, как очередная пропагандистская страшилка.

Борьба за культурную гегемонию

Академический подход выдержан и в статье профессора, заместителя директора Института европейских, российских и евразийских исследований (IERES), руководителя программы Центральной Азии при Университете Джорджа Вашингтона (Вашингтон) Марлен Ларюэль "Изборский клуб, или Новый консервативный авангард в России" (The Russian Review, октябрь 2016 года).

Изборский клуб, по мнению автора, пытается создать в России "конкретную идеологию", отсутствие которой ослабляет государство. Различные идеологические фрагменты должны сложиться в единое логическое целое. Миссия Клуба состоит в том, чтобы вновь открыть "культурный фронт". Он должен стать некоей лабораторией разработки идеологии и строительной площадкой для создания идеологического оружия.

Впрочем, речь идёт не только об идеологии. Проханов часто поднимает тему "Русского оружия". Данный термин, по мнению Ларюэль, звучит парадоксально на русском языке, потому что он "относится не к оружию, сделанному в России, но к оружию, которое олицетворяет русские культурные характеристики". Проханов недвусмысленно заявляет, что это оружие будет защищать не только людей и территории, но также религиозный и культурный уклад России. Он напоминает, что произведённые в России ракеты и боевые корабли имеют дух Александра Невского, победившего немецкую и шведскую армии, и Дмитрия Донского, победившего Золотую Орду.

ИК позиционирует себя как некий "новый консервативный авангард". А понятие "культурного фронта" указывает на большевистские практики использования культуры для утверждения неких ценностей. Ларюэль также отмечает историческую связь с немецким Kulturkampf периода Бисмарка, а также с идеей итальянского философа Антонио Грамши, утверждавшего, что вначале необходимо захватить культурную власть. "Клуб представляет собой один из редких случаев попытки институционализировать доктрину".

После многих десятилетий раскола Клуб смог объединить вокруг себя разные консервативные течения. Была преодолена институциональная неспособность создать единый организационный фронт. Клуб предлагает консенсус по антилиберальным принципам, при том, что его члены не едины по многим доктринальным вопросам. Разумная стратегия Проханова заключается в том, чтобы не пытаться преодолеть существующие различия, но объединить их в "согласованный метанарратив", допускающий множественность мнений внутри единого целого.

"Националистический" — не самым подходящий эпитет для описания Изборского клуба. Если национализм понимается в его ограниченной версии как этнонационализм, тогда Клуб этот скорее не националистический, а империалистический. "Антилиберальный" — вероятно, был бы более уместным обозначением, потому что доктринальное ядро, объединяющее многие внутренние тенденции Клуба, — это отказ от либерализма во всех его формах — политической, моральной и экономической".

Клуб считает своей основой консерватизм. Однако он трактует его не как реакционную и ретроспективную доктрину. Эта доктрина "динамичная", она нацелена на создание нового политического порядка как внутри страны, так и в международном масштабе. Клуб заявляет о необходимости нового мобилизационного проекта для России как важнейшей идеологической составляющей.

Политическая идентичность Клуба отражается в выбранном имени. ИК был основан в расположенном на западной границе Русского мира небольшом городе Изборске, который "сопротивлялся множеству вторжений — из Литвы и Польши в шестнадцатом веке, Швеции — в семнадцатом веке, Германии — во время Второй мировой войны. Тем самым Клуб размахивает двумя главными знаменами: исторической преемственностью России и её основной миссией — быть крепостью против западных влияний".

Клуб пытается показать здесь как бы две стороны медали. "Когда Россия теряет чувство временного единства через политические изменения, то она становится уязвимой для внешних атак. Как заявил Виталий Аверьянов, "Россия едина и неделима не только в пространстве, но и во времени".

Руководитель Клуба Александр Проханов прославляет национальное разнообразие. Ему импонирует советская или евразийская модели идентичности. Он заявляет: "Под империей я имею в виду не господство одной агрессивной нации над другими, но симфонию пространств, культур, языков, народов, возможностей".

Клуб не ограничивается историко-культурными дискуссиями, но старается продвигать конкретные политические стратегии. Так, он требует предоставления официального статуса русским за границами РФ — в целях защиты этнических русских от дискриминации, а также для укрепления русской культуры и языка.

Изборский клуб — "консервативный авангард, который пытается захватить государство, сначала заняв интеллектуальное пространство. Это непрерывный процесс, результаты которого пока неизвестны". Заявления же изборцев о том, что ими создана или почти создана некая "резервная идеология" для Кремля, — пока лишь благие пожелания.

Знамя русского космизма

Французская исследовательница Джульетт Фор несколько лет изучает идеологию Изборского клуба в рамках своей работы над диссертацией о современном русском консерватизме. В одной из своих статей она рассматривала идеи русского космизма как своего рода философский фундамент Изборского клуба. В 2018 году вышла её работа "Идея традиции в основе политики современного российского режима: "динамический консерватизм"?", где она говорит о том, что изборцы решают сложнейшую и не решаемую до них задачу: сопряжение и глубокий синтез традиционалистских установок и ориентиров с прорывным технологическим развитием, захватом современности.

В этом пункте автор видит существенное совпадение идей Клуба и президента Путина, который вынужден решать сходную задачу в практической политике. "Гибридный характер позиций режима — консервативного с ценностной точки зрения и прогрессивного с технической точки зрения — характеризует новый тип политической идеологии, который, в частности, обозначался термином "динамический консерватизм". Эта идеология, вдохновившая Президента на его риторику при переизбрании в 2012 году, была подсказана группой идеологов, позднее образовавших Изборский клуб.

По мнению Джульетт Фор, российский режим принимает "динамическую" концепцию традиции, которая не сливается ни со спонтанным порядком либерализма, ни с застывшим порядком традиционализма. В. Путин говорит так: "Консерватизм не означает стагнации. Консерватизм — это опора на традиционные ценности с тем, чтобы лучше ориентироваться на развитие".

Этот подход характеризуется как антипросвещенческими, так и одновременно своего рода прогрессистскими посылами — с идеалом новой индустриализации и перехода к новому технологическому укладу.

Автор цитирует главного идеолога "динамического консерватизма" Виталия Аверьянова, утверждающего, что стоит задача "создать кентавра из православия и инноваций, из высокой духовности и высоких технологий. Этот кентавр будет представлять лицо России XXI века". Такой подход становится возможным, поскольку, цитирует далее Джульетт Фор, "самое главное в традиции — это её регенерирующая сила, а не повторение того, что произошло вчера".

С точки зрения исследовательницы, эта идеология восстанавливает до-современную концепцию мира, бросая вызов основам западного философского и научного воображения, в частности, секуляризации власти и научному позитивизму. Такого рода стратегические дебаты вносят оживление в российскую элиту, придавая ей уверенности в её оппонировании западным ценностям.

 

Андрей Сухарев

https://zavtra.ru/blogs/lyudi_mechti

 

20.01.2021 «Тихая моя родина»

 

На фото: Калужская область, город Боровск. Рождества Пресвятой Богородицы Свято-Пафнутьев Боровский монастырь

Как развивать глубинную Россию

Круглый стол Изборского клуба под названием "Развитие малых городов России. Стратегии и практики" прошёл на базе его нового отделения — в городе Боровске Калужской области.

Олег РОЗАНОВ, первый заместитель председателя Изборского клуба.

Дорогие друзья, здесь, на территории прекрасного парка-музея "Этномир", мы объявляем об открытии на славной Калужской земле отделения Изборского клуба. Тема нашего заседания очень актуальна для всей страны, а не только для жителей малых городов, к которым относятся те, что насчитывают 50 тысяч и менее жителей.

Я бы хотел предложить сделать девизом города Боровска слова: "Здесь неба больше, чем земли". Мне кажется, это способно привлечь туристов, новых жителей, которые будут уезжать из больших городов, поскольку это уже становится вопросом выживания человека. Большие города, агломерации показали, что человеку там неуютно. Здесь же совсем другая энергетика, другое ощущение жизни.

Геннадий НОВОСЕЛЬЦЕВ, председатель законодательного собрания Калужской области.

Уважаемые коллеги, мы рады, что именно на Калужской земле, в историческом Боровском районе, мы рассматриваем один из важнейших для общества и государства вопрос — вопрос о сохранении малых городов, их культуры, самобытной истории. И что не менее важно, хотим рассмотреть векторы их дальнейшего развития.

Малые города — это артерии нашего государства. Все они сталкиваются с одними и теми же проблемами: отток населения — молодёжи в первую очередь, коммунальные проблемы, недостаток бюджетных средств, что и провоцирует развитие остальных проблем. Эти вопросы нужно решать комплексно. В Боровском районе, для того чтобы получить дополнительные деньги в бюджет, чтобы активно развивать экономику, был создан первый в Калужской области индустриальный парк: около 2000 га промышленных земель, около 30 работающих предприятий, как отечественных, так и зарубежных. Это Новолипецкий металлургический завод, Nestle, Samsung и многие другие.

Механизмы развития территории могут быть разными: это и привлечение инвестиций, и использование туристического потенциала, уникальной природы и богатого исторического наследия. Особая роль в этом вопросе отводится местным органам власти, которые должны разработать стратегию развития муниципальных образований, основанную на конкурентных преимуществах конкретной территории. В нашем регионе прошли стратегические сессии, где в каждом районе с участием членов правительства, руководителей районов, лидеров общественного мнения определялись различные подходы.

Результаты этой работы особенно заметны в создании новой городской среды. Конечно, свою роль тут играют и финансы, которые область получает по федеральным проектам, по областным региональным программам. В Калужской области 22 города, и 20 из них являются малыми. Некоторые из них стали победителями всероссийского конкурса лучших проектов "Создание комфортной городской среды". Реализация программы "Формирование современной городской среды" началась в РФ в 2017 году. В её рамках малым городам из областного бюджета перечислены средства в размере более 230 миллионов рублей. Из федерального — 500 миллионов. В рамках программы "Поддержка местных инициатив" на конкурсной основе малым городам в 20172020 годах предоставлена субсидия из областного бюджета на решение вопросов местного значения, таких как водоснабжение, благоустройство, озеленение, в сумме более 30 млн. рублей. Дополнительно более 170 млн. предусмотрено на ремонт дорог. Общими стараниями муниципальной и областной властей преобразились многие наши малые города, некогда заброшенные и унылые. Достаточно приехать в Тарусу, Мещовск, Козельск, чтобы увидеть, какие изменения произошли там за последние 10 лет.

Помимо благоустройства малых городов нужно заниматься и сохранением уникальных памятников истории и культуры. Для привлечения гостей в наш край необходимо использовать и наши православные святыни. Это Пафнутиево-Боровский монастырь, Оптина пустынь, Тихонова пустынь и другие святыни. У нас более 600 объектов культурного наследия, находящихся под государственной охраной.

Конечно, проблем в наших малых городах остается много. Потому необходимо объединить наши усилия — власти, инвесторов, граждан. Рад, что на территории Боровского района появилось отделение Изборского клуба, который намерен поднимать и решать вопросы малых городов.

Николай КАЛИНИЧЕВ, глава администрации муниципального образования "Боровский район".

Наш район уникален своей культурой, историей, именами тех людей, которые в разные времена трудились на этой земле, ибо являлись уроженцами Боровской земли. Это великий князь Иван III, который во время стояния на Угре именно здесь, в районе Боровска, основал свою ставку, и именно здесь принималось решение, которое стало важным для России. Это и Владимир Храбрый, который раньше предопределил ход Куликовской битвы, его дружина была сформирована из боровчан. Это князь Михаил Волконский, который отдал свою жизнь за страну в Смуту. У Боровского района и замечательная современность.

Один из первых индустриальных парков в Калужской области, да и в нашей стране более 15 лет назад начал развиваться на территории нашего района и стал флагманом экономики области. Сейчас он вносит весомый вклад (более 25%) в промышленное производство области. Эти площадки развиваются на нашей территории особой экономической зоны: на Боровской земле строятся крупнейшие предприятия, которые определяют экономику и Калужской области, и нашей страны.

Поднятая нами тема актуальна для многих городов нашей страны. Сложностей, с которыми сталкиваются жители малых городов, много. И ценно то, что намечены пути решения проблем, которые ещё несколько лет назад казались неразрешимыми. Реализуются многие национальные проекты. Например, постройка современной школы на 1000 мест, детского сада на 200 мест.

Город Боровск как участник конкурса "Малых городов" получил право на реализацию гранта в размере 50 млн. рублей, и работа, результатом которой будет преображение центра города Боровска, уже идёт.

Именно такие небольшие шаги предопределяют судьбы малых городов и в итоге — всей нашей страны. Эта работа невозможна без плотного общения с жителями, которые по-разному относятся к любому изменению жизни. Если строятся предприятия, то одни радуются, что будут рабочие места, другие переживают, как это повлияет на экологию. Невозможно построить предприятие, не проведя перед этим работу с жителями, не заручившись их поддержкой. И так в каждом вопросе. Одна из главных задач местного управления — это прямой контакт с жителями, диалог с ними. Пояснения, привлечение экспертной позиции, разъяснения позволяют консолидировать мнение всех жителей, которое затем выражается в проектах. Есть такое понятие, как инициативное бюджетирование, которое предполагает участие населения в финансовом решении вопросов. У нас в районе много примеров, когда жители довольно значительные суммы направляли на проекты, которые невозможно было осуществить другими способами в столь короткое время, например строительство канализационных сетей.

Я думаю, что с созданием отделения Изборского клуба появится ещё одна площадка, на которой можно обсуждать вопросы, волнующие наших жителей.

Игорь БАБИЧЕВ, руководитель аппарата Комитета Государственной думы по федеративному устройству и вопросам местного самоуправления.

