20.01.2015 Современные концептуальные подходы в историографии коллективизации.
В статье анализируются концепции и методологические аспекты изучения коллективизации, характерные для постсоветской историографии. Особое внимание уделяется вариантам модернизационной концепции, институциональному и региональному подходам. Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки
Коренной пересмотр устоявшейся концепции коллективизации начался во второй половине 1980-х гг. Перестройка вызвала архивную революцию и документальный бум. С конца 1980-х гг. изучение проблем трансформации деревни в 1920 - 1930-е гг. выходит на иной уровень. Поднимаются трудные вопросы, закрашиваются белые пятна, возникают новые сюжеты[1]. Выдвигается проблема альтернатив сталинской коллективизации, ретроспективно рассматриваются возможности сохранения и «переформирования» нэпа[2]. Историки обращаются к ленинскому кооперативному плану как варианту сохранения нэпа, рассуждают об альтернативе Н.И. Бухарина[3]. До 1991 г. историки рассматривали коллективизацию в рамках социалистического выбора, но они впервые ставят проблему цены социалистических преобразований[4]. Глубоко изучается процесс раскулачивания как составляющая процесса раскрестьянивания[5]. Начат анализ причин и хода голодной катастрофы начала 1930-х гг.[6]. В.П. Данилов сформулировал концепцию ретроспективной возможности поступательного развития крестьянского хозяйства на базе нэпа. От осуждения сталинизма, противопоставления ему исследований общего характера ученые переходят к анализу более конкретных проблем в русле нового концептуального подхода. В поле зрения исследователей попадает и специфика проведения коллективизации в отдельных регионах страны.
Последние 25 лет постсоветской историографии стали периодом кардинального переосмысления процессов социально-экономической истории и апробации новых методологических подходов. 1990-е гг. - начало XXI в. прошли на волне интереса исследователей к аграрной истории советского периода. Он был существенно подогрет публикацией сборников документов из ранее засекреченных фондов. К ним относятся многотомные издания «Как ломали нэп», «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939», «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939», «Совершенно секретно»: Лубянка -Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.) и др.[9]
Архивная революция и развитие историографии способствовали более панорамному и объемному освещению событий рубежа 1930-х гг. [10, 3-13] Если в начале 1990-х гг. теоретики крестьяноведения воспринимали коллективизацию как широкомасштабную акцию по ликвидации крестьянства, инициированную Сталиным, то спустя десятилетие исследователи все чаще отмечали наличие не только субъективных, но и объективных детерминант коллективизации [11, 225]. Например, концепция «аграрного перехода» Г.Е. Корнилова, дискуссионная теория капитализации М.А. Безнина и Т.М. Димони[12]. Несмотря на различие трактовок сущности коллективизации, сторонники такого подхода исходят из того, что она являлась непременным этапом необходимой модернизации аграрного строя России после исчерпания потенциала развития крестьянского хозяйства в условиях нэпа.
Концептуальным направлением историографии стало рассмотрение аграрной истории России в более широком историческом контексте. Осмысление процессов реформирования аграрного сектора в России первой половины ХХ века выводит исследователей на проблему модернизации.
Трактовка этого явления в современных исследованиях многоаспектна и многопланова. Специалисты дискутируют о типе, задачах и этапах советской модернизации. Социологом А.Г. Вишневским сформулирована концепция консервативной или инструментальной модернизации[13]. Характеристики модернизации как «консервативной» и «инструментальной» отражают две разные стороны процесса. «Консервативная» подчеркивает опору на имеющиеся устои, «инструментальная» указывает на зависимость от готовых технологических и научных достижений (инструментов) из развитых стран[14].
Российский процесс модернизации носил догоняющий характер и был основан на избирательном заимствовании отдельных образцов социально-экономической организации при сохранении традиционных основ общества. При недостатке исторически подготовленных стимулов движения вперед, политические изменения вынужденно опирались на сложившиеся социальные формы, что способствовало их консервации.
Анализируя коллективизацию в контексте аграрных преобразований XX в., Н.Л. Рогалина позиционирует ее как этатизацию и системную реформу, носившую не производительный характер. По сути, коллективизация являлась методом перераспределения (редистрибуции) того, что было создано фактически бесплатным трудом колхозников[15].
В. А. Бондарев делает упор на фрагментарный характер советской модернизации, отмечая технические достижения, а также повышение образовательного, культурного уровня и социальной мобильности реформируемого социума. В силу субъективных и объективных причин модернизационные преобразования были неполными и непоследовательными. «Социалистическое переустройство деревни» (коллективизация) явилось ярким выражением этой фрагментарной модерниза-ции[16, 570].
Ю.А. Васильев считает советскую модернизацию противоречивой во многих аспектах, поскольку технико-экономическая вестернизация сочеталась с установкой на антизападничество, восстановление элементов традиционного общества - с лозунгами борьбы с пережитками прошлого, а жесткий административный режим - с призывом к свободе. Автор разделяет понятия «сталинская модернизация» и «советская модернизация» [17, 339]. Последнее представляется более глубоким явлением по сути и продолжительным по времени.
