2015 Миростроительство. Статьи

 Без разговора о цивилизациях, основаниях таковых, смыслах, войнах и т.д. - не обойтись. Ряд статей общего и специального характера разных авторов.

«Мы неизбежно вновь, как и в Великом Октябре 1917 года, встанем перед окончательным, предельным и судьбоносным выбором между продолжением пресловутой колониальной «интеграции в мировое сообщество» и ее перечеркиванием и уходом в САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ плавание по бурным водам времен нового «Великого Перелома».

Это время приближается неотвратимо, и тяжелая поступь предстоящих эпохальных перемен, в которых нам суждено либо рухнуть и сгинуть, либо вознестись на пьедестал, возглавив антифашистское движение в будущее БЕЗ ГЛОБАЛЬНОГО КАПИТАЛИЗМА, уже отчетливо слышна во всех сферах мировой культуры, политики, экономики». Павленко В.Б. G20: и эта нечисть пытается учить нас жизни?

14.12.2015 Российская модель мы-строительства и вызовы дезинтеграции

 Коллизия глобального управления со стороны бенефициаров и идентичного мы-строительства является ключевой не только для России, но и мира. Они находятся в жесткой коллизии. В.Э. Багдасарян

28.09.2015 Поствизантийский мир и неовизантийская перпектива

Почему для нас исторически важна тема Византии? Идея византийского преемства составила дискурсивную основу становления российской цивилизации. Устрани эти родовые корни, и русское цивилизационное древо иссохнет. В.Э. Багдасарян

17.09.2015 По лестнице, ведущей вниз.

Проект «Минск-2» заканчивается. Анпилогов А.

14.09.2015 Закрывая тему «постиндустриального перехода»...

Использовать термин «постиндустриальный переход», на мой взгляд, можно разве что в отношении общества – т.е. некоей социальной надстройки, находящейся вне хозяйственной основы жизни социума. Использовать же термин «постиндустриальный переход» по отношению к хозяйственному укладу, на мой наивный взгляд, просто бессмысленно. Почему? hippy_end

29.08.2015 Планета в порядке

Периодизация биологической и геологической истории Земли, «размер» человека в уже имеющейся истории, выводы почти философские: «У планеты всё в порядке. У человека - не всё». 18+ Анпилогов А.

25.08.2015 Кризис как возможность начать свое дело

Елена Щедрунова говорит с президентом Центра стратегических коммуникаций Дмитрием Абзаловым и общественным представителем Агентства стратегических инициатив в Москве Дмитрием Волковым. Какие направления наиболее благоприятны и перспективны в нынешней экономической ситуации? Радио: "Вести ФМ"

20.07.2015 β-егемот у твоих дверей. Анпилогов А.

Что светского человека может уберечь от отчаяния и безумия, если он не верит сказкам о бытии по ту сторону? Стоицизм Эпиктета, Сенеки, Марка Аврелия? «Мир - живой организм, управляемый имманентным божественным законом логосом. Кто согласен, того судьба ведёт, кто не согласен, того она тащит. Всякое нравственное действие является самосохранением и самоутверждением, и это увеличивает общее благо. Все грехи и безнравственные поступки — это саморазрушение, утрата собственной человеческой природы...» Для этого пути нужно лет 300. Воинские искусства (не мордобой в боевиках) предлагают инструменты трансформации сознания и радикального изменения метаболизма в более приемлемые сроки, но... без всех видов преодоленных обусловленностей-импринтов-привычек человек оказывается вне социума, один на один с судьбой, дыханием смерти, ужасом и очарованием в одном флаконе на пути в Неизвестность.

10.06.2015 О влиянии языка на общество и власть. А. Проханов

Книги — творцы идеологии. И сегодня, хотя литература отодвинута на периферию, власть отринула ее от себя, и писатели предоставлены самим себе, всё равно литература творит идеологии. Их творят не чиновники в министерствах культуры. Не политологи, собираясь за круглыми столами. Не губернаторы на своих госсоветах. Эти идеологии создаются писателями на страницах книг. И сегодня эти идеологии проступают сквозь литературный процесс, мы присутствуем при схватке идеологий.

21.04.2015 О смене парадигмы. Ложки сегодня не выдаём!

Для начала стоит дать определение слову «парадигма». Анпилогов А.

18.04.2015 Дорогой «Русской весны»

 Гражданская война на Украине — это война цивилизационная, война за новый проект будущего — как для Украины, так и для всего мира. И столкнулись на Украине, как это и бывало прежде, две мировые цивилизации — русская и европейская. Анпилогов А.

17.04.2015 Государственность как привилегия и ответственность

Необходимо и достаточно иметь свои собственные внутренние возможности самостоятельно себя содержать и защищать свою государственность, как от внутренних врагов, так и от внешних. В противном случае, как ни печально, данная территория рано или поздно подлежит разгосударствлению и уходу под юрисдикцию той или иной империи с низложением всех полномочий в международных институтах. Александр Дубровский

16.04.2015 В плену парадигм

Как показывает история развития человеческого общества, в какие-то определённые моменты, наработанные модели, парадигмы мышления перестают работать. antimrak.livejournal

01.01.2014 Нефть и будущее

Британское Королевское общество продолжает исследовать перспективы современного социума, стоящего на распутье.

01.12.2013 Цивилизация старьевщика

Результаты дискуссии по проблемам эффективности использования материалов, которую помогло организовать британское Королевское общество. Комаров С.М. «Химия и Жизнь», 2013, №12

20.11.2005 Записки (с продолжением)

О проживании мгновенья, которое меняет нас навсегда, оставляя едиными... Рокотов Г.

 

 

 

«Терракотовая армия» — принятое название захоронения по меньшей мере 8099 полноразмерных терракотовых статуй китайских воинов и их лошадей у мавзолея императора Цинь Шихуанди в Сиане. Захоронение было обнаружено в марте 1974 года, когда местные крестьяне бурили артезианскую скважину. Оно обнаружено рядом с гробницей императора-объединителя Цинь Шихуанди неподалёку от древнекитайской столицы, города Сиань.

Курган с захоронением первого императора был идентифицирован археологами еще в 1974 году. Первый этап масштабных раскопок прошел с 1978 по 1984 год. Кроме глиняных статуй в 1980 году в 20 метрах от гробницы императора были обнаружены две бронзовые колесницы, каждая из которых состоит из более чем 300 деталей. Колесницы запряжены четвёрками лошадей, упряжь которых содержит золотые и серебряные элементы. Исследование кургана продолжается до сих пор, место захоронения императора все еще ожидает вскрытия.

 Второй — с 1985 по 1986. В начале 2000-х годов были также обнаружены статуи музыкантов, акробатов и чиновников[2]. 13 июня 2009 начался третий этап раскопок. На сегодняшний день из склепа извлечено более 500 терракотовых статуй воинов, 100 фигур коней и 18 колесниц.

   

 

14.12.2015 Российская модель мы-строительства и вызовы дезинтеграции

 

Из наименования предложенного доклада ясно, что выдвигается для обсуждения тезис о существовании различных подходов к формированию системы идентичностей, различных моделей мы-строительства. Существует при этом особая российская модель мы-строительства.

Начну я с такого, может быть, неожиданного посыла, что наиболее индикативным по отношению к этой теме событием этого года являлась легализация однополых браков в Соединенных Штатах Америки. В действительности произошедшее лежало в логике определенной процессной развертки, и было задано всем трендом деидентификации. Социогенез осуществляется ступенчато, по восхождению от одной ступеньки идентичности к другой. Эти ступеньки следующие — гендерная идентичность, идентичность по родовой принадлежности, отношение к семье, этническая идентичность, социально-профессиональная идентичность, гражданско-государственная идентичность, цивилизационная идентичность, наконец, идентичность как принадлежность как принадлежность к некому планетарному проекту. Что мы наблюдаем сегодня? Развертывается прямо противоположный процесс деидентификации. Идентичности сбрасываются одна за другой.

Мир подошел к тому историческому моменту, когда, подвергается ревизии уже гендерная идентичность. А что дальше? Дальше — смерть человека как социального существа. (Рис. 1).

Рис. 1. Деидентификация как тренд расчеловечивания человека

У нас было выказано, казалось бы, возмущение тому, что происходит на Западе. Вроде бы западная деградация подверглась осуждению. Но на самом-то деле Россия идет в том же самом направлении, что и Запад. Может быть, отстает на шаг. И если сегодня у нас еще не легализованы однополые браки, то тренд показывает, что это случится завтра. А тренд (если начинать с распада СССР) выражается следующим:

1. отказ от планетарного проекта;

2. разрушение цивилизационной идентичности, тогда определяемой маркером — «советские»;

3. разрушение общегосударственной, гражданской идентичности;

4. разрушение больших социально-профессиональных общностей (и сегодня вопрос о классовой принадлежности даже не находится в повестке государственного рассмотрения);

5. разрушение семьи, к чему приходим сегодня.

И дальше, в перспективе со всеми теми последствиями, которые мы сегодня наблюдаем на Западе. (Рис. 2)

Рис. 2. Процесс разрушения идентичностей в современной России

По большому счету, в основе проблемы идентичности — вопрос о человеке. Каждая культура начинается с ответа на вопрос: что такое человек? И сталкиваются, если все различные версии этих ответов интегрировать, два фундаментальных подхода. Первый подход: человек есть индивидуум. Индивидуум как буквально греческий вариант латинской категории «атом», то есть нечто неделимое. Соответственно, все социальное — это есть некая внешняя нагрузка на этого индивидуума. Императив такого подхода — это, соответственно, индивидуализация. Он означает — скинуть социальные обременители с человека (индивидуума). Что сбрасывается конкретно? Происходит освобождение от религиозной нагрузки, освобождение от национальной нагрузки, освобождение от долга, государственной нагрузки и освобождение от семейной нагрузки. Все это и сводится к деидентификации. Если рассматривать историю в этом преломлении, то исторический процесс — это освобождение человека. Педагогика — это индивидуальное раскрытие человека. Ее базовое положение — не обременять ребенка, который должен следовать собственным потребностям, а не социальным предписаниям. На этом, как известно, выстраивается классическая американская педагогика. (Рис. 3)

Рис. 3. Человек индивидуум и деидентификация

И есть другой подход к человеку. Человек — это социальное существо. Человекостроительство осуществляется только в связи с другими людьми и никак иначе. А отсюда императив — не индивидуализация, а социализация. Она включает ряд составляющих. Трудовая социализация, выводящая на идентичность социально-профессиональных групп. Социализация через принадлежность к традиции, которая выводит на идентичность этническую. Гражданская социализация, предполагающая, соответственно, гражданскую идентичность. Цивилизационная социализация, как принятие базовых ценностей для соответствующего социума, выражающаяся в цивилизационной идентичности.

Тренд истории — выражается в групповой солидаризации. Она может быть различна, в зависимости от того, какой концепт — цивилизационный, классовый, или какой-то иной солидаризационной версии принимается. Педагогика — это воспитание не индивидуума, а члена коллектива. В целом, если первый подход принятия модели человека-индивидуума задает тренд деидентификации, то второй — тренд идентификации. Столкновение двух антропологических проектов является определяющим в мировой эволюционной развертке. (Рис. 4).

Рис. 4. Человек — социальное существо и идентификация

С чего начинается мы-строительство? Можно выделить шесть базовых вопросов, с которых начинается строительство социума:

что есть добро и зло?

что есть человек?

кто такие мы?

куда мы идем, в чем наш идеал?

откуда мы пошли, в чем наше прошлое?

почему мы лучше, в чем наша правда?

Соответственно, если осуществляется десуверенизация, эти базовые основания национальной культуры должны быть подорваны. Как это делается?

Это может делаться через снятие самой постановки вопроса. Другой способ подрыва: замена традиционного ответа, который дает соответствующая культура, ответом, заимствованным от другой культурной общности. Причем это заимствование — инокультурный транш осуществляется как принятие нечто само собой разумеющегося. Наконец, третий способ подрыва: смена знака на противоположный. То что давалось ранее как положительный ответ, дается теперь, как ответ отрицательный, и наоборот. Под видом добра утверждается зло, под видом человека утверждается тип античеловека. (Рис. 5).

Рис. 5. Базовые вопросы культурного строительства

Российские общественные науки сегодня заточены на западный исторический опыт и западный категориальный аппарат. Но западный опыт не является успешным. Разберем с точки зрения успешности / неуспешности ключевой для рассматриваемой темы вопрос о нациогенезисе.

Решение задачи по выявлению генезиса концепта нации и национальной идентичности уводит вглубь веков. Существует распространенная точка зрения, что этот концепт будто был впервые артикулирован в период Великой Французской революции. Под нацией понималось единое французское гражданство. Гражданская идентификация ставила в известной мере крест на этнических идентификаторах, идентификаторах по крови. В действительности, понятие нация встречалось еще в лексиконе древних римлян. Но понималось под нацией прямо противоположное тому, как она будет трактоваться в Новое время. Категория нации относилась к племенной принадлежности. Она противопоставлялась категории civicus, связываемой с гражданской идентификацией. Через первую категорию заявлялось превосходство римлян как племени, через вторую — как гражданской общины. Принципиально важно, что нациестроительство в римской версии представляло собой систему этнического господства.

Казалось бы, христианский универсализм фундаментально подрывает систему племенного неравенства. Однако в реалиях истории Средневекового Запада система этнического неравенства была восстановлена. В положении господствующих этнических групп оказались завоеватели-германцы. Кельты, славяне и ромеи находились в статусно более низком положении покоренных народов. Известны прецеденты проявляемой со стороны германцев в отношении них политики этноцида. С такого рода этноцидом столкнулись, в частности, западнославянские племена. Показательно название учрежденной с претензией на универсальность новой европейской империи — Священная Римская империя германской нации. Слова германской нации для раскрытия ее сути — ключевые. Эта империя была не государством для всех христиан, а именно государством германцев. Причем не германцев как культурной общности, а именно германцев как племени. Теории завоевания в объяснении генезиса европейских государств придерживались, как известно, многие видные медиевисты. [1]

Исторически путь складывания современных наций Запада проходил через ассимиляцию, потерю этнической идентичности, а то и прямой этноцид. По образному выражению филолога и историка В. В. Кожинова, если царскую Россию ее неприятели именовали «тюрьмой народов», то было бы еще более оправданным определение Европы в качестве «кладбища народов». [2] В любом из европейских государств моноэтничность была закреплена уже самим его наименования, производным от того или иного этноса.

Германский племенной национализм встречал сопротивление. Оно и привело к развилке в трактовке нации периода Нового времени. Один путь заключался в отстаивании племенной традиции трактовки нации. Другой состоял в том, чтобы вовсе поставить крест на этничности и распространить понятие нация на все гражданское население, невзирая на этническую принадлежность.

Второй путь и был, по сути, заявлен Великой Французской революцией. В ней можно усмотреть этническую составляющую — бунт третьего — потомков кельтов против аристократии — потомков франко-германцев. Не случайно в период нее репродуцировались образы Древней Галлии и древних галлов. Итог — упразднение сословных и этнических перегородок. Французская нация стала трактоваться как гражданская общность. Этническая принадлежность, как помеха этому пониманию, из новой системы идентификаторов исключалась.

Этот же подход — единая нация вместо множества этносов реализовывался в США. Понимание американской нации раскрывалось через образ «плавильного котла». Переплавке в этом котле подлежала именно этничность.

В противоположность французской школе немецкая школа трактовки нации сохраняла связь с прежней племенной традицией ее определения. Мягким вариантом было определение нации через культуру, жестким — через кровь. Но в обоих случаях, как и во французской школе, заявлялся монистический подход. Этничность легитимизировалась. Но легитимной в раскрытии понятия нация оказывалась только одна определенная этническая принадлежность. Немецкая нация трактовалась как нация этнических (либо по крови, либо по культуре) немцев.

Оба проекта исторически провалились. Реализация немецкой модели нациестроительства выродилось в нацизм. Сама логика утверждения монистической идентичности вела к конфликту с неотносимыми к ней идентификаторами.

Проект гражданской нации рассыпается на глазах. Парижские, а затем лондонские беспорядки диагностировали его провал. В США от образа «плавильного котла» фактически отказались. Вместо него теперь заявляется образ «этнической салатницы». Сбой проекта состоял в том, что этнические различия оказались слишком глубинными. Мигрировавшие во Францию арабы так и не стали французами.

В контексте этих провалов целесообразно обратиться к иным незападным моделям построения сложных социальных систем. Целесообразно обратиться к опыту многоуровневых социальных сборок. В отличие от монистической модели нациостроительства, они и легитимизируют разные типы идентичности, и выдвигает интегративный идентификатор для всей общности. Именно этого интегративного идентификатора сегодня России, очевидно, не достает. Выдвижение же его является вопросом генерации нового российского проекта, новой идеологии.

Принципиально важный вопрос в теории социогенеза — это вопрос перехода от племенного быта к государственному. Для объединения племен в государство используются различные системообразующие механизмы. Достаточно вспомнить уроки княжения Владимира Крестителя. Он не смог, как известно, объединить Русь на основе племенных религий. Потребовалось христианство, религия надплеменная, идеократическая сила. Она позволила интегрировать различные племена. В социогенезе принципиально значим и первый — племенной и второй — государственный уровень.

Наряду с первым уровнем общественного строительства — этническим, нужен, таким образом, и второй — гражданский и третий — цивилизационный уровни. Когда этническое дается в отрыве от общегражданского и цивилизационного, оно представляет собой угрозу. (Рис. 6).

Рис. 6. Модели нациестроительства

Еще одно обстоятельство, определяющее запрос на надэтническую цивилизационную идентификацию — межнациональные браки. Согласно статистике 34% российских семей этнически гетерогенные. При узком одноуровневом понимании идентичности ребенок таких семей принуждается к выбору между отцом и матерью (чья национальность более дорога) В реалиях цивилизационного бытия такой выбор не обязателен. Модель уровневого идентификационного восхождения внутрисемейный конфликт идентичностей в принципе разрешает.

Целесообразно обратиться к опыту выстраивания системы идентичностей в истории России. В Российской империи это была могоуровневая модель, в которой имелась как этническая, так и цивилизационная составляющая. Можно было быть великороссом, армянином, грузином, татарином и при этом являться русским. Русский в данном контексте — это цивилизационная идентичность, при том, что не отрицалась и идентичность этническая. Разрушение Российской империи осуществлялось в последовательном разрушении уровней идентичности — от дезавуирования христианского проекта до подрыва традиций этнического бытия. (Рис. 7, 8)

Рис. 7. Ступени идентичностей периода Российской империи

 

Рис. 8. Гибель Российской империи

Советский вариант идентичностей структурировался сходным образом. Маркер «советский» выступал выражением цивилизационной идентичности. И был еще месседж — «послания к миру». Через него определялось, кто примыкает к проекту во вне. Такая идентификация открывала перспективы победы в мировом масштабе. (Рис. 9).

Совершенно иначе оценивается в современной западной политологии модель идентичностей, исторически выстроенная в СССР. Это у нас, по сей день, с сарказмом относятся к идентификатору «советский многонациональный народ». Оценка советского опыта идентификационного строительства американским агентством «Stratfor», называемого часто «теневым ЦРУ», совершенно иная: «Советский Союз — самый успешный пример русской государственности за всю её историю. В то время удалось создать новую идентичность, которая объединила всех без исключения жителей советского государства нового типа, независимо от расовой, религиозной, национальной и прочих принадлежностей… Стратегия коммунистов была переменчиво успешной, но всеобъемлющая советская идентичность действительно сыграла важную роль собирателя большой части населения Советского Союза. Она создала новый вид патриотизма, массового энтузиазма и гордости быть советским гражданином, благодаря советской идентичности постоянно подпитывалось желание бороться за социалистическую родину и идеалы в тяжелые времена… Такие чувства обычно становились особенно интенсивными во времена больших кризисов, таких как Великая Отечественная война и время от времени во времена Холодной войны. Создание советской идентичности было самой успешной попыткой Москвы объединить множество народов России под властью Кремля за всю историю России».

Рис. 9. Ступени идентичностей периода СССР

Обратимся далее к социологической феноменологии. Задача состоит в том, чтобы эмпирически охарактеризовать каково современное состояние России в отношении вызовов эрозии национальной идентичности. Это в значительной степени позволяют сделать международные социологические опросы, предоставляющие возможность сравнить уровень значимости общенациональной идентичности в России с уровнем национальной идентичности в других странах. В частности, такие возможности дает достаточно известная система международных опросов «World Values Survey».

Один из задаваемых респондентам разных стран вопросов состоял в определении испытываемого чувства гордости принадлежности к своей нации. По сути дела он позволял косвенным образом идентифицировать долю патриотов внутри страны. Мировой усредненный уровень удельного веса патриотов в структуре населения оказывался выше российского показателя более чем в два раза. Россия по доле лиц, которые гордятся принадлежностью к своей стране, занимает одну из аутсайдерских позиций в мире. (Рис. 10)

Рис. 10. Опрос: World Values Survey Wave 6: 2010 — 2014: Горжусь принадлежностью к своей нации (доля патриотов), % респондентов

В более расширенном варианте определения удельного веса национально ориентированного населения учитывались респонденты, давшие ответ «горжусь своей нацией» и «скорее горжусь своей нации». Некоторые изменения по странам мира такой расширительный подход действительно представляет. В частности, существенно возрастает доля патриотически ориентированного населения в Китае. При первом замере КНР занимает одну из аутсайдерских позиций, при втором — приближается к мировому уровню. Однако по отношению к России принципиальных изменений при расширенном перерасчете не обнаруживается. Ее положение остается аутсайдерским. (Рис. 11).

Рис. 11. Опрос: World Values Survey Wave 6: 2010 — 2014: Скорее горжусь принадлежностью к своей нации (доля патриотически ориентированных), % респондентов (совокупность ответов очень значимо и скорее значимо)

Третий расчет состоял в выявлении доли космополитов в соответствующих сообществах. Суммировались респонденты, не гордящиеся принадлежностью к своей нации или не относящие себя вообще ни к какой нации. Безусловным мировым лидером по удельному весу космополитов является Украина, что само по себе в свете современных очень символично. Россия по доле космополитов среди населения также оказывается среди наиболее космополитизированных стран мира. В целом обнаруживается тенденция большей космополитизации стран, входящих в обойму «золотого миллиарда» в купе с постсоветскими государствами европейской части бывшего СССР. (Рис. 12).

Рис. 12. Опрос: World Values Survey Wave 6: 2010 — 2014: Удельный вес не гордящихся принадлежностью к своей нации, или не относящих себя к какой-либо нации

Еще один индикативный опрос проекта «World Values Survey» касался выявления удельного веса населения по странам мира, готового сражаться за свою страну в случае войны. Россия опять-таки оказывается на одной из аутсайдерских позиций. (Рис. 13).

Рис. 13. Опрос: World Values Survey Wave 6: 2010 — 2014 Удельный вес населения по странам мира, готового сражаться за свою страну, %

С международными опросами корреспондируются некоторые данные российских социологических опросов.

Показателен, в частности, опрос по определению установок россиян, где должен жить человек. Респондентам предлагалось два варианта ответа: патриотическая формула — «Родина у человека одна и нехорошо ее покидать» и космополитическая формула — «человек должен жить в той стране, где ему больше нравится» (по сути перефраз Марка Пакувия «Где хорошо, там и родина»). Обращает внимание, как различаются ответы людей разных генераций. Водораздел проходит между получившими еще советское образование и воспитывающихся в постсоветский период. Человек, выросший в СССР, преимущественно отвечает, что Родина у человека одна. Напротив, большинство представителей нового поколения полагают, что «человек должен жить в той стране, где ему больше нравится». (Рис. 14) [3]

Рис. 14. Установка россиян на то, где должен человек жить, в составе различных социально-демографических групп населения, 2011 г., %

Тенденции космополитизации раскрываются также по опросу Левада-Центра, позволяющего определить удельный вес россиян, не относящих себя к патриотам. Обнаруживается парадоксальный, на первый взгляд, диссонанс государственной информационной патриотической кампании и реальной патриотичностью населения. Вопреки этой пропаганде удельный вес населения, не относящего себя к патриотам, растет.

Другой индикатор из опросов Левада-Центра — удельный вес респондентов, не гордящихся тем, что живут в России. По отношению к 1990-м годам, доля таких лиц в двухтысячные первоначально сокращалась. Но дальше спад замедлился и начался новый рост этой группы населения. На настоящее время доля тех, кто не гордится тем, что живет в свой стране, или затрудняется в вопросе о гордости за свою страну, даже превышает уровень 1990-х годов. (Рис. 15)

Рис. 15. Тенденции космополитизации по социологическим опросам (данные опросов Левада-Центра)

Еще один индикатор космополитичности — ответы молодежи на вопрос об отношении к возможности выхода своего региона из состава Российской Федерации. Активно противостоял бы этому отделению только 21% молодых россиян. Много бы нашлось тех, которые поддерживают выход своего региона из состава России. Вот прямой результат космополитизации и произошедшей ценностной инверсии. (Рис. 16).[4]

Рис. 16. Распределение ответов опрошенной молодежи на вопрос об отношении к решению своего региона о выходе из состава РФ, в %

Антироссийский пафос Евромайдана был воспринят в России в качестве ценностной измены. Украина обозначила свою устремленность в Европу. А что же сама Россия? Выдвинула ли она в противоположность Евромайдану цивилизационно-ценностную альтернативу? Такой альтернативы в качестве четко артикулированных ценностей нет. Более того, значительная часть российского населения привержена того же европейского выбора, что и Евромайдан, но уже в отношении к России. По данным социологических опросов, заявляют о том, что ни при каких условиях Россия не должна вступать в ЕС только 40% россиян. Остальные либо сомневаются, либо считают, что наш в том же, что и для Украины европейском направлении. Так в чем, собственно, тогда идеологическая коллизия по отношению к выбору Киева? (Рис. 17); IFAK Ukraine? 11 | 2013

Рис. 17. Отношение россиян к перспективе вступления России в Евросоюз, %

По итогам опроса 2012 года, в качестве первой идентичности «гражданин Украины» определяло себя 53,4% украинского населения. (Рис. 18) [5] Вторая по степени значимости идентичность современной Украины — региональная, локально-территориальная. Как жители той или иной области, региона идентифицировало себя в 2012 году себя 32,9% респондентов. При этом «гражданин мира» -1,7%, «европеец» — 1,5%. Совокупно условно «космополитическая группа» -3,5%.