У нас в стране 1114 городов. Из них 792 — малые. В малых городах проживает около 16 млн. жителей. Это примерно 13-14% от общего числа граждан России. Если брать малые города и сельскую местность, то получится примерно четверть населения страны.

Вся наша поселенческая структура условно делится на:

— городские агломерации (свыше миллиона — крупнейшие и крупные — от 500 тыс. до миллиона жителей);

— крупные и средние города (от 500 до 50 тыс. жителей);

— малые города и сельские поселения.

Малые города можно условно классифицировать. Это те малые города, которые находятся в составе агломерации; те, которые находятся вне состава агломерации; и те, что находятся в малонаселённых и труднодоступных местностях (районах Крайнего Севера и Дальнего Востока). Выделяется тип исторических малых городов, к числу которых относится Боровск.

Ещё один тип — моногорода. По состоянию на 2019 год у нас 321 моногород. В советское время малые города развивались по плану. Была эпоха индустриализации, и почти в каждом втором городе создавалось градообразующее предприятие. После завершения индустриальной эпохи на рубеже 8090-х годов XX века градообразующие предприятия в большинстве своём "приказали долго жить", а вместе с этим в большой кризис впали и малые города.

Есть несколько стратегий в отношении малых городов. Первый подход — управляемое сжатие. В основном это касается моногородов: когда уже ничего сделать нельзя, город начинают постепенно закрывать.

Второй подход — стабильный моногород. Моногородами стабильно занимались, но сейчас активность вокруг них поутихла. Не всегда всё получалось, но часть моногородов удалось стабилизировать.

Третий тип — это индустриальная диверсификация, когда индустриальный тип развития малого города пытаются перевести в постиндустриальный. К тому же идёт развитие рыночных, ярмарочных, торговых кластеров, транзитных хабов и так далее.

И ещё один тип — это исторический, культурный и рекреационный туризм, на котором немало малых городов пытается сейчас строить своё развитие, в том числе и Боровск.

К развитию малых городов есть два экспертных подхода. Первый заключается в том, что малые города выступают одним из важнейших векторов пространственного развития России, укрепления социально-территориального каркаса государства. Особенно это касается северных и восточных границ. Порты Северного морского пути развивали исключительно для того, чтобы создать запирающий каркас нашего государства по северному и восточному контуру. Бухта Провидения, Анадырь, Петропавловск-Камчатский, Дудинка, Диксон — это города, которые служили опорой и удерживающими точками нашего пространства. В начале 90-х годов возникла теория, которая и сейчас бытует, что нам нужно северные города сделать вахтовыми посёлками. Вахтовый посёлок — это, по сути, пограничная застава. И если там нет постоянного населения, не складывается духовный, культурный и деловой мир (пусть небольшой, но главное, что постоянный), тогда свою удерживающую функцию они сыграть не смогут. Да, с точки зрения экономической существование этих городов, наверное, не очень выгодно. Но нашей особенной стране, 2/3 которой — это малонаселённые и труднодоступные местности Крайнего Севера и приравненных к нему территорий, придётся нести соответствующие траты на то, чтобы поддерживать этот каркас, поддерживать эти города. Это точка зрения на развитие малых городов, которую мы разделяем.

Бытует и вторая точка зрения, которую связывают с Эльвирой Сахипзадовной Набиуллиной, которая в 2011 году, будучи первым заместителем министра экономического развития, выдвинула идею, что малые города неперспективны, требуют больших затрат и инвестиций, которые можно направить в большие города и агломерации, куда привлечь людей из малых городов.

Вообще в последние 1015 лет в мире бытует теория, что национальные государства — это устаревшая конструкция, и нужно переселить всё человечество примерно в 600 агломераций. Для России определили 8 агломераций, но народ запротестовал, и договорились, что нужно 2022 агломерации. Вот всех переселят в эти агломерации, а остальные малые города подвергнут процедуре управляемого сжатия.

Однако большинство политиков, включая президента, считают, что малые города — это жемчужины. Но малый город существует тогда, когда у него есть идея, мечта, красота и гармония. Малые города, как и сельские территории, имеют особенность, которую не может дать никакая городская агломерация. В малых городах сохраняются исторически присущие российскому обществу ценности: семьи, справедливости, коллективизма, труда. В больших городах эти ценности значительно размываются.

Что необходимо сделать для сохранения и развития малых городов? Во-первых, без значительного внимания государства к тем городам это непросто. Поэтому малые города — это отдельная и постоянная работа государства. Бюджет и налоговая политика должны быть перестроены: с фискальной политика должна быть изменена на развивающую, в которой будет учитываться бюджет развития. Есть закон 2014 года "О стратегическом развитии", где предполагается развитие муниципалитетов. Они должны быть, для малых городов в том числе, но они невозможны, пока нет бюджета развития. Налоги у нас (основной налог — это НДФЛ, налог на доход физических лиц) в отличие от всего мира и от советского прошлого собираются не по месту жительства, а по месту регистрации предприятия, по месту, где предприятие работает. Поэтому если человек живёт в малом городе, а работает в большом, то НДФЛ поступает в большой город, а малому поселению ничего не достается. Пока этот налог не будет собираться по месту жительства, малые города и сельские местности шансов на развитие не имеют. Или шанс затруднён и возможен только через бюджетные перераспределения.

Большие города тогда потеряют значительный источник дохода, но если мы налог на прибыль в размере 11,5% тоже сделаем местным, для больших городов это компенсируется.

Виталий АВЕРЬЯНОВ, доктор философских наук.

Часто вспоминаю слова Велимира Хлебникова, сказанные в 1914 году: "Мы знаем одну только столицу — Россию. И две только провинции: Санкт-Петербург и Москву". За этими словами скрывается глубинная правда. И эта правда сейчас обострилась неимоверно. В выступлении наших коллег прозвучала очень верная мысль, которую я сформулирую по-своему. Мир столкнулся с беспрецедентным вызовом в конце XX — начале XXI века. Это вызов хищной мегалополии. Имею в виду не только концепцию Кьелла Нордстрема, согласно которой глобальный мир будущего — это 600 мегаполисов, где должны жить более 85% людей, что 98% всей экономической активности должно быть в этой сети крупных городов. Дело в том, что этот процесс и этот замысел связаны с формированием транснациональной системы собственности и власти. Фактически речь идёт не только о том, что есть банки, а есть производители, что есть олигархи, а есть народ. Речь идёт о том, что есть некая сила, которая хочет нивелировать, свести к нулю все национальные, культурные и религиозные основания народов и традиций.

Боровск — уникальный город, здесь по-другому начинаешь смотреть и на Россию, и на Москву. Чем замечателен Боровск? Он связан со староверами, со старообрядчеством, с этим мощным духовным и волевым пластом русской жизни. Старообрядчество — апофеоз старой Святой Руси, это попытка защититься от отрицания Святой Руси. А с другой стороны, Боровск — это город Циолковского. И тут рядом стоят памятники Циолковскому и Николаю Фёдорову, который тоже здесь несколько лет проживал, служил учителем. Это сочетание старообрядчества как предельного консерватизма и русского космизма как предельного авангарда, мечты о бессмертии, мечты о заселении космоса уникально. И это сопряжение Боровск подарил России, подарил всему миру. На моём языке это называется "динамический консерватизм".

Наш величайший мыслитель Николай Данилевский говорил о том, что будущая Россия — это нечто похожее на старообрядчество, но вооружённое самыми современными технологиями. Это гениальная, прозорливая мысль, для XIX века необычайная и в чём-то даже дерзкая. И сегодня мы отчётливее чувствуем её правоту.

Означает ли то, что происходит с нами сегодня, этот вызов мегалополии, что мы должны вернуться в недавнее прошлое, на 30 лет назад? Во-первых, само по себе такое возвращение невозможно. Во-вторых, это ещё и непродуктивно, потому что СССР тоже шёл по пути индустриализации, формирования мегаполисов. Хотя это был путь, связанный не с формированием транснациональной власти, а с закономерностями развития индустриального уклада.

Сегодняшние технологии позволяют человеку жить в любой точке страны и мира, оставаясь при этом в центре мира. Вполне можно при желании, при наличии политической и национальной воли строить страну не по тем лекалам, которые предлагает мегалополия, или по старой модели индустриализации. В этом смысле тема малых городов является ключевой, потому что именно сеть будущих городов-садов, современных высокотехнологичных полисов, о которых мы мечтаем, могла бы стать противовесом этим монструозным мировым сетям и залогом возрождения России. И не только потому, что здесь могла быть другая экономика, другой социальный уклад. А прежде всего потому, что они являются опорой другого начала — начала культурного, религиозного, связанного корнями со своей почвой.

Титанические города мегалополии никогда не станут опорой человечности и её духовной почвы — они являются средством оптимизации, расщепления, размывания всего человеческого, что в нас есть. Поэтому вопрос о малых городах — это вопрос острейший. Хотел бы обратить внимание, что среди прочих тем мы подняли и эту тему в работе Изборского клуба "Русский ковчег". Мы изложили своё видение того, как новые способы расселения и новая модель пространственного развития могли бы развиваться в XXI веке, и развиваться с точки зрения сохранения и возрождения нашей цивилизации.

Этот вопрос непосредственно связан с вопросом о власти, о демократии. Потому что именно живое полнокровное развитие "малой родины" подразумевает и развитие демократии на местах, общины, малого политического пространства. В городах живёт масса, которой легко манипулировать, и сегодня люди во всём мире всё больше осознают, что они являются заложниками псевдодемократических процедур, политического спектакля. Такое невозможно на уровне общины и малого города, где все друг друга знают и где люди, которые выбирают власть, могут спросить за те дела, что совершены на пространстве, просматриваемом для всех. А малые политические пространства могли бы стать основой уже для большего, земского пространства, и далее — земского всероссийского собора, которые и стали бы основой политического каркаса Русского ковчега. Таким образом, тема малых городов сквозная — она выводит нас на ключевые решения во всех сферах и отношениях.

Сегодня уже существует, внедрена в России модель, которая называется "Теория доходности территорий". На ней во многом основан градостроительный кодекс РФ. Если посмотреть на это с философской точки зрения — это модель колониальная, потому что доходность территорий, которая поставлена во главу угла, — это не что иное, как взгляд на малый город и провинциальные пространства с точки зрения транснациональной сети. Совершенно другой взгляд возникает, если смотреть из малых городов. Тогда становится очевидной нужда в пространстве, доходность которого может быть разной, но это пространство, его организация должны быть удобны и полезны для тех людей, которые здесь живут. Это совершенно другой критерий пространственной политики, и этот критерий позволяет в том числе ставить вопрос и о демографическом возрождении, наполнении обезлюдевших пространств людьми, кровно заинтересованными жить и воспроизводить себя именно здесь. Отсюда рисуется идеал города-сада, некоего сочетания парковых массивов, зелёных пространств с жилыми поселениями. Эти массивы возникали бы вокруг предприятий, которые, как и в XX веке, могут стать градообразующими, поскольку это не противоречит современному постиндустриальному укладу. И в то же время это были бы не моногорода, а постиндустриальные города с мозаичным укладом, в котором сочетались бы разные производства, формы собственности и кооперации.

Из всего сказанного следует, что тема малых городов касается всех граждан, и она вполне могла бы превратиться в некое знамя, знамя Русского ковчега, который должен преодолеть "потоп", в котором мы сегодня оказались.

Николай СТАРИКОВ, писатель, публицист.

В чём сегодня различия между большим российским городом и малым? Их не так много. В малом городе меньше экономики и возможностей её развивать. Меньше развлечений. В то же время в малом городе меньше суеты и меньше загрязнения воздуха. И есть у городов больших и малых общее — уныние нашего с вами уважаемого согражданина. Вызвано оно не столько экономическими неурядицами или загрязнением воздуха, сколько отсутствием смысла и видения будущего. Будущего нет сегодня ни для жителя большого города, ни для жителя малого. Ни для предпринимателя малого, ни для предпринимателя крупного. Для чиновника любого ранга тоже нет будущего. В нашей стране образ будущего отсутствует: никто не может сказать, что будет через год, 5 лет или 10. Сегодня уже и в мире никто не понимает, что будет через год, два, три. И если мы хотим развивать нашу страну, мы должны дать видение будущего. Нам действительно нужна новая экономическая политика, но в первую очередь нам нужно видение будущего.

А где вырабатывается видение будущего? На таких площадках, как Изборский клуб. Кто-то может сказать: "Да, в Москве вы можете что-то в Изборском клубе создать, а в скромном интеллектуальном потенциале Боровска это менее вероятно". Но возьмите название Изборского клуба. В Изборске Псковской области количество жителей — около тысячи человек. Даже в этом есть символизм. Изборский клуб — это интеллектуальный клуб малых городов, если хотите, деревень, посёлков и сёл России. И только во вторую очередь он — интеллектуальный клуб крупных городов России, потому что в силу своего географического расположения находится в большей степени на территории Москвы, но разъезжает по всей России и за её пределы.

Не сомневаюсь, что здесь, в Боровске, в отделении Изборского клуба родятся те смыслы, то видение будущего, которое нужно для всей России.

Владислав ШУРЫГИН, военный эксперт.