Более углубленному анализу социокультурной модернизации способствует взаимодействие историков и культурологов. Понимание, что для закрепления экономических и политических преобразований необходимо изменение системы ценностей и повседневной жизни людей, объединяет исследователей. Таким образом, более четко обосновывается взаимосвязь модернизацион-ных процессов с созданием новой культурной среды для поддержания новых социальных практик[18].
Концепция социокультурной модернизации позволяет рассматривать коллективизацию в контексте культурной революции. Она логически выводит на проблемы разрушения старых и формирования новых моделей поведения в крестьянской среде, специфику антирелигиозной кампании, сущность конфликта поколений,
формирование образа будущего и т.д. Социокультурное измерение коллективизации позволяет оценить, например, причины ненависти к кулачеству, фаворитизацию бедноты, культ ударничества и т.д. Продуктивность социокультурного подхода заключается в его универсализме, позволяющем рассматривать в целом культурные, политические и хозяйственные элементы общества[19].
Концепция социокультурной модернизации сочетается с другим актуальным подходом в современном научном дискурсе - институциональным. Конституционалисты рассматривают институты как устоявшиеся в обществе формальные и неформальные нормы, структурирующие политические, экономические и социальные взаимодействия. Если учесть, что нормы формируются в культуре, а институты реализуются в повседневной практике в качестве норм, то «институт - это своего рода институционализированная культурная норма». Поэтому неслучайно реформирование начинается именно с институциональной среды. Социокультурный и институциональный подходы объединяет то, что они фиксируют устойчивые социальные характеристики вне зависимости от того, понимаем ли мы российское общество как «расколотое общество» или «кризисный социум» [22].
Таким образом, институциональный подход позволяет проанализировать широкие экономические аспекты коллективизации. Очевидно, что благоприятные перспективы реформирования во многом зависят от подготовленности к ним экономической системы. Известно, что коллективизация вырастала из кризиса нэпа. Непоследовательная и противоречивая хозяйственная политика 1920-х гг. при попытке соединить командно-административные и рыночные институты создала ряд институциональных ловушек.
С точки зрения институциональной теории реформа рассматривается как «целенаправленное изменение институтов, предполагающее присутствие в экономической системе агентов, которые разрабатывают и реализуют план трансформации» [23,7]. В этом контексте коллективизация является системной реформой, а в качестве агентов трансформации экономической системы выступают большевики.
Институциональная теория хорошо работает в сочетании с региональным подходом, основанном на учете многообразия сельских территорий России. Известный регионовед Н.В. Зубаревич отмечает определяющую роль «коридора возможностей» в условиях неравномерного пространственного развития при осуществлении институциональных изменений [24, 336]. Новые представления о региональном развитии актуализируют обращение к теории эндогенного экономического роста. Эндогенная теория развития позволяет диагностировать способность местных сообществ адаптироваться к общегосударственным изменениям и приспосабливать их под себя [25].
Таким образом, различные подходы в рамках данной теории модернизации не противоречат, а дополняют друг друга. Концепция фрагментарной модернизации
не отрицает наличие консервативного начала и опоры на традиционные ресурсы. Признание культурно-идеологического контекста важнейшим направлением фрагментарной модернизации вполне соотносится с теорией социокультурной модернизации. Модель догоняющей модернизации предполагает, что власть подтягивала экономику к уровню развитых стран в приоритетных направлениях, воспринимая инструментальные достижения западных стран. «В то же время не создавались адекватные политические и социальные механизмы и институты советской системы, что исключало возможность создания импульсов саморазвития общества» [17, 340]. То есть, выражаясь в терминах ин-ституционалистов, отсутствовали институты переходного периода. Вывод Н.А. Проскуряковой о том, что исследователей модернизации объединяет признание роли государства как инициатора модернизации и ее догоняющего, неорганичного характера имеет принципиальное значение для нашей проблемы[26].
Характерной тенденцией в исследовании крупных трансформаций общественной и экономической жизни является междисциплинарность, совместные усилия историков, социологов, политологов, экономистов, культурологов. Этому способствует комплексность и многоплановость в рассмотрении «переходных» периодов. Если раньше коллективизация рассматривалась как разрыв прежней социально-экономической линии власти, то сегодня исследовательские акценты смещаются на изучение преемственности социально-экономических и культурных институтов, соотношение формальных и неформальных практик. Обоснование такого подхода содержится в коллективной монографии «Советское наследство. Отражение прошлого в социальных и экономических практиках современной России» [27]. Отмечая существование важнейших нематериальных и неинституциональных факторов, влияющих на скорость и направление общественной трансформации, авторы выделяют следующие концепты.
1. Взаимовлияние структуры (совокупность институтов, воздействующих на поведение человека) и действия (активности людей). Для исследования социального поведения людей в период социалистического наступления на деревню значимо вытекающее из этого положение: выбор поведенческих альтернатив имеет свою собственную внутреннюю динамику, в основе которой лежат многочисленные факторы психологической, физической природы и накопленный опыт предыдущей жизни[27,7].
