Автор: Кургинян С.Е.
ROOT Категория: Смысл Игры
Просмотров: 3056

2020 октябрь - декабрь Аналитика событий в России и мире

24.11.2020 Смысл игры 157
Будет ли новая Русско турецкая война, или Почему Пашинян предал Карабах, а Путин спас его

20.10.2020 Смысл игры 156

Массовая вакцинация, или Хотим ли мы в «Дивный новый мир» Хаксли – Кургинян о коронавирусе, 16 серия

15.10.2020 «Ибо нет ничего тайного…»
Троцкисты, нацисты, либералы, консерваторы… Разве их может что-то объединять? А если – да, то почему и как?

12.10.2020 Смысл игры 155

Что бы сказал Пушкин Собянину и когда ждать ковидные бунты? - Кургинян о коронавирусе, 15 серия

22.09.2020 Смысл игры 154
Психическая атака Запада и ответ России. Кургинян о коронавирусе, 14 серия

02.09.2020 Смысл игры 153
Билл Гейтс и Moderna, или Кто будет редактировать геном России. Кургинян о коронавирусе, 13 серия.

 


24.11.2020 Смысл игры 157

 

 

Будет ли новая Русско турецкая война, или Почему Пашинян предал Карабах, а Путин спас его

00:00 — интро
00:13 — между природой и техносферой: возможно ли свободное развитие человека?
04:16 — COVID-19 – это пролог к порабощению человека техносферой, к превращению его в куклу
07:33 — необходимое отступление о Нагорном Карабахе и Турции
08:53 — отношение президента России Владимира Путина к Турции
11:15 — Арцах предали все представители прозападной армянской элиты
12:58 — армянское общество само позволило посадить себе на шею мерзавца и ничтожество
20:13 — комментарий по поводу путинской оценки взаимоотношений с Турцией
39:02 — перед Россией и Арменией стоит одинаковая задача мобилизации ради выживания
48:12 — вопросы иммунитета и вирусов выходят далеко за пределы биологической проблематики
58:28 — как преодолеть барьер между узкоспециализированными знаниями и ответственными гражданами
01:02:43 — иммунитет обладает памятью
01:04:02 — что такое антиген
01:06:24 — клеточную теорию иммунитета создал Илья Ильич Мечников
01:12:19 — в вопросах здоровья нации нельзя полагаться на иностранные государства
Лидер движения «Суть времени», аналитик и политолог Сергей Кургинян обращает внимание на то, что вопрос вторгающихся в нашу жизнь вирусов и дающего им отпор иммунитета гораздо шире проблемы собственно COVID-19.
Вирусы бывают не только биологические, но и компьютерные, и психологические, и социокультурные, и даже метафизические. В каждой из перечисленных сфер для сдерживания вирусов необходим иммунитет.
Например, актуальнейшую проблему Нагорного Карабаха и будущего Армении невозможно разрешить, если не осознать, что Пашинян и его клика – это как раз такой социокультурный вирус, поясняет политолог. И поражение в Карабахе является следствием поражения армянского общества этим вирусом. А вопрос выживания и дальнейшего существования Армении зависит от национального иммунитета, который необходимо пробудить и правильно настроить.
В самом общем смысле этого слова, иммунитет – это способность организма распознавать и удалять опасные для организма чужеродные элементы, вторгающиеся в систему. Причем для полноценного противодействия чужеродному вторжению эта способность должна постоянно совершенствоваться. Люди, изучив работу иммунитета, должны ему посильно помогать. И это одинаково справедливо как для организма отдельного человека, так и для общества в целом.
И в этом смысле народу Армении предстоит очистить страну не только от пашиняновской клики, но и от всей глобалистической воровато-ларечной опухоли, отмечает Кургинян. Если армянское общество не мобилизуется и не вернется к правильному спартанскому образу жизни – никакой Армении через пару десятков лет не будет вообще.
Но то же самое справедливо и для России, подчеркивает политолог. Можно и нужно выигрывать время, избегая перехода конфликтов в острую фазу. Но конфликты неизбежны. А значит, это время нужно потратить на построение другой России: не России процветания, а России выживания.
Недавно президент России, отвечая на вопросы СМИ по поводу ситуации в Нагорном Карабахе и давая оценку роли Турции, отметил, что отношения Турции и России в различные исторические периоды были далеко не безоблачными. Что не исключает возможности нормального взаимодействия между двумя государствами – ведь существует пример некоторых европейских государств, например, Германии и Франции, которые сейчас плодотворно сотрудничают, несмотря на то, что в истории взаимоотношений этих стран есть немало трагических страниц.
Конечно, глава государства обязан обеспечить мирное существование России, тем более, что ситуация в России крайне неблагополучная. Осторожное поведение России в данной ситуации – единственно возможное, отмечает Кургинян.
Однако стоит отметить, что союз Германии и Франции сложился в результате очень многих факторов, главный из которых – разгром гитлеровской Германии. Германия перестала «рыпаться». И только после этого стал возможен ее союз с Францией, подчеркивает политолог.
Но Турция Эрдогана явным образом «рыпается», свидетельств чему – множество. Это и заявления об армии Великого Турана, и очевидная зависимость Азербайджана от Турции, и беспрецедентное турецкое ликование по поводу ситуации вокруг Нагорного Карабаха, и уже начавшиеся процессы на Кипре, и очень определенные высказывания Турции по поводу Крыма, и ее повышенный интерес к Северному Кавказу и Поволжью. Рассчитывать на союзнические и добрососедские отношения между «рыпающейся» Турцией с Россией – не приходится.
Кургинян настаивает на том, что сегодня наша страна находится не «в шоколаде», а в ситуации крайнего неблагополучия. Перестройка очень сильно ослабила иммунитет советского общества: оно перестало распознавать и отторгать чужеродное – и было уничтожено.
Именно поэтому изучение устройства и работы иммунитета является для нас насущной задачей – как в связи с всемирной коронавирусной эпопеей, так и в связи с отстаиванием права на независимое существование отдельных государств, а также на нормальную человеческую жизнь в целом, на человеческое развитие и восхождение.

Суть времени

 


20.10.2020 Смысл игры 156

 

  

Массовая вакцинация, или Хотим ли мы в «Дивный новый мир» Хаксли – Кургинян о коронавирусе, 16 серия

0:00 – интро
0:12 – негативные свойства мировой системы здравоохранения
6:15 – грехи западной медицины
9:19 – русская целостность и западная тяга к дроблению
14:27 – редактирование генома как западный путь в «дивный новый мир»
22:20 – высокомерие специалистов и коммерциализация как свойства современной медицины
25:20 – почему лучшие исследователи Маркса считают, что он не считал капитализм формацией
30:58 –Хаксли не придумал свой «дивный новый мир», а оформил услышанную им концепцию
42:05 – как легкомыслие высокомерного «пользователя» ведет к разрушению цивилизации
57:35 – великое открытие спасительных вакцин
59:50 – может ли вакцинация усугубить ситуацию с коронавирусом?
1:03:46 – «благородные» западные ученые, на которых надо равняться, и отсутствие альтернативы
1:05:46 – манипулятивные приемы в борьбе за «ковидный» карантин
1:14:32 – Маркс и Бакунин или пример борьбы с теми, кто знает про цивилизацию больше
1:16:02 – четыре силы современного мира
1:17:43 – коронавирус как инструмент борьбы трансгуманизма с коммунизмом
1:29:32 – Маркс и ставка на сложность


Лидер движения «Суть времени», политолог и аналитик Сергей Кургинян указывает, что, обсуждая проблему эффективности вакцинирования населения, невозможно обойти такую тему, как негативные свойства современной мировой системы здравоохранения. Притом что даже называние этих свойств некоторые считают подкопом под саму систему.
Первым таким свойством, по мнению политолога, является исчезновение запрета на расчеловечивание. Вторым – косное высокомерие специалистов. Кургинян поясняет, откуда берутся и кем на деле являются современные «жрецы абсолютной истины». Третье негативное свойство – ориентация мутирующей мировой системы здравоохранения во всё большей степени на собственную коммерческую выгоду. Соединение этого свойства с первыми двумя чревато самыми зловещими последствиями.
Кургинян предлагает внимательнее всмотреться в описанный Хаксли ещё в 30-е годы 20 века «дивный новый мир». Тем более, что этот «дивный новый мир» – не плод свободной фантазии, а отражение всего того, что обсуждали члены семьи Олдоса – выдающиеся ученые, работавшие на приближение именно такого будущего.
Корень косно-высокомерного отношения к научным проблемам видится аналитику в «пользовательском» мышлении, способном любое неполное знание возвести в абсолют и преисполниться при этом гордости и высокомерия. При этом настоящий ученый, считает Кургинян, всегда готов полностью пересмотреть свое знание, если оно не выдерживает испытания реальностью. Что станет делать такой пользователь, становясь политиком, и к чему может привести его деятельность?
Значение открытия вакцин и применения этих знаний в медицине трудно переоценить, подчеркивает Кургинян. При этом он обращает внимание на то, что за последние полвека учеными собраны свидетельства, что при определенных условиях вакцины не ослабляют, а усиливают ход болезни и могут модифицировать само заболевание, делая его более опасным. Кургинян задается обоснованным вопросом: может ли в случае с «ковидом» произойти такое усугубление заболевания?
Он поясняет, что задаться таким вопросом – естественно для научного мышления, опирающегося на эксперимент, и противоестественно для преобладающего сегодня дикарского «пользовательского» мышления, когда носитель такого мышления рассуждает по принципу «им виднее» и «все так делают». Беда в том, что и наши власть имущие, и их западные собратья – именно такие пользователи.
Кургинян подчеркивает, что нынешняя мировая игра строится на том, что мнению таких высокопоставленных пользователей нарочито противопоставляется дикарство, которое, поддавшись на конспирологические рассуждения, вообще отвергает вакцинацию. И поэтому всё, что связано с сомнением по поводу вакцин, карантинов и прочего (даже если это сомнение серьезных ученых), будет клеймиться как дикарство.
Кургинян отмечает, что такой же манипулятивный прием был использован разрушителями СССР. А ранее этот же прием использовался противниками Карла Маркса (для того и был создан бакунинский, да и иной анархизм).
Политолог убежден, что тем, кто не хочет стать жертвами нынешней глобальной игры, нужно понять, какие силы участвуют в противостоянии. Кургинян описывает четыре такие силы. Он также объясняет, за счет чего появилось навязываемое миру представление о безальтернативности технократического трансгуманистического тренда.
Но является ли трансгуманистический «дивный мир» с его редактированием генома – «конечной остановкой»? Ведь Хаксли, ненавидевший капитализм, в другом своем произведении – «Обезьяна и сущность» – описал фактически то, что грядет за неустойчивым «дивным миром» и что еще страшнее этого «дивного мира».
Так как же сойти с навязываемого нам гибельного пути? Кургинян убежден, что сделать это можно только с опорой на сложность и со стремлением по-настоящему разобраться в проблеме на системно-методологическом уровне.
Итак, вакцина призвана мобилизовать иммунитет. А что такое иммунитет?
 

Суть времени

 

08.12.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XVI  


Это важно как иллюстрация некоего коллективного заболевания, поразившего сознание фактически всего современного человечества. Суть этого заболевания в том, что наука не может не делиться добытыми ею знаниями с людьми, никакого отношения к науке не имеющими

Паоло Карозоне. Из старой голландской книги о лжемедицине. 1965

В этой передаче я хочу обсудить одну из сложнейших современных научных проблем — проблему эффективности вакцинирования населения. Такое обсуждение не имеет никакого отношения к огульному отрицанию вакцинирования как такового. Хотя бы потому, что некоторые героические примеры людей, которые осуществляли это вакцинирование, проводя опыты на себе и своих детях, заслуживают какого-то морального поощрения; что даже если они были ошибочны, все равно тут героизм выше всего остального. А они-то как раз не были ошибочны.

Ошибочность, доходящая до безумия, началась в 90-е годы XX века. А раньше что-то было спасительно, а что-то было с перебором, а что-то было даже губительно. Но спасительного, в общем-то, было больше.

Странный глобальный перелом, повторяю, начался в 90-е годы XX века, когда машина этого вакцинирования заработала как-то совсем круто и не туда.

Да, есть люди, отрицающие вакцинирование вообще. Этим занимаются определенные группы в нашем обществе. И я уже говорил об этих группах — отрицающих ковид, отрицающих вакцинирование, отрицающих индустриальную цивилизацию и так далее, — что они попадают в ловушку, испугавшись чего-то на самом деле опасного. В этом смысле их испуг глубоко обоснован и не является следствием их безумия или злокачественности. Но, испугавшись так, они уподобляются тем, кто, ожегшись на молоке, дует на воду.

На самом же деле, как мне представляется, проблема вакцинации обнажает негативные свойства мировой буржуазной системы здравоохранения. Эти свойства грозят самому существованию человечества. При том что эти свойства порождены даже не самой буржуазностью как таковой (хотя отчасти и она в этом виновата), но, прежде всего, очевидной трансформацией этой буржуазности во что-то другое. В какую-то постбуржуазную ситуацию, посткапиталистическую, которая еще страшнее классической буржуазной капиталистической. Это Маркс считал, что посткапитализм обязательно будет коммунизмом. А мы лицезрим посткапитализм, который ужаснее капитализма, и никаким коммунизмом не пахнет.

Итак, есть негативные свойства этой новой мутирующей мировой системы, которую у нас копируют самым холопским образом, еще и говоря при этом о том, что мы идем другим путем. Но это вовсе не означает, что у существующей системы мирового здравоохранения вообще нет позитивных свойств. Это не означает также, что надо не избавлять систему здравоохранения от негативов, не обсуждать эти негативы, а откатываться от здравоохранения как такового, вернувшись в догиппократовскую эпоху знахарства, колдунов и прочего.

Между тем когда ты начинаешь обсуждать эти негативы — очевидные, вопиющие, — то тебе, в полном соответствии с анекдотом на тему о верблюде, вменяют отрицание здравоохранения как такового. Или как минимум отрицание самых фундаментальных достижений этого здравоохранения — таких, как вакцинация населения. И якобы это отрицание держится то ли на архаике, то ли на безумии…

А если нечто в этом вопросе держится на последних достижениях иммунологии, на переднем крае этой иммунологии? Если там, внутри иммунологии (которая нынешним боссам вакцинации, академикам, знакома не хуже, чем мне, а надеюсь — лучше), зарождаются фундаментальные сомнения в том, что всегда и во всех случаях надо вакцинировать — что тогда? Это тоже будет объявлено «архаическим рефлексом», «отказом от науки» и так далее? Так я же знаю, что архаический рефлекс, отказ от науки — не пугает. А пугает проблематизация неких странных действий с позиций переднего края науки.

Так какие же негативные свойства существующей системы здравоохранения действительно необходимо обсуждать, проводя при этом четкое различие между таким обсуждением и отказом от достижений здравоохранения как такового?

У существующей системы здравоохранения несколько негативных свойств, вытекающих из свойств той метасистемы, которая порождает все свои системные детища: образование, здравоохранение, систему социальных коммуникаций, культуру — все.

Поскольку я здесь обсуждаю именно здравоохранение, явившее нам многое благодаря ковиду, то я буду называть негативные свойства именно существующей системы здравоохранения, вовсе не посягая на здравоохранение как таковое и не призывая рассматривать всех героических врачей как убийц в белых халатах.

Итак, я буду перечислять негативные свойства существующей системы здравоохранения.

Негативное свойство № 1 — исчезновение запрета на расчеловечивание. Вот тут-то уже мы имеем дело с чем-то фундаментально нехорошим и к одному здравоохранению не сводящимся. Тут имеет место желание превратить субъекты, обладающие свободной волей, резервными возможностями и так далее, в объекты. И это грех западной медицины. «Вот теперь ты превратился в наш объект, и делаем мы что хотим, получив на это согласие — не важно, твое или твоих родственников. А можно и без согласия, особенно, если ты инфицирован».

Великая позитивная наука (прежде всего естественные науки) появилась там, где субъект-исследователь работал с объектом, ставя над ним эксперимент. Без этого фундаментального методологического основания нет и не может быть всей великой западной естественной науки, которая, в свою очередь, в существенной степени является порождением расколдовывания мира, как говорил, по-моему, Вебер.

Мир расколдован… В природе, вот здесь, в этом лесу, в этой земле, в этом водоеме, во всем, что тебя окружает, нет околдованности, нет бога. Он где-то там, далеко. Протестанты относят его на бесконечное расстояние от этого природного мира.

А если нет бога в природном мире, то с ним, со всем этим миром, можно работать, как повар с картошкой. Сначала — с животными, растениями, как сказано в нобелевском вердикте по поводу Дудны и Шарпантье. А потом — и с человеком. Все время есть желание эту грань перейти, потому что всё расколдовано.

Величайшим достижением мировой мысли (западной, потому что античная греческая мысль — это начало западной мысли, и конфликт этой античной греческой мысли с Римом был невероятно глубок в античную эпоху) было разделение всего на этику, эстетику и гносеологию (всё очень непросто!): на прекрасное, которое не должно быть справедливым и истинным, на истинное, которое не должно быть прекрасным и справедливым, и на справедливое, которое не должно быть красивым и истинным. Вот на эти три сферы. Так рухнул миф. Так началось мышление. Так возникло что-то — то, что Ясперс называет осевым временем, другие называют началом подлинного развития человеческой цивилизации.

Можно ли на это посягнуть? Можно ли не восхищаться тем, насколько мощно это все развивалось? Но ведь у этого развития всегда было одно ограничение. Потому что те, кто верили в бога, говорили: бог прекрасен — одновременно истинен и справедлив. И делить вы его не будете.

И даже когда на Руси ушла эта всеобщая вера в бога, в культуре русской осталась эта неделимость. Она же — запрос на целостность. Она же — симфоничность развития.

Русская культура, будучи частью античности и наследником именно греческой, а не римской античности, никогда не посягала на развитие — в отличие от восточной, которая к развитию всегда относилась с тоской (золотой век позади и всё будет непрерывно ухудшаться). Русская культура в этом смысле — часть западной, но это другая западная культура.

Русская идея, что бы о ней ни говорили, это идея симфонического развития. Не антигуманно-технократического, а симфонического. Не бесконечного дробления на части, а взыскания целостности. И это не отменяло русскую науку, русскую медицину и уж тем более культуру, но это делало ее другой. И это другое все время указывало, что развитие может быть благим. Может! Все остальные говорили: «Развитие — это от демона, это ухудшение, это путь в Кали-Югу, это кошмар». А русские говорили: «Нет. Развитие может быть другим. Оно может быть благим. Оно может быть гуманистически-симфоническим. Оно может быть восходящим». И вера в это существовала внутри всего: в русской совершенно научной медицине, русской культуре, восхищавшейся Западом, а создававшей что-то совершенно свое, русской научной мысли. Всего.

Но до поры до времени вот это западное разделение, эта демифологизация (а без нее никогда бы не было науки, которая носит великий характер в этом смысле) не проявляла еще свой смертный оскал, свое, как говорил Шпенглер, фундаментально фаустианское качество. А теперь она его проявляет каждый день.

Чего же не хочет-то эта западная старуха Смерть, оскалившаяся под видом технократического развития, отрицающего человека?

Она не хочет, чтобы рядом было другое развитие, чтоб вот эта русская традиция существовала и двигалась дальше — русская традиция, схваченная и продолженная как бы атеистическими коммунистами, непрерывно грезившими о благе. И в том смысле — да, создавшими и другую медицину, и другое образование, и другую культуру. Да, это факт.

Так вот, негативные свойства западной модели развития (а не модели развития вообще) — это невероятно важный вопрос. Очень непростой и невероятно важный. Это исчезновение запрета на расчеловечивание. Вот уже Нобелевская премия присуждена людям, которые будут кромсать геном. Они не будут искать резервные возможности в человеке. Они не будут сочетать исследование человека с благоговением перед жизнью, о котором говорил Швейцер. Они это будут кромсать.

И, конечно, тут медицина имеет изначальный грех. Не только великое благо она в себе несет, но и изначальный грех. Она к человеку в западном варианте стала относиться как к объекту. И она все разделила, расплевавшись с восточной медициной. Завкафедрой правого пальца (утрирую, конечно, — понимаете, о чем говорю) не знает ничего о носе человеческом. А если случайно правый палец болит потому, что что-нибудь в мозгу не в порядке — тогда к соседнему отделу надо идти.

Пусть это не вполне так, как я сейчас сказал, но разве это не сходно? Разве эти постоянные дробления на единицы, с постоянным углублением в каждую единицу, не есть антиинтегральное, дифференциальное свойство, которое вообще по отношению ко всем системам ведет в никуда, но которое по отношению к человеку заведомо ведет в никуда?.. У вас болит палец — изучаем палец. А может, он у вас болит, потому что ухо болит?

Нет, мои дорогие, так не бывает!

Вся восточная медицина, у которой свои грехи, она же на этой целостности основана тем не менее. А русская забирала всё лучшее с Востока и с Запада.

Так вот теперь мы имеем дело с исчезновением запрета на расчеловечивание. Человек — это вещь. Мы совершенствуем его, как машину. Разбираем на части. «Музыку я разъял, как труп». Ну ты разъял ее, как труп, — получил труп. На то ты и Сальери, а не Моцарт.

Я показал, как именно накапливается такой чудовищный негатив в рамках существующей жизни. И как он дополнительно распоясался благодаря ковиду. Но тут ведь одно другое подхлестывает. Ковид, дистанционное образование, цифровизация — всё дует в эту дуду.

Человечество несет поток расчеловечивающей технократизации — не великой техники и науки, которая вернет человеку его во всей полноте, а дробления.

Текущая жизнь являет нам всё новые примеры подобного посягательства на неприкосновенность вида Homo sapiens. Это посягательство является частью посягательства на любую целостность, любую системность, любую несводимость к дроблению.

Есть притча о султане, который очень возбуждался, когда великолепная женщина в сложно построенном наряде танцевала. И он говорил: «Сними это». И она снимала шаль, потом она снимала какую-нибудь накидку газовую, потом она снимала платье, потом он орал «Дальше!», она снимала нижнее белье. Потом он посмотрел — она голая, и сказал: «Сними это». И с нее содрали кожу.