Очень важный элемент того, что называется малыми городами, — это военные гарнизоны. В каждой области есть наша родная Российская армия, и каждая область сталкивается со сходными проблемами, связанными с гарнизонами. Я недавно был в Новосибирске, и буквально в 30 км от него находится гарнизон Шилово: 5 домов, 138 семей. Пятый год фактически это — забытый полк. Помните, был у нас министр Сердюков, который поставил нас на грань разгрома без всякой войны? При нём прошла военная реформа, по которой вся "социалка" гарнизонов сбрасывалась на местную власть. И поскольку гарнизонам запрещалось содержать свои детские сады, школы, объекты соцкультбыта, то их передали местной власти, снимая с баланса. При этом бюджеты местным властям не передавались. И сложилась очень грустная ситуация. Например, в гарнизоне Шилова на 138 семей есть один ларёк, абсолютно отсутствует дорога. Территория, на которой находится гарнизон, принадлежит Министерству обороны, а дороги, мосты — муниципалитету, которому накладно взваливать на себя расходы не принадлежащего ему гарнизона. Нужно отправлять автобус, чтобы связывать гарнизон с другими населёнными пунктами, но по таким дорогам отправлять транспорт проблематично.

Что собой сегодня представляют гарнизоны, если говорить о них в рамках термина "малые города"? Это своеобразные агломерации, по своему социальному и возрастному составу совершенно не похожие на обычные города и посёлки. В них практически нет пенсионеров. Это посёлки постоянной миграции: семьи приезжают, служат и уезжают. С другой стороны, в них решена проблема занятости мужского населения, но занятость женского населения является проблемой. Положительным является то, что зарплаты военных достаточно высоки, и уровень жизни, особенно по отношению к окружающим посёлкам, деревням, неплохой.

Есть и целый букет проблем. Это социальная инфраструктура: школы, детские сады, магазины, общественный транспорт. Министерство обороны сейчас этими вопросами не занимается, и детей приходится возить в школы и детские сады за тридевять земель. В Шилово детсад стоит закрытым три года, детей возят за 8 км, и ещё 1,5 км нужно до детского садика в посёлке идти пешком и в морозы, и в слякоть. Местная власть со своей стороны и рада бы помочь, но у неё нет возможности, потому что на её балансе эти гарнизоны не стоят.

На мой взгляд, необходимы инициирование соответствующего закона и приведение в порядок законодательной базы с точки зрения нестыковки в законах между Минобороны и местной властью.

Константин БОГОМОЛОВ, руководитель артели "Таёжный дом".

Мы организовали плотницкую артель в Курагинском районе Красноярского края. До ближайшего райцентра — 120 км. Это семь деревень в тайге, где с момента краха Советского Союза и развала производства ни одного предприятия по сей день не существовало. Люди вынуждены были ездить куда-то на промыслы, кормиться с тайги, собирательством заниматься. А вакуум всегда чем-то заполняется. И рядом с нашей территорией появилось некое движение, секта, которая под совершенно благим посылом позвала людей из городов — строить новую жизнь. Это привело к очень неприятным моментам.

Мы с энтузиастами, желая эту ситуацию изменить, 12 лет назад создали плотницкую артель, восстанавливаем ремёсла. Мы выполняем заказы в России, а также отправляем нашу продукцию — дома, бани, комплекты срубов — в Австрию, Чехию, Словению, Германию и так далее. В результате создали более 100 рабочих мест в Курагинском районе, готовы и дальше развиваться. Но что получается? На одном из заседаний у главы государства говорили о поддержке деревянного домостроительства. Было принято решение. Хорошее дело. Но в документы вкралась маленькая строка, где написано, что это касается лишь домов заводского изготовления. То есть всё делается для того, чтобы лоббировать интересы крупных строительных компаний, комбинатов. А в малых городках небольшие предприятия, артели снова оказались за бортом этой программы. Отсутствие у небольших предпринимателей лоббистских возможностей приводит к таким перекосам.

Иван МИРОНОВ, публицист, общественный деятель.

Малые города держатся на двух-трёх, а то и на одном крупном производстве, которое даёт места нескольким тысячам рабочих, за счёт чего существуют их семьи. Но сегодня идут целенаправленное уничтожение и война именно с национальной промышленностью. Это война отдельных банковских групп, которые занимаются залоговым рейдерством. Причём основной удар идёт не по слабым единицам и звеньям промышленности, которые не могут тянуть долговые обязательства. Нет, это крупные предприятия на пике, у которых контрактов больше, чем они могут освоить, и они вынуждены обращаться в крупные банки, которые они считают частью государственной системы. А дальше, получая в залог все активы и личные поручительства, банк просто начинает разорение заводов, а за этим следует разорение семей, безработица, и регионы теряют крупнейших налогоплательщиков, а сами производственные базы переносятся за рубеж. Фактически заводы, которые имеют столетнюю историю, сегодня уничтожаются, и мы безвозвратно теряем ту промышленную школу, которая закладывалась на протяжении десятилетий.

И даже губернаторы не могут с этим ничего сделать, потому что сегодня руководители крупнейших банков имеют более жёсткие и мощные рычаги, чем руководители регионов. Потому многие вынуждены мириться с этим и наблюдать, как крупнейшие предприятия уходят за бесценок в чужие липкие руки. Нет ни одного региона, который не имел бы дела с банковским рейдерством, не имел бы крупных предприятий, которые оказались под катком банкиров. Мы пытаемся с этим бороться, подключаем СМИ, порой достаточно успешно. Но именно региональная власть должна стать точкой опоры и помощью, которая будет оказываться и юристам, и собственно компаниям.

Именно малые города в годы лихолетья, национальных катастроф являлись последней опорой для России. С малых городов возрождение России и начиналось.

Сергей ПОТЁМКИН, руководитель аппарата Орловского областного совета народных депутатов.

Одна из проблем развития малых городов — большой кадровый голод на муниципальных служащих. Если из должности уходит юрист или руководитель отдела, для главы района это — большая проблема. Возможно, для её решения на законодательном уровне нужно придумать нечто подобное программе "земский доктор", "земский учитель", когда люди будут мотивированы ехать в малые города на муниципальные должности. Сейчас успешность и развитие каждого муниципального образования на территории всей страны во многом зависят от того, насколько профессиональна команда государственных и муниципальных служащих.

Александр ЕЛАГИН, руководитель Боровского отделения Изборского клуба.

Хочу поблагодарить за то доверие, которое мне оказали. Я боровчанин по своим корням. Уезжал, как и многие, из города, затем вернулся. Мысль о том, что городу нужна такая дискуссионная площадка, пришла мне после того, как я поприсутствовал на собрании горожан, посвящённом перепланированию площади, второй вопрос был связан с изменением лыжной трассы в городском бору. И когда люди, с которыми я вырос, кого знаю, начали горячо спорить, я понял, что на территориях, где люди живут вместе и любят свой город, им очень легко через любовь к городу договориться. Потому что, несмотря на то, что все разные, у всех разное видение и доводы, в конечном итоге все заинтересованы, чтобы город развивался и становился лучше. Нахождение общих интересов, примат общего над частным позволит улучшить жизнь в районе и в городе.

Я записал прозвучавшие здесь замечания, предложения, и мы обязательно будем их использовать в своей работе. Верю, что наш опыт поможет другим малым городам России, потому что Боровск к тому же обладает уникальной логистикой. Компетенции, которые есть в Изборском клубе, будут применяться в Боровске и находить здесь отклик. Людей сильных, которые много работают и достигают успеха в жизни, в Боровске много.

Неслучайно здесь творили и Фёдоров, и Циолковский. Это место, где проявляется богосотрудничество и боготворчество. Сюда приезжают поэты и художники. Эта земля их притягивает. А в такой обстановке невозможно проявление эгоизма и животного индивидуализма.

Олег РОЗАНОВ.

Уважаемые друзья и коллеги, думаю, что мнения, предложения, прозвучавшие в ходе сегодняшнего круглого стола, будут полезны и для Боровского района, и для Калужской области, и для России в целом.

 

https://zavtra.ru/blogs/tihaya_moya_rodina

 

30.12.2020 Тайнопись цивилизации. Код доступа в будущее России.

 

Авторский доклад Изборскому клубу Сергея Баранова

Содержание

О СУЩНОСТИ КОДА ЦИВИЛИЗАЦИИ

КОД ПЕРЕСВЕТА — СМЕРТЕЛЬНАЯ ОСЬ ЖИЗНИ

КОД СОФИИ

ПОЛЕ И ДОРОГА

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИТУРГИЯ РОССИИ

СОБОР СОБОРОВ

 

О СУЩНОСТИ КОДА ЦИВИЛИЗАЦИИ

Что такое код? Система «Свой и чужой»

«Код» — вторичное понятие, привнесённое в политическую идеологию из криптографии. Для понятия кода в науке главным является противопоставление свой–чужой. Код — технология сокрытия доступа к тайне, исключающий из коммуникации нежелательных лиц^[1]. Как правило, в современной науке термин «код» не употребляется для обозначения объектов, именуемых «естественными» кодами, прозрачными для носителей этих кодов как языка родной для них системы.

Цивилизация — это конкретная самоорганизующаяся система, в основе которой лежит определённый исторический тип личности и общества, существующий в конкретных единичных людях и социальных организмах. У каждой цивилизации свой естественный код, который должен быть декодирован в знаковой и символической системе другой цивилизации, чтобы быть там воспринятым. То же касается и перевода естественных кодов на чужой язык. Однако перевод носит искусственный, отчасти механический характер. Декодирование, расшифровка кода — и это особенно важно подчеркнуть — есть не что иное, как перекодирование, т.е. перевод «чуждого» кода в «естественный», например, с языка западной цивилизации на язык русской цивилизации. Этим и занимается огромная армия «декодеров» — переводчиков норм и понятий западной цивилизации для русских. В эпохи засилья вестернизаторов, которые Россия переживала несколько раз, не предусматривается никакой другой функции для интеллектуалов, кроме как функции «декодера», то есть переводчика с языка одной цивилизации на язык другой, иногда с небольшим гуманитарным и творческим компонентом, необходимым для адекватности самого перевода. С этим связано бесконечное количество справочников, монографий, учебников, переводов, изданий, международных конференции, посвящённых западной традиции и её представителям.

Очень часто собственные коды русской цивилизации в обыденной жизни «дремлют» и даже на подсознательном уровне с трудом распознаются, в то время как человек занят расшифровкой и освоением чуждых кодов, чтобы приспособиться к меняющемуся миру. Свои коды просыпаются в критических ситуациях разломов исторических и личных судеб, когда нужно определиться, кто свой, а кто чужой.

Нейродинамические процессы в мозгу человека являются его кодом, носителем которого является человек. При этом информация не существует вне своего конкретного носителя и даётся индивиду непосредственно в виде явлений его субъективной реальности (образов, мыслей, символов). По мысли уже цитированного выше Д. Дубровского, нам дана информация как бы в «чистом» виде, т.е. мы не чувствуем процессов, совершающихся при этом в нашем мозгу, не отображаем их на психическом уровне. Наука пока не нашла способа научить человека «самоперекодированию» — некоторые учёные возлагают в этом вопросе большие надежды на Искусственный интеллект.

В мозговых кодах присутствуют структуры бесконечного характера или стремящиеся к бесконечности, которые обычная техника анализа мозга и здравый смысл не ухватывают, и поэтому дают негативный результат при попытке их воспроизвести и сопоставить с содержанием сознания подопытных людей. Это поняли те, кто пытался «взломать код», искусственно овладеть мозгом и сознанием. Согласно трансгуманистам, Искусственный интеллект, оперирующий кодами, требует техники, стремящейся к бесконечности, то есть технического уровня так называемой «сингулярности». Если это не удаётся, тогда пытаются дополнить его другим, искусственным кодом. Двоичная система, лежащая в основе цифровой техники и картины мира на основе цифровизации, — плоды такого рода попыток, результат описания живой системы мёртвым языком.

Философ-экзистенциалист К.Т. Ясперс рассматривал человека и мир в целом как систему шифров — тайнопись^[2]. Цивилизационные коды — это тайнопись устройства человека, его личности и психики. Шифр понимается как посредник между экзистенцией и трансценденцией, между бытием человека и потусторонним миром. Это не цифровой код. В основе кодов бытия, понимаемого только как бытие персональное, лежит не цифра, а несводимое качественное различение. Благодаря этому и становится возможной система различения «свой–чужой», которая, как говорилось выше, лежит в основе вообще любого кода. В этом смысле глубинному коду цивилизации присущи и связь с «бесконечностью», и в то же время негативная изнанка.

Коды цивилизации — коды аналоговые, коды уподобления прообразу, но с сохранением индивидуальности. Коды даются соответствующим мистическим видением, непосредственной интуицией, которая есть видение полностью «аналоговое», то есть совпадающее со своим предметом на уровне образа. Мы не можем вскрыть свой код. Это не языковая и не культурная реальность, как думают западные люди и «западники», пытаясь подобрать к коду ключик, но фактически, таким образом, не «взламывая», а попросту ломая его. Коды не передаются обычным культурным или техническим путём.

Код как изнанка сознания, сопряжённая с бессознательным

Чтение тайнописи не есть просто отвлечённое занятие. Читая шифр, человек пишет новый шифр: «читает изначальную тайнопись, благодаря тому, что при этом пишет новую: …само это мыслимое есть лишь символ, как язык, который теперь стал сообщим другому»^[3]. Человек создаёт ткань бытия своей жизнью, которая есть действие кодов. «Бытие же символом, как шифром трансценденции, существует не в отношении, а только в оригинале для того, кто замечает этот символ. Оно находится словно бы поперёк действительности, в глубинном её измерении, в которое мы можем погружаться, но из которого невозможно выйти, не утрачивая его при этом сразу и совершенно»^[4]. Иными словами, шифры слиты с «Я». Каждый человек владеет шифром своей цивилизации по отдельности. Причина закрытости кодов личности ещё и в том, что они индивидуальны, то есть реализуются неповторимым «Я».

По мысли Ясперса, система шифров невозможна, поскольку в эту систему шифры вошли бы только в своей конечности, но не как носители трансценденции… В этом смысле тайнопись не поддаётся толкованию — шифры невозможно изложить так, чтобы они были открытыми, их невозможно украсть.

