23.12.2021 Кургинян о Беловежье: эти люди не имели права...
Запущена трансформация. Мы уже не вернемся в прежний мир. А каким будет этот новый?
Сергей Кургинян / Газета «Суть времени» №461 / 23 декабря 2021
Леонид Кравчук, Станислав Шушкевич, Борис Ельцин. Беловежская пуща, Вискули, Белоруссия, 8 декабря 1991 года
Стенограмма интервью Сергея Кургиняна о распаде СССР и его последствиях в программе «Объективно» на белорусском телеканале «ОНТ» 8 декабря 2021 года
8 декабря 2021 года исполнилось 30 лет с момента подписания Беловежских соглашений, означавших распад СССР. В России и мире не устают указывать на незаконность этого документа. Президент РФ ранее назвал распад СССР геополитической катастрофой, а недавно в Госдуме предложили принять такую оценку в заявлении парламента.
Очевидные и не только причины русской исторической трагедии назвал философ, политолог, лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян в интервью Общенациональному телевидению Белоруссии.
==========================================================
С. Е. Кургинян: Добрый вечер.
Ведущий: К нашему большому счастью, общаемся с вами не первый раз. И сегодня оттолкнемся от даты. 8 декабря 1991 года, Вискули, соглашения, которые поставили крест на истории СССР. 30 лет. Эмоции должны бы уже уйти, позволить анализировать и ответить на вопрос, так что же это было? У Вас есть внутренний, полный ответ на вопрос, что это было?
С. Е. Кургинян: Может быть, он у меня есть, но он же не должен превратиться в серию лекций. По всем результатам, если коротко говорить, это преступление: юридическое, историософское, геополитическое и даже метафизическое. Эти люди не имели права этого делать. Они сделали нечто чудовищное, это чудовищное продолжает ворожить, создает нынешнюю реальность. И оценка тут совершенно ясна. Другое дело, что позволило им это делать и как получилось так, что это действие не возымело никакого ответного противодействия и не было прервано в ту же секунду, когда оно было осуществлено. Существовала Конституция, существовали законы, было предусмотрено, как именно карается их нарушение. Кстати, те, кто его совершили, ждали, не произойдет ли что-нибудь подобное. Но этого же не произошло.
Ведущий: А почему не произошло?
С. Е. Кургинян: А потому что к этому моменту, горько это сказать, под давлением самых разных сил сама конструкция — плюс те люди, которые были облечены соответствующими полномочиями, — она уже дышала на ладан. Даже это хулиганское пьяное полубезумное действие смогло ее обрушить, потому что когда у вас дом очень гнилой, его всё время ест какой-нибудь грибок или червяк, то неизвестно, отчего он рухнет: оттого, что вы чихнете, оттого, что сильно хлопнет дверь, оттого, что подует ветер. Понимаете, вопрос заключался в том, насколько к этому моменту и по каким причинам была хрупкой и легко обрушаемой имевшаяся конструкция.
Это началось отнюдь не в момент самих Беловежских соглашений.
Например, никто не может мне объяснить, почему после того, как некоторые люди (которые для меня являются недостаточно решительными героями, а для кого-нибудь преступниками, но это не важно совершенно) совершили некое деяние (например, выкатили танки на улицу, ГКЧП и всё прочее) — почему после этого должны быть сломаны все институты и конституционные нормы? Предположим, что вынесен вердикт (а его еще надо было вынести), что эти люди — преступники. И тоже какие-то странные — всё высшее руководство, да? И что там делал Горбачев? Предположим. Дальше что?
Почему самораспускается Съезд народных депутатов СССР, законно избранный орган? Почему фактически перестает действовать Верховный Совет СССР? Почему вместо этого начинается односторонний диктат ельцинских кругов? Куда самоустраняется Горбачев? Что, собственно, произошло? Говорю специально с позиции своих оппонентов — ну, этих людей арестовали. Дальше что? Декабристов арестовали, да. Это что, после этого Российская империя тут же начала распадаться, что ли? Польша начала отделяться, и так далее, и тому подобное? Но тогда этого же не произошло! Почему в данном случае это произошло?
Далее, после референдума — почему начался дальнейший парад суверенитетов? Он тоже не был остановлен.
И с чего, собственно, всё началось-то? Что там, внутри самой советской конструкции, на каком этапе начало давать такие сбои, про которые когда-то герой Шекспира, принц Гамлет Датский, сказал:
«Вот он, гнойник довольства и покоя.