2. Зависимость от исторического пути и культурное наследие. При определенных условиях выбор между альтернативными вариантами действия может повлечь за собой большие издержки. При этом принципиальное значение имеет изменение институтов вне зависимости от способа - революция или реформы. Действия, лежащие в основе реформ, воздействуют на поведенческие практики, которые в свою очередь могут быть довольно устойчивыми, так как базируются на ценностных представлениях людей.
3. Гражданское общество и тоталитарное государство. В основе этого концепта лежит попытка разобраться в природе взаимоотношений общества и власти в рамках дебатов между сторонниками тоталитарной парадигмы и ревизионистами. Принципиальным для нас является вопрос о влиянии общества на характер и степень воздействия государственной политики.
4. Сочетание «формальных» и «неформальных» практик, т.е. видов деятельности, отвечающих существующим правовым нормам, и так или иначе отклоняющихся от них.
Таким образом, современный историографический этап характеризуется новыми аспектами изучения темы и методологическими подходами. Условным рубежом, отделяющим нэп от коллективизации, исследователи признают хлебозаготовительный кризис 1927/1928 г. Несмотря на различия в трактовке его фундаментальных оснований, большинство историков считают, что его «непосредственной причиной стало связанное с конъюнктурными особенностями года сокращение крестьянами реализации произведенного ими зерна» [28,14]. Менее распространенной является точка зрения о том, что главная причина кризиса заключалась в мифических представлениях власти о «невидимых хлебных запасах», в то время как у крестьян отсутствовало необходимое для власти количество хлеба. По мнению В.П. Данилова, кризис был спровоцирован путем сознательной фальсификации данных о товарных запасах зерна в крестьянских хозяйствах, в связи с чем был принят завышенный заготовительный план[29,18-19,21]. И.В. Кочетков рассуждает о том, что в 1927 г. проявился «глубокий кризис» зернового производства, который стал «частью общего упадка мелкого крестьянского земледелия». В результате, производственный потенциал крестьянских хозяйств не удовлетворял даже собственных продовольственных потребностей[30,131]. Исследуя динамику хлебозаготовительных кризисов на протяжении всех лет нэпа, В.А. Ильиных отмечал, что их причины «заключаются в объективно существующих противоречиях между крестьянством и государством по поводу уровня и соотношения сельскохозяйственных и промышленных цен» [28,14]. Ценовую политику государства одной из главных причин кризиса называет и И.И. Климин[31,17]. Канадская исследовательница Л. Виола выдвигает еще одно предположение: хлебозаготовки к 1927 г. были не только экономической проблемой. Кризис спровоцировал среди рядовых городских коммунистов и рабочих появление настроений времен Гражданской войны - приверженность к радикальным, максималистским решениям[32,33].
В современной историографии меняется оценка исследователями критериев социального расслоения крестьянства. Если для советских историков на первом месте стояли экономические критерии, то постсоветская историография все чаще обращается к анализу социокультурных аспектов дифференциации крестьянства, в том числе к рассмотрению своеобразия восприятия неравенства самими крестьянами. Так, расширение исследовательских позиций в отношении социальной стратификации выводит на проблему крестьянской идентичности - сравнительно нового сюжета в историографии.
Интерес к идентичности советского человека проявился в зарубежной историографии среди историков школы «советской субъективности», обративших внимание на характер коммуникации индивида и власти в Советском Союзе. Взаимодействие индивида и власти рассматривается как важное условие устойчивости политического режима. Одна из ярких представителей западной историографии данного направления - Ш. Фицпатрик, которая изучает конструирование в эпоху сталинизма «нового советского человека» и соотнесения простого человека с этим образом[33].
В отечественной историографии к проблеме идентичности крестьянства обращаются Г.Ф. Доброноженко, М.Н. Глумная, Н. Кедров. Под пристальным интересом Г.Ф. Доброноженко оказались социально-политические, социокультурные аспекты восприятия «кулака» представителями центральной и местной власти, а также крестьянством[34]. Природа социальной стратификации нашла отражение и в исследованиях М.Н. Глумной. Обращаясь к проблеме создания и функционирования колхозов, она считает их не просто производственными предприятиями, но и «специфическим способом существования деревенского социума» [35]. Анализ идентичности и коммуникативных практик стал отправной точкой для молодого историка Н. Кедрова в реконструкции политического сознания крестьянства[36].