Если бы коды цивилизации были понятны чужим, они просто не выполнили бы свою задачу создания и поддержания самости личности и его социально-цивилизационного окружения в борьбе и конкуренции с другими типами людей и обществ. Коды изначально существуют в негативной изнанке, которая «онтологически» защищает их от чужих, размещая их в особой недоступной плоскости бытия. Поэтому и сама тема кодов сознания (мозговые импульсы, язык) представляет собой некую научную загадку, которую мы пытаемся здесь осветить, привлекая средства философии персонализма[5].

«Я» — код?

Коды, по-видимому, занимают в структуре психики человека то место вокруг волевого ядра «Я», которое отвечает за синтез внешней социальной оболочки личности. Человек создаёт ткань, мозаику своего бытия, рисует свою жизнь, используя коды как лекала-контуры, в которых есть пустые места для творческого действия воли. Тем самым «Я» отделяется от других и чужих.

Чтобы понять суть кодов, нужно сделать ещё один шаг, а именно, отождествить их с «Я». Коды не просто обусловлены «Я» или его формируют, а они и есть «Я», его органическая сторона, которая связана с носителем в виде человеческого организма, имеющего родовую и этническую социобиологическую природу. Поэтому человек не может видеть своё «Я», ведь это тайна, тайнопись, шифр, — при этом человек знает, что такая глубинная тайна в нём есть. Если бы коды не были слиты с «Я» и были понятны, то человек смотрел бы на себя как на чужой предмет и был бы лишён свойства цельного субъекта (что бывает в психопатологии с шизофрениками), его личность стала бы иллюзией.

Культурный духовно-идеальный код личности напрямую связан с мозгом. Мозг — органический механизм кодов как духовной реальности, но не коды — механизм мозга, как это чаще всего трактуют. Волевой и личностно-уникальный характер кодов позволяет человеку быть субъектом своего мозга, да и мира вообще. По формуле Ясперса, «я пребываю в шифре. Я не познаю его, но я углубляюсь в него. Вся истина шифра существует в конкретном, каждый раз исторично исполняющем меня созерцании». Эти слова можно интерпретировать следующим образом. Коды — это целостный образ действия личности, порождаемого волей, то есть центром «Я», который запускает мотор органических кодов. Коды представляют собой некий прообраз человека на биологическом уровне, который реализуется в действии воли. Личность — это сами коды, которые позволяют оперировать информацией и идентичностью. Воля, а вместе с ней и личность, встроена в идеально духовный аппарат кодов в качестве их «мотора», если позволительно выражаться чуждым языком техники о духовном мире, о котором идёт речь в теме цивилизационных кодов.

Код личности предполагает личное бессмертие именно как кодовой системы, её инвариантность по отношению к носителю в виде конкретного мозга, что означает жертвенность, непривязанность к телесному бытию. Код — это то, что переводит смертную социо-биологическую личность в состояние бессмертия-вечности, в идеальный духовный мир. Коды представляют собой работающие «машины» бессмертия, если уместно такое слово. Россия, русская цивилизация — одна из таких «машин». Ясно, что попытка заменить цивилизационный «Я»-код искусственным цифровым кодом не увенчается успехом, однако цифра может «усыпить» «Я»-код или раздробить его.

Коды как коллективное бессознательное — прообразы сверхличностей

Каждый код — живая сверхличность, осуществляющая сборку, «собор» людей. Как только воля и дух отдельного человека просыпаются, в нём начинают действовать и коды, которые подсказывают ему, что нужно делать. За цивилизационными кодами стоят коллективные идеальные самоорганизующиеся системы, субъекты, которые обычно связываются со сверхъестественными существами в религиозных традициях либо с коллективными «душами», названными Л.П. Карсавиным «симфоническими личностями». Код — отдельная сверхличность, отдельный экземпляр, субъект, «прообраз», прапредок, «бог». (Сравните «русские боги — русские коды», как говорит герой в романе А.А. Проханова «Таблица Агеева». То же самое можно сказать и о любых других народах.)

Русский философ-персоналист священник Павел Флоренский, говоря о происхождении термина платоновской идеи, считал, что первоначально идея Платона — это языческое божество дионисийских мистерий[6]. Если ты сличаешь свою личность с этой сверхличностью, то ты получаешь код, который делает тебя своим для этого божества и круга посвящённых. Во времена Платона это делалось, например, в тех же дионисийских мистериях, которые для русской цивилизации оказались бы не кодом, а скорее антикодом.

Подобная теория «цивилизационных кодов» покажется современному читателю несколько странной, преимущественно в силу того, что он утратил способность их интуитивного видения в качестве сверхличностей. Однако «коды» не умерли, они продолжили жить в современных практиках. К примеру, на таком миропонимании построена весьма влиятельная теория архетипов К.Г. Юнга.

«Архетипы походят на ложа рек, высохших, потому что их покинула вода, которая может вернуться в любое время… Дольше она текла — глубже протока и больше вероятность того, что раньше или позже вода вернётся. Индивиды в обществе, и в большей мере в государстве, могут управлять этой водой и регулировать её наподобие канала. Но когда вода достигает жизни наций, она становится великой хлынувшей рекой, вне контроля человека, но во власти того, что было всегда сильнее, чем человек»[7], — писал Юнг в статье об архетипе Вотана. Юнг, будучи участником движения нью-эйдж с примесью гностицизма, а также немецкого неоязыческого возрождения, имел в виду прообразы, относящиеся к языческим сверхъестественным существам. Лично себя Юнг считал результатом индивидуации одного из таких существ или даже «Арийским Христом»[8].

Языческие коды, связанные с этническим и родовым началом (язычество, шаманизм, культ предков, матриархальные культы), выражают сверхличности нижнего или отклоняющегося от мировой оси порядка, которые осознаются сегодня в превращённом виде как «природа», «материя», «экономика», «наука», «разум». Пробуждение языческих кодов, противостоящих христианскому коду либо другим конкурирующим языческим кодам, может быть ужасным. Это показал опыт Третьего рейха, нацизма и вообще фашизма в XX веке, которые опирались на коллективное бессознательное, причём верхушка делала это вполне осознанно и целенаправленно.

К.Г. Юнг считал, что германские нацисты использовали для создания Третьего рейха и «немецкой мечты» сильнейший «код Вотана», имеющий «некоторое сходство» с Дионисом, Кроносом и Меркурием-Гермесом. Код Вотана связан с верой в личную судьбу. Вера в судьбу как предопределение, как основа причинности — общее убеждение западных народов, в отличие от славян, для которых характерен код преодоления, изменения судьбы. Код Вотана или Гермеса связан с подчинением тому демону, кто навязывает человеку определённую судьбу. Для русских характерны, наоборот, отказ от одержимости свыше, переворачивание своей судьбы волевым усилием, пробуждение воли (таков код Ильи Муромца: 30 лет лежать на печи, затем — совершать подвиги богатырём, а затем уйти в монастырь). Код Вотана не мог стать универсальным кодом и победить в глобальном масштабе. Впрочем, Юнг считал, что национал-социализм — «не последнее слово» Вотана и он себя еще проявит.

Сегодня враги рода человеческого ведут экспериментальный поиск какого-то нового универсального языческого кода, который бы отменил или переключил на себя все остальные коды и объединил их с внешним техническим цифровым кодом, придав ему эффективность и силу, без которой он не сможет завладеть душами. Что это: религия денег, «богиня-Разум», сверхмашина, «эгоистичный ген», «Мать-природа»? Сложно сказать, во всяком случае, пока ни один из них не подходит на эту роль настолько хорошо, чтобы выполнить глобальную миссию конца истории и человечества, заставив людей добровольно и упоённо действовать в этом коде, слив с ним свои личности. Шифр антисистемы состоит в том, что она отделяет и возводит в абсолют негативную изнанку любого личностного и цивилизационного кода, заявляя, что это и есть сущность кода так такового. Пока мы не видим этого универсального Кода Конца, но мы знаем, что он в идеале является кодом уничтожения всех остальных цивилизационных кодов.

В то же время мы угадываем другую, не менее важную истину: русский код — это код сохранения множественности кодов других цивилизаций в их иерархии.

Код творящего Духа

Ситуация с цивилизационными кодами русского народа парадоксально троякая: с одной стороны, коды являются общечеловеческими, с другой, их всеобщность выражена в чёткой и специфической цивилизационной форме христианства, пришедшего с Ближнего Востока (которое большинство людей в мире не принимает), с третьей — коды имеют яркую этническую основу в истории народа, не только культурную, но и родовую, социобиологическую, связанную с работой мозга и уходящую своими корнями в очень древние времена.

Русские коды вообще не являются кодами какой-то экзотической цивилизационной «обочины». Наоборот, это коды осевые, общечеловеческие, но проявляющиеся ярко, резко и по-особому, с высокой концентрацией общечеловеческого начала, ибо общечеловеческого не бывает вне национального и этнического. Своим скачкам и разломам в личной и российской жизни мы обязаны высокой концентрации общечеловеческого, бьющего фонтанами из этих разломов именно как энергия негативных по своей форме кодов, создавая новые продукты исторического творчества. Враги не знают, как «заткнуть», наконец, этот фонтан-вулкан русского волюнтаризма. (Волюнтаризм, волевая природа, тяга к воле вольной — это тоже русский код, ресурс воли, источник воли.)

По меткому, хотя не вполне корректному образу Ю.В. Мамлеева, «Россия Вечная», то есть рассматриваемая с точки зрения вечности, образует границу между Абсолютом и Бездной, то есть движение между крайностями. Этот операциональный код русских, которые постоянно внутри своей души находятся на границе сверхбытия и небытия, представлен в цивилизационном коде России как страны, как народа, так и отдельных его представителей.

У многих русских это сокровище никогда не забывалось и бодрствовало всегда. Всё это предопределило сложность, противоречивость, опасность русской личности, которая тем не менее успешно преодолевается путём «шоковой» сборки и «самосборки», когда христианские или совместимые с ними дохристианские архетипы-прообразы быстро пробуждаются и становятся «машинами воли», перемалывающими зло в добро.

В этом причина того, что человек, не будучи обрядовым православным христианином, а скорее — отступником, а то и просто советским «коммунальным», по А. Зиновьеву, человеком, агностиком и фактически атеистом, вдруг оказывался христианином внутри — в нём жили коды-прообразы, которые вдруг превращались в операциональный код — код действия определённым образом. При одном условии: если они смогли снять с себя и отбросить всю эту шелуху наваждения чуждых кодов.

Цивилизационные коды существуют в Царстве Духа, в то время как люди в основном — в душевно-материальном царстве — царстве Вражды, связанном с абсолютизацией самости, «Я» как воплощённого личного духа. Поэтому закодированное русское Царство Духа требует «нищеты духа», то есть слабости внешнего «Я» как построенной вокруг идентичности вторичной психической реальности, и «юродства» как отказа от идентичности, отрицающей привязанность к «Я» и готовой легко пожертвовать богатствами социально-культурного капитала.

Такой цивилизационный код сверхрационален, и он может представляться как открытие абсурдности бытия (как известно, глубоко христианская характеристика веры). Чтение кодов возможно в изменённом, остранённом состоянии сознания, выводящем «в изнанку», и доступно в «культовом» режиме. Язык цивилизационных кодов — это заумный язык, который выше ума, сверхрационален, то есть позволяет выйти в корневую систему русского языка. К кодам надо обращаться, как В. Хлебников, искавший славянскую душу в заумном языке. Это позволяет уйти от затёртых, обесценившихся слов повседневного языка и заимствований в пласт архаики, который находится и за обыденным, и за литературным вариантами языка. Это не порча языка. При этом проблема сверхрациональности касается и высших образцов русской литературы. Когда читают эталонную поэзию Пушкина, то за набором филигранно отточенных отдельных фраз слышат не только и не столько текущие смыслы, а именно коды языка как некую надчеловеческую музыку слов.

КОД ПЕРЕСВЕТА — СМЕРТЕЛЬНАЯ ОСЬ ЖИЗНИ

Код жертвы и код конца

Русский код — быстрый код, быстро побеждающий и превращающий. Русские долго запрягают, но быстро едут, как гоголевская птица-тройка. Быстрый переход к своим, «естественным» кодам и в царство Духа осуществляется через жертву. Код жертвенности, код Пересвета, убившего Челубея, подставив себя одномоментно под его копьё, — один из самых ярких моментов в романе «Таблица Агеева» А.А. Проханова. Когда Челубей был убит направленным копьём, инок Пересвет был уже мёртв для внешнего мира.

Главным цивилизационным кодом является то, что несёт в себе код жертвы и подлежит жертве ради кода. Визуально он обозначается как Крест. Философ тайнописи Карл Ясперс увидел главное свойство человеческого кода, которое называется в религиях жертвой, в категории «краха». Шифр краха — это «шифр шифров», который придаёт резонанс, умноженную силу остальным шифрам. Окончательно код выражается именно в жертве, которая является завершённой инициацией и совершается в конце жизни или всю жизнь. Крах эсхатологически понимается Ясперсом как конец истории человечества или истории народов.

Сегодня жертвовать никто ничем не хочет. Все привыкли только улучшать своё положение или терять под давлением внешних сил, но минимум и временно. Так устроены современные люди в большинстве своём, в том числе россияне. Но жертва — цивилизационный код жизни, жертвоприношение себя — обряд жизни, который позволяет ей состояться в духовном смысле. Жертвования себя, в конечном счёте, не избегает ни один человек. Отсутствие жертвы — это иллюзия современного потребителя, которая мешает ему стать личностью, обретя подлинный цивилизационный код.