Прорвавшись внутрь, он не дает понять,
Откуда смерть».
Так что за гнойник-то прорвался внутрь?
Очень крупный (кто-то считает, что гениальный, но в любом случае выдающийся, более чем выдающийся) психолог и социолог Эрих Фромм назвал уже хрущевский вариант социализма и коммунизма «гуляш-коммунизмом». Это общеизвестный термин. Значит, где-то в постсталинскую эпоху или на стыке сталинской и постсталинской эпохи возобладали силы, которые, во-первых, как бы поволокли весь этот советский проект в сторону его всё большего и большего омещанивания: «Догоним и перегоним Америку по производству мяса и молока на душу населения!» Ну хорошо же производить больше мяса и молока, но нельзя же это поставить во главу угла! «Наша цель — благосостояние советских людей!» Прекрасная вещь — благосостояние, но оно не может быть целью. Целью человека является его восхождение, его саморазвитие, раскрепощение и пробуждение в нем всех высших человеческих способностей!
И эти цели провозглашались коммунистическим проектом. Говорилось о преодолении отчуждения от родовой сущности, и говорилось также, что это преодоление произойдет только тогда, когда будет вообще преодолена специализация, дифференциация специальностей. Это Маркс! Все эти мечты были, может быть, избыточно утопичны для своего времени, но они, по крайней мере, были очень масштабны. «Знамя страны своей мы принесем через миры и века!» Вслушайтесь — «миры и века»! Пока этот масштаб был, пока проект был нагрет — а нагрет он был сначала просто построением самого этого социалистического общества, потом войной, послевоенным восстановлением и так далее, — проект находился в таком всё-таки человекоцентрическом состоянии, он нес в себе очень большой духовный заряд. Постепенно этот заряд остывал, уходил, разрушался.
Но свято место пусто не бывает, и пусто место свято не бывает — значит, на это место начало заходить этакое потребительское мещанство в советском варианте. Ничего для меня нет более мерзкого, чем оскорбительное название советского проекта и советского человека «совком». Но вот этот мещанин, он, конечно, заслуживает любых названий. Он всё более и более входил в проект, он разлагал его изнутри, само уже советское руководство непонятно во что верило. Это была одна сторона.
А другая сторона, конечно, — всё, что связано с именем Юрия Владимировича Андропова, то есть страстное желание любой ценой слиться в объятиях с Европой, вхожденчество вот это. Оно началось не при Горбачеве и не при Ельцине. Оно началось…
Посткоммунизм. Надругательство над советской статуей работницы Изображение: (сс) Ing. Mgr. Jozef Kotulic
Ведущий: У такого Союза позднего периода, у него было будущее?
С. Е. Кургинян: Конечно, было. Достаточно было чуть-чуть повернуть руль и наказать виновных. Уже опубликованы мои закрытые аналитические отчеты эпохи кризиса в Закавказье. Я там говорил: расстрелять надо и тех, и других, ввести военное положение. Пострадало бы, может быть, пятьсот человек, и заслуженно, но были бы остановлены процессы, которые принесли горе миллионам и миллионам.
А Средняя Азия? А один Таджикистан? Все говорили, что слеза одного ребенка не стоит самых высоких целей. Сколько я видел детей с содранной кожей, младенцев? Сколько мы видели изуродованных трупов? Сколько в итоге людей-то пострадало? А говорилось, что у нас такое «новое мЫшление», что мы теперь ни одним человеком не пожертвуем. Как это не пожертвуем, я не понял? А беженцы? Сколько русских людей было согнано с земель всюду? А это абсолютно преступное неравенство русских в Прибалтике? А то, что сейчас происходит на Украине?
Всё это можно было остановить очень просто и начать развивать проект в нужную сторону. Да, конечно, он уже был омещанен. Да, он был загружен всеми этими вест-центрическими утопиями и так далее. Но это еще не носило необратимый характер в 1987–88, даже в 1989-м году. А вот то, что уже началось в 1990-м, требовало либо достаточно серьезных действий по остановке деструктивных процессов, набравших бешеный оборот, либо эти процессы должны были победить.
На каждом этапе развития любого начинания или его деградации всегда можно что-то сделать. Но беда заключается в том, что чем больше развивается деструктивный процесс, тем больше нужно воли для того, чтобы его остановить, а воли становится всё меньше.
По мне, любая конфигурация Советского Союза лучше, чем то, что сейчас происходит. Даже прямое сохранение той конфигурации, которая была.