Это не такая глупая притча. И не о восточном султане тут идет речь.

Повторяю, текущая жизнь являет нам всё новые и новые примеры подобного посягательства на неприкосновенность вида Homo sapiens. Вот еще один — Нобелевская премия. При этом даже те, кто относится к этому негативно, вздыхая, говорят: «А что поделать? Придется жить в этом ужасе, ибо это мировой тренд».

Я все время подчеркиваю, что в поведении сегодняшней, крайне несовершенной и зачастую двусмысленной российской власти позитивным элементом является вот это человечески-моральное «Ах, ведь нехорошо!»

Но если за этим позитивным элементом «Ах, ведь нехорошо!» не идет возможность другого развития — всё, конец! Никакие моральные рефлексии ничего не отменят. Если вся наука — это Фаучи, если всё, что можно сделать с болезнью — это вакцинировать, надо ставить крест на человечестве.

И ведь к этому сейчас идет. В этом колоссальная ущербность позиций сегодняшней нашей власти. Вот эта модернизация — «все флаги в гости будут к нам». Сделаем, как на Западе, оракул там. Вот это всё, помноженное на административный раж…

Ведь чуял же народ в этом нечто нехорошее!

Моя мать года не могла провести, чтобы не съездить в Ленинград и в Царское Село. Она дышала великолепным воздухом этого города. Но ведь не одно же великолепие там существует. Там есть вот это… Петровское безумие спасло и погубило. И не зря ведь Ленин перенес столицу в Москву, а Сталин восстановил патриаршество. Что-то там чувствовалось другое.

Да, мы наследники западной цивилизации. Но мы наследники не Рима, а Греции. И чего-то более древнего, чем она. Мы не отрицаем развитие, но мы все время видим его другим, симфоническим, холическим, то есть целостным, восходящим, человекоцентричным.

А когда нам на это говорят: «Ну, придется жить в этом ужасе, мировой тренд», то мы даже не говорим, что жить в ужасе… Можно жить и в концлагере, можно жить где угодно, а не бежать из него. Мы даже это не говорим, мы говорим: «В этом ужасе не будет жизни». Никакой жизни в этом не будет. Эти солдаты-роботы с их суперсвойствами, эти жестокие, лишенные страха суперсущества с разрезанным геномом — они своих создателей порвут в клочки. А потом друг друга. И это ясно любому человеку, который не впал в технократический грех.

Но ведь всё не сводится к этому зловещему свойству.

Бен Шан. Ученый. 1957

Негативное свойство № 2 — это косное высокомерие специалистов. Оно идет рука об руку с негативным свойством № 1, притом что косность специалистов уже превращается в тупость и полуграмотность.

Огромное количество людей, занятых здравоохранением, освоило определенные знания, которые по определению всегда при подобном освоении являются в существенной степени устаревшими. Но люди, освоившие эти знания, в силу определенных свойств своих превращают это благотворное освоение в способ самоутверждения.

Ученый все время хочет стать жрецом. И чем он мелкотравчатее, чем он ущербнее, чем он закомплексованнее, наконец, тем быстрее он хочет стать не просто жрецом, а великим жрецом, непререкаемым жрецом, жрецом жрецов. Люди, освоившие в высших учебных заведениях те знания, которые в нынешнем мире стремительно устаревают, превращают эти исторически преходящие знания в знания абсолютные. Одновременно с этим они превращают эти якобы абсолютные знания в нечто, превращающее их обладателей чуть ли не в жрецов абсолютной истины. Всё!

Наука боролась с церковью для того, чтобы самой стать ущербной церковью.

А поскольку у современной системы здравоохранения есть еще и негативное свойство № 3 — чудовищная зависимость от своего коммерческого основания, главной частью которого является промышленность производства лекарств, она же фармакология, — то косное высокомерие специалистов сплетается воедино с инерционной ориентацией на прибыль, вытекающей из коммерческой природы этого — да, в этом случае буржуазного — здравоохранения. Которая, конечно, в свою очередь, задается коммерческой природой буржуазного общества в целом. А в условиях, когда это общество еще и мутирует, то есть окончательно освобождается от всяких реликтов морали…

Оно никогда этим не грешило, в «холодной воде эгоистического расчета» утопили они всё, эти буржуа, как говорили авторы «Коммунистического манифеста». Никогда не грешило это общество особой моралью. Но то, во что оно превращается, — это нечто.

Я знал специалистов по Марксу (очень хороших, не без своих пригорков и ручейков, но очень хороших), которые настаивали на том, что Маркс не считал капитализм формацией. Рабовладение считал, феодализм считал, а капитализм — нет. Он считал капитализм переходным периодом от (внимание!) гуманизированного феодализма к дегуманизированному. Он считал, что весь этот культ золотого тельца нужен (по мнению тех исследователей Маркса, о которых я говорю) только для того, чтобы от гуманизированного феодализма, христианского в частности, перейти к дегуманизированному. И вот это будет формация, настоящая. В этом смысле — посткапиталистическая и устойчивая.

Ковид есть часть вот этой дегуманизации капиталистической формации, которая не есть формация, а которая и есть этот реагент дегуманизации.

Вот ничто так не описывает этот процесс, как ковид. А этот процесс в миллионы раз страшнее ковида. При этом я не говорю, что ковид не заболевание или не опасное заболевание. Но этот процесс в миллионы раз опаснее. Неизмеримо опаснее.

Если высшим целевым ориентиром будет не возвышение человека, а достижение максимума прибыли, то на земле в итоге будет построен абсолютный ад. Если во имя этого достижения прибыли в человека полезут, как в машину, и сделают его машиной, то машиной он не станет. Он станет бесом. И разрушит и себя, и своих создателей. Поинтересуйтесь големом, хотя бы во второй части «Фауста» Гете.

А здравоохранение станет существенной частью этого ада не потому, что оно само по себе ущербно. Хотя в нем есть вот это вот объективирование того, что запрещено объективировать — человека, превращение человека в предмет, с которым работают. Но оно не поэтому станет существенной частью ада. А потому, что оно впишется во всеобщую коммерциализацию, прочно связанную на этом новом этапе со всеобщей дегуманизацией, осуществляемой как бы во имя коммерциализации… И в этом смысле мне всегда была страшна демонизация Моисеева жречества, иногда осуществляемая, потому что я не понимал, в пользу кого?.. Видимо, в пользу жречества золотого тельца? Но там-то просто оргия, кровь и беспредел. И вот к ним-то и идем.

В данной передаче я хочу обсудить сразу три негатива современной системы здравоохранения. Притом что каждый из этих негативов — и они все три вместе — вытекают из губительности всего современного макротренда. Он же мутирующий капитализм, мутокапитализм.

Еще раз подчеркну, что капитализм на наших глазах превращается из классически буржуазного, еще как-то связанного с представлением о человеческом восхождении (что, не было его у Бальзака, Диккенса, Золя, Флобера, Киплинга, наконец?), в нечто, абсолютно не связанное с восхождением человека.

Кстати, по этому поводу поклонники Редьярда Киплинга говорят: «Мы надеялись, что вот он начал изучать человека — не важно, белого… противопоставлять индусу — не важно, как… что потом он начнет изучать человека глубже, потом он найдет вот этот источник развития западного человека и соединит это с Востоком… А он что сделал? Он сначала описывал западного человека, потом стал описывать Томми как солдата, потом стал описывать восточного человека, потом зверя, а потом машину. Как же ему осточертел, — говорят поклонники Киплинга, — этот самый западный человек, что он начал описывать что угодно, кроме него!»

А ведь это касается не только Киплинга. Вот этот отказ от истории и гуманизма, произошедший раньше, теперь превращается у нас на глазах в пакость, одним из крохотных слагаемых которой является ковид. Но поскольку этот ковид наращивает пакостность, то он крайне существенен.

«Человеческое, слишком человеческое», — говорил Фридрих Ницше.

Всё это в передачах о ковиде нельзя обсуждать абстрактно. Я обещал рассмотреть вопрос о том посягательстве на вид Homo sapiens, которое вытекает из уже рассмотренного мною редактирования генома. И мне кажется, что наилучший способ обсуждения этого вопроса — это ознакомление зрителя с натуральным текстом из произведения Олдоса Хаксли «О дивный новый мир». Потому что одной лишь констатации сходства того, что описано в этом произведении, с современностью, недостаточно. Такая констатация лишена, образно говоря, вкуса, цвета и запаха. Тем более что Хаксли далеко не самый читаемый автор. А даже те, кто его когда-то читал, в основном помнят (поверьте, я проверял), что Хаксли описывает какое-то нехорошее устройство общества, не имеющее отношения к современным актуальным проблемам наличествующего общественного бытия.

Ну, так давайте для начала убедимся в том, что это не так. Что он описывает не просто некий ужас, он нечто другое описывает. И он описывает не нечто, не имеющее отношения к сегодняшнему дню, а нечто, вопиюще созвучное современности.

Извинившись перед зрителями, которые хорошо знакомы с Хаксли, я тем не менее открываю первую страницу этого самого произведения Хаксли «О дивный новый мир» и читаю следующее:

«Серое приземистое здание — всего лишь тридцать четыре этажа. Над главным входом надпись: «Центрально-лондонский инкубаторий и воспитательный центр». И на геральдическом щите девиз мирового государства: «Общность, одинаковость, стабильность».

«Здесь у нас зал оплодотворения, — сказал директор инкубатория и воспитательного центра, открывая дверь…»

Директор центрального лондонского ИВЦ (инкубатория и воспитательного центра) считал всегдашним своим долгом провести студентов-новичков по залам и отделам этого самого ИВЦ.

«Чтобы дать вам общую идею, — пояснил он цель обхода. — Ибо, конечно, общую идею хоть какую-то дать студентам надо. Для того, чтобы потом делали дело с пониманием. Но дать ее надо лишь в минимальной дозе. Иначе из студентов не выйдет хороших и счастливых членов общества».

Этого общества — добавлю я от себя.

«Ведь, как всем известно, — пишет Хаксли, — если хочешь быть счастлив и добродетелен, то не обобщай, а держись узких частностей».

Чувствуете, какая гениальная мысль, какая современная?

«Общая идея является, — пишет Хаксли, — неизбежным интеллектуальным злом. Не философы, а собиратели марок и выпиливатели рамочек составляют становой хребет общества».

«Начнем сначала», — сказал директор.

Вот здесь, — указал он руками, — у нас инкубаторы».

Директор описал, как находящиеся в инкубаторе яйцеклетки погружаются в теплый бульон со свободно плавающими сперматозоидами, как оплодотворенные яйца возвращаются в инкубаторы. И там альфы и беты, относительно продвинутая часть молодого будущего поколения, остаются до конца, а гаммы, дельты и эпсилоны через тридцать шесть часов обрабатываются в соответствующих лабораториях по методу Бокановского.

(Сегодня впору сказать: по методу Шарпантье — Дудны).

«Студенты влюбленно смотрели на директора и записывали.

«По существу, — говорил директор, — бокановскизация состоит из серии процедур, угнетающих развитие. Мы глушим нормальный рост и, как это ни парадоксально, в ответ яйцо почкуется».

«Яйцо почкуется», — восторженно записывали студенты.

«Бокановскизация — одно из главнейших орудий общественной стабильности», — сказал директор.

Студенты влюбленно смотрели на директора и записывали.

«Оно дает стандартных людей. Равномерными и одинаковыми порциями. Целый небольшой завод комплектуется из одного бокановскизированного яйца. 96 тождественных близнецов, работающих на 96 тождественных станках», — голос директора слегка вибрировал от воодушевления.

«Впервые в истории — общность, одинаковость, стабильность, — проскандировал он девиз планеты. — Величественные слова».

<…>

Бесконечными лентами тянулись рабочие линии. Куда ни взглянуть — уходила во мрак, растворяясь, стальная паутина ярусов. Работники деловито сгружали бутылки (с будущими людьми. — Прим. С. К.) с движущейся лестницы».

Студентам сообщили, что они лицезреют эскалатор, ведущий из Зала предопределения. И что его наличие позволяет «из сферы простого рабского подражания природе» перейти в «куда более увлекательный мир человеческой изобретательности». Что, формируя зародыши в разных средах, создатели нового поколения подготавливают младенцев к разной работе в обществе: одних к более высоко престижной, других к грубой, но все довольны.

Это регулируется поступлением кислорода, нехватка которого действует на мозг и скелет. А также на разум. Но от представителей низшей разновидности эпсилон человеческий разум не требуется.

Зародыши формируются в разной температуре в соответствии с предопределением. Те, кто должны работать в тепле, уже к моменту раскупорки люто боятся холода. Им предназначено поселиться в тропиках или стать горнорабочими. Телесная боязнь холода будет позже подкреплена воспитанием мозга.

«Мы приучаем их тело благоденствовать в тепле. А наши коллеги на верхних этажах внедрят любовь к теплу в их сознание. И в этом <…> весь секрет счастья и добродетели. Люби то, что тебе предначертано. Всё воспитание тела и мозга как раз и имеет целью привить воспитуемым любовь к их неизбежной социальной судьбе».

А вот здесь мы производим инъекции. Вводим самые разные вакцины — от брюшного тифа, сонной болезни… Ковида — добавляю от себя. Всё остальное я цитирую.

«Работников для тропической зоны начинаем колоть на 150-м метре, <…> когда у зародыша еще есть жабры. Мы иммунизируем рыбу против болезней будущего человека».

Далее студенты переходят в зал воспитания. Здесь директор опять начинает говорить.

«В давние времена, еще до успения господа нашего Форда (обратите внимание, он не на коммунистов гонит пургу. Господь — как его зовут? — Форд! — прим. С. К.), жил-был мальчик по имени Рувим Рабинович. Родители Рувима…»

«Что такое родители?» — спросил директор.

«Неловкое молчание. Иные из студентов покраснели. Они еще не научились проводить существенное, но зачастую очень тонкое различие между непристойностями и строгой научной терминологией. Наконец, один из студентов набрался храбрости и поднял руку.

«Люди были раньше… — студент замялся, щеки его залила краска, — были, значит, живородящими».

«Совершенно верно», — директор одобрительно кивнул.

«И когда у них дети раскупоривались…»

«Рождались», — поправил директор.

«…тогда, значит, они становились родителями. То есть не дети, конечно, а те, у кого…» — бедный юноша смутился окончательно.

«Короче, — резюмировал директор, — родителями назывались отец и мать».

Гулко упали — трах-тарарах! — в сконфуженную тишину эти ругательства. А в данном случае научные термины».

Введя их, директор продолжил обсуждать Рувима Рабиновича.

Хаксли опубликовал это произведение в 1932 году. Он просто запоминал то, что обсуждали члены его семьи, выдающиеся ученые, считавшие, что мир нужно организовать именно таким способом. Вы думаете, их сейчас мало?

Прошло чуть менее столетия. И что? Мы всё еще будем говорить, что Хаксли не озвучивал определенный научно обоснованный проект, который поэтапно воплощается в жизнь, а произвольным образом фантазировал?

Кики Смит. Сон. 1992

Итак, негатив № 1, встроенный в систему современного здравоохранения и жизни в целом, — это приверженность определенной узкой группы антигуманистических (очень цепких, умных и образованных мерзавцев, кардинальным образом влияющих на научные, производственные и иные тенденции, они же глобальный тренд) тому, что можно именовать моделью Хаксли. Она же — модель расчеловечивания.

Но ведь не все же представители существующей системы здравоохранения и сопряженных с нею областей являются такими мерзавцами. Огромное количество людей просто движутся в тренде, считая, что они делают благое дело. И для них этим трендом вовсе не является то, что описал Хаксли. Для них этот тренд — это осуществление на практике того, чему их учили.

Мерзавцы будут колоть определенные вакцины, чтобы дегуманизировать мир по Хаксли. А многие другие будут их колоть либо потому, что они убеждены в спасительности, либо потому, что им так сказали. Либо потому, что таков бизнес.

Косное высокомерие, пропитанное убежденностью в том, что ты приносишь благо людям, — это некое дополнение к посягательству на человечество. И это два абсолютно разнородных явления, нужным образом соединенных вместе.

Поскольку я уже начал с анекдота о необходимости доказательств того, что ты не принадлежишь к семейству верблюдов, то я позволю себе и дальше пользоваться анекдотами как поясняющими метафорами.

Согласно одному советскому анекдоту, представитель северного народа с удовлетворением констатировал, что обучение в Высшей партийной школе подействовало на него самым благотворным образом. Поскольку (цитирую этот полузабытый и многим уже непонятный анекдот) он, этот представитель северного народа, раньше-то думал, будучи необразованным, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс — это брат и сестра, а теперь, после получения высшего партийного образования, он понял, что это четыре совершенно разных человека.

Согласно другому анекдоту той же эпохи, в ходе Гражданской войны в теплушке оказались солдат Красной Армии и старый крестьянин. И солдат стал объяснять крестьянину, почему теперь точно известно, что бога нет, что наука это неопровержимо доказала, потому что самолеты летают через облака, и видно, что бог не сидит на облаке, как об этом лгали попы. Крестьянин спрашивает солдата: «А вот скажи мне, мил человек, почему так жизнь устроена, что я кормлю определенную скотину одной и той же пищей, а какают они по-разному? Кто шариками, кто лепешками». Солдат отвечает крестьянину: «Ну, дед, это проблема сложная. В ней сходу не разберешься». На что крестьянин говорит солдату: «Вишь, мил человек, в дерьме не разбираешься, а о боге рассуждаешь».

Для меня эти анекдоты важны не сами по себе, а как иллюстрация того состояния умов, которое я уже охарактеризовал как косно-высокомерное, а также как иллюстрация некоего коллективного заболевания, поразившего сознание фактически всего современного человечества.

Суть этого заболевания в том, что наука не может не делиться добытыми ею знаниями с человеком, никакого отношения к науке не имеющим. И она не может в современном обществе соединить у далеких от науки людей эти самые знания с тем, что они рождают в мозгу ученого. Потому что ученый, если он настоящий ученый и не мерзавец (а именно про это говорит Моцарт: «Гений и злодейство — две вещи несовместные»), всегда готов к пересмотру знаний, к их радикальному развитию, к тому, что эти знания окажутся на новом витке развития науки опровергнуты или существенно дополнены.

А тот человек, который должен пользоваться знаниями, а не развивать их, должен относиться к полученным знаниям совсем иным образом. Он должен принять их как несомненность, а отсюда (если этот человек ущербен (а он именно таковым производится современной цивилизацией) — один шаг до высокомерия: мол, я-то знаю, что к чему, а тот, кто не знает, тот дикарь.

«Кто не скачет, тот москаль»… Кто не знает, тот дикарь…

Герой пьесы Дюрренматта «Физики», который в сумасшедшем доме взял себе имя Ньютон, беседует с инспектором, пытающимся понять, почему этот самый Ньютон убил медсестру. Ньютон спрашивает инспектора, которого зовут Рихард: «Что произойдет, если повернуть выключатель у двери?»

Рихард отвечает: «Зажжется свет».

Ньютон спрашивает: «Вы включите электрический ток. Вы что-нибудь понимаете в электричестве, Рихард?»

Рихард отвечает: «Я ведь не физик».

Ньютон: «Я тоже мало понимаю в этом. Я создаю на основе наблюдений над природой теорию электричества. Я излагаю эту теорию на языке математики и получаю в результате формулы. Затем приходят техники. Им нужны только формулы. Они обращаются с электричеством, как сутенер с проституткой, они его эксплуатируют. Они делают машины. Но машины могут работать только тогда, когда они независимы от науки, которая их породила. Вот почему любой осел может сегодня зажечь электрическую лампочку или взорвать атомную бомбу. И вы собираетесь меня за это арестовать, Рихард?

Но почему же тогда вы решаетесь включать и выключать свет, ничего не понимая в электричестве? Это вы преступник, Рихард».

Здесь речь идет о трагедии современной цивилизации. Вот той самой, которая встала на путь дегуманизации и абсолютизации технократического развития, на тот путь, который русская цивилизация, всегда утверждавшая, что развитие должно быть симфоническим, целостным, восходящим и так далее, не принимала.

Герой пьесы Дюрренматта справедливо настаивает на том, что некое опасное легкомыслие когда-нибудь приведет к полному обрушению человеческой цивилизации, вставшей на этот путь расчеловечивания, абсолютизации технократического момента, такой дифференцированно-ролевой тупости.

Я перед тем как процитировать Дюрренматта, привел советские анекдоты как примеры такого разнокачественного легкомыслия. В одних случаях это легкомыслие совсем уж неуклюжее, как у представителя северных народов, который ведь теперь твердо, вернувшись в родные края и получив административную должность, будет всех учить, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс — это четыре совершенно разных человека. А тех, кто возражает ему или не выражает восторга по поводу его знаний, будет изолировать, сажать в тюрьму, выгонять с работы, понижать в должности. В другом случае это такое простецкое, как у солдата, разговаривавшего с крестьянином о боге, легкомыслие. А в третьем случае оно холодно безразличное, как у Рихарда.

Но это всё модификации одного и того же легкомыслия. Которое вытекает из сути современной цивилизации, идущей путем расчеловечивания и абсолютизации технократического момента. Это вытекает из страшного разрыва между постоянно готовым к опровержению любых своих основ мышлением настоящего ученого и высокомерием полубезграмотного пользователя, решившего, что он усвоил, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс — это четыре совершенно разных человека. Он же что-то усвоил! И относится к себе, усвоившему, с бесконечным уважением. А к тому, кто не усвоил, — с пренебрежением или презрением. И говорит такому сомневающемуся: «Раз ты сомневаешься, что дважды два четыре, а Карл Маркс и Фридрих Энгельс — это четыре совершенно разных человека, то ты либо опасный сумасшедший, либо дикарь».