Еще одна важная составляющая в структуре идентичностей — «советские». В качестве «советских» идентифицирует себя 6,5% украинского населения. Само по себе это свидетельствует, что имеется определенный запрос на артикуляцию идентичностей цивилизационного уровня.

На Украине, как ни в какой из других постсоветских республик, высок процент — более 20% — межэтнических браков. А как должен себя идентифицировать ребенок в таких семьях? Наличие цивилизационного уровня идентичности дает возможность интегрировать различные этнические идентификаторы. Однако проект российской цивилизационной идентичности пока не артикулирован. Единая цивилизационная идентичность, которую определяли категорией «советская», распалась. От нее ушли, не предложив пока ничего взамен.

Рис. 18. Идентичность населения Украины, апрель 2012 г., в % (Киевский международный институт социологии)

Структура идентичностей на Украине может быть рассмотрена с точки зрения негативного исторического урока. Фактический государственный распад Украины указывает на то, что украинский уровень соотнесения гражданской и региональной идентичностей является критическим. Но обратимся к России. В ней это соотнесение, по данным социологических опросов, оказывается еще более угрожающим. В самоидентификации жителей Москвы выбор в пользу общегражданской идентичности сделало только 52,3% респондентов. Иные идентификационные маркеры — каждый в отдельности не очень структурно значимы. Представляющие полярную по отношению к российской идентичности позицию — носители иноцивилизационной идентичности — в данном случае «европейцы» охватывают только 1,5% москвичей. Но дополнительная опросная позиция указывает, что они наиболее социально активны. «Европейцы» находятся на первом месте среди всех идентификационных групп по пяти из семи параметров социальной активности. Между тем, известно, что революции совершает 1–1,5% населения. Полтора процента социально активных «европейцев» в столице России выглядят в перспективе возможности российского «Евромайдана» достаточным социальным детонатором. (Рис. 19, 20) [6]

Рис. 19. Самоидентификация жителей Москвы, в % Ответы на вопрос: «Кем Вы себя считаете?»

 

Рис. 20. Гражданская активность различных групп москвичей, в %

В масштабе общероссийских мониторингов имеются данные о структуре идентичностей в России, приводимые ВЦИОМ (2011 г.)  и Левада-центром (2014 г.). [7] (Рис. 21, 22). В отличие от опроса по Москве респонденты могли выбрать не одну, а три главных для них идентификатора. В результате российскую общегражданскую идентичность указало 55% по опросу ВЦИОМ и 57% по опросу Левада-центра респондентов. При опросе с выбором одной — «первой идентичности» доля их понижалась бы, очевидно, ниже уровня пятидесяти процентов, что превышает украинский, определенный нами как критический пороговый уровень.

Показательна и фиксация, по данным ВЦИОМ, спада удельного веса лиц, идентифицирующих себя в качестве граждан России с 70% в 2008 г. до 55% в 2011 г.

Рис. 21. Идентичность современных россиян. Как бы Вы ответили сами себе на вопрос «Кто я такой?» (закрытый вопрос, не более трех ответов) (опросы ВЦИОМ)

 

Рис. 22. Самоидентификация российского населения по опросу Левада-Центра, 2014, в %

Опрос 2012 года, проведенный исследовательской группой ЦИРКОН по постсоветским государствам, включая Российскую Федерацию, подтверждает данный диагноз. (Рис. 23). Удельный вес населения идентифицирующего себя в первую очередь в качестве гражданина своей страны в России — наименьший (46%) среди всех постсоветских республик. Украина в полученном рейтинговом распределении оказывалась на предпоследнем месте.

Вместе с тем, опросы ЦИРКОН фиксируют наличие в каждой из республик бывшего СССР доли населения, идентифицирующего себя в качестве «советских». Советского Союза нет уже почти четверть столетия, но связанная с ним идентичность сохраняется. Это указывает на наличие запроса на артикуляцию цивилизационного, сборочного для постсоветского пространства уровня идентичности. Цивилизационная идентичность задавала бы и семантику гражданской идентичности. Смысл государства означал бы в такой уровневой развертке — реализацию цивилизационной миссии.

Рис. 23. Самоидентификация населения постсоветских государств. (указать кем респондент себя ощущает в первую очередь), % (исследовательская группа ЦИРКОН), 2012 г.

Идентичность может формироваться либо на основе традиции, либо — идеи. Традиции цивилизационной идентичности еще частично сохраняются, но потенциалы их воспроизводства от поколения к поколению ослабевают. Остается как выход — выдвижение новой сборочной идеи. По сути, речь должна идти о новой россиецентричной идеологии.

Острота современных геополитических вызовов обусловливает и запрос на идеологический проект, как «послание к миру», выстраивающей идентичность принадлежности к проекту.

Доля населения России в мире — 1,99%. Вместе со всеми русскими, проживающими за рубежом — 2,4%. В современных геополитических реалиях борьбы за передел мира такой демографический потенциал, очевидно недостаточен.

Как увеличить свой силовой потенциал? Ответ тоже очевиден — нужен россиецентричный мировой проект. Этот проект должен быть адресован не только к себе, но и к миру, человечеству. Каждый народ призывается примкнуть к этому обращению. Принимая его, принимается, соответственно, и задаваемая им идентичность.

Но если нет единой мы-общности начинается внутренний конфликт идентичностей. Данные социологических опросов говорят о необходимости бить в набат. Обратимся с этой точки зрения к опросу «Левада-Центра» 2014 года. Первый вопрос формулировался следующим образом: «Как вы считаете, следует ли ограничить проживание на территории России каких-либо народов?». Отвечающие указывали разные народы. Обнаружилось, что считают, что надо ограничивать проживание тех или иных народов 69% россиян. 14% считают, что надо ограничивать все народы, кроме русских. Другой вопрос — «Как вы относитесь к идее „Россия — для русских“?» Она оказалась поддержана 54% респондентов. Третий индикативный вопрос касался Кавказа. Лозунг «хватит кормить Кавказ» поддержало 52% опрошенных. Если настроения большинства будут приняты, это неизбежно приведет к войне и геополитическому распаду. И сценарий «самоликвидации» вполне может быть запущен. (Рис. 24)

Рис. 24. Опросы Левада-Центра об уровне ксенофобии в российском обществе, июль 2014

Две проблемы, которые необходимо решить на пути мы-строительства. Во-первых, это проблема соотнесения «я» и «мы». Как перейти от «я» к «мы»? Для этого надо дать ответ на следующие вопросы.

Первое — это вопрос об историческом единстве. Надо обосновать, почему все те народы, которые проживают на территории России, едины? Если мы говорим об историческом единстве, то кто-то должен представить концепцию исторического единства. Это не вопрос о едином учебнике истории, а вопрос о единой концепции осмысления исторического процесса. Несмотря на все общественные запросы, этой концепции по сей день нет.

Второе — это ценностное единство. Но эти ценности должны быть как-то также артикулированы. Должен, как минимум, наличествовать документ артикуляции этих ценностей.

Геополитическое и геоэкономическое единство. Но кто-то этот геополитически общий интерес должен также сформулировать.

Языковое единство. И, опять-таки, без целевой поддержки языкового единства оно не может быть обеспечено.

Единство культурного и образовательного пространства. Но кто-то должен эти базовые цивилизационно идентичные основы культуры тоже назвать и поддерживать целевым образом.

Наконец, единство как принятие единого проекта. Но для такого единства должно быть единое представление о будущем, сформулирован целевой образ.

Все это сводится к понятию идеологии. Той самой идеологии, которая запрещена действующей Конституцией. Без идеологии мы-строительство — не возможно. (Рис. 25)

Рис. 25. «Я» и «мы» в системе социогенеза

Во-вторых, проблема соотнесения «мы» и «они». Если существуем мы, как некая общность, должны существовать и не-мы, они. И мы-строительство с подходом, навязываемым через все стандарты толерантности, не осуществить. Для формирования идентичности надо сказать, чем «мы» отличаются от «они». И зачастую эта постановка вопроса — конфликтная. (Рис. 26)

Рис. 26. «Мы» и «они» в системе социогенеза

И последнее и, может быть, главное. Формирование сложной, ступенчатой системы идентичности мешает осуществлению внешнего управления. Управлять социумом извне, когда выстроена сложная система идентичности, не так-то просто. А вот когда общество деидентифицировано, расколото на отдельные индивидуумы, тогда принципиальных препятствий для управления из вне нет. (Рис. 27).

Рис. 27. Деидентифицированным сообществом легче управлять

Коллизия глобального управления со стороны бенефициаров и идентичного мы-строительства является ключевой не только для России, но и мира. Они находятся в жесткой коллизии. И, по большому счету, весь пафос выступления сводится к одной формуле — это формула «интеллектуальное сопротивление».

[1] Колесницкий Н.Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. М., 1977; Бульст-Тиле М.Л., Йордан К., Флекенштейн Й. Священная Римская империя: эпоха становления. СПб.: Евразия, 2008.

[2] Кожинов В. В. Пятый пункт: Межнациональные противоречия в России. М.: Яуза, Эксм, 2005. С. 51;

[3] Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). Аналитический доклад. М.: Институт социологии РАН, 2011. С. 154.

[4] Горшков М.К., Шереги Ф. Э. Молодежь России: социологический портрет. М.: ЦСПиМ, 2010. С. 206.

[5] Аналитический отчет по результатам исследования «Региональная толерантность, ксенофобия и права человека в Украине в 2012 году»

[6] Вендина О. И. Московская идентичность и идентичность москвичей // Известия РАН. Серия географическая. 2012. № 5. С. 27–39.

[7] Национальная идентичность и будущее России. Доклад международного дискуссионного клуба «Валдай». М., 2014. С. 12.

 

http://vbagdasaryan.ru/rossiyskaya-model-myi-stroitelstva-i-vyizovyi-dezintegratsii/

 

28.09.2015 Поствизантийский мир и неовизантийская перпектива.

«Смирится в трепете и страхе,

Кто мог завет любви забыть…

И третий Рим лежит во прахе,

А уж четвертому не быть».

Вл. С. Соловьев

Сегодня все более очевидной становится задача артикуляции Россией нового российского проекта, российского послания миру. Этот проект может и должен иметь как планетарное, так и региональное выражение. Пока на настоящее время промежуточным результатом нового российского проектного моделирования явилось определенное продвижение в формировании евразийского проекта. Однако этого явно недостаточно не только с точки зрения оппонирования неолиберальному проекту, имеющему планетарный характер, но и в перспективе региональных проектов.

Уникальность российского исторического развития в преломлении к методологии мир-системного анализа состоит в одновременной принадлежности России к двум мир-системам. Одна мир-система евразийская. Она задавала исторический вектор российского движения на Восток. Пространственно воспроизводились в рамках евразийской мир-системы контуры Золотой Орды и шире империи Чингизидов в целом. Но была и другая мир-система, в которую интегрировалась исторически Россия — православная. Вектор российский устремленности в данном случае — юг и юго-запад, Балканы, Закавказье, Восточное Средиземноморье, Большой Ближний Восток в целом. Исторически этот ориентир задавался цивилизационным вхождение Руси в мир-систему византийской цивилизации. Два российских мир-системных выбора олицетворяли фигуры двух русских князей, двух святых. Выбор князя Владимира вводил Русь в пространство византийского мира. Выбор Александра Невского обозначал евразийскую перспективу. Оба эти вектора в дальнейшем гармонически сочетались в политике Московского царства и Российской империи. Россия сама становится центром обоих мир-систем.

В настоящее время обнаруживается запрос на реиделогизацию России, форматирование нового российского проекта. Но пока такого рода проектные разработки соотносятся с одним из исторических векторов, одной из мир-систем — евразийской. Между тем, второе направление пока не только в качестве государственного, но даже находящегося в широком общественном дискурсе проекта не артикулировано.

Условным обозначением такого проекта могло бы быть — неовизантийский проект. Географически масштаб его распространения связан с территорией бывшей византийской эйкумены. Народы, входящие в эту эйкумену по сей день сохраняют единую, восходящую к Византии, цивилизационную традицию. И объединение их в рамках единой цивилизационной идентичности имеет под собой фундаментальные основания.

На настоящее время страны, входящие когда-то в ойкумену Византийской цивилизации оказались на периферии новой западноцентричной мир-системы. Им отведено место стран второго и третьего сорта. Кто-то был допущен в Европу на правах второсортности, кому-то и в этом праве отказано. Экономические показатели группы православных стран — наихудшие. Кипрский, а затем и греческий инцидент демонстрируют реальную десуверенизацию православных стран внутри западного сообщества. Создание собственной системы стало бы для поствизантийских стран реальной альтернативой западноцентризму. Для православных стран и православных автокефальных церквей неовизантийский проект — единственный реальный путь объединения. Речь при этом не должна идти о религиозной тоталитарности. Мусульмане заинтересованы в неовизантийском объединении не менее православных христиан. Этот проект был бы для них реальным выходом из экстремальной дихотомии — секулярное западничество — халифат по лекалам ИГИЛ. Проект мог бы привлечь и армяно-григорианскую, и коптскую церкви. Для этих общностей он фактически единственный путь спасения перед угрозами внешнего давления и при радикализации обстановки — от нового геноцида.

Речь, конечно, не идет сегодня о политическом формате неовизантийского проекта, восстановлении Византийской империи. Прежде всего, подразумевается культурная, а в перспективе экономическая составляющая сотрудничества. Но культурная, с опорой на ценностную, повестка мир-строительства — это уже не мало. Завоевание соответствующих позиций в дискурсе позволяет форматировать повестку дня, которая, в свою очередь, определяет принятие политических решений.

Перед Россией неовизантийский проект открывает ряд новых возможностей.

Во-первых, во внутреннем преломлении акцентируется тема российской цивилизационной идентичности, связанной с православным выбором равноапостольного Владимира.

Во-вторых, выдвигается российская альтернатива заподноцентричному мироустройству, не имеющее, вместе с тем, исключительно русской маркировки, что могло бы оттолкнуть другие страны и народы.

В-третьих, осуществляется развертка геополитической игры в ключевом регионе геоэкономических потоков (Европа — Азия — Африка).

В-четвертых, через апелляцию к поствизантийской общности снимается конфликт православных стран России с Украиной и Грузией.

В-пятых, появляются дополнительные возможности обеспечения переориентации балканских стран от ЕС на Россию, выступающую объединяющим актором поствизантийского пространства.

В-шестых, создается реальная сила противодействия экспансии радикальных течений в идеологии неохалифата, которая рано или поздно, при отсутствии должного противодействия, обрушится и на Россию.

В-седьмых, через выдвижение маркера неовизантийской общности гасится острота ряда перманентных конфликтов регионе, в которые вовлечены партнеры России.

В-восьмых, через соединение неовизантийского и евразийского проектов снижаются для России издержки последнего, связанного с возрастанием зависимости от Китая.

Потребность в движении от раскола поствизантийской ойкумены к ее интеграции в условиях современных кризисов, военной эскалации и западного доминирования ощущается как никогда остро.

Неовизантийский проект, помимо внешнего, имеет, очевидно, и внутреннее российское преломление. Развертка его позволила бы обратиться к истокам российского цивилизационогенеза, показать значения православия и православной духовности, предложить необходимую для решения задач образования и воспитания модель национальной историософии.

Почему для нас исторически важна тема Византии?

Идея византийского преемства составила дискурсивную основу становления российской цивилизации. Устрани эти родовые корни, и русское цивилизационное древо иссохнет (уже иссыхает).

Традиционно, преподносимая в качестве лейтмотива общественного дискурса, полемика между славянофилами и западниками не в полной мере отражает природу возникшего спора. Среди славянофильствующей интеллигенции имелись принципиальные противники имперской государственности византийского типа. Некоторые историографы на этом основании зачисляли даже славянофилов в либеральный лагерь. Ключевой российский вопрос — это вопрос о государственности. Еще с Н. М. Карамзина установилось понимание, что история России, прежде всего, есть «история государства российского». А государственность в России, имеет, по признанию многих историков и философов, византийскую, по своим истокам, природу. За полемикой славянофилов и западников оказался нивелирован другой, возможно, более принципиальный спор «византинистов» и «антивизантинистов». Победили в итоге противники византийского государственного наследия. За понятием «византинизм» было закреплено негативно-нарицательное значение. Византия приобрела в историографическом дискурсе исключительно отрицательную маркировку.

Рефлексия на византийскую историю относилась не только к генезису русского национального сознания, но и цивилизационной самоидентификации народов Западной Европы. Можно даже говорить о латентном византийском комплексе западноевропейцев. Этот комплекс замешан на вопрос о «первородстве». Раннесредневековый Запад являлся по отношению к Византии культурной периферией. Для современного западноцентристского миропонимания это звучит как вызов. В основе западного экспансионизма обнаруживается тривиальный комплекс неполноценности. Для исторического сознания североамериканцев он приобрел даже двухслойное выражение. На византийский комплекс западноевропейцев, у американцев наслоился еще и комплекс в отношении к самой Европы.

Государство, традиционно именуемое как Византия, в действительности называлась Римской империей. Именно это название пытались и пытаются всячески завуалировать адепты западноценризма. Римская империя, согласно христианской историософии, будет мировым царством, последним в истории, непосредственно предшествующим установлению Царствия Божия. Запад ревновал к «империи Ромеев», сам примеряя на себя облачение мировой державы. Название Византия имеет западноевропейское происхождение. Оно, как известно, производно от греческого провинциального города, переименованного по воле императора Константина в Константинополь. Распространение на всю империю данного обозначения должно было очевидно подчеркнуть его провинциализм, периферийность. Русские, для сравнения (почувствуйте разницу) именовали имперскую столицу не Византием, и даже не Константинополем, а Царьградом.

Исторически некорректным является также использование маркера Восточно-Римская империя. Мировая империя не может быть ни восточной, ни западной, она существует в единственном числе. Именно Римской империей, без каких-либо географических локализаций, именовалась держава константинопольских басилевсов. В период своего расцвета при Юстиниане I византийское государство распространило свою власть на всю прежнюю римскую эйкумену, превратив Средиземное море в море внутреннее.

Наряду с прочими землями в состав империи входила и Италия. Ветхий Рим статусно подчинялся новому Риму-Константинополю. Вне имперских границ в Западной Европе находилась зона расселения германских варваров. Включение их в византийский культурный ареал порождало политические амбиции. Эти амбиции были воплощены в акте учреждения собственной Римской империи. Мы, провозглашали германцы, а вовсе не греки, есть истинные восприемники падшего Рима. Из этой претензии и продуцировалось абсурдное для христианское миропонимания утверждение об одновременном существовании двух римских империй — восточной и западной. Одна из них должна была быть признана в итоге нелигитимной.

Разрушение Константинополя крестоносцами в 1204 г. являлось финальным аккордом произведенной Западом политической узурпации. Священная Римская империя германской нации (ее священность, римскость и имперскость традиционно вызывали большие сомнения) просуществовала, как известно, до начала XIX в. и была упразднена лишь Наполеоном I. Однако на этом история великой узурпации не завершилась. Последующая глобализационная экспансия Запада реализовывала, по сути, прежнюю парадигму построения мировой Римской империи. Современный глобализм иллюстрирует в полной мере деформированное понимание западным человеком сущности византийского наследия. Восприняв, по своему разумению, главным образом, материальную сторону жизни Византии, человек Запада приступил к конструированию исключительно материализованной системы мироздания.

Традиционное, идущее через века, западное неприятие России также восходит к родовой травме Запада, комплексу неполноценности бывших варваров. Россия, как прямой восприемник Византии (восприемник, прежде всего, в отношении византийского православия), самим фактом своего существования служит указанием западному миру на произведенную им узурпацию, на нелигитимность западнической неоимперсчкой экспансии.

На Руси было принято считать, что падение Византии произошло не в 1453 г. — дата взятия Мехмедом II Константинополя, а в 1439 г., когда константинопольский патриархат принял Ферраро-Флорентийскую унию. Духовное падение империи предшествовало ее физическому падению. Второй Рим пал отступившись от православной веры. С принятием унии было утрачено представление об особой византийской цивилизационной миссии. После этого внутренних ресурсов для отражения турецкой агрессии уже не оставалось.

Падение столицы само по себе еще не означает гибели цивилизации. Другое дело, что у Византии не оказалось в наличие духовных сил для национального освобождения, ни тем более для нового имперо-строительства. Силы эти оказались вытравлены в результате передозировки западническими инъекциями.

Остались обломки… Эти обломки византийской цивилизации существуют до сих. Сбор этих обломков в единую систему означал бы принципиальный поворот в развитии мира, выдвижение новой — старой духовной альтернативы зашедшему в тупик западноцентричному проекту.

 В.Э. Багдасарян

http://vbagdasaryan.ru/postvizantiyskiy-mir-i-neovizantiyskaya-perpektiva/#more-2349

 

17.09.2015 По лестнице, ведущей вниз.

 

Проект «Минск-2» заканчивается. 

Фото: Григорий Дукор / Reuters

Громадные общности людей, народы и нации, возникновение которых сегодня принято относить к далёкому XVII веку, а расцвет и окончательное формирование — к блистательному XIX веку, живут по своим законам и по своему внутреннему времени. Это время течет гораздо медленнее, чем биологическое или социальное время отдельных людей. Обычный человек может возмужать, достичь зрелости и состариться за неполных 70 лет, а для нации даже четверть века — не более чем краткий миг в их собственной жизни.

В следующем году мы встретим (именно "встретим", а не "отпразднуем"…) четверть века со времени распада СССР — всеобщей, синтетической нации, формированием которой был отмечен бурный ХХ век нашей общей истории. В момент этого грустного юбилея мы уже можем подводить первые, пока что осторожные итоги для событий того катастрофического распада, свидетелями которого были многие люди старшего поколения. В этом и есть специфика медлительности исторического времени по сравнению с временем личным — уже вошло в жизнь второе поколение детей, которые являются внуками тех, кто встречал распад СССР в зрелом возрасте; а мы всё ещё пытаемся понять: что же тогда произошло, почему это случилось и, самое главное — как же нам жить дальше в новой, разорванной реальности?

Поисками выхода из той страшной цивилизационной катастрофы и наполнена последняя четверть века, тот самый самый близкий к нам миг жизни нашего народа. Враз, в результате событий 1991 года, Россия и вся российско-центрическая общность людей оказалась отброшенной — и по территории, и по смыслам куда-то в район того самого XVII века, ко временам ещё до восстания Богдана Хмельницкого и Переяславской Рады.

Россия потеряла Закавказье и Прибалтику, Среднюю Азию и, что самое страшное — Белоруссию и Украину. Все те жертвы, которые поколения людей от Бреста и до Владивостока, от Мурманска и до Одессы приносили на алтарь общего дела — всё это оказалось низведено к границам России времён Михаила Романова, первого русского царя, остановившего убийственный для страны водоворот Смутного времени.

Нет, нельзя сказать, что в современной России нет людей, которых даже устраивает такой откат к границам конца Смутного времени. Достаточно широкие слои населения современной России вполне комфортно чувствуют себя в состоянии большого народа, по-прежнему превосходящего многие европейские нации. Россия по-прежнему — большая, но вот прежнего величия, прошлой заявки на глобальное лидерство и на построение на основании своей синтетической нации собственной, уникальной цивилизации — уже нет.

Такой подход к "спокойной жизни без свершений" устраивает многих, но отнюдь не всех. Нет ничего плохого в логике обывателя, который не мыслит категориями лидерства нации или слабо представляет себе настоящую роль своей страны в мировой политике или экономике. Это его мир. Но мы, всё-таки, должны взглянуть на ситуацию непредвзято, выйдя за пределы личной квартиры или тихой улицы.

Нынешнее состояние дел внутри и вокруг России отнюдь не навевает безудержного оптимизма — Россия, в отличие от погибшего СССР, уже отнюдь не в лидерах глобальной экономики и не в авангарде политического процесса. После катастрофы 1991 года борьбу с противниками приходится вести уже не в далёкой Африке или в Латинской Америке, как это делал СССР — а приходится воевать, и воевать по-настоящему, уже у себя дома, пытаясь погасить очаги нестабильности по всему периметру российских границ.

Воевать приходится со своими бывшими друзьями, родственниками и знакомыми — которые, точно так же, как и жители России, оказались в невольной ловушке XVII века, попав в утлые, ненадёжные "шлюпки" условно независимых, национальных (а по факту — националистических и зависимых) государств, большинство из которых оказались как минимум недружелюбны к России.

Эти, вновь созданные откуда-то из того же самого далёкого XVII века, государства оказались противниками России — сама логика их создания противопоставляла их изначальной русской, а потом и советской идее объединения всех народов, населявших север Евразии, в рамках единой нации, которая бы и смогла построить свою уникальную цивилизацию. Сегодня уже минимум половина бывшего СССР оторвана от России и находится с ней в состоянии "тихой войны". Принцип "разделяй и властвуй" очень органично лёг на все те процессы, что происходили на обломках СССР за последние четверть века.

Выстроить цивилизационную динамику на возможностях одной России, а тем более — Украины, Белоруссии или Эстонии в начале XXI века — просто нереально: конкуренция в современном мире слишком яростна и безжалостна, чтобы позволить кому-либо строить свою собственную картину мира вне устремлений нынешнего мирового гегемона — двуглавого дракона западного мира, включающего в себя США, ЕС и их сателлитов. Которые, в общем-то, и привнесли принцип разделения и властвования на нашу землю, умело используя противоречия внутри СССР.

Отсюда, из этих исторических предпосылок, мы можем легко выстроить генезис "русской весны" и последующих событий на Юго-Востоке Украины. Как, кстати, и понять устремления "евромайдана", который двигал Украину в строго противоположном направлении, но в столь же неизбежной логике.

Ни одна из стран, образовавшихся в результате развала СССР, не была самодостаточной — ни в экономическом, ни в политическом, ни, тем более — в цивилизационном смысле. Итогом катастрофы 1991 года было формирование разновеликих осколков, каждый из которых был буквально "насильно сброшен" в своё личное прошлое. Так, Россия после распада СССР вполне "переболела" полным набором штампов конца XIX века, вернув герб и флаг Российской империи и попытавшись строить классический капитализм эпохи первоначального накопления капитала, который ожидаемо вылился в создание зависимой от стран Запада экономики. Украина же начала делать у себя какой-то гротеск из времён Мазепы и Богдана Хмельницкого, упав в прошлое гораздо дальше. И такой вариант отката на 100-150 лет назад оказался ещё не самым худшим сценарием — многие из осколков СССР "упали в прошлое" кто на триста, а кто на пятьсот лет, чуть ли не к родоплеменному строю. Достаточно вспомнить клановую войну в том же Таджикистане.