* * *

В чём жизнь? Жизнь на кончике копья, которое воткнул в тебя твой смертельный враг в тот момент, когда твоё копьё вошло в него, лишив его жизни и победы. А вместе с ним и лишив надежды на победу всё его войско. Жизнь воина — момент копья, ради него всё происходит, образуя в духе момент одновременности, вечности.

Код Пересвета как героического самопожертвовования воина ради любви к своему народу блестяще сформулирован Александром Прохановым в романе «Таблица Агеева». Попытаюсь развить это важное открытие. Для русских код Пересвета — один из главных кодов жизни, если не самый главный. Благодаря ему русские сохранились как народ и государство в жестокой борьбе с иноцивилизационными врагами, борясь с которыми кто-то должен был жертвовать и побеждать одновременно. Имя Пересвета широко вошло в русскую культуру: в летописи, устные сказания, поздние былины, в предание Русской православной церкви, в фамилию известного аристократического рода Пересветовых, его именем называли боевые корабли после распада СССР и даже банки, рассматривая его как оберег.

Главный смысл кода Пересвета в том, что в нём как бы сливаются в один код, в одну жизнь, в один поступок, в одно последнее свободное в жизни движение, направленное на острие копья, два образа: самопожертвователя и разящего воина и образуют одну непобедимую судьбу русского народа-Пересвета, несущего свет и копьё миру, но и подставляющего себя под встречное копьё за мир, «за други своя». Невозможно прожить, не умерев. Но смерть Пересвета — особая, она создаёт новое рождение, рождение страны, народа, его будущее. Два копья: своё и вражеское — создают как бы одну обоюдоострую направленную ось мира, проходящую через личности и тела, через эпохи. Это высочайшее проявление личной воли как выбора воина-победителя и покорности Божьей воле как пожертвовавшего собой монаха-схимника, проявленной через игумена Сергия Радонежского, отправившего Пересвета и Ослябю в войско Дмитрия Донского и возложившего на них схиму, оружие духовное, оружие победы.

Поединок или начало общей битвы?

В «Сказании о Мамаевом побоище» о поединке Пересвета и Челубея говорится следующее: «Уже близко друг к другу подходят сильные полки, и тогда выехал злой печенег из большого войска татарского, перед всеми доблестью похваляясь, видом подобен древнему Голиафу: пяти сажен высота его и трёх сажен ширина его (7,5 и 4,5 м. — С. Б.). И увидел его Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, и, выступив из рядов, сказал: «Этот человек ищет подобного себе, я хочу с ним переведаться!» И был на голове его шлем, как у архангела, вооружен же он схимою по велению игумена Сергия. И сказал: «Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат мой, Андрей Ослябя, моли бога за меня! Чаду моему Якову — мир и благословение!» — бросился на печенега и добавил: «Игумен Сергий, помоги мне молитвою!» Печенег же устремился навстречу ему, и христиане все воскликнули: «Боже, помоги рабу своему!» И ударились крепко копьями, едва земля не проломилась под ними, и свалились оба с коней на землю и скончались».

Речь идет о «подобном» воине, то есть не простом воине, как в духовном смысле, так и смысле ратной силы, но только с противоположным знаком, воине добра против воина зла. Физический исход поединка был вторичен, поскольку, встретившись с Пересветом, Челубей был обречён, его силы были «связаны» духовным оружием, и он всё равно погиб бы, столкнувшись с волей Пересвета.

Эта версия отражена на проникновенной картине Павла Рыженко «Победа Пересвета», которая, однако, с лицом внутренне торжествующего тяжело раненного Пересвета не показывает всей жестокости схватки, когда Пересвет был пробит копьём Челубея, которое буквально торчало из него.

В современном предании Русской православной церкви Пересвет военной хитростью надевает себя на копьё Челубея, чтобы приблизиться к нему на удар, поскольку в обычном бою он его просто не достанет из-за длины его копья и величины соперника. Удары копей всадников происходят практически одновременно, сливаясь в один момент. В этом проявление русского кода Пересвета как жертвы ради смерти противника, то есть кода, который выходит за рамки жизни ещё при живом носителе. Однако смог ли Пересвет это сделать физически, ведь, по мнению специалистов в конных поединках, после того, как один из бьющихся воинов получил сильнейший проникающий удар длинным копьём, он не удержался бы в седле и не смог бы попасть во врага. Мог ли он быть уверен, что Бог поможет ему, сотворив чудо вопреки законам войны?

Многие «передельщики истории», как Михаил Веллер, считают поединок Пересвета и Челубея с обоюдной гибелью вымыслом, созданным по лекалам средневековой рыцарской литературы (или русского богатырского эпоса), где оба соперника погибают.

Участие Пересвета и Осляби в Куликовской битве доказано и неоспоримо так же, как и гибель Пересвета (гибель Осляби под вопросом, поскольку одни историки свидетельствуют об этом, а другие сообщают о его позднейших поездках в Царьград с финансовой помощью Второму Риму от Третьего и службе у митрополита Киприана, в частности в 1398 году).

Но если даже и верно, что схватка Пересвета с врагом проходила по-другому, похожие сюжеты присутствуют в эпосе — значит, они недалеки от правды — и содержат некий архетип сражения воинов света и тьмы, который повторил русский воин-монах в исторический момент Куликовской битвы.

Но была ли на самом деле схватка поединком в рыцарских традициях, или она позднее придумана летописцами? Такой традиции поединков не отмечено ни на Руси, ни у монголо-татар, это плод западной культуры, попавший в летописи через западнорусских авторов. Ситуация на Куликовом поле перед началом битвы также вряд ли располагала к ней, когда два конных войска уже сходились друг с другом в решающей жестокой битве — не до испытаний поединками, смысл которых был в том, чтобы исключить всеобщее сражение. Предстояло именно сражение всех русских со всеми татарами насмерть, и поединок мог быть только частью всеобщего смертельного сражения.

Однако само сражение Пересвета и Челубея вполне реально, так же, как и его судьбоносное влияние на исход битвы. Если мы отойдём от красивой эпической версии поединка в пользу реального боя, мы как раз и увидим, что здесь Пересвет имел больше шансов победить и реализовать свой замысел и миссию, возложенную на него Дмитрием Донским, ради чего он испрашивал поддержки у преподобного Сергия Радонежского. Битва это троякое: и личное, и соборное, и массовое действо.

Вполне возможно, что заговорённый воинской магией и одержимый духом-«кодом» огромный азиатский богатырь Челубей использовался татарами в качестве пробивной силы для сминания боевого порядка противника, в качестве вождя этой силы, а Пересвет взял его на себя, тем самым нейтрализовав его угрозу в решающий момент сражения Передового полка, который не дрогнул и не был «смят» татарской конницей.

Челубей шёл не на рыцарский поединок: он рвался за короткие минуты устелить телами лучших русских воинов дорогу к победе главной татарской коннице, затем пропустив её за собой, тем самым сохранив свою жизнь. Это духовная машина смерти, которая создаёт психическое заражение одержимостью смерти — основу успеха мамаева войска, сливающегося воедино в коллективного Челубея. Кто остановит её? Сломать её может только смерть равного и даже превосходящего по силе воина, подражающая главному пасхальному коду Бога — «смертию смерть поправ». Завидев его, вызвался Пересвет, узнавший в нём свою судьбу.

По последним предположениям историков и археологов, Куликовская битва длилась сравнительно недолго, и опрокидывание строя противника татарами решало её исход уже в начале, когда был один из её критических моментов, пожалуй, самый важный момент. (Второй момент был перед атакой Засадного полка.) Многое решала динамика боя на одном участке, в который были мгновенно втянуты десятки и затем сотни всадников.

В тесноте и сумятице боя, который начался в поединке с Пересветом, но моментально перерос в общую битву, Челубей, окружённый конными русскими и татарскими воинами, не смог воспользоваться свой силой и гигантскими размерами, и его длинное копьё оказалось менее действенным, чем копьё Пересвета; хотя оба орудия были смертоносными. Может быть, Челубей был повержен не Пересветом, а добит оружием других русских воинов, но он был остановлен. У него уже не было шансов спастись за «победными лавами» татарских воинов, все они смялись в одну жесточайшую сечу, в которой татарская злая удаль ослабла, смешавшись с русской святой ненавистью. Так Пересвет выполнил миссию, к которой его промыслительно предназначил Дмитрий Донской. Духовный антикод павшего Челубея-победителя померк в мистических глубинах Азии, а русские, когда вышел засадный полк, познали вкус победы над её властителями; но не для того, чтобы поработить их, а чтобы открыть, просветить, разоружить против своего света.

Положение тел Пересвета и Челубея после битвы, указанное в летописи, намекает на то, что поединок был более сложным и проходил в ближнем бою в массе воинов, а не в чистом поле: «правую руку на тулово… татарина накинул», «права пола на поганого татарина накинулась». Так лежали тысячи других павших воинов. Русская обоюдная смерть уравняла их в битве, как уравняла Русь и Орду, и в будущем заставила покориться Руси её осколки, положив начало России-Евразии.

Но эта Евразия держится на острие жертвенного русского копья праведного воина-монаха.

Жизненный путь Пересвета

Как понять судьбу Пересвета земным умом с точки зрения истории? Судьба Пересвета многое говорит и о смысле русской истории как истории человека, личности. Кто такие братья Пересвет и Ослябя? Это иноки преподобного Сергия, которых он послал на предстоящую Куликовскую битву в помощь Великому князю, передавая тем самым свою помощь духовную. Ответ не так прост, поскольку монашеский и тем более схимнический чин Пересвета и Осляби на момент Куликовской битвы многими подвергается сомнению, и не без определённых оснований, так как монахи не могли стать участниками битвы, как бы вернувшись в свой прежний, мирской чин воинов. Но только ли духовную помощь ожидал от их участия великий князь? Отличные полководцы, стратеги и тактики у Дмитрия были, те же Дмитрий Боброк Волынский и Андрей Серпуховской.

Вместе с тем Дмитрий Донской, собравший большое разнородное войско из разных русских земель, нуждался в сильных и надёжных военачальниках среднего звена, способных в решающий момент возглавить и повести за собой воинов непосредственно в гуще битвы фактически на татарские копья, опираясь на личную силу духовную и воинскую. Бояре не просто воины, но и начальники над воинскими отрядами, выполнявшие роль офицеров. Но в данном случае нужны были особые бояре — духовные воины, способные повести соратников в последнюю священную битву. Таких людей, кстати, в армии всегда не хватает, на них спрос. Найти таких воинов — большая удача полководца. Вот какая миссия ожидала братьев.

Логика жизненного пути, нить судьбы вела их по пути совмещения путей воинского и духовного, монашеского. Воин — военачальник — монах — праведный православный божий угодник — это архетип праведного русского воина, за которыми угадываются образы Ильи Муромца, Ушакова и Суворова, Минина и князя Пожарского — воина, прошедшего духовное очищение, утончение своей души, чтобы выполнить воинскую миссию до конца.

Пересвет и Ослябя известны сначала как «бояре любутские» и бояре брянские, то есть члены верхнего свободного воинского сословия у славян, находящиеся на службе в Любутске либо с рождения жившие здесь в вотчине (а Любутск был сторожевым пограничным городом Великого княжества Литовского, использованным против Москвы), а также связанные с брянским князем. Любутск и Брянское княжество, как и «верховские» княжества бассейна Верхней Оки, ранее относились к распавшемуся Черниговскому княжеству, вошедшему в Великое княжество Литовское. Эта часть русских земель и их верхушка тяготела к объединению с остальными русскими землями. Вместе со своим сюзереном Дмитрием Ольгердовичем Брянским Пересвет и Ослябя перешли на службу к Дмитрию Московскому. Перейдя на службу к московскому князю и порвав с Литвой, Дмитрий Брянский получил в кормление от него Переславль-Залесский, который, кстати, не так далеко и от обители Сергия Радонежского. Тем самым они сделали выбор в пользу Москвы, возможно, передав свои прежние земли в ВКЛ московскому князю. Возможно, ту самую «Пересветову куплю», то есть землю, которую купил Пересвет для себя на северном, московском берегу Оки. Если Пересвет действительно покупал это обширное феодальное владение размером с треть удельного княжества, то на чьи деньги? Может быть, на деньги великого князя, выполняя тем самым его поручение по собиранию русских земель, в данном случае, черниговской княжеской династии, вокруг Москвы. Схожим образом митрополит Алексий I приобрёл неподалёку от «Пересветовой купли» и Любутска земли для Москвы, получившие позднее название города Алексин. Личности Пересвета и Осляби открываются с другой стороны: это не только воины и офицеры, но и государственные деятели, выполнявшие очень ответственные и необычные поручения. Последним из них для Пересвета стал бой на Куликовом поле.

В конце XIV века Великое княжество Московское и Великое княжество Литовское, две набирающие силу молодые империи, соперничали за гегемонию в Северо-Восточной Европе. Выбор Пересвета и Осляби — в пользу Москвы, выбор в пользу набирающей вокруг неё силу Великой России. Этот выбор привёл их к преподобному Сергию и на Куликово поле, к концу своего земного пути. Те, кто остался в Великом княжестве Литовском, разделили судьбу русских народов, призванных покориться внешней силе завоевателей Речи Посполитой. В конце концов ВКЛ кануло в Лету истории, не оставив прямых потомков.