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/25d07820

 

11.12.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XVI — окончание  


Насилие, информационные репрессии и всё остальное — всё это будет применено «для вящей славы вакцины»

 

Диего Ривера. Вакцинация (фреска). 1932

Я окончил геофизический факультет Московского геологоразведочного института с красным дипломом, перед этим школу с золотой медалью. И у меня к пятому курсу уже была написана диссертация по так называемым некорректно поставленным задачам. Но один тогдашний комсомольский деятель, который в будущем стал прогрессивно мыслящим антисоветским журналистом и газетным магнатом, написал на меня формальный донос (я его читал — со штампом, кличкой собственной и так далее). Меня обвинили в чтении и обсуждении нелегальной литературы. Имелась в виду книга Авторханова «Технология власти», которую я действительно обсуждал, доказывая несправедливость антисоветской концепции Авторханова.

Меня после этого уже не могли принять в очную аспирантуру, а кого-то надо было принять. И принят в нее был хороший, веселый, бойкий парень, мой тогдашний приятель, с которым я ходил в походы и который в этих самых некорректно поставленных задачах ничего не понимал. Он вообще был обаятелен, был замечательным туристом и среднекачественно бренчал на гитаре всякие туристические песни. И улыбка у него была веселая, и такой он был статный из себя, кожаную куртку очень красиво носил. Всё было при нем. Парня позвали и сказали ему, что он будет зачислен вместо меня в аспирантуру, и я был в высшей степени не в претензии, я радовался за парня. Мы пошли в студенческую столовую, и я его спросил: «А какая у тебя тема-то будет в аспирантуре?» Парень мне ответил с неописуемой важностью, которая в нем возникла за время, пока он прошел от деканата до столовой: «Ну, как тебе объяснить, Сережа… Это такая важная вещь — некорректно поставленные задачи. Ты это вряд ли поймешь».

Потом парень вылетел из аспирантуры, как пробка из бутылки. Не в этом дело. Я вдруг понял, как легко набирает высокомерие поверхностно цивилизованный человек, закомплексованный и вдруг обнаруживающий, что у него возникают какие-то основания для этого высокомерия: ему статус придают — он уже взят в аспирантуру!

Я потом окончил аспирантуру в Институте океанологии, защитился… Не важно, не в этом дело. Этому парню достаточно было подняться на маленькую ступеньку, чтобы начать вести себя подобным образом. Сколько же у него внутри было комплексов! И это же не пример отдельного парня. Это состояние нашей элиты — из грязи в князи.

Современный человек, далекий от иммунологии, биофизики, генетики и прочих относительно недавних стремительно развивающихся направлений человеческой мысли, конечно же, не может за этими направлениями уследить. Но такой человек, если он обладает сочетанием бойкости и поверхностности, очень быстро набирает высокомерие.

И когда ему по долгу службы приходится решать острейшие медицинские проблемы, притом что от его решений зависят судьбы людей, то он ведет себя хуже, чем тот Закревский, с обсуждения которого я начал сюжет о борьбе с холерой почти два столетия назад. Он оперирует своей нахватанностью, выдавая ее за настоящую компетентность. Притом что настоящей компетентностью он просто не может обладать. И чем меньше он понимает в происходящем, тем более цепко он хватается за спасательный круг частичного, неглубокого, отсталого понимания того, что ему бы полагалось понять по-настоящему.

Во времена Закревского не было всех этих дисциплин. И не было вакцин. А теперь всё это есть. «Мы же знаем, что действовать надо вот так, так и так. А раз мы это знаем — смирно! Шагом марш! Вперед!»

А что если на самом переднем крае современного человеческого знания возникло нечто, в определенных случаях абсолютно не совместимое с этим «вакциномерием» (от слова «высокомерие»)? Что если оно уже возникло? Что если оно вытекает из всей сути современной иммунологии? Что если про это знают академики, которые отводят глаза, когда им об этом говорят? И что если это всё — доказанное знание, мировое?

Можно было бы хотя бы поинтересоваться этим. Но такой человек, о котором я говорю, интересоваться не будет. Он с давних пор, еще только становясь политиком, с корнем вырвал у себя возможность сомневаться, доуточнять, развивать компетенцию, проявлять уважение к чужой осведомленности, а главное — испытывать моральные проблемы в связи с тем, что он будет принимать решения в условиях, когда, что называется, ни бум-бум.

И вместо того чтобы встретиться с недостаточностью своих знаний, поговорить с нею в ночной тишине, устыдиться, а наутро начать грызть гранит чужой ему науки… Вместо того чтобы советоваться с теми, чей мозг устроен иначе, он вспоминает какие-нибудь азы, принимает эти азы за последнее слово, именует всех, кто этого не принимает, диссидентами, антипрививочниками и так далее. И прет рогом туда, куда его влекут знания азов.

Понятное же дело, что нет никаких квантов. Какие кванты? Берешь тело и сдвигаешь — на сколько хочешь. Какие перепрыгивания с уровня на уровень? Понятное же дело, что энергия — это одно, а масса — это другое. Как это они могут быть связаны? И вообще, нет бога кроме Ньютона, а мы все — пророки его из средней школы…

Потом вдруг оказывается, что есть Планк, что есть Эйнштейн, что есть Бор, Борн, Паули. Есть странный мир.

Вот в результате того, что возникает эта высокомерная полутьма, кажущаяся себе просвещенной, просветленной, в определенных случаях возможно всё, включая гибель нации.

На предыдущем этапе развития человечества было обнаружено, что организм, который преодолевает болезнь, вырабатывает для этого преодоления некие антитела, буквально пожирающие болезнь. Для того времени это было великое открытие. На его основе были изобретены вакцины, то есть лекарства, аналогичные ядам, которые с древнейших времен врачи рекомендовали потреблять в малых количествах как для приучения к ядам, так и для мобилизации организма на то, что называется противодействием отравлению. Организм, постепенно приучаясь к большим дозам, мобилизуется всё больше и больше. Вообще, при приеме малых доз происходит полезная встряска, а не то разрушение организма, которое произошло бы при приеме большой дозы того же самого.

На таких вещах базировалась медицина с древнейших времен. Именно это породило и древнюю, и современную гомеопатию, а также многое другое. Но только в конце XIX века данный принцип стал применяться для излечения опаснейших заболеваний с помощью создания вакцин, которые по сути являются теми же самыми малыми дозами яда под названием «инфекционное заболевание».

Человек принимает эту малую дозу, организм мобилизуется, усваивает, как именно ему надо бороться с ядом под названием «инфекция». Так считалось. А поскольку доза маленькая, то он не умирает и не рушится под воздействием этой инфекции. Он учится бороться, то есть вырабатывать антитела. А будучи уже обученным этому на малых дозах, он при принятии больших доз, например, при контакте с человеком, заболевшим определенным инфекционным заболеванием, будет гораздо быстрее и с иной сноровкой действовать, преодолевая опасность. То есть вырабатывать антитела.

Это было великое открытие. Оно породило и целый ряд научных направлений, и огромное количество спасительных лекарств, и гигантскую отрасль фармакологии. То есть промышленности, которая изготавливает, ориентируясь на этот принцип, и продает этих лекарств на триллионы долларов.

Время от времени возникали некие сбивы, но на них не обращали внимания. И только за последние 30 лет (ну хорошо, 50 лет, но не больше — сам себя поправляю) ученые получили неоспоримые доказательства того, что спасительные антитела, получаемые за счет вакцинирования, не всегда бывают спасительными. Что они закономерным образом в определенных случаях усиливают, а не ослабляют ход болезни. Или рождают новую болезнь. Причем в этих случаях антитела могут и придавать болезни более острый характер, и более того — модифицировать заболевание, делать его качественно более опасным.

Эти сведения были добыты настоящими учеными, работающими на переднем крае науки. Работая на этом крае, добывая эти сведения, эти ученые, американские в том числе, одновременно пестовали новые вакцины, учили молодых людей их создавать. А потом эти молодые люди становились Нобелевскими лауреатами. А потом они говорили, что они допустили ошибки и исправляли эти ошибки… Чуть позже я попытаюсь всё это обсудить подробнее, не впадая при этом в такое наукообразие, которое заведомо сформирует пропасть между знаниями пользователя и знаниями специалиста.

А сейчас я просто задамся совершенно конкретным вопросом: а что если, коль скоро всё это существует (а оно существует, и не в фантазиях, не в маргиналитете, а в высшей медицинской элите), применение вакцин не спасет людей от того же ковида, а этот ковид или усугубит, или даже превратит во что-то худшее?

Я же не утверждаю, что так будет. Я просто обращаю внимание на то, что так бывало. Создатели определенных вакцин (например, от полиомиелита) боролись друг с другом. Они много что рассказали об опасностях вакцины конкурента. И люди слушали. А рассказывали это ученые… У подобного «бывало» есть определенное научное обоснование, не имеющее ничего общего с ковид-диссидентством или прививочным диссидентством, с дремучим страхом перед прививками как таковыми, с антипрививочным дикарством.

Это «бывало» является фундаментом научного мышления. Оно называется «экспериментом, давшим неожиданный результат». Новые научные открытия возникают тогда, когда подобные экспериментальные «бывало» соединяются с тем, что ученые обрели совершенно новые знания и возможности — такие знания и возможности, которые в значительной степени проблематизировали все предыдущие знания. Так развивается человеческая мысль вообще, так развивается наука.

Но этого не понимает слегка приобщенный к науке дикарь, он же — цивилизованный пользователь. В лучшем случае такой специфический дикарь, гораздо более опасный, чем дикарь натуральный, вспомнит, что ему кто-нибудь в школе что-то рассказывал про антитела. И что это истина в последней инстанции: выработал антитела — не будешь болеть. А может быть — и это худший случай — такой цивилизованный дикарь даже ничего и не вспомнит. Он просто скажет, что «им виднее», что «все так делают», что это ученые, поэтому «Смирно!». И их именем буду командовать вами.

Нечто сходное изрекала Липочка, героиня пьесы Островского, сказав про своего жениха: «Известно, он благородный человек, так и действует по-деликатному. В ихнем кругу всегда так делают».

И неужели кто-то считает, что Трамп не может сказать подобное про Фаучи, Редфилда, Берк и так далее? Что они люди благородные, обученные, и мыслят по-деликатному. Полно, только это и говорится! И у нас говорится то же самое. С той разницей, что у нас в определенных кругах боготворят всех этих Фаучи, Редфилда и так далее даже больше, чем на Западе, гораздо больше. И гораздо более экстазно и тупо.

И если те западные господа ориентируются на самих себя и на своих хозяев, то у нас власть имущие ориентируются на этих господ, которые ориентируются на кого-то. Там все эти ученые ориентируются на «фарму» и на «глубинное государство» и особые слои элиты, а у нас ориентируются на этих ученых.

И наши власть имущие, и их западные собратья — это по сути обычные пользователи. Причем такие пользователи, которые никогда не будут напрягать мозги для того, чтобы понять, что творится на переднем крае науки. А напротив, будут считать вчерашние открытия, преподанные им на каких-то очень куцых уроках, последним словом современной науки или, точнее, ее вечным словом. А себя — сопричастными этому слову, то есть избранными. А раз избранными — то и руководящими, командующими, господствующими над ничего не понимающей «нелюдью».

Такого пользователя легко отвратить от вакцинации, внушая ему что-нибудь конспирологическое. Мол, дурят голову, разводят, замысливают зло, мошенничают. Это будет воспринято. А поскольку оно отчасти так и есть, то возникает ложная альтернатива между якобы культурными современными людьми, якобы знающими, что такое вечные истины, людьми, якобы вписанными в цивилизацию, — и дикарями, которые самих себя отдают на погибель и всем окружающим вредят до крайности, распространяя инфекцию.

Как только такая альтернатива возникнет (а на нее многие работают по понятным причинам), ситуация будет заведена в тупик. Правительства разных стран мира (например, той же Германии) заявят, что их мудрым действиям, основанным на сопричастности дарам цивилизации, препятствуют кто? — дикари. Да еще и опасные дикари, какие-нибудь нацисты, другие разрушительные элементы. Такие разрушительные элементы в силу своей дикости отвергают всё то, что создано человечеством для того, чтобы спасать людей от губительных заболеваний. И это известно всем не диким людям, знающим об однозначной благостности вакцин, а также о благостности карантинов и прочего… (Пушкин, высказывание которого о холере и карантинах я привел в прошлой передаче, был одним из самых образованных людей своей эпохи. Не только гениальным, но и образованным.)

Ну, и как же можно считаться с мнением дикарей и разрушительных элементов? Это мнение надо отвергнуть во имя спасения человечества! Притом что способ спасения очевиден — есть вечные истины: карантин, вакцина и так далее. Ну так те, кому этот способ известен, и будут спасать человечество, наплевав на дикарское сопротивление нецивилизованных слоев населения.

А если они при этом еще и «бабки» сделают… Потому что они умные и умеют и человечество спасать, и «бабки» делать. Они видят тренд, понимают, как действовать в нужное время в нужном месте и будут использовать это для спасения бедных, страдающих и недопросвещенных людей от дикарей. Спасение от этих дикарей будет осуществляться при помощи полиции и армии. И в любом случае насилие, информационные репрессии и всё остальное — всё это будет применено «для вящей славы вакцины» (иезуитами было сказано: «Для вящей славы Господней», у Хаксли говорится: «Для вящей славы господа Форда»).

А как не применять насилие, если знаешь благо, а тебе мешают это благо подарить людям?

А поскольку такие якобы цивилизованные люди считают своими противниками тех, кто уже посажен на иглу полудикой конспирологии, то у них и совесть чиста. Им не нужно быть в числе злодеев, злоумышляющих против человечества. Им нужно просто заглотнуть в достаточной дозе то косное псевдоинтеллектуальное высокомерие, обладатели которого в одних случаях знают, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс — это четыре совершенно разных человека; в других случаях — что бог не сидит на облаке, потому что там летает аэроплан; а в третьих случаях — что вакцина всегда от всего спасает.

Поскольку по другую сторону находятся и впрямь достаточно странные порою люди, то даже умеренно осведомленные нормальные граждане, чующие, что в происходящем есть что-то скверное, не захотят объединяться со странными людьми, и впрямь несущими в себе заряд чего-то очевидно сомнительного.

Еще до распада Советского Союза я опубликовал книгу «Постперестройка», посвященную достаточно сложным проблемам развития коммунистической идеологии. Противники этой идеологии поняли, что книга представляет определенную опасность, потому что в силу своей далекости от стереотипов может быть взята на вооружение частью интеллигенции. А что если потом эта часть интеллигенции объединится с просоветскими группами простых людей? Что если это объединение внесет весомую лепту в сохранение Советского Союза и коммунизма? А ведь всё еще не предопределено, чаши весов качаются.

Что было сделано для того, чтобы противостоять этому? Выступила — якобы в поддержку СССР и коммунизма — пара странных конспирологов и пара коммунистических фундаменталистов. Их выступления были раздуты антисоветскими средствами массовой информации. А потом врагами СССР и коммунизма было сказано: «Вот кто за СССР и коммунизм. Вот кто! Они! А ваш Кургинян — он такой же! Он же тоже за СССР и коммунизм. Значит, он такой же».

«Вон у кого-то на устах проклятия и рычание по поводу вакцин. А тут говорится что-то о каком-то переднем крае науки… Но это всё то же самое!»

Такой вот манипулятивный прием из далекого прошлого. Только ли из прошлого?

Люк Джеррам. Вирус оспы. 2010

Недавно я выступаю на телепередаче. Мне говорят: «Вы ковид-диссидент. Вы — как такие-то и такие-то». Я говорю: «Почему я ковид-диссидент? Я считаю, что ковид — опасное заболевание, которое непомерно раздуто, и борьба с которым превращена в создание пакостей, которые почище ковида. Но ковид — это опасное заболевание, повторяю, достаточно специфическое. Это и не чудовищная погибель, и не банальный грипп. Это хитрая штука».

Но ведь не во мне одном дело. Дело в постоянном применении одного и того же манипулятивного приема.

В Германии против неадекватного ответа на вызов ковида выступило огромное число людей. Да, были разные люди. Но показали-то невменяемых и сказали: «Вы хотите, чтобы восторжествовали такие дикари? Вы хотите солидаризироваться с этим ковид-диссидентством?»

А дальше — больше. «Вы хотите солидаризироваться с этим антиглобализмом? То есть с борьбой с развитием вообще? Вы хотите солидаризироваться с этими борцами с генно-модифицированной продукцией, с этими радикальными экологами?»

И у меня возникает закономерный вопрос: а кто соединяет вполне законные протесты с этим контингентом? И не для того ли это делается, чтобы потом сказать, что с этим контингентом объединяться нельзя?

Ведь это же не стихийно происходит. Или не только стихийно. Это отчасти рукотворный, манипулятивный процесс.

Вдруг появляются очень неадекватные борцы с реальными технократическими ужасами, грозящими существованию человечества.

Вначале думаешь: «Плохо, что это просто дикари. Но что делать? Ведь как-то борются». А потом обнаруживаешь, что это не просто дикари. Что это еще и дикари, управляемые создателями технократических ужасов. Но это же реально обнаруживается раз за разом, в самых разных ситуациях. Когда, например, вдруг видишь Анпилова рядом с Каспаровым и Собчак на Болотной площади. Или рядом с Шамилем Басаевым.

«Мы за прекращение безумной бойни и за вывод российских войск с территории Чечни, — заявлял Анпилов. — Хватит прикрываться словами о борьбе с международным терроризмом, как это делает мировой разбойник США. Пусть чеченцы самоопределяются. Хотят отделиться от России — вольному воля».

А потом ты обнаруживаешь, что самые рьяные борцы за русский мир вопиюще очевидным образом сдают этот самый русский мир. При этом надувают щеки, по-прежнему утверждая, что они за него борются.

Я бы хотел, чтобы зритель передач, посвященных ковиду, как и зритель других моих передач, осознал масштаб данного как бы простейшего манипулятивного обстоятельства и степень его пагубности — и сопоставил день сегодняшний с тем, что происходило, например, в эпоху спора Маркса с Бакуниным.

Маркс не был дикарем, не понимающим, как устроен капитализм. Маркс не призывал ломать машины, как так называемые луддиты. Он был суперобразованным человеком, единственным полноценным оппонентом Гегеля. Он знал о капитализме больше, чем все создатели обычной политэкономии. Он уважал чужие открытия. Он преклонялся перед достижениями прогресса. Но он хотел всё это направить в другую сторону. Он был гуманистом, утверждавшим, что человек обладает сущностью. А так называемые позитивисты эту сущность отрицали, говорили о чистом листе, на котором можно написать всё что угодно.

Зачем был создан бакунинский, да и иной анархизм? Для того чтобы противостоять марксистскому коммунизму.

Кто свел Маркса в итоге в могилу? Монархисты и идеологи капитализма? Нет! В могилу его свел, разрушив его дело, анархист Бакунин. Потому что для любых врагов человечества, использующих определенным образом достижения цивилизации, наиболее опасны те, кто знают про эту цивилизацию больше, чем они. А остальные не опасны.

Я хотел бы, чтобы зритель в этой серии передач, посвященных ковиду, понял что-нибудь не только про ковид, но и про другое. Чтобы он понял, что есть четыре силы. Четыре, а не одна и не две.

Первая сила — настоящее дикарство, пусть даже и с элементами каких-то частных прозрений. И как бы ни было важно то, является ли данное дикарство спонтанным или манипулятивным, еще важнее, что это именно дикарство. Обреченное в силу этого на неминуемое поражение.

Вторая сила — косная и высокомерная псевдосовременность, выступающая от лица современности и пытающаяся монополизировать современность.

Третья сила — это по-настоящему высокоинтеллектуальная мерзость, мечтающая о порабощении человечества с помощью открытий, которые осуществили люди, по своей сути и моральному содержанию вполне сопоставимые с доктором Менгеле.

Четвертая сила — это настоящая современность, которая еще не до конца раздавлена и не до конца коррумпирована представителями псевдосовременности или теми, кто грезит порабощением человечества.

И мне бы хотелось, чтобы такое общее представление о происходящем не было оторвано от актуальнейших проблем современности. Таких, как ковид, трансформационные события, генно-модифицированное человечество и те же вакцины, которые я вскоре начну обсуждать. А также многое другое.

Да, на повестку дня встала проблема технократического вторжения в человечность как таковую. И очень часто говорится, что этому нет альтернатив. Хотя на самом деле совершенно понятно, что такая безальтернативность возникла на обломках коммунизма. И создана была для того, чтобы этот коммунизм не воскрес.

Технократическая трансгуманистическая мерзость, которая развивается, конечно же, не так стремительно, как хочется ее создателям, но и не так медленно, как это мнится тем, кто от нее отмахивается, была создана как альтернатива коммунизму. И основана на том, что человек не обладает сущностью. А потому во все, чем он обладает, можно или должно вторгаться.

Ковид и другие злоключения — это важные частности, используемые для того, чтобы ускорить движение мира по губительной трансгуманистической траектории. Но значит ли это, что мир будет двигаться по этой траектории, позабыв и о человеке, и о человечности, и о сущности, и успокоившись окончательно в какой-нибудь модификации хакслианства? Нет, конечно.

Да, для начала будет раскручена губительная трансгуманистическая модель со всеми этими генными редактированиями, выведением служебных людей и прочими мерзостями, смачно описанными в том произведении Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», к которому в последнее время вновь стали обращаться те, кто чует скверну в происходящем.

Но даже то меньшинство, которое говорит, что злые силы пытаются навязать человечеству антиутопию Хаксли, в своей существенной части не хочет вчитываться в произведение Хаксли, к которому апеллирует. И пытается просто поставить знак равенства между тем, что описано в этом произведении, и абсолютной мерзостью, которая и именуется в литературе антиутопией.

Между тем, внимательное прочтение данного произведения, а также знакомство с семейством Хаксли, говорит о том, что «О дивный новый мир» — это не антиутопия.

Антиутопия была у Оруэлла, который ненавидел коммунизм и сочинил популярную карикатуру на коммунизм.

А Хаксли, во-первых, ненавидел капитализм. Как называют в его сочинении «О дивный новый мир» того бога, которому молятся обитатели этого нового мира? Его что, называют Карл Маркс? Или Владимир Ленин? Нет. Этого бога зовут Генри Форд.

Во-вторых, Хаксли в существенной степени своей как бы антиутопией любовался. Он отнюдь не рисовал ее одними черными красками. Оруэлл это делал, а Хаксли нет.