Крушение выстраиваемой в ХХ веке советской нации отбросило эти страны. Не избежала этой участи и Украина — просто, в силу её размера и накопленного прошлыми поколениями богатства, процесс отката в её "личный" XVII век оказался достаточно долгим и постепенным. Ну а России с её персональным XIX веком даже в чём-то повезло — сказался и размер, и ресурсы, и более высокая городская культура и традиции.

Сломать эту тенденцию деградации и отката — причём и на Украине, и в России, хотят именно те, кого не устраивает "обывательская окрошка", за постоянным помешиванием которой скрываются неизбежные тенденции упрощения и утраты, идущие повсеместно на территориях разрушенного СССР. Вопрос, в общем-то, сегодня состоит лишь в темпах и глубине этого падения: если Грузия или Таджикистан уже практически "упали на своё личное дно" в упрощении социальных, политических и экономических структур, то у Украины, России и Белоруссии, как наиболее развитых частей бывшего СССР, этот процесс ещё не завершился — как вы помните, социальное время течёт всё-таки гораздо медленнее биологического.

Процесс скатывания в неизбежную пропасть своего "личного прошлого", с кОзаками и вышиванками в случае Украины — или же с кАзаками и косоворотками в случае России, можно остановить лишь двумя способами: либо вернуться к идее создания собственной политической нации и цивилизационного проекта, либо же участвовать в чужом проекте, но уже на ролях и правах, которые прописаны отнюдь не вами и, конечно же, не под вас.

Второй вариант, вариант безусловного встраивания в западный проект, был выбран, например, Прибалтикой. Страшная цена, заплаченная деиндустриализацией и депопуляцией этих стран, — это плата за вступление в западный проект. Понятное дело, вступления на правах "забитого далёкого хутора" — поскольку вакансии "научно-исследовательского института", "супермаркета" и даже "сборочного цеха" были заняты в этом глобальном и очень сильном проекте уже давным-давно. Ну а то, что Литва, Латвия и Эстония по факту превратились в глухой угол Европы, пусть и с Интернетом и айфонами, лишь неизбежная данность: на хуторе-то большего и не надо. Фермеру даже заплатят компенсации, чтобы он коров не заводил, траву не косил, редким туристам и европейским фермерам — не мешал. Пусть умирает в своём латгальском углу тихо и с достоинством.

Такой вариант был, в общем-то, предложен и Украине и, более того, честно, дельно и детально прописан в "Соглашении об Евроассоциации". Но это соглашение никто толком не читал — вакансия "рапсового поля" и "поставщика рабочей силы" вполне устроила украинское общественное сознание, которое после распада СССР очень быстро деградировало до уровня XVII века и во-многом приобрело магические формы, характерные для того времени. По сути дела, как это ни печально, Украина оказалась в реальном, жестоком и конкурентном мире XXI века с принципами, категориями и восприятием действительности, характерными для XVII века, — и ожидаемо проиграла.

Однако, как и в самой России, на Украине нашлись люди, которые посчитали, что развитие собственного проекта вполне может стать альтернативой бездумной интеграции в западный проект, в результате которой странам предстоит лишиться столь же многого, как это произошло в случае Прибалтики, Закавказья или Средней Азии. Катастрофу 1991 года необходимо было попробовать повернуть вспять — и сделать это, в случае исключения влияния Запада, нужно было лишь с опорой на собственный силы.

Именно под флагом и под лозунгом "возвращения домой" и построения своей уникальной идентичности и проходили события крымской весны, именно на рефрене воссоединения с Россией и "мы, русские — какой восторг!" началось восстание на Донбассе.

Те, кто вывел людей на улицы в Севастополе или в Донецке, хотели одного и того же — остановки того разрушительного процесса, который они наблюдали в своих городах начиная с 1991 года.

Поэтому-то столь причудливо переплелись в Крыму и на Донбассе интересы очень разных политических и общественных сил — и "красные", и "белые" протестовали против возврата страны (и Украины, и России!) на три столетия назад, возврата, который возник на фоне катастрофы 1991 года и искусственно поддерживался и ускорялся теми силами (как на Западе, так и внутри двух стран), которые и в самом деле видели Россию и Украину разными вариантами полуколоний Запада — первую в виде безотказной "бензоколонки", а вторую — в виде "рапсового поля".

Отсюда можно понять и всю сложность диспозиции сил внутри Украины, внутри России, на Донбассе. Как и принять как неизбежное то, что солнечная русская весна 2014 года превратилась в дождливую и пасмурную донецкую осень 2015-го. Максимум того, что удалось сделать России, — это осуществить "спецоперацию по спасению" Крыма, а вот уже на Донбассе русская весна забуксовала и остановилась, так и не дойдя до логического конца. Подобно Украине, распадающейся на части из-за следования в своё собственное прошлое, когда польские магнаты вывозили в Европу украинское зерно через Гданьск, столь же безрадостна и картинка в России и на Донбассе. И Донбасс, и Россия пока что не сделали своего окончательного выбора: именно Донецк и Луганск высветили все противоречия между чаемыми и декларируемыми целями русской весны — и суровой реальностью.

Сложный клубок противоречий донецких олигархов и российских энергетических монополий, народных движений Донбасса и влиятельных московских ведомств и служб, усилия Запада и действия Украины, идущей по пути превращения себя в колонию — всё это сплелось воедино на Донбассе и в итоге привело ситуацию к неразрешимому пату.

С одной стороны, продолжение крымского сюжета уже выглядит абсолютно неизбежным — Россия весной 2014 года, опираясь на абсолютно объективные тенденции, сделала заявку на возвращение к собственному пути развития. И никто теперь уже не может сказать, что "Россия не переступила черту". Переступила, перешла Рубикон и сожгла за собой мосты — потому что процесс скатывания России в прошлое и в забвение был наглядно прерван именно Крымом.

С другой стороны — продолжение этих действий на Донбассе сейчас представляется уже невозможным, а остановка процесса снова запустит неизбежные тенденции разрушения и деградации: в современном мире слабых бьют, блокируют и низводят до требуемого уровня чётко отработанным набором мероприятий и решений. И конечной точкой такого процесса для России со стороны Запада мыслится отнюдь не удушение Донбасса в объятиях будущей колонии-Украины, а возврат Крыма и последующее перемещение Смуты уже в саму Россию, в рамках продолжающегося следования в XVII век, а возможно — и куда дальше.

Как остановить этот процесс и как выйти из тупика "донбасской осени"?

Вот уже на протяжении года российское руководство избрало тактику затягивания решения конфликта: так называемые "минские соглашения", которые уже давным-давно должны были привести к объективным результатам и "подвесить" Украину в ситуации объективного выбора между Западом и Россией, сейчас явно буксуют. Буксуют именно потому, что само по себе "минское соглашение" не даёт ответа, в какую сторону должна двинуться Украина — в сторону возрождения совместного проекта с Россией, либо же в сторону дальнейшего одностороннего подчинения Украины Западу.

Ну а декларируемое на словах и в положениях "Минска" сохранение некоего "улучшенного статус-кво" на Украине, но уже без гражданской войны, без Крыма и без прошлого унитарно-киевоцентричного устройства — упирается уже в невозможность осуществить это по естественным причинам: ни восставший Донбасс, ни националистический Киев не готовы жить друг с другом в рамках единой страны, да ещё и не имеющей чёткого вектора ни на восток, ни на запад.

Клинч "Минска" вряд ли можно будет разрешить без "ломанья через колено" как Донбасса, так и Киева. Потому что итогом, скорее всего, будет уничтожение слабейшей стороны — Донбасса.

Масса противоречий, сложившихся на пространстве СССР и "подсвеченных" Украиной, имеет возможность разрешения. Но для этого надо понимать те нити, которые их связывают. Возможен цивилизационный проект России — но только в том случае, если страна осознает и катастрофу 1991 года, и нынешний процесс утраты достижений предыдущих поколений русских людей. Возможно затянуть в этот проект и Украину, и не потерять Белоруссию, в которой сейчас нарастают похожие процессы — но в этом случае надо возвращаться к идее империи, синтетической нации и единых смыслов развития — а не пытаться "прятать табачок" по национальным квартирам, выстроенным по лекалам XVII века в 1991 году.

Можно и победить Запад. Но для этого, пожалуй, нужно не просто ждать кризиса западного проекта, который неизбежно похоронит и его колонии, и "неопределившиеся" страны — а активно строить свой цивилизационный мир, отличный от глобального западного проекта.

Существующий же "статус-кво", продолжение "выбора без выбора" и естественное течение вещей — что на Украине, что на Донбассе, что в самой России — это по-прежнему путь вниз, а не вверх, к новым высотам.

Но возможный путь вверх явно не будет усыпан розами. Это вниз идти просто, как просто и ничего не делать в рамках "минского мира". В прошлый раз Украину возвращали целых 300 лет — колёса истории и в самом деле мелют очень медленно. Сколько времени и сил потребуется сегодня — не знает никто. Наверное, главное — это начать и постоянно двигаться вперёд. По крайней мере в Крыму этот первый шаг уже был сделан — и назад пути нет. Там только грустное прошлое.

 

http://zavtra.ru/content/view/po-lestnitse-veduschej-vniz-2/

 

 

14.09.2015 Закрывая тему «постиндустриального перехода»...

 

Чтобы закрыть тему о «постиндустриальном переходе» в этом журнале, решил написать о данном вопросе наивно и просто

Итак, использовать термин «постиндустриальный переход», на мой взгляд, можно разве что в отношении общества – т.е. некоей социальной надстройки, находящейся вне хозяйственной основы жизни социума

Использовать же термин «постиндустриальный переход» по отношению к хозяйственному укладу, на мой наивный взгляд, просто бессмысленно

Почему?

Попробую пояснить...

 

Промышленный переход

Некогда в цитадели будущей мировой цивилизации Западного типа – средневековой Европе -- господствовал хозяйственный уклад, основанный на использовании энергии сельскохозяйственных растений и древесинs -- в качестве топлива

Причем этот уклад начал бурно расти в эпоху Великих географических открытий за счет освоения огромных новых пахотных площадей и лесов (на дрова) в Америке, Африке, а затем и в Австралии

Теперь это -- наша земля

lЧто и дало ему возможность выделить необходимый объем дополнительной энергии для технологического перехода к новому хозяйственному укладу, основанному на новом, более эффективном энергоносителе – каменном угле

Причем завершился «промышленный переход» к этому новому -- Промышленному -- хозяйственному укладу, только когда уголь стал основным энергоносителем мирового хозяйства

Британский уголь -- основа могущества "хозяйки промышленного мира"

Источник фотографии: http://steampunker.ru/blog/history/9930.html

 

Индустриальный переход

Аналогичным образом начался и последующий «индустриальный переход» к хозяйству, основанному на новом, еще более эффективном источнике энергии – нефти

Растущий поток энергии от угля, как основного энергоносителя, дал возможность выделить необходимый объем дополнительной к текущим нуждам хозяйства энергии – на создание новых технологий по освоению нового, более эффективного энергоносителя – нефти

И завершился индустриальный переход только к середине 60-х годов XX века, когда нефть вытеснила уголь в качестве основного энергоносителя  нового хозяйственного уклада -- теперь уже Индустриального

Вот такими они были -- устремленные в индустриальное будущее машины шестидесятых

Источник фотографии: http://avto.bigbo.ru/?p=810

 

«Постиндустриальный переход» -- новая энергетическая основа… где?

Так вот, когда мне говорят о том, что какие-то страны уже «перешли» к некоему «новому», «постиндустриальному укладу» своего хозяйства… -- мне сразу хочется задать наивный вопрос:

Простите, а новая энергетическая основа этого «уклада»… где? Какой именно – более эффективный, чем нефть (!), -- энергоноситель «уже стал» основным энергоносителем для хозяйственного уклада стран, якобы совершивших «постиндустриальный переход» и вносит наибольший энергетический вклад в их хозяйство?

Цифровые, информационные технологии?

И что – они снабжают эти страны энергией в объеме большем, чем нефть и природный газ?

А они вообще какой-либо энергией хозяйство этих «постиндустриальных» стран могут снабжать?

Кроме воображаемой

Вроде «энергии мысли» из ненаучного фэнтази

мир цифровых технологий — Стоковое фото #23610409

Источник фотографии: http://ru.depositphotos.com/23610409/stock-photo-digital-world.html

 

По-прежнему в Индустриальном укладе… 

Так что извините, но все эти фантазии о «постиндустриальном» хозяйственном укладе попросту оскорбляют мой интеллект, -- каким бы он ни был наивным

Ну, а живем мы по-прежнему в том самом «старом, добром» индустриальном мире, который сложился на базе индустриального хозяйства в середине XX века

Бесконечности Китая

Промышленный район всовременном Китае

Источник фотографии: http://www.outshoot.ru/posts/46290

И если этот Индустриальный хозяйственный уклад и начал переходить в какой-то другой, то скорее… обратно в Промышленный -- учитывая рост доли угля в «энергетической корзине» человечеств за счет сокращения доли нефти и природного газа

Но уж никак не в какой-либо иной, новый и более эффективный

 

Вместо «постиндустриального» общества -- к доиндустриальному

И если снова вернуться теперь к обществу… то возникает закономерный, на мой взгляд, вопрос. Ну как оно может быть «постиндустриальным», если живет исключительно за счет Индустриального хозяйственного уклада?

В общем, сниму я, пожалуй, и то, что написал в самом начале поста. Потому что и по отношению к обществу термин «постиндустриальный переход» является разве что желаемой фантазией в человеческих головах, не имеющей никакой основы в реальном, физическом мире

И как знать, не породил ли эту фантазию бессознательный страх цивилизованного человека перед начавшимся переходом мирового хозяйства в совсем иную, обратную фазу?

Вместо «постиндустриального» -- к доиндустриальному хозяйственному укладу

Заброшенная Болгария

Из цикла "Заблрошенная Болгария" -- В 2008 году завод был закрыт

Источник фотографии: http://turizm.mirvokrugnas.com/543713432239868699/zabroshennaya-bolgariya/

http://hippy-end.livejournal.com/653826.html

 

29.08.2015 Планета в порядке. 18+

 

Для начала  — наглядная инфографика:

Это — периодизация биологической и геологической истории Земли. Точнее — её новой истории, уже связанной в основном с эволюцией аэробных организмов, то бишь — нас с вами.

Если принять длительность этого периода, называемого протерозоем (эпохой старшей жизни) и фанерозоем (эпохой видимой жизни) равным длине руки, то протерозой, во время которого на Земле существовали исключительно одноклеточные формы, займёт всё ваше предплечье и половину открытой ладони.

Общая длительность существования биологической жизни на Земле, которая простирается и в древний архей составит ещё дополнительно около 1500 миллионов лет и заберётся на нашей воображаемой «руке» куда-то в район плеча.

Вся же людская история, начиная от момента появления первых людей современного типа, поместится в этом случае на последних 0,01 мм нашей руки, на расстоянии где-то в 1/10 от толщины человеческого волоса.

Ну а вся история цивилизации, все наши 10 000 лет в этом случае вполне уложатся в размер всего лишь 20 мкм, что вполне сравнимо в размером отдельных клеток в нашем собственном организме.

Вот это и есть наша собственная история, которой мы и оперируем, с прилежанием изучая её в средней школе.

Наша же собственная, индивидуальная жизнь в рамках такой визуализации уже попадает в нанометровый диапазон, куда-то к бактериям и крупным вирусам, являя собой всю реальность значимости длительности жизни одного человека по сравнению с возрастом биосферы.

На нижней части такой воображаемой ладони, в конце протерозоя, разместились несколько «ледышек» — экстремальных ледниковых периодов, именуемых ещё иногда «Земля-снежок» (Snowball Earth).

Суть произошедшего тогда достаточно полно укладывается в концепцию «враждебной Земли» или «мира Медеи» которую в последнее время всё чаще противопоставляют в научном и научно-популярном изложении концепции «матери-природы» или «миру Гайи», в рамках которой, наоборот, природа представляется исследователями, как среда, всячески поддерживающая и способствующая развитию жизни.

Краткий цикл «Земли-снежка», с начальным глобальным оледенением и с последующим парниковым эффектом.

Нынешние объяснения однозначно наблюдаемого в геологической истории эффекта «Земли-снежка» носят как чисто физический, абиогенный характер, так и включают в себя привлечение биологических факторов.

При этом, вне зависимости от комбинаций этих двух факторов и их видимого влияния на климат Земли (например, учёные всё ещё спорят о том, включало ли такое глобальное оледенение и тропические широты — либо же возле экватора всё-таки оставался небольшой океан жидкой воды) — итоговая картинка получается одинаковой: ни Земля и её физические процессы никак не ориентированы на поддержание некоего гомеостазиса живой материи, ни сама живая материя не обладает какими-либо механизмами для обеспечения такого гомеостазиса на уровне биосферы.

Гомеостазис, то есть поддержание внутренней среды организма или группы организмов, хорошо действует на уровне отдельной особи или же популяции особей.

В конечном счёте, любая жизнь и живёт таким гомеостазисом, постоянно стараясь привести свою внутреннюю среду к равновесному состоянию и во многом действуя в таком же направлении с точки зрения создания управляемой внешней среды.

И при этом не играет роли то, говорим ли мы о норе полевой мыши, обеспечивающей тепло и безопасность выводку грызунов, тропическом термитнике, легко поддерживающем температуру, влажность и даже повышенное содержание СО2 внутри себя или же о  человеческом жилище, которое призвано обеспечивать жизнь людей в любых, даже самых экстремальных условиях.

Любое жилище представляет собой вариант создание гомеостазиса в негостеприимных условиях.

Однако, в любом из вариантов создания гомеостазиса, и растительный и животный мир, и человек неизбежно создают неупорядоченность где-то в другом месте. Попытка охладить своё жилище кондиционером приведёт к потокам тёплого воздуха наружу и расходу электроэнергии, желание же осветить и согреть жилище потребует дров или же манипулирования с атомами урана и плутония где-то на далёкой атомной станции.

Итогом же этих манипуляций неизбежно будет создание неупорядочности или хаоса где-то в другом месте, казалось бы — далёком от норки, термитника или же фешенебельной виллы, но, в силу глобальности процессов — непосредственно воздействующем на самого создателя хаоса, который, в общем-то, всего лишь заботился исключительно о собсвенном гомеостазисе.

И речь тут, в общем-то, не о длительности или масштабе явления — будь наш рассказ о проблеме Европы с толпами нелегальных мигрантов, порождённых близорукой политикой Запада по отношению к странам Ближнего Востока и Африки или же о катастрофе «Земли-снежка» в начале протерозоя, когда сине-зелёные водоросли вроде бы «случайно», но совершенно закономерно по-факту, отравили атмосферу Земли кислородом.

Жизнь на планете Земля идёт вперёд и в этом движении меняет Землю своей жизнедеятельностью — столь же неизбежно, как Земля наворачивает новые и новые круги вокруг своей центральной звезды.

Отсюда, в общем-то, и проистекает моё весьма философское отношение к проблеме мирового кризиса, пика доступных человечеству энергоресурсов или к проблеме глобального потепления. Которое в чём-то напоминает монолог Джорджа Карлина «Планета в порядке»:

 90% видов, населявших Землю, уже вымерли. И вы говорите: «Спасём планету?»

Рассуждать, например, о проблеме глобального потепления можно не в плане его индуцирования человечеством или, тем более, его остановки путём имплементации каких-либо юридических протоколов по его «контролю» или тем более «управлению» — данный подход и в самом деле напоминает позицию комара, который, пытаясь напиться крови бурёнки, внезапно получает смертельный удар хвостом, но при этом начинает не думать о самом процессе своей бренной жизни, а пускается в рассуждения об управлении коровой.

Во-первых, человечество уже столкнулось с процессом глобального потепления — сумма наблюдений за ледовым покровом, океанами, климатом и массой других, связанных с температурой физических явлений на нашей планете свидетельствует именно о том, что вторая половина ХХ века и начало XXI века уже стали самым тёплым периодом со времён средневекового температурного оптимума:

Как видите — даже на масштабе ХХ века или I-II тысячелетий картинка глобального потепления уже выглядит совершенно по разному. На масштабе ХХ века этот процесс даже назвали «хоккейной клюшкой», настолько он скоротечен и масшабен, но, в то же время, если сравнивать потепление второй половины ХХ и XXI веков с картинкой I-II тысячелетий, то можно говорить лишь о катастрофическом темпе потепления (теплеет и в самом деле сейчас аномально быстро по сравнению с прошлыми вековыми процессами), а вот абсолютные рекорды средневекового температурного оптимума, оптимума Римской империи и конца бронзового века пока что человечество отнюдь не превзошло.

Тем более, что на верхних графиках представлена скорее прилизанная, обывательская картинка, в то время, как учёные скорее оперируют вот такими наборами данных из различных исследований:

 

Для того, чтобы понять сущность научного метода в оценке температуры нам надо осознать, что часто учёные не могут измерить напрямую историческую температуру (ну, не было у викингов термометров), а скорее — меряют какую-то косвенную величину, которую потом можно преобразовать в историческую температуру, исходя из каких-то понятных, но, в общем-то, произвольных допущений.

Я постараюсь объяснить этот момент на примере наблюдаемого уменьшения количества льда в ледниках высокогорного Тань-Шаня:

 

Научное исследование, законченное совсем недавно, говорит о том, что ледники Тянь-Шаня испытывают постоянную потерю льда.

За последние 50 лет ледники Тянь–Шаня сильно сократились. В 1961 году их общая площадь была 16 150±750 км2, а в 2012 году она уже уменьшилась до 13 190±680 км2, то есть, за полвека она уменьшилась на 18±6 %. При этом совокупные потери массы тяньшанских ледников составили даже больший процент — согласно посчитанным оценкам ледники потеряли 27±15 % от своей массы. В среднем же ледники Тянь-Шаня безвозвратно теряли по 5,4±2,8 км3 воды в год.

При этом интересно, что эти оценки полувекового периода базируются на данных лазерной альтиметрии ICESat 2003-2009 годов и данных спутниковой гравиметрии GRACE, относящихся к периоду 2003-2012 годов, наложенных на визуальное наземное картографирование ледников в период 1961-2012 годов.

Ситуация с такой оценкой похожа на исследование веса жителей небольшого города, которых на протяжении 50 лет не взвешивали, а лишь измеряли их ширину в плечах, в талии и в бёдрах (это — визуальное наблюдение за ледником).

При этом непосредственные данные о весе у нас есть лишь за последние 10 лет — и то мы взвешивали людей по дороге на работу, в электричках, скопом (это наша орбитальная спутниковая гравиметрия) и, кроме того, мы точно померяли рост всех людей в городе на протяжении ещё 7 лет (это наша лазерная альтиметрия).

Исходя из этих общих данных, мы можем как-то математически привязать вес среднего человека к его росту, ширине бёдер, плеч и талии и, зная эти измерения (кроме роста, конечно) в прошлом — вычислить, сколько весили все люди нашего городка в 1961-м, 1981-м или 2001-м году.

Ну и, конечно же, сделать осторожный прогноз о том, сколько будут весить все люди этого городка в 2021-м.

Кроме того, мы можем, исходя из веса людей в городке сделать какие-то выводы об их зарплате. Аналогия условная, но очень точно отражающая принципы научного исследования. Например, если люди в городе хорошо получают — они могут позволить себе не голодать и хорошо питаться. Результатом такого подхода, скорее всего, будет избыточный вес части населения. Хотя высокий уровень достатка может побудить кого-то и заняться спортом, одновременно сбросив излишний вес.

Такой подход, в общем-то, показывает нашу дилемму с ледниками — возможно, их уменьшение связано с тем, что их «сжигает» поднимающаяся температура, но, с другой стороны, реальное уменьшение может быть связано и с тем, что ледники получают недостаточное питание из атмосферных осадков, что просто показывает, что климат в районе Тянь-Шаня стал более засушливым — вне прямой зависимости от повышения или понижения температуры.

Однако, понятное дело, учёные всё равно «отделяют зёрна от плевел» и уже чётко определили, что глобальное потепление — строго установленный факт.

Так, например, в повышении глобальной температуры не оставляет никаких сомнений повышение уровня Мирового Океана, которое, кстати, в большей степени пока что основывается на тривиальном тепловом расширении воды, нежели на таянии континентальных льдов (шельфовые льды, напомню, на уровень Мирового Океана и так не влияют — они «уже утонули»):

Масса наблюдений учёных так или иначе, но увязываются между собой и приводят к простому, но наблюдаемому факту — да теплеет. Более того, исключив многие приятные, но неверные объяснения, можно сделать простой вывод — теплеет благодаря нам, которые выбрасывают в атмосферу массу аэрозолей и парниковых газов, равновесная концентрация которых и коррелирует с наблюдаемой картиной антропогенного по своей сути потепления XX-XXI века.

При этом факт глобального потепления уже давным-давно перешёл из раздела гипотезы или теории в сумму наблюдаемых фактов — подчеркну, что речь идёт о том, что  уже произошло, а не о том, что может произойти в будущем. Распиаренный факт вывода на чистую воду группы мошенников, получивший шуточное название «климатгейт», состоялся именно потому, что научное сообщество сегодня уже оперирует целым массивом взаимосвязанных климатических данных, которые как раз и позволяют обнаруживать ошибки отдельных групп учёных и сознательные подтасовки данных. Исследования погоды, в том числе и благодаря «экологически-алармистским» грантам, сегодня уже окончательно превратились в наблюдения за глобальным климатом.

То есть, каждая группа учёных в общем-то действует независимо, в силу чего она может легко найти ошибку в данных других групп, если они уж слишком сильно «выбиваются» из общего массива.

При этом каждая группа учёных или отдельный учёный отнюдь не заинтересованы в «глобальном подтверждении» всех данных, а скорее хочет найти какую-то особенность, которую до него никто не заметил. То есть, в общем-то, сейчас на фоне общего тренда к окончательному признанию «глобального потепления» (а что делать если и в самом деле в мире теплеет?), именно этот сценарий незримо атакуют массы учёных в мире, стремясь его опровергнуть (фальсифицировать) своими исследованиями.

Отсюда — и моё спокойное отношение к «климатгейту».