Городище Любутск парит над каньоном реки Оки, напоминая пейзаж «над вечным покоем». Здесь проходила граница Москвы и Литвы. Кроме валов от средневекового города ничего не осталось, но в нём чувствуется быстрое, но плавное течение истории как вод переливающейся на солнце реки. Так при внимательном духовном зрении переливаются души людей и их духовные коды. Но лишь кресты и ржавые советские памятники сельского кладбища напоминают о том, что здесь когда-то были люди. При Иване III на рубеже XV-XVI веков верховские княжества перешли из Великого княжества Литовского в состав Московского Царства, и Любутск стал не нужен Москве в качестве крепости против самой Москвы. Вследствие чего как воинское поселение быстро пришёл в упадок. Любопытно, что в период расцвета в этом городе одновременно были две крепости на расстоянии трёх сотен метров друг от друга — взять их одновременно было бы сложно, один гарнизон мог помочь другому. Но Любутск пал не из-за штурма укреплений, а потому, что русские земли не хотели быть в Литве, всё больше сближавшейся с Польшей, западным католическим миром, миром поработителей.

Герои-воины остаются в памяти народа, в коллективном духе, слитом с историей как чередой событий, последующих за Мамаевым побоищем, вплоть до Великой Отечественной войны и конфликтов последних десятилетий, героической войны на Донбассе. Их олицетворением, покровителем и вождём является Пересвет.
КОД СОФИИ

Вопрос о Софии является чрезвычайно сложным вопросом мировой истории религии и истории русской мысли, в частности. Со споров о Софии и начался Серебряный век русской мысли, и им же, спором о Софии, он и закончился. В русской философии сложилось специфическое учение о Софии — софиология, в конце концов осуждённое Русской православной церковью в СССР и Зарубежной церковью как еретическое. Учение о Софии было главной идеей и главным заблуждением мистического русского философа Владимира Соловьёва, приведшее его к учению о мнимом всеединстве людей, объединённом в одной сверхличности, в которой снимаются все противоречия разделённых людей. Однако это учение, едва намеченное намёком, в стихах и диалоге, очаровало таких мыслителей и поэтов, как братья С. и Е. Трубецкие, С. Булгаков, А. Блок и А. Белый. Многие философы также писали о Софии, но вовремя ограничили её влияние на свои построения. Это одна из опасных тайн, которая затронула одну из глубин русской души, точнее, часть её кода-прообраза, поэтому и нашла живой отклик у «взыскующих духовного Града».

Кто такая София? Почему ей посвящались и для неё строились самые лучшие грандиозные соборы в Византии и на Руси? София Константинопольская — центр мировой столицы западного и восточного мира, и София в Киеве, Новгороде, Вологде и далёком Тобольске, столице Сибири? Только ли одна из святых великомучениц, София? София официально называется преданием Церкви Премудростью Божией (а София и есть Мудрость), в соответствии с которой устроен мир, космос, мир природы и мир человеческий. Премудрость — это часть личности триединой Бога, в её ипостасях Бога-отца, Бога-сына и Святого Духа. За что тогда была осуждена софиология, развитая из видений и стихов Соловьёва в разностороннюю философско-религиозную доктрину о. Сергием Булгаковым? Булгаков, в части, видел экономику как хозяйство, построенное в соответствии с гармонией с миром и Премудростью, а не хищнически противостоящее ей.

В софиологии София постулируется как особая, четвёртая ипостась Бога, следующая за тремя основными, как их продолжение в тварном мире и тем самым управляющая и объединяющая космос («природу») и людей, как бы присутствующая в людях как «вечная женственность». Когда Соловьёв писал в «Трёх свиданиях» о мистическом свидании с Софией, он имел в виду «свидание» с этим прообразом, кодом. Конечно же, это воззрение, не совместимое с христианством, но имеющее свои аналоги и предшественников во многих религиях и мифологиях, ближайшим из которых считался гностицизм и его производные в новоевропейской мысли.

София как Премудрость понимается как божественный Логос, Разум, который, конечно же, не может быть отдельной личностью, а лишь функция личности Бога. Люди способны жить в соответствии с этой премудростью, уловить её как любовь и жить в соответствии с ней, но полностью она людям недоступна, она сверхразумна. В тех мощных пластах языческих религий, откуда вышло представление о Софии как особом божестве, разум, как мудрость, — существо женского рода или смешанного женско-мужского рода, объединяюшего в себе Род как таковой. Это Великая Богиня, культы которой повсеместно предшествовали индоевропейской мужской, солнечной религии Аполлона, а также монотеистической религии Ближнего Востока. Великая Богиня отождествлялась с Землёй и Природой в целом (Мать Сыра Земля), и сегодня, когда говорят о природе или материи как основе и творящей силе, имеют в виду именно её, но в закамуфлированном виде. Опираясь на взгляды этой традиции, психолог К.Г. Юнг указывал, что Ум или Разум часто в мировой традиции имеет женскую, приспособительную природу в противоположность мужской волевой. Это младенческое внешнее состояние души человека и мира, находящегося в «ветхом» и отчуждённом, погружённом в материю состоянии, не знающем истинного Бога.

Эти религии были очень распространены и устойчивы в ранней Византии, особенно в Малой Азии, и составляли конкуренцию христианству, поэтому строительство главного храма империи, Святой Софии в VI веке, преследовало цель «передать» поклонение их функции литургии истинному Богу, который и является источником любой Премудрости. Это удалось византийским клирикам и послужило примером для других, в частности, для балканских славян и для Руси, хотя ереси поклонения женским и двуполым божествам продолжали существовать. Были эти религии и в славянском мире, унаследованные, вероятно, от ассимилированных народов, по женской линии, как женская магия или женские божества. Это не значит, что русские или славяне имеют «женственную душу», просто они имеют доступ к этой тайне и чувство гармонии природы и космоса, божественного единства мира. Для русских очень характерно чувство гармонии личности и мира, макрокосма и микрокосма, которое выражается в чувстве правды и справедливости, внимания ко всем живым существам, любви к земле. Как отвлечь от них славян и показать истинную религию Христа? Это было важной задачей просветителей — христианских проповедников в условиях двоеверия в X-XIV вв. София и софийность мира как ощущение божественности мира и поклонение ей и есть тот ответ, который дала русская христианская культура в своих светлых иконописных образах Андрея Рублёва и Дионисия, особенно «Троицы» Андрея Рублёва, Ферапонтова и Мирожского монастырей, в Софии Киевской и Софии Новгородской. Вера в то, что мир светел и устроен разумно, что мир мирен, что есть мир в душе, присуща русским и сегодня.

ПОЛЕ И ДОРОГА

Русское поле и русская дорога. Код большого пространства

Русский мир, мир вечной России во времени и вне его, в пространстве открывается как мир большого пространства, мир Евразии, с её поясами степей (евразийский степной коридор, по которому двигались предки всех индоевропейских народов, а затем тюрок), лесов, тундр, пустынь, бесконечной сети рек и озёр. Россия — страна, контролирующая осевую зону Евразии, по геополитику Макиндеру, и сердцевину большой суши; и происходящая из этой осевой зоны в глубокой древности; и вернувшаяся в неё из более западного праславянского ареала в результате массовой миграционной тяги многих поколений на восток; и исторических странствий и перипетий XV-XX веков, сделавших Россию синонимом Северной Евразии, что звучит сегодня несколько преувеличенно; но, по крайней мере, оставивших Россию её стражем. В России находится львиная доля обрабатываемых полей человечества, и вся Россия — это поле, или сад, «Вишнёвый сад», или лес, «Русский лес». Русский мир ограничен этим бесконечным пространством, за его пределами русские уже в гостях, или как точка на карте, как анклав, остров на Земле; но если остров, то особый, разрастающийся в материк и далее, в земную твердь.

Код русского поля воплощён в искусстве в теме дороги, гоголевской птицы-тройки («Вот мчится тройка удалая по Волге-матушке зимой»), русского поля («Поле, русское поле»), в музыке Рахманинова, наполненной пространством. Именно в дороге и в поле сбываются судьбы героев и происходит победа воли над судьбой, достижение сверхчеловеческого, сверхбытового состояния обычным человеком, его свидание с кодами-архетипами.

Русский — это не простой бродяга, а «зачарованный странник» Лескова, странник, находящийся в особом, изменённом состоянии путешествия, под влиянием чар кода-архетипа, «психо-трип» в современном западном жаргоне. Его путешествие не простое, а сказочное, метафизическое, путешествие в плоскость иного. Путешествие может быть не только в пространстве Земли, но и в пространстве жизни, связей с людьми, дел, изобретений, власти, искусства, походах «за тридевять земель» и «за Три моря», но с какой целью? Только ли любопытство к новому, незнакомому? К поиску Царства Божьего на Земле, Нового Иерусалима.

Но странничество не только образ Старой России. Образ странствия в новую эпоху, эпоху строительства социализма как светского Тысячелетнего Царства представлен в романе «Чевенгур» Платонова. Любопытно, что главный герой совершает странствие в животноводческие степи, к истокам, к прародине индоевропейцев и русских. Код странничества и в романе «Два капитана» Каверина. Странничество русских нередко направлено на север, на поиски пределов земли, за которыми лежит Гиперборея, «Земля Санникова» Обручева (но сам Санников — реальный исторический персонаж).

Для русских характерен миграционизм — неистребимая «тяга к перемене мест»: русские любят оправляться в дорогу, странствовать, скитаться, иногда без видимых на то причин, которые лежат в плоскости духовной, в области изнанки мира. Часто русские шли от неволи, в поисках лучшей доли-судьбы, от крепостников и конфликтов, испорченной жизни — в поисках новых хозяйственных ресурсов, земли, на заработки. Русское хозяйство экстенсивно, оно нацелено на вовлечение в оборот всё новых и новых ресурсов, затрат энергии и финансовых средств, которые сложно оправдать в рамках обычной западной логики рационализации. Русские идут вперёд, а земли всё открываются и открываются. Не хватает земли, леса, нефти, газа? Вот уже и открыта дорога в космос.

Многие люди в мире меняют своё местоположение, регионы, страны, континенты. Появился код нового человека — «извращённого кочевника», живущего по принципу «где хорошо, там и Отечество». Но русские ищут не чужого блага, а отечества своего, «взыскуют Града», ищут свой собор, собор Мудрости Софии, который кочует за ними из Царьграда в Киев, из Киева в Полоцк, из Полоцка — в Новгород, из Новгорода в Вологду, из Вологды — в Тобольск, центр Евразии. Идут ходоки, идут паломники, идёт Крестный ход по Руси. Сами русские — это потомки славян, расселившихся по Восточно-Европейской равнине различными потоками в ходе странствий.

На Руси были целые группы, сословия людей странствующих: калики перехожие, купцы-«гости», коробейники, промысловые артели, скоморохи, ходоки-паломники по святым местам, которых десятки, даже сотни на Святой Руси. Да и просто бродяги, обитатели ночлежек и «Дна», пьеса о которых «На дне», наряду с рассказами о странниках, сделала знаменитым М. Горького, которому странствия заменили «мои университеты». Образ странника чем-то соответствовал образу нищего, неимущего телом и духом человека в чистом виде, как он есть, лишённого социальных и статусных одеяний; даже культурных одежд, «нищего духом», с которым радикалы как левого, так и революционного правого толка пытались соотносить образ пролетария.

Со странствующим дорожным образом жизни связано и сословие степных конных воинов — стражей порубежья — казаков, казалось бы полностью противоположное пролетаризированным бродягам и богомольцам. Хотя, впрочем, казаки первоначально формировались именно из выпавших из традиционной социальной структуры индивидов, вынужденных пуститься в бега от крепостного состояния на Дон или в Сечь. Казаки и предшествующие им, похожие на казаков русские этносоциальные группы XI-XVI вв. сохранили черты образа жизни древних индоевропейцев на той же территории их прародины и их страсть к военным и промысловым миграциям. Именно казаки стали той первопроходческой силой, которая завоевала в XVI-XVII веке для России полосу южных степей, Сибирь и Дальний Восток и затем защищала эти невероятно огромные пространства.

Львиная доля промышленности Российской империи до 1917 года поддерживалась трудом отходников — внутренних мигрантов, сезонно странствующих из своих сёл и деревень в растущие промышленные центры. Отходничество не исчезло в первые десятилетия СССР, многие нанимались временными работниками на стройки социалистической индустриализации. А некоторые пускались в бега от преследований, коллективизации и голода, затерявшись в странствующем людском море. СССР — это цивилизация-странник с очень высокой мобильностью граждан. Ехали как в столицы, так и в национальные окраины; и даже в страны третьего мира, которым СССР оказывала помощь. После падения СССР в 1990-е вновь появилось отходничество в мегаполисы из обескровленной провинции, лишённой денежных потоков; и сохраняется до сих пор, несмотря на некоторый подъём экономики и появление новых рабочих мест в регионах. За новейшим отходничеством стоит не просто экономический интерес, а та же тяга к перемене мест ради новой жизни. Парадоксально, но при всё при том русские — люди, привязанные к своему дому, почве, малой родине и в чём-то менее мобильны, чем китайцы или западные люди.

Конечный смысл русского путешествия, паломничества, хождения — найти Царство Божие здесь, на Земле, может быть, в себе, внутри души, или внутри коллектива, артели, новой семьи найти устроение душевное. Путешествие носит характер инициатический, это своеобразная инициация кодом дороги, большого пространства. Но часто она давала и более скромные, при этом важные для личности результаты.

Поэт Максимилиан Волошин перед тем, как осесть в своей «Киммерии», исходил со своими друзьями всю Европу пешком. Ныне почти забытый, но когда-то широко известный под псевдонимом «Скиталец» писатель С.Г. Петров так описывал своё путешествие, ставшее инициацией в литературной профессии: «С 1893 по 1897 год путешествовал по югу России в поисках жизненного пути: работал в земстве, вращался в студенческих революционных кружках, был певцом в бродячей группе, с которой исколесил Украину, Крым, Бессарабию, Западный край… В годы этих путешествий случайно впервые начал печататься в провинциальных газетах». Там, в одной из газет, ему и придумали новое имя. Так код дороги перешёл в код литературного творчества и его писательского образа.