Одной из важных проблем анализа советской деревни является процесс раскрестьянивания. В.А. Ильиных считает его генеральной тенденцией социального развития деревни этого периода, в который сформировалась принципиально новая социальная общность[37, 130]. Коллективизацию в этом плане можно рассматривать как важнейшую составляющую «социалистического раскрестьянивания». Современные исследователи исходят из взаимосвязи процессов коллективизации и раскулачивания. О.В. Хлевнюк называет коллективизацию кровавой разрушительной кампанией, обрушившейся на деревню в 1929 г., предполагавшей по аналогии с ситуацией в промышленности поиск внутренних вра-гов[38, 34]. Аналогичной точки зрения придерживается американский советолог Ш. Фицпатрик, подчеркивая обусловленность раскулачивания коллективизацией[39, 10]. Итальянский историк А. Грациози видит в раскулачивании установку на нейтрализацию крестьянства путем уничтожения его верхушки, что во многом воспроизводило политику по отношению к казакам в 1919 г., на Кубани и в Тамбовской губернии - в начале 1920-х гг. [40,47] Российский историк Н.А. Ивницкий рассуждает о тщательной подготовке «операции по кулаку». При этом он не отрицает заинтересованности бедняцко-батрацкой части деревни, значения личных отношений, сказавшихся на масштабах и характере рас-кулачивания[41,16]. Исследователь отодвигает хронологические рамки начала раскулачивания на осень 1929 г. [42,558]
По мнению американских историков К.Р. Браунинга и Л.Х. Сигельбаума, раскулачивание соответствовало идеям классовой борьбы и принципам социальной идентификации большевиков. Оно оказалось самым грубым инструментом из тех, которые использовались при проведении коллективизации[43,314]. Российский исследователь А.А. Раков обращает внимание на методические вопросы исследования раскулачивания, составляя на основе баз данных многомерную типологию социального портрета раскулаченных крестьян[44].
Современные исследователи коллективизации анализируют психологичкие установки крестьян. Известный историк В.В. Бабашкин обращает внимание на социально-психологический контекст коллективизации. Важнейшим фактором аграрного поворота он считает психологическое состояние граждан деревни и их социальных ожидания. Идеологемы ленинизма, по его мнению, были созвучны массовому сознанию сельских жителей [45,330].
Американский исследователь Р. Саква рассуждает о специфике восприятия времени коммунистами. По его мнению, разгул насилия во время раскулачивания нельзя просто свести к «эксцессу исполнителей». Его истоки гораздо глубже, в особенностях большевистского мировоззрения. Революционное коммунистическое мышление отличалось своеобразным пониманием темпоральности, «когда фактические события рассматриваются как часть развертывания революционного процесса, и, таким образом, служили только подготовкой ко времени коммунизма». Это освобождало режим от моральности ответственности за свои действия, а отвлеченные высшие ценности оправдывали практику насилия и принуждения[46,11].
Вариативность подходов характерна и для освещения процесса коллективизации. Ш. Фицпатрик считает коллективизацию своеобразной политической импровизацией, контуры этой политики проступали постепенно в результате диалога между властью и крестьянством. Этот государственный проект был рассчитан не только на эксплуатацию, но и на модернизацию[39].
Рассуждая о коллективизации, историки проводят параллели с российской революцией, Гражданской войной, культурным противостоянием. А. Грациози истоки противостояния крестьянства и государства усматривает в истории имперской России второй половины XIX в. [40, 9-10] Л. Виола рассматривает коллективизацию в социокультурном контексте, подчеркивая, что способом подчинения крестьянства власти был не только всепроникающий административный и политический контроль, но и насильственное включение «в доминирующую культуру». Она дает взгляд на коллективизацию как на гражданскую войну, противостояние культур[32,286].
Исследователи в основном критично относятся к созданной в начале 1930-х гг. колхозной системе. В.А. Бондарев отмечает ее изначальную противоречивость, снижающую до минимума эффективность ее функционирования. Первые годы коллективизации он считает наиболее сложными, «причем не только из-за погодных условий, но и в особенности в результате насильственной и масштабной ломки прежнего уклада крестьянской жизни» [47,109].
Н. А. Ивницкий итогом коллективизации считает упадок сельскохозяйственного производства как следствие отчуждения крестьянина-производителя от средств производства и результатов его труда[48,241]. И.И. Климин причину неэффективности колхозной экономики, видит в «антикрестьянской», «антиколхозной» заготовительной политике государства[49,261]. По мнению И.Е. Зеленина, в результате коллективизации были разрушены основы существования крестьянства как такового[50,124].
В русле общероссийской истории развивалось исследование названных сюжетов в региональной историографии. Огромное значение для современной отечественной историографии имеет функционирование симпозиума по аграрной истории Восточной Европы, на сессиях которого обсуждаются актуальные вопросы развития аграрного сектора[51].
Спектр новых концептуальных и методологических подходов свидетельствует о новом важном этапе в исследовании периода развития советской деревни, за которым прочно закрепился эпитет «трагедия».
Библиографический список
1. Данилов В. Октябрь и аграрная политика партии // Коммунист. 1987. № 16; Рогалина Н.Л. Коллективизация: уроки пройденного пути. М, 1989; Ивницкий Н. Даешь коллективизацию! Революционное переустройство векового уклада на селе. Приобретения и потери // Молодой коммунист. 1988. № 4; Коллективизация: истоки, сущность, последствия. Беседа за «круглым столом» // История СССР. 1989. № 3; Данилов В.П. Аграрная политика РКП (б) - ВКП (б) в 20-30-х годах // Коммунист. 1990. № 6; Борисов Ю. Зигзаги и тупики аграрной политики послеоктябрьского десятилетия // Коммунист. 1991. № 2; Кабытов П.С. и др. Русское крестьянство: этапы духовного освобождения. М., 1988; Кабанов В.В. Пути и бездорожье аграрного развития России в XX веке // Вопросы истории. 1993. № 2.
2. Ханин Г. Почему и когда погиб НЭП //«ЭКО», 1989.