Именно он показывает, что климатология сегодня — здоровая и развивающаяся наука, а не алхимия или религия, которая ищет «философский камень» антропогенного фактора или защищает «догмат веры» глобального потепления.

Ну а дальше — мы просто возвращаемся к комару, пьющему кровь из коровьего зада, к неизбежности такого процесса для самки комара, к гипотезе Медеи и к тому, что мы — лишь крошечная бактерия на конце руки под названием Гея.

Да, это наши предки устроили «метановую печку» 3,5 млрд. лет тому назад. Да, это наши предки послужили причиной «кислородной катастрофы» около 2,7 млрд. лет до нашей эры. Они помогли созданию и последующему уничтожению «Земли-снежка» несколько раз за время геологической истории — 2,3 млрд. лет тому назад, 790 млн. лет тому назад и 630 млн. лет тому назад. Наши предки пережили динозавров — и ничуть этим не страдают.

Великие вымирания - Кирилл Еськов

Мы в конечном случае — последние из выживших. Возможно даже — не только на Земле, а и во всей Солнечной системе.

Мы пережили Марс, изменившишь и сможем пережить Землю и Солнце, если будем достаточно умны для того, чтобы помнить, что наша уютная Земля — отнюдь не гостеприимная Гайя, а скорее — мачеха-Медея.

У планеты всё в порядке. Это нам "конец обеда", как сказал бы дружбан-поэт сэра Макса (Лабиринты Эхо. Макс Фрай).

http://alex-anpilogov.livejournal.com/81384.html

 

25.08.2015 Кризис как возможность начать свое дело

 

Елена Щедрунова говорит с президентом Центра стратегических коммуникаций Дмитрием Абзаловым и общественным представителем Агентства стратегических инициатив в Москве Дмитрием Волковым. Какие направления наиболее благоприятны и перспективны в нынешней экономической ситуации? Радио: "Вести ФМ"  http://www.radiovesti.ru/.

 

 

 

 

 

20.07.2015 β-егемот у твоих дверей 

 

«...Гленн Грант подошел к Дэвиду Хартвеллу от меня, так как сам я перепугался. Он порекомендовал мне обратиться к майору Дэвиду Баку из новозеландской армии, который позволил мне воспользоваться его знаниями в области взрывчатки, как ядерной, так и обыкновенной. Я несколько забеспокоился, когда выяснил, сколько времени тратят некоторые люди, размышляя о последствиях ядерных взрывов на дне морском.»

Надо сказать, что предпоследнюю часть своего цикла о ядерной войне ((1,2,3)), названую «Ядерное цунами», я дописывал, сев перечитать трилогию Питера Уоттса «Морские звезды - Водоворот - β-егемот».

Не скрою, для меня, как для автора написание «вариаций на заданную тему» всегда сопряжено с определённым мыслительным усилием, которое часто приводит к совершенно противоположному результату. Ну, например, хочешь написать что-то «лучезарно-оптимистичьненькое», а в результате анализа источников и исходных материалов составляешь совершенно иную картину, или же, наоборот, просьба написать на тему «фсьо пропало» приводит к тому, что составляется и пишется материал, в котором лучи света и надежды разгоняют темноту пессимизма и беспросветного будущего.

Так получилось и с материалом о ядерном оружии, который планировался, как предупреждение, но которое некоторые восприняли и как апологетику, и как оправдание ядерной войны. Ведь, как ни крути, а ядерное оружие существует в нашем мире и, в самом деле, есть масса профессионалов, учёных и военных, которые «много думают на тему ядерных взрывов на дне морском».

Такое впечатление, скорее всего, сложилось и у вас, если вы читали «Морских Звёзд».

С одной стороны, тёмный мир корпоративно-олигархического киберпанка, в котором живут рифтеры, беженцы, неприкасаемые и корпы, вряд ли можно назвать приятным местом для жизни, но, с другой стороны, внутренняя логика и связанность этого мира не позволяет вам просто сказать «ну, нахер!» просто исходя из того, что этот мир вам эстетически не нравится.

Ведь, если ты не летишь к звёздам или не строишь коммунизм, то это отнюдь не значит, что нынешний мир современного нам финансового капитализма будет длится вечно и никак не изменится.

«— Ты слышала фразу «возрастание энтропии»? Все постепенно разваливается. Можно отсрочить этот процесс, но для этого нужна энергия. Чем сложнее система, тем больше ресурсов ей требуется, чтобы остаться целой. До нас мир питался от солнца, растения были словно маленькими солнечными батарейками, на которых все остальное могло расти. Теперь же мы живем в обществе с экспоненциальной кривой сложности, вдобавок в нем есть Интернет, и его кривая еще круче, так? Поэтому все человечество забилось в разогнавшуюся машину, которая стала настолько сложной, что в любой момент может разлететься. И способна это предотвратить лишь та энергия, которую поставляем мы.

— Плохие новости, — говорит Карако, хотя Кларк думает, что она действительно поняла, в чем дело.

— На самом деле хорошие. Им всегда будет нужно все больше энергии, поэтому им всегда будем нужны мы. Даже если когда-нибудь разберутся с ядерным синтезом.

— Ну да, но… — Карако неожиданно хмурится. — Если ты говоришь, что кривая экспоненциальна, то однажды она упрется в стену, так? Кривая пойдет вверх и потом резко обрушится вниз.

Брандер кивает: — Угу.»

Современному миру всё равно придется измениться, хотим мы этого — или нет.

Нам и в самом деле будет необходимо всё больше энергии, наше тело начнёт подвергаться массе искусственных изменений, контроль разума и эмоций вскорости вполне выйдет на индустриальный уровень от шамаства пропаганды и лозунгов сегодняшнего дня, а деградация моральных и идеологических ориентиров общества вполне может вызвать к жизни вариант развития событий, в ктором гибель двух с половиной миллиардов людей вполне может стать лишь «сопутствующим ущербом».

 

Вариант будущего для Ленни Кларк или для Елены Клериковой выбираем в конечном счёте все мы. Ведь это и наше с вами будущее.

Когда я дал почитать свою книгу «Мир на пике» одному очень хорошему человеку из старшего поколения, чьё мнение для меня является безусловно важным, он вернулся ко мне с одной очень важной фразой: «Жаль, что 25 лет назад я решил оставить всё так, как есть — пожелав простого счастья для своих детей, я обрёк их на гораздо более опасное будущее».

И я склонен верить этому человеку и его искреннему высказыванию. Те, кто надеялся, что у западного мира есть чудесный рецепт «нового, дивного мира», в котором для всей массы существующих людей есть достойное место под солнцем и любимая работа, уверенность в завтрашнем дне и даже минимальное материальное благополучие — жестоко ошибались.

Мир развивался, развивается и будет развиваться по своим законам. В которых категорический императив о том, что «поступать надо так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» будет сам по себе той целью, к которую ещё предстоит достигнуть, и которая отнюдь не является запрограммированной на физическом, биологическом или социальном уровне.

Мадонна Апокалипсиса и Дева Армагеддона всегда приходит в одном лице.

«Я есть Альфа и Омега, начало и конец»

И смерть, и жизнь, как и спасение или разрушение — находятся в нас самих. Нет героя или бога, который мог бы спасти нас.

Так или иначе, но мы будем вынуждены измениться — или же умереть. Может быть, и не как вид, но как цивилизация — так уж точно. Потому что представить себе какое-то непротиворечивое будущее со всем тем грузом политических, экономических и культурных противоречий, которые сейчас снедают современным мир, я просто не могу. Мы скорее совершим на этом пути коллективное самоубийство (и, судя по всему, уже его совершаем), но так и не свернём на прямую дорогу к категорическому императиву.

Просто потому что она идёт вверх, а человечество всегда почему-то предпочитает пусть и извилистые, тупиковые, но столь приятные горизонтальные дороги, а то и наклонные спуски, приводящие к закономерным и буквально запрограммированным катастрофам.

«Непонятный подводный взрыв на Среднеатлантическом хребте, достаточно большой для ядерной бомбы, но официального подтверждения он так и не получил, и никто за него не взял на себя ответственность. Израиль и Танака Крюгер возобновили свои ядерные испытательные программы, но об этом конкретном инциденте никто не знал.

Дальше вещи приняли еще более серьезный оборот. Буквально на следующий день выяснилось, что несколькими неделями ранее Н’Ам Пасифик ответил на относительно безобидную попытку пиратства со стороны корейского грязекопателя тем, что разнес его на куски прямо в воде.

Около трехсот человек погибло от взрыва зажигательной бомбы, которая разнесла большую часть судоверфи «Урчин» в Портленде. Для двух часов ночи это был довольно высокий показатель смертности, но здания примыкали к Полосе, и пожар унес жизни немалого числа беженцев. Мотивы неизвестны. Определенная схожесть с гораздо меньшим взрывом, произошедшим несколько недель назад за сто километров к северу, в пригороде Кокитлама. Там причиной посчитали очередную войну банд.»

Технологии будут нести нас вперёд и вверх, хотим мы этого или нет. Человечество, как диссипативная структура, будет идти вперёд и этот неспешный шаг времени никогда не будет учитывать наше желание ехать по горизонтали или под горку.

Скоро Н’Ам Пасифику вполне будет, что подрывать на куски возле берегов Папуа-Новой Гвинеи.

Технолгии управления сознанием и эмоциями, помноженные на открытия в области химии и физиологии и подкреплённые массовой пропагандой и «промывкой мозгов», вполне смогут лепить человечество по нужным шаблонам, конечно же, ровно до тех пор, пока заданная такой лепкой дорога под откос не приведёт всех нас к катастрофическому результату.

Ну а киборгизация людей или генная инженерия, опять-таки, в рамках чистой технологиии обеспечивающие лишь «окно возможностей», но отнюдь не направления движения по дороге будущего, вполне ускорят движение человечество под откос, в кювет и к новой точке сборки — но уже через апокалипсис для всех и армагеддон для каждого.

И, к сожалению, события последнего года научили меня грустной истине — мы, русские, отнюдь не избранный или уникальный народ, который хоть как-то готов к этому «шторму будущего».

Сегодня у России и у русских также, как у немцев, американцев или китайцев совершенно нет сформулированного образа будущего, в котором бы они хотели и, самое главное — могли бы жить.

«— А потолок-то есть, по крайней мере? Какое-то максимальное количество жертв, после которого вы признаете поражение? Хоть одна из моделей говорит, когда вам уступить?

Только по движению ее губ психиатр понял: да.

— Ага. И чисто из любопытства, где будет пролегать эта граница?

— Два с половиной миллиарда, — он едва расслышал ее. — Огненный шторм в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

«Она серьезно. Она вполне серьезно».

— Уверены, что этого достаточно? Уверены, что хватит?

— Не знаю. Надеюсь, нам никогда не придется это выяснять. Но если и это не сработает, тогда уже не поможет ничего. Все остальное будет… тщетным. По крайней мере, так говорят модели.»

Все выдуманные симулякры возможного будущего рассыпались и лежат в руинах — а мы все сидим на медленно разрушающихся остатках старого индустриального мира и взираем вдаль, в бущующий океан будущего...

Человечество сегодня, все мы. Все семь с половиной миллиардов. И, отдельно — каждый из нас.

Строго в рамках недостижимого до сих пор категорического императива...

В котором все вместе, но отнюдь не «каждый сам за себя».

http://alex-anpilogov.livejournal.com/71948.html

 

 10.06.2015 О влиянии языка на общество и власть. А. Проханов

 

Слово лежит в основании мира. Словом Господь сотворил мироздание. Слово отождествил с собой. Слово — это и всеобъемлющая божественная неподвижность, и могучий порыв, сотворивший мир. Словесность — это божественность. Русская словесность — это область духовной жизни, в которой летают божественные смыслы. Русский писатель, создавая образы своих героев, добрых и злых, описывая картины войны и мира, схватки добра и зла, человеческое грехопадение и воскресение, добывает божественные истины, как это делает молитвенник, стоя у алтаря.

Русская поэзия и проза есть длящаяся непрерывно из поколения в поколение молитва, произносимая такими словами, чтобы слова эти услыхал Господь. Русские стихи, романы и повести — это ответ Творца на молитвенный вопрос, с которым обращается к нему русский художник.

Русская литература — это псалом, обращаемый к Богу. В русской литературе — от самой древней, монастырской вплоть до стихов последней грозной войны — содержатся основы, на которых зиждется идеология государства российского. Политики, придворные теоретики вычерпывают эти основы из литературных творений, придают им формулировки, согласно которым двигаются полки, осваиваются бескрайние территории, строятся города — вершится народная история.

Красный советский проект начинался с книг. «Разгром» Фадеева, «Оптимистическая трагедия» Вишневского, поэмы Маяковского — все эти книги были идеологическими реакторами, из которых в народную жизнь изливалась красная идеология.

Советский проект завершался книгами. «Белые одежды» Дудинского, «Дети Арбата» Рыбакова, «Печальный детектив» Астафьева, «Пожар» Распутина, а до этого «Архипелаг ГУЛАГ» — эти книги были наполнены мертвой водой, которой Горбачев заливал пылающий красный очаг.

Сначала книги, потом — идеология. Затем — либо великие стройки и военные победы, либо крах страны и Беловежские соглашения.

Три потока присутствовали в советской литературе в последнее десятилетие. «Городская» проза с ее лидером Трифоновым, в которой мучительно, как угар, копилась боль беспощадных репрессий, социальных неудач и разочарований интеллигентов, мечтавших о рае земном, а получивших ГУЛАГ.

В «деревенской» прозе, где господствовали Астафьев, Белов и Распутин, была другая боль, связанная с умиранием русской деревни, — того огромного тысячелетнего уклада, в котором народ осваивал неоглядные земли, создавал многодетные семьи, выращивал неповторимую культуру и исчах под гнетом непосильных трат и напастей. Войны внешние и внутренние, превращавшиеся в кровавые бойни, чрезмерное насилие, которым крестьян отрывали от пашни, превращали в индустриальных рабочих, боевых офицеров, военных инженеров.

Оба направления — городское и деревенское — с двух разных сторон подтачивали государство, иссушали его идеологию.

Третье направление — советский эпос Петра Проскурина и Анатолия Иванова — не смог противодействовать этим двум желобам, по которым утекала прочь государственная идеология.

После исчезновения СССР исчезли все три упомянутые направления. Антисоветизму «городской», «трифонианской» прозы нечем больше было питаться — Советский Союз исчез. «Деревенская» проза, возлагавшая вину за крестьянские беды на беспощадное и грозное государство, исчезла вместе с самим государством, вместе с самой деревней, которая к началу нынешнего века утратила все свои традиционные формы.

Третье направление, состоявшее из певцов СССР,  было ненужным и невозможным без существования самого СССР.

Литературный постмодернизм, возникший в 1990-е годы, напоминал поле боя, усеянное убитыми воинами, среди которых двигаются проворные мародеры, обирающие хладные трупы, складывают в общую телегу их золотые кресты и полумесяцы, их ятаганы и бердыши, их кольчуги и латы. Постмодернизм исчез, как исчезают грабители, когда грабеж завершен, когда все драгоценности сняты с мертвецов и на трупы опускаются стаи черных клюющих птиц.

Казалось бы, псалмы перестали звучать. Литераторы больше не обращались к небу, а только делили между собой уворованное наследство.

«Но песня — песней всё пребудет,

В толпе всё кто-нибудь поет».

Среди унылого карканья, среди шелестов распада и тления начинает звучать новая музыка, новое литературное направление, новый духовный поиск. Художника волнуют тайны русской истории. Загадочная природа государства российского, которое то взлетает до звёзд, то обрушивается в мрачную пропасть. Природа русского страдания, русского героизма и жертвенности, природа русской победы. В чем смысл существования России? В чём историческая задача русского народа? Что делает русских мессианским народом? Что есть русское чудо и русская святость? Почему такую цену платит Россия для искупления греха, не ею самой совершенного? Это направление включает в себя историков, богомыслов, философов и, конечно, художников литераторов, поэтов и песнопевцев. Начинается новая огромная работа, в которой народившееся государство обретает свой смысл и свое оправдание.

Литература, которая, казалось бы, выведена за пределы общественной жизни, по-прежнему является садом, где взращивается идеология нового государства российского. Цветы этого сада, порой, знакомые, порой поражающие и пугающие своими небывалыми фантастическими лепестками, эти цветы становятся достоянием политических практиков. Их аромат чувствуют самые прагматичные и глухие к духовным красотам люди, как если бы мимо них кто-то невидимый пронес букет цветущей сирени.

Литература важна государству так же, как важны ему самолеты и подводные лодки, нефтепроводы и лаборатории генной инженерии. Литература — это огромная обогатительная фабрика, сквозь которую пропускаются тонны пустой породы, и из нее добываются драгоценные крупицы человеческих представлений о бытии.

В послевоенные годы, когда разгромленные города еще не были восстановлены, когда началась первая фаза холодной войны, когда Советский Союз должен был мощно выстраивать свою ракетно-ядерную оборону и, израненный после войны, все оставшиеся силы бросал на создание ракетно-ядерного щита, Сталин вдруг обратился к языкознанию. И этому изумляются сегодняшнее либеральные скептики, объясняя всё чуть ли не старческой прихотью вождя.

Но причина в том, что для Сталина русский язык, которым он вдруг стал заниматься, являлся языком победы. Русский язык, по мнению Иосифа Виссарионовича, должен был стать мировым языком. Когда в Ялте на встрече с Черчиллем и Рузвельтом он чертил тросточкой конфигурацию послевоенного мира, то думал о русском языке как о языке мирового общения, как о громадной, интегрирующей, наполненной великими победными смыслами силе.

Недавно Путин собрал свой совет, посвятив его русскому языку и литературе. Это тоже многим кажется курьезным и несвоевременным. На дворе кризис, идет экспансия Запада, бушует война на Украине, и в этих условиях вдруг заводится речь о русском языке. Но недоумение скептиков свидетельствует о том, что они не понимают смысла задач, которые стоят перед молодым, несовершенным и уязвимым государством российским.

Ведь и война на Украине во многом носит лингвистический характер. Это сражение за язык! Там сражаются языки, и для понимания той войны недостаточно суждений офицеров Генштаба, геостратегов или специалистов по углеводородной транспортировке в Европу. А здесь немало могли бы сказать утончённые лингвисты, знатоки русского и украинского языков.

Почему сегодня важен русский язык? Конечно, он носит технические нагрузки — это язык межнационального общения в нашей новой империи, где столько разных языков, культур, тенденций.

Без русского языка мы распадемся. Как если бы вдруг распались железные дороги или  авиационное сообщение. Да что говорить! Дагестан распался бы без русского языка, потому что он инкрустирован множеством народов, языков, культур, и Дагестан между собой общается на русском языке. И это очень важно.

Но русский язык — это и таинственный волшебный инструмент извлечения смыслов. Все возникающие в мироздании идеи, открытия, смыслы приходят в человечество, только будучи изреченными, лишь когда эти смыслы захвачены языком и получают название через язык. Поэтому в сегодняшнем драматическом, меняющемся мире, в котором самым острым недостатком является недостаток смыслов, язык, в том числе и русский язык, не менее насущен, чем самолеты с изменяющейся геометрией крыла или ракеты, летающие на гиперзвуке. Через язык человечество заглядывает в непознанное, неизреченное, нарекает это неизреченное, приближает к себе и превращает всё это в практику.

Русский язык обладает свойствами, которыми не обладает ни один другой язык мира. Это язык, в котором звучат особая музыка, особые ритмы, есть особая внутренняя светоносная сила. И с помощью своих ритмов язык входит в резонанс с мирозданием. Мироздание открывает языку свои тайны, свои особенности. Именно поэтому русская литература и русская душа наполнены началами и энергиями, неведомыми другим народам.

Что такое таинственная русская душа? В чем ее таинственность? Она таинственна, потому что через русский язык душа постигает энергии и смыслы, знания, которые не способны добыть люди с помощью других языков. И уникальность русского человека, русского народа и русской литературы в том, что с помощью русского языка добываются волшебные смыслы. Великое русское сострадание, великое русское смирение, великая русская жертвенность, великая русская душевность, великая русская мистическая вера — все эти свойства наш народ получает с помощью восхитительного языка.

Поэтому сегодняшняя деградация, ущербность русского языка, выпадение из языка огромного количества слов, которые употреблялись нашими предшественниками, угасание музыки языка приводит к исчезновению волшебных знаний и представлений.

То и дело слышишь, что в нашем народе поселился зверь. Да попросту этот зверь, эта тьма, которая пришла в народ, больше не побеждается светом. Светом, который добывается волшебным божественным русским языком. И борьба с тьмой, с падением, со смрадом духовным возможна, прежде всего, через язык, через литературу.

Исчезла русская деревня, которая на протяжении столетий была неиссякаемым кладезем русского языка, постоянно генерировала русский язык. В деревне рождались поразительные слова, образы, языковые культуры, песни, сказы. Каждая деревня имела свою устную литературу. Деревня исчезла и больше не в состоянии обогащать язык.

Почти исчезла рафинированная интеллигенция. Та дворянская, а потом и разночинная интеллигенция, которая владела языком и наполняла им свои гостиные, съезды, балы, свои переписки, эпистолы, свои общения. Та интеллигенция исчезла, и через нее перестали восполнятся языковые формы, языковые сущности.

Но осталась литература. И сегодня русская литература — единственный источник, через который восполняется язык. Поэтому угасание самой литературы, уход литературы на периферию жизни, отчуждение её от народа, от читателя пагубно. Писатели — языкотворцы. Писатели творят язык. Они сберегают прежние формы, они создают новые и вбрасывают язык в общество, в сферу публичного общения. Несмотря ни на что, литература продолжает создавать эти формы. И власть — Путин и его советники — чувствуют это. Поэтому 2015 год объявлен Годом литературы.

Русская литература была лабораторией, в которой создавались идеологии. Справедливо утверждение, что Россия и русская культура бедна философами, скудна речёной философией, не богата теми философиями, которые превращались в системы, подобные гегелевской, кантовской или шопенгауэровской философиям.

Однако русских идеологий очень много — много идеологических тенденций. Они рождались в литературе —на страницах писательских текстов создавались идеологии. И в 19 веке, например, этих идеологии было немало. Была идеология тургеневского Базарова, философия малых дел. Когда целое поколение сформулировало себе теорию малых дел и воплощало ее для улучшения общего бытия. Была идеология Чернышевского с его Рахметовым, спавшим на гвоздях. Это идеология аскетизма, жертвования, материализма, усеченного эстетизма. Эту идеологию исповедовали поколения студентов, которые потом с бомбами пошли на Дворцовую набережную Петербурга.

А идеология Достоевского, который создал формулу всемирного русского характера, русской души, русского нрава? Это потрясающая религиозная мистическая философия русского человек, живущего среди тьмы и переводящего тьму в свет.

А идеология Толстого? Теория непротивления злу насилием? А все красные книги, которые открывали красный проект? А все книги, которые закрывали красный проект в период горбачевской перестройки?

Книги — творцы идеологии. И сегодня, хотя литература отодвинута на периферию, власть отринула ее от себя, и писатели предоставлены самим себе, всё равно литература творит идеологии. Их творят не чиновники в министерствах культуры. Не политологи, собираясь за круглыми столами. Не губернаторы на своих госсоветах. Эти идеологии создаются писателями на страницах книг. И сегодня эти идеологии проступают сквозь литературный процесс, мы присутствуем при схватке идеологий.

Существует либеральная идеология, которая продуцирует, модифицирует и отстаивает либеральный проект, наполняя им умы соотечественников. Существует государственно-патриотическая идеология, которая рождается в текстах государственников-патриотов, идеология, говорящая о великой судьбе русского государства, русского народа, о русском мессианстве, о русской тайне, о неизбежной русской победе. Идет схватка этих литератур, схватка идеологий. И государству не безразлично, чем кончится эта схватка.

Если одолеет литература либерального проекта, то сегодняшним государственным тенденциям в России придется худо — эта идеология овладеет умами просвещённых и образованных граждан России.

Идеология же народно-патриотическая, идеология державного представления о России и русской судьбе, она будет питать тенденции сегодняшнего Кремля. Облагораживать их и давать этим тенденциям живые сочные формы. Мне кажется, государство начало это понимать.

После 1991 года в культуре и литературе доминировали либералы: их книги издавались огромными тиражами, им присуждались все престижные премии, из них формировались делегации, которые представляли русскую литературу за рубежом. А патриотическая культура, патриотическая литература находились в забвении, в опале, в изгнании. Русские писатели в то время были замурованы, предавались остракизму и влачили жалкое существование. Было время нашего литературного русского кошмара. Когда русские писатели, лишенные средств к существованию, вели беспросветную жизнь. Одни спивались, другие умирали, третьи умолкали. Но самые стойкие, самые творческие продолжали работать и творить в немоте и сумерках, в том чулане, куда их затолкали либералы. На ракетных заводах наши инженеры, технократы, не получая по полгода зарплаты, создавали машины, хранили секреты советской техносферы. И дождались момента, когда эти секреты они вынесли на свет божий и стали вновь создавать великолепные самолеты и ядерные реакторы. И русские писатели совершили свой литературный подвиг, выдержав чудовищное давление 1990-х годов, и пронесли в своих душах, в своем сознании светочи русских идеалов, русского языка, русских книг и русских текстов.

И ситуация ныне стала медленно меняться. Государство хотело бы помогать возрождению очень мощной, традиционной для России ветви патриотической литературы, патриотического представления о стране и народе. Русская литература и русский язык — это часть государственного богатства. Не менее важная, чем углеводороды или бриллианты, атмосфера или объем звездного неба, которым располагает государство Новая словесность — не просто сочетание слов, не просто прихоти и забавы изысканных эстетов и утонченных интеллектуалов. Это глаголы русской жизни.

http://izvestia.ru

http://www.russiapost.su/archives/50095

 

 

  21.04.2015 О смене парадигмы. Ложки сегодня не выдаём!

 

Предыдущий пост о роботах и искусственном интеллекте, как и продолжающаяся серия постов о космосе сподвигла меня на данные размышления.
Впрочем, мысли, которые я хочу изложить в данной статье, посещают меня уже давно — и именно они сподвигли меня на написание книги «Мир на пике».
Поскольку книга была задумана мною и реализована «в бумаге» именно для обсуждения и восприятия одного существенного момента сегодняшних дней, а именно — смены текущей парадигмы.
Вот на этом моменте в своих построениях я бы и хотел заострить ваше внимание.


Для начала стоит дать определение слову «парадигма».
Парадигма в переводе с греческого означает «пример, образец, модель». В текущем общепризнанном понимании этого слова — это совокупность общепринятых и всецело признаваемых научных фактов, концепций и установок, которая признаётся научным сообществом.
Кроме этого, весьма узкого научного понимания парадигмы, за ХХ век данное слово было распространено и на гораздо более широкие понятия — стало возможным говорить и о «парадигме общественного сознания» или же о «парадигме политического процесса».
В любом случае, когда мы говорим о парадигме, мы говорим о том, что некое реальное явление окружающего нас мира мы представляем в виде некоего идеального конструкта.

Однако, пытаться понять смысл момента эволюции и смены текущей парадигмы, просто разделяя некий реальный мир и его идеальное представление (а то и противопоставляя их) — контрпродуктивно. Данный путь никогда не показывает нам ни момента, когда реальность и представляющаяя её парадигма изменятся, как и не подсказывает нам ни возможные сценарии изменений, ни наши действия в рамках любого из возможных сценариев.

Поэтому для анализа процесса смены парадигмы я обычно беру пример правого и левого мозга. Который тоже любят изображать вот так:


Это представление о мозге — парадигма общественного сознания, существующая на сегодняшний день. В которой «левый мозг» у нас логичен, линеен, практичен и склонен к математике и символьному письму. А «правый мозг» — креативен, чувственен, красочен, интуитивен и склонен к восприятию иероглифов и образов.
Получается эдакий «цивилизованный сухарь-математик» против «беспечной первобытной музы».
Прямо-таки пышущая жизнью и движением реальность — против статичной и застывшей абстрактной модели.

Однако, научная парадигма взаимодействия левого мозга (условной парадигмы) и правого мозга (условной реальности) гораздо более сложна. Вот как их совместная работа выглядит в очень упрощённом изложении:


Правое полушарие хранит в себе образ, означаемую сторону знака. Она запоминает массу статических и динамических картинок реального мира, пребывая, в общем-то, в наивном неведении касательно того, что эти картинки обозначают для левого полушария, оперирующего символьным и слоговым письмом и складывающего в уме то самое слово «лож-ка».
Точно также, слоги и символы, составляющие слово «л-о-ж-к-а» являются китайскими иероглифами для правого полушария, которое знать не знает, что обозначают эти кроказяблики. Кстати, «/|-0-ж-K-а» для левого полушария будет значить ровно то же самое, а вот правое полушарие это воспримет уже совершенно по-иному.

И только вместе, в результате общей работы двух полушарий, которые согласуют между собой условно-реальный «мир обрзов» правого полушария и «мир знаков» левого полушария, вы можете получить цельную картину мира, в которой иероглиф-образ ложки из правого полушария чётко соотносится со словом «ложка» из левого полушария и вместе даёт смысл предмета «то, чем едят».

В случае же, если вашим правому и левому полушарию подсунуть в качестве восприятия несогласованную картинку, то результат будет плачевен и удивителен одновременно: вы будете метаться между восприятиями правого и левого полушарий, тщетно пытаясь выстроить цельную картинку:


Назовите, пожалуйста, реальные цвета слов...

Именно в такой ситуации конфликта, что демонстрирует нам последний рисунок с цветами, и находится человечество в момент смены парадигмы.
Все ищут ложку, как в классической «Матрице» тогда ещё братьев Вачовски, а ложки-то и нет...
И есть только тюбик для приёма пищи в состоянии невесомости.

Ну а теперь — немного формул. Вы уж извините.

Итак, что такое парадигма, как таковая? Формальное определение мы уже получили, но попробуем сложить и то самое, смысловое.
«То, чем едят», чтобы не получилось, как в «Матрице» или в состоянии невесомости, когда ложки всё-таки нет.

П=<B, H, P, A, M>

(Кстати, оцените: «пэ» это отнюдь не «вэ-эн-эр-а-эм», а «би-аш-пи-эй-эм». Ложки нет! )

где П (парадигма) складывающаяся из:
B (body) – тела, основы фонового знания, включающего в себя философские принципы, научные концепции, исходные данные из окружающего мира;
H (hypothes) – множество гипотез;
P (problematics) – проблематики;
A (aim) – познавательной цели;
M (methodies) – совокупность релевантных процедур.

Иными словами, парадигма является одновременно совокупностью фактов, теоретических предложений и их методологических следствий.

Отсюда мы уже, в принципе, можем выводить некоторые моменты, связанные с процессом смены парадигмы.
Ну и, конечно же, будем рассуждать именно о «широком смысле» парадигм в современном мире, поскольку сегодня, в отличии от средневековья или античного мира, в процесс познания и смены парадигм так или иначе, но вовлечены уже все мы вместе — и каждый по отдельности.

Например, факты говорят нам об исчерпаемости ископаемых топлив.
То есть — параметр B неуловимо, но постоянно изменяется в худшую для нас сторону.

Изменить нашу текущую парадигму, модель нашего устоявшегося поведения нам обычно очень сложно — как я уже много раз писал, сюжет «уютного сегодня» слишком силён и обычно довлеет и над обществом, и над отдельным человеком.

Отсюда и возникают попытки фиксации текущей, стремительно устаревающей парадигмы и продолжения движения по инерции в заданном ею когда-то давным-давно направлении.


- Только между нами, что такое эта «новая парадигма»?
- Сейчас она в основном заключена в простой замене слов «движемся вперёд» на «новая парадигма»...

В силу этого, для компенсации параметра B возникает масса изменений в других параметрах парадигмы.

Например, можно поменять немного методики (M), и это даёт свой результат для сохранения парадигмы. Именно так пытаются сейчас поступать США, вовсю развивая технологии добычи трудноизвлекаемой нефти взамен традиционной, для сохранения «нефтяной парадигмы развития».

Таким образом, с помощью усовершенствования методик можно спасти на какой-то момент времени старую парадигму, как спасали на протяжении веков и веков геоцентрическую систему Птолемея расчёты эпициклов для планет.
Пока, наконец, в мир не пришёл Коперник и не предложил выкинуть наконец-то Землю из центра мироздания (хотя его новая, гелиоцентрическая парадигма объясняла движение планет даже хуже, чем птолемеевские эпициклы в силу несовершенства методик Коперника, которые смог довести до ума только Кеплер).

С другой стороны, для сохранения парадигмы, если это никак не влияет на наш с вами мир, можно выдвинуть и массу альтернативных гипотез (H), объясняющих её за счёт неких вспомогательных моделей.
Отличие гипотез от теорий или, тем более, методик в, общем-то, понятно. «За гипотезы не бьют».
Именно с таким подходом, призванным сохранить текущую парадигму, я столкнулся, разгребая завалы комментариев к парадоксу Ферми.
В общем-то, большинство комментаторов, осознав парадокс, скорее искало способы выдвинуть альтернативную гипотезу «почему нам не надо в космос», нежели рассматривали молчание звёзд вокруг нас, как неизбежный вызов для человечества — и, буквально, немой призыв «Вперёд, в космос!»

Для современного нам, нефтяного мира такой удобной гипотезой H, которая позволяет сохранить текущую парадигму, является гипотеза абиогенного происхождения нефти, которая тоже говорит успокаивающие слова: «подожди, не спеши... само натечёт», правда, не указывая того, что натечёт достаточно, как минимум, за несколько миллионов лет.
Но многие всё равно верят, что время есть, а «власти скрывают».



- Скажи ему, что у нас нет времени на его яркие идеи. У нас битва на носу!

И наконец, можно действовать какое-то время, изменяя существенное влияние сдвигающейся парадигмы, понемногу изменяя проблематику (P) или же цели (А), задаваемые парадигмой.

Например, за счёт эволюции проблематики Р массового применения минеральных топлив для целей транспорта родились все фантомы пост-нефтяного мира, которые всячески пытаются скопировать и продлить в будущее его нынешнее состояние: и «водородное шоссе», и электромобили в 300 лошадиных сил мощности и со стоимостью в 100 000 долларов, которая является таким же анахронизмом «богатого нефтяного мира», как и сам личный автомобиль.

С другой стороны, проблематика энергоэффективности и энергосбережения, которая была вовсю поднята на щит как «универсальный выход» тоже, в общем-то, таковой не является, поскольку не может сократить потребление энергии до абсолютного нуля и, как следствие может лишь зафиксировать и немного продлить в будущее старую парадигму, а отнюдь не создать новую.

И, наконец, наиболее интересные действия происходят, когда для целей сохранения старой парадигмы начинается подгонка под заведомо проигрышный результат конечных целей А использования той или иной парадигмы.


Я здесь бы не хотел останавливаться тут на грустном вопросе «А зачем нам в космос?», который постоянно возникает в околокосических статьях. Точно также, как я осознал и то, что процесс обсуждения робототехники, роботизации и искусственного интеллекта неизбежно уже на десятом комментарии спускается к теме роботов для секс-услуг или же обсуждения догматов марксизма о прибавочной стоимости и о разнице между роботами и рабочим-пролетарием.

Если честно, это одно из самых грустных моих открытий и свидетельство замены цели в тех вопросах, которые и могут привести к смене текущей парадигмы.

Но я приведу и положительный и смешной пример.
Проблематика энергоэффективности в Германии превратилась в фетиш. В частности, там законодательно были полностью запрещены продажи ламп накаливания.
Однако, масса людей в Германии, как и сегодня в России, пошедшей по пути запретов, хотели бы оставить у себя старые лампы накаливания. Хотя бы с точки зрения сохранения парадигмы и исходя из того, что цветовое качество у света этих ламп гораздо выше, чем у люминесцентных или светодиодных источников.
И — был изобретен Heatball («тёплый шарик»), удобный и компактный домашний нагреватель:


Из преимуществ такого нагревателя можно назвать удобство его монтажа (удлинитель не требуется, подсоединение в стандартный патрон Е40 или Е27) и очень пристойный КПД — более 95% !

Вот такая, понимаешь, смена парадигмы. Ложки Лампочки нет. Есть электронагреватель.

Для более сухого и научного подхода в рассмотрении вопроса парадигм и их смены, в общем-то, рекомендую. 19.04.2015 В плену парадигм Ч1 и Ч2
Но там уже без картинок и без юмора.

alex-anpilogov.livejournal.com/

 

 

 18.04.2015 Дорогой «Русской весны»

 

Продолжающееся вот уже второй месяц "номерное" перемирие, получившее название "Минск-2", вновь высветило все те вопросы, которые привели прошлую Украину к нынешнему состоянию гражданской войны на её территории.

Однако специфика этой гражданской войны по-прежнему ускользает от наблюдателей, которые, ставя массу тех самых, критических для Украины вопросов, никогда не дают на них ясных ответов, которые и могут стать критериями будущей победы.

Во-первых, стоит разобраться, в чём же заключается специфика нынешней гражданской войны на Украине. Это не война этническая — в условиях Украины трудно говорить об этничности, кроме как для Западной Украины (Галиции, Волыни, Закарпатья). Остальная же территория представляет из себя громадную солянку весьма размытых этничностей, и условных "русских" и "украинцев" всегда можно встретить по обе стороны фронта.

Это и не война религиозная — несмотря на многие различия между несколькими украинскими церквями и открытое участие в конфликте некоторых из них — они не играют значительной роли в самосознании жителей Украины. На Украине никогда не было своих "шиитов" или "суннитов", да и само общество приобрело за советское время преимущественно светский характер.

Нет в этой гражданской войне и "красных" или "белых" как представителей различных классов: вопросы социальной справедливости ставятся в программу борьбы обеими сторонами — и столь же одинаково не получают никакого развития в их дальнейших действиях.

Но — факт остаётся фактом. Неклассовая, нерелигиозная, неэтическая война идёт, разрушает дома, ломает судьбы, забирает жизни.

Какая же это война?

Исключив все стандартные, но неверные ответы, мы приходим к единственному оставшемуся ответу: гражданская война на Украине — это война цивилизационная, война за новый проект будущего — как для Украины, так и для всего мира. И столкнулись на Украине, как это и бывало прежде, две мировые цивилизации — русская и европейская. Поскольку европейская цивилизация за последние 500 лет распространилась на многие, колонизированные европейцами, территории, то её ещё называют "глобальная западная цивилизация".

И вот тут-то мы подходим к первому важному вопросу: а в чём заключаются основные положения этих двух цивилизаций?

Те положения, которые всегда дают человеку ответ на вопросы: "Как, с кем и зачем я живу?"

Для глобальной западной цивилизации они уже сформированы и отточены последними двумястами годами развития глобализирующегося капитализма — это "свобода предпринимательства", "правовое государство", "демократия" и "права человека".

Конечно, фактическая реализация данных положений далека от деклараций — свобода предпринимательства превращена давным-давно в неэквивалентный обмен (золото в обмен на бусы), демократия заменена управляемыми выборами, а права человека превратились в защиту власть имущих и маргинальных сексуальных групп населения.

Однако положения западного глобального проекта отшлифованы столетиями — и действуют. Покупка местной элиты счетами и имуществом в странах Запада, управляемый доступ на западные же рынки капитала, товаров и трудовых ресурсов — позволяет за счёт увеличения благосостояния 1-2% населения держать в "чёрном теле" оставшиеся 98% людей, обеспечивая для 10% эфемерного "среднего класса" вечное кредитное рабство и оставляя 9/10 за чертой бедности.

В случае же русской цивилизации кодовые слова менялись уже не раз, поскольку, начиная с 1700-х годов, вот уже больше 300 лет, русская цивилизация постоянно находилась в ситуации догоняющих, как отбиваясь от волн европейских завоевателей на своей территории, так и создавая постоянно альтернативный "полюс силы" в противостоянии с Западом.

С моей точки зрения, основными категориями русской цивилизации всегда были и продолжают быть "справедливость", "единство" и "служение". Для русского человека бессмысленен мир, в котором нет справедливости. Он не может отделить себя от своих братьев, даже если они волею судеб оказались в другом государстве. И вся его жизнь должна быть посвящена идее создания этого единого, справедливого пространства на Земле.

Именно это цели и формулировала "Русская весна", которая родилась в ответ на вооружённый переворот в Киеве, произошедший в феврале 2014 года. Сам по себе переворот был "колбасным", основанным на весьма распространённом, том самом "экспортном" прочтении западного проекта: достаточно выйти на площадь с плакатом про "кружевные трусики и ЕС", покричать, поскакать, бросить коктейль Молотова в милиционера — и завтра уже кисельные реки и мармеладные берега европейского рая придут на Украину.

"Русская весна", которую сейчас всё чаще стыдливо называют "Крымской весной", ставила совсем другую повестку дня: люди, вышедшие ещё в марте с флагами и лозунгами против вооружённых автоматами боевиков, требовали единства с Россией и справедливости во внутреннем устройстве родной им Украины.

Это отнюдь не был "лёгкий поход за колбасой", как сейчас хотят представить ситуацию многие киевские, да и, что греха таить, — московские пропагандисты. Люди в марте 2014 года выходили на площади своих городов сами, без понуждения извне, организовываясь в рамках тех вариантов служения, которые были доступны им, исходя из их прошлого опыта.

Среди тех демонстрантов не было ни профессиональных революционеров, ни даже людей, имевших военный опыт — это были простые люди, которые сделали тогда свой нравственный выбор и с честью выполняют его и до сих пор.

И вот тут у нас и возникает первый вопрос, на который надо дать обоснованный ответ: а поддержала ли Россия "Русскую весну"? И, рассматривая исторический процесс в ретроспективе, мы можем сказать: нет, масштабной и полной поддержки России движение "Русской весны" так и не получило. Масса простых русских людей добровольно и искренне поддержала единство со своими братьями и сёстрами на территории Украины — каких бы конфессий или национальностей они ни были. Осуществили свои действия и спецслужбы России, проведя допустимую поддержку восстания за счёт своих ресурсов. Но сама официальная Россия оказалась неспособна полностью солидаризироваться с целями и задачами "Русской весны", спрятавшись от неизбежности цивилизационного противостояния в фантомах "территориальной целостности", "партнёрских отношений" и "поддержке мира во всём мире".

Связано это в первую очередь, конечно, с тем, что и сама Россия сейчас находится в состоянии скрытой гражданской войны, делая мучительный выбор между собственным историческим путём — и следованием в кильватере уже практически победившего глобального западного проекта.

Паллиатив "Крымской весны" оказался самым большим грузом, который смогла взвалить на себя нынешняя элита России, разделённая и разорванная между условно "либеральным" (прозападным) и "патриотическим" полюсами. Большая ссора и возможное глобальное противостояние с Западом оказалась уже слишком неподъёмной ношей.

Отсюда, в общем-то, можно и вывести критерий победы (да и поражения) в будущих сражениях цивилизационной гражданской войны на Украине. Если в итоге противостояния Украина окажется полностью включена в структуры западного глобального проекта — то все жертвы "Русской весны" и последующей войны на Донбассе окажутся напрасными: Россия проиграет свою цивилизационную войну на украинском направлении.

Даже "Соглашение об евроассоциации" уже является таким проигрышем: Украина в рамках следования ему оказывается полностью включенной в западные структуры в виде дальней периферии. Размещение же на территории Украины западного "миротворческого" контингента будет и того опаснее — этот контингент позволит держать под прицелом всю "корневую" Россию, а масштаб территории Украины не позволит быстро занять важные пункты и коммуникации при начале широкомасштабной войны, как в случае Прибалтики.

Сложнее сформулировать критерий победы России в украинском сюжете.

Прошлогодняя "Русская весна", как я уже сказал, показала предел возможностей самой России. Россия сегодня надломлена, измотана длинным цивилизационным кризисом прошлой четверти века, да и не имеет сама ответов на поставленные перед ней самой историей вопросы. За выбор "западного рая", за который Украина платит сейчас, Россия уже сполна заплатила в 1990-е—2000-е, но продолжает платить и до сих пор, так и не порвав до конца с фантомами "западного экспорта цивилизации".

Скорее всего, максимумом того, на что может надеяться Россия — это раздел Украины, который позволит законсервировать ситуацию до тех пор, пока усилиями одной из сторон весы качнутся в ту или иную сторону.

Качнутся весы в сторону России — и можно будет идти вперёд, чётко сформулировав цели и задачи своей цивилизации, укрепив государство и создав мощную идеологию для его процветания.

Качнутся весы в сторону Запада — и скрытая гражданская война в самой России полыхнёт с новой силой. И тогда уже Украина будет лишь одним из многих вопросов, которые встанут перед Россией с новой силой и опять вынудят давать на них неудобные, но необходимые ответы.

Ведь русская победа на Украине — это, в первую очередь, победа в самой России.

А после этого — возможно всё.

К вопросу о прямой линии Президента России, которую, я думаю, сейчас обсуждают практически все.

 

alex-anpilogov.livejournal.com

 

 17.04.2015 Государственность как привилегия и ответственность

 

 16.04.2015 В плену парадигм

Ч1

 

«История – не поваренная книга с проверенными рецептами. Она учит через аналогии,
а не через аксиомы. Она может объяснить последствия предпринятых шагов
в сходных ситуациях, однако каждое поколение  должно само открыть для себя,
какие ситуации являются на самом деле сходными»
Г.Киссинджер

 

Ч2

antimrak.livejournal.com

  

 

 

01.01.2014 Нефть и будущее

 

Британское Королевское общество продолжает исследовать перспективы современного социума, стоящего на распутье. В прошлый раз (см. «Химию и жизнь», 2013, № 12) рассуждения о доступных человечеству материалах привели к выводу, что нужно кардинально менять отношение к понятию экономического роста. А в январском номере «Philosophical Transaction A» (2014, 372, 2006) речь шла о самом главном — снабжении общества энергией.

Сукцессия 

 

Термин, вынесенный в подзаголовок, обозначает последовательную и необратимую смену биоценозов в живой природе. В соответствии с концепций, разработанной русскими экологами В.Н.Сукачевым и С.М.Разумовским, такая смена ведет к закономерному результату — созданию устойчивого сообщества организмов, у которого нет внутренних причин для изменения; все потоки вещества и энергии в нем замкнуты. Такое состояние называется климаксом. Есть мнение, что дремучий темный еловый лес в средней полосе — это и есть климакс лесной экосистемы; сколько органического вещества в нем образуется при фотосинтезе, столько и разлагается в результате совокупного дыхания всего сообщества. Поток солнечной энергии (или поток углекислого газа, если от энергии перейти к материи) проходит через это сообщество, нигде не накапливаясь. Иначе обстоит дело в молодой системе: там при фотосинтезе углекислого газа (и соответственно энергии) фиксируется больше, чем расходуется при дыхании; запасы органического вещества увеличиваются, растет биомасса, как количественно, так и качественно, — за счет биоразнообразия. До климакса, впрочем, дело может и не дойти, если процесс прервется пожаром или ураганом. Тогда возникшую пустошь заселят виды-пионеры, и сукцессия начнется сначала.

Как считает географ Дэвид Мэрфи из Северного университета Иллинойса («Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20130126, http://dx.doi.org/10.1098/rsta.2013.0126), эти же соображения вполне применимы к человеческому обществу. Имея возможность извлекать все больше и больше энергии, оно развивается, увеличивая уровень своей социальной и технологической сложности. При этом возрастает энергия, которую надо тратить на своего рода метаболизм цивилизации — поддержание всей этой сложности: ремонт дорог, мостов, эксплуатацию электростанций, содержание непроизводственных секторов вроде науки и культуры, здравоохранения, социального страхования и т. д. И однажды может так сложиться, что на развитие энергии не останется. Общество войдет в стабильное состояние застоя, соответствующее климаксу экосистемы. Если же количество энергии, которой располагает общество, сокращается, какие-то его компоненты начинают деградировать и отмирать: биоразнообразие падает. Для предотвращения деградации и преодоления застоя требуется или новый источник энергии, или перестройка метаболизма цивилизации.

В отличие от природной экосистемы, человеческое общество может находить новые источники энергии, и это случалось не раз. Известны три важнейших энергетических события, обеспечивших развитие цивилизации. Первым можно назвать приручение огня, которое позволило сократить затраты энергии на переваривание пищи — в приготовленном виде она легче усваивается, на противостояние холоду и на изготовление орудий. Второе — изобретение сельского хозяйства, зеленая революция неолита, давшая надежный и обильный источник пищи и сократившая затраты энергии на ее поиски. Третье — использование ископаемого топлива, что обеспечило независимость от продуктивности природных экосистем и дало начало промышленной революции. 

 

Век нефти 

 

Внутри трех больших периодов — «огонь» — «сельское хозяйство» — «ископаемое топливо» есть и более мелкие деления. Так, третий период можно разделить на две части: с конца XVIII века основным топливом был уголь, однако примерно в середине XX века первую роль стала играть нефть. В 2010 году в глобальном энергетическом балансе на нее приходилось 32,3%, на уголь —27,7%, газ — 23,3% (остальное не так значимо: 9,9% — дрова и кизяки, 5,7 — ядерная энергия, 2,3 — гидроэнергия, 0,5% — жидкое биотопливо и 0,4% — Солнце с ветром). При этом 95% топлива для транспорта делают из нефти. 

Рост ВВП неизбежно требует увеличения расхода энергии (David J. Murphy. The implications of the declining energy return on investment of oil production, «Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20130126, http://dx.doi.org/10.1098/rsta.2013.0126)

 

Потребление нефти растет очень быстро. С 1988 по 2012 год ее добыли столько же, сколько за все предыдущее время. А за всю свою историю человечество выкачало из земных недр 1,248 трлн. баррелей нефти (баррель — это бочка объемом 42 американских галлона, или примерно 159 литров). В 2012 году каждый человек потребил 2,5 бочки, причем распределение по странам показывает значительную диспропорцию: в странах Организации экономического сотрудничества и развития (это 18% населения планеты и 60% глобального ВВП) на каждого жителя пришлось 14 бочек, а лидеры, американцы, сожгли по 25 бочек. Очевидно, эту диспропорцию исправить нельзя в принципе: сейчас потребление всех горючих жидкостей составляет 31,2 млрд. баррелей в год и если бы каждому из 7 млрд. жителей Земли выдать по 14 бочек, то потребление выросло бы почти в три раза, до 98 млрд. баррелей в год, или 268 млн. в день. При этом оптимисты надеются, что при благоприятных условиях мы сможем в 2030 году осилить максимум 113 млн. баррелей нефти в день (сегодня ежедневное потребление составляет 91 млн. баррелей всех горючих жидкостей, а на сырую нефть из них приходится примерно 85 млн.). Пессимисты же упрекают их в излишней мечтательности и отмечают, что нынешний уровень — предел, а дальше будет только снижение, тем более что этот уровень стабильно держится уже восемь лет. Так мы подошли к проблеме пика нефтедобычи.  

 

Судьба месторождения 

 

Вопрос «когда кончится нефть?» волнует экспертов не одно десятилетие. Внятного ответа как не было, так и нет: предсказание «нефть кончится через тридцать лет» регулярно появляется вот уже полвека, однако она не кончается, а даже наоборот.

Впервые о пике добычи заговорил Марион Кинг Хуберт из исследовательской лаборатории компании «Шелл» в Хьюстоне. В 1956 году он опубликовал статью о перспективах ядерной энергетики в связи с исчерпанием запасов нефти и ввел понятие «пик нефтедобычи», который еще называют хубертовским пиком. Проанализировав данные о работе американских месторождений, о темпах открытия новых запасов и о потреблении нефтепродуктов, он предсказал, что пик американской добычи будет пройден между 1965 и 1970 годом.

Предсказание сбылось, отчего Хуберт и стал знаменитостью. Прохождение пика сопровождалось серьезными неприятностями, поскольку в 1973 году случилось арабское нефтяное эмбарго для стран, поддерживающих Израиль, а в 1979 году иранская революция еще усилила проблемы на рынке нефти. Итогом стал затяжной экономический кризис, выйти из которого помогли решительные преобразования, предпринятые в США Рональдом Рейганом (в Великобритании — Маргарет Тэтчер), и крах СССР.

Однако последующие события показали, что расчеты Хуберта слишком схематичны и не учитывают научно-технический прогресс: с 90-х годов в США начался рост нефтедобычи. Он был связан с появлением новых технологий: сначала добычи на глубоководных участках шельфа, потом разработки сланцевой нефти, а также канадских тяжелых углеводородов. Сейчас американская нефтедобыча уверенно движется к своему второму пику, и день, когда США превратятся из импортера в экспортера нефти, по мнению некоторых экспертов, не за горами. (Другие, впрочем, указывают, что потенциал широко разрекламированной сланцевой нефти для этого слишком мал.) Наличие такого второго пика позволяет оптимистам утверждать, что за ним, по мере появления соответствующих методов, может последовать и третий, и четвертый, отчего вся проблема исчерпания нефти выглядит надуманной.

Прежде чем перейти к разговору о том, сколько же нефти осталось в земных недрах, посмотрим вместе с сотрудниками компании «Бритиш петролеум» («Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20120320; doi: 10.1098/rsta.2012.0320) на судьбу нефтяного месторождения.

Нефть добывают на нефтяных полях. Сейчас известно от 45 до 70 тысяч таких полей. При этом 25 сверхгигантских полей обеспечивают четверть мировой добычи (самое большое поле Гавар в Саудовской Аравии дает 7%). Еще одна четверть приходится на несколько сотен полей с запасами более 500 млн. баррелей. Очевидно, что сейчас все имеющиеся на планете гигантские поля уже найдены, если только они есть в Антарктиде или Арктике, где условия и для геологоразведки и для добычи гораздо хуже, чем в Техасе или на Аравийском полуострове. Это означает: открытия новых месторождений с годами дают все меньшую прибавку к оценкам запасов. Сами же запасы неизбежно тают, причем значительная часть переходит со временем в разряд неизвлекаемых при современном уровне цен и технологии.

После того как из разведочной скважины забил нефтяной фонтан, к нему подтягивают нефтепроводы и начинают промышленное бурение, которое дает быстрый рост добычи. Он продолжается от трех до десяти лет. Затем добыча достигает пика и может два-три года держаться на одном уровне — продолжительность зависит от скорости падения давления в пласте. Когда оно падает до критического уровня, добыча начинает снижаться, причем медленнее, чем росла, — по 10—15% в год от пиковой добычи. Такая первичная эксплуатация выбирает 10—30% запаса нефти в пласте. На следующем этапе в пласт начинают закачивать воду: создавая давление, она повышает отдачу нефти. В результате удается выкачать уже 30—50% запаса. После нового исчерпания начинается третий этап эксплуатации, когда нефтяникам приходится идти на дополнительные затраты: добавлять в воду поверхностно-активные вещества, закачивать в пласт газ или создавать его на месте с помощью бактерий, нагревать нефть. Порой удается таким способом довести извлечение до 70—80%, но пользуются этими методами редко из-за проблем с рентабельностью: сейчас такая «третичная» нефть дает 1,5% мировой добычи. Обычно же месторождение консервируют, оставив в нем 65% запасов.

Со сланцевой нефтью ситуация хуже: у нее добыча не растет, пик приходится на самое начало. Поэтому исчерпание происходит быстрее, а сам гидроразрыв существенно затрудняет доступ к оставшимся запасам, это не исчерпание давления в пласте, а его разрушение; неочевидно, что когда-нибудь такие запасы удастся извлечь. Быстрое исчерпание сланцевой нефти ведет к увеличению затрат — приходится бурить больше скважин и строить протяженные нефтепроводы, а ложатся эти затраты на меньший объем нефти. 

 

Мы на плато? 

 

Подобный сценарий — быстрый рост, прохождение пика, медленное падение — можно применить и к отдельной скважине, и к нефтяному полю, и ко всей глобальной нефтедобыче. Его и учитывают при оценке запасов. Вообще, с этими оценками история весьма запутанная. Например, в 1920 году американцы оценивали свои запасы в 7 млрд. баррелей, однако к 1950 году они выкачали из недр 35 млрд. баррелей и еще предположительно оставалось 28 млрд. К 2011 году было добыто уже 243 млрд. баррелей, а подтвержденные извлекаемые запасы остались все на том же уровне в 30 млрд. баррелей. 

После быстрого роста, добыча сырой нефти и газоконденсатных жидкостей в 2005 году вышла на плато (Richard G. Miller, Steven R. Sorrell. The future of oil supply, «Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20130179;http://dx.doi.org/10.1098/rsta.2013.0179)

 

Компания «Бритиш петролеум» в 2011 году оценивала глобальные извлекаемые запасы нефти в 1,26 трлн. баррелей плюс 169 млрд. — нефть из канадских песков и 220 млрд. — сверхтяжелая венесуэльская нефть. Потенциал же увеличения запасов, по мнению аналитиков компании, составлял 2,49 трлн. баррелей, что подразумевает как находку новых месторождений, так и переоценку имеющихся с учетом технологических возможностей, которые появятся в будущем. Кстати, такая переоценка стала решающим фактором увеличения нефтяных запасов: в период с 2000 по 2007 год в среднем находили по 15 млрд. баррелей новой нефти и 33 млрд. переоцененной в год. Рост же потребления уже в 1985 году превысил скорость открытия новых месторождений, которая как раз к 1980 году упала до нынешнего уровня. Поэтому если переоценка имеет под собой техническое основание, получается, что запасы у нас растут быстрее их исчерпания, но, если тут имеют место идеология и приписки, тогда ситуация гораздо печальнее. Всего же, по данным Международного энергетического агентства (МЭА), в 2012 году все запасы жидких углеводородов составляли 7,12 трлн. баррелей. При этом технически возможно извлечь 2,25 трлн. сырой нефти, 1,88 трлн. тяжелой нефти и битума из песков, 1,07 трлн. керогена и 0,24 трлн. сланцевой нефти. 

 

Горючие жидкости

 

Сырая нефть — гетерогенная смесь углеводородов, которая остается жидкой после из- влечения на поверхность. В зависимости от плотности различают легкую нефть — 650— 870 кг/м³, среднюю — 871—910 кг/ м³ и тяжелую — 920—1050 кг/м³. Нефть образуется из запертого в коллекторе органического вещества, оказавшегося под нагревом до 70—110^оС. При большем нагреве длинные углеродные цепочки разрушаются и получаются низкомолекулярные углеводороды.

Конденсат — очень легкая, летучая жидкость, которая конденсируется из газа, когда он остывает, достигнув поверхности земли. Как правило, она неотделима от сырой нефти.

Газоконденсатные жидкости, жирный газ — эти понятия подразумевают неметановую фракцию природного газа — от этана до пентана. Она либо представляет собой жидкость (пентан) при нормальных условиях, либо легко в нее превращается при увеличении давления.

Сверхтяжелая нефть обладает плотностью больше 1000 кг/м³. Сейчас ее добывают главным образом в бассейне Ориноко (Венесуэла). Из-за высокой вязкости ее трудно извлекать и перекачивать по трубам, поэтому для облегчения добычи применяют разные методы, например добавляя растворитель.

Битуминозные пески (см. «Химию и жизнь», 2013, № 12) — расположенные недалеко от поверхности породы, содержащие песок, глину, воду и битум, который еще плотнее и менее вязок, чем сверхтяжелая нефть. Битум получается в результате деградации поверхностных залежей нефти, которая потеряла легкую фракцию из-за испарения, вымывания грунтовыми водами или разложения бактериями. Добывают открытым способом, отмывают битум и превращают его в синтетическую нефть для перекачки по трубопроводам. Основное месторождение — в канадском штате Альберта.

Сланцевая нефть — легкая нефть, добываемая гидроразрывом из сланцевых или карбонатных пород с очень низкой проницаемостью пласта. Сейчас ее основные источники — месторождения Баккен (Монтана, Северная Дакота) и Игл Форд (Южный Техас).

Керогеновая нефть — нефть, полученная из керогена, органического вещества, запертого в дисперсных в осадочных породах. Кероген добывают шахтным способом, отделяют от породы, долго греют, собирая испарившееся вещество, и превращают в нефть. Есть идея нагревать непосредственно внутри земли, однако промышленных методов пока нет из-за высокой стоимости. Одно из крупных месторождений такого вида расположено в Израиле.

Синтетическое топливо из газа — превращение метана в высокомолекулярные углеводороды, при этом чаше всего используют процесс Фишера — Тропша. Метод дает качественное жидкое топливо без вредных примесей, таких, как сера.

Синтетическое топливо из угля получается либо пиролизом угля, что дает малый выход, либо его газификацией и последующим превращением в жидкость в процессе Фишера — Тропша.

Биотопливо — жидкое топливо, полученное из растений, прежде всего этиловый спирт из сахара или крахмала и биодизель из масла. Биотоплива второго поколения, которые не должны конкурировать за пахотные площади с продуктами питания, планируют получать из водорослей и древесины. Возможно, из древесины также будут получать бутиловый спирт.

 

 Отнюдь не по всем нетрадиционным видам нефти специалисты согласны между собой. Например, некоторые считают, что кероген вообще никогда не удастся использовать, а это 19% запасов. Другие же отмечают, что извлечь удастся лишь шестую часть оцененных агентством запасов, или 1,2 трлн. баррелей. То есть ровно столько, сколько мы извлекли за всю историю нефтедобычи. А так как половину из них, то есть 0,6 трлн., выкачали всего за четверть века — с 1988 по 2012 год, — получается, что нефти при нынешнем темпе добычи в принципе к 2060 году не останется. Впрочем, так далеко эксперты не заглядывают, сосредоточившись на периоде до 2030 года.

Памятуя о том, что предсказание будущего нефтедобычи — дело неблагодарное, все они признают, что пик когда-нибудь случится и спор между оптимистами и пессимистами идет лишь о сроках его прохождения. При этом все исходят из одних и тех же чисел. Главные среди них — соотношение между скоростью роста потребления и скоростью увеличения запасов. При прогнозе потребления в 2030 году на уровне 113 млн. баррелей в день (это значение дает оптимистический сценарий выхода из мирового экономического кризиса с последующим умеренным ростом) и при нынешнем потреблении 91 млн. баррелей в день получается, что ежегодный рост добычи должен составлять 1,2 млн. баррелей в день, или 1,4% от нынешней добычи. В то же время, по оценкам МЭА, к 2030 году добыча сырой нефти из уже открытых традиционных источников сократится с 68,5 млн. баррелей в день в 2011 году до 26 млн. в 2035-м. Компенсация этого падения требует вводить каждый год новые мощности объемом 3 млн. баррелей в день, а для запланированного роста потребуется 4,2 млн. баррелей в день. Для сравнения: Иран обещает после снятия санкций в течение года повысить добычу с 1 до 3,5 млн. баррелей в день и потом довести ее до 4 млн. баррелей. Таким образом, для обеспечения роста нужно каждый год расконсервировать запасы двух Иранов или каждые три года находить одну новую Саудовскую Аравию.

Понимая бесперспективность подобных мечтаний, оптимисты — американские аналитики Питер Джексон и Лета Смит из компании IHS (Information Handling Services, то есть Служба обработки информации), ведущей самую подробную базу данных о месторождениях нефти и газа («Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20120491. http://dx.doi.org/10.1098/rsta.2012.0491), уповают на новые методы разведки и добычи, которые позволят увеличить добычу на действующих месторождениях и открыть новые. В результате добыча нефти из традиционных источников не только не упадет, а даже подрастет к 2020 году. Газоконденсатные жидкости, битуминозные пески, сланцевая нефть и жидкое биотопливо обеспечат рост потребления: ежегодная прибавка от них вплоть до 2030 года составит около 1 млн. баррелей в день. Остальные 2—3,5 млн. баррелей в день надо, видимо, добирать из вновь разведанных или переоцененных традиционных источников.

Уверенность американских аналитиков в том, что нефтедобыча из традиционных источников вышла не на пик, а на плато, базируется скорее на идеологических соображениях: высокие цены нефти, а по прогнозу, слегка упав в 2014 году, они снова будут выше ста долларов за баррель после 2015 года, стимулируют, во-первых, нефтеразведку, а во-вторых, применение дорогих методов извлечения дополнительной нефти из оскудевших месторождений. Эта же высокая цена позволяет разрабатывать и малорентабельные новые источники вроде глубоководного шельфа, северных территорий и всех нетрадиционных источников. Перспектив же снижения цены не видно: восстановление экономики после кризиса вызовет рост потребности в нефти, а дешевых ее источников не осталось.

Авторы статьи отмечают, что пятилетие высоких цен на нефть пока не ускорило сколько-нибудь заметно открытие новых месторождений, но полагают, что стагнация вскоре закончится. Правда, ввод в эксплуатацию дорогих источников нефти потребует немалых затрат капитала: вместо 1,2 трлн. долларов в 2012 году придется уже в 2016-м потратить 1,6 трлн. долларов, или 220% от стоимости работ в 2006 году. Что касается маловеров, которые увидели в стабилизации добычи сырой нефти и газоконденсатных жидкостей (скорость роста с 1995 по 2005-й была 1,5% в год, а сейчас 0,3%) свидетельство долгожданного пика Хуберта и даже указали на его прохождение в 2008 году, — они не туда смотрят. Высокие цены подтолкнули рост общей добычи горючих жидкостей, и она скакнула в 2012 году до 91 млн. баррелей в день, подтвердив принципы рыночной экономики. Хотя, конечно, это произошло благодаря сланцевой и другой нетрадиционной нефти — добыча сырой нефти и газоконденсатных жидкостей сохранилась на прежнем уровне 85 млн.  

 

Мы на пике? 

 

Вообще-то уже сам факт стремительного роста затрат на поддержание нефтедобычи в статье американских аналитиков делает прогнозы менее оптимистичными. Однако британцы Ричард Миллер и Стивен Соррель из Энергетической группы Сассекского университета («Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20130179; http://dx.doi.org/10.1098/ rsta.2013.0179) решили детально разобраться с возможными источниками роста. По их мнению, нет никаких оснований думать, что темпы открытия новых полей или вовлечения в оборот использованных сохранятся. Ведь никуда не деться от факта, что основные месторождения уже выбраны на те 30%, которые соответствуют пику нефтедобычи. А все технические приемы позволяют лишь замедлить скорость падения, но никак не вернуть пиковую производительность. Поэтому, по их мнению, нефтедобыча из традиционных источников в глобальном масштабе начнет снижаться раньше, чем наступит 2020 год.

Надежды на газоконденсатные жидкости и жирный сланцевый газ (которые, согласно прогнозу, составят в 2030 году 19% добычи всех горючих жидкостей) могут также оказаться излишне радужными даже не потому, что перспективы добычи переоценены. Количество энергии в бочке такой жидкости на треть меньше, чем в бочке нефти. Надежды на сланцевую нефть могут не оправдаться в принципе, поскольку ее запасы невелики, лишь 10% от запасов сырой нефти, да и месторождение истощается очень быстро. Битуминозные пески даже при благоприятном развитии ситуации дадут в 2030 году лишь 5 млн. баррелей в день, то есть не более 6% от потребности в этом году. Что же касается синтетического жидкого топлива из газа и угля, в также биотоплива, то они требуют таких затрат энергии, что выгода неочевидна, — эти проекты могут держаться только за счет дотаций либо в критических условиях, например эмбарго на поставку нефтепродуктов как в нацистской Германии или в ЮАР времен апартеида. 

Результаты расчета экономической модели. Сплошная линия — базовый сценарий, пунктир — разные уровни эластичности спроса на нефть. Показаны изменения перечисленных показателей в процентах к исходному значению через 5—20 лет после нефтяного шока (Michael Kumhof, Dirk Muir. Oil and the world economy: some possible futures. «Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20120327; http://dx.doi.org/10.1098/rsta.2012.0327)

 

В общем, нетрадиционные источники горючих жидкостей дадут в 2030 году лишь 11—15 млн. баррелей в день, что в сумме с надежно оцененными 26 млн. баррелями от существующих месторождений обеспечивает 37—41 млн. баррелей, или примерно треть от тех 113 млн. баррелей, что заложены в план. Остальные две трети оптимисты покрывают надеждами на лучшее будущее. При этом в расчет не берутся политические неприятности вроде войн, революций и разного рода эмбарго в отношении нефтедобывающих стран. 

 

Почем дровишки? 

 

Двукратное увеличение расходов за десять лет на извлечение нефти может быть связано с еще одним крайне неприятным для сторонников нетрадиционной добычи обстоятельством. Точнее, с индексом, называемым по-английски EROI (energy return on investment) — отношение энергии извлеченного топлива к той энергии, что нужно затратить на его извлечение и транспортировку к месту переработки. Эту проблему подробно обсуждает уже упомянутый Дэвид Мэрфи.

Идея считать такой показатель возникла у американского эколога Чарльза Холла, когда он в 1968—1971 годах изучал миграцию рыб в одной из речушек Северной Каролины. Он заметил, что чем крупнее рыба, тем с большей вероятностью она весной движется вверх по течению, затрачивая при этом немало энергии в отличие от мелких рыб, плывущих по течению. Холл объяснил это так: да, рыба тратит много энергии, но она попадает в место, богатое пищей, и восстанавливает энергию с лихвой, которой хватает на рост и размножение. А вот мелкой рыбе так делать невыгодно — она затратит слишком много энергии на плавание и не сможет ее компенсировать.

Эту же идею можно применить к экономике, более того, уже не один раз предлагали оценивать результаты производственной деятельности именно в натуральных, энергетических единицах, а не в денежных, ценность которых весьма условна («Химия и жизнь» подобные статьи публиковала, и их легко найти в электронном архиве журнала). В США эту идею в 1974 году предложил к обсуждению Питер Чапман, главный редактор журнала «Energy Policy», а поводом послужило пресловутое арабское эмбарго. В том же году конгресс США одобрил предложение использовать энергетические оценки для проектов в энергетике. Увы, в 1979 году грянула иранская революция, и Рональд Рейган запретил любые новые механизмы регулирования, выгода от которых для общества неочевидна. Лишь в 2005 году идею снова стали обсуждать, на сей раз в связи с эффективностью биотоплива. Тем не менее исследователи продолжали работать, и в 1981 голу тот же Чарльз Холл, проанализировав эффективность американской энергетики, ввел термин EROI. Когда же возникла озабоченность глобальным потеплением, выяснилось: этот показатель тесно связан с оценками выбросов углекислого газа при выборе альтернативных путей развития энергетики, что привлекло к нему внимание.

Рассчитывать его нелегко. Тем не менее, по имеющимся оценкам, глобальный EROI для нефти и газа составлял 26 в 1992 году, поднялся до 36 в 1999 и упал до 18 в 2006-м. Это много: доля затрат энергии на добычу топлива пренебрежимо мала, а связь между ценой на нефть и этим показателем оказывается линейной. Не так обстоит дело, если EROI падает ниже 10, — связь перестает быть линейной, и цена начинает резко, по экспоненте, расти. Правда, свою роль играет и жадность нефтедобытчиков. Так, если они удовлетворяются рентабельностью в 10%, цена нефти при EROI 11 оказывается 20 долларов за баррель, а при 100% — уже 60. При падении ниже 4 цена на нефть оказывается между 100 и 200 долларами; EROI 1,5 уже требует 150—350 долларов (в зависимости от плановой рентабельности).

К чему нам такие расчеты? А к тому, что для добычи нефти с глубоководного шельфа EROI оказывается меньше 9. Производство же нефти из горючих сланцев (не путать со сланцевой нефтью!) имеет EROI 1,5 — становится понятным, почему, несмотря на большие запасы, проекты по ее извлечению не смогли развиваться. Для биотоплива EROI находится в пределах 1—3 — это очень дорогое удовольствие; как только прекращаются субсидии, потребление такого топлива резко падает. Меры повышения отдачи выработанных пластов также требуют все больших затрат энергии — и на закачку воды, и на синтез полимеров, не говоря уже о разогреве нефти. Поэтому переоценка традиционных запасов вследствие внедрения новой технологии, на которую надеются оптимисты, неизбежно приведет к дальнейшему падению нефтяного EROI.

Если смотреть на баланс энергии, то получается, что при EROI 5 обществу достается 80% добытой энергии — остальное тратится собственно на добычу, а при EROI 1,5 эта доля равна 50%. Отсюда видно, что чем ниже EROI источника нефти, тем больше этой нефти надо добыть, чтобы компенсировать ее недостаток из более выгодного источника. В противном случае энергетическое обеспечение общества будет сокращаться.

Обратная связь цены на нефть с EROI неизбежно приводит к его прямой связи с экономическим ростом. Экономисты, проанализировав последние 40 лет, определили тот уровень нефтяных цен, который обеспечивает рецессию: 40—60 долларов за баррель. Если цены ниже 40, то в мире наблюдается рост, если больше 60 — фиксируется четкий глобальный спад. Однако многие альтернативные методы добычи, на которые сейчас возлагают надежды, имеют низкое значение EROI и становятся рентабельными при цене выше 90 долларов за баррель. Возникает парадокс: для устойчивого роста необходимо увеличить производство нефти, но для этого требуется повышать цену на нее, что ведет к экономическому спаду и сокращению потребления. Способы преодоления этого парадокса неясны.  

 

Будущее в высоких ценах 

 

Итак, анализ перспектив нефтедобычи, проведенный с двух возможных точек зрения, приводит к одному выводу: эпоха дешевой нефти закончилась просто потому, что даже поддержание ее на нынешнем уровне требует вовлечения в оборот источников с высокими затратами на добычу. Спор идет о том, будет ли так продолжаться дальше или все окажется еще хуже. А что такое «хуже»? Об этом лучше всего судить экономистам-рыночникам, например, из такой авторитетной организации, как Международный валютный фонд. Статью на эту тему опубликовали Майкл Кумхоф и Дирк Мюир из исследовательского департамента МВФ («Philosophical Transaction A», 2014, 372, 20120327; http://dx.doi.org/10.1098/ rsta.2012.0327).

В рассматриваемой ими математической модели предполагалось, что в производстве участвуют три силы: капитал, рабочие и энергия. Стоимость энергии определяется ценой на нефть, которая, в свою очередь, зависит от спроса и объема производства. При этом имеется эластичность спроса: цена продукции может расти медленнее цены на нефть, поскольку ее можно заменить на нечто не столь дорогое. У этого процесса есть ограничитель — так называемая энтропия, которая показывает, какую долю нефти нельзя заменить ничем. Например, сейчас нет реальной замены нефти в качестве моторного топлива или сырья для химической продукции: все альтернативы столь ничтожны, что учитывать их не имеет смысла. Третий параметр — роль нефти в производстве. С формальной точки зрения ее нужно оценивать весом цены на нефть в себестоимости продукции, что составляет несколько процентов. Однако есть мнение, что эта роль существеннее, поскольку именно рост потребления энергии обеспечил почти половину всего роста промышленности в XX веке.

В качестве начальных условий выбрали ситуацию, когда после нефтяного шока и значительного роста цены выше 60 долларов за баррель следует падение производства со скоростью 2% в год, при этом страны-экспортеры стерилизуют большую часть доходов в суверенных фондах, которые хранят в долговых обязательствах развитых стран. Чем-то это напоминает нынешнюю ситуацию: в 2008 году случился резкий рост цены на нефть до 140 долларов за баррель, затем последовало снижение цены до нынешних примерно 100 долларов за баррель. Производство же, как было сказано, почти не растет, а условия для падения вполне созрели. Так, по данным МЭА, годовая скорость падения добычи на приисках, прошедших пик (а это подавляющее большинство крупных полей и стран-экспортеров нефти), составляет 6,5% от пиковой мощности. Оптимисты говорят, что если учесть еще не открытые месторождения, где добыча будет поначалу бурно расти, а также новые, еще не прошедшие пика, то полная скорость падения составит 3,5% в год. Падение будет скомпенсировано за счет перечисленных выше факторов вроде добычи из альтернативных источников, что должно обеспечить рост в 1,8%. Принятые в модели 2% ежегодного сокращения — вполне разумная альтернатива на случай, если оптимисты заблуждаются.

Меняя все три параметра, исследователи могли получить множество разных решений. Остановимся на двух. В базовом ни эластичность спроса, ни энтропия не учитывались, а роль нефти выражалась ее долей в цене. Тогда цены на нефть непрерывно растут, достигая через 20 лет после шока 200 долларов за баррель. При этом суверенные фонды наводняют долговый рынок, вызывая снижение процентной ставки на кредиты. Но это не спасает мировую экономику: ВВП падает у всех. У экспортеров он падает потому, что возникает голландская болезнь — деньги идут на потребление, а все отрасли промышленности, кроме связанных с трубой, хиреют. (В Голландии после открытия газовых месторождений в 1959 году начался быстрый рост экспорта газа, в результате в промышленном секторе сократились рабочие места и развилась инфляция.) У развитых стран, вынесших производство в развивающиеся страны, растут издержки и падает потребление. Развивающиеся страны в первые десять лет получают небольшой выигрыш: потребление со стороны экспортеров нефти вызывает рост производства, однако впоследствии и он сходит на нет. Соответственно у экспортеров получается огромный профицит платежного баланса — почти 10% от ВВП. У остальных — соответствующий дефицит.

Если дорогую нефть удается чем-то заменить (высокая эластичность), эти диспропорции существенно сглаживаются. Развитые страны в краткосрочной перспективе умудряются выправить платежный баланс, а остальной мир — вырастить ВВП и даже увеличить внутреннее потребление и инвестиции. Энтропийные ограничения на такую замену делают ситуацию хуже, чем при базовом сценарии, но не существенно, картина качественно остается той же, разве что нефть через двадцать лет достигает 300 долларов за баррель. Полный же крах мировую экономику ожидает, если роль нефти в экономике превышает ее долю в цене продукции. В этом случае падение ВВП может исчисляться десятками процентов, потребление у экспортеров за двадцать лет удваивается или даже утраивается, профицит баланса приближается к ВВП, у импортеров же оказывается дефицит в несколько процентов ВВП. То есть, весь мир работает на экспортеров. Очевидно, что такое развитие событий невозможно и проблема будет решаться политическими методами вроде изъятия запасов нефти в пользу всего человечества. Более гуманные сценарии, скорее всего, толкают значительную часть человечества к поиску нового источника энергии и к обществу снижающихся мощностей, речь о котором шла в статье «Цивилизация старьевщика» в декабрьском номере «Химии и жизни» за 2013 год.

 

Об исчерпаемости нефти

  

С точки зрения наиболее распространенной биотической гипотезы происхождения нефти, предложенной в нашей стране М.В.Ломоносовым, — ее запасы исчерпаемы, хотя она и образуется постоянно со скоростью несколько миллиардов баррелей в год. Есть и иные точки зрения. В числе экзотических — происхождение нефти в результате кометной бомбардировки (см. «Химию и жизнь», 2005, № 6). В принципе такая идея не противоречит современной теории происхождения планет: на периферии Солнечной системы конденсировались именно углеводородные фракции протопланетного облака; там сформировались насыщенные метаном, водой и углекислым газом Юпитер и Сатурн. Образовавшиеся в этой зоне малые тела вполне могли бомбардировать внутренние планеты, принося туда сырье для изготовления нефти. Кометная нефть так же исчерпаема. А вот абиогенная гипотеза Д.И.Менделеева о происхождении углеводородов из содержащихся в магме карбонатов предполагает практически неисчерпаемость ее запасов. Некоторые подтверждения адепты этой точки зрения находят в тех фактах, что нефть зачастую добывают из таких пород, где животной и растительной органике взяться неоткуда. В каком-то смысле эти гипотезы равноправны, поскольку, как отмечает И.М.Королев (см. «Химию и жизнь», 2005, № 6), нефть может весьма быстро, за десятилетия, образовываться как из биогенного, так и абиогенного углерода; главное, чтобы в месте его залегания были достаточные давление и температура.

Комаров С.М. «Химия и Жизнь» №1 2014

hij.ru

 

 

 01.12.2013 Цивилизация старьевщика

 

Казалось бы, бурные события XX века показали: социалистический принцип главенства интересов общества над частнокапиталистической инициативой — удел маргинальных государств вроде КНДР или Кубы. В остальных же странах невидимая рука рынка (англ. invisible hand of the market — популярная метафора, впервые использованная Адамом Смитом) весьма относительно контролируется государством, а глобализация обеспечивает беспрепятственный переток товаров и ресурсов по всему земному шару. Однако череда кризисов самого конца XX—начала XXI века вызвала сомнения в том, что данный путь развития — единственно верный, и некоторые экономисты начали высказывать крамольную мысль: это системный кризис, следствие того, что рыночная экономика уперлась в недостаток ресурсов и прекращение роста потребления в развитых странах. Выходом же им видится весьма жесткое и масштабное вмешательство государства в самосогласованную систему рыночной свободы. Так следует из результатов дискуссии по проблемам эффективности использования материалов, которую помогло организовать британское Королевское общество («Philosophical Transactions of the Royal Society A», 2013, 371, 1986; http://dx.doi.org/10.1098/ rsta.2012.0496). Вот краткий конспект этой дискуссии. 

 

 

Энергия цивилизации 

 

Начало современной капиталистической экономике было положено триста лет тому назад в ходе английской промышленной революции, когда человек стал использовать ископаемое топливо — уголь. До этого человек получал энергию только из возобновляемых источников и напрямую зависел от продуктивности фотосинтеза. Нельзя было прокормить больше людей, чем позволяла продукция, собранная c окрестных полей, а выплавка металла определялась количеством и доступностью леса вблизи металлургического завода. Поэтому, скажем, создание железной дороги и появление крупных городов было невозможно в принципе: чтобы отопить дровами дома в Лондоне 1700 года, потребовалось бы сжечь годовой прирост леса на площади 5,5 млн. км². Не случайно классические экономисты, такие, как Адам Смит, Давид Рикардо или Томас Мальтус, считали, что развитие ограниченно площадью суши, пригодной для хозяйственного использования.

Уголь, то есть консервированная энергия фотосинтеза, не только поставил крест на этих взглядах, но и обеспечил появление новой экономики с многократно возросшими возможностями для производства. Не надо было больше рубить лес для производства стали или отопления домов. С открытием процесса Габера — Боша в 1913 году энергия ископаемого топлива обеспечила производство азотных удобрений и многократный рост урожайности с той самой площади суши, ограниченность которой столь волновала Мальтуса. Получилось то, что можно назвать линейной экономикой: постоянный рост производства и потребления с постоянным снижением стоимости материалов благодаря тому, что научно-технический прогресс обеспечивал рост эффективности всех производственных процессов.

Все это сопровождалось непрерывным ростом потребления энергии, которую человек использовал для трех главных дел. Первое — обеспечение условий для жизни, то есть тепла и еды. Второе — транспорт. Третье — производство материалов. Последнее потребляет примерно треть всей расходуемой человеком энергии, причем не только на нагрев или создание давления: при изготовлении материалов тратится и химическая энергия. Возьмем, например, углерод. Растения с помощью солнечной энергии восстанавливают углерод из углекислого газа; солнечная энергия при этом переходит в химическую энергию углеводородов. В кислородной атмосфере они не устойчивы: охотно горят, возвращая энергию в виде тепла. Однако химическая энергия может быть законсервирована в энергоносителе — угле, в который углеводороды превращаются в недрах земли. В домне, где сделанный из угля кокс перемешан с железной рудой — оксидом железа, эта энергия идет на отщепление кислорода от оксида и становится химической энергией металлического железа, которое так же неустойчиво в кислородной атмосфере и, превращаясь в стабильную ржавчину, эту энергию утрачивает.

Все эти превращения энергии можно подсчитать и определить энергетическую насыщенность современной цивилизации, насыщенность, которая складывалась веками. В 2005 году в развитых странах с высоким уровнем жизни потребление первичной энергии составляло в среднем 200 кВт.ч в день на душу населения, что в двадцать раз больше, нежели в слаборазвитых странах вроде Сенегала, Эфиопии или Непала. 

 

 

Как и ожидалось, в развитых странах потребление энергии ( в киловаттах в день на душу населения) выше, правда, и географическое расположение (Россия), и специализация на добыче энергоносителой (ОАЭ, Саудовская Аравия или Тринидад и Тобаго) вносят свои коррективы. По горизонтальной оси — плотность населения на квадратный километр; размер точки соответствует площади страны. Из статьи David J.C.MacKay, «Philosophical Transactions of the Royal Society A», 2013, 371, 1986; http://dx.doi.org/10.1098/rsta.2011.0560

 

Можно выделить пять групп материалов, поглощающих основную часть энергии, расходуемой человеком на производство: сталь — 40%, цемент — 15%, пластики — 15%, бумага и картон — 10% и алюминиевые сплавы — около 7%. Отсюда сразу же видно, что мы продолжаем жить в железном веке, а мечты середины XX века о переходе в эру пластиков оказались несостоятельными. И это не случайно: затраты энергии на производство килограмма пластиков в несколько раз выше, чем на производство стали. А раз мы живем в железном веке, значит, потребление стали может быть неплохим индикатором происходящих в нашей цивилизации процессов. Они весьма любопытны.

Оказывается, ее потребление в развитых странах отнюдь не растет до бесконечности; перелом наступает по достижении 10 тонн на душу населения. При этом обеспечен тот уровень комфорта и защищенности, к которому все стремятся: есть свой достаточно просторный и теплый дом, у каждого взрослого члена семьи машина, в доме холодильник, микроволновка, посудомойка, стиральная машина и прочие полезные устройства, в стране прошла индустриализация и создана хорошая транспортная инфраструктура. А далее потребление перестает расти и стабилизируется на уровне 500 кг стали в год на душу населения. Видимо, это число соответствует потерям стали от коррозии и физического устаревания различных устройств, которые меняют на такие же: машину на машину, утюг на утюг. Так, в Великобритании уже более десяти лет потребление стали колеблется между 20 и 25 млн. тонн в год при населении 63 млн. человек в 2011 году. Однако в среднем в мире на душу населения сейчас приходится 2,7 тонн стали, а годовое потребление не превышает 200 кг. Значит, если бы весь мир хотел к 2050 году жить так же, как сейчас живут в развитых странах, нужно было бы увеличить производство стали в 3,2 раза и для 9 млрд. землян выплавить за это время 70 Гт. При этом общие разведанные запасы руды соответствуют 79 Гт стали. Аналогично в два-три раза надо увеличить ежегодный выпуск четырех остальных главных материалов: цемента, бумаги, алюминия и пластиков. Насколько реальна такая задача и к каким последствиям ее решение может привести?

Увеличение производства материалов неизбежно связано с увеличением производства энергии и соответственно увеличением эмиссии парниковых газов. Очевидно, что троекратное увеличение расхода энергии только на производство материалов увеличит эмиссию до неприемлемых величин. Перед человечеством стоит обратная задача: сократить выбросы в два раза к 2050 году. Стало быть, нужно повысить энергетическую эффективность производства. Если принять для простоты, что потребление материалов к этому времени вырастет вдвое, то эффективность следует увеличить на 75%. Возможно ли это?

Для получения любого материала есть предельная энергетическая эффективность, определяемая химической энергией исходного сырья. У оксида железа, если речь идет о стали, энергия Гиббса (полная химическая энергия) составляет 6,7 МДж/кг. Это энергия, которую нужно затратить на разрушение химической связи между атомами железа и кислорода. Помимо собственно химической реакции энергию нужно тратить на добычу руды, ее транспортировку, подготовку, получение кокса из антрацита, прокатку стали и так далее. Эти процессы повышают затраты энергии, а за счет оптимизации процессов можно попытаться ее потребление сократить. За сто лет затраты энергии на производство стали сократились существенно: со 130 до примерно 20 МДж/кг, причем на металлургический процесс тратится половина этой энергии — 10 МДж/кг. Иначе говоря, до теоретического предела остается 3—4 МДж/кг. Точно так же и для остальных четырех основных материалов нашей цивилизации энергетическая эффективность держится в районе 60% от теоретической. Отсюда следует, что в нынешних обстоятельствах никакой, даже самый революционный технологический процесс не поможет сократить затраты энергии на производство материалов более чем на 20%.

 

Чем больше содержание энергии в материале, тем меньше объем его производства. Однако кирпича мы используем явно меньше, а стали — больше, чем можем. Из статьи Timothy G.Gutowski e.a., «Philosophical Transactions of the Royal Society A», 2013, 371, 1986; http://dx.doi.org/10.1098/rsta.2012.0003

 

В качестве дополнительного резерва имеется инерция технологического процесса. Предприятия по выпуску стали, бумаги, цемента, алюминия, пластиков — большие крупнотоннажные производства, которые требуют больших затрат капитала. Модернизировать такие производства сложно, поэтому в большинстве своем они используют технологические процессы, открытые десятилетия тому назад. Замена их новыми производствами, созданными по последнему слову техники, позволяет снизить затраты энергии. На сколько? Об этом можно судить, например, по тому факту, что старые алюминиевые комбинаты в Северной Америке тратят почти 16 кВт.ч электричества на килограмм алюминия, а современные заводы, построенные в Латинской Америке, — на 2 кВт.ч, или на 12% меньше. Аналогичная картина и в других отраслях. Анализ показывает, что различие между нынешними средними затратами и теми, которые имеются на лучших заводах, составляет 18%, так что суммарные возможности повышения эффективности производства материалов составляют не более 38%.

Еще один путь снижения затрат: найти источник, из которого материал извлекать легче. Первое, что приходит на ум, — вторсырье: основные затраты энергии на его получение уже произведены. Действительно, переработка вторичного алюминия требует лишь 10% той энергии, что идет на выплавку первичного. Для стали это 50%. Увы, много здесь не получишь, потому что из упомянутых пяти материалов железо и алюминий и так уже перерабатывают почти полностью, бумагу — в значительной степени. Остаются полимеры, переработка которых затруднена из-за обширной их номенклатуры, и цемент, извлекать который из бетона пока не на- учились. Поэтому полимеры, как правило, сжигают, в лучшем случае используют как наполнитель при строительстве, а старые дома размалывают в щебенку и опять же пускают в строительство как наполнитель. В общем, более полное, чем сейчас, использование вторсырья позволит увеличить энергетическую эффективность производства материалов еще на 7%. Добавив возможную оптимизацию других процессов, не связанных непосредственно с изготовлением материалов, получаем 56%. Таким образом, достичь минимально необходимого роста на 75% даже теоретически не удается. 

 

 

Дематериализация 

 

Из приведенных выше расчетов следует, что при двукратном сокращении к 2050 году затрат энергии на производство материалов (а больше не удается) и при таком же снижении выбросов углекислого газа (чего требует климатическая стабильность) потребление материалов можно к тому же сроку увеличить только на четверть от нынешнего. Дефицит же ресурсов ведет к устойчивому росту цен на материалы — тенденция, обратная той, что существовала на протяжении века. В Еврокомиссии это называют «большой сменой парадигмы». Таковы климатически-ресурсные ограничения на дальнейшее развитие. А что с ограничением спроса?

Получив в свои руки мощный источник энергии в виде ископаемого топлива, человечество в целом развивалось в условиях постоянного роста объемов потребления, линейно растущей экономики. Конечно, кризисы перепроизводства время от времени нарушали этот линейный рост, однако затем следовали ускоренные подъемы. И такой непрерывный рост — неизбежное условие самого существования капитализма, просто потому, что цель его производства — рост нормы прибыли (в отличие от феодализма, ориентированного на получение рентного дохода, и коммунизма, где производство, согласно определению, должно удовлетворять научно обоснованные потребности общества). Более того, норма прибыли, то есть отношение прибыли к вложенному капиталу, никак не может быть меньше ссудного процента плюс поправки на инфляцию — иначе производство оказывается бессмысленным. Если роста нет, получаются безнадежные долги, что сегодня видно на примере развитых стран, где долг зашкаливает порой за 100% ВВП, то есть выплатить его никак невозможно, только простить.

Для роста нормы прибыли нужно или сокращать издержки, или увеличивать объем продаж, то есть стимулировать потребление, или и то и другое. Однако тут есть демографическое ограничение, выявленное Семеном Абрамовичем Кузнецом (в эмиграции Саймон Смит), лауреатом Нобелевской премии по экономике 1971 года «за эмпирически обоснованное толкование экономического роста». Суть его идеи такова: смена поколений и рост населения неизбежно требуют строительства домов и новой бытовой техники, что приводит к циклическими изменениям скорости роста экономики с периодичностью смены поколений людей, примерно 25 лет. Эти циклы названы циклами Кузнеца. В частности, рост потребления материалов может сначала опережать рост ВВП, а затем, по достижении определенного уровня, отставать от него. Это называется дематериализацией экономики: все основные работы закончены, новые материалы требуются лишь для замены вышедших из строя изделий. Кузнец создал свои главные работы еще до войны, когда основные события происходили в развитых странах, где население в то время устойчиво росло. Однако в конце XX века пошел обратный процесс: население развитых стран перестало расти, производство для уменьшения издержек уехало в ранее слаборазвитые страны, потребление же осталось там, где и было, — в стареющем развитом мире.

Очевидно, что по достижении высокого уровня комфорта оно должно было когда-то остановиться. Так и случилось в конце XX века. Например, во Франции уже в 1980 году 90% семей во всех социальных классах имели весь ассортимент товаров длительного пользования. В Германии равновесие было достигнуто позже: с 1995 года число регистраций новых машин равно числу машин, сдаваемых на утилизацию. В Великобритании пик потребления материалов и производства отходов был пройден в 1999—2003 годах, теперь же продолжается сокращение, хотя и доходы, и численность населения растут.

Свою роль в дематериализации экономики сыграла и цифровая революция, обеспечившая человечеству неведомые прежде скорости и передачи информации, и возможности ее копирования. В 90-х годах это вылилось в такое уродливое явление, как «пузырь доткомов», то есть резкий рост стоимости акций интернет-компаний, — какой-нибудь поисковик вроде yahoo.com со своими подержанными компьютерами и миллионными убытками имел рыночную стоимость как у «Дженерал моторс» с ее заводами, машинами, автосалонами и тысячами рабочих. Тот пузырь лопнул в 1997 году, спровоцировав финансовый кризис 1998 года, однако последующие события показали, что апологеты цифровых технологий были в чем-то правы: эти технологии сильно снизили продажи во многих реальных секторах. Прежде всего, пострадали печатные газеты и журналы и соответственно бумажная промышленность; потери за счет массового пиратства понесла вся индустрия развлечений. Однако этим дело не ограничилось: удар был нанесен даже по автопромышленности. Так, социологи отмечают, что ныне владение модным смартфоном у американских и германских подростков котируется выше, чем обладание ранее престижной машиной. Это подтверждает и статистика: в самой автомобилизированной стране — США идет устойчивое снижение числа заявок на получение водительских прав, особенно заметное среди подрастающего поколения. С 2005 года не растет и длина пути, пройденная средним американским автомобилем за год: почти десять лет она была равна примерно 3000 милям, а ведь в 1985 году составила всего 1750. В Великобритании такое же сокращение началось в 2006 году. Есть мнение, что это связано с переходом людей к работе на дому благодаря Интернету, и это прямо подтверждают опросы, в которых 46% молодых американцев предпочитают доступ к Интернету владению автомобилем. Так неизбежно закладывается долговременная тенденция снижения объема продаж автомобилей и спада в смежных отраслях — от металлургии до шинной промышленности. В каком-то смысле можно сказать, что Интернет съел-таки Детройт с его заводами, машинами и рабочими — эта столица американской автомобильной промышленности сейчас переживает не лучшие времена.

В 90-е годы было мнение, что глобализация спасет мировую экономику. Однако это явление, совершив рывок за 1990—2000 годы, теперь стабилизировалось: число связей между людьми из разных стран больше десяти лет не растет. Считалось также, что развивающиеся страны помогут компенсировать падение потребления. Но все оказалось не настолько просто, и теперь мир затаив дыхание следит, смогут ли китайские коммунисты стимулировать внутреннее потребление. Специалисты же с ужасом наблюдают рост внутреннего китайского долга, который уже достиг объема кредитования Китаем всего остального мира. Как работает стимуляция спроса в развитых странах, можно видеть на примере Германии, у которой за период 2000—2007 годы рост ВВП в точности соответствовал росту госдолга. Получается, что сегодня у человеческого общества нет не только ресурсов, но и желания увеличивать потребление, то есть продолжать трехсотлетнюю традицию линейной экономики капитализма.

 

 

Общество снижающихся мощностей 

 

Таким образом, смена экономических ориентиров в условиях перенасыщенных товарами рынков и роста цен на сырье оказывается не выдумкой неких злобных марксистов, мечтающих взять реванш за поражение конца XX века, а объективной реальностью. И не исключено, что выходом будет отказ от экономики линейного роста. А что взамен? Недостатка в идеях нет, однако по большому счету все они сходны между собой: строгая экономия и использование местных ресурсов. Вот, например, общество снижающихся мощностей, предложенное Джоном Ури из Ланкастерского университета.

По его мнению, необходимость перехода к обществу снижающихся мощностей вызвана не только уменьшением потребления, но потребностью снизить на 80% выбросы парниковых газов к 2050 году. Для этого нужно изменить всю культуру поведения общества и прежде всего отказаться от измерения достижений в единицах ВВП на душу населения. Причина в том, что ВВП отнюдь не коррелирует с уровнем благосостояния. Например, самыми счастливыми в 2012 году были жители небогатой Коста-Рики. Вообще же, когда общество выходит на определенный уровень благосостояния, дальнейший рост личных доходов не поднимает этот уровень — прибавка расходуется впустую, на предметы роскоши. Значимыми для оценки благосостояния оказываются продолжительность жизни, защита детства, уровень грамотности, социальная мобильность и доверие. Эти параметры выше всего в богатых обществах с низким уровнем имущественного расслоения, например в Норвегии. Там возникает чувство братства, осознание обязательств друг перед другом у каждого члена общества; там можно пытаться строить общество снижающихся мощностей. При большом различии доходов эта затея обречена на неудачу: недоступность тех или иных товаров или услуг заставляют людей желать их сильнее всего, что нисколько не способствует экономии ресурсов, зато возбуждает социальную рознь.

Снижение мощностей надо начинать именно со снижения уровня неравенства. Значит, высокий статус в таком обществе должен иметь не тот, кто много получает, а тот, кто мало тратит, кто не ездит далеко, кто использует местные товары и услуги — в общем, живет местной жизнью. Поскольку мировые СМИ пропагандируют как пример для подражания обратное, снижение их роли и влияния — жизненно важная задача. Для экономии энергии нужно повысить плотность населения, при этом дружеские связи следует заводить со своими соседями, после свадьбы селиться поблизости от родителей, а с далеко живущими родственниками общаться по видеотелефону. Еду в этом обществе будут выращивать на месте. Ури особо отмечает, что опыт Кубы, которой удалось к середине 90-х обеспечить себя продовольствием после тяжелейшего кризиса (яркий пример общества снижающихся мощностей), вызванного распадом социалистической системы, свидетельствует: это можно сделать без крупных хозяйств с характерными для них высокими затратами энергии. Маленькие фермы с органическим хозяйством, небольшие кооперативы, городские огороды, местные рынки — вот что обеспечило так называемый кубинский мираж. Теперь продолжительность жизни на Кубе — мерило успеха в обществе снижающихся мощностей — почти такая же, как в США, а затраты энергии на душу населения в десять раз ниже; Всемирный же банк признает эту страну лидером среди развивающихся стран по уровню жизни. С нее и надо брать пример.

Работать и учиться также следует рядом с домом, а международное перемещение студентов должно быть прекращено: системы виртуальной реальности и дистанционное образование сократят всевозможные путешествия. Особая роль в грядущих преобразованиях принадлежит трехмерным принтерам; они совершат подлинную революцию, обеспечивая занятость на местах, мелкосерийное производство запчастей и готовых изделий, причем подогнанных под конкретных потребителей продукции. Это позволит отказаться от перемещения товаров из одной точки земного шара в другую и соответственно сократит энергозатраты.

Вместо скоростных личных автомашин в таких локальных сообществах станут использовать общественные низкоскоростные устройства на электрической или мускульной тяге — мопеды, велосипеды. Они будут объединены в сеть с помощью всевозможных датчиков и подчиняться единому управлению, как для безопасности движения, так и для того, чтобы каждый мог найти себе транспортное средство. Вот как решают проблему в шведском городке Векшё. В парковках под общественными зданиями стоят только общественные автомобили, не использующие ископаемого топлива. Каждый служащий, который добирается до работы на велосипеде или «зеленом» городском автобусе может забронировать такой автомобиль для дальнейшего путешествия. Опыты по внедрению электротранспорта с привычной для молодежи платой «за трафик» уже проводят такие ведущие компании, как «Даймлер» и «Пежо».

Вот пример детального расчета действий по экономии энергии в обществе снижающихся мощностей, предложенный Джулианом Оллвудом из Кембриджского университета. Поставим себе цель сократить потребление стали на душу населения в два раза — с нынешнего высокого британского уровня до среднемирового значения. Для оценки резервов возьмем четыре объекта: офисное здание, прокатный стан, автомобиль и холодильник. Каждый из них содержит сталь, служит некоторое количество времени и удовлетворяет потребности определенного числа людей. Исходя из этого, можно рассчитать потребление стали в год на человека. Оно составит соответственно: 43, 1,7, 58 и 3 кг. Для достижения цели нужно снижать содержание стали, увеличивать продолжительность службы и число обслуживаемых людей. Как это возможно?

У прокатного стана возможности невелики, поскольку его хозяин и так заинтересован, чтобы стан катал много стали и делал это долго. Более того, при модернизации производства стан не сдают в металлолом, а продают на другой завод. Такое экономное использование видно по расходу стана: 1,7 кг стали в год на душу населения. Есть два резерва повышения эффективности. Это снижение запаса прочности, что может увеличить затраты на последующий ремонт и компенсацию последствий аварии, а также восстановление изношенных деталей, например поверхности валков.

Офисное здание служит не более 40 лет, после чего его сносят. Вот первый резерв экономии: ломать здания надо раз в сто — двести лет, надежность это вполне позволяет. Приводить в соответствие с требованиями современности их следует с помощью реконструкции: затраты капитала те же, а расход материалов и объем мусора гораздо меньше. Второй резерв таков: более 70 часов в неделю из 168 офисы простаивают. Если использовать офис в режиме раздельного времени — днем в помещении контора, а вечером мебель сдвигают и получается ресторан, класс для обучения или жилое помещение, — тогда увеличится число обслуживаемых людей. В Великобритании подобные опыты если и проводят, то со школами, устраивая обучение в две смены, однако для арендодателя это выгодно — он получит двойную плату. Значит, такая идея может и прижиться.

С автомашиной другая история. Прежде всего, ее вес можно снизить на треть, что приведет к экономии топлива. Такое решение выгодно потребителям и не очень накладно для изготовителей, которые и так идут по этому пути. Заменяя его части, в принципе можно сделать жизнь автомобиля вечной. Это, правда, затрудняет внедрение прогрессивных технологий в конструкцию, однако если топливная эффективность двигателя вышла на плато, потребность в таком внедрении отпадет. Но по-настоящему революционным станет отказ от личного автотранспорта и использование его в режиме разделенного времени. В мягкой форме это совместные поездки с соседом — такая практика распространяется в моменты кризисов, а способствовать ей могут и рекламные мероприятия. Например, в США во время войны, когда топливо распределяли по карточкам, везде висели плакаты: «Едешь один — везешь с собой Гитлера». В радикальной же версии машины принадлежат некой компании, которая заботится об их обслуживании, и каждый желающий может взять любую машину, заплатив потом за ее пробег. Идея кажется экстравагантной; хотя она и многократно описана фантастами, общество к ней не готово. Однако есть мнение, что с появлением автомашин-роботов этот вариант получит шансы на жизнь.

У нас остался четвертый бытовой прибор — холодильник. Его невозможно использовать совместно с соседом, но зато можно обеспечить такую конструкцию, которая позволяет легко менять холодильный агрегат, осуществляя модернизации или ремонт и таким образом продлевая срок службы холодильника с нынешних 8 до 40 лет, что опять-таки обеспечивает рабочие места местным ремонтникам, отнимая их у глобализованного изготовителя. Подобные меры вполне позволяют значительно сократить потребление материалов без сокращения уровня комфорта.

 

 

Циклическая экономика 

 

Идеи Джулиана Оллвуда созвучны идеям швейцарского экономиста Вальтера Штахеля, основателя и директора организации «Product-Life Institute». Предложенная им циклическая экономика основывается на повторном использовании, ремонте и модификации имеющихся изделий вместо нового производства, а также на замене продажи товаров продажей услуг.

Для создания циклической экономики нужно, как считает и Ури, прежде всего отказаться от самой идеи оценивать успешность экономической политики по росту ВВП и перейти к оценке, основанной на качестве управления накопленными запасами. Различие принципиальное. Рост ВВП — динамический показатель, показатель потока, измерять его — все равно что мерить движение воды в трубе, не интересуясь, куда она течет и каков ее уровень там. Запасы — статический показатель, их можно увидеть невооруженным глазом, качественное управление ими обеспечивает не траты, а сохранение.

Первый принцип циклической экономики — «не надо ремонтировать то, что не сломалось; не изготовляй то, что можно починить, и не отправляй на переработку то, что можно восстановить». С географической точки зрения это значит «делай все это на месте, чтобы избежать упаковки и перевозки». С технологической — «конструируй изделия так, чтобы их было просто чинить и модернизировать». Вот конкретные примеры выгод, получаемых от использования этого принципа. Железные дороги Германии решили в 2010 году модернизировать 59 высокоскоростных поездов, выработавших ресурс 15 млн. км за 15 лет. Затраты на каждый поезд составили 3 млн. евро — в восемь раз меньше стоимости нового поезда. При этом было сохранено 80% материалов, что позволило избежать выплавки 16,5 тыс. тонн стали, 1180 тонн меди и связанного с ними образования 500 тыс. тонн отвалов. Восстановление автомобильных двигателей до состояния «как новые» обеспечивает снижение потребление сырья на 25—90%, образование отходов снижается на 65—88%, а потребление энергии падает на 68—83%. Расчеты показывают, что внедрение принципов циклической экономики в Великобритании позволит сократить ежегодные выбросы СО₂ на 800 млн. тонн. Для сравнения: специальные тарифы на солнечную энергетику в Германии позволяют сократить эти выбросы лишь на 100 млн. тонн.

Второй принцип — сохраняй ценности, а не приумножай их. Эффективное использование запасов подразумевает низкую скорость обращения материалов. Так, одноразовые пластиковые бутылки надо постоянно изготавливать, теряя при переработке часть материалов. Многоразовые стеклянные бутылки живут гораздо дольше — в Швейцарии около полутора лет, и их использование требует гораздо меньшего потока стекла, проходящего через производство. Точно так же продление сроков службы всех вещей резко замедляет рост потребления невозобновляемых природных ресурсов, от металлов до энергоносителей.

Третий — продавай услуги, а не товар при сохранении собственника на всех этапах жизни изделия. В качестве примера можно привести службу сервиса шин, которую компания «Мишлен» предлагает владельцам грузовиков и уже применила при обслуживании армии США. Шину со стертым протектором можно восстановить, наварив новый протектор. Качество такой шины не сильно уступает новой, однако расход материалов существенно ниже. Частные же владельцы считают, что раз такие шины дешевые, значит, плохие, и используют их неохотно. Изготовитель шин не заинтересован в восстановлении, поскольку это снижает объем продаж. Но вот он прекращает продавать шины и начинает продавать услугу: водитель платит ему за пройденные километры. Все сразу меняется: нет заинтересованности в продажах новых шин, зато есть заинтересованность в том, чтобы они были качественными и служили как можно дольше. А восстановленные они или новые — уже не важно. Компании, изготавливающие автомобили или, например, холодильники, при таком подходе меняют принципы конструирования таким образом, чтобы обеспечить длительную эксплуатацию изделий и облегчить их ремонт и модернизацию.

Конечно же этой экономике, как и линейной, нужны развитые рыночные механизмы, поскольку без них невозможно гарантировать перепродажу подержанных вещей и их повторное использование.

Всего этого благолепия цивилизации старьевщиков можно достичь принципиальным изменением налоговой системы. Суть его в том, чтобы освободить от налогов возобновляемые ресурсы и переложить налоговую тяжесть на первичные материалы, энергию, нежелательные отходы и выбросы в атмосферу. Среди возобновляемых ресурсов особое место занимает рабочая сила. Существующая в экономике линейного роста налоговая система нисколько не способствует повышению ее качества, зато, наоборот, через механизмы соцзащиты способствует превращению в мусор — безработных потребителей, сидящих на пособии. Эта политика чрезвычайно расточительна, ведь общество тратило 15—20 лет на создание рабочей силы высокой квалификации, безработный же за несколько лет все теряет. При этом он потребляет столько же ресурсов и образует столько же выбросов углекислого газа, что и работающий человек. Отказ от налогообложения заработной платы может показаться странным, однако это не новость: в 11 штатах США такого налога нет, причем к их числу принадлежат такие крупные доноры федерального бюджета, как Флорида и Техас.

Перенесение налоговой нагрузки на использование первичных материалов неизбежно стимулирует использование вторичных ресурсов. Поскольку при сортировке мусора используется много ручного труда, отмена налогов на рабочую силу делает выгодной тщательную сортировку, в результате которой на выходе получается вторсырье хорошего качества. Серые зарплаты исчезают как явление, а собираемость налогов улучшается, ведь первичные ресурсы вырабатываются на крупных предприятиях и проследить их пути в экономике гораздо проще. Циклическая экономика обеспечивает прежде всего местную занятость, стимулирует органическое земледелие, производство мебели из дерева, одежды из шерсти и кожи — при этом используются не облагаемый налогами труд и местное возобновляемое сырье. Необходимость поддерживать работоспособность механизмов в течение длительного времени дает заработок не только местным механикам, но и пенсионерам, которые консультируют подрастающее поколение, объясняя, как все это работало раньше. Циклическая экономика направлена на бережное использование имеющихся запасов, поэтому она неизбежно заинтересована в длительной работе не только изделий, но и рабочей силы, то есть в хорошей системе здравоохранения. Культурное наследие принадлежит к числу запасов, а не потоков, и сохранение культуры также входит в число ее задач.

Согласно Штахелю, мы живем в переходный период от экономики линейного роста к циклической экономике. Об этом можно судить по действиям той же Еврокомиссии, которые направлены на сокращение отходов, выбросов парниковых газов и увеличение доли переработки вторсырья. Неудивительно, что в такой период принимаются противоречивые решения. Так, власти Германии одной рукой подписывают законы, ужесточающие требования к мусору, требуя продления сроков службы вещей, а другой — постановления об ускоренной утилизации вполне работающих автомобилей, что необходимо для подстегивания линейного роста. В США ситуация выглядит совсем парадоксальной в свете борьбы с выбросами парниковых газов: на дотации пользователям ископаемого топлива за 2010 год государство потратило полтриллиона долларов. В Евросоюзе размер таких дотаций скромнее — 56 млрд. евро ежегодно.

 

Миры, построенные перечисленными выше экономистами, выглядят странно; они разительно отличаются от привычных нам картин прогресса и процветания и весьма похожи на тот коммунизм, о котором рассказывал Николай Носов в книге «Незнайка в Солнечном городе». Конечно, внедрять подобные решения, нарушающие интересы могущественных корпораций, связанных с углеводородной экономикой, весьма нелегко. Однако, как считает Ури, изменения могут произойти стремительно, подобно распространению сотовой связи, поэтому общество должно быть готово к сюрпризам. Как сначала возникли отдельные кластеры углеводородной экономики, а затем распространились на весь мир, точно так же по мере появления кластеров общества снижающихся мощностей эта экономная цивилизация сменит ту, что была создана в XX веке.

 

Комаров С.М. «Химия и Жизнь», 2013, №12

hij.ru

  

20.11.2005 Записки (с продолжением)

 

... Определять творчество через его продукт (вроде картины, стиха, научного трактата) – это как-то по-ремесленному. Назвать вид творчества, не имеющего продукта, хотя бы в виде умозрительного объекта усилий, затруднительно. Но если бы нам удалось хоть приблизиться к определению творчества, суть которого многие, как и я, чувствуют, то именно это определение я дал бы и проживанию мгновенья, которое меняет нас навсегда, оставляя едиными...

 

Записки (с продолжением).

 

20 ноября 2005 год

«Однако, прекрасная в Москве нынче осень!..»

Я думал, как начать свои записки, и посчитал эту фразу самой точной для определения того, что я хочу вам здесь предложить. Хотя, глагол предложить – не вполне уместен. От предложения могут отказаться или вообще игнорировать его; предлагая, ты становишься зависимым от абстрактного читателя, о котором не знаешь даже понаслышке; в общем, сам ставишь себя в дурацкое положение. Я предпочитаю другой расклад: публикуемое мной так или иначе – факт действительности (надеюсь, что художественной), и о самодостаточности и праве на существование этого факта я позволил бы спорить только Канту! Другим остается простой выбор: присутствовать при этом или нет.

Иной может принять эти записки за вариацию на «Исповедь сына века». Нет-нет! Поверьте, от такой скукотищи я вас уберегу. К тому же, не мериться же мне мастерством с Мюссе. Я вложу в свои записки нечто невиданное, что может написать лишь человек, который «каждому тайно завидует, и в каждого тайно влюблен»…

Однако, и правда, осень в Москве прекрасная! И с этим не поспорить. Прозрачный морозец и последние, затерявшиеся листья на бульварах. Ворохи листьев, мертвых и так много значащих…Мне хочется собрать их в короба, все до единого, и как один русский философ, составить их полный реестр. Но у того, Розанова, были свои «Опавшие листья», у меня же будут совсем иные!.. Мои мысли, мои ощущения, весь я целиком. Свой гербарий я буду составлять со следующими непреложными правилами.

Отстраненность . Думаю, только с этого может начаться мое подлинное существование в этих записках. Пусть событийная, причинно-следственная протяженность моих дней останется за пределами строчек. Все это, в конечном счете, имеет малое отношение к действительной действительности. Я хочу самой сути, эссенции восприятия окружающей жизни, которая у нас всех до абсурда схожа. И именно эффект публичности (т.е. хотя бы теоретическая пара чужих глаз, скользящая по моим строчкам) поможет мне этого добиться. Ведь как бы то ни было, я безгранично уважаю своего абстрактного читателя, который заставляет меня формулировать и стыдиться пустословия.

Изощренность . Мне всегда казалось, что это как резус-фактор. Изначальная и бесповоротная характеристика человека. Человеку без изощренности в крови мир, наверное, кажется уродливым барахлящим вечным двигателем. В то же время это свойство духовной изощренности нужно развивать, как мускулатуру. Это мышцы, которые позволяют вытягивать из глыбы текущей действительности красоту. И не только красоту Ренуаровских линий, но и красоту первоначальную, первопричинную; разлитую в природе, в человеческих страстях, в судьбах, в истории мысли.

Вольность. В ассоциациях, датах, хронологии. Когда « сейчас» может оказаться двухсотлетней давности, и скандал вокруг Курбе в Парижском художественном салоне стать много важнее предвыборной кампании в Мосгордуму. Если бы акценты сместились иначе, к чему эти записки? « Homere est nouveau ce matin et rien n ' est peut - etre aussi vieux que le journal d ' ajourd ' hui » ( Charles Peguy )¹ Видите? Это не поза, это способ мысли ( = существования) некоторых людей. При всем этом сами записки будут появляться в хронологической последовательности, как строчки в моей записной книжке, и всегда будут отмечены действительным числом и месяцем.

Прекрасная осень в Москве, ей-Богу! Задумчивая, смиренная, мудрая. Под лампой лицо горит, хочу выбежать на улицу, обжечься сухим колким ветром, засмеяться во все горло в темноту! Эх, эй-йей!...

Хватит теории, для предисловия уже слишком… Жизни хочу, жизни!..

 

24 ноября 2005

Ко мне подошел официант и механически спросил:

- Что желаете?

Съев и выпив то, что заказал, выкурив кубометры шумного дыма как пассивный курильщик, рассмотрев все лица, сменяющие друг друга за столиками вокруг, я словил себя на мысли, что вопрос официанта – был единственно честным вопросом за весь прошедший вечер, поскольку требовал от меня правды и ничего кроме. Таким же единственно подлинным был мой ответ ему. Я был раздосадован и стал болеть чувством убитого времени, как язвой желудка.

Человек ищет общения: это есть его хлеб насущный, о котором молятся молитвы. Если расслышать: об-ще-ние, как отглагольное существительное, как процесс, выражаемый глаголом «общить»! Именно «обща» свои мысли, свои эмоции, человек пытается вписать себя в реальность, в какую-то твердь. Он обманывается! Тысячу раз, вернее, тысячу минут, убитых на болтовню. Разговаривать об общих вещах – о литературе или политике – значит не более чем празднословить. Разговаривать о себе – не менее чем похабничать.

Я люблю молчать. Как молчал вчера почти весь вечер в своей шумной компании. У человека меньше коммуникативных способностей, чем у инфузорий (если соизмерять потребности тех и других). Выбрасывая из себя слова, незнамо откуда взявшиеся в голове, он, если говорит о сути, ее разоряет. Выброшенные слова – как жалкие подобия Слова – как вся никчемность человека говорящего – как вся пропасть между ним и сутью. Человек «общит» не там, не то, не затем. Но если б он умел «общить»? Т.е. передавать свое духовное состояние в виде какой-то субстанции такому же живому, бесконечному началу, как он сам? О, тогда бы ненужным стало уединение творчества, само искусство!..

So , невозможность об-ще-ния породило искусство. Т.е. искусство как восполнение человеческой ущербности .( sic !)

Я возвращался домой. Шел через площадь, над которой дымились испарения из вентиляционных ходов. У решетки одного из них пристроился человек, обмотанный тряпьем. Напротив него сидела большая собака. Я всматривался и видел, как он, осоловело и благостно покачивая головой, просовывает в пасть собаке веревку, к которой привязан стакан. Она, большая, смирная и тоже почему-то благостная, стакан роняет – он кулачком бьет ее по голове. Они сидят, глядя друг на друга, и он лениво начинает трюк сначала. Я все шел и вдруг понял, что плачу.

На меня сыпал мелкий снег. Мне не было никакого дела до этих двоих, но я плакал. Я был счастлив – вся глупость прошедшего дня осталась далеко. Внутри меня забилось что-то настоящее, сильное, переполняющее! Теперь у меня есть для этого термин – «потребность общить»!..

Немного простыл. Обветрились губы.

________________________________________________

¹ «Гомер актуален этим утром, и ничто так не старо, как сегодняшняя газета.»

 

26 ноября 2005

 

Кусок романа. Привожу здесь, поскольку недоумеваю, к чему приведет такой поворот. Может, вымарать?

«Когда прерываешь работу на какой-то период, возвращаешься в текст как гость, а не как хозяин. Все ново, все будто и не нуждается в тебе, само живет. А ты буквально вваливаешься сюда и пытаешься вернуть себе свое право – право на эту реальность. Пытаешься отыскать своих героев, где бы они ни были, всунуть им новые реплики, заставить думать, решать, поступать по-моему. О! Ну почему же они почти никогда не защищаются! Почему позволяют мне мять, лепить, бороздить себя? Или, это мне только кажется? Или – это они играют мной, заставляя вмещать себя в слова – единственное для них пространство существования… Вечный кукловод Ибсена, никчемный без кукол. Так кто же кем водит?..»

 

27 ноября того же года

 

Биомеханика размышлений: Что значит сомневаться? Ведет ли сомнение к главной цели размышлений – познанию истинного? Или же к истине приближает волевая уверенность в каждом движении мысли, центростремительная сила последовательных умозаключений? Наконец, каким путем идут мыслители, создавшие более или менее законченные философские системы?

Ницше, со своим аффектом, не сомневается. Шопенгауэр, со своим скрупулезным унынием, не сомневается. Бердяев, со своей отеческой открытостью, не сомневается. Хайдеггер, с самоотверженным ввинчиванием в самые основы понятий, не сомневается. Представьте сомневающегося Платона, Канта, Гегеля, Бэкона!.. Нет, они могут позволить себе использовать прием диалектики, внутреннего спора. Но они не умеют сомневаться. И поэтому они философы. Поэтому их «биосистемы», в которых сами они совершенно обосновано исполняют роль всеведающих творцов, переживают столетия и с такой же силой, как в первый день создания, способны втянуть в себя ищущий хоть что-то ум.

Как позиция «всеведения» допускает изощренность хода мысли, преломление различных взглядов? Ответ, очевидно, в том, что перед нами не позиция философов (тогда все это было бы невозможно), а самая суть их мироощущения. Может, именно это роднит в нашем восприятии самых разных философов, схожих если не в интонациях, то в едва уловимой атмосфере произведений?!..

So , дар философа – в не сомневающейся натуре ( sic !). Такая натура дает бесконечные возможности сомнений как приема познания, без опасности того, что система даст трещину.

Писатели, в отличие от философов, обычно лишь надевают маску «всеведения», беззастенчиво рассказывая о внутреннем мире своих героев так, как если бы это были они сами. Сомнение не лучший прием писательства. Тогда как дар писателей – в натуре сомневающейся ( sic !). Эта натура дает мысли свободный, прямой, фатальный ход, так подходящий для отображения действительности.

Противоположенность природы писательства и философствования доказывается хотя бы тем, что эти два дара едва ли могут сосуществовать полноценно в одном человеке. Даже сюрреалистичный Сартр остается где-то между , не в силах или не желая разобрать свои интеллектуальные нагромождения.

Шел замерзший по слякотной Большой Никитской. Соблазнился на роскошную витрину изящного театрального кафе, совершенно пустого. Сел на бутафорный диванчик у самого окна, за которым темнота и отблески рекламы в лужах. Заказал кофе погреться. Идет румяный официант. Ставит передо мной фужер, с горкой засыпанный колотым льдом. В фужере кофе.«Фраппе». Я глотаю через трубочку горькие стекляшки и думаю, что только что шел по такому же колотому льду, и что темнота за окном такого же цвета, как ледяной кофе. Мне больно, но я увлеченно пью. Мне кажется, я глотаю собственный преддекабрьский вечер – через трубочку.

И все же чего-то хочется – то ли уехать куда-то, то ли полюбить что-то.

 

Не читайте на ночь Блейка!

 

 

28 ноября

 

«Всякий тщеславный человек считает себя честолюбивым. При этом не каждый честолюбец тщеславен. Честолюбие – естественное в условиях социума выражение природной любви человека к самому себе. Любить тихонько, в уголке, подальше от посторонних глас – выбор слабых и лживых. Поэтому честолюбие - искренно. Оно притягивает.

Неполноценная любовь к себе восполняется тщеславием, а не честолюбием. Тщеславие порочно. Оно отвратительно.»

Она поцеловала меня в губы и сказала, что это все софизмы. Мне хотелось крепко сжать пальцы на ее шее. Вместо этого я неожиданно закончил мысль: тщеславие женщины не имеет ничего общего с человеческим тщеславием, так же, как и многие другие этические понятия сводятся на нет при встрече с ней. Вообще, «вбирательная» энергия женщины настолько сильна, что ее невозможно делить на самолюбие, честолюбие, много-много-любие… «Центричность» женщины бесконечно притягивает и вызывает недоумение.

 

Почему, размышляя о жизни и случайно касаясь темы женщины, возникает ощущение, что ты сбился на «в огороде бузина, в городе тетка»? Все же, бузина и тетка – совершенно непересекающиеся понятия, тогда как женщина, как половая характеристика человека, все же имеет отношения к онтологическим вопросам?..

Если заметить, то русские философы дотрагивались до «женщин», только когда набредали на тему любви (притом характеризуя ее половую ипостась), брака или девства. В первых двух преуспел Соловьев, чье брезгливое мощенье порой чувствуется даже по запятых; в размышлениях по поводу девства до исступления дошел Розанов, еще раз демонстрируя страсть философов к тому, что непостижимо (здесь уж по физиологическим причинам).

На этой мысли она поцеловала меня еще. – Я почувствовал отчетливо, вплоть до синтаксической конструкции, новый кусочек романа, пронизанного ею.

 

Перед сном тайком достал с полки томик Пруста (ревную и боюсь его из-за объемистости). Наугад попал сразу под сень девушек в цвету. Хитрец, хитрец миллион раз! Как же томящее-тонко-изломанно пишет!

Засыпаю с досадой.

 

5 декабря

 

Что я делал все это время, если не писал?! – Стоял в пробках.

Бывают дни, когда в страхе перед собой ты прячешься в такие закрома сознания, которые, по идеи, должны были бы напугать тебя еще больше. Пробки – гораздо более простой и безопасный способ спрятаться от себя.

Я плачу, плачу из-за своей разнузданности! Роман мертвеет: герои скоро вымрут от немоты. Мысли как бродяги, просящие мелочи; стыдные, чумазые сны…

Не хочу писать - не хочу быть - чеховское: «если б не существовать!..» - мандельштамовское: «неужели я настоящий/ и, действительно, смерть прийдет…». Стройнейший ход мысли, приводящий от отрицания к утверждению.

Перебирал старые свои записи. Когда это делаю, всегда чувство диалога – с собой, оставшемся там: на бумаге, в почерке. С тем, который моложе и всегда лучше. Перебирал и, как себе в насмешку, нашел:

«Сейчас думать не могу ни о чем другом – все мысли в прочитанном только что. Удивительная, сильная вещь! Обращение Толстого к юношеству. О, так ведь это ко всем нам, неокрепшим, сбившимся! Разница лишь в том, что у «юношества» есть чистота (иногда). Так вот он пишет, как заклинание повторяет: верьте себе! Верьте, не как Васе, Пете, Маше, а себе, как «благому» началу, которое живет в каждом из нас. Как же это хорошо! Как хорошо, что он умоляет нас верить себе, если чувствуешь, что главное желание души – становится лучше (не самосовершенствоваться – важное различие). Это значит делаться тем, чем хочет Бог; открывать то, что вложено в нас Им, «жить по-Божьи». Как же хорошо, когда он пишет, что в этом великий и радостный смысл всякого человека. Радостный, именно радостный! Я помню то место из Евангелие, где говорится про одного грешника, что у него было веселье, но не было радости. – И все становится ясным. Как же хорошо, что он написал: «единственный радостный смысл!..»

Не знаю, чем был тогда я, что хотел, что делал. Но я читаю свои строчки и верю не себе - а тому.

 

6 декабря

Я хочу понять, могу ли я не думать в действительности, или это промежуточные безотчетные состояния, приходящие на смену интенсивным размышлениям, как расслабление, всегда наступающее после сокращения мышцы? И что тогда есть само «сокращение»? Для пишущего оно всегда будет иметь последствие – формулирование .. Формулируя, человек идет в своих размышлениях дальше, усложняет их, приходит к неожиданным разрешениям. Но все же – это форма размышлений, но не их суть. Такой же формой является образы в живописи, рисунке, музыке… Великий пианист Горовец не играл 12 лет посреди своей карьеры, войдя в глубокую депрессию. Но неужели он не размышлял 12 лет?!..

Где же искать саму ткань размышлений? Возможно ли, что она существует безусловно, даже вне прямой зависимости от воли человека? И что такое, наконец, размышление?

Логически ясно, что любое размышление это последовательность каких-то умственных операций. Они не осуществляются произвольно. В человеке всегда существует нечто, что требует применить к себе усилия размышлений. И это нечто имеет, видимо, двойную природу – внешние импульсы (новые знания, наблюдения и проч.) и внутренние импульсы, определить которые я пока не могу вполне. Именно последние, очевидно, ставят перед человеком, вне зависимости от его опыта и образования, вопросы бытия. Эти внутренние импульсы глубже, первопречиннее даже архетипов человеческого сознания. Я бы назвал их духовной физиологией (NB) .

Итак, духовная физиология - ее мы не можем определить иначе, как через действия, которое она оказывает на наше сознание (так же как загадочное магнитное поле определяется только по воздействию на окружающие тела). Духовная физиология, познавая которую, человек обращается к источникам всех своих подлинных размышлений. В познавании ее и заключается само размышление. Игнорируемая, «непознаваемая» духовная физиология давит на повседневное сознание, навевая на нас чувство отчаянной беспричинной тоски или апатии. Она жаждет наших умственных усилий и наказывает нас, если мы отлыниваем!..

 

Морозы явно не способствуют игривости мыслей. Неласково на улице.

 

 

6 / 7 декабря

Мысль – это вожделение к вечности. Мысль о Вечности – профанация.

 

 

…декабрь

 

«Я так стар, что могу позволить себе забыть, какое сегодня число.
Я стар, смертельно. Где моя молодость? Где радость моя?
Неужели в таком унынии и всевариантной безысходности я хочу жить?»..

 

- в таком духе я бы писал, если б сдался. Кому? чему? – самому себе и своему убожеству. Бороться! В том числе и с отвращением, которое вызывает у меня писательство.

Я понимаю, почему так физически тяжко оно мне дается. Я будто тереблю рубцующиеся раны. То, что незаметно вживается в меня, что начинает постепенно быть моей сущностью – я, случайно обнаружив, пытаюсь вновь вычленить, чтобы изучить, составить видовое описание. То, что вычленимо – вполне конкретные соображения по поводу прочитанного, увиденного и пережитого – не так уж интересно описывать. То, что нельзя теперь ни отъединить, ни исследовать отдельно от самого себя – вот это будоражит! Но как же подобраться к этому? Как же хочется описать их пробуждение, их замысел, их красоту!

Я бы не назвал это ни новыми знаниями, ни идеями…Возможно, это свойства , которые лишь кажутся приходящими извне и которые на самом деле есть самые глубинные, но до поры дремлющие?.. Каждое прожитое мгновение мы уже не то, что были до этого мгновенья – и вместе с тем мы бесконечно едины от детского до старческого беспамятства. Вопрос только в том, что считать прожитым мгновеньем, которое проводит черту между тем мной и этим. Когда и почему происходят преломления нашего единства в себе? ..

Разумеется, человек не может существовать как замкнутая экосистема. Любые изменения его духовных свойств имеют внешние поводы, но внутренние причины. Ему остается выбрать путь взаимодействия с внешним миром. Соблазн написать, что этот единственный путь – творчество. Я так думаю, но я в это не верю. Или, по крайней мере, не верю в то, что мы может судить обо всех ипостасях творчества. Я не знаю, что это такое – поскольку ясно осознаю, что границы, в которое обычно втискивают это понятие, очень условны.

Определять творчество через его продукт (вроде картины, стиха, научного трактата) – это как-то по-ремесленному. Назвать вид творчества, не имеющего продукта, хотя бы в виде умозрительного объекта усилий, затруднительно. Но если бы нам удалось хоть приблизиться к определению творчества, суть которого многие, как и я, чувствуют, то именно это определение я дал бы и проживанию мгновенья, которое меняет нас навсегда, оставляя едиными.

Я стискиваю челюсти – до чего мне хочется поймать сокровенность этих преломлений! Внутреннее перерождение – нет – лучше: преображения. Они так же ощутимы, как текущая для меня секунда, но как описать, как?...

  Гулял под снегом. Тепло, белесо. Хлопья налипают на ресницах – и это все что я чувствовал: неудобство. Стыдно.

 Г.Р.

modestclub.ru