Код дороги — древний индоевропейский код истории, связанный с изобретением приспособлений для дороги, повозок, колеса и его оси и одомашниваем лошади. Праиндоевропейцы, согласно данным науки, были кочевниками, поэтому они воспринимали мир как ось планет и светил. Осевое восприятие жизни — это восприятие мира как круга и шара, вращающегося вдоль мировой оси подобно оси повозки и движущегося (а не стоящего вечно и вращающегося на одном месте — вечного возвращения); как направленного движения к лучшему миру, но не улетающего в дурную бесконечность прогресса или падения (что может быть одно и то же), так как ось всё же есть и крутится. Индоевропейские цивилизации: западная, славянская, иранская и арийско-индийская — первоначально сложились как цивилизации дороги, лошади, колеса и войны, развёртывающиеся в походах в места своей будущей постоянной жизни через промежуточные опорные пункты, связывающие Евразию в III тысячелетии до новой эры в единое целое. Но и там они сохранили склонность к походам и экспансии.

Такая же, подобная, или «та же», ось есть в душе каждого человека, каждого русского, принадлежащего к наиболее верной древнему образу жизни ветви индоевропейских цивилизаций, русской восточноевропейской евразийской цивилизации. Если, конечно, эту ось не сломать. Эту ось любят называть личностным стержнем. Однако особенно стержень жизненно важен для того, кто движется, кто находится в динамике, а не просто для вкопанного камня. Волевой акт — это и есть ось личности, вокруг которой собирается вся психика в своём многообразии, и группы других важных для них личностей, значимых, других. Поле и дорога с отодвигающимся горизонтом как раз являются жизненным миром для осевой личности.

Путешествие не всегда заканчивается удачно, но оно запускает механизм обретения своего «Я» как конкретной личности русской цивилизации. Причём это механизм в определённой степени и коллективный, вовлекающий в него и в его последствия других. Молодым людям нужно на какое-то время покинуть свой отчий дом и пожить отдельно от родителей, своей малой родины, и испытать трудности, чтобы понять жизнь, заглянув в её пределы.

Русский код странствий в образах культуры всё же отличается от демонических неприкаянных странников Запада, Агасферов и Фаустов, байронических изгнанников, олицетворяющих зло; и от героев романов-путешествий, и от жестоких колонизаторов и негоциантов. Русские путешественники — люди, в конечном счёте, бескорыстные.

В ком воплотился этот код? В искателях и открывателях: купце — путешественнике в Индию Никитине, покорителе Сибири Ермаке, первопроходцах Хабарове и Дежнёве, монахе — путешественнике за священными книгами Суханове, создателе русской Аляски Баранове, исследователях глубин Азии Пржевальском и Козлове, лётчике Чкалове, нашем современнике Ф. Конюхове; в бесчисленном множестве других менее известных или совсем неизвестных странников.

Код дороги не просто личный или групповой код — это коллективный код всего народа, всей цивилизации, код движения и развития, смены состояний и цивилизационных форм цивилизации в истории, от капитализма к социализму и обратно, который и есть сама суть русской цивилизации. Русская Вселенная динамична — это Вселенная пути, в которой человеческая жизнь — это бескрайнее поле. Поле — это и есть весь мир, в котором история народа и история человека; самое дорогое для нас — дорога. Сегодня русские снова в дороге, в странствии, в поисках оси.

С этим связан и архетип русского космизма, который также дает нам даргоценные коды. Один из таких кодов, проросший в советской жизни, — код Циолковского[9]. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИТУРГИЯ РОССИИ

Цель наших врагов — не дать нам вернуться к русским кодам, не дать им проявляться, заменить их шелухой. Наша цель — сделать так, чтобы коды жили и действовали вечно. Для этого необходима социальная и политическая «машина кодов», действующая из поколения в поколение. Как ввести коды русской цивилизации в строительство будущей России?

Сам характер цивилизационных кодов таков, что они требуют своеобразного чудодейственного служения прообразам. Коды — это священное, священнодействие. Операции с цивилизационными кодами возможны лишь как литургия, как обрядовая реализация мифа.

После 30 лет существования разделённой постсоветской России решить проблему русского политического проекта, а шире — евразийского проекта можно только культовым, а не политтехнологическим путём. Российская Политика с большой буквы может быть эффективна лишь как политика литургическая и вероучительная.

Для работы с цивилизационными кодами есть необходимость в своего рода светских культах-носителях социального чуда, которые бы толковали и одновременно писали эти коды на «третьем языке» — философии и идеологии, чтобы сделать их понятными современному человеку, уже в массе утратившему способность понимать коды своего «Я» на языке религии. Профанное состояние общества требует такой подпорки.

Один обряд, который может быть признан истинным, — обряд Православной церкви, с главным обрядом Причастия Святых Даров, в котором как раз и происходит реализация главного кода бессмертия цивилизации, кода Воскресения Бога-человека. Конечно же, никакой другой религиозный обряд мы предлагать не можем. Но в данном случае речь идет об обрядах, которые присутствуют в социальной жизни и в политике сплошь и рядом. Люди и так фактически живут в культах, не только религиозных, но и, по большей части, светских, которые часто бывают извращёнными. Россия Вечная существует как литургия, но в ней вместо культа денег, разнообразных потребительских и идолопоклоннических карго-культов, культа разума, культа принадлежности к «избранным» меньшинствам и т.п. — ставится культ Царства Небесного как пути личного и коллективного бессмертия, воплощённого в соответствующей ему социальной структуре.

Никакой подмены здесь быть не может. Если мы не противоречим главному обряду христианства и не пытаемся его вытеснять, участвуем в жизни Православной церкви и не признаем других кумиров, значит, ничего плохого в этих политических обрядах нет. С другой стороны, православие не должно становиться политической религией, политическим и государственным институтом, активно вмешиваться в политику, подменяя собой политических субъектов и государство. Прямой контроль государства над церковью, попытка создать из неё прикладную политическую и бытовую религию также ни к чему хорошему не ведёт, что показал синодальный период истории. Сказанное не исключает поддержку церковью власти или вмешательство в политику в критические моменты и, главное, создание настоящей религиозной опоры для светского культа.

Далее, в России есть разные народы, традиции и религии, и не все из них можно встроить в православие или совместить с ним. Однако все они должны быть совместимы с политической литургией и вероучением России будущего, — а не с атеизмом, религиозным безразличием, агностицизмом, религией техники, религией денег, с которыми они и не совместимы. Тем более перечисленные псевдокульты не должны и не могут выступать общим «светским» знаменателем общественного сознания. А между тем сегодня в России именно они и служат таким общим знаменателем сознания граждан под стыдливым прикрытием конституционного отделения религии от государства.

Политическая литургия как средство осуществления мечты о бессмертии народа

Русская политическая литургия — это религия личности человека, поднявшегося до сверхчеловеческого, понятого в христианском православном смысле как человека «обоженного», жертвенного, бессмертного, а не как зверочеловека или человекобога в языческом смысле, или технического гиганта-киборга в трансгуманизме. Она опирается на русскую философию, видевшую народное самосознание в личностях, мир как собор личностей и субстанциальных деятелей, а не отвлечённых идей. Русские должны иметь свой вариант современного сверхчеловека-христианина, ибо только великие цели позволяют создать культ и миф. Русская политическая литургия не может быть только литургией «идолов» российского государства, патриотизма, общества, рода, экономики и личности отдельного индивида. Хотя эти понятия также освящены ею как ценности, но главное — то, что является вечным в человеке и обществе.

Сверхчеловек любого народа — прежде всего, человек соборной, индивидуально-коллективной свободной воли, которая позволяет ему выйти за пределы социобиологической обусловленности, религия скачка в «царство свободы», скачка здесь и сейчас. Это культ, преодолевающий и интегрирующий опыт социализма как попытки создания сверхчеловеческого общества неадекватными внешними и недочеловеческими средствами, но с соответствующими поправками. Это культ «мировой оси» как основы мира, культ предков, оборачивающийся культом потомков.

Мечта общенародная и малые мечты обычных людей сбудутся, если они соответствуют цивилизационным кодам и воплощены в коллективном культе. Культ означает энергию сбывания, воплощения, однако то, что не соответствует Царству Духа, не может сбыться в культе Русской мечты. Человек «не знает жизни», своей жизни, если он живёт не по своим цивилизационным кодам. Необходим коллективный миф и обряд, в который будет вписан, будет считываться и реализуется код русской цивилизации.

От «Бессмертного полка» — к «Бессмертному народу»

Наш главный на сегодня пример политической литургии — «Бессмертный полк». Почему во всём мире так ополчились против празднования Дня Победы 9 мая, против памятников советским воинам-победителям, против «Бессмертного полка»? Это война против русских кодов, которые выходят уже из России-осколка на мировую арену, превращаясь в мировые коды. «Бессмертный полк», включивший память о героях-ветеранах, стал новым культом предков, культом их живых образов, культом «кодов», то есть личностей, действовавших определённым образом и принесших себя в жертву. Бессмертный полк — это «небесное воинство», перешедшее в другой мир, но продолжающее общаться и воевать в одном строю со своими потомками и помогать им в текущей третьей мировой войне.

Фактически это самый настоящий Собор предков, культ «отцов» и «матерей». Здесь же и вопрос о братьях и сестрах (то, что имел в виду Н. Фёдоров в своей работе о братском и небратском состоянии человечества). Фёдоров видел необходимость такой земной веры в исторических условиях глобального общества, но при этом не мыслил ее вместо и вне христианства.

Нужны другие обряды и мифы о близком и дальнем будущем России, которые, конечно же, не исчерпываются темой Отечественной войны и «Бессмертного полка», хотя тема Победы в великой войне является той лазейкой, в которую удалось «протащить» этот обряд русского кода. Их нужно изобрести, но в той или иной мере, скрыто или явно, они уже присутствуют в бессознательном. И их надо открыть, выпустить, как и произошло с «Бессмертным полком».

Важно понять, как наш новый миф реализуется в обычном обществе. В какой формуле жизни, достойной подражания, в каком обряде? Мне представляется, это может быть культ будущего, культ мечты потомков русских, которых пока еще нет на Земле. Это «бессмертный народ», народ, достойный бессмертия, мечтающий о нём, «народ Божий», народ вселенский.

Сегодня для России нужен также и формирующий культ потомков, которых мы понимаем как будущих соотечественников, идущих по пути сверхлюдей в христианском смысле, которые будут лучше нас. Культ потомков является обратной стороной медали культа предков, «Бессмертного полка». В культе будущего воплощается операционный код жертвенности собой в пользу будущих поколений, таких, какими мы их хотим видеть. Здесь и решение проблемы рождаемости, и проблемы дефицита универсальных специалистов. Культ потомков отличается от культа избалованных «маменькиных сынков», мажоров, эгоистов. Это культ спартанский, инициатический, призванный провести испытания как инициацию поколений. Рождение детей должно стать частью культа, поскольку предки и потомки через личности живущих людей связываются одной родовой сверхличностью, которая наблюдает за ними. Это культ для людей, которые чувствуют тяжесть происходящего и грядущего. То, что происходило в тяжёлые 1930-е годы, было инициацией поколений победителей в Великой Отечественной (то есть «Бессмертного полка»), которые предчувствовали своё назначение. Победа в гибридной войне должна стать инициацией «Бессмертного народа» будущего — Вечной России.

Сборка русского народа

Как будет выглядеть политическая литургия? Формой политической литургии должны стать регулярные собрания русского (российского) народа, которые служат для организации более крупных соборов в знаковых местах Русского мира. В ходе «соборов»–«сборов»–«собраний» происходит коллективное моление о будущем народа и оглашаются мечты, русские ценности справедливости и правды, происходит посвящение молодёжи и клятва верности русскому народу, государству, Православной церкви на Кресте, зачитываются и оглашаются исторические повествования — «были». Главная функция — каноническая или произвольная молитва о России, о будущих согражданах, о мечтах и планах, которые должны сбыться. Собрания и соборы созываются по инициативам снизу и проходят повсеместно. Они могут проходить где угодно и как угодно, хоть в интернете, — это вторично, как и сценарий их проведения. Главное, чтобы они актуализировали русские цивилизационные коды.

Соборяне — носители нового типа человека, хотя бы в своих мечтах. Те, кто действует для себя в истинном понимании личности как индивидуального и коллективного, как Мечты о сверхчеловеке, несущем в себе «образ Божий». Они объединены из разных сообществ по принципу матрёшки в «Собор соборов».

Собрания носят исключительно мирный характер и не направлены на решение текущих политических вопросов, участие в выборах, поддержку политиков и чиновников, принятие административных решений, протесты, выдвижение каких-либо требований. Собрания могут заканчиваться коллективным концертом и хороводом, вечеринкой или чем-то ещё — главное, чтобы они состоялись и вели к объединению, и исключали какие-либо раздоры, которые, как бы это ни казалось существенным лично или объективно организаторам и участникам, не имеют никакого значения перед лицом оживающих цивилизационных кодов.

СОБОР СОБОРОВ

Многие мыслители уловили, что для русских было важно наличие или создание Царства Божия на Земле, а не просто в будущей жизни, пусть это царство и было бы лишь началом этой будущей жизни в земном Тысячелетнем царстве. Николай Бердяев видел в этом предпосылки русского коммунизма как реальной социалистической цивилизации.

Но утопию лучшего мира пытались реализовать не только революционеры и путешественники — искатели Беловодья, Китежа. Место для пришествия Христа для создания Царства Божия на земле строили иерархи церкви на троне, такие, как патриарх Никон — строитель Новоиерусалимского монастыря, воспроизводящего топографию Иерусалима времён явления Христа.