В-третьих, внутри модели Хаксли, которую зачем-то назвали антиутопией, есть не только несколько сортов людей, призванных осуществлять разные работы и быть довольными, каковы бы ни были эти работы. Там есть и отказавшиеся от такого производства разных людей дикари, живущие в резервации и продолжающие рожать в результате обычных браков. И там же есть некие суперальфа, то есть суперпродвинутые обитатели этаких островов, этаких респектабельных мест, куда ссылаются особо продвинутые умники, не желающие признать безупречным созданный мир пробирочных псевдолюдей, не желающие отказаться от Шекспира, Гете, Эсхила, Гомера, Бетховена, Леонардо да Винчи и так далее.

В своем произведении «О дивный новый мир» Хаксли не рассматривает динамику этого пробирочного мира. Он обсуждает этот пробирочный мир как данность. И утверждает, что этот мир лишен исторической динамики. Возможно ли подобное? Может ли этот мир быть до конца устойчив?

Нет, конечно.

Потому что как только будет создана эта самая иерархия поврежденных людей, выращенных в пробирках и обладающих определенными свойствами, результатом станет не золотой век, а борьба между создателями данных големов и самими големами. В результате та модель Хаксли, которую вполне можно считать не антиутопией, а утопией, накроется медным тазом.

И на ее место встанет другая модель, обсужденная в другом, менее известном произведении Хаксли «Обезьяна и сущность», посвященном тому устройству мира, которое возникнет после ядерной войны, порожденной срывом резьбы, неминуемым в случае, если возникнет мир людей из пробирок. А в этом мире, описанном в произведении «Обезьяна и сущность», богом уже просто откровенно является сатана. И мир этот откровенно устроен как ад на земле. Причем ад злобы, отчаяния и полудикости, то есть того, что обустроено на руинах предыдущей цивилизации, этого «дивного мира».

А что такое мир, описанный в произведении «Обезьяна и сущность»? Это оформление агонии человечества, а не определенного способа человеческого бытия. Стремительно мутирующие существа уничтожаются, умеренно мутирующие вписываются в определенный жизненный уклад, паразитирующий на обломках предыдущего. Но даже те, кто так вписывает умеренных мутантов, понимают, что умеренные мутанты родят еще более страшных мутантов, и всё кончится ликвидацией.

А что начнется по ту сторону ликвидации — отдельный вопрос. Бунтующие герои убегают в какие-то джунгли, где маячат сохраненные остатки человечества, не вкусившие в полной мере от ядерной войны и спасшиеся в Новой Зеландии.

Трансгуманизм содержит в себе своего могильщика. Это и выродки, которых он, тем не менее, создает за счет технических ошибок, и обитатели резерваций, и главное — суперальфы, которые превышают по своим возможностям обычных представителей наиболее интеллектуализированного вида альфа, а за счет этого превышения начинают прельщаться величием предыдущей культуры со всеми вытекающими последствиями.

Короче, либо коммунизм с его бесконечной влюбленностью в человеческую сущность и человеческие резервные возможности, либо сначала трансгуманизм, потом срыв резьбы, потом ликвидационный сатанизм. Ну, есть еще и возможность покончить с человечеством до всех этих «либо», используя или особо губительное биологическое оружие, или прямые технические достижения, ядерные.

Но коммунизм возможен только в условиях, когда целью станет не прибыль, не комфорт и не покой, а вечный бой, то есть яростное восхождение человека. Отказавшись от прибыли, позднесоветские бонзы не отказались ни от комфорта, ни от покоя. И погубили свой ущербный коммунизм. А настоящий коммунизм может быть построен только на основе вовлеченности людей в то, что является подлинным участием в человеческом беспредельном поиске истины, в человеческом стремлении к преодолению наличного понимания всего на свете, в человеческой страстной сопричастности всему тому, что метафизика именует огненностью. И что, безусловно, включает в себя и желание самим что-то двигать вперед, и желание знать, что именно и как именно движется вперед, отменяя нечто, казавшееся вчера безусловным, и создавая то новое, что тоже будет впоследствии в каком-то смысле отменено.

А поскольку я не хочу в этом цикле передач отрываться от основной конкретной ковидной темы, то я предлагаю обсудить это новое применительно к ковиду. Тем более что именно ковид является катализатором скверной псевдоновизны. Причем речь идет о разных способах ее катализации. Один из них — тот, которому я хочу посвятить эту серию передач в рамках большого сериала, — это особый вакцинаторский экстаз мировой бюрократии, подстегиваемый немереными прибылями фармакологического бизнеса.

Этот экстаз у нас на глазах становится законодателем некоей особой моды. А всех, кто в этот экстаз не впадает, приказано — и это методологически еще важнее самого экстаза — зачислять в ряды дикарей, отрицающих достижения современной цивилизации.

Еще раз подчеркну, что такое одикаривание противника — это общий политтехнологический и даже философско-методологический прием, призванный обеспечить монополию сил, этот прием использующих.

Но мне бы хотелось обсуждать данный прием не в отрыве от конкретики, а опираясь на нее. Я уже сделал это, обсуждая редактирование генома. И теперь хочу сделать аналогичное, обсуждая то, что нависло над человечеством — перспективы чуть ли не насильственной вопиюще упрощенной вакцинации. С тем, что стоит за этой перспективой, нельзя разобраться, не обсудив хотя бы вкратце вообще проблему иммунитета, ради поддержки которого людям вменяется эта самая вакцинация.

Так что же такое иммунитет, на который надо воздействовать именно с помощью вакцин для того, чтобы спастись и от ужасного ковида, и от еще более страшных напастей?

Повторю еще раз. Если мы с этим не разберемся, то очень быстро разделимся на сторонников и противников вакцин, ревнителей отдельных вакцин, отрицающих полностью другие вакцины. И никакого содержания тогда борьба с вакцинацией не получит. Место этого содержания заменят вопли, которые будут тем более надрывными, чем меньше в них будет содержания. Поэтому борьба за содержание, она и только она, определит судьбу XXI века, нашу судьбу, судьбу наших детей и внуков и всё направление исторического процесса. Или отмену истории, то есть гибель.

Конечно, вопить легче, чем напрягать извилины. Но мы уже неоднократно убеждались в том, к чему приводят эти вопли, чего бы они ни касались. Всё выглядит поначалу ужасно эффектно. Но это эффектность быстро лопающихся пузырей. И те, кто хотят добиться другого результата, должны приучаться напрягать извилины, даже если это касается проблематики, им глубоко чуждой.

Поверьте, мне есть чем заниматься в жизни, кроме исследования иммунологической, молекулярно-биологической и всей прочей проблематики, которая всегда останется для меня отчасти чужой. Но если эта проблематика вдруг оказалась плотно состыкована с судьбами человечества, а также с конкретными судьбами людей, которыми я руковожу, то как я могу отказаться от ее понимания, если мне нужно и самому вырабатывать определенные решения, и как-то воздействовать на содержательность того диалога по вопросу о ковиде, который на сегодняшний момент носит совершенно бессодержательный и потому вопиюще деструктивный характер?

К тому же, если в XXI столетии мы не можем разобраться со сложнейшими содержаниями, не будучи специалистами (которые, вдобавок, всегда являются узкими специалистами — то есть прямой помощи нам оказать не могут), то власть узкой касты тех, кто способен в чем-то разобраться, окажется беспредельной. И я глубоко убежден, что эта власть не будет реализована с заботой о светлом будущем человечества.

Я уже неоднократно говорил о том, что методологическая ценность Маркса для меня заключается именно в его ставке на сложность. Маркс не постеснялся предложить своим весьма далеким от этой сложности простонародным сторонникам очень сложное содержание, находящееся на переднем крае современной ему философской и научной мысли. И он не потерпел фиаско, сделав такую сомнительную ставку. Тому свидетельством — создание СССР. Да, СССР рухнул, но он многое изменил в истории. По крайней мере, Гитлер не победил сразу, нахрапом, еще тогда.

Ну, а раз так, то руководствуясь той же методологией (не теорией, не концепцией, а именно методологией!), берите сложное, авангардное, предельно интеллектуальное и несите его не в башни из слоновой кости, а туда, где его с трудом, но могут востребовать те, кто на основе этой востребованности может менять историю вместе с вами. Вот на основе такой методологии мы должны, набравшись терпения, хоть немного разобраться в том, что именно разыгрывается сейчас вокруг проблемы вакцинирования.

Этот тип разбирательства я и хочу предложить тем, кто готов разделить мой подход к существу нового острейшего вызова, предложенного человечеству буквально в этом году.

Вакцинация — это средство мобилизации иммунитета. А иммунитет-то это что такое?

 

https://rossaprimavera.ru/article/94f9ccc6

 


15.10.2020 «Ибо нет ничего тайного…»

 


Троцкисты, нацисты, либералы, консерваторы… Разве их может что-то объединять? А если – да, то почему и как?

Вначале — об американской и в целом западной политкорректности. Я хорошо знаком с этим феноменом и ответственно заявляю, что речь идёт о такой цензуре и самоцензуре, по сравнению с которой не только советский Главлит, но и самые оголтелые проявления средневековой инквизиции — образцы толерантности. Кое-кто из западных интеллектуалов порой может в узком кругу сказать что-то выходящее за рамки политкорректности. Однако на публичном мероприятии он будет нести занудную околесицу, не имеющую отношения ни к реальности, ни к его собственному видению мира. Как только он преступит рамки политкорректности, его превратят в изгоя. Но это — социальная составляющая наказания, а есть ещё психологическая. На лице нарушителя появляется какая-то странная гримаса. Он перестаёт гладить брюки и чистить ботинки. Возникает ощущение, что он всё время озирается по сторонам. В этом состоянии бедолага изрекает нечто уж совсем экзотическое, научно неопрятное, рассчитанное на низкоуровневую аудиторию.

Западное общество внутренне настолько несвободно, что политкорректность в нём прочно срослась с фундаментальными табу. Поэтому трудно ориентироваться на высказывания тех, кто эти табу нарушил. Ориентироваться на высказывания политкорректных господ тоже ошибочно. Но в американском и европейском интеллектуальном истеблишменте есть некоторое число людей, которым разрешают в чуть расширенных рамках политкорректности придавать содержательность своим выступлениям. Им позволяют дозировано нарушать правила игры, поэтому к их мнению стоит прислушиваться. Правда, нужно понимать, что оно санкционировано высшим политическим классом. Такое понимание облегчает аналитическую работу, помогает всестороннему исследованию одушевлённых или неодушевлённых объектов.

Среди немногочисленных американских интеллектуалов, способных сообщить существенное, достоверное, респектабельное, видное место занимает Фрэнсис Фукуяма. Нашему читателю полезно познакомиться с его новой книгой "Америка на распутье", где весьма откровенно обсуждается история возникновения неоконсерватизма в США. Того самого, важнейшие представители которого: Рональд Рейган, Джордж Буш-младший, Дональд Рамсфелд, Ричард Чейни, Пол Вулфовиц, Ричард Перл, Джон Болтон и другие, — настаивали на необходимости некоего трансформирующего события, без которого США не смогут сохранить своё господство в XXI столетии. Давая рискованную, но дозволенную ему характеристику американского неоконсерватизма, Фукуяма утверждает, что корни его "восходят к деятельности примечательной группы интеллектуалов по большей части еврейского происхождения, которые в середине второй половины 1930-х и в начале 1940-х учились в городском колледже Нью-Йорка».

Фукуяма не зря указует перстом на сей колледж. Тот долгое время слыл флагманским кампусом городского университета Нью-Йорка. Основанное ещё в XIX веке, это было первое бесплатное общественное учреждение высшего образования в США. Весьма престижное. Среди его выпускников — 11 лауреатов Нобелевской премии. В нём осуществлялся некий догляд за принятыми сюда перспективными детьми из бедных семей. В первую очередь — из еврейских, как пояснил Фукуяма. Американский неоконсерватизм, оказывается, пророс отсюда.

Отбор детей бедняков в привилегированную верхушку общества посредством предоставления им бесплатного, высококачественного образования — придумка неплохая. Конечно, за ними надо было внимательно присматривать. Если с мальчиками из богатых семей всё обстояло довольно ясно, то у мальчиков из неимущей среды могли проявиться чуждые классовые тенденции. Поведав нам о старинных корнях неоконсеватизма, Фукуяма далее сообщает, что интересующие нас дети были "выходцами из рабочего класса, из семей иммигрантов", что они были политизированы и тяготели к левым взглядам. Фукуяме можно верить, когда он говорит, что в колледже имелись ложи (или секции) №1 и №2. Первая была троцкистской, вторая сталинистской.

Америка 1930-х—40-х годов была не такой, как сейчас. В той Америке евреи занимали, естественно, ниши в экономике. Но к политической власти их впервые допустил президент Франклин Рузвельт, хотя на некоторых ресторанах ещё висели таблички "Евреям и собакам вход воспрещён". Это была Америка сегрегации и антисемитизма. К гитлеризму она не скатилась — у этнических меньшинств имелись определённые права — но и явное ущемление прав тоже было налицо.

И вот берут ребят из бедных еврейских семей. Им дают отличное образование, да ещё разрешают создавать сталинистскую и троцкистскую ложи. То есть не мешают двигаться к некоей коммунистической идеологии. И это в люто антикоммунистическом государстве, где ФБР во главе с Гувером ведёт охоту на ведьм задолго до Маккарти, где правящий класс напуган Октябрьской социалистической революцией, укреплением Советского Союза. С какой стати бесплатно обучать умных и бойких, но бедных еврейских детей, а вдобавок позволять им баловаться левыми идеями на троцкистской и сталинистской площадках? Кто и что за этим стоит? Абсолютно невозможно, чтобы подобное "баловство" не было суперуправляемым, чтобы за ним не осуществлялся супернадзор.

Напомню: информация исходит от престижного и деликатного на западный манер профессора Фукуямы, который почему-то нарушил табу. Может быть, Фукуяма по неизвестным нам причинам искажает реальный генезис американского неоконсерватизма? Нет, он ничего не искажает. Чтобы убедиться в этом, ознакомимся с тем, что сообщает о самом себе и о неоконсерватизме Ирвинг Кристол. Тот самый Кристол, чей портрет в 1979 году был помещён на обложку элитного журнала "Эсквайр" с надписью: "Основатель наиболее влиятельной политической силы в Америке — неоконсерватизма". Незадолго до того сей отец (без иронии) американского неоконсерватизма опубликовал в "Нью-Йорк таймс" свои воспоминания. Знаете, как они называются? "Воспоминания троцкиста".

Престарелый Кристол с тоской смотрит на студентов его родного колледжа. Он сравнивает студентов 1970-х со своими однокашниками из секции №1, которые в 30-е годы сочетали в себе бесшабашность и политические амбиции. Как всё измельчало, как все раздобрели, вздыхает он, вспоминая свою яркую троцкистскую молодость. О ней Кристол без обиняков свидетельствует: «Я окончил городской колледж весной 1940 года. Но больше всего гордился тем, что был активным членом Социалистической лиги молодёжи». Входившей, замечу, в троцкистский так называемый Четвёртый интернационал.

Кристол откровенничал: «У меня нет никаких сожалений об этом эпизоде моей жизни. Присоединиться к радикальному движению для молодого человека — это всё равно, что влюбиться. Можно потерять невинность, но опыт любви столь ценен, что ты никогда в ней окончательно не разочаруешься». И далее: "Юношеский радикализм был не просто частью моей жизни в колледже. Он был всей моей жизнью. Если я покинул городской колледж с гораздо лучшим образованием, чем у выпускников других, более сильных колледжей, то это потому, что моё участие в радикальном политическом движении свело меня с людьми и идеями, которые побуждали меня думать, спорить и действовать с яростной энергией. Мы были элитой».

Они были также «немногими счастливцами, избранными историей, чтобы вести товарищей в светлое будущее». И ещё: «Здесь были секции католиков, сионистов, ортодоксальных евреев, чернокожих… Но для меня важны были только секции №1 и №2… Между нами разгорались словесные битвы. Секция №2 — самая многочисленная.., могла мобилизовать для своих протестных выступлений человек 400-500… Наша секция — троцкистская №1 насчитывала около 30 постоянных членов. И мы были счастливы, если на свои акции нам удавалось собрать человек 50-100. Всё, что случалось в кампусе, определялось завсегдатаями сталинистской секции №2 или нами, троцкистами… Господи, каким мрачным сборищем они выглядели!»

Последней фразой Кристол отозвался о сталинистах и добавил: «Никто из них так ничего и не добился в жизни… Мне запомнились только двое. Один из них стал учёным в крупном университете. А второго звали Юлиус Розенберг». Имелся в виду американский коммунист, обвинённый в передаче СССР атомных секретов и казнённый вместе со своей женой Этель Розенберг в 1953 году. Как плохо, однако, всё сложилось у сталинистов — никто никуда не продвинулся. А вот троцкисты — другое дело. Кристол восхищался: «Макс Шахтман — лидер троцкистов США или Гас Тайлер из социалистической партии могли спорить с высочайшим моральным, интеллектуальным и риторическим вдохновением в течение двух, трёх, даже четырёх часов — я никогда в жизни больше не видел и не слышал ничего подобного».

Несколько слов по поводу подлинных причин преуспевания двух "великих" интеллектуалов "левого" толка.

Шахтман был одним из тех троцкистов, которые в 1941-м заявили, что империалистическая политика Сталина делает невозможной даже минимальную поддержку СССР. Вместе с другими представителями позиции, именовавшейся "третьим лагерем", он утверждал, что капитализм и сталинизм одинаково чужды социализму. Тужился отвадить от сталинизма тех, кто был недоволен капитализмом. Сталинизм, глубокомысленно поучал Шахтман, есть проявление бюрократического коллективизма.

Согласитесь, такая позиция вполне могла понравиться американскому правящему классу. Позднее Шахтман ратовал за вхождение людей из "третьего лагеря" в Демократическую партию США и — внимание! — за продолжение агрессии США во Вьетнаме. Огромная часть Демпартии в пику республиканцам орала: «Надо остановить войну!». А "левый" Шахтман, который вроде должен был бы проявить солидарность с вьетнамцами, изгалялся: «Это те же сталинисты, советисты, бомбите их, чем больше, тем лучше». Шахтман противостоял любым прогрессивным силам, хоть в какой-то степени симпатизировавшим Советскому Союзу. Стоило каким-то людям высказаться, что, дескать, СССР не так уж плох, как Шахтман сразу обрушивался на них: «Вы — не левые, вы — коллективистские бюрократы! Вы — ещё большее препятствие на пути к социализму, чем капитализм!».

Вот так сей деятель прокладывал дорогу идеологии будущего американского неоконсерватизма, имеющей, как выясняется, троцкистские корни. Вот почему шахтманы как ярые антисоветчики в отличие от розенбергов, преуспели в США. Американскому правящему классу было необходимо оттянуть от СССР хоть какую-то часть левых. Но докатиться до того, чтобы поддержать войну во Вьетнаме — для этого надо было сильно переродиться и сомкнуться с самой реакционной частью американской буржуазии.

Другой "левак" Гас Тайлер страстно восстал против создания антифашистского единого фронта, способного объединить СССР и ряд буржуазных стран перед лицом германской агрессии. Он "открыл", что антифашистские капиталистические страны ничем не отличаются от фашистских, и стал автором резолюции, осуждавшей коллективную безопасность. Гитлеровцам было радостно, что среди ненавистных им евреев есть гасы, которые хотят разрушить коллективную безопасность, столь неприятную для стран оси.

Кристол верно считает, что у троцкистов и сталинистов был разный умственный и социальный ресурс. На что он использовался — вот вопрос. В контексте реальных биографий приходится вскрывать непростую, чаще неявную связь между троцкизмом и фашизмом, которая определила судьбу антисоветских левых. Эта связь имеет прямое отношение к американскому неоконсерватизму. А также — к вещам, которые сопровождают сиюмоментный "ковидный" психоз, к фигурам, которые направляют глобальный тренд в выгодную для них сторону и, приветствуя низвержение статуи освободителя рабов Авраама Линкольна, демагогически ратуют за права чернокожих.

Короче, не только Фукуяма, который долгое время был неоконсерватором, а потом отошёл от них, но и родоначальник неоконов Кристол, который никуда не отходил, подтверждают, что это политическое течение вышло, образно выражаясь, из троцкистской шинели. В дальнейшем произошла определённая переориентация выходцев из пресловутой шинели. Состоялось послевоенное снюхивание троцкистов с приемлемыми и удобными для них неонацистами, несколько смягчившими свой антисемитизм. Плод такого сближения и зачатия и зовётся неоконсерватизмом.

Фукуяма, полагая, что неоконы впоследствии отказались от радикальных троцкистских концепций, всё-таки настаивает, что они унаследовали от троцкизма несколько методологических принципов.

Первый из принципов — примат идеологии. Одобряется не прагматизм, органически свойственный Америке, а ультра-идеологизм! Пафос потрясающий: «Если мы откажемся не только от идеологии, но и от непримиримой идеологической борьбы, американская супердержава рухнет». Хотя идеология неоконов уже совсем не левацкая, принцип её примата остаётся прежним, то есть по сути троцкистским. Ценное признание Фукуямы и господствующего политического класса, не так ли?

Второй методологический принцип, который Фукуяма относит к троцкистскому наследию — потребность в мессианстве. Без мессианства сверхдержава обойтись не может, утверждают неоконсерваторы. Кстати, про то же самое говорит Дмитрий Саймс, нынешний издатель основанного Ирвингом Кристолом журнала "Нэшнл интерест". Саймс упирает на «неотроцкистскую веру неоконсерваторов в перманентную революцию, пусть даже демократическую, а не пролетарскую…» При этом Саймс не любит неоконов. Он желает идентифицироваться в качестве реалиста. И потому заявляет, что краеугольным камнем внешней политики США «должна явиться традиционная американская ценность — такая, как благоразумие…»

Вот оно как! Осторожность и ещё раз осторожность, но "революцию" провернём! А для этого идеологическая борьба, действительно, должна быть превыше всего и доведена до мессианства, которое, в свою очередь, должно осуществляться беспощадно и неукоснительно. Способ осуществления — любое насилие.