3. Данилов В.П. «Бухаринская альтернатива» // Данилов В.П. История крестьянства России в ХХ веке. Избранные труды: в 2-х ч. Ч. 2. М., 2011.
4. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. М., 1989.
5. Зеленин И.Е. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» (осень 1930-1932 гг.) // История СССР. 1990. № 6; Он же. Коллективизация и единоличник (1933-первая половина 1935 г.) // Отечественная история. 1993. № 3 и др.
6. КондрашинВ.В. Голод 1932-1933 годов в деревнях Поволжья // Вопросы истории. 1991. № 6; Он же. Голод 1932-1933 годов в деревне Поволжья. Автореф. дисс... канд. ист. наук. М., 1991; Осколков Е.Н. Голод 1932/1933. Хлебозаготовки и голод 1932/1933 года в Северо-Кавказском крае. Ростов/н/Д, 1991 и др.
7. Данилов В.П. Коллективизация: как это было // Страницы истории КПСС: Факты. Проблемы. Уроки. М., 1988.
8. Зеленин И.Е. О некоторых «белых пятнах» завершающего этапа сплошной коллективизации // История СССР. 1989. № 2; Бадаев И.Д. Некоторые аспекты коллективизации сельского хозяйства Северо-востока (1929-1937 гг.) // Краеведческие записки. Вып. 17. Магадан, 1991; Соколов Н.Г. Из истории коллективизации сельского хозяйства Рязанской области //Рязанский край. История. Природа. Хозяйство. Рязань, 1991; Плотников И.Е. Как ликвидировали кулачество на Урале // Отечественная история. 1993. №4 и др.
9. Как ломали нэп. Стенограмма пленумов ЦК ВКП(б). 1928-1929. В 5 т. М., 2000. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы в 4 т. М., 2000. Т. 2,3,4. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927 — 1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. / Т. 1. Май 1927 — ноябрь 1929 / Под ред. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М, 1999, То же. Т.2. М., 2000, Т.3. М., 2001.
10. Рогалина Н.Л. Задачи и уроки изучения российских аграрных реформ XX века // Российская история. 2011. № 4.
11. Ильиных В.А. Коллективизация деревни: проекты и реальность // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. Ученые записки. 2013. Вып.5.
12. Корнилов Г.Е. Аграрная модернизация России в XX веке: региональный аспект//Уральский исторический вестник. 2008 № 2; Капитализация в российской деревне 1930-1980-х гг. Вологда, 2005.
13. Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М., 1998.
14. Вишневский А.Г. Незавершенная демографическая модернизация в России // http://www.demoscope.ru/weekly/2010/0417/ апаНЮГрИр
15. Рогалина Н.Л. Власть и аграрные реформы в России XX века. М., 2010.
16. БондаревВ.А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: История преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х - начале 50-х годов ХХ века на примере зерновых районов Дона, Кубани и Ставрополья. Ростов-на-Дону, 2005.
17. Васильев Ю.А. Модернизация под красным флагом. М., 2006.
18. Астафьева О.Н., Флиер А.Я. Социокультурная модернизация: формирование новой культурной среды // Культурологический журнал 2013/1(11) http://www.cr-journal.ru/rus/journals/182.html&j_id=13
19. Кирдина С.Г. Социокультурный и институциональный подходы как основа позитивной социологии в России //Socis 2002 № 12 http://www.kirdina.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=219
20. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997; Миронов Б.Н. Страсти по революции. Нравы в российской историографии в век информации. М., 2013.
21. Ефимова Т.В. Социальные институты: опыт культурологического анализа// Культурологический журнал 2013/1(11) http:// www.cr-journal.ru/rus/journals/182.html&j_id=13
22. См: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т.1. Новосибирск, 1997. Лапин Н.И. Пути России: социокультурные трансформации. М., 2000. Кирдина С.Г. Социокультурный и институциональный подходы как основа позитивной социологии в России // Socis 2002, № 12.
23. Полтерович В.М. Современное состояние теории экономических реформ. Пространственная экономика. 2008. № 2.
24. Зубаревич Н.В. Управление развитием пространства Российской Федерации: коридор возможностей //Государство. Общество. Управление. М, 2013.
25. Нефедова Т. Пространственные контрасты сельской местности //Отечественные записки, № 6(51) 2012 г. http://www. strana-oz.ru/2012/6/prostranstvennye-kontrasty-selskoy-mestnosti
26. Проскурякова Н.А. Концепции цивилизации и модернизации в отечественной историографии //Вопросы истории №7 2005. http://ebiblioteka.ru/browse/doc/8031613
27. Советское наследство. Отражение прошлого в социальных и экономических практиках современной России. Под. ред. Л.И. Бородкина, Х. Кесслера, А.К. Соколова. М., 2010.
28. ИльиныхВ.А. Хроники хлебного фронта (заготовительные кампании конца 1920-х гг. в Сибири). М., 2010.
29. Данилов В.П. Введение (истоки и начало деревенской трагедии) //Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927 - 1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. / Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. Под ред. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М, 1999. С. 18-19, 21.