Для русских характерно оптимистичное положительное видение как будущей загробной, так и земной жизни, несмотря на все недостатки текущего существования и как бы вопреки им.

Код Собора — «код кодов»

На мой взгляд, важнейший код Русского мира — код Собора, ведь это место, где сбываются все коды. Соборы строили из камня тогда, когда все строения в средневековом русского городе были деревянными. Собор — место литургии и коллективного общения с Богом и небесными членами церкви.

Соборность, о которой писали русские философы начиная с А.С. Хомякова, это синтез, сбор, собрание вселенского, кафолического, олицетворяющего христианский собор всей церкви и своего, личного, группового, родового, семейного, общинного. Собор существует в душе человека, но реализуется в полной мере лишь на литургии в настоящем соборе. Если в душе есть собор с его вертикальной осью, значит, человек по своему типу принадлежит к русской цивилизации. При этом он способен слышать, чувствовать другие цивилизационные коды в их соборе, чувствовать другие личности, чувствовать святых и предков, ангела-хранителя. Считается, что на месте даже разрушенного храма стоит его ангел-хранитель.

О.Н. Трубачёв считал слова с корнем «соб-, -свой» важнейшим и древнейшим семантическим гнездом славянских языков, ядром славянской лексики родства и социального устройства^[10]. Православный собор стал воплощением его в русской православной цивилизации. Отсюда идут слова «свобода», «соборяне», «свояки», «сябры» и позже «собственность», «собрание», «советы», «совещание», «совесть». Славянская уникальность этого корня по сравнению с другими индоевропейскими языками — в неразрывном единстве личного, индивидуального и общего. Моё и наше = своё. Это даже не гнездо, а настоящее семантическое ядро русского языка, в котором скрыт его цивилизационный код, «естественный» код, понятный «своим».

Собор — это и большой христианский храм, и совещательный орган, и орган власти, и Собор русских святых, и общественная организация. Это то, что происходит сообща. Код западного человека выражает понятие «здравый» («общий») смысл, которое привёл Н.О. Трубачёв как чаще всех употребляемое словосочетание в английском языке, заменяет общество «своих» для западной цивилизации и западного человека. Западный человек подчиняется вторичному искусственному коду рациональности и нормативности, который стал его естественным кодом, образом социального и личного устройства.

России нужна модель общества, в которой русские цивилизационные коды реализовались бы. Русская политическая ментальность сводится к двум основным кластерам: 1) патриотов-державников, коллективистов, готовых подчиняться и служить стране, ждущих от государства социальной опеки; 2) социал-анархистов, индивидуалистов, желающих самостоятельности от власти, жизни в соответствии со справедливостью и равенством. Эти два системных политических типа дополняют друг друга как две стороны одной медали, имея некий общий знаменатель в цивилизационном коде, который выражается словом «соборность».

Русский человек и, если смотреть шире, славянин, человек Евразии, — это человек соборной личности, самой своей структурой связанный с коллективом или с добровольной малой группой общения, в которой воспроизводятся границы его личности, но при этом личность не растворяется в коллективе и неведомом «всеединстве», а укрепляется, растёт, собирается, претворяется в свой цивилизационный код^[11]. Как бы мы ни оценивали разные периоды истории России, везде мы имеем стремление именно к соборному укладу, в котором есть место личности и дружественному коллективу. Именно таким должно быть и будущее России и Евразии, таким мы предлагаем его и другим цивилизациям. Нарушение этого уклада как выражения цивилизационного кода вызывает тяжёлые кризисы, которые преодолеваются возвращением к нему, то есть проведением реальных Соборов, строительстве соборной жизни в конце Смутного времени.

Соборное корпоративное государство — будущее России

Собор соборов Россия — то место, где в полной мере осуществляется политическая литургия, подобно тому, как храм, человек и мир являются собором для божественной литургии. Он является политической и социальной частью мировой небесной архитектуры, «кирпичиком», но не заменой её, как было бы, если бы речь шла о каком-либо новом храме новой религии, например, «третьего храма», — а приобщением к этой оси.

Соборное государство — это не государство раздела, наподобие гибридных постсоветских государств, в которых делилось ранее созданное при социализме, а государство сборки, создания нового качества и нового количества. Впервые в истории все граждане будут объединены в единое государство-корпорацию с правом на участие в управлении его собственностью и получение доходов и выгод по определённым правилам солидаризма. Государство-собор создаст совершенно новые мобилизационные возможности, вместе с тем позволит реализовать принципы справедливости и соборности, всеобщего участия и развития личностей всех. Граждане сохранят свободу выбора своей судьбы и свободу поведения, в том числе свободу выйти из собора.

Данное государство является по своей форме и сущности государством-Собором, соборным государством, главным Собором, состоящим из соборов более низкого уровня. Напрашивается наследственная связь с Советами, но Советы, как и поместные и земские Соборы Русского Царства, — всё же несколько другое историческое явление, хотя и образует одну русскую традицию с новым Собором.

Речь идёт об обществе людей, в какой-то мере превосходящих человека, но при этом остающихся обычными людьми. Их отличие в том, что они прошли через волюнтаристскую личностную духовную революцию. В таком обществе возникает особый космос как система отношений с природой и материей, с особой техникой, выражающей эти отношения.

Собор отличается от обычной корпорации с вертикальной иерархией и внешним управляющим (владельцем), а также от известного по опыту прошлого века корпоративизма работодателей и профсоюзов тем, что он наряду с внешней иерархией видит каждого участника и вырабатывает солидарное мнение.

Общество-собор строится на двух культах-кодах: справедливости и правде. Справедливость носит не механический характер материального и социального равенства, часто лицемерного, а духовный характер, то есть зависит от вклада в общее дело. Правда основана на коллективном личностном признании истинного состояния дел высшей ценностью, а не создании коллективных иллюзий и манипулирования. Вечная и непрерывная очистительная сила правды связана с преобладанием волевого духовного начала в структуре личности и подчиненности собора таких личностей Богу. Правда даёт основу для научной и технической истины, признания того или иного положения вещей в духовном взоре, который «вмонтирован» в код русского человека, в код его языка.

«Собор» возможен как результат личностной революции, которая не предполагает экспроприации, хотя она и в какой-то мере решает вопрос о власти и судьбе России и о дальнейшем функционировании общества и его богатств. Личностная революция — также не есть революция культурная в том смысле, который ей приписывался социализмом в качестве революции Просвещения, хотя в ней тоже был волевой и сверхчеловеческий компонент. Наоборот, это революция традиции, извлечения из её недр сверхчеловеческого содержания. Это революция языка цивилизационных шифров, добывающего глубинные коды из его архаики. Это не революция площади и толпы, это сборка личности и её связей. Личностная (персоналистская революция^[12]) является коллективной революцией, делающей личности творцами своей и общей государственной судьбы.

Новое мироустройство? Когда сложится Большая Евразия

В цивилизации Собора восточноевропейская цивилизация впервые в истории ориентируется на себя, на свой цивилизационный код, а не на внешние императивы и заимствования (Византии, Рима, Запада и западных коммунистических идей). Это итог долгих исканий и странствий в инобытии. Она перестраивает мир для себя. Она изживает себя, жертвует собой, чтобы победить других в более универсальной форме, обратившись в новое прекрасное обличье. Это именно новая и наиболее совершенная форма цивилизации Восточной Европы и её части Евразии, как она видится с позиций русской цивилизации. Форма цивилизации, которая сложится в России и в союзных с ней странах, не является одинаково подходящей для всего мира, но она может, подобно социализму, воспроизводиться в каком-то модифицированном виде в других странах и цивилизациях.

Поскольку Россия и её цивилизационные партнёры сегодня зависят от однополярного глобального капитализма, который, собственно, и вынуждает её к гибридной социально-экономической, информационной и политической системе, то создание совершенной формы цивилизации потребует и разрушения мирового порядка, ликвидацию старых и создание новых мировых институтов. Создание многополярного мироустройства предполагает именно ликвидацию существующего порядка, в котором есть доминирующий центр, и переход к устройству консультативного консенсусного типа без доминирующего центра. Это должно быть новое консенсусное мироустройство — Собор соборов, но в мировом масштабе.

Кардинальное изменение миропорядка вынуждает Россию идти по пути поиска и актуализации других геополитических сил за пределами ведущей сегодня альтернативы Запад–Китай. Изменение мира возможно путём введения в центр мировых процессов государств срединного типа: Ирана, Индии, их соседей, образуя связку север-юг (Россия — Средняя Азия — Иран — Афганистан — Индия и, вероятно, Индокитай). Этот проект может быть назван «Новый Аркаим», поскольку нас связывает общее происхождение от восточной ветви индоевропейцев, отправившихся из области Аркаима на Южном Урале в Индию и Иран, и там мы можем отыскать общие индоевропейские цивилизационные коды, восходящие к вышеупомянутому семантическому ядру «Собора»-«Свободы» и соответствующей этому ядру оси мировой истории. Смысл этой связки в том, чтобы модель западного глобализма изменилась полностью, иными словами, исчезла навсегда. Новый мир должен соответствовать персоналистско-многополярной философии русских кодов — и это будет благом для всего мира.

Происходящая и усиливающаяся турбулентность — это плата за переход к соборному типу мироустройства. Россия должна быть готова к рискованным переменам, ведь нам и так их готовят. Россия Будущего не может быть произведена в рамках существующей системы мира, преображение в будущую Россию требует внесистемности, разрыва, непредсказуемости. Сама же непредсказуемость — это шанс, но шанс, который встраивается в общий «снежный ком» шансов, в которых, по своему обыкновению, как раз и просыпается Русский Код.

______________________________

[1] «Существует два типа кодов. Первый сразу «понятен» системе (подсистеме), которой он адресован, не требует специальной операции декодирования; я называю его «естественным» кодом. Второй, для того, чтобы стать «понятным» системе, требует декодирования; я называю его «чуждым» кодом» (Дубровский Д.И. Расшифровка кодов (Методологические аспекты проблемы) //Вопросы философии, 1979, № 12). Работы Д.И. Дубровского цитируются здесь в качестве достаточно квалифицированного введения в тему кодов в социальных науках.

[2] См.: Ясперс К.Т. Философия. Книга третья. Метафизика. М., 2017. Цит.: file:///C:/Users/D899~1/AppData/Local/Temp/Rar$DIa11932.36141/YAspers_Karl_Filosofiya._Kniga_tretya._Metafizika_Litmir.net_592951_original_1771c.fb2. Тайнопись (Chiffreschrift) — ключевое понятие метафизики Ясперса, которой он посвятил 4-ю главу «Метафизики».

[3] Ясперс К.Т. Там же.

[4] Там же.

[5] Согласно персонализму, который в наибольшей мере соответствует позиции русской цивилизационной философии, мир состоит из «Я» как первичных духовных единиц, которые, в свою очередь, объединяются в народы и цивилизации как коллективные духовные единицы.

[6] Флоренский П. Об историческом познании // Флоренский П. У водоразделов мысли. Часть IV. Собр. соч. в 4 т. Т. 3 (3.2.). М., 2000. С. 20.

[7] Юнг К.Г. Очерки о современных событиях.( (2. Вотан) / Одайник В. Психология политики. М.: «Ювента», 1996. С. 284-285.

[8] См.: Нолл Р. Тайная жизнь Карла Юнга. М.: Рефл-бук, Ваклер, 1998. В первоначальном издании книга Нолла о Юнге называлась «Арийский Христос», что выражало собственную жизненную миссию Юнга как мыслителя, как он её сформулировал или увидел в пророческих сновидениях.

[9] Работа Сергей Баранова о коде Циолковского будет опубликована в другом выпуске нашего журнала, посвященном «Космосу Русской мечты».

[10] См.: Трубачёв О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М.: Наука, 2003. С. 178-181. «Слав. *svojb представляется нам ключевым словом славянской и праславянской культуры в целом, принимая во внимание его уникальное сочетание, синкретизм прономинальных функций и различимых родоплеменных терминологических истоков (с развитием также в терминологию родства, жизненного статуса, самосознания и праведной смерти, подробности в силу их значительности для исследуемого предмета будут обсуждены ниже), т.е. фундаментальную архаичность, в соединении со столь же редкостной неугасающей активностью и по-прежнему живыми связями с категориями самосознания и мировоззрения славян как древнего, так и нового времени. Неугасающая активность слав. *svojb вплоть до современных славянских языков — это тоже не пустые слова. Замечательно, что и в современном русском словарном составе слово свой входит в первые три десятка наиболее частотных слов (А.Ф. Журавлёв в Институте русского языка АН СССР проделал по моей просьбе соответствующую проверку по частотным словарям Э.А. Штейнфельдта и JI.H. Засориной; результат: 27/28 позиций слова свой в общем частотном списке)». Также см. с. 230: «…Достаточно взять этносоциальную этимологическую природу славянского названия свободы — *svoboda — как принадлежности к кругу своих, к своему роду, уводящего нас в идеологию древнего рода».

[11] Эта особенность структуры и типа русской личности, которые мы можем назвать осевой, то есть центральной, системообразующей для всей человеческой истории, истории многих других этносов, открыта В. Чесноковой (по псевдониму К. Касьяновой). См.: Касьянова К. О русском национальном характере. М, 1994.

[12] Термин «личностная революция» придуман философом-персоналистом левокатолического направления, издателем журнала «Эспри» («Дух) Э. Мунье. Сторонником личностной революции выступал, в частности, Н. Бердяев. Нас связывает с авторами этой идеи общее личностностное (персоналистское) видение мира.

 

https://izborsk-club.ru/20615