Но много говорили о том, что есть ядро — типа России, Белоруссии, Украины, есть какие-то достаточно плотно примыкающие слои, в том числе закавказские, есть Средняя Азия, которая проявляла достаточную лояльность, — и есть, предположим, Прибалтика, в которой лояльность была меньше. Но дело же совершенно не в этом, а дело в том, что Съезд народных депутатов СССР принял закон о выходе из состава Советского Союза. Закон был принят. Почему нельзя было позволить Прибалтике выходить так, как нужно было выходить по этому закону? Или даже той же Украине. Или Молдавии. Я бы посмотрел, как бы они вышли на этих условиях.
Было сказано, что все территории, которые хотят остаться, должны остаться, что вся тяжелая промышленность, созданная Советским Союзом, должна остаться в советском подчинении и так далее и тому подобное. Условия выхода, принятые демократическим законным образом, были таковы, что даже прямое следование этим условиям поставило бы антисоветские силы в сложнейшее положение. Они это понимали. Беловежье было неожиданным хулиганским антизаконным вариантом выхода. Так выходить было нельзя. Для того чтобы так выходить, нужно было провести референдум против Советского Союза, сказать, что его нет, что его законы уже не действуют.
Та операция, которая была осуществлена, — это, с одной стороны, следствие вот этого гнойника, этого внутреннего всё большего омещанивания советского проекта, его превращения в гуляш-коммунизм, о котором я уже говорил. А гуляш-коммунизм нежизнеспособен. Коммунизм жизнеспособен, гуляш-коммунизм — нет.
Это с одной стороны. С другой стороны, дикое стремление нашей элиты, во-первых, обогатиться и, во-вторых, слиться с Западом. С третьей стороны, вот само это идеологическое стремление к вхожденчеству. А с четвертой стороны, конечно, сосредоточенные форсированные и небездарные усилия геополитического историософского конкурента, которым был Запад, к тому, чтобы развалить Советский Союз. Вот сумма этих сил и породила развал.
Натовские бомбардировки Югославии. 1999
Ведущий: Вот день сегодняшний и последствия развала. Тревожные события, очень сложные процессы. И кто-то говорит, что это глобальная трансформация, а кто-то говорит, что это не что иное, как начало новой мировой войны? Вы как считаете, с чем мы имеем дело?
С. Е. Кургинян: Мне кажется, что это попытка тихой сапой осуществить глубочайшую трансформацию мира. Потому что в 1991 году у Соединенных Штатов возникла идея того, что они будут единственной державой и, типа, всех захватят и подчинят. А потом оказалось, что это слишком дорогое начинание для самих Соединенных Штатов. Ты хочешь властвовать в Ираке? Пожалуйста: введи туда 350–400 тысяч солдат. Хочешь властвовать в Иране? 700 тысяч. Ты хочешь контролировать желтый ислам где-нибудь в Малайзии и так далее и тому подобное? Вводи миллион. Отмени добровольную армию, введи обязательную воинскую повинность. Принимай гробы в соответствующем количестве. А главное, создай что-нибудь равноценное Pax Romana («римскому миру»), какой-то конструктивный проект для того мира, который ты устраиваешь. Ставь гарнизоны, акведуки, дороги, законы и так далее.
Американцы всего этого делать уже не могли. Они раскормили свой народ чудовищно, они уже не готовы были платить за мировое господство, за новый мировой порядок, о котором они сказали. И тогда возникла идея: а нельзя ли сделать новый мировой беспорядок? Управляемый беспорядок. Не New World Order, а New World Disorder. И вот этот Disorder начал тихой сапой создаваться, потому что всё, что они делали в Ливии, в том же Афганистане, вообще на Ближнем Востоке, да в любой точке земного шара, в конечном итоге приводило к власти силы этого disorder, хаоса. Тогда возникла идея, что мир будет состоять из некоего ядра, которое будет жесточайшим образом и на новой основе отрегулировано, и периферии, контрмодернистской по сути своей. И между этой периферией и ядром будут построены некие отношения. Периферия будет устраивать террористические акты, пугать: «У-у-у». Ядро будет пугаться и еще больше закручивать гайки.
Но выяснилось, что значительное количество стран, Китай прежде всего, Индия и вообще вся Юго-Восточная Азия, еще не отказались от того проекта развития, от которого де-факто отказались американцы. Кондолиза Райс уже говорила, а потом и Буш повторял, что «мы ведем новую политику», что «все, кого мы считали раньше нашими главными друзьями, вот эти авторитарные модернизации — это главный враг». Что сейчас строят американцы? Демократия против авторитаризма. Уже снят с повестки дня вопрос о возможности авторитарной модернизации как блага. А это была основа того, что американцы говорили раньше. Значит, они устраивают тихой сапой какой-то совершенно новый проект. На пути этого проекта, конечно, как кость в горле Россия — и еще русско-китайские связи, вообще связи этого куска мира, который не хочет отказаться от прогресса и от гуманизма, который они хотят отменить.
Вот это ощущение тихого трансформирования мира с использованием всего, чего угодно… Ковид — тяжелое заболевание, его надо лечить. Я много раз говорил, что вакцинация возможна, и всё прочее, но она должна быть добровольной. Но ясно же, что всё, что они делают, — это не про заболевание и не про людей, которые от него страдают, чему всегда надо соболезновать и с чем надо бороться всеми настоящими медицинскими методами. Это же про другое, а никто точно не говорит, про что. Запущена трансформация. Мы уже не вернемся в прежний мир. А каким будет этот новый?
Поэтому даже просто новая война, холодная или горячая, была бы еще способом конкуренции двух держав или двух центров сил за устройство примерно этого мира, в котором остается, например, гуманизм. Что бы мы ни вкладывали в это понятие — христианский гуманизм, религиозный гуманизм, светский гуманизм. А то, что хотят сделать, — это тотальная дегуманизация. И уже объявлена новая повестка дня, которую люди не хотят слышать. «Конец истории» — сказано Фукуямой? Все говорят: «Да это шутки! А потом что-то еще сказал!» Вопрос же не в том, что сказал какой-то профессор! Не об этом разговор. Вопрос о том, какая была поднята вокруг этого шумиха.
Значит, конец истории есть. Конец проекта «Человек» уже заявляется, конец проекта «Гуманизм» заявляется всячески. Запад стремительно постмодернизируется. Говорят: «Подумаешь, философы». А всё, что устроили с перверсиями, с нарушением христианских и вообще мировых, библейских правил существования, сформулированных в истории про Содом и Гоморру, и многое другое — это что, эти изменения философы делают? Это всё Лакан и Деррида делают? Америка в пятидесятые годы за гомосексуализм, если мне не изменяет память, сажала на электрический стул, а в семидесятые уже эти меньшинства говорят, что всех остальных надо сажать. Это вот за двадцать лет, без каких-то особых потрясений — что произошло? Этого «никто не делает»?
Вот то, что сейчас происходит с нарушением прав человека и так далее под видом того, что «мы вас спасаем от заболевания» (которое, еще раз подчеркну, действительно опасное), — это что? Это кто делает? Происходит дегуманизация (мы еще не поняли, насколько это опасное слово), происходит трансформация.
Ведущий: Нам-то на чем стоять в таком случае?
С. Е. Кургинян: Нам — стоять на том, что для нас гуманизм, завещанный нам предками, наша цивилизация и наше представление о ценностях, которые являются в этом смысле преемственными — коммунистические ценности вполне преемственны христианским, — они являются незыблемыми. Мы — этот катехон, который процессу конца времен — а то, что я назвал, это вполне конец времен, тянет на него — мы такому процессу будем сопротивляться. Мы его остановим хотя бы. А потом куда-нибудь повернем — это следующий вопрос. Но сейчас вот это понятие — катехон, «удерживатель». И не придет враг мира сего, если останется удерживатель, тот, кто удерживает.
И Россия в нынешнем состоянии, вот эти процессы сближения Белоруссии и России — это не просто консервативные ценности (хотя уже это много), это от ощущения, что какой-то скверной дует. И что эта скверна вполне тянет на тот или иной вариант конца времен, религиозный или другой. И что с этим нельзя соглашаться! И нововведения в российскую Конституцию, и всё прочее, говорит: «Эпоха вхожденчества де-факто кончилась». Теперь это надо оформить идеологически и всячески. Всё. Мы с тем, что вы теперь предлагаете миру, с этой дегуманизацией не согласимся никогда! Мы другие, и мы гуманизм будем отстаивать всячески, вместе.
Вот всё, что сейчас можно сказать.
Ведущий: Сергей Ервандович, спасибо большое за участие в нашей программе!
С. Е. Кургинян: Всего вам доброго! Всяческих успехов в нашем общем деле.
https://rossaprimavera.ru/article/6bc4330c
- << Назад
- Вперёд