Третий принцип — необходимость движения через хаос. К наисвирепейшему порядку, который даст сто очков вперёд проклинаемому троцкистами сталинизму. Достаточно пройтись по некоторым статьям и речам Льва Троцкого, чтобы уразуметь, какой бесчеловечный режим он сулил гражданам СССР, да и другим народам. Жива, жива в сердце неокона первая любовь — троцкистская, сладостная, непреходящая… Мессианство через управляемый хаос. Пока нет нового мирового порядка, следует для начала организовать новый мировой беспорядок.

Четвёртый принцип. Недопустимость какого-либо равноправия между мессианской сверхдержавой и остальными странами. Русские проиграли холодную войну, пусть плачут. Пусть ползают на брюхе перед победителем. Хотя это у Фукуямы читается между строк, но таково бесспорное мнение тех, кто санкционировал описание Фукуямой замыслов ядра американского политического класса.

А что, если Фукуяма, отойдя от неоконсерваторов, на них клевещет?

Посмотрим, что они сами думают по поводу американского права на мировое господство. Уильям Кристол, сын безусловного гуру неоконсерватизма Ирвинга Кристола, предлагает задействовать американские потенциалы для сокрушения недемократических режимов. Приводит примеры. Даёшь чилийский или индонезийский вариант для Ирака! Не останавливаясь на многострадальных иракцах, он говорит о необходимости борьбы с коммунистической властью в КНР. Даёшь горбачёвскую перестройку для Китая! Если троцкизм в сердце сохранён, если сталинский СССР не был социалистическим, то уж сегодняшний Китай — совсем не социалистический. И его иезуитски можно назвать бо́льшим препятствием на пути к социализму, нежели американский капитализм.

Уильям Кристол уверен, что американская миссия только стартует в Багдаде или Кабуле. Она — знамение новой исторической эры — непременно разовьётся и развернётся, для чего необходима абсолютная победа США, их тотальная гегемония. Чем не троцкизм в рафинированном виде?

Ещё один видный неокон, Дональд Рамсфелд, будучи министром обороны, утверждал, что Вашингтон откажется признать исламский режим в Ираке, даже если тот будет желанным для большинства иракцев. Потому что США, считает Рамсфелд, мессианская держава, у неё примат идеологии. И это мессианство будет насаждаться всюду, даже ценой определённых страданий по поводу неоконсервативного триумфа в американской политике. Так и хочется пожалеть: страдалец ты наш…

Фукуяма как будто тоже переживает, что этот триумф породит оживление жестокосердных сил. В первую очередь, силы военной. Фукуяма (возможно, иронично) пишет: «Если из инструментов у тебя только молоток, то все проблемы выглядят как гвозди». Его рукой водит сам правящий класс. Вернее — та часть его, что сторонится неоконсерватизма. Она отчасти обеспокоена. Как установил Фукуяма, неоконов интересует всеобщее будущее приструнённого ими человечества, а не частное благо американского народа. Вывод, который логично следует из сказанного Фукуямой: если Трамп как обыкновенный консерватор говорит, что «превыше всего благо американского народа», то он для неоконсерваторов враг.

Я лично не против миссии, возлагаемой на человека, народ, страну. Но знаю, какова конкретная миссия, подразумеваемая неоконами, — это дегуманизация, порождаемая идеей американского господства над миром и над… самими американцами. Господство для носителей сего мессианства самоценно и олицетворяет волю к власти.

А это есть квинтэссенция ницшеанства и некоторая модификация нацизма. Более того, для этих сил, чем кровожаднее будут формы господства — тем лучше. И тем в большей степени содержанием политики становится господство как таковое, а не то, ради чего оно реализуется. Моральные издержки в данном случае не имеют никакого значения. Недаром Уильям, сынок Ирвинга-старшего, раскрыл карты: «Проблема мира… не в том, что США и неоконсерваторы продолжают развязывать войны, чтобы помешать деспотам. Проблема в том, что если мы ведём такие войны, то слишком мало». На словах он грозит деспотам. А Рамсфелд — не отдельным деспотам, а целому народу, предостерегая того от "неправильного" выбора: мол, изберёте неугодную нам власть — будем крушить её как деспотическую.

Но так ли велико влияние неоконсерваторов на сегодняшнюю Америку? Ведь пока что президентская власть находится в руках Трампа, который к неоконсерваторам не принадлежит. Со всеми оговорками он принадлежит скорее к палеоконсерваторам. Позиции Трампа по многим вопросам диаметрально противоположны позициям неоконов. Однако это не отменяет того, что он вынужден опираться на всех без исключения сенаторов и конгрессменов, входящих в его Республиканскую партию. А неоконов в ней предостаточно.

Вот, что говорят по поводу их влияния авторитетные западные СМИ. Комментируя согласие Трампа на убийство иранского генерала Касема Сулеймани, газета "Нью-Йорк Таймс" написала: «Трамп сказал своему собеседнику по телефону, что был вынужден занять более жёсткую позицию в отношении Ирана под давлением некоторых сенаторов-республиканцев, поддержка которых ему как никогда необходима сегодня в борьбе против импичмента».

Вне всякого сомнения, эти сенаторы были неоконами. Я не думаю, что "Нью-Йорк Таймс" всегда брешет как сивый мерин. У неё есть серьёзные источники. Выходит, были такие республиканцы, которые потребовали у Трампа: или ты убьёшь Сулеймани, или мы по вопросу импичмента проголосуем против тебя, и в Сенате он пройдёт, поэтому нравится, не нравится — давай, убивай иранца.

Не менее авторитетное издание "Уолл-стрит Джорнэл" сообщило: «Трамп сказал после атаки своим соратникам, что в деле с генералом Сулеймани на него оказывали давление сенаторы-республиканцы, которых он рассматривает как важных сторонников слушания по делу импичмента».

Публикации в других органах печати подтверждали этот шантаж.

Сулеймани был убит 3 января 2020 года. А 5 февраля состоялось голосование в Сенате по вопросу злоупотребления властью американским президентом. Трамп победил со счётом 52:48, потому что расплатился с неоконами жизнью Сулеймани.

Как бы то ни было, мы рассуждаем не о прошлом, а о дне нынешнем, когда наследникам троцкизма очень кстати подвернулся COVID-19. Но о пандемии — ниже. А пока повторю, что гегемония — кредо неоконсервативного движения.

Его прежний лидер Ирвинг Кристол скончался в 2009-м. Но многие его соратники из старой гвардии живы. В частности, Норман Подгорец, который на пару с Ирвингом ещё в середине ХХ века призывал США ко всемирной (и, разумеется, гуманистической) гегемонии — в силу якобы абсолютного превосходства американских культурных и общественно-политических ценностей. Кто установил превосходство? Мы установили — и баста. Оба считали, что эта гегемония обязана опираться на военное доминирование и прямые военные интервенции США.

Неоконсервативное движение в 30-е—40-е годы зарождалось, а в 60-е—70-е оперилось. Завоевало определённые позиции сначала в Демократической партии США. Любопытно, что бо́льшая часть демократов не поддержала войну во Вьетнаме. А та, которая поддержала, смогла обособиться и сформироваться в виде пока не слишком заметного слагаемого внутри Демпартии. Наличие такого слагаемого внутри конкурента было выгодно республиканским ястребам, дружившим со Всемирной антикоммунистической лигой. А та на 100% занимала неонацистские позиции. Опять сплелись воедино троцкизм и фашизм — на сей раз в варианте неотроцкизма и неофашизма, взращивая неоконов поколение за поколением.

В 1990-х годах процесс привёл к тому, что неоконсерваторы перекочевали из Демократической партии, где они оставили свои яйцекладки, в Республиканскую и превратились в её самую серьёзную фракцию. При этом неоконсерваторы недолюбливают даже таких вполне "ястребиных" демократов, как Клинтон и Обама, а национально ориентированных палеоконсерваторов типа республиканца Трампа на дух не выносят.

Мы теперь столкнулись с тем, что называют уже не "третьим лагерем", а "третьим путём". Если не капитализм и не социализм, то что? Нацизм той или иной модели. В своё время "третий путь" предлагался рядом идеологов фашизма, наиболее близких к троцкизму. Симпатизировавшее троцкизму крыло нацистской партии существовало, хотя не афишировалось. Много позже оно начало раскрутку неонацизма.

Поскольку неоконсерваторы представляют собой мощную, но не слишком многочисленную группу, нынешний 2020 год является для них фактически судьбоносным. Если Трамп закрепится, они могут угодить в отстой. От Трампа уже отошли или отходят такие яркие неоконы, как, например, его бывший помощник по национальной безопасности Джон Болтон. Трамп упрашивает Болтона не публиковать его мемуары в силу их компрометирующего характера. Говорит Болтону о том, что мы были-де в одной команде, а теперь ты полощешь моё грязное бельё. Но Болтон остался непоколебим в том, что касается исполнения решений его неоконсервативного руководства.

Миру предстоит суровый период, предваряющий ноябрьские выборы президента США. И вряд ли стоит игнорировать неоконсервативную струю в потоке предвыборных перипетий.

Имеет ли она какое-то отношение к COVID-19? Безусловно. Неоконы с начала XXI века стали настойчиво говорить о необходимости глубочайшей трансформации мира — иначе Америке не совладать с вызовами. А также о том, что для такой трансформации необходимо некое суперсобытие, которое они так и называют — "трансформационным". Неоконсерваторы оседлали стратегическое явление под названием "глобальный тренд" и его порождение — злосчастный коронавирус. А коль скоро неоконсерватизм является помесью неотроцкизма с неонацизмом, то очень важно предугадать, в каком трансформационном событии отразится глобальный тренд? Не исключено — в чём-то более опасном и страшном, чем COVID-19.

Наиболее внятно на этот счёт изъяснялись бывший министр обороны США Дональд Рамсфелд и члены его команды. Прослеживается связь между тем, что они говорили лет 15-20 назад, и сегодняшней коронавирусной пандемией.

5 декабря 2001 года Рамсфелд беседовал на канале CNN с известным тележурналистом Ларри Кингом. Беседа шла в кабинете министра обороны в Пентагоне. Кинг интересуется, где находился Рамсфелд, когда Пентагон и башни-близнецы в Нью-Йорке подверглись атаке 11-го сентября. Рамсфелд отвечает: «Я был здесь». Кинг развивает тему: «Вы разговаривали с делегацией Конгресса?» Рамсфелд: "Да, прямо в этой комнате… Я сказал им, что когда-нибудь… в мире произойдёт событие, которое будет достаточно шокирующим, чтобы ещё раз напомнить людям, как важно иметь сильное, здоровое Министерство обороны, которое… способствует миру и стабильности… Кто-то вошёл и вручил мне записку, в которой говорилось, что самолёт только что врезался во Всемирный торговый центр. Мы прервали встречу». Далее Рамсфелд описывает, как сотряслось от взрыва здание Пентагона, как он помогал кому-то с носилками и т. д. Выслушав, Кинг произнёс: «Вы были довольно пророческим в то утро». Рамсфелд "скромно" подтвердил: «Да».

Подведём предварительные итоги. В этом интервью Рамсфелд повествует, что утром 11 сентября 2001 года в ходе разговора с делегацией Конгресса он предупредил о настолько шокирующем происшествии, что люди захотят, чтобы их защитила сильная американская рука. Для далеко идущих выводов заявление, пожалуй, недостаточное. Но ведь дело им не ограничивается. В 2003 году Министерство обороны США выпустило доклад под названием "Инструкция по планированию трансформации". Он представляет собой сборник речей разных ответственных лиц. Вступительное слово произносит сам Рамсфелд: «Некоторые верят, что в разгар опасной войны с терроризмом США не должны думать о преобразовании наших вооружённых сил. Но я считаю наоборот. Именно сейчас наступило время что-то менять. Война с терроризмом — это трансформационное событие, которое взывает к нам, чтобы мы переосмыслили свою деятельность…»

По сути, он непринуждённо и официально ввёл термин "трансформационное событие" (ТС), уже не просто "достаточно шокирующее", а обретающее доктринальный смысл. Министр трактовал ТС как вызов, требующий перестройки вооружённых сил. Но то была проба пера. Военное руководство США в 2004 году выпускает доклад под названием "Роли и миссии Министерства обороны в сфере национальной безопасности". Вкратце, в этом документе говорилось, что «комиссия готовности и быстрого реагирования… считает, что обстановка в сфере национальной безопасности изменилась достаточно, чтобы Минобороны играло более активную роль в обеспечении готовности к чрезвычайным ситуациям и реагировании на них». Отмечалось, что текущая роль министерства неадекватна угрозе, с которой сталкивается американская нация, что часть преобразований Минобороны преследует цель взять на себя новую миссию, связанную с трансформационными событиями.

Согласно статье 4 Конституции США, каждому штату гарантируются республиканская форма правления и каждый из них защищён от внутреннего применения силы. Но возникла новая обстановка в сфере безопасности — и федеральное правительство предприняло знаковые шаги. Так, в рамках Министерства обороны было создано новое боевое командование — Северное, чтобы, во-первых, «проводить операции по сдерживанию, предотвращению и пресечению угроз и агрессии, нацеленных на США", а во-вторых, «по указанию президента или министра обороны оказывать военную помощь гражданским властям, включая операции по управлению последствиями».

Ничего не напоминает из теперешнего управляемого хаоса в Штатах? Ни на какие мысли не наводит?

Вон когда вышеуказанная комиссия Министерства обороны США взяла на вооружение важнейший тезис Рамсфелда о ТС, и предложила для его воплощения в жизнь создать новую боевую структуру — Северное командование. Сначала предполагалось, что это командование будет действовать по приказам президента США, но потом тихой сапой всё переиграли, и отныне в определённых условиях Северное командование может заменить собой и президента, и всё остальное. Ему предписано в особых условиях взять на себя функцию управления страной, заменив гражданскую власть.

Как именно будет увязано неконституционное преобразование власти с трансформационным событием, о котором давным-давно поведал министр обороны Дональд Рамсфелд? На фоне всего происходящего в США и в мире ответ тревожен.

Нелишне обратить внимание и на то, кто именно входил в число сопредседателей комиссии, подготовившей подобный доклад и реорганизацию.

Один из них — генерал Майкл Уильямс, второе высшее должностное лицо в Корпусе морской пехоты США, на момент доклада — в отставке, но возглавлявший важное учреждение военной логистики. Другой — Ричард Хэтчет: медицинская шишка, причастная к вопросам нацбезопасности, чья неблаговидная роль в ковидной эпопее освещалась уже достаточно подробно. Вряд ли целесообразно повторять, что деятели типа Хэтчета хотят нажиться на эпидемии, разворачивая на паях с крупными фармацевтическими фирмами соответствующую информкампанию. Но это малая часть того, чего они хотят или, точнее, чего им поручают такие важные персоны, как Рамсфелд, а через него — хозяева рамсфелдов.

А теперь обратимся к другому докладу, вышедшему до печальных событий 11 сентября 2001 года, которым был присвоен код ТС и о которых пророчески вещал Рамсфелд. Этот более ранний доклад под названием «Перестройка обороны Америки. Стратегия, силы и ресурсы для нового столетия» был выпущен организацией «Проект нового американского века». В числе политиков, создавших эту организацию, и Дональд Рамсфелд, и его очень активный заместитель Пол Вулфовиц, который покруче своего шефа, и будущий вице-президент США Ричард Чейни, и Фрэнсис Фукуяма, и известная украинская русофобка-бандеровка Пола Добрянски с приветом от Всемирной антикоммунистической лиги… Та ещё гремучая смесь! Их доклад вышел в сентябре 2000 года – ровно за год до события, прекрасно вписывающегося в понятие «трансформационное», после чего члены организации «Проект нового американского века» встанут у руля государственной власти. В этом докладе говорилось следующее:

«Кроме того, процесс трансформации, даже если он принесёт революционные изменения, вероятно, будет долгим без какого-либо катастрофического и катализирующего события, как например, новый Пёрл Харбор». Дабы не уподобляться маргинальным конспирологам, подчеркну, что здесь не говорится напрямую, мол, нужен непременно Пёрл Харбор. Здесь лишь говорится о том, что без нового катастрофического и катализирующего ТС пёрлхарберного масштаба процесс может затянуться на долгое время. Авторы волновались: что будет с нашим господством в XXI веке? Мы его теряем, а Китай наступает. Да и Россия от рук может отбиться. Кошмар!

Но, согласитесь, нет безумцев, которые напрямую могли бы сказать: «Нам нужно катастрофическое ТС». И вообще, Пёрл Харбор, как известно, затея Рузвельта. Об этом говорится шёпотом, потому что данная точка зрения не респектабельная.

Для нас же достаточно того, что ТС, о котором оповестил Рамсфелд в 2003-м, став министром обороны, фактически обсуждалось в 2000-м – в той организации, где решающую роль играли будущие и тоже решающие официальные лица: Чейни, Рамсфелд, Вулфовиц… И даже сам президент Джордж Буш-младший входит в это логово консерваторов, образовавших «Проект нового американского века». Конкретно и весьма твёрдо было сказано, что трансформация, при которой США сохранят господствующие события, может стать стремительной только при наличии широкомасштабного события – гибельного, рокового.

Далее в этом докладе написано:

«Хотя процесс трансформации может занять несколько десятилетий, со временем искусство ведения боевых действий в воздухе, на суше и на море будет значительно отличаться от сегодняшнего. И боевые действия, вероятно, будут происходить в новых измерениях: космос, кибер-пространство и, возможно, мир микробов (выделено мною. – С.К.). Бои в воздухе больше не будут вестись пилотами, сидящими в истребителях. Но будет доминировать скрытный беспилотный аппарат большой дальности. На суше столкновения массированных бронетанковых войск может быть заменено набегами гораздо более лёгких, скрытных и информационно ёмких сил, дополненных парками роботов, некоторые из которых достаточно малы, чтобы помещаться в карманах солдат. Контроль над морем может в значительной степени определяться не эскадрами кораблей и авианосцев, а наземными и космическими системами, заставляющими флот маневрировать и сражаться под водой. Сам космос станет театром военных действий, поскольку страны получат доступ к космическим возможностям и станут полагаться на них. Кроме того, различие между военными и коммерческими космическими системами, боевыми и не боевыми, станет размытым. Информационные системы станут важным центром атаки, особенно для врагов США».

И наконец, в докладе было сказано главное: «А также будут применяться передовые формы биологической войны, которые могут нацеливаться на конкретные генотипы, могут превратить биологическую войну из сферы террора в политически полезный инструмент».

Вот это уже наглость неслыханная! Заявлять подобное могут только люди без всяких тормозов! Значит, сначала в 2000 году эти представители элиты, но пока не официальные власти, устами Рамсфелда озвучили идею трансформационного события, рассуждали о биологическом варианте события. А потом эти люди встали у кормила политической власти и, опираясь на Рамсфелда как напористого и влиятельного единомышленника, принялись пророчествовать о скором пришествии ТС, да разрабатывать под эгидой Министерства обороны  США очень серьёзные документы.

Что ж, настала пора поговорить о том, кто такой Дональд Рамсфелд, с кем он связан, почему по изучении каждого очередного слоя этой истории мои впечатления о будущем делаются всё более мрачными. С 1977-го по 1985-й годы Рамсфелд был генеральным директором, президентом, председателем совета директоров всемирно известной фармацевтической компании G.D. Searle&Company (здравствуйте, вирусы!). В 1985 году сей бизнес был куплен компанией Monsanto – самой одиозной из фармацевтических или биотехнологических компаний мира (здравствуй, генная инженерия!).

Считается, что Рамсфелд обогатился, когда его «Сирл энд Компани» была поглощена компанией «Монсанто». А она, приобретая рамсфелдовское владение, вступила с Дональдом в те неповторимые отношения, которые, как говорят в таких случаях, не имеют срока давности… Это очень специфическая компания, знаменитая своей фактической монополией на производство и продажу семян трансгенных сельхозкультур. В США «Монсанто» контролирует около 80% рынка генномодифицированной кукурузы и трансгенной сои. При этом стремится контролировать не только семена подобных культур, но и быть важным игроком в том, что касается семян культур традиционных. Статистика за 2017 год показывает, что у «Монсанто» самая большая доля глобального рынка семян – 34%. На втором месте в списке из 20 крупнейших компаний, занятых в данной сфере, «Дюпон» с 25%. У «Сингенты» – менее 9%, у «Байера» – чуть больше 5%.

«Монсанто» знаменита именно трансгенными культурами. Кстати, в 2013 году она объявила, что увеличит своё присутствие на Украине. В 2015-м контроль компании над украинским рынком семян кукурузы вырос с 20 до 30 процентов. «Монсанто» по социологическим опросам более ненавидима, чем такие антипатичные и злокозненные киты западного бизнеса, как Федеральная резервная система США, транснациональная корпорация «Халлибёртон», высокопоставленный жулик – вице президент США Дик Чейни, всепроникающая сеть «Макдоналдс» и другие участники многочисленных афер и скандалов. Уже прошло несколько международных акций под лозунгом «Остановите “Монсанто”!».

Это биотехнологическое чудовище известно ещё по вьетнамской войне, в ходе которой войска США распыляли над мирным населением ядовитую смесь, от которой, между прочим, пострадало немало военнослужащих-янки. Смесь эта, производимая «Монсанто», называлась Agent Orange. По сведениям западных СМИ, даже через 40 лет после окончания войны этот яд продолжает вызывать генетические мутации у вьетнамских детей. Я лично видел во время поездки во Вьетнам горестные результаты таких мутаций. Кроме того, «Монсанто» является лидером по загрязнению окружающей среды диоксинами. Компания привлекалась к ответственности за то, что производимые ею вещества вызывает отравления, головные боли и другие негативные последствия, а также в связи со сбросом отходов в американские реки.

Словом, можно долго перечислять зафиксированные преступления «Монсанто», которая орудует, в том числе, на территории России. Кто, как и почему это допустил – отдельный вопрос. А пока обратим внимание, что в 2010 году 500 тысяч акций «Монсанто» приобрёл Билл Гейтс. Эта небезызвестная персона давно подаёт себя в качестве всемирного благодетеля, спасителя человечества и пр., и пр. Зачем же он приобретает в таком количестве акции одной из самых одиозных, чтобы не сказать отвратительных компаний, зачем вступает в очевидную, крепкую связь с ней? Неужели он и другие сильные мира сего не знают, не видят, как производство проблематичных антиковидных вакцин, а Запад во всю их готовит, сплетается воедино с производством проблематичной генномодифицированной продукции. Вот какой корпорации продал господин Рамсфелд в 1985 году руководимую им «Сирл энд Компани». Вот акции, какой корпорации купил господин Гейтс. Бесчеловечной, ультрабандитской корпорации.