30. Кочетков И.В. К вопросу о причинах хлебозаготовительного кризиса 1927, /28 г. // Общество и власть. СПб., 2001. Ч.1. С. 131.
31. Климин И.И. Российское крестьянство накануне «великого перелома». СПб., 2010.
32. Виола Л. Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления. М., 2010.
33. ФицпатрикШ. Срывайте маски! Идентичность и самозванство в России XX века. М., 2011.
34. Доброноженко Г.Ф. Кулак как объект социальной политики в 20-е - первой половине 30-х годов XX века. СПб., 2008.
35. Глумная М.Н. К характеристике колхозного социума 1930-х годов (на материала Европейского Севера России) // XX век и сельская Россия. Российские и японские исследователи в проекте «История российского крестьянства в XX веке». Токио, 2005. С. 265.
36. КедровН. Лапти сталинизма. Политическое сознание крестьянства Русского Севера в 1930-е г. М., 2013.
37. Ильиных В.А. Раскрестьянивание сибирской деревни в советский период: основные тенденции и этапы. // Российская история. № 1. 2012.
38. Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М. 2010.
39. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2008.
40. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1817-1933. М., 2001.
41. Ивницкий Н.А. Введение (Развертывание «сплошной коллективизации»)//Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. 1927-1939. Т.2. М., 2000.
42. Ивницкий Н.А. Коллективизация как проблема научного исследования //Россия в XX веке: реформы и революции: В 2 т. Т.1. М., 2002.
43. Браунинг К.Р., Сигельбаум Л.Х. Социальная инженерия. Сталинский план создания «нового человека» и нацистское «народное сообщество» //За рамками тоталитаризма. Сравнительные исследования сталинизма и нацизма. М., 2011.
44. РаковА.А. «Деревню опустошают»: сталинская коллективизация и «раскулачивание» на Урале в 1930-х годах. М., 2013.
45. Бабашкин В.В. Россия 1902-1935 годов как аграрное общество: опыт применения концептуальных подходов современного крестьяноведения. Саарбрюкен, 2011.
46. Саква Р. Коммунизм в России. Интерпретирующее эссе. М., 2011.
47. Бондарев В.А. Крестьянство и коллективизация: Многоукладность социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х -30-х годах XX века. Ростов-на-Дону, 2006.
48. Ивницкий Н.А. Голод 1932-1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Центрально-Черноземная область, Западная Сибирь, Урал. М., 2009.
49. Климин И.И. Российское крестьянство в первый период сплошной коллективизации сельского хозяйства (1930-1932 гг.). СПб., 2011.
50. ЗеленинИ.Е. Сталинская «революция сверху» после «великого перелома». 1930-1939: политика, осуществление, результаты. М., 2006.
51. Козлов С.А., Швейковская Е.Н. Проблемы социально-экономической истории в работе симпозиума по аграрной истории Восточной Европы (1958-2003 гг.) // Отечественная история. 2003. № 6. Динамика и темпы аграрного развития России: инфраструктура и рынок. XXIX Сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы: тезисы докладов и сообщений. М., 2004. Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 2012 год: Типология и особенности регионального развития России и Восточной Европы. X-XXI вв. Брянск, 2012.
References
1. Danilov V. October and agrarian policy of party//Communist. 1987. No. 16; Rogalina N. L. Collectivization: lessons of the passable way. M, 1989; Ivnitsky N. Give collectivization! A revolutionary reorganization of century way in the village. Acquisitions and losses// Young communist. 1988. No. 4; Collectivization: sources, sushchknost, consequences. Conversation at "a round table"//the History USSR.
1989. No. 3; Danilov V.P. An agrarian policy of RCP(b) - All-Union Communist Party (bolsheviks) in the 20-30th years//the Communist.
1990. No. 6; Boriksov Yu. Zigzags and deadlocks of an agrarian policy of postoctober decade//Communist. 1991. No. 2; Kabytov P.S., etc. Russian peasantry: stages of spiritual release. M, 1988; V. V Boars. Ways and off road terrain of agrarian development of Russia in the XX century//history Questions. 1993. No. 2.
2. Khanin G. Why and when the New Economic Policy//"EKO", 1989 was lost.
3. Danilov V.P. "Bukharinsky alternative'V/Danilov V.P. History of the peasantry of Russia in the XX century. Chosen works: in 2 parts. P. 2. M, 2011.
4. Gordon L.A., Clopov E.V. Who's it was? Reflections about the prerequisites and results of that which are what happened to us in the 30-40th years. M, 1989.
5. Zelenin I.E. Osukshchestvleniye of policy "eliminations of a kulachestvo as class" (fall of 1930-1932)//History SSSR. 1990. No. 6; It. Collectivization and individualist (1933-first half of 1935)//National history. 1993. No. 3, etc.
6. Kondrashin V. V. Hunger of 1932-1933 in the villages of the Volga region// Questions of history. 1991. No. 6; Hunger of 1932-1933 in the village of the Volga region. Author's abstract of Candidate of historical sciences. M, 1991; E.N.Oskolkov. Hunger 1932/1933. Grain-collections and hunger of 1932/1933 in the North-Caucasus region. Rostov/N / fl, 1991, etc.
7. Danilov V.P. Collectivization: as it was//Pages of history CPSU: Facts. Problems. Lessons. M, 1988.
8. Zelenin I.E. About some "white spots" of the final stage of a continuous collectivization//History of the USSR. 1989. No. 2; Badayev I.D. Some aspects of collectivization of selksky economy of the Northeast (1929-1937)//Local history notes.Is. 17. Magakdan, 1991; N. G Sokolov. From history of collectivization of agriculture of the Ryazan region//the Ryazan district. History. Nature. Economy. Ryazan, 1991; I.E. Plotnikov. How kulachestvo was liquidated in the Urals //National history. 1993. No. 4, etc.
9. How the New Economic Policy was broken. Shorthand report of plenums of the Central Committee of All-Union Communist Party (bolsheviks). 1928-1929. In 5 volumes. M, 2000. Soviet village by the eyes of VChK-OGPU-NKVD. 1918-1939. Documents and materials in 4 vol. M, 2000. Vol. 2,3,4. Tragedy of the Soviet village. Collectivization and dispossession of kulaks. 1927 — 1939. Documents and materials. In 5 vol./vol. 1. May, 1927 — November, 1929 / Under the editorship of Danilov, R. Manning, L. Viola. M, 1999, the Same. Vol. 2. M, 2000, Vol.3. M, 2001.
10. Rogalina N. L. Tasks and lessons of studying of the Russian agrarian reforms of the XX century//Russian history. 2011. No. 4.
11. Ilinykh V.A. Collectivization of the village: projects and reality // Krestyanovedeniye: Theory. History. Present. Scientific notes. 2013. Is.5.
12. Kornilov G. E. Agrarian modernization of Russia in the XX century: regional aspect//Ural historical bulletin. 2008 No. 2; Capitalization in the Russian village of the 1930-1980th Vologda, 2005.
13. VishnevskyA.G. Hammer and ruble. Conservative modernization in the USSR. M, 1998.
14. Vishnevsky A.G. Incomplete demographic modernization in Russia//http://www .demoscope.ru/weekly/2010/0417/analit01.php
15. Rogalina N. L. Power and agrarian reforms in Russia the XX century. M, 2010.
16. Bondarev V.A. Fragmentary modernization of the post-October village: History of transformations in agriculture and evolution of the peasantry in the late twenties - the beginning of the 50th years of the XX century on the example of the grain regions of Don, Kuban and Stavropol Territory. Rostov-on-Don, 2005.
17. Vasilyev Yu.A. Modernization under a red flag. M, 2006.
18. Astafyeva O. N., FliyerA.Ya. Sociocultural modernization: formation of the new cultural environment//Culturological magazine 2013/1(11) http://www .cr-journal.ru/rus/journals/182.html&j_id=13
19. Kirdin S.G. Sotsiokulturny and institutional approaches as fundamentals of positive sociology in Russia//Socis 2002 No. 12 http:// www .kirdina.ru/index.php? option=com_content&view=article&id=219
20. NortD. Institutes, institutional changes and functioning of economy. M, 1997; Mironov B. N. Passions on revolution. Customs in the Russian historiography in an information age. M, 2013.
21. Yefimova T.V. Social institutes: experience of the culturological analysis//Culturological magazine 2013/1(11) http://www .cr-journal.ru/rus/journals/182.html&j_id=13
22. Cm: Akhiyezer A.S. Russia: criticism of historical experience (Sociocultural dynamics of Russia). Vol.1. Novosibirsk, 1997. Lapin N. I. Ways of Russia: sociocultural transformations. M, 2000. Kirdin S.G. Sotsiokulturny and institutional approaches as fundamentals of positive sociology in Russia//Socis 2002, No. 12.
23. Polterovich V. M. Current state of the theory of economic reforms. Spatial economy. 2008. No. 2.
24. Zubarevich N.V. Management of development of space of the Russian Federation: corridor of opportunities // State. Society. Management. M, 2013.
25. Nefedova T. spatial contrasts of rural areas//Domestic notes, No. 6 (51) of 2012 http://www .strana-oz.ru/2012/6/ prostranstvennye-kontrasty-selskoy-mestnosti
26. Proskuryakova N. A. Concepts of a civilization and modernization in a domestic historiography//Questions of history No. 7 2005. http://ebiblioteka .ru/browse/doc/8031613
27. "The Soviet inheritance". Reflection of the past in social and economic practicians of modern Russia / under edition of L.I. Borodkin, H. Kessler, A.K. Sokolov. M, 2010.
28. Ilinykh V.A. Chronicles of the grain front (procuring campaigns of the end of the 1920th in Siberia). M, 2010.
29. Danilov V.P. Introduction (sources and beginning of the rural tragedy)//Tragedy of the Soviet village. Collectivization and dispossession of kulaks. 1927 - 1939. Documents and materials. In 5 vol./Vol. 1. May, 1927 - November, 1929 / Under the editorship of Danilov, R. Manning, L. Viola. M, 1999. Pp. 18-19, 21.
30. KochetkovI.V. To a question of the reasons of grain procurement crisis 1927, /28//Society and power. SPb., 2001. Part 1. Page 131.
31. Klimin I.I. The Russian peasantry on the eve of "a great change". SPb., 2010.
32. Viola L. Peasants' revolt during Stalin's era: Collectivization and culture of country resistance. M, 2010.
33. FitspatrikSh. Unmask! Identity and imposture in Russia the XX century. M, 2011.
34. Dobronozhenko G. F. Kulak as object of social policy in the 20th - the first half of the 30th years of the XX century. SPb., 2008.
35. Glumny M. N. To the characteristics of collective-farm society of the 1930th years (on material of the European North of Russia) // the XX century and rural Russia. The Russian and Japanese researchers in the "History of the Russian Peasantry in the XX Century" project. Tokyo, 2005. Pp. 265.
36. Kedrov N. Stalinism shoes. Political consciousness of the peasantry of the Russian North in the 1930s". M, 2013.
37. Ilnykh V.A. Raskrestyanivaniye of the Siberian village during the Soviet period: main tendencies and stages.//Russian history. No. 1. 2012.
38. Hlevnyuk O. V. Master. Stalin and adoption of Stalin dictatorship. M 2010.
39. FitspatrikSh. Stalin's peasants. Social history of the Soviet Russia in the 30th years: village. M, 2008.
40. GratsioziA. Great peasant war in the USSR. Bolsheviks and peasants. 1817-1933. M, 2001.
41. Ivnitsky N. A. Introduction (Expansion of "continuous collectivization") // Tragedy of the Soviet village. Collectivization and dispossession of kulaks. Documents and materials. 1927-1939. Vol.2. M, 2000.
42. Ivnitsky N. A. Collectivization as a problem of scientific research/Russia in the XX century: reforms and revolutions: In 2 vol. Vol.1. M, 2002.
43. Browning K.R., Sigelbaum L.Kh. Social engineering. The Stalin plan of creation of "the new person" and nazi "national community"//Beyond the scope of totalitarianism. Comparative researches of Stalinism and Nazism. M, 2011.
44. Rakov A.A. "The village is devastated": Stalin collectivization and "dispossession of kulaks" in the Urals in the 1930s. M, 2013.
45. Babashkin V. V. Russia of 1902-1935 as agrarian society: experience of application of conceptual approaches of a modern krestyanovedeniye. Saarbruecken, 2011.
46. Sakva R. Communism in Russia. The interpreting essay. M, 2011.
47. Bondarev V.A. Peasantry and collectivization: A multiformity of the social and economic relations of the village in the regions of Don, Kuban and Stavropol Territory in the late twenties the 30s of the XX century. Rostov-on-Don, 2006.
48. Ivnitsky N. A. Hunger of 1932-1933 in the USSR: Ukraine, Kazakhstan, North Caucasus, Volga region, Central Chernozem area, Western Siberia, Urals. M, 2009.
49. Klimin I.I. The Russian peasantry during the first period of continuous collectivization of agriculture (1930-1932). SPb., 2011.
50. Zelenin I.E. Stalin's "revolution from above" after "a great change". 1930-1939: policy, implementation, results. M, 2006.
51. Kozlov S. A., Shveykovskaya E.N. Problems of social and economic history in work of a symposium on agrarian history of Eastern Europe (1958-2003)// Native history. 2003. No. 6. Dynamics and rates of agrarian development of Russia: infrastructure and market. XXIX Session of a symposium on agrarian history of Eastern Europe: theses of reports and messages. M, 2004. A year-book on agrarian history of Eastern Europe. 2012: Typology and features of regional development of Russia and Eastern Europe. The X-XXI centuries Bryansk, 2012.
Гончарова И.В. - кандидат исторических наук, доцент, кафедра истории России, Орловский государственный университет
Спектр новых концептуальных и методологических подходов свидетельствует о новом важном этапе в исследовании периода развития советской деревни, за которым прочно закрепился эпитет «трагедия».
В либеральном, антисоветском, антикоммунистическом, западофильском, холуйском дискурсе не мог закрепиться другой эпитет.
Испив полную чашу благ капитализма, часть либеральной интеллигенции переосмыслит и свое холуйство, и соплежуйство (тоталитаризм, гражданское общество, права человека и прочие конструкты дешевой, антинаучной либеральной демагогии). Обращение к мировому опыту перехода аграрных обществ в индустриальную эпоху и личное знакомство с рынком, конкуренцией и харей буржуазной демократии отрезвит взгляд, стабилизирует психику и сонастроет оптику научного подхода с совестью, а не конъюнктурой рыночных услуг.
"Далеко не единым Прокудиным-Горским ценна фотография начала века. Этим искусством увлекались многие. Например, Вадим Шульц, художник рубежа XIX–XX веков, ученик Ильи Репина в Академии художеств, взял в руки камеру и отправился в несколько северо-западных губерний России. Представляем коллекцию его снимков Быт крестьян начала XX века в объективе Вадима Шульца..."
Крестьянские девушки около мастерской плотника. Пинежский уезд Архангельской губернии
Крестьяне около избы. Архангельская губерния, Пинежский уезд
________________________________
Оптимистическая трагедия Вишневского
Админ.