Автор: Кургинян С.Е.
ROOT Категория: Смысл Игры
Просмотров: 2108

23.07.2020 Смысл игры 150

 x

Троцкизм и неоконсерватизм в США как творцы нынешнего кризиса. Кургинян о коронавирусе — 10 серия

00:12 — в чем американская цензура превзошла инквизицию 

05:42 — Фукуяма о корнях американского неоконсерватизма

19:19 — сталинистская и троцкистская «ложи» в Городском колледже Нью-Йорка 

22:15 — неочевидная связь между троцкизмом и фашизмом

37:14 — неоконсерваторы о праве США на мировое господство

42:47 — вынужденный союз Трампа с неоконсерваторами. Почему американцы убили иранского генерала Сулеймани

47:40 — как неоконсервативный «третий путь» оформлял себя с 70-х годов

52:52 — глобальная антикитайская трансформация мира и роль Пентагона в ней

01:03:03 — как в США готовились превратить биологическую войну в «политически полезный инструмент»

01:10:18 — кто такой Рамсфелд, и с кем он связан

01:16:17 — как Билл Гейтс связан с самой ненавидимой компанией мира. Это не Microsoft

01:22:01 — от опытов над людьми и Манхэттенского проекта до COVID-19. Как построен американо-германский нацистский мост

01:40:30 — что такое «немецкая партия» в США: семьи Бушей, Рамсфелдов и другие

01:46:02 — Рудольф Абель об опытах по уничтожению людей бактериологическим оружием: от нацистов до Форта Детрик

 

Лидер движения «Суть времени», философ и политолог Сергей Кургинян заявляет, что в нынешней коронавирусной истории одно из ключевых мест занимают деятели очень мощного и влиятельного в Америке направления – неоконсерватизма. 

Кургинян приводит сначала сведения Фрэнсиса Фукуямы о генезисе неоконсерватизма – его зарождении в первом бесплатном университете США: Городском колледже Нью-Йорка, созданном для выходцев из рабочих иммигрантских семей. А затем рассказ основателя неоконсерватизма Ирвинга Кристола об атмосфере, царившей в этом учебном заведении в 1930 – 1940-е гг. В студенческой среде сформировались троцкистская и сталинистская «ложи», между ними велись жаркие словесные баталии. Вышедшие из радикальной троцкистской среды будущие неоконсерваторы не скрывали своего происхождения и своих коренных принципов, которым навсегда остались верны. 

Кургинян разбирает, что почему именно члены троцкистской «ложи» (по сути – яростные антисоветчики), в отличие от сталинистов, достигли больших успехов в США. И приводит четыре принципа, которые неоконсерваторы взяли на вооружение из «троцкистского наследства»: примат идеологии, обязательность мессианства, установление наисвирепейшого порядка через хаос, принципиальная недопустимость какого-либо равноправия между создаваемой мессианской сверхдержавой и другими странами.

Именно унаследовавшие эти принципы неоконсерваторы планировали и осуществляли пролог к сегодняшнему «ковидному экстазу» задолго до его начала. Происходящее сегодня является эпизодом более масштабной стратегии. Так, сын и последователь Ирвинга Кристола Уильям заявлял, что американская миссия и новая эра определяются необходимостью абсолютной победы США в XXI столетии.

Кургинян подчеркивает, что господство для неоконов – самоценно. Он объясняет, каковы позиции неоконов в современной Америке и как они «управляют» Трампом. Убийство иранского генерала Касема Сулеймани, враждебные выпады Болтона против Трампа и нынешние «антирасистские» беспорядки – отнюдь не случайные события в той игре, на которую работают неоконсервативные силы.

Стремясь к глубочайшей трансформации мира, неоконы давно открыто обсуждают роль трансформирующих событий как катализаторов «нужных» процессов. Об этом неоднократно говорил Дональд Рамсфелд. Непосредственно ранним утром 11 сентября 2001 года Рамсфелд, тогдашний министр обороны США, рассказал о грядущем событии –настолько шокирующем, что люди захотят, чтобы их защитила сильная армия. Но ещё раньше группа Рамсфелда подготовила доклад, в котором не только говорилось о будущих военных перспективах США после некоего трансформирующего события, но и обсуждалось, что биологическая война может быть не только инструментом террористов, но и «политически полезным инструментом».

Кургинян рассматривает связи Рамсфелда, которые тянутся как к фармацевтическим кругам, включая такие скандально известные и зловещие компании, как Monsanto, создавшая травивший вьетнамцев «эйджент оранж», IG Farben, совместно с которой работал доктор Менгеле, и ряд других. Политолог объясняет, как IG Farben была связана с немецкой элитой в США, которая после Второй мировой войны вытаскивала фашистов из тюрем и включала их в масштабные американские военно-технологические проекты. К такой немецкой элите принадлежит не только семейство Бушей, но и Рамсфелд.

Суть времени

  

01.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть X


Видимо (это моя смелая гипотеза), западное общество внутренне настолько несвободно, что политкорректность в нем сращивается со сферой фундаментальных человеческих табу, и нарушение политкорректности поэтому воспринимается нарушителем как право на потерю какой-то части неотменяемой человеческой организованности

Дж. Дж. Гранвиль. «Этот протест был подавлен шумом частных бесед» из «Сцен из частной и общественной жизни животных». Ок. 1837–1847 гг.

В начале мне хотелось бы поделиться своими соображениями по поводу того, что связано с американской и в целом западной политкорректностью. Я достаточно хорошо знаком с тем, что это такое. И ответственно заявляю, что речь идет о такой цензуре и, главное, самоцензуре, по отношению к которой не только советские цензоры, но и самые оголтелые представители святой инквизиции являют собой образцы фантастической цензурной мягкости.

Западная политкорректность — это страшная вещь. Она делится на политкорректность всегдашнюю и политкорректность публичную. Кое-кто из западных интеллектуалов может порою за столом в узком круге сказать что-то стоящее, то есть выходящее за рамки политкорректности. Потому что в рамках политкорректности ничего стоящего сказать нельзя. Но даже такой западный интеллектуал, который на это способен в узком кругу, на публичном мероприятии будет нести пресную, занудную околесицу, не имеющую никакого отношения ни к реальности, ни к его собственной картине мира.

Воистину, это так. Но если бы все сводилось к этому.

Как только тот или иной западный интеллектуал выходит за рамки политкорректности, а такое порой случается, с ним происходит что-то нехорошее. Причем не только в социальном плане. Его, конечно, сначала превращают в изгоя. Но это социальная составляющая происходящего. А есть еще и психологическая.

Чаще всего у такого нарушителя публичной политкорректности на лице сразу появляется какая-то странная гримаса. Он перестает гладить брюки и чистить ботинки. Возникает ощущение, что он все время озирается по сторонам. И в этом состоянии он вместо пошлой банальности начинает изрекать нечто избыточно экзотическое, опять же, имеющее малое отношение к реальности и обязательно содержащее определенное количество научной неопрятности и недобросовестности.

При этом все это новое варево рассчитано на определенную аудиторию — очень низкокачественную.

Видимо (это моя смелая гипотеза), западное общество внутренне настолько несвободно, что политкорректность в нем сращивается со сферой фундаментальных человеческих табу, и нарушение политкорректности поэтому воспринимается нарушителем как право на потерю какой-то части неотменяемой человеческой организованности. Организованности мышления, эмоций, поведения и так далее.

Поэтому ориентироваться на высказывания тех, кто потерял политкорректность, очень трудно. Иногда они высказывают что-то стоящее, но вкупе с чем-то совсем негодным.

Ориентироваться на высказывания политкорректных господ тоже невозможно, потому что их высказывания бессодержательны.

Но в американском высшем интеллектуальном истеблишменте и в западном высшем интеллектуальном истеблишменте Европы есть определенное число людей, которым разрешают, — конечно же, оставаясь в чуть-чуть расширенных рамках политкорректности, — сохранять определенную содержательность.

Этим людям политкорректность как бы позволяют порою дозировано нарушать. И, в каком-то смысле, она за счет этого только укрепляется. Причем подобное дозированное нарушение разрешено немногим. Но к их мнению стоит прислушиваться, потому что, в отличие от совсем неполиткорректных господ, у них крыша не едет. То есть сохраняется полная адекватность, и при этом какое-то содержание есть. Причем, знакомясь с этим содержанием, ты понимаешь, что это содержание санкционировано западным высшим политическим классом. А аналитику важно понимать, что именно не только достоверно, но и санкционировано тем субъектом, который ты изучаешь.

В числе немногочисленных американских интеллектуалов, способных сообщить нечто содержательное, достоверное, респектабельное и в каком-то смысле санкционированное этим самым высшим политическим классом, важное место занимает господин Фрэнсис Фукуяма.

Именно этим он привлекает мое внимание. У Фукуямы в принципе не может поехать крыша, он не может проявлять недостоверность в том, что касается объектов его иссле­дований, находящихся в элите.

Он нестандартен, и эта нестандартность — или не до конца стандартность — санкционирована высшим западным политическим классом.

Сообщив о таких несомненных качествах Фукуямы, я начинаю знакомить зрителя с одной из его работ, имеющих для нас значение в силу причин, которые я только что изложил.

В своей книге «Америка на распутье» Фрэнсис Фукуяма весьма откровенно обсуждает историю возникновения американского неоконсерватизма. Того самого американского неоконсерватизма, важнейшие представители которого — такие, как Рональд Рейган, Джордж Буш — младший, Дональд Рамсфелд, Ричард Чейни, Пол Вулфовиц, Ричард Перл, Джон Болтон и другие — настаивали на необходимости некоего трансформирующего события, без помощи которого США не смогут укрепить свое господство в XXI столетии, а значит — потеряют это господство.

Вот что по поводу этого неоконсерватизма сообщает в своей книге господин Фукуяма, обладающий теми свойствами, которые я только что оговорил. Давая не безрисковую, но дозволенную ему характеристику американского неоконсерватизма, Фукуяма указывает, что корни этого неоконсерватизма (цитирую книгу «Америка на распутье») «восходят к деятельности примечательной группы интеллектуалов (по большей части еврейского происхождения), которые в середине и второй половине 1930-х и начале 1940-х учились в Городском колледже Нью-Йорка».

Это Фукуяма говорит, а не какой-нибудь сошедший с катушек странный представитель американского маргинального интеллектуального сообщества. Это он говорит про «по большей части еврейского…» и так далее. И это существенно, потому что это значит, что его устами говорит правящий политический класс.

Фукуяма указует на Городской колледж Нью-Йорка. Что это такое?

Городской колледж Нью-Йорка долгое время считался флагманским кампусом CUNY (City University of New York) — Городского университета Нью-Йорка.

Как сказано на сайте Городского колледжа Нью-Йорка, этот колледж (цитирую) «был основан как Свободная Академия города Нью-Йорк в 1847 году богатым бизнесменом и президентом Совета образования Таунсендом Харрисом, который потом установит дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Японией».

Так сказано на сайте Городского колледжа. Таунсенд — очень интересная фигура, и когда-нибудь я ее отдельно смогу обсудить. Могу только сказать, что в Америке эта фигура подзабыта, а в Японии — нет. Это культовая фигура.

Городской колледж Нью-Йорка стал первым бесплатным общественным учреждением высшего образования в Соединенных Штатах Америки. Подчеркиваю — это не дорогой платный университет из числа тех, которые я обсуждал в одной из предыдущих серий, это бесплатное общественное учреждение (по крайне мере в те годы, о которых сейчас идет речь). При этом — учреждение весьма престижное.

Среди его выпускников — 11 лауреатов Нобелевской премии.

Итак, то заведение, куда уходят, по мнению Фукуямы, корни американского неоконсерватизма, было и высокопрестижным, и бесплатным. То есть в нем осуществлялся некий «догляд» за перспективными детьми из бедных семей вообще и из бедных еврейских семей в первую очередь. Так считает господин Фукуяма и те, кто следит, чтобы он сказал ровно то, что нужно.

Значит, этих детей надо было, с одной стороны, дозировано допускать в элиту, в том числе и с помощью предоставления им бесплатного высококачественного обучения. А с другой стороны, за ними надо было особо следить. Потому что если мальчик из богатой семьи будет ориентироваться на интересы своего класса (явно, неявно, даже фрондируя), то мальчика из такой вот бедной семьи может поволочь куда угодно. И это недопустимо. Ты ему дал образование, а его поволочет не в ту сторону, и что дальше?

Сообщив нам о том, что корни неоконсерватизма восходят к этому колледжу и обучавшимся там малоимущим высокоперспективным еврейским детям, Фукуяма далее сообщает, что все эти дети были (цитирую) «выходцами из рабочего класса, из семей иммигрантов. Все они были студентами Городского колледжа, поскольку такие элитные университеты, как Колумбийский и Гарвардский, как правило, оставались для них недоступными».

Это Фукуяма констатирует. И ему в этом можно верить.

«Студенты Городского колледжа, — пишет Фукуяма, — были политизированы и тяготели к левым взглядам. Ложа 1 в кафетерии Городского колледжа Нью-Йорка был троцкистской, а Ложа 2 — сталинистской».

Я буквально цитирую текст книги Фрэнсиса Фукуямы «Америка на распутье». Но, процитировав этот текст, я задаюсь вопросом, на который постараюсь ответить потом.

Смотрите, это Америка тридцатых-сороковых годов. Это совсем не та Америка, которая есть сейчас. В этой Америке евреи допускаются к экономической власти, но к политической власти их в первый раз допустил президент Рузвельт. И это Америка, в которой на некоторых ресторанах еще висят таблички «Евреям и собакам вход воспрещен».

Это не сегодняшняя Америка, где нельзя задеть интересы чернокожего сообщества. Это совсем другая Америка. Америка сегрегации, но и не только. И антисемитизма — дозированного, не гитлеровского, упаси бог, с очень большими правами для данного этнического слагаемого, входящего в единую американскую нацию, но при этом с ущемлением этих прав. Причем достаточно жестким.

Значит, внутри такой Америки — такой, а не сегодняшней — берутся дети из бедных еврейских семей. Этим детям позволяют получить бесплатно высококачественное образование и при этом им разрешают создавать сталинистскую и троцкистскую ложи. То есть им позволяют двигаться в сторону некоей коммунистической идеологии. А сама Америка лютоантикоммунистична.

Уже Гувер вступает в свои права, идет охота на ведьм… Она еще не такая, как при Маккарти, конечно. Но она очень серьезная.

За всем, что связано с коммунистической идеологией, следят, этого боятся. Высший правящий класс испуган Великой Октябрьской социалистической революцией и построением советского государства.

Так кто же дает возможность бедным еврейским умным, энергичным детям, получая бесплатное высококачественное образование, еще вдобавок безнаказанно играть на красной поляне — и троцкистской, и сталинистской? Кто это позволяет сделать? Та Америка, которую мы обсуждаем, может позволить сделать такое только в случае, если это суперподнадзорно. Если есть догляд. И не просто догляд. Кто-то зачем-то это делает с тем, чтобы это было абсолютно поднадзорно и управляемо.

Я не буду сейчас отвечать на этот вопрос. Я только подчеркнул, что пока что знакомил со сведениями, которые сообщает нам не представитель какого-нибудь отечественного или международного слегка маргинализованного «жидоедения», а такой предельно престижный и деликатный на западный манер исследователь, как Фрэнсис Фукуяма.

Но, может быть, тем не менее Фукуяма по каким-то соображениям искажает реальный генезис американского неоконсерватизма?

Для того чтобы окончательно убедиться в неправильности такого предположения (то есть убедиться в том, что Фукуяма ничего не искажает), надо ознакомиться с тем, что сообщает о самом себе и о неоконсерватизме в целом его реальный основатель — Ирвинг Кристол. Тот самый Ирвинг Кристол, портрет которого в 1979 году был помещен на обложку элитного журнала Esquire. А под портретом была надпись: «Основатель наиболее влиятельной политической силы в Америке — неоконсерватизма».

Хорошая характеристика?

Если Америка — это в каком-то смысле господствующая сверхдержава; если внутри этой господствующей сверхдержавы есть разные силы, и самая влиятельная — неоконсерватизм; и если, как мы потом убедимся, именно неоконсерваторы говорят о трансформирующем событии, без которого все будет потеряно, то мы не зря ведем эти «археологические раскопки».

Коммунисты маршируют на первомайском параде в Нью-Йорке в 1935 году. (Фото: Дик Льюис)

В 1977 году этот основатель самой влиятельной американской политической силы по фамилии Кристол публикует в The New York Times свои воспоминания. Знаете, как они называются? Они называются «Воспоминания троцкиста».

Престарелый и преуспевший Кристол с тоской смотрит на студентов его родного колледжа, обучающихся в нем в конце 1970-х годов. И сравнивает этих студентов с теми представителями первой секции (Фукуяма называет ее первой ложей) Городского колледжа Нью-Йорка, которые в 1930-е годы сочетали в себе безденежность, бесшабашность и высочайшие интеллектуально-политические амбиции.

Ну, как же все измельчало и раздобрело, вздыхает Кристол, вспоминая свою давнюю голодную, яркую, бесшабашную троцкистскую молодость.

Об этой своей молодости Кристол без каких-либо обиняков сообщает следующее: «Я окончил Городской колледж весной 1940 года, но больше всего гордился тем, что был активным членом Социалистической лиги молодежи». То есть, говорю от себя, троцкистского Четвертого интернационала.

Далее Кристол сообщает:

«У меня нет никаких сожалений об этом эпизоде моей жизни. Присоединиться к радикальному движению для молодого человека — это все равно что влюбиться. Можно потерять невинность, но опыт любви столь ценен, что ты никогда в ней окончательно не разочаруешься».

Значит, «тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет». Значит, это первая любовь, и сердце ее не забывает… А в каком смысле?

Далее Кристол сообщает:

«По правде говоря, мой юношеский радикализм был не просто частью моей жизни в колледже. Он был всей моей жизнью. Если я покинул Городской колледж с гораздо лучшим образованием, чем у выпускников других, более сильных колледжей, то это потому, что мое участие в радикальном политическом движении свело меня с людьми и идеями, которые побуждали меня действовать, думать и спорить с яростной энергией <…>.

Мы были элитой — немногими счастливцами, избранными Историей, чтобы вести товарищей в светлое будущее.

Секция № 1 располагалась в столовой Городского колледжа, обширном пространстве на первом этаже, которое даже мне, выходцу из трущоб, представлялось особенно грязным и зловонным местом <…>.

Здесь были секции католиков, сионистов, ортодоксальных евреев, чернокожих, спортивных команд. Но для меня важны были только Секция № 1 и Секция № 2, секции антисталинистов и сталинистов. Именно между ними разгорались словесные битвы <…>.

Секция № 2, самая многочисленная среди политических секций, могла мобилизовать для своих протестных выступлений всего человек 400–500 из 20 000 студентов (речь идет о сталинистской секции. — С. К.). Наша Секция № 1 (троцкистская. — С. К.) насчитывала около 30 «постоянных членов», и мы были счастливы, если на свои акции нам удавалось собрать человек 50–100 <…>.

Все, что «случалось» в кампусе, определялось ими — завсегдатаями Секции № 2 (сталинистской. — С. К.) — или нами (троцкистами. — С. К.) <…>.

Господи, каким мрачным сборищем они выглядели!»

Это Кристол говорит о сталинистах. И добавляет:

«Никто из них так ничего и не добился в жизни… Из членов Секции № 2 мне запомнились только два человека. Один стал ученым в крупном университете. А второго звали Юлиус Розенберг». Имеется в виду американский коммунист, обвиненный в передаче СССР американских ядерных секретов и казненный в 1953 году.

Вот как плохо все было со сталинистами! Никто никуда не продвинулся. А вот троцкисты — другое дело.

«Выступающие, вроде Макса Шахтмана, лидера троцкистов США, или Гаса Тайлера из Социалистической партии, могли спорить с высочайшим моральным, интеллектуальным и риторическим вдохновением в течение двух, трех, даже четырех часов <…>.

Никогда в жизни больше не видел и не слышал ничего подобного».

И потому, по Кристолу, они пробились.

Несколько слов по поводу подлинных причин такого «пробивания» куда-то двух великих левых интеллектуалов, упомянутых Кристолом.

Макс Шахтман был одним из тех троцкистов, которые после 1940 года заявили, что империалистическая политика сталинской бюрократии делает невозможной даже критическую поддержку СССР в его противостоянии с западными странами. И на этом Шахтман стоял твердо. «На том стою, и не могу иначе».

Шахтман вместе с другими представителями подобной позиции, именовавшейся «третьим лагерем», утверждал, что капитализм и сталинизм одинаково чужды социализму (то есть он отваживал от сталинизма тех, кто был недоволен капитализмом). И что сталинизм (как считал Шахтман) — это проявление бюрократического коллективизма, не имеющее никакого отношения к социализму, и даже более страшное в качестве препятствия на пути к социализму, чем капитализм.

Согласитесь, что такая позиция вполне могла понравиться американскому правящему капиталистическому классу.

Эту позицию Шахтмана поддержала вдова Троцкого Наталья Седова.

Лев Троцкий, Наталья Седова, Фрида Кало и Макс Шахтман в Мексике. 1937

В дальнейшем Шахтман ратовал за вхождение представителей «третьего лагеря» в Демократическую партию США и за (внимание!) продолжение войны во Вьетнаме.

Огромная часть Демпартии США орала: «Надо остановить войну!», а Шахтман, который был левее их и как бы должен был проявить солидарность с вьетнамскими коммунистами, говорил: «Это те же сталинисты, советисты. Бомбите их!»

Шахтман противостоял любым новым левым, хоть в какой-то степени симпатизировавшим СССР. Достаточно было кому-нибудь сказать, что СССР не так плох, как Шахтман сразу обрушивался и говорил: «Вы не левые! Вы коллективистские бюрократы! Вы еще большее препятствие на пути к социализму, чем капитализм!»

Вот как Шахтман прокладывал дорогу идеологии будущего американского неоконсерватизма, имеющей троцкистские корни.

Догадайтесь с трех раз, почему Шахтман, в отличие от Розенберга, преуспел в США? Потому что он был ярым антисоветчиком. А американскому правящему классу только это и было нужно от так называемых левых. Надо было утянуть от СССР какую-то часть тех, кто в принципе готов был тяготеть к левой идеологии. Но чтобы еще поддержать войну во Вьетнаме!.. Для этого надо было сильно разорвать со всеми, кто проливал кровь за красную идею. И очень сильно солидаризироваться с самой реакционной частью американского истеблишмента.

Теперь о Гасе Тайлере. Этот левак яростно восставал против создания антифашистского единого фронта СССР и буржуазных стран, утверждая, что антифашистские капиталистические страны ничем не отличаются от фашистских. Он был автором резолюции, осуждавшей коллективную безопасность.

А как вы думаете, Гитлеру, Гиммлеру, Риббентропу и другим было не в жилу, что есть такой Гас Тайлер, который говорит, что коллективную безопасность надо разрушить? Он, видите ли, еврей, и разрушает ее потому, что она содержит в себе много буржуазности…

Да плевать фашистам, почему он ее разрушает! Главное, что если этой коллективной безопасности нет, то можно отвадить этот западный мир от хотя бы слабой поддержки СССР.

Так что Шахтман и Тайлер — это леваки, которые объективно помогали фашистам тем, что разваливали единый антифашистский фронт. Ничего не напоминает из нашей сегодняшней жизни?

Ну, и что же? Будем, подобно Кристолу, изумляться неуспешности сталинистов и успешности троцкистской секции, она же Секция № 1? Конечно, Кристолу удобнее считать, что у троцкистов и сталинистов был разный умственный уровень. Но в контексте реальных биографий приходится говорить о другом. О той непростой и неочевидной связи между троцкизмом и фашизмом, которая в дальнейшем определила судьбу антисоветских левых. Эта связь мной подробно разобрана в передачах «Измена под красной маской». И она, увы, имеет прямое отношение к американскому неоконсерватизму с его троцкистским генезисом. А также к тому, кто именно и ковидный экстаз организует, и глобальный тренд направляет в очень определенную сторону, и низвергает статую освободителя рабов Авраама Линкольна, ратуя при этом за права американских чернокожих.

Один из чернокожих активистов движения BLM (Black Lives Matter, «Жизни черных важны») на акции протеста 23 июня 2020 года в парке Линкольна в Вашингтоне, округ Колумбия, заявил:

«Эта статуя воплощает факт того, что мы свободны только тогда, когда решат белые. И это неправда. Мы стоим здесь на украденной земле. Эта земля не является вашей землей, белые люди! Так что вы не можете указывать мне, могу ли я снести эту статую».

(Статуя, которую протестующие требуют снести, изображает отменившего рабовладение в США президента Авраама Линкольна и освобожденного чернокожего раба, преклонившего колени в знак благодарности.)

Вот как мы играем.

Итак, мы убедились, что не только Фукуяма, который признается, что сам долгое время был неоконсерватором (а потом сильно «отъехал»), но и основатель американского неоконсерватизма Кристол (который никуда не «отъезжал») подтверждают, что неоконсерватизм, если перефразировать знаменитое «мы все вышли из гоголевской шинели», вышел, так сказать, из шинели троцкистской.

Конечно, в дальнейшем произошла глубокая переориентация выходцев из «троцкистской шинели». Но в чем суть этой переориентации? Что, если она основана на поствоенном снюхивании троцкистов, уже идущих в сторону поддержки войны во Вьетнаме, с какой-то удобной для них частью смягчившегося в определенном смысле неонацизма? Что, если неоконсерватизм — это плод, возникший в результате такого зачатия?

Фукуяма, признавая, что неоконсерваторы впоследствии далеко ушли от троцкизма, настаивает, что они унаследовали от троцкизма несколько методологических принципов.

Я мог бы подробнее разобрать неофашистскую подоплеку этих посттроцкистских, неотроцкистских, неоконсервативных принципов. Я мог бы сам ее разобрать. Но для дела будет лучше, если я откажусь в данном вопросе от собственной точки зрения, которая, повторяю, выражена вполне развернуто в другой серии передач, и изложу понимание всего этого Фукуямой, а значит, и большей частью американской элиты, как бы санкционировавшей это понимание. И значит, в каком-то смысле его разделяющей.

Согласно этому пониманию, первый из троцкистских по сути принципов, которые неоконсерваторы сохранили, сменив троцкизм на неоконсерватизм, — это примат идеологии над всем остальным. Не прагматизм какой-то, не реализм, а ультраидеологизм. Плюс необходимость идеологической борьбы, отказ от которой неминуемо, по мнению неоконсерваторов (уже охарактеризованных авторитетным изданием как самая главная часть американского политического класса), породит крах американской супердержавы.

Неоконсерваторы говорят: «Если мы откажемся не только от идеологии, но и от идеологической непримиримой борьбы, американская супердержава рухнет. Да здравствует идеология и непримиримая идеологическая борьба!» И пусть идеология уже не троцкистская, а другая — принцип примата идеологии над всем остальным, принцип идеологической борьбы остается у неоконсерваторов прежним. То есть, по сути, троцкистским.

Так считает Фукуяма. А значит, и американский правящий класс. Это ценное признание, не так ли?

Второй методологический принцип, который Фукуяма считает троцкистским наследством неоконсерваторов, — это необходимость мессианства. Ну, пусть не троцкистского, а другого. Без мессианства сверхдержава обойтись не может, утверждают неоконсерваторы.

Значит, не только идеология и идеологическая борьба, но и мессианство. Град на холме должен нести всему миру некую абсолютную и обязательную весть.

Кстати, про то же самое говорит Дмитрий Саймс, нынешний издатель основанного Ирвингом Кристалом журнала National Interest. Саймс настаивает на «неотроцкистской вере неоконсерваторов в перманентную революцию (пусть даже демократическую, а не пролетарскую)».

Саймс не любит неоконсерваторов. Он — человек, который хочет идентифицироваться как реалист. И потому заявляет, что краеугольным камнем внешней политики США «должна являться такая традиционная американская ценность как благоразумие», а вовсе не эта самая (цитирую Саймса) «неотроцкистская вера в перманентную революцию».

Смотрите, сколько уже сказано ими.

Идеология превыше всего, über alles.

Идеологическая борьба превыше всего.

Идеологическая борьба должна быть доведена до мессианства.

Мессианство должно продвигаться беспощадно и неукоснительно.

И способ продвижения — перманентная революция (читай — оранжевая и другая). А также и насилие. Любое.

Немало сказано самими американцами?

Третий принцип, который, по мнению Фукуямы, неоконсерваторы унаследовали от троцкистов, — необходимость движения через хаос к наисвирепейшему порядку. То есть к такому порядку, который по своей свирепости даст сто очков вперед проклинаемому троцкистами сталинизму.

Движение через хаос. Мессианство через хаос. Рано организовывать новый мировой порядок, сначала новый мировой беспорядок, управляемый хаос. Кто это говорит? Фукуяма. Про кого он говорит? Про неоконсерваторов. Кто они? Ведущее звено американского политического класса.

Красивая картина?

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/142c8a01

 

05.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть X— продолжение


Гегемония — вот кредо неоконсервативного движения. Его лидеры еще в середине XX века настаивали на том, что США обязаны осуществлять в мире глобальную гуманную гегемонию в силу абсолютного превосходства их культурных и общественно-политических ценностей

Макс Пехштейн. И сила / и / слава. 1921

Есть ли, кстати, основания для утверждения, что троцкизм вожделеет наисвирепейшего порядка, по отношению к которому сталинизм — это версия «лайт»? Да, такие основания есть.

В 1920 году Троцкий настаивал в своей статье «Профсоюзы и милитаризация труда» на том, что сохранение за рабочими свободы передвижения, как и иных свобод — выбора места работы и так далее, — несовместимо с начальной стадией коммунистического строительства.

Ну и почему тогда надо сохранять свободу передвижения неразумным массам в условиях карантина?

Почему бы не организовать специальные зоны изоляции больных ковидом, дабы они и других не заражали, и пользу приносили, например, вкалывали в трудовых армиях? Прокаженных ведь в древности отделяли, помещая в Долину смерти. Почему бы этим опытом не воспользоваться, если в сердце жива первая любовь — троцкистская?

Четвертый принцип, который, по мнению Фрэнсиса Фукуямы, взят неоконсерваторами из их троцкистского прошлого, — недопустимость какого-либо договорного или иного равноправия между мессианской сверхдержавой и другими странами во всех вопросах построения их отношений. Пусть побежденный плачет. Русские проиграли холодную войну — пусть плачут, пусть ползают на брюхе в грязи перед победителем. Нельзя с ними ни о чем договариваться.

Я опять-таки излагаю не свое мнение, а мнение Фрэнсиса Фукуямы. А значит, и тех, кто санкционирует такое описание Фукуямой неких черт лидирующей части американского политического класса.

Так это все описывает Фукуяма.

А вот что утверждают нынешние неоконсерваторы по поводу американского права на мировое господство. Фукуяма-то отошел от неоконсерваторов. Может, он на них клевещет?

Вот что утверждает Уильям Кристол, сын Ирвинга Кристола и наследник данного безусловного гуру неоконсерватизма. Настаивая на необходимости задействования американской мощи для сокрушения недемократических режимов, Уильям Кристол приводит примеры Филиппин, Индонезии, Чили, Никарагуа, Парагвая, Тайваня, Южной Кореи для того, чтобы обосновать эффективность свирепых насильственных действий в Ираке. Даешь чилийский или индонезийский вариант для Ирака!

Не останавливаясь на этом, он говорит о необходимости борьбы с коммунистической олигархией в Китае, поскольку успешной оказалась борьба с гораздо более сильной советской номенклатурой. Даешь советскую перестройку для Китая! Вы понимаете, что если троцкизм в сердце сохранен и если сталинский СССР — это не коммунизм, то уж сегодняшний китайский коммунизм — это тоже не коммунизм. И вполне его можно назвать препятствием на пути к социализму большим, чем американский капитализм.

Далее Уильям Кристол говорит о том, что американская миссия только начинается в Багдаде, но она является на самом деле знамением начала новой исторической эры (чем не троцкизм?), которая определяется необходимостью абсолютной победы США в XXI столетии, абсолютной гегемонии США в XXI столетии.

Кстати, это всё фигуры вроде далекие от той ковидной темы, которую мы хотим обсуждать. Но вот совсем близкий к этой теме Дональд Рамсфелд, к которому я сейчас перейду, утверждал, будучи министром обороны, что Вашингтон откажется признать исламский режим в Ираке, даже если это будет желанием большинства иракцев… Мы откажемся это признать! Почему? Потому что мы — мессианская держава. Мы ориентируемся на идеологию, идеологическую борьбу. У нас примат идеологии. И мы это мессианство насаждаем всюду.

Страдая по поводу неоконсервативного триумфа в американской политике (а он страдает по этому поводу), Фрэнсис Фукуяма говорит, что этот триумф породил страшное преувеличение силы, в первую очередь военной, как средства достижения целей американской нации.
Фукуяма, иронизируя, пишет: «Если из инструментов у тебя только молоток, то все проблемы выглядят как гвозди».

Но это же Фукуяма пишет! Это пишет сам класс его рукой. Конечно же, другая его часть. Которая говорит о неоконсерватизме: это страшно разрослось, это нас оттеснило, боже!..

Будущее человечества — вот что интересует неоконсерваторов, по мнению Фукуямы. Это, и только это. А вовсе не какое-то там благо американского народа.

Поэтому Трамп как консерватор (это уже говорю я, а не Фукуяма), который стоит на позиции «превыше всего благо американского народа» — это враг.

При чем тут американский народ? Миссия!

Основная идея неоконсерваторов — абсолютное господство США в мире. Я, кстати, совершенно не против миссий. Я просто хорошо понимаю, чтό это в данном случае за миссия. Этой миссией является дегуманизация.

Что именно поэтому породит американское господство для мира и, в частности, для американцев — для тех, кто выше всего ставит саму идею господства, — не важно. Господство — самоценно. А что это такое? Это воля к власти. Это как раз и есть квинтэссенция ницшеанства и определенной модификации нацизма. Более того, для всех этих сил — чем более свирепые формы будет принимать господство, тем лучше. И тем в большей степени содержанием становится само господство, а не то, ради чего оно осуществляется.

Моральные издержки в данном случае не имеют никакого значения. А раз так, то напрашиваются очень мрачные аналогии. Недаром сын Ирвинга Кристола Уильям настаивает: «Проблема мира состоит все же не в том, что США и неоконсерваторы продолжают развязывать войны, чтобы помешать деспотам. Проблема все же в том, что мы если уж и ведем такие войны, то слишком мало…»

Но тут он о «деспотах». А Рамсфелд не о деспотах, он говорит: даже если за исламский режим в Ираке будет большинство, — будем мочить так же, как в случае деспота.

Но так ли велико влияние неоконсерваторов на сегодняшнюю Америку? Ведь пока что власть вроде бы находится в руках господина Трампа, который к неоконсерваторам не относится. Скорее, со всеми оговорками, он принадлежит к палеоконсерваторам. Позиции Трампа по многим вопросам диаметрально противоположны позициям неоконов. Но власть Трампа или, точнее, его президентство, вовсе не отменяет для него необходимости опираться хотя бы на всех без исключения сенаторов и конгрессменов, входящих в его родную Республиканскую партию. У Трампа нет своей победившей партии. А в этой Республиканской партии, на которую он должен опираться — на всю целиком, потому что демократы против него, — неоконов предостаточно.

Вот что говорят по поводу их влияния на современную Америку самые авторитетные западные СМИ.

Комментируя согласие Трампа на убийство иранского генерала Касема Сулеймани, газета The New York Times написала: «Трамп сказал своему собеседнику по телефону, что был вынужден занять более жесткую позицию в отношении Ирана под давлением некоторых сенаторов-республиканцев, поддержка которых ему как никогда необходима сегодня в борьбе против импичмента».

Имеются в виду неоконы. Трамп говорит своему собеседнику (я не верю, что The New York Times врет, как сивый мерин. Нет, там есть свои источники — газета, уважающая себя в этом смысле): «Есть такие республиканцы, которые мне говорят: или ты убьешь Сулеймани, или мы по вопросу импичмента проголосуем против тебя. И по крайней мере в сенате он пройдет, а тебе это будет плохо. Давай, убивай Сулеймани, быстро. А что тебе нравится — не нравится, нам не важно».

Вот что сообщает по тому же поводу ничуть не менее авторитетное американское издание The Wall Street Journal: «Трамп сказал после атаки своим соратникам, что в деле с генералом Сулеймани на него оказывали давление сенаторы-республиканцы, которых он рассматривает как важных сторонников в слушании по делу импичмента в сенате…»

А вот что говорит по этому же поводу итальянская авторитетная газета Il Giornale: «Генерал Касем Сулеймани не представлял непосредственную угрозу США, а был убит, потому что республиканцы-неоконсерваторы, имеющие большое влияние в сенате, заставили президента действовать, шантажируя его импичментом».

Сулеймани был убит 3 января 2020 года.

А 5 февраля 2020 года состоялось голосование в сенате по вопросу о злоупотреблении американским президентом властью. Трамп победил в сенате со счетом 52 на 48. Пяти голосов не хватило, чтобы он проиграл. И только потому, что подарил неоконам жизнь генерала Касема Сулеймани.

Так что мы говорим не о каких-то временах Буша или Рейгана. Нет, мы говорим о дне сегодняшнем. И о ковиде.

Касем Сулеймани убивает крокодила (США) флагом Ирана

Гегемония — вот кредо неоконсервативного движения. Его лидеры, уже обсуждавшийся нами Ирвинг Кристол и его ближайший соратник Норманн Подгорец, еще в середине XX века настаивали на том, что США обязаны осуществлять в мире глобальную гуманную гегемонию в силу абсолютного превосходства их культурных и общественно-политических ценностей. И что эта гегемония обязана опираться на бесконечное укрепление военного превосходства США и прямые военные интервенции США.

Видите, как важно: ценности абсолютно превосходят всё остальное (почему превосходят, в чьих глазах — не важно, как это измерить. Превосходят). Военная мощь есть? Есть. Укрепляем. Дальше что делаем? Навязываем ценности, потому что они превосходят. А что за ценности? Общественно-политическая ценность — демократия? Не надо демократии. А что за ценность?

То направление, которое сейчас называют неоконсервативным, в 1970-е годы (не в 30-е, не в 40-е, а в 70-е. В 30–40-е оно зарождалось) завоевало определенные позиции сначала в Демократической партии США. Это было связано с тем, что бо́льшая часть демократов не поддержала войну во Вьетнаме, а та часть, которая эту войну поддержала, смогла обособиться и сформироваться в виде какого-то, поначалу не слишком авторитетного, слагаемого внутри Демократической партии.

По этому вопросу можно было окуклиться. И окуклились-то кто? Как бы те, кто были на псевдолевом фронте, вот эти троцкисты и прочие. Они уже прокляли Советский Союз и все остальное. Вьетнам с СССР связан. Демократическая партия говорит: «Ой, не надо войны во Вьетнаме». А неоконсерваторы им отвечают: «Как так — не надо?!» Раз! — и окукливаются внутри Демократической партии.

Кому было выгодно наличие такого слагаемого? Самым «ястребиным» республиканским силам. А кто это такие? Какова их связь со Всемирной антикоммунистической лигой, стоящей на стопроцентно-неонацистских позициях? И как тут, опять-таки, сплетаются воедино троцкизм и фашизм, неотроцкизм и неофашизм, рождая этот самый неоконсерватизм?

В 1990-х годах это сплетение привело к тому, что неоконсерваторы, перекочевав из Демократической партии, где они оставили свои «закладки», превратились в самую серьезную фракцию внутри Республиканской партии США.

При этом для неоконсерваторов одинаково неприемлемы и американские демократы, такие как Клинтон и Обама, и неудобные, чрезмерно прагматичные, национально ориентированные «палеоконсерваторы» типа Трампа. Мы вновь сталкиваемся с так называемым третьим путем.

Знаете, что такое «третий путь»? Не капитализм, не социализм… а что? Тот или иной нацизм.

Мы сталкиваемся с тем самым «третьим путем», который предлагали идеологи фашизма, наиболее близкие к троцкизму. А такие были. Было симпатизировавшее троцкизму крыло нацистской партии, которое потом было выведено из-под удара и начало раскрутку неонацизма.

Поскольку неоконсерваторы представляют собой мощную, но не слишком многочисленную группу, нынешний 2020 год является для них почти судьбоносным. Если Трамп закрепится, они могут слиться, уйти в «отстой». Вот почему от Трампа уже отходят такие яркие типичные неоконсерваторы, как его бывший помощник по национальной безопасности Джон Болтон. Причем как отходят?

Трамп умоляет Болтона не публиковать его мемуары в силу их компрометирующего характера. Он говорит Болтону о том, что это уж как-то слишком неприлично — был в одной команде, теперь полощешь мое грязное белье. Но Болтон непоколебим в том, что касается исполнения решений своего неоконсервативного руководства. А Болтон — это жесткий неоконсерватор, ориентирующийся на неоконсерваторскую дисциплину.

Миру предстоят суровые месяцы, предваряющие выборы американского президента. И вряд ли стоит тут игнорировать то американское неоконсервативное направление, которое я только что обсудил.

Но имеет ли оно какое-то отношение к ковиду? Да, имеет — поскольку неоконсерваторы с самого начала XXI века, повторяю, стали всё более настойчиво говорить о необходимости глубочайшей трансформации мира — а иначе господство Америки не удержишь. А также о том, что для такой трансформации необходимо некое специальное суперсобытие, которое они называют трансформационным. Вот то, что позволяет говорить о наличии неоконсервативного «коршуна», держащего в своих когтях «цыпленка» под названием «глобальный тренд», а также его порождение — ковид.

А коль скоро неоконсерватизм является помесью троцкизма (или неотроцкизма) с неонацизмом, то кто на самом-то деле этот коршун? Это неоконсерватизм или неонацизм? И куда это поволочет глобальный тренд? В какое трансформационное событие? Ковидное — или еще более свирепое? А ковида мало?

О том, что касается запроса на такое трансформационное событие — глобальное, по возможности антикитайское, растянутое во времени и так далее, — наиболее определенно говорил такой видный неоконсерватор, как бывший министр обороны США Дональд Рамсфелд.

Давайте обсудим, что именно говорил он и члены его команды. И какова тут связь между тем, что они говорили лет этак 15–20 назад, и COVID-19.

5 декабря 2001 года министр обороны США Дональд Рамсфелд беседует на канале CNN с известным американским тележурналистом Ларри Кингом. Беседа проходит в Пентагоне, в кабинете министра обороны.

Рамсфелд и Кинг беседуют долго, обсуждая разные темы. В том числе и ту, которая нас интересует.

Кинг возвращается к событиям 11 сентября 2001 года. Интересуется тем, где в это время был Рамсфелд, — конкретно, в какой географической точке.

Кинг спрашивает Рамсфелда: «Вы были прямо здесь, когда Пентагон…»

Рамсфелд, перебивая Кинга, отвечает: «Да, я был здесь».

Кинг развивает тему: «И кто-то сказал мне, что вы разговаривали с делегацией конгресса».

Рамсфелд отвечает Кингу: «Да, прямо в этой комнате». То есть прямо в кабинете министра обороны.

Кинг с изумлением говорит: «В этой комнате, о терроризме, в то утро?»

Рамсфелд разъясняет Кингу: «Я сказал им (имеются в виду конгрессмены. — С. К.) на завтраке в 8 утра, что когда-нибудь в следующие два, четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать месяцев в мире произойдет событие, которое будет достаточно шокирующим, чтобы еще раз напомнить людям, как важно иметь сильное, здоровое министерство обороны, которое… способствует миру и стабильности в нашем мире. Именно это и лежит в основе мира и стабильности. <…>

И кто-то вошел и вручил записку, в которой говорилось, что самолет только что врезался во Всемирный торговый центр. И мы прервали встречу, и я пошел, чтобы получить сведения от ЦРУ».

Далее Рамсфелд описывает, как затряслось здание Пентагона, как он помогал людям с носилками и так далее.

Выслушав все это, Кинг говорит: «Я знаю, что мы вышли из отведенного времени, но Гарри Харт (американский политик, которого скомпрометировали, заставив отказаться от президентских амбиций. — С. К.) сказал, что он ожидает этого, его комиссия раньше говорила, что это произойдет; вы сказали буквально пророческие вещи в то утро».

И Рамсфелд говорит: «Да».

Итак, в этом интервью Рамсфелд вспоминает о том, что утром 11 сентября 2001 года в ходе разговора с делегацией конгресса он произнес слова о грядущем событии, которое будет настолько шокирующим, что люди захотят, чтобы их защитила сильная американская армия. Этого само по себе недостаточно для далеко идущих выводов. Но это необходимо рассматривать в случае, если дело не ограничивается таким высказыванием Рамсфелда. А оно и впрямь таким высказыванием не ограничивается.

В апреле 2003 года министерство обороны США, руководимое Рамсфелдом, выпускает доклад под названием «Инструкция по планированию трансформации» (Transformation planning guidance).

Этот доклад представляет собой серию выступлений ответственных лиц разного калибра.

Вступительное слово произносит сам министр обороны Дональд Рамсфелд. Вот первые слова из этого его выступления:

«Некоторые верят, что в разгар опасной войны с терроризмом США не должны думать о преобразовании наших вооруженных сил. Но я уверен в обратном. Именно сейчас наступило время что-то менять. Война с терроризмом — это трансформационное событие, которое взывает к нам, чтобы мы переосмыслили свою деятельность и поставили это переосмысление в основу действий».

Вот где вводится термин «трансформационное событие», оно же потом именовалось «событием достаточно шокирующим, чтобы напомнить людям…» и так далее. Но пока трансформационное событие трактуется лишь как вызов, требующий перестройки министерства обороны. Что, кстати, тоже существенно. Но это только проба пера.

Обобщая свои летние исследования 2003 года, министерство обороны США в мае 2004 года выпускает доклад под названием «Роли и миссии министерства обороны в национальной безопасности».

В этом документе говорится о том, что (цитирую) «Комиссия по готовности и быстрому реагированию на чрезвычайные ситуации считает, что обстановка в сфере национальной безопасности изменилась достаточно, чтобы министерство обороны взяло на себя более активную роль в обеспечении готовности к чрезвычайным ситуациям и реагировании на них. Политики, предписывающие роль министерства обороны в обеспечении готовности к чрезвычайным ситуациям внутри страны и реагировании на них, просто не отвечают той угрозе, с которой сегодня сталкивается нация. Разработка модели, подходящей для сегодняшних угроз, повлечет за собой переосмысление отношений, политик и процедур. Министр обороны назвал войну с терроризмом «трансформационным событием». Комиссия соглашается с этим, и часть преобразований министерства обороны должна заключаться в том, чтобы принять эту новую миссию. Бо́льшая роль Департамента в обеспечении внутренней готовности и реагировании, по-видимому, без проблем подпадает под мандат федерального правительства, изложенный в Конституции Соединенных Штатов. В разделе 4 статьи IV Конституции говорится, что «Соединенные Штаты гарантируют каждому штату в этом союзе республиканскую форму правления и защищают каждый из них <…> от внутренних беспорядков, сопровождающихся насилием».

Федеральное правительство уже предприняло важные шаги в знак признания этой новой обстановки безопасности. В рамках министерства обороны было создано новое боевое командование, Северное командование, чтобы: «…проводить операции по сдерживанию, предотвращению и пресечению угроз и агрессии, нацеленных на Соединенные Штаты, их территории и интересы в рамках определенных зон ответственности; по указанию президента или министра обороны оказывать военную помощь гражданским властям, включая операции по управлению последствиями».

Ничего не напоминает из сегодняшнего управляемого хаоса в США? Ни на какие мысли не наводит?

Итак, Комиссия по готовности и быстрому реагированию на чрезвычайные ситуации берет на вооружение тезис министра обороны Рамсфелда о трансформационном событии, прямо ссылается на этот тезис, выделяет его, подчеркивает и утверждает, что для его воплощения в жизнь создано новое боевое командование — Северное командование. Я это уже обсуждал. Но небезынтересно понять, где это все началось, когда и с чего. Так вот, началось оно с этого.

Я уже говорил о том, что именно это Северное командование должно в особых условиях взять на себя функции по управлению страной, заменив выборную американскую власть. Теперь все могут убедиться в том, как именно связано такое возможное преобразование власти, при котором конституция побоку, с трансформационным событием, о котором ранее сказал министр обороны США Дональд Рамсфелд.

Но еще намного важнее то, кто именно является сопредседателями комиссии, сделавшей подобный доклад, в котором нашлось место и трансформационному событию, и Северному командованию. Рамсфелд это вступительное слово произносит на соответствующем заседании. А кто сопредседатели комиссии, сделавшей этот доклад? Один из сопредседателей — отставной генерал Майкл Уильямс, служивший ранее в морской пехоте США и на момент этого доклада возглавляющий Институт управления логистикой. А другим из сопредседателей этой комиссии (в докладе которой сказано о трансформационном событии и Рамсфелде, и Северном командовании, и всем прочем) является кто? Доктор Ричард Хэттчет, чья роль в коронавирусном экстазе мной подробно обсуждена в седьмой части этого цикла, опубликованной в № 389.

Так что вряд ли целесообразно говорить о том, что такие люди, как Хэттчет, хотят только нажиться на коронавирусе на паях с крупными фармацевтическими компаниями, в которые они вписаны. Они, конечно, хотят и этого. Но это только малая часть того, что они хотят. Или, точнее, того, что им поручают такие люди, как Рамсфелд, а также хозяева рамсфелдов, этот коршун, волокущий в неонацистский троцкистский ад цыпленка по имени «глобальный тренд».

Ну, а теперь обратимся к докладу, вышедшему до тех событий 11 сентября 2001 года, которые пророчески предвидел Рамсфелд. Этот, чуть более ранний, доклад выпущен организацией «Проект нового американского века» (Project for the New American Century, PNAC). В числе политиков, создавших эту организацию, и будущий министр обороны Дональд Рамсфелд, которого мы обсуждаем, и будущий вице-президент США Ричард Чейни, и известная украинская русофобка-бандеровка Пола Добрянски (с приветом от Всемирной антикоммунистической лиги), и Фрэнсис Фукуяма (чтобы понять, какой тут симбиоз), и очень активный Пол Вулфовиц — в будущем заместитель министра обороны Рамсфелда, который покруче Рамсфелда.

В докладе под названием «Перестройка обороны Америки — стратегия, силы и ресурсы для нового столетия» (имеется в виду доклад этого самого сообщества «Проект нового американского века», которое чуть позже, через год, станет властью), вышедшему, подчеркну еще раз, в сентябре 2000 года, то есть аж за год до события (оно же — удар по «близнецам»), которое Рамсфелд и Ко мечтали сделать трансформационным, говорилось следующее: «Кроме того, процесс трансформации, даже если он принесет революционные изменения, вероятно, будет долгим без какого-либо катастрофического и катализирующего события — как, например, новый Перл-Харбор».

Подчеркну (чтобы не слиться в едином экстазе с маргинальными конспирологами), что здесь не говорится напрямую, что нужен новый Перл-Харбор. Здесь всего лишь говорится о том, что без нового Перл-Харбора, названного катастрофическим и катализирующим трансформационным событием, трансформация может затянуться на долгое время. А если время будет слишком долгим? А если все никак не вытанцовывается и не вытанцовывается господство в XXI веке? А если время упущено? Мы (США) его теряем, а Китай наступает. Что тогда?

Согласитесь, нет безумцев, которые могут напрямую сказать: нам нужно катастрофическое трансформационное событие. И что вообще Перл-Харбор — это затея Рузвельта. Об этом говорится шепотом, по сговору. Но это нереспектабельная точка зрения.

Для нас пока что достаточно того, что трансформирующее событие, о котором сказал Рамсфелд в 2003 году, став министром обороны, фактически обсуждалось уже в 2000-м году в той организации, где решающую роль играют будущие высшие официальные лица (Чейни, Рамсфелд, Вулфовиц). И даже сам будущий президент, Джордж Буш — младший, тоже входит в неоконсервативное кубло (а именно неоконсерваторы создали организацию «Проект нового американского века»). Конкретно было сказано, что трансформация, при которой США сохранят господствующие позиции, может быть стремительной только при наличии катастрофического и катализирующего события. Вот про это сказано твердо. Нужно ли, чтобы она была стремительной? Промедление смерти подобно или нет? Об этом напрямую не говорится. Но о том, что стремительную трансформацию может обеспечить только катастрофическое, катализирующее, трансформационное, шоковое событие, — про это сказано.

Далее в этом докладе говорится: «Хотя процесс трансформации может занять несколько десятилетий, со временем искусство ведения боевых действий в воздухе, на суше и на море будет значительно отличаться от сегодняшнего, и „боевые действия“, вероятно, будут происходить в новых измерениях: космос, „киберпространство“ и, возможно, мир микробов (выделено мною. — С. К.). Бои в воздухе больше не будут вестись пилотами, сидящими в истребителях, проникающих в воздушное пространство противника, но будет доминировать скрытный беспилотный аппарат большой дальности. На суше столкновение массивных бронетанковых войск может быть заменено набегами гораздо более легких, скрытных и „информационноемких“ сил, дополненных парками роботов, некоторые из которых достаточно малы, чтобы помещаться в карманах солдат. Контроль над морем может в значительной степени определяться не флотами кораблей и авианосцев, а наземными и космическими системами, заставляющими флот маневрировать и сражаться под водой. Сам космос станет театром военных действий, поскольку страны получат доступ к космическим возможностям и станут полагаться на них; кроме того, различие между военными и коммерческими космическими системами — боевыми и небоевыми — станет размытым. Информационные системы станут важным центром атаки, особенно для врагов США».

И, наконец, в докладе сказано главное: «А также будут применяться передовые формы биологической войны, которые могут „нацеливаться“ на конкретные генотипы, могут превратить биологическую войну из сферы террора в политически полезный инструмент».

А вот это уже наглость неслыханная! Сказать, что передовые формы биологической войны, избирательно воздействуя на генотипы, могут превратить биологическую войну из сферы террора в «политически полезный инструмент», могут только люди без всяческих тормозов.

Значит, сначала, в 2000 году, эти люди, в числе которых был Рамсфелд, будучи просто представителями элиты, а не властью, сказали про трансформационное событие вообще и про его биологический вариант, politically useful tool, именно то, что я только что процитировал.

А потом эти люди, в том числе и Рамсфелд, стали американской политической властью. И, опираясь на Рамсфелда как самого бойкого и влиятельного, стали пророчествовать о скором пришествии трансформационного события, useful tool, и обсуждать это событие в его трансформационном варианте в докладах министерства обороны США, возглавляемого Рамсфелдом. То есть на официальном уровне под эгидой того же Рамсфелда.

А вот теперь давайте поговорим о том, кто такой Рамсфелд и с кем он связан.

Я, кстати, должен сказать, что каждый очередной слой этой истории делает мои впечатления о будущем все более мрачными.

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/339c7a95

 

11.09.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть X — окончание  


«Эти бредовые идеи не погибли вместе с гитлеровской Германией... Всякий раз, когда подобные люди имеют в своих руках такие страшные средства массового истребления, встает вопрос: раскрыть их замыслы. Раскрыть для того, чтобы избежать катастрофы»

Леонора Кэррингтон. Жонглер. 1954

С 1977-го по 1985 год, то есть в течение целых восьми лет, Дональд Рамсфелд был генеральным директором, президентом, а потом и председателем совета директоров всемирно известной фармацевтической — вот вам и прямое ковидное слагаемое — компании G. D. Searle & Co.

В 1985 году эта, по существу рамсфелдовская, компания G. D. Searle & Co. была куплена компанией Monsanto — самой одиозной из фармацевтических или биотехнологических компаний мира. Считается, что Рамсфелд обогатился на этом поглощении компании G. D. Searle & Co. компанией Monsanto.

Значит, он был главным в Searle, потом — хап! — Monsanto это съела, и главным стал не он. Но потом произошло и другое. Но сначала о Monsanto.

Monsanto, вошедшая для покупки Searle в те специфические отношения с Рамсфелдом, которые, как говорят в таких случаях, не имеют срока давности, — это очень специфическая компания. Она знаменита своей фактической монополией на производство и продажу семян трансгенных культур. В США Monsanto контролировала около 80% рынков генно-модифицированной кукурузы и трансгенной сои.

При этом Monsanto стремилась не только контролировать семена трансгенных культур, но и оказаться важным игроком в том, что касается семян обычных так называемых традиционных культур. Глобальные данные за 2017 год показывают, что у Monsanto самая большая доля глобального рынка семян — 34%, или больше одной трети от первых 20 компаний. На втором месте DuPont (E. I. du Pont de Nemours and Company) с 25%, у Syngenta менее 9%, у Bayer чуть больше 5%.

Но знаменита Monsanto именно трансгенными культурами. Кстати, в 2013 году Monsanto объявила, что она будет увеличивать свое присутствие на Украине. И выполнила свое обещание в том, что касается наращивания производства семян кукурузы на территории данного государства. В 2015 году контроль Monsanto над украинским рынком семян кукурузы вырос с 20% до 30%.

Повторяю, Monsanto, по некоторым оценкам, является самой злой и ненавидимой корпорацией в мире. Вне конкуренции в этом. Она по социологическим опросам более ненавидима, чем Федеральная резервная система США, Halliburton (Чейни), McDonald’s и другие самые одиозные компании. Всех их ненавидят, но Monsanto — больше всех остальных. Уже прошло несколько всемирных акций «Остановите Monsanto», «Stop Monsanto».

Monsanto известна не только по семенам, из которых взойдет завтрашнее растение под названием «бесконечная болезнь человечества», против которой бесконечно будут бороться фармакологические компании, включая ту же Monsanto. Monsanto известна еще и по вьетнамской войне, в ходе которой войска США распыляли над вьетнамским мирным населением ядовитую смесь, которая была настолько ядовита, что действовала и на солдат американской армии, входивших в джунгли. Смесь эта называлась Agent Orange. Производилась она Monsanto. Западные СМИ утверждают, что и через сорок лет после окончания войны этот Agent Orange вызывает генетические мутации вьетнамских детей. Я лично видел во время поездки во Вьетнам результаты этих мутаций.

Поглощенная Monsanto компания G. D. Searle & Co. известна тем, что сумела впарить огромное количество очень вредных внутриматочных спиралей.

Известно также, что Monsanto является лидером по загрязнению диоксинами.

Известно и то, что Monsanto привлекалась к ответственности в связи с тем, что производимое ею вещество алахлор вызывает отравления, головные боли и другие тяжелые негативные реакции.

Monsanto известна также в связи со сбросом отходов в американские реки.

Я могу часами перечислять зафиксированные преступления Monsanto, а также то, как именно эта компания орудовала на территории России. Ведь вряд ли кто-то считает, что Monsanto не действует на нашей территории.

В связи с Monsanto разыгрывалось очень много скандалов. И я не могу остановиться на всех. Потому что все остальные меркнут перед Agent Orange, диоксинами и прочим.

А теперь главное. В 2010 году Билл Гейтс приобрел 500 тысяч акций Monsanto. И вот тут я спрашиваю: если человек хочет по тем или иным причинам продвигаться в качестве благодетеля всего мира, спасителя и прочее, то есть быть белым и пушистым, зачем он приобретает в таком количестве акции одной из самых одиозных компаний? Даже не одной из самых — самой одиозной. Он зачем себя с ней вот так связывает? Ведь речь идет об очень очевидной связке.

Производство проблематичных вакцин — а оно вот-вот начнется — сплетается воедино с производством проблематичной генно-модифицированной продукции. «Это вроде как машина „скорой помощи“ идет — сама режет, сама давит, сама помощь подает».

Вот какой корпорации продал господин Рамсфелд в 1985 году компанию G. D. Searle & Co., которой он руководил перед этим с 1977 по 1985 год. Вот акции какой корпорации купил Гейтс.

Это не бандитизм, это ультрабандитизм. Причем такой, который осознан очень-очень многими.

Но, может быть, Рамсфелд только однажды оскоромился какой-то фармацевтикой, и на этом все кончилось? Ушел человек в политику, потом куда-то еще… Нет!

С 1997 года по 2001 год Рамсфелд был председателем совета директоров компании Gilead Sciences, которая известна в том числе и разработкой препарата осельтамивир, используемого для лечения птичьего гриппа.

Вот мне иногда говорят: «Что-то вы там такое изобретаете»… Что я изобретаю? Это я, что ли, выдумал, что Рамсфелд занимался с этакого-то по такой-то год фармацевтикой? Это написано в его официальной биографии. Это все знают.

Итак, компания, которой Рамсфелд руководил в этот период, перед тем, как стать министром обороны и начать говорить о трансформационном событии, была известна этим самым препаратом осельтамивир, используемым для лечения птичьего гриппа.

После того, как вокруг птичьего гриппа был раскручен экстаз, аналогичный тому, который раскручивается вокруг ковида, активы Рамсфелда и компании взлетели. Но для того, чтобы они взлетели, нужен был экстаз. А экстаз раскручивали Фергюсон и другие. Это закон биржевой игры. Кого интересует это в крайних вариантах, может прочитать замечательное произведение Джека Лондона «Поселок Тру-ля-ля». Вот это — «поселок Тру-ля-ля».

Вечером 31 января 2020 года компания Gilead Sciences сделала заявление о том, что (цитирую) «Gilead работает с органами здравоохранения в Китае над проведением рандомизированного контролируемого исследования, чтобы определить, можно ли безопасно и эффективно использовать ремдесивир для лечения 2019- nCoV. Мы также ускоряем проведение соответствующих лабораторных испытаний ремдесивира против 2019- nCoV».

После этого сообщения акции компании Gilead Sciences подскочили в цене на 14% сразу.

А то меня все спрашивают: «А где тут Китай? А что Китай?» Милые, глобальный тренд — это не хухры-мухры. Кто вписывается, тот соответственно и крутится.

Короткая справка. Антивирусный препарат ремдесивир существовал до COVID-19. Он не является вакциной в том смысле, что не способствует выработке иммунитета, он работает вместо иммунитета. С началом эпидемии Gilead Sciences предлагала всем протестировать свой препарат как средство от коронавируса. Испытания показали, что этот препарат сокращает время лечения. При этом он никак не влияет на смертность, в отличие от найденного британцами гормона. Но Управление США по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов на основании проведенных Национальными институтами здравоохранения (NIH) клинических испытаний препарата поспешило одобрить ремдесивир в экстренном порядке (запретив исследования того же гидроксихлорохина) с тем, чтобы сделать обязательным при лечении средних и тяжелых случаев именно ремдесивир).

Как мы видим, Рамсфелд действительно является не только видным неоконсерватором, настаивающим на необходимости трансформационного события, позволяющего повергнуть мир в ужас и с помощью этого добиться особого положения США в XXI столетии. Он является еще и боссом фармацевтических компаний, которые должны поучаствовать в том, что касается обогащения за счет создания трансформационного события.

Добавлю к этому связь Рамсфелда с суперодиозной Monsanto, которой он продал свою компанию G. D. Searle & Co. (когда так продают, остаются «внутри»). И связь этой Monsanto с Гейтсом.

Безусловность всех этих связей требует нашего внимания к фармацевтическим и биотехнологическим компаниям, к которым имел отношение господин Рамсфелд.

Итак, неоконсерватор Рамсфелд начал делать свою фармацевтическую карьеру, плавно перешедшую в карьеру политическую, в компании G. D. Searle & Co. А потом вступил в некие отношения с компанией Monsanto и продал ей возглавляемую им компанию G. D. Searle & Co.

Разбираясь с Monsanto, мы наталкиваемся на весьма занятные обстоятельства. Это по известной поговорке «чем дальше в лес, тем больше дров».

Специализацией Monsanto (при том что эта самая Monsanto считается одной из самых зловещих корпораций мира) является агрохимия и биотехнологии для сельского хозяйства.

Monsanto была основана в 1901 году.

А в 2018-м ее приобрела компания Bayer. Запомните — Bayer.

Основателем Monsanto был некий Джон Френсис Куини, который начал делать бизнес буквально с нуля (обожаю такие варианты) и умер в 1933 году. Компания была названа по фамилии жены Куини — Ольги Монсанто.

Дело Куини-старшего продолжил его сын Куини-младший, Эдгар Монсанто Куини. Эдгар Монсанто Куини руководил компанией Monsanto с 1928 года, получив на это мандат от своего отца. При нем компания превратилась в мощное предприятие с глобальным присутствием. А ее активы выросли с 12 до 857 миллионов долларов. Эдгар Куини-младший умер в 1968 году и был похоронен рядом с отцом — Джоном Куини-старшим.

В 1936 году (значит, при этом самом Куини-младшем) Monsanto приобрела некую фирму Thomas and Hochwalt Laboratories. Приобретение было связано с тем, что Monsanto заинтересовали разработки Чарльза Аллена Томаса и его коллеги Кэрола Хохвальда.

Вот тут-то мы и сталкиваемся не просто с криками о зловещих происках Monsanto. Ведь кричать могут и конкуренты. Нет, мы сталкиваемся с весьма далекими от агрохимии и биотехнологий, а также фармацевтики аспектами деятельности Monsanto. Очень важными для понимания и того, что это за Monsanto, и того, что именно происходит с ковидом.

Дело в том, что Чарльз Аллен Томас был не просто известным химиком и бизнесменом. Он был еще и достаточно важной, чуть ли не ключевой, фигурой в Манхэттенском проекте, к которому присоединился в 1943 году, будучи в то время директором Центрального исследовательского отдела Monsanto. Таким образом, Monsanto связана не только с ГМО и не только с Гейтсом. Она связана с созданием американской атомной бомбы.

После того как Monsanto приобрела фирму Чарльза Аллена Томаса, этот самый Томас стал одним из работников Monsanto. И сделал в Monsanto феноменальную карьеру. Он возглавил Monsanto, став сначала ее президентом в 1950 году, а потом побыв еще и председателем совета директоров с 1960 по 1965 годы. Так что Monsanto сильно связана с Томасом.

Сам же Томас с 1943 по 1945 год координировал в рамках Манхэттенского проекта все, что связано с очисткой и производством плутония.

Томас был не одним из рядовых участников этого проекта. Он был сопредседателем Манхэттенского проекта наряду со знаменитым Робертом Оппенгеймером.

Позже Томас курировал еще и всё, что связано с очисткой полония (перед этим плутония, а теперь полония) и использованием полония вместе с бериллием в рамках Дейтонского проекта, который являлся частью Манхэттенского проекта и был ориентирован на определенный, особый тип ядерного оружия, в котором был нужен этот самый полоний. Так что никакого «или-или» — или биология, или ВПК — в случае Томаса не существует. И это касается отнюдь не только самого Томаса.

Томас ушел в отставку в 1970 году. К этому моменту объем продаж возглавляемой им Monsanto вырос с 857 миллионов до 1,9 миллиарда долларов.

Управление Monsanto не помешало Томасу стать одним из создателей и ключевой фигурой DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency, Управление перспективных исследовательских проектов министерства обороны США) — американского военного агентства, занятого всеми новыми технологиями, включая биологическое оружие.

Я уже информировал о том, что в 1960–1970-х годах именно Monsanto руководила проектом Agent Orange, который печально известен по Вьетнамской войне и привел к массовым отравлениям, уродствам и уничтожению мирного населения с помощью биологического или химико-биологического оружия.

Теперь становится яснее, почему Monsanto удалось завоевать такие возможности в том, что касается создания американского биологического оружия. Все дело в Томасе и в DARPA.

Кстати, существует некий «закон Монсанто», посвященный проблеме экспоненциального роста использования биотехнологий. Согласно этому закону, мы все вскоре будем питаться только генно-модифицированной продукцией, создаваемой разного рода монсантами, и лечиться от результатов потребления этой продукции лекарствами, производимыми этими же монсантами.

Связь Monsanto с американским ВПК не сводится к участию Томаса в создании атомной бомбы и производству вещества Agent Orange. Monsanto теснейшим образом связана с американским ВПК, а значит, и со всем, что касается американского биологического оружия. Но и к биологическому оружию военный профиль деятельности Monsanto не сводится. К примеру, Monsanto прославилась как ключевой производитель используемого в военных целях белого фосфора.

В 2015 году Monsanto пыталась приобрести своего швейцарского конкурента в сфере агробиотехнологий — компанию Syngenta. Но эта сделка не состоялась.

Дальше начались достаточно невнятные многоходовки, осуществляемые при всех мощных слияниях. Они закончились тем, что в сентябре 2016 года фирма Bayer объявила о своем желании купить Monsanto за 65 миллиардов долларов.

Разрешение на такую покупку было получено в 2018 году. Сделка была завершена 7 июня 2018 года.

Bayer — это немецкая фирма, основанная Фридрихом Байером и Йоханом Фридрихом Вескоттом в 1863 году. И поначалу знаменитая производством синтетических красителей.

В 1899 году компания, уже обзаведясь подразделением по производству лекарств, начала производить известный байеровский аспирин.

Зарубежные активы Bayer были конфискованы в рамках репараций после Первой мировой войны. Активы Bayer в США перешли к некоей компании Sterling Drug, предшественнику компании Sterling Winthrop.

Отношения между фирмой Bayer и этим американским фармацевтическим гигантом отнюдь не сводились к вторичности фирмы Bayer. Наступит время, и фирма Bayer захочет купить фирму Sterling Winthrop. И даже сумеет купить часть этой фирмы. Но примечательность фирмы Bayer не в этом.

А в том, что в 1925 году произошло объединение шести крупнейших химических корпораций Германии, в число которых входила и фирма Bayer. И это объединение шести крупнейших химических корпораций Германии получило зловещее название: концерн I. G. Farbenindustrie.

Кстати, зачинателем создания I. G. Farbenindustrie был некий Карл Дуйсберг, руководивший фирмой Bayer в самом начале XX века. Дуйсберга впечатлили концерны, которые он увидел, находясь в командировке в США, и он решил, что подобный концерн необходимо создать в Германии.

Но удалось создать I. G. Farbenindustrie только в 1925 году за счет слияния фирмы Bayer, фирмы BASF и ряда других химических гигантов.

В наблюдательный совет созданной I. G. Farbenindustrie вошел тот самый Фриц Габер, который не только создал химическое оружие (вот есть Манхеттенский проект и создатели атомного оружия, а химическое оружие создал некий Фриц Габер), но и руководил его использованием под Ипром. Там немцы использовали хлор как ядовитое вещество, способное благодаря своей высокой плотности концентрироваться низко над землей. В результате химической атаки, руководимой Габером, погибло 5 000 французских солдат и 15 000 французских солдат получили тяжелые ожоги. Производство данного отравляющего вещества было организовано Габером на предприятиях фирмы BASF, с которой он был тесно связан.

Позже Габер был удостоен Нобелевской премии «за синтез аммиака из составляющих его элементов».

Итак, Габер стал членом наблюдательного совета нового химического гиганта I. G. Farbenindustrie, а Дуйсберг стал председателем I. G. Farbenindustrie. И занимал этот пост с 1925- по 1935 годы.

Став частью I. G. Farbenindustrie, компания Bayer приняла самое активное участие в злодеяниях I. G. Farbenindustrie, занимаясь и производством газа Циклон-Б, с помощью которого заключенных убивали в газовых камерах, и использованием рабского труда узников концлагерей, и опытами над людьми (и тут Bayer была лидером внутри I. G. Farbenindustrie). В том числе и над женщинами еврейского происхождения, которых начиняли определенными гормональными препаратами.

После войны I. G. Farbenindustrie была расчленена. И выделившаяся из нее компания Bayer снова стала независимым предприятием.

Главой наблюдательного совета Bayer в 1956 году стал Фриц тер Меер, который был приговорен Нюрнбергским трибуналом к 7 годам заключения, однако вышел на свободу досрочно, в 1950 году.

Далее компания Bayer стала бурно развиваться.

Bayer с давних пор работает в России.

Ее оборот в 2018 году составил 39,6 миллиарда евро. Чистая прибыль — 1,7 миллиарда евро.

Фармацевтическая часть Bayer сильно укрепилась после того, как в 2006 году Bayer поглотила компанию Schering AG. Это было на тот момент крупнейшим поглощением в истории Bayer.

Есть книга Диармунда Джефриса, которая называется «Аспирин: история чудо-лекарства». В ней разбирается, как именно Bayer отдельно финансировала эксперименты нациста Йозефа Менгеле, который был теснейшим образом связан именно с I. G. Farbenindustrie. Причем с той ее частью, которую правомочно называть «байеровской».

Джефрис настаивает на том, что именно Фриц тер Меер был главным соучастником доктора Менгеле. Что Фриц тер Меер занимался самыми разными опытами над заключенными. В том числе и опытами, которые позволяли опробовать различные виды биологического и психотропного оружия. Эти опыты проводились в Освенциме. Или, точнее, в отдельном, филиальном по отношению к Освенциму, лагере Аушвиц III Моновиц, который нацисты именовали — знаете, как? Байеровским. Именно в Моновице шли особо изуверские эксперименты по испытанию биологического оружия (те, которые потом ушли из Германии в Форт Детрик; ровно так же японско-нацистские эксперименты по созданию биологического оружия ушли из Японии туда же, в Форт Детрик. И там всё соединилось).

Тер Меера признали виновным «по разделу второму, за грабеж и присвоение чужого имущества, по разделу третьему, за использование рабского труда и массовые убийства».

Однако тер Меер, отбывавший срок по приговору Нюрнбергского трибунала, был освобожден досрочно, в том числе и благодаря хлопотам верховного комиссара США по Германии Джона Джея Макклоя. Фриц тер Меер, виновный в геноциде и преступлениях против человечности, вернулся на работу в Bayer, где занимал пост председателя более 10 лет, до 1961 года.

Макклой — фигура, заслуживающая отдельного рассмотрения. Он успел побывать и президентом Всемирного банка, и верховным комиссаром США по Германии, и председателем рокфеллеровского Chase Manhattan Bank, и председателем Совета по международным отношениям. Он был одним из наиболее известных советников всех президентов США от Франклина Рузвельта до Рональда Рейгана. Но даже обсуждение фирмы Bayer и I. G. Farbenindustrie в целом не является целью данного исследования.
И уж тем более я не могу себе позволить подробное обсуждение личности Макклоя, хотя Макклой и заслуживает подобного обсуждения.

Могу только сказать, что не только тер Меер, но и многие титаны нацистской промышленности, осужденные за военные преступления, в том числе Фридрих Флик, были освобождены к январю 1951 года американским Верховным комиссаром по Германии Джоном Макклоем. Юридическим документом, по которому они были освобождены, был акт о помиловании, подписанный Макклоем.

А в январе 1951 года Макклой, реагируя на настоятельную просьбу канцлера ФРГ Конрада Адэнауэра, объявил, что Альфред Крупп и восемь членов его совета директоров, осужденных вместе с ним, подлежат освобождению. Собственность Круппа, оцененная в 45 миллионов, и его многочисленные компании были возвращены ему. И это сделал тот же Макклой.

Позже, в мае 1960 года, по решению Макклоя был условно-досрочно освобожден совсем матерый кровавый убийца, крупный эсэсовец Мартин Зандбергер, руководивший массовыми убийствами евреев в Прибалтике и отвечавший за арест евреев в Италии и их депортацию в Освенцим.

Я познакомлю зрителя с рядом допросов Мартина Зандбергера, главного помощника Вальтера Шелленберга, убежденного члена СС, нациста, садиста, ответственного за массовые убийства мирного населения.

Вот как отвечает Зандбергер на обвинения в злодеяниях на территории Эстонии.

«Вопрос. Общее количество захваченных коммунистов составляет около 14 500; вы видите это?

Ответ. Да, 14 500, да.

Вопрос. Это означает, что 1000 были застрелены?

Ответ. Да, я понял это из документа.

Вопрос. Вы это знаете. Знаете ли вы об этом? Вы помните это?

Ответ. Отчет должен быть представлен мне.

Вопрос. Тогда когда-нибудь, по крайней мере, вы знали об этом?

Ответ. Да.

Вопрос. Вы были в Эстонии тогда?

Ответ. Да, но они не были застрелены под мою личную ответственность. Я отвечаю только за 350.

Вопрос. Вы отвечаете за 350?

Ответ. Это моя оценка».

Я цитирую протоколы Нюрнберга.

А вот как этот же мерзавец отвечает на вопросы о злодеяниях, совершенных по его же распоряжению в городе Пскове.

«Вопрос. Вы собрали этих людей в лагерях?

Ответ. Да. Я дал заказ.

Вопрос. Вы знали, что в будущем они могут ожидать только смерти?

Ответ. Я надеялся, что Гитлер отзовет приказ или изменит его.

Вопрос. Вы знали, что вероятность, граничащая с уверенностью, заключалась в том, что они будут застрелены после сбора?

Ответ. Я знал, что была такая возможность, да.

Вопрос. На самом деле, почти наверняка, не так ли?

Ответ. Это было вероятно».

Есть гораздо более душераздирающие допросы нацистских преступников. Но и эти допросы впечатляют даже в случае, если игнорировать особые обстоятельства, породившие освобождение подонка, давшего подобные показания. Но именно эти особые обстоятельства и побудили меня процитировать допросы Зандбергера. Дело в том, что Макклой настоял на помиловании Зандбергера и других, прежде всего, потому, что на этом настоял некий американец Уильям Лангер, сенатор от штата Северная Дакота.

Лангер обосновывал свою позицию тем, что в Северной Дакоте много избирателей немецкого происхождения и что суд над кем-либо, кроме высших нацистов, противоречит американской правовой традиции и помогает коммунизму.

Сам Лангер был противником не только вступления США во Вторую мировую войну, но и участия США в Организации Объединенных Наций.

Лангер настаивал на том, что американские немцы не поддерживают преследование таких людей, как Зандбергер. Об особом давлении американских немцев на Лангера и Лангера на Макклоя, приведшем к освобождению даже такого подонка как Зандбергер, а также других, говорится во многих официальных американских источниках.

Но говорится и другое. Что отец Зандбергера был управляющим одного из заводов концерна I. G. Farbenindustrie. И что именно под влиянием авторитета отца Зандбергер вступил в нацистскую партию. Так что и в истории с освобождением тер Меера, и в истории с освобождением Зандбергера одинаково фигурирует тот фармацевтический гигант Bayer, который слился в объединительном экстазе с той Monsanto, на основе которой Гейтс начал свои фармацевтические затеи, ведущие к ковиду.

Элита I. G. Farbenindustrie, она же элита компании Bayer, смогла повлиять и на сенатора Уильяма Лангера, и на первого послевоенного президента ФРГ Теодора Хойса, и на другие официальные лица. Но окончательное решение принимал Макклой. И он принимал их, подчеркну еще раз, по официальным данным, под давлением некоей «немецкой партии» в США.

Но эта же партия, по официальным данным, настаивала на освобождении одного из руководителей концерна I. G. Farbenindustrie Карла Крауха, возглавлявшего военный отдел концерна, Генерального уполномоченного по специальным вопросам химического производства, награжденного Адольфом Гитлером за победу на поле сражения немецкой индустрии, кавалера нацистского рыцарского креста за военные заслуги, осужденного за военные преступления против человечности, за участие в устрашении, пытках и убийстве порабощенных людей.

Краух отбывал срок в той же тюрьме, что и тер Меер, Зандбергер и другие. И так же, как и они, был освобожден по настоятельному требованию некоей американской «немецкой партии». После этого Карл Краух становится сначала членом совета директоров компании I. G. — Nachfolgegesellschaft Chemische Werke Hüls AG, а потом директором Bunawerke Hüls GmbH.

Руководство I. G. Farbenindustrie выходит из тюрьмы, где находится по обвинению в особо тяжких нацистских преступлениях. И пересаживается в кресла высших руководителей концернов, создающих биологическое и иное оружие. А также лекарства, спасающие от воздействия этого оружия… Вам нравится такая история? В ней, между прочим, определенную роль играет та самая элитная «немецкая партия» США, которая настаивала на соответствующих освобождениях и давила на Макклоя.

А какие семьи, кстати, входят в эту внутреннюю партию, которая давно является предметом интереса профессиональных историков и политологов? В эту партию, конечно же, входит семья Бушей, это всё известно. Но в нее же входит и семья Рамсфелдов.

А теперь постараемся увидеть целиком всю картинку.

Рамсфелд продает возглавляемую им фармацевтическую компанию G. D. Searle & Co. — кому? Печально известной компании Monsanto, специализирующейся и на создании губительной для человечества генно-модифицированной продукции, и на создании химического и биологического оружия для армии США, и на, мягко говоря, небезусловной фармакологии.

В Monsanto внедряется Гейтс, чья роль в коронавирусной эпопее нами обсуждена достаточно подробно.

Monsanto покупает та самая компания Bayer, которую мы только что обсудили. И которая, как мы убедились, будучи второй редакцией пресловутого I. G. Farbenindustrie, была спасена благодаря особым мерам, принимаемым американской «немецкой партией».

В эту американскую «немецкую партию» и одновременно в группу неоконсерваторов, стремящихся к абсолютному господству США, входит господин Рамсфелд.

Этот Рамсфелд в качестве одного из неоконсерваторов, порожденных симбиозом специфического нацизма и троцкизма, настаивает на трансформационном событии, которое должно изменить мир, сделав его абсолютно новым и подчиненным американцам. Американцам ли? И каким именно американцам? И кто тут будет на подхвате, а кто развернется во всю мощь в неонацистском реванше?

И, наконец, тот же Рамсфелд не единожды окормляет фармацевтику. Второй раз он занимается тем же самым в качестве руководителя фармацевтической компании Gilead Sciences. Он руководит этой компанией вплоть до своего назначения на пост министра обороны США.

То есть как минимум Рамсфелд является совсем своим в мире большой фармы. И рядом с ним вся компания — эти хэтчетты и так далее. Это его банда. А, значит, он един в трех лицах:

  • он неоконсерватор, ратующий за трансформационное событие;
  • он окормляет в министерстве обороны группу Хэттчета, ратующую за организацию трансформационного события;
  • он же является бизнесменом-фармацевтом со стажем. Причем бизнесменом-фармацевтом, участвующим в биологической войне.

Я, кстати, должен сказать кое-что по одному частному поводу. Понимаете, к советским фильмам про разведчиков можно относиться по-разному. Это продукция для широкого потребления, каноническая, с хорошими актерами, средними сюжетами и прочим. Я от нее не восторге, не считаю эти фильмы высокохудожественными произведениями. Но данная продукция производилась советскую эпоху. И тогда эта продукция могла создаваться только на основе жесткого документа, положенного на стол сценариста, который эту жесткость с именами, фактами и прочим начинал так или иначе модифицировать и разрыхлять — что-то обходя, что-то, может быть, даже добавляя. Но в основе был жесткий документ разведки.

И «Мертвый сезон» — советский фильм, относящийся к произведениям такого классического жанра, достаточно далекого от художественных изысков, и вместе с тем добросовестного, рассчитанного на широкую публику, — это один из фильмов, который буквально снят по документам. И об этом очень убедительно говорит разведчик Абель. Породистый, убежденный, профессиональный человек из той фантастической генерации советских людей, которая потом оказалась замещена всякого рода мямлями. А это были люди серьезные, ответственные и жесткие. Вы послушайте, что именно говорит Абель, предваряя давным-давно — в 1968 году — вышедший фильм «Мертвый сезон». Это небезынтересно, и человек небезынтересен, и его слова:

«Меня попросили: скажите несколько слов перед этой картиной. Я выступаю в роли, необычной для меня, потому что люди моей профессии привыкли больше слушать и меньше говорить. Но тема этой картины волнует меня и моих товарищей, и поэтому я думаю, что это оправдывает некоторые отступления от наших правил.

Вы, вероятно, читали в газетах заметки, которые последнее время довольно часто появляются, о том, что в некоторых капиталистических государствах проводятся опыты по использованию бактериологических и химических средств массового уничтожения людей. Эти последние — в особенности страшные, потому что они поражают психику людей и уничтожают их нервную систему.

В английском городе Портоне, в канадском Саффилде имеются лаборатории, в которых хранятся возбудители самых страшных эпидемий, которые когда-либо поражали человечество.

Во время войны мне довелось встретиться с одним немцем, врачом, отъявленным нацистом, который цинично заявлял о том, что необходимо уничтожить беспощадно всех неполноценных людей во имя улучшения человеческого рода. Эти бредовые идеи не погибли вместе с гитлеровской Германией. В Соединенных Штатах Америки я встретился с одним американским офицером из Форта Детрик и военно-химической лаборатории, которые там существуют, который выражал те же самые мысли.

Всякий раз, когда подобные люди имеют своих руках такие страшные средства массового истребления, встает вопрос: раскрыть их замыслы. Раскрыть для того, чтобы избежать катастрофы».

Итак, что же мы обнаруживаем, блуждая по коридорам ковидного злосчастья — тем коридорам, которые нас сразу выводят на нечто большее? Хотя и это немало.

 

https://rossaprimavera.ru/article/aa1654b7