Может быть, Рамсфелд только однажды оскоромился какой-то фармацевтикой и на этом всё закончилось. Ушёл человек в политику, потом ещё куда-то… Нет. В 1997 году Рамсфелд сел в кресло председателя Совета директоров биофармацевтической компании Gilead Sciences, и сидел в нём до 2001 года. Компания занималась разработкой препарата Осельтамивир, используемого для лечения птичьего гриппа. После того, как вокруг птичьего гриппа была поднята шумиха, аналогичная той, которая раскручивалась вокруг COVID-19, активы «Гилеад Сайенсиз» на бирже подскочили в цене. 21 января 2020 года компания сделала заявление, где говорится буквально следующее: «”Гилеад” работает с органами здравоохранения в Китае над проведением рандомизированного контролируемого исследования, чтобы определить, можно ли безопасно и эффективно использовать Ремдесвир для лечения COVID-19. Мы также ускоряем проведение соответствующих лабораторных испытаний…». После этого сообщения акции компании снова взлетели – сразу на 14%.

Короткая справка. Антивирусный препарат Ремдесвир существовал до COVID-19. Он не является вакциной в том смысле, что не способствует выработке иммунитета, он работает вместо иммунитета. С началом эпидемии коронавируса «Гилеад Сайенсиз» предлагала всем протестировать свой якобы надёжный препарат. Испытания показали, что препарат сокращает время лечения, но радикально уровень смертности не сокращает. Несмотря на это, Управление США по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов поспешила одобрить Ремдесвир в экстренном порядке, запретив исследования того же гидроксихлорина. Ремдесвир стал обязательным для лечения средних и тяжёлых случаев.

Как видим, Рамсфелд является не только видным неоконсерватором, настаивающим на необходимости трансформационного события, позволяющего повергнуть мир в ужас и с помощью этого добиться особого положения США в XXI столетии. Он является ещё и боссом фармацевтических компаний, которые должны поучаствовать в том, что касается создания ТС и обогащения за счёт него. Обделав сделку купли-продажи с «Монсантой», будущий министр обороны, вне всякого сомнения, остался внутри этого монстра, пусть и на неформальной основе. Само собой, там же находится открытый монсантовский акционер Билл Гейтс. Безусловность этих связей требует пристального внимания к фармацевтическим и биотехнологическим компаниям, к деятельности которых причастны столь влиятельные господа определённой политической ориентации.

Разбираясь с «Монсанто», мы наталкиваемся на занятное обстоятельство. Как в известной поговорке: чем дальше в лес, тем больше дров. Компания была основана в 1901 году неким Джоном Фрэнсисом Куини (умер в 1933 г.). Компания названа по имени жены Куини – Ольги Монсанто. Дело продолжил их сын Эдгар Монсанто Куини. При нём компания превратилась в мощное предприятие с филиалами во многих странах, её активы выросли с 12 до 857 миллионов долларов.

При Куини-младшем, в 1936-м, «Монсанто» приобрела одну перспективную фирму. Приобретение было связано с тем, что «Монсанто» заинтересовалась разработками Чарльза Аллена Томаса и его коллеги Кэрола Хохвальда. Тут-то мы и сталкиваемся с весьма далёкими от агрохимии, биотехнологии, фармацевтики аспектами деятельности компании, очень важными для понимания, как невидимой сущности «Монсанто», так и того, что происходит с COVID-19. Дело в том, что Чарльз Аллен Томас был не просто известным химиком и бизнесменом, а чуть ли не ключевой фигурой в знаменитом Манхэттенском проекте. Присоединился он к нему в 1943 году, уже будучи директором Центрального исследовательского отдела «Монсанто», которая, таким образом, непосредственно причастна к созданию американской атомной бомбы.

Достопочтенный мистер Томас сделал в компании феноменальную карьеру. Он возглавил «Монсанто», в 1950 году став сначала её президентом, а в 1960-м – председателем Совета директоров. С 1943-го по 1945-й он координировал в рамках Манхэттенского проекта всё, что связано с очисткой и производством плутония и являлся – внимание -- сопредседателем Манхэттенского проекта наряду с не требующим представления Робертом Оппенгеймером. Позже Томас курировал ещё и всё, что связано с очисткой полония и его использованием вместе с бериллием в рамках Дейтонского проекта, который являлся частью Манхэттенского. Томас ушёл в отставку в 1970 году. К этому моменту торговый оборот «Монсанто» вырос с 857 миллионов до 1,9 миллиарда долларов. Атомные и коммерческие заботы не помешали Томасу стать одним из создателей DARPA – Агентства Министерства обороны США по перспективным исследовательским проектам, отвечающего за разработку новых технологий. Включая биологическое оружие. Теперь становится яснее, почему «Монсанто» удалось завоевать такие возможности в области американского биологического оружия.

Остаётся добавить, что существует так называемый монсантовский закон, посвящённый проблеме экспоненциального роста использования биотехнологий. Согласно этому закону мы все вскоре будем питаться только генномодифицированной продукцией, созданной монсантами. И лечиться от результата потребления этой продукции лекарствами, производимыми  всё теми же монсантами… Связь «Монсанто» с американским военно-промышленным комплексом не сводится к участию в создании атомной бомбы и производству вещества Agent Orange. И к биологическому оружию военный профиль «Монсанто» не сводится. Многие направления её работы засекречены. Но компания «прославилась», помимо прочего, как ведущий производитель используемого в военных целях белого фосфора.

Лет десять назад начались какие-то подспудные многоходовки, обычные при крупных слияниях. Они закончились тем, что в сентябре 2016 года химическая и фармацевтическая фирма «Байер» объявила о своём желании купить «Монсанто» за 65 миллиардов долларов. Сделка состоялась в 2018 году. «Байер» – это германская фирма, основанная в 1863 году, производившая поначалу синтетические красители, а впоследствии и лекарства. Зарубежные активы «Байера» были конфискованы в качестве репараций после Первой мировой войны. В США они перешли к компании Sterling Drug, предшественнику компании Sterling Winthrop. Отношения между немецкими предпринимателями и американским фармацевтическим гигантом отнюдь не свидетельствовали о второстепенной роли «Байера». Наступит время, и «Байер» завладеет частью компании Sterling Winthrop. Но главное кроется в том, что ещё в 1925 году произошло объединение 6 крупнейших химических корпораций Германии и фирма «Байер» вошла в это число. Объединение получило зловещее название: концерн I.G. Farben.

Примечательно, что в наблюдательный совет концерна входил Фриц Габер, который придумал химическое оружие, применённое немцами в Первой мировой войне. Фриц Габер руководил на месте первой газовой атакой, когда 5 тысяч французских солдат погибли, а 15 тысяч получили тяжёлые ожоги. Пикантная деталь или очарование всеядной буржуазии, которая даже науку готова рассматривать через что угодно, но только не через призму чистоты и порядочности: позднее Габер был удостоен Нобелевской премии за синтез аммиака и составляющих его элементов.

«Байер» приняла самое активное участие в злодеяниях I.G. Farben, занимаясь производством газа Циклон-б, с помощью которого заключённых убивали в гитлеровских концлагерях. Кроме того, на узниках испытывали производимые ею гормональные и предположительно психотропные препараты. Установлено, что она финансировала «медицинские опыты» нациста-садиста Йозефа Менгеле. Бесчеловечные опыты с применением продукции фирмы «Байер» проводились в филиале Освенцима лагере Мановиц, которые нацисты именовали, знаете как? Байеровским. Именно в Мановице наладили особо изуверские эксперименты по испытанию биологического оружия.

После Второй мировой войны I.G. Farben была расчленена, и выделившаяся из неё компания «Байер» снова стала независимым предприятием. Она процветала. Вероятно и потому, что подпала под крылышко тех, кого можно назвать неоконсервативными «королями» Америки. У неё большие заслуги перед военным ведомством США. Некоторые её сотрудники вместе с другими немецкими специалистами тоже ушли в Форт-Детрик – научно-исследовательский центр американской армии, занимающийся созданием бактериологического и прочих «экзотических» видов оружия. Туда же доставили соответствующих специалистов из капитулировавшей Японии. Американцы свозили к себе всех компетентных профессионалов, все научные материалы, наработки, захваченные ими в Германии, Японии и представлявшие военный интерес.

И там всё соединилось: бывшие и будущие троцкисты, нацисты, неоконы, глобалисты… Демократы и фашисты, либералы и расисты, традиционалисты и модернисты.., левые, правые, центр – всё, что было политически и экономически пригодно для укрепления могущества США, было пущено в «дело». О моральной стороне «дела» никто не вспоминал и не вспоминает.

Между тем, главой наблюдательного совета «Байер» в 1956 году стал Фриц Мейер, который был приговорён Нюрнбергским трибуналом к 7 годам заключения за массовые убийства, использование рабского труда и присвоение чужого имущества. Однако вышел он на свободу досрочно, в 1950-м, о чём позаботился Джон Джей Макклой, верховный комиссар Американской зоны оккупации Германии. Сей джентльмен заслуживает отдельного рассмотрения.

Он не только «комиссарил» до 1951 года, но в сороковых годах побывал также президентом Всемирного банка. Затем его карьера пошла в гору ещё стремительнее: председатель рокфеллеровского «Чейз Манхеттен бэнк» (1953-1960), председатель Фонда Форда (1958-1965), председатель Совета по международным отношениям (1954-1970) – то есть работа в управленческих звеньях системообразующих структур всего Западного мира. Макклой был одним из наиболее доверенных советников девяти президентов США: от Франклина Рузвельта до Рональда Рейгана.

Впрочем, даже многозначительные тайны фирмы «Байер» не являются целью нашего исследования. Тем более, нет места и времени обсудить подробнее личность Макклоя, Могу лишь констатировать, что не только Фриц Мейер, но и многие другие бонзы германской промышленности, осуждённые за военные преступления, были освобождены досрочно благодаря хлопотам американского верховного комиссара. Среди них, в частности, Фридрих Флик, ближайший друг рейхсфюрера Гиммлера, магнат-миллиардер. А ещё – Альфрид Крупп фон Болен унд Гальбах, представитель старинной оружейной династии Круппов, которая стала именем нарицательным. Пдюс восемь членов Совета директоров крупповского концерна. Собственность Круппа многомиллионной стоимости была ему возвращена, и это сделал тот же Макклой. Но «украшением»  этой коллекции преступников является Карл Краух, возглавлявший военный отдел концерна IG Farben, генеральный уполномоченный по специальным вопросам химического производства, награждённый лично Гитлером за «победу на поле сражения немецкой индустрии».

Позже, в 1960-м, при содействии Макклоя был условно-досрочно освобождён уж совсем матёрый убийца, закоренелый нацист,  эсэсовец Мартин Зандбергер (помощник самого Вальтера Шелленберга), руководивший массовыми казнями евреев в Прибалтике, отвечавший за аресты евреев в Италии и их депортацию в Освенцим. Вот как отвечал Зандбергер, когда в нюнбергском суде его допрашивали о злодеяниях на территории Эстонии:

– Общее количество захваченных коммунистов составляет около 14 500?

– Да.

– Это означает, что тысячи были расстреляны?

– Да.

– Вы были в Эстонии тогда?

– Да, но они не были расстреляны под мою личную ответственность, я отвечаю только за 350.

А вот он даёт показания в том же суде о злодеяниях, совершённых в городе Пскове:

– Вы собрали этих людей в лагерях?

– Да, я дал заказ.

– Вы знали, что в будущем их может ожидать только смерть?

– Я надеялся, что Гитлер отзовёт приказ или изменит его.

Не надо быть большого ума, чтобы понимать, что сей подонок только прикрывался другим подонком, что надеялся он исключительно на взаимопонимание с американцами, на их милосердие. И, оказалось, не зря. Были особые обстоятельства, побудившие освободить его от наказания.

Макклой настоял на помиловании Зандбергера и ряда других, потому что за них просил Уильям Лангер, сенатор от Северной Дакоты. Лангер беззастенчиво обосновал свою позицию тем, что в его штате много избирателей немецкого происхождения, а суд над нацистами противоречит американской правовой традиции и помогает коммунизму. Это тот Уильям Лангер, который был противником не только вступления США во Вторую Мировую войну, но даже участия США в Организации Объединённых Наций. О давлении на Лангера немецкой диаспоры, а по сути целой «немецкой партии» как неявной, но весомой внутриамериканской силы, о последующем давлении Лангера на Макклоя, приведшее к освобождению мерзавцев типа Зандбергера, говорится во многих американских источниках. Но в них говорится и другое. Например, то, что отец Мартина Зандбергера был управляющим одного из заводов концерна IG Farben. Одним словом, в истории довольно массового выхода на свободу гитлеровских подельников фигурирует всё тот же «Байер», который, слившись в объединительном экстазе с «Монсанто», ныне представляет собой фармацевтический гигант. И именно его выбрал Гейтс для нового направления своей деятельности, следы которой ведут к «ковидам» и всяким иным эпидемиологическим затеям. Под весьма благовидными предлогами, разумеется.

Подведём заключительные итоги. Руководство «Иг Фарбен» из тюремных камер, где находилось по обвинению в особо тяжких преступлениях, пересаживается в кабинеты высших руководителей концернов, создающих биологическое и химическое оружие. А также – лекарства, спасающие от этого оружия. Редкостный цинизм, но деньги не пахнут. Эти события обязаны быть предметом тщательного изучения историками и политологами. Особенно, учитывая, что в вышеназванную «немецкую партию» входит семья Бушей, «подарившая» Соединённым Штатам двух президентов. А ещё в неё входит семья Рамсфелдов, чей отпрыск, занимавший пост министра обороны, исследовал проблему «трансформационных событий» и доказывал их необходимость и полезность для Америки.

Теперь постараемся увидеть всю картину целиком.

Рамсфелд продаёт возглавлявшуюся им «Сирл энд Компани» тому, кто специализируется на создании губительной для человечества генномодифицированной продукции, на биологическом оружия и, мягко говоря, на подозрительной фармакологии – корпорации «Монсанто». Туда вскоре внедряется Гейтс, чья роль в коронавирусной эпопее не просто подозрительна, а откровенно вредна. «Монсанто» обзаводится  «Байером», который в качестве второй редакции замаранного нацистским прошлым IG Farben, был спасён мерами, предпринятыми  «немецкой партией» США. В число деятелей последней и одновременно в группу неоконсерваторов, стремящихся к абсолютному господству США, входит господин Рамсфелд. Он давно окормляет биохимию и неспроста попал на должность главы военного ведомства США прямиком с поста главы фармацевтической компании «Гилеад Сайентсиз». То есть он не случайный человек в этой научно-практической сфере, на которую Пентагон, лидеры Запада возлагают особые надежды в свете своих стратегических геополитических целей. Он есть тот самый неокон, который порождён симбиозом специфического нацизма и троцкизма. Единомышленники Рамсфелда (и стоящие за ними подлинные хозяева Америки) уповают на некое ТС (возможно – на серию ТС), что должно изменить мир, сделав его абсолютно другим и подчинённым американцам. Я не постесняюсь назвать их бандой, которая для достижения глобальной цели не остановится перед развязыванием победоносной глобальной же войны, хоть атомной, хоть биологической, хоть какой-то ещё. С неким предшествующим ужасом, в который, по их мнению, надо вогнать население Земли.

Господство над планетой… Американцев ли? И каких именно американцев? Кто тут будет на подхвате, а кто развернётся во всю неоконовскую мощь, она же – троцкистско-нацистский реванш?

Напоследок хотелось бы сказать несколько слов по одному частному поводу. К советским фильмам жанра «про шпионов» можно относиться по-разному. Это кинопродукция для массового потребления, иногда со средними, иногда с хорошими сценариями, с такой же режиссурой и игрой актёров. Цензурированные, эти ленты выпускались в советскую эпоху, когда в их основе, как правило, лежали бесспорные архивные документы, либо другие данные, добытые разведкой. Один из классических образцов – «Мёртвый сезон» (1968), далёкий, на мой взгляд, от художественных изысков, зато сделанный добротно и рассчитанный на широкую публику. О его документальной базе очень убедительно повествует легендарный разведчик Рудольф Абель (Вильям Фишер) из той генерации советских людей, которые обладали фантастической идейной закалкой, не говоря о высочайших профессиональных знаниях и умениях, и которые не были пока замещены разными, скажем вежливо, мямлями. Фильм предваряется ответственным и правдиво-жёстким выступлением Абеля. Есть смысл ещё раз послушать его:

«Вы, вероятно, читали в газетах заметки, которые в последнее время довольно часто появляются. О том, что в некоторых капиталистических государствах проводятся опыты по использованию бактериологических и химических средств массового уничтожения людей. Эти последние особенно страшные, потому что они поражают психику людей и уничтожают его нервную систему. В английском городе Портоне, в канадском Саффилде имеются лаборатории, в которых хранятся возбудители самых страшных эпидемий, которые когда-либо поражали человечество. Во время войны мне довелось встретиться с одним немцем – врачом, отъявленным нацистом, который цинично заявлял о том, что необходимо уничтожить беспощадно всех неполноценных людей во имя улучшения человеческого рода. Эти бредовые идеи не погибли вместе с гитлерской Германией. В США я встретился с одним американским офицером из Форт-Детрика.., который выражал те же самые мысли. Всякий раз, когда подобные люди имеют в своих руках такие страшные средства.., встаёт вопрос – раскрыть их замыслы. Раскрыть для того, чтобы избежать катастрофы…».

С тех пор много воды утекло. Средства, о которых шла речь в фильме, стали ещё более изощрёнными. Пожалуй, здесь и COVID-19 всего-навсего лёгкая затравка для грядущих тяжёлых испытаний. Поэтому в последней абелевской фразе отражена сверхзадача, которая актуальна как никогда. Предотвратить катастрофу, в подготовке которой сомкнулись ряды разношёрстных сил, объединённых своркой, которую крепко держит властная рука! Чья? Проникая в коридоры идеологических, экономических, военных хитросплетений западной политики, как государственных, так и частных, мы в состоянии обнаружить это и даже гораздо большее… Ведь давно сказано: «Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы».

 

Материал подготовлен по выступлению на канале "Суть времени".

https://zavtra.ru/blogs/ibo_net_nichego_tajnogo

 


12.10.2020 Смысл игры 155

 

 

Что бы сказал Пушкин Собянину и когда ждать ковидные бунты? - Кургинян о коронавирусе, 15 серия

00:00 – Интро
00:14 – событие 1815 года, от которого мир трясло более столетия
03:27 – холерные бунты в России
10:17 – чиновничий беспредел в Петербурге и запрет на уныние
14:13 – почему актуальны сегодня слова Пушкина о карантине
17:30 – народ чувствует идиотизм происходящего
23:19 – нельзя двигаться по инерции к беспредельному одиночеству
27:42 – что может указывать на рукотворность COVID-19?
30:52 – пазл складывается? Кто получил нобелевскую премию по химии
33:17 – кто запретил Трампу сказать «правду» о коронавирусе
40:33 – о гражданской решительности и пенсионной реформе
49:16 – анекдот Шолохова про зайца и верблюда
53:36 – о возможности альтернативной точки зрения


Лидер движения «Суть времени», аналитик и политолог Сергей Кургинян напоминает, что относительно недавно по историческим меркам (менее двухсот лет назад) Россия уже боролась с загадочной эпидемией – эпидемией холеры. Об этом заболевании тогда мало что было известно.
Тогдашняя ситуация в чем-то очень схожа с сегодняшней. Власть пребывала в растерянности, но не могла не действовать. Действия же зачастую были неадекватны: обязательная изоляция жилых домов в крупных городах, повсеместные кордоны на дорогах – со стрельбой на поражение за их нарушение, запреты для обывателей предаваться гневу, страху, унынию и беспокойству духа...
Неадекватная борьба властей с распространением холеры привела к холерным бунтам и, как следствие, к необходимости резко свернуть административный произвол чиновников, не понимавших ни того, с чем они должны бороться, ни того, как на самом деле живет страна, которую они взялись спасать от эпидемии.
Политолог отмечает, что даже поверхностное изучение этого исторического вопроса позволило бы сегодняшним администраторам извлечь немало поучительных уроков. Потому что даже хорошие и смелые люди, не понимающие, с чем они столкнулись, способны в административном раже наломать таких дров и разнести страну в такие клочья, что любая эпидемия покажется пустяком.
Аналитик поясняет, что для выхода из сегодняшнего кризиса (порожденного как эпидемией COVID-19, так и контрпродуктивной борьбой с ней) требуются три вещи: напряжение ума, напряжение воли (для преодоления инерционности) и напряжение коммуникативности (потому что в одиночку остановить негативные процессы такого масштаба невозможно).
В частности, меры, которые можно было оправдать в условиях полного отсутствия сведений о страшной болезни, становятся взрывоопасными, когда новые знания свидетельствуют о бессмысленности и вредности этих мер. А народ хоть и не может объяснить, но прекрасно чувствует весь идиотизм и злонамеренность навязываемых ему ограничений.
«В прошлом году карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков, прекратили доходы крестьян и помещиков и чуть не взбунтовали 16 губерний…» Этот текст написан нашим великим поэтом Александром Пушкиным в далеком 1831-м.
Кургинян убежден, что никогда не надо компенсировать растерянность гиперактивным административным ражем, а тем более в условиях глобального мутного потока, волокущего весь мир к чему-то крайне нехорошему. Ведь ограничиваются уже не только права человека на свободу собраний и передвижений, но даже на свободу мысли. Запрещены дискуссия и научные исследования, цензурируются публичные высказывания – даже президента самой могущественной страны мира.
Кто же может сказать «цыц» главе единственной в мире «суперимперии» – США? Какую же силу должен иметь этот коллективный «цыкатель»! Кто этот субъект? Ведь тот, кто так «цыкает», подчеркивает Кургинян, тот и устраивает всю эту глобальную трансформацию с «ковидом», карантином и т. д.
И сколько же нужно напряжения ума и воли, чтобы этой трансформации сопротивляться! Причем это напряжение требуется одновременно и от чиновников, и от народа, отмечает политолог.
Однако гражданское общество раз за разом демонстрирует полное отсутствие какой бы то ни было решительности – даже в рамках мирных, абсолютно законных действий. Оно тихо накапливает негодование, ожидая мгновенного взрыва – бесконтрольных, бессмысленных и контрпродуктивных конвульсий. Вот только в сегодняшней ситуации такой взрыв может привести к прекращению исторического существования России.

Суть времени

 

28.11.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XV


Отсутствие понимания не должно компенсироваться избытком административной воли. Это бессмысленно и контрпродуктивно. И можно доиграться до чего-нибудь очень нехорошего

Холера. Обложка журнала Le Petite Journal от 1 декабря 1912 г.

Настало время обсудить самые трудные проблемы, связанные с ковидом и тем, что этот ковид породил в умах и сердцах, а также в нашей реальной жизни. Но перед тем как к этому перейти — чтобы перебросить мост между общей психологической проблематикой и проблематикой научной или, если можно так сказать, научно-методологической — я вкратце расскажу о делах давно минувших дней.

В апреле 1815 года на территории Индонезии произошло очень крупное извержение вулкана. Это извержение сильно изменило погодные условия не только в самой Индонезии, но и во всем макрорегионе, в том числе в Индии. В итоге 1815 год в Индии и в Юго-Восточной Азии называли «годом без лета».

Считается, что в результате такого изменения погоды произошла мутация бактерии, возбуждавшей холеру, и что местом этой мутации была индийская провинция Бенгалия.

А дальше из Бенгалии началось распространение этой самой холеры по всему миру. И в результате такого распространения мир трясло более столетия. Да-да, более столетия — с 1816-го по 1923 год.

До территории России всё это докатилось в 1823 году. И первым местом, где столкнулись с этим несчастьем, была Астрахань. После этого (а впервые в Астрахани, напоминаю, холера была зарегистрирована в 1823 году) еще шесть лет регистрировались только отдельные вспышки заболевания. Причем за пределами Астрахани в этот период зарегистрировали одну лишь вспышку в 1829 году — в Оренбурге, кажется.

Считается, что дальнейшее развитие эпидемии холеры произошло в России в связи с возвращением русской армии из Азии, где армия несколько лет вела войны — сначала с Персией, а потом с Турцией.

В 1830 году холера поразила уже не только Астрахань, но и Тифлис, откуда началось бегство населения, испугавшегося страшной напасти.

Поначалу холеру спутали с чумой. Потом разобрались, что к чему, начали принимать меры.

Возглавить борьбу с холерой царь Николай I, который очень мужественно себя вел в связи с этой напастью, поручил министру внутренних дел Закревскому — герою ряда войн, человеку безусловной личной смелости, несомненного ума и административного рвения.

Борьба началась очень решительно. В крупных городах развернули временные холерные больницы.

Беда состояла в другом. Закревский мог прекрасно бороться с тем, что ему было понятно, например, с действиями враждебных армий. Но он был абсолютно внутренне растерян, когда он совершенно не понимал, с чем ему поручено бороться. Эта растерянность не сдерживала его административное рвение, и современники справедливо утверждали, что Закревский действовал очень энергично — и совершенно нелепо.

Хозяйственная жизнь страны была парализована повсеместными кордонами. В тех, кто пытался проехать сквозь кордоны, мотивируя это хозяйственной необходимостью, приказано было стрелять. В итоге начались хорошо известные историкам холерные бунты, с историей которых надо бы ознакомиться тем, кто сейчас осуществляет некие действия в связи с ковидом.

В Тамбове, например, пятитысячная толпа горожан захватила губернатора, которого потом, слава богу, удалось спасти с помощью конной жандармерии.

В Севастополе восставшие удерживали власть на протяжении пяти дней. А это тогда был такой же крупный военный центр, как и сейчас.

24 сентября 1830 года в Петербурге узнали о том, что эпидемия пришла в Москву. И царь Николай I не только не спрятался, он рванул туда — для того чтобы, как он говорил, не повторился чумной бунт 1771 года.

Власть пыталась осуществлять не только административные, но и информационно-пропагандистские действия. Так, генерал-губернатор князь Голицын издавал специальную холерную газету, целью которой было пресечение слухов и паники среди населения.

Но, несмотря на всё это, в апреле 1831 года появились первые признаки холеры в Петербурге. И это вызвало страшную панику.

Ужасные формы заболевания и связь заболевания с плохой пищей и питьем вызывали подозрение в том, что народ травят доктора и полиция. А поскольку всё это произошло в год подавления польского восстания, то во всем видели еще и происки поляков, которые якобы ночами ходят по огородам и посыпают овощи ядом.

Появилось слово «холерщик» — это тот, кто содействует распространению болезни специально. Всякого, кого подозревали в том, что он холерщик, забивали насмерть.

В июне 1831 года произошел холерный бунт в Петербурге, пресеченный прямым появлением среди толпы императора Николая I. Он себя вел блестяще. Но, конечно, если бы одновременно с этим за его спиной не стояли войска и не были наведены пушки на людей, то его поведение само по себе не оказало бы никакого серьезного воздействия на толпу.

Потом холера перебросилась из Петербурга в Финляндию, оттуда — в Лондон.

Из-за карантина помещики, разъехавшиеся на лето по своим усадьбам, при наступлении холодов не смогли собраться назад в городах. Этому мы обязаны знаменитой пушкинской Болдинской осенью — всем, что было написано в эту Болдинскую осень.

Ну и еще несколько слов о том, как реальные ужасные события получают совершенно непонятный власти отзвук в умах и сердцах населения. В народных сказаниях говорилось, что холера — это такая злобная старуха с обезображенным лицом. Еще ее представляли в виде огромной черной птицы со змеиными головами и с длинным хвостом. Она летала над людьми и кого задевала крылом, тот заболевал.

Спасаться от холеры рекомендовалось, прячась в нетопленную баню и притворяясь там мертвым — ложиться на полку, где парились, лежать и всё время повторять себе: «Я мертвый, я мертвый, не прикасайся ко мне». И вообще, холеру надо было обманывать, притворяясь, что никого нет. Вот она стучится к тебе в дверь, говорит: «Эй, я холера!» — «Да нет никого! Тихо, тихо, молчать!» Тогда холера уходила.

На Украине (и у меня даже есть в одном из спектаклей ссылка на это прямая, театральная) верили, что холера носит красные сапоги, что она может ходить по воде, что она беспрестанно вздыхает и по ночам бегает по селу с возгласом «Была беда, а будет лихо!»

Я возвращаюсь к тому, что в Петербурге с холерой боролись особо решительно. Например, тот же Закревский — человек, повторяю, очень неглупый и невероятно мужественный, глава Министерства внутренних дел, которому Николай I поручил борьбу с холерой, — приказывал врачей, боявшихся участвовать в антихолерных мероприятиях, привлекать к военному суду в 24 часа. Что такое военный суд, все понимают.

Можно перечислять и другие мужественные действия власти, а можно и смаковать то, что именуется очевидным административным ражем. Можно рассуждать о том, что этот раж был обусловлен реальными обстоятельствами, а можно говорить, насколько глупы были чиновники. Но ясно одно — что именно гиперактивность людей, которые совсем не понимали, с чем они боролись, но должны были бороться и должны были компенсировать отсутствие понимания вот таким волевым напором, поставила тогдашний Петербург на грань бунта и хаоса. Обязательная изоляция жилых домов выглядела, как полицейская операция. Резкие действия властей были совершенно непонятны населению. И в итоге возник-таки этот самый погромный взрыв.

Растерявшийся Закревский пытался каким-то способом оседлать эту ситуацию, которая от него ускользала, им не управлялась в силу непонимания того, чем, собственно, надо управлять. Он писал буквально следующее: «Запрещается предаваться гневу, страху, утомлению, унынию и беспокойству духа». Это не анекдот — это прямая цитата из официальной инструкции МВД по борьбе с эпидемией холеры. Закревский мог бы самому себе сказать: «Запрещаю себе предаваться сразу и гневу, и страху, и беспокойству духа», но призывать к этому обывателей было несколько странновато.

Наряду с этим были и совсем бредовые запреты Закревского. Например, запрещалось пить воду нечистую, пиво и квас молодой. Всё правильно, казалось бы: было ясно, что с нечистым питьем все связано. Но подчиненные спрашивали Закревского: «А что мы должны пить-то?» Что-то же они должны были пить! Тем более что водопровода в Петербурге не было, а с обеспечением кипяченой водой были огромные проблемы.

Закревского, который был вдобавок женат на дочери одного из богатейших людей тогдашней России, упрекали в том, что он совсем не понимает, как живут простые люди. И что он отдает распоряжения, никак не сообразуясь с тем, что, говоря современным языком, старики, живущие в малогабаритных квартирах, и олигархи, гуляющие по своим поместьям, — это разные случаи самоизоляции.

В итоге в Петербурге тогда начали бить полицейских, медиков, прохожих и всех, кого подозревали в отравительстве.

Мелкая деталь, заметка на полях: в ходе таких погромов погиб героический медик по фамилии Бланк, который научился перед этим спасать людей от холеры и кидался в гущу холерных бедствий с тем, чтобы каким-то способом всё регулировать. Этот Бланк знаменит тем, что его внучатым племянником был Владимир Ильич Ленин.

Еще раз хочу подчеркнуть, что Николай I проявил тогда далеко не худшие свойства. Но главное, что спасло Российскую Империю от очень крупных неприятностей, крупнейших, было то, что после бунта в Петербурге начались послабления.

Но всё равно власть пыталась насадить и бессмысленный культ врачей (населению писали: «Верьте врачу, как Господу Богу»), и бессмысленные репрессивные меры.

Потом холера сотрясала Россию и Европу еще столетие. Но как-то к этому постепенно привыкли. Наш гениальный математик Лобачевский, который был ректором Казанского университета, писал: «К холере можно привыкать и в ней обдерживаться».

А поначалу дело было совсем плохо. Недаром Пушкин тогда написал: «Знаю, что холера не опаснее турецкой перестрелки — да отдаленность, да неизвестность — вот что мучительно».

А сейчас я ознакомлю зрителя этой передачи с дневниковой записью, сделанной Пушкиным, который был не только гениальным поэтом, но и великим мыслителем, и наимудрейшим человеком, который умел схватывать главное. Эту дневниковую запись Пушкин сделал в 1831 году. Я зачитаю ее дословно, без сокращений.

«Покамест полагали, что холера прилипчива, как чума, до тех пор карантины были зло необходимое. Но коль скоро начали замечать, что холера находится в воздухе, то карантины должны были тотчас быть уничтожены. 16 губерний вдруг не могут быть оцеплены, а карантины, не подкрепленные достаточно цепию, военною силою, — суть только средства к притеснению и причины к общему неудовольствию. Вспомним, что турки предпочитают чуму карантинам. В прошлом году карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков, прекратили доходы крестьян и помещиков и чуть не взбунтовали 16 губерний. Злоупотребления неразлучны с карантинными постановлениями, которых не понимают ни употребляемые на то люди, ни народ. Уничтожьте карантины, народ не будет отрицать существования заразы, станет принимать предохранительные меры и прибегнет к лекарям и правительству; но покамест карантины тут, меньшее зло будет предпочтено большему и народ будет более беспокоиться о своем продовольствии, о угрожающей нищете и голоде, нежели о болезни неведомой и коей признаки так близки к отраве».

Сколько прошло с 1831 года, когда Пушкин это написал? Уже чуть ли не два столетия, скоро будет 190 лет. Ну хоть как-то можно было бы о чем-то задуматься? А прежде всего — вот об этой растерянности, которую не надо компенсировать административным ражем.

Я на протяжении всего времени, пока длится эта ковидная эпопея в России, каждую ночь читаю книги по иммунологии, вирусологии, эпидемиологии, молекулярной биологии, генетике и так далее. У меня есть для этого минимальное количество свободного времени, которого у администраторов нет. И есть какая-то предрасположенность к тому, чтобы что-то впитывать, хотя грешен: я любил математику и физику, а также другие дисциплины, уж конечно, гуманитарные в первую очередь, но не любил никогда ни медицину, ни биологию, ни органическую химию. Повторяю, у меня на это есть какой-то драйв, безобязательность: я не администратор — и свободное время. У тех, кто этим занимается, всего этого нет.

Закревский был очень мужественными и толковым человеком. При этом он наломал таких дров, что дальше некуда. Конечно, можно с помощью пиар-кампании его представить как полного идиота, пишущего неизвестно что. Но он же не был таким.

Но то, что он не был таким, ничего не меняло по существу. Потому что он видел перед собой что-то абсолютно загадочное, спросить было не у кого, растерянность была огромна. И он начал говорить: «Так! Маски надеть! Ходить в ногу! Выходить на прогулки по очереди!» — или что-то еще в этом духе.

Отсутствие понимания не должно компенсироваться избытком административной воли. Это бессмысленно и контрпродуктивно. И можно доиграться до чего-нибудь очень нехорошего.

А разбираться во всем этом очень трудно. Особенно трудно тогда, когда глубокое отвращение вызывают заполошные отрицания всего и вся, огульные отрицания всего, что делает медицина, эпидемиология и так далее.

Народ справедливо чувствует, что много идиотизма и чего-то нехорошего в действиях медицины. Он не понимает, что это, разобраться он не может, а когда это всё огульно начинает отвергаться — громко, зычно и на первый взгляд убедительно, — то, естественно, народ это слушает. И в каком-то смысле, когда нечто сволочное делается всеми этими Гейтсами, засучившими рукава (а они их явно засучили и готовятся к новому «хапку»), то подобные вопли, патетически упрощенные, вдруг начинаешь воспринимать как ну хоть какую-то реакцию на происходящее.

Но ведь понятно же, что это вопли бессилия, неразумности, беспомощности, и что это всё равно как луддиты, которые чувствовали огромное зло в машинах, и ломали машины, чтобы вернуться в эпоху ремесел. Но это же невозможно! Есть горькая невозможность сделать это.

И тогда возникает очень серьезная развилка.

Либо действительно осуществляется в каком-то смысле избыточное напряжение ума — для того чтобы понять реально, что происходит, выйти на рандеву с современной наукой, встретиться с нею, что почти невозможно (но когда дело плохо, это «почти» надо преодолевать — вот тут-то нужны сочетание ума и воли).

Либо надо спасовать.

Когда меня спрашивают: «А что делать-то?» — я могу ответить. Прежде всего надо напрячь извилины. Хотите или нет — но надо. Всерьез. И не говорите панически: «О, он долго разговаривает (в передаче „Смысл игры“. — Ред.), у меня уже через 15 минут мозги отключаются!» Помойтесь холодной водой и включите мозг. Заставьте его работать. И мозг, и душу.

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день, и ночь, и день, и ночь!

И ум — тоже.

Вот когда в чем-то разберешься — с чьей-то помощью, сам, не важно, с чьей помощью, но всерьез, тогда поймешь, что нельзя двигаться по инерции. Я очень скептически отношусь к известному афоризму «Если тебе дают линованную бумагу, пиши поперек», потому что вопрос же в том, что именно ты пишешь, а не в том, чтобы везде писать поперек. Но если инерция волочет тебя не туда, то не дай себя уволочь в это «не туда». Почувствуй силу этого огромного потока, несущего тебя, как щепку, и ощущение, что несет-то он тебя к водопаду, где ты упадешь, переломаешь кости, и не один, а вместе со всеми, кого ты любишь. Греби в другую сторону, против течения, как бы это ни было трудно. Выбирайся на берег, делай что угодно, но не позволяй этой инерции возобладать.

Сначала — включение мозга.

Потом — пробуждение как отказ от автоматизированного инерционного поведения («завтра я буду вести себя так, как сегодня, послезавтра — так, как завтра», и так каждый день).

А дальше — третье. Ну как-то всерьез переживите трагическую правоту фразы героя Гарри Моргана из произведения Хемингуэя «Иметь или не иметь», который сказал: «Человек один не может ни черта». В одиночку с такими инерционными потоками не борются. С ними борются только вместе. И преобразуя себя внутри этого «вместе», я понимаю, как мало на это шансов, я понимаю, как это трудно, как разобщены сегодня люди. Ведь самое страшное, что поселилось теперь в умах, сердцах, внутри волевых каких-то мускулов человеческих, — это одиночество. Оно было уже велико и в предшествующие годы, а сейчас оно стало запредельным.

И оно будет нарастать. Вся эта дистанционка, все эти карантины и прочие мероприятия, всё это нужно для того, чтобы нарастить одиночество и сломать человека, который еще за что-то цепляется. Потому что один он не может ни черта.

Сколь бы идиотскими ни были современные потребительские формы коммуникации, тем более, что они тоже всё время вырождаются всё больше и больше… Я наблюдаю иногда, как в ресторане сидят какие-нибудь девчонка и парень, и оба смотрят в мобильные телефоны и что-то набирают. Непонятно, зачем пришли и сели друг напротив друга… Повторяю, какими бы идиотскими ни были все эти тусняки, это еще конвульсии людей, особенно молодежи, призванные как-то пробить барьер одиночества, вот эту стенку пустоты и одиночества. Сейчас это всё будет нарастать.

Значит ли это, что я хочу сказать, что всё это только происки и что никакого заболевания нет и так далее? Вот это было бы очень просто: «Чинят зло» и так далее. Чинят, чинят зло! Да еще какое! И будут творить его еще больше. Но это не значит, что ничего нет. Ковид — это заболевание, которое, с моей точки зрения (после всего, что я прочитал, и я тут не одинок), однозначно является рукотворным, содержит в себе вставки в геном, которые есть очевидное проявление воли людей, построивших это биологическое оружие.

Это серьезное оружие. Не такое смертельное, как говорят, не такое всесокрушающее, как говорят. Не такое загадочное, чтобы его нельзя было лечить. Но очень серьезное. И приравнивание его к гриппу мне представляется не вполне справедливым.

Но последствия того, как с ним борются, впадая в административный раж, ничего не понимая, обожествляя мнение каких-то иногда совсем не первоклассных и весьма ангажированных специалистов и пренебрегая почему-то мнением других людей, всё то, что будет с этим связано, породит чудовищные последствия, несопоставимые с той бедой, которую приносит сам ковид. И с источником которой надо было бы, между прочим, тоже разобраться, сняв запрет на мышление и на рассмотрение разных вариантов природы заболевания. Потому что даже и лечить-то трудно потому, что стоит запрет на понимание («считаем, что это всё вот так и не иначе»).

Вот когда признаешь, что заболевание-то есть, никуда не денешься, и что оно еще такое заковыристое, тогда можно сопоставить всерьез издержки, связанные с развитием самого заболевания, и издержки, связанные с мерами, которые применяются для того, чтобы якобы это заболевание сдержать.

И тогда вдруг оказывается, что на повестке дня стоят сложнейшие научные проблемы. А также то, как эти научные проблемы сплетаются с коммерческими интересами, со злой и масштабной политической волей, с основными трендами в развитии человечества и, прошу прощения, с тем, что называется буржуазным или антагонистическим обществом. Обществом господ и рабов, обществом, абсолютизирующим власть и прибыль. Все это начинает сплетаться воедино.

Генри Хит. Набросок из отдела здравоохранения или настоящая азиатская холера. 1832 г.

7 октября 2020 года в Стокгольме объявили имена лауреатов Нобелевской премии этого года. Ими стали уже знакомые зрителю этой многосерийной передачи Эммануэль Шарпантье и Дженнифер Дудна, создательницы технологии CRISPR-CAS9. Так что всё разворачивается именно так, как было предсказано. Нобелевский комитет Королевской академии наук присудил этим ученым премию 2020 года по химии. За что? За развитие метода редактирования генома.

Было заявлено, что Шарпантье и Дудна первыми предположили, что механизм CRISPR-CAS9 можно применить для запрограммированного редактирования генома, и что в этом их выдающаяся заслуга, и что это стало одним из самых важных открытий в области генной инженерии.

Конкретно члены Нобелевского комитета заявили следующее: «Когда Шарпантье и Дудна исследовали иммунную систему бактерий Streptococcus, они открыли молекулярный инструмент, с помощью которого можно делать точные разрезы в генетическом материале, что позволяет легко изменять код жизни. Используя такие генетические ножницы, можно вносить изменения в ДНК животных, растений и микроорганизмов с чрезвычайно высокой точностью».

А почему тут не договорено-то, а? «Используя такие генетические ножницы, можно вносить изменения в ДНК животных, растений и микроорганизмов с чрезвычайно высокой точностью». А в ДНК людей? Что, разве такие изменения уже не вносят? Эти изменения могут иметь только позитивный характер? Разве сама Дженнифер Дудна, которая сейчас получит премию, не сказала, что ее преследует Гитлер, который приходит к ней во сне и говорит: «Вот, молодец, нашла точно то, что нужно»? Что означает такая констатация? Она не является лукавой в каком-то смысле?

И какова же сила, которая прет для того, чтобы это все осуществлять!

Президент Трамп в разгаре своей предвыборной кампании, в которой решается не только его судьба, но и очень многое, заболел этим самым ковидом. В Twitter написал, что вскоре вернется к участию в предвыборной кампании, что чувствует себя лучше, чем 20 лет назад, и призвал не бояться коронавируса. Лечился Трамп в национальном Военно-медицинском центре имени Уолтера Рида (который нам уже известен) от коронавирусной инфекции.

А потом Трамп записал новое обращение, призвав соотечественников не бояться пандемии: «Я только что покинул Медицинский центр Уолтера Рида, и это действительно нечто особенное. Доктора, медсестры, службы экстренного реагирования… И я очень много понял о коронавирусе. И еще одна несомненная вещь: не давайте ей (болезни) доминировать над вами! Не бойтесь ее!»

Вот что по этому поводу нам сообщает ТАСС: «Администрация сервиса микроблогов Twitter во вторник пометила как распространяющие дезинформацию сообщения президента США Дональда Трампа о том, что от гриппа умирает больше людей, чем от коронавируса».

Конкретно ТАСС цитирует такое высказывание Трампа: «Наступает сезон гриппа. Каждый год много людей, иногда больше 100 тысяч умирают от гриппа, несмотря на существование вакцины. Собираемся ли мы закрывать нашу страну? Нет, мы научились жить с ним так же, как мы учимся жить с коронавирусом, который гораздо менее смертоносен для многих групп населения», — написал американский лидер.

Он же не написал «вообще гораздо менее смертоносен».

В настоящее время, сообщает нам ТАСС, это сообщение скрыто с уведомлением от администрации сервиса, в котором говорится, что (цитирую администрацию): «Этот твит нарушает правила Twitter о распространении дезинформации и потенциально вредной информации, относящейся к коронавирусу».

Администрация сети микроблогов также указала, что не намерена удалять сообщение президента, так как оно (цитирую) «может представлять общественный интерес».

По данным телекомпании CNN, сообщает нам ТАСС, аналогичный пост Трампа в Facebook был удален.

В тот же день ТАСС сообщает, что директор Национального института аллергических и инфекционных заболеваний США Энтони Фаучи считает, что состояние президента Дональда Трампа, у которого был выявлен коронавирус, еще может усугубиться.

И понеслось!

Трамп, конечно, в настоящий момент является человеком, борющимся за продолжение своей власти над очень проблемной, очень сильно загнивающей сверхдержавой. Над единственной суперимперией, которой являются США. При том что эта суперимперия или сверхдержава — она, я подчеркну еще раз, сильно больна. Но другая суперимперия ничуть не менее сильно была больна при Нероне или Калигуле — и продолжала еще какое-то время дергаться с очень большими последствиями для мира. Так что болезнь — это одно, а статус — это другое. Трамп является действующим императором в этой больной империи. И он борется за продолжение своей власти. И неизвестно, победит ли.

Поэтому можно отчасти понять, что какие-то информационные системы могут по отношению к нему вести себя специфическим образом. Но он император. Он действующий император, в руках у которого находятся все рычаги покамест. И который же тоже может дернуть. И неизвестно еще, победит или нет.

Какая же должна быть сила цензуры для того, чтобы так повести себя не с рядовым гражданином, не с крупным врачом, не с лауреатом Нобелевской премии, не с группой врачей, как это было в Бельгии, а с этим императором, отнюдь не обладающим мирным норовом, как и любой император в этой империи! Какая же должна быть сила цензуры! А я всегда в таких случаях обращаю внимание зрителя на то, что вопрос не только в силе этой цензуры — в субъекте.

Кто, кто может так цыкать?

Вот кто может так цыкать, тот все это и гоношит. А цыкает он неслыханным образом на всех. На самых уважаемых ученых и врачей. На любые медицинские сообщества. На кого угодно. Он знает истину в последней инстанции, он один — этот «цыкатель».

Я уже обращал внимание зрителя на то, что термин «глубинное государство» после того, как этот термин стал употреблять сам Трамп, вышел за рамки некорректного маргинального термина, он стал как бы одним из терминов, который использует политический истеблишмент. Так вот, глубинное ли это государство, или что угодно еще — не важно… Вот кто этот «цыкатель»? Почему он так цыкает?

И почему так надо цыкать в условиях, когда холерные бунты и их аналоги в XXI веке уже близки?

Все уже закипает и будет закипать еще больше. А климат-то совершенно другой. Это не безграмотное население, малая часть которого умирает в столицах. Это цивилизация XXI века со всеми информационными ресурсами и возможностями, со всеми средствами коммуникаций, со всем норовом своим, который, видимо, кто-то хочет смирить. Но ведь неизвестно, пойдет ли речь о смирении этого норова или о том, что этот норов в самых безобразных вариантах вырвется наружу.

Я всем этим, честно признаюсь, обеспокоен до крайности. К сожалению, и сейчас в нашем обществе нет спокойной, вежливой и настойчивой решительности при реализации своих гражданских прав. Вот нету этой спокойной, вежливой настойчивой решительности.

Недавно движение «Суть времени» опять провело в виртуале, как это вытекает из сегодняшней ситуации, так называемый «День людоеда» в связи с пенсионной реформой. Совершенно непонятно, чего добивались, проводя эту реформу. Особенно теперь, когда этим же пенсионерам говорят: «Не высовывайтесь на улицу». Непонятно совсем, что делали и зачем. Какой цифровизаторский бред лежал в основе всего этого?

Но я настаиваю на горькой истине, которая состоит в следующем: если бы до принятия этой пенсионной реформы — не важно, по чьему призыву — Зюганова, движения «Суть времени», третьих лиц — 100 тысяч москвичей, то есть несколько процентов от тех, кто задет этой пенсионной реформой, вышли бы мирно в летний день на законный митинг, с цветочками или без них, то пенсионной реформы бы не было. Вот можете мне что угодно говорить и как угодно меня за это порицать. Это ваше законное право. Но я это знаю точно.

А еще я знаю, что если бы вышло не 100 тысяч, а 300, то было бы принято решение, что на пенсию выходят на пять лет раньше.

Но этого не было. Население не пользуется своими правами — законными, мирными. Оно до поры до времени на это все машет рукой и говорит: «А, это все бессмысленно!»

А вот потом — потом, когда накипит по-настоящему, — это все взорвется конвульсией. Сначала не будет ничего, и идиоты элитные будут потирать руками и говорить: «Как у нас все хорошо сгоношилось!» А потом будет мгновенный взрыв, который все разнесет в клочья и не решит проблем, ради которых он произойдет. Он ничего не решит. Он выкинет на поверхность еще какую-нибудь нечисть — такую, что еще будем вспоминать прошлое отнюдь не худшим образом. Но этот взрыв может стать концом исторической жизни весьма несовершенного российского государства и началом такого разворота, что мало не покажется.

Поэтому единственное настоящее-то спасение заключается в том, чтобы интеллигентно, спокойно, респектабельно, мягко использовать свои гражданские права. Но именно этого и нет.

Под давлением каких-то административных кретинов порядочный человек, член Академии медицинских наук, который написал, какой вред детям принесет дистанционное образование, подал заявление об уходе.

Если бы 100 тысяч людей просто его поддержали — спокойно, вежливо, не только без нарушения закона, но и самыми мягкими способами, он был бы восстановлен. Это один из тех интеллигентов, который захотел вступиться за народ. Народ не может без своей интеллигенции бороться. Этих представителей, готовых поддерживать народ, очень немного, они на вес золота. Почему нет поддержки? Потому что хочется терпеть, копить, а потом все ломать? А потом чесать репу по поводу сломанного и на обломках пытаться делать что-то самим заново? А если на этих обломках другие будут делать что-то?

Ленину удалось что-то построить на обломках только потому, что шла мировая война, была всеобщая усталость и все боялись, что народы восстанут. И он фактически в Рапалло обменял признание Советской России и отсутствие массированной интервенции на то, что Советская Россия займется собой в существенной степени. В этом правда той ситуации. Он сыграл в офицерскую рулетку на грани жизни и смерти — и что-то построил.

А что построили после 1991 года, когда к концу 1980-х в стране, наконец, накопилось недовольство разного рода стеклянными глазами и бюрократическими фейсами? Что потом построили? Видно же, что. Если еще раз это будет взорвано — что опять будет построено?

Единственное, что можно делать — это вовремя, корректно, спокойно использовать имеющиеся гражданские права.

Еще раз повторю, есть три спасительные вещи: напряжение ума, отмена инерционности (то есть напряжение воли) и понимание, что надо действовать сообща (то есть напряжение коммуникативности). Это спасительно. А скрежетание зубами, накапливание всяких мифов и всего прочего и подготовка взрыва — губительно, и может оказаться концом всего.

Поэтому, вопреки всему происходящему, я прекрасно понимаю, что, скорее всего, это фольклорное существо в красных сапогах притопает и принесет с собой беду. У Пушкина, кстати, его трагедия «Борис Годунов» называлась вначале «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве».

Понимая, что притопает эта беда, я все равно до последнего буду бороться за то, чтобы возобладали возможность напряжения ума, воли и коммуникативности, а также возможность использования всего того, что порождает дееспособное гражданское общество, которого нет. В потребительском мире невозможно сформировать гражданское общество или даже его очаги. Или почти невозможно.

Уповаем ли мы на чудо или на что-то еще, но это чудо есть супернапряжение нашей воли, нашего ума, нашей души. И все это вместе должно избыть то, что маячит за Нобелевской премией по редактированию генома, за запретом Трампу высказывать свои позиции и за теми историческими реалиями, с которыми я вас познакомил.

Я знал людей, которые настаивали на том, что Шолохов и вправду рассказал Сталину анекдот про зайца, который бежал в милицию доказывать, что он не верблюд, потому что узнал о том, что всех верблюдов будут вскоре хватать, стричь наголо и подковывать. А он, заяц, не хочет, чтобы его по причине путаницы постигла судьба верблюда.

Якобы Шолохов рассказал Сталину этот анекдот, намекая на то, что им, Шолоховым лично, заинтересовались работники НКВД, спутав его с теми, кто обоснованно интересовал данное ведомство.

Что по поводу этой притчи (или правдивой истории — тут как хотите, так и считайте, мне так кажется, что правдивой истории) говорили наши антисоветские диссиденты? Почему эта притча стала в конце советской эпохи расхожей? («Докажи, что ты не верблюд».)

Потому что нашим диссидентам хотелось продемонстрировать на примере этой притчи идиотизм советской бюрократии, у которой мозги заплыли жиром, — косной, высокомерной, неумной. Бюрократии, не способной распознавать врагов и зачисляющей в разряд врагов всех подряд. И так далее.

Так что утверждали диссиденты, разрушившие Советский Союз, по поводу этой бюрократии?

Что, во-первых, на Западе существует другая, гораздо более разумная система, лишенная данного омерзительного советского нераспознавания, при котором надо все время доказывать, что ты не верблюд.

Что, во-вторых, мы должны освободиться от своей ужасной системы — вот такой, основанной на доказательствах, что ты не верблюд, — и скопировать западную, которая, в отличие от нашей, не требует, чтобы ты доказывал, будучи зайцем, что ты не верблюд.

Ну и как? С чем сталкивается человечество, отказавшееся от советской модели, на современном этапе?

Оно обрело, хотя бы на Западе, более разумную и точную систему отличения зайцев от верблюдов? Нет.

Трампу говорят: «Ты верблюд! Мы тебя запрещаем!»

Он говорит: «Да я не верблюд!»

«Докажи! Не можешь доказать! Все равно верблюд! Мы определяем, кто верблюд, а кто нет!»

Этот мир, который проклинал советскую неспособность отличать зайцев от верблюдов, — он стал осторожнее при воздействиях, которые при подобных распознаваниях осуществляются? Он хотя бы почесал себе репу и сказал: «Елки-моталки, а вдруг я неправильно отличу зайца от верблюда? Вдруг у меня недостаточно для этого компетенции? Дай-ка я все-таки поговорю, разберусь, кого-то спрошу, не буду пороть горячку»?

Нету этого. Нету. Расправа с инакомыслием продемонстрировала свою западную буржуазную псевдодемократическую природу. И она оказалась почище всего, что вменялось советской системе — отчасти справедливо, а отчасти нет.

Сталин, между прочим, очень даже терпел инакомыслие. И не просто терпел, а обращал внимание на случаи, когда говорилось: «Так нельзя, надо по-другому». — «Так-так, что ви говорите?» Не было бы иначе очень многого из того, что было. Ни «Катюш» бы мы не получили, ни атомной бомбы вовремя.

Итак, если западная система даже в ее нынешнем виде (а она ведь еще и развивается в весьма омерзительном направлении, так что к нынешнему виду все никак не сводится — еще раз об этой Нобелевской премии) случайно опознает в «зайце» научного любопытства «верблюда» посягательства на свои основы, что она сделает?

Я непрерывно читаю работы по иммунологии. Сначала учебники, потом научные работы, потом журналы. Мне интересно, как устроена иммунная система. Если я, осуществляя это свое законное право на любопытство, сделаю определенные выводы по этому поводу (скромно, как человек, который постепенно с чем-то знакомится) и вдруг обнаружу, что мои выводы совпадают с выводами других людей, обладающих и статусом, и авторитетом… И если я скажу: «Это же мое право на научное любопытство, на альтернативную точку зрения; я не хаю науку, я грызу гранит этой науки» — что мне на это скажут?

Мне скажут: «Реализуй свое право, давай-ка прислушаемся, что ты думаешь по этому поводу, может быть, ты тут или там ошибаешься?..»

Мне стукнут кулаком по столу: «Молчать!»

И после этого осмелятся говорить, что «вот в Советском Союзе нужно было доказывать, что ты не верблюд…» А на Западе — нет?

В нынешнем своем состоянии западная система, которую у нас копируют, причем по-идиотски («дух Пустого, рабского, слепого подражанья»), не расстреляет «зайца», которого она перепутала с «верблюдом». Она не сделает этого сразу: «А! Так ты верблюд! Ну так я тебя сейчас к стенке поставлю». Нет, она этого пока что не сделает. Она еще готовится к этому. Ждите, все еще будет. Но пока что она этого не сделает.

Она скажет зайцу: «Поскольку ты верблюд — а это нам сказал Фаучи, а что сказал Фаучи, то и есть истина (нет бога, кроме Национальных институтов здравоохранения, и Фаучи пророк его)… Поскольку нам это сказал Фаучи, то ты верблюд. Поэтому ты даже не говори, что ты не верблюд. Ты верблюд с горбами, рожу твою видим отвратительную, а всех верблюдов мы должны отторгнуть от системы, потому что нам это сказало то ли глубинное государство, то ли какой-то союз большой фармы и каких-то совсем мафиозных групп, то ли всплывающая неонацистская подводная лодка, то ли все это вместе. И вот мы тебя как верблюда (а ты не спорь, ты и есть он) отторгаем от системы. Отторгаем от нее как представителя верблюжьего семейства. А отторгнув, мы сделаем то-то и то-то. Не расстреляем — пока об этом речи не идет. И даже не посадим, хотя это уже возможно. Вечеринку с ближайшими знакомыми собрали на Туманном Альбионе. А два года тюрьмы не хотите? Мы тебя обязательно отключим от ценных для тебя возможностей. И будем отключать от все большего количества возможностей, распознавая твой злостный верблюжий норов».

А что, не этим занялась наша прокуратура, заявив, что любые сомнения в неискусственности ковида являются недопустимыми? И что если кто-то сомневается, то он не свободомыслящий ученый, получивший Нобелевскую премию, а опасный ковид-диссидент, с которым надо соответствующим образом разобраться. Для начала — всего лишь уменьшая его информационные возможности, то есть по сути затыкая рот. А потом — как придется.

Так разве, проявляя это свойство, наша система не возбуждает в себе худшие остаточные рефлексы прошлого и при этом одновременно не копирует западную по-холуйски? Разве нынешняя наша постсоветская система (которую строили, утверждая, что освобождаются от этого самого «докажи, что ты не верблюд») прямо на наших глазах не копирует все худшие свойства западной? А разве западная не мутирует? А разве, если это так, то наша не мутирует в квадрате?

Разве все это не движется по направлению к новому тоталитаризму, посягающему на главное — на свободу мысли? Шиллеровский герой говорит королю Филиппу: «Сир, дайте человеку свободу мысли». Разве теперь не называется свободомыслие, ради которого разрушались Бастилии, ради которого делалось все на протяжении столетий, — самым опасным подрывом основ системы? Западной системы. И нашей, копирующей западную.

Разве не об этом говорится?

А что это за системы, которые так боятся, что свободомыслие подорвет их основы? Почему они этого так боятся? Потому что они слабые и гнилые.

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/d6de26da

 

 

 


22.09.2020 Смысл игры 154

  

 

Психическая атака Запада и ответ России. Кургинян о коронавирусе, 14 серия

00:00 — Интро.
00:12 — Путин должен же с кем-то дружить!
02:13 — человечество на пороге конца эпохи биологического равенства.
07:19 — что Путин считает страшнее атомной бомбы?
10:20 — как вчерашняя фантастика стала частью программ национальной безопасности.
12:04 — моральный и иной ответ на вызов технократизации человека.
15:06 — почему «генетическая гонка» грозит гибелью человечества.
20:49 — «гипноз» абсолютизации технического прогресса и возможность его преодоления.
22:44 — как Чапаев победил «психическую», и что это значит для нас.
37:53 — что такое лекарство против страха.
1:04:40 — чему учит американский боксер Рокки?
1:17:19 — генно-модифицированный музыкант потребует генно-модифицированного слушателя.

_________________________

  М.В. Ковальчук:
12.01.2016  «Природоподобные (конвергентные) технологии – глобальные угрозы и вызовы»
На западе подготовлен переход к формированию служебных людей
30.09.2015 Доклад на заседании СФ
О природоподобных технологиях как способе выйти из парадигмы хищнического разграбления ресурсов в погоне за прибылью. О выборе стратегических направлений для приложения совокупных общественных усилий.

_________________________

Сергей Кургинян в очередной передаче цикла показывает, что вопрос редактирования генома человека и связанных с этим последствий встает в мире в полный рост. Причем введение этого вопроса в актуальную политическую повестку произошло не вчера.
Еще в 2015 году известный физик и друг Владимира Путина Михаил Ковальчук, выступая на заседании Совета Федерации, отметил, что элита всегда старалась подчинить большинство, превратив его в обслугу. Но если раньше этому очевидно препятствовал факт биологического равенства людей, то теперь миру, где это так, приходит конец. Уже становится возможным технологически, путем генетической коррекции, создавать новый подвид человека – идеальных «служебных людей».
А в 2017 году уже сам Путин, выступая на Фестивале молодежи в Сочи, подчеркнул опасность такой мировой трансформации, указав, что генная инженерии без морально-нравственных ограничений – это штука пострашнее ядерной бомбы.
Кургинян указывает на то, что ученые и политики прекрасно понимают, что началась общемировая гонка в новой сфере, и дают этому моральную оценку. Далее он объясняет, почему политика морального сдерживания тут «что мертвому припарка». Если в мире принята технократическая парадигма (притом, что ее можно не принять, только если есть другая парадигма развития), то дальше можно только сливать воду и ждать гибели человечества, считает политолог.
Но что в таком случае Россия может реально противопоставить этому «дивному новому миру»?
Кургинян подчеркивает, что главной проблемой является то, что нынешнее человечество абсолютизировало технократическое развитие и представляет его в качестве развития вообще. Осязаемость и мощь технологических достижений таковы, что оказывают определенное гипнотическое воздействие. Это своего рода «психическая атака» на человечество. Кургинян уверен, что морок безальтернативности абсолютно технократического развития нужно развеять – это жизненно важно для государства и всего человечества.
Кургинян ставит ключевой вопрос: можем ли мы осуществлять интенсивное развитие – и историческое, и техническое – за пределами абсолютизации технократического момента? Есть ли примеры такого ответа? Лидер движения «Суть времени» предлагает основы, на которые можно опереться в новой войне. Он обсуждает ряд связанных животрепещущих вопросов. Кто сильнее – человек, генетически избавленный от страха и сомнений, или человек, преодолевший страх? Как соотносятся техника и талант? Можно ли сотворить гения генетически? На что способен дух?

Суть времени

 

08.11.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XIV


Всё, что сказал Путин по поводу «служебного человека», по поводу скверности такого человека, по поводу того, что это еще хуже, чем ядерное оружие, по своему моральному духу глубоко созвучно и мне, и моим соратникам

Ремедиос Варо. Вышивание мантии Земли. 1961
1961Земли.мантииВышиваниеВаро.Ремедиос
Ремедиос Варо. Вышивание мантии Земли. 1961

Лет двадцать назад я присутствовал на мозговом штурме, участники которого пытались примирить необходимость самолетов гражданской авиации лететь при взлете и посадке над определенными дачами — и интересы обладателей этих дач, которые хотели, чтобы самолеты не ревели у них над головой, и они могли бы спать спокойно, да и вообще жить спокойно. Каждое из семейств, которое жило на той или другой даче, убеждало лиц, принимающих решение о трассах, по которым летят самолеты, что трассу надо проложить подальше от их дачи. И каждое семейство делало это по очереди. Наконец, лицо, принимавшее решение, жалобно и я бы сказал даже тоскливо изрекло: «Но где-то же этим самолетам надо летать!»

Когда в прессе обсуждают, что президент России Владимир Владимирович Путин дружит с такими-то и такими-то учеными или спортсменами, бизнесменами, то так и хочется сказать: «Но с кем-то он должен дружить! Он же человек». С кем-то он должен дружить, с кем-то дружили все его предшественники с незапамятных времен. И я никак не могу понять, почему надо драматизировать факт дружбы Путина, например, с братьями Ковальчуками, вполне авторитетными физиками, разумными, патриотичными людьми. Еще никогда в истории человечества не было, чтобы глава государства не опирался на известных и созвучных ему людей, на свои представления об их надежности и так далее.

Ну, так вот. Один из таких людей, Михаил Валентинович Ковальчук, известный российский физик, член-корреспондент Российской академии наук, руководитель Института имени Курчатова, выступил 30 сентября 2015 года на заседании Совета Федерации с достаточно убедительным, развернутым докладом, посвященным в том числе и фундаментальным угрозам нашей государственности, равно как и государственности вообще.

Совершенно справедливо отметив факт чудовищной экспансии западной цивилизации, стремящейся и подчинить себе всё человечество, и извратить константы человеческого существования, Михаил Валентинович (сказав о многих опасных тенденциях, которым стремится противостоять патриотическая общественность вообще и «Суть времени» в частности) обратил внимание на следующее:

«Вам это может показаться таким как бы зловещим, странным будущим, но надо понимать, что, к сожалению, это реальность. Вот давайте грубо взглянем на мир, как устроен мир? Мир устроен был очень просто: некая элита всегда пыталась весь остальной мир поставить себе на службу. Сначала был рабовладельческий строй, потом был феодальный, потом был капитализм в том или ином виде фактически, но каждый раз это заканчивалось сменой формации. Почему? Потому что люди, которых элита пыталась превратить в обслугу, этого не хотели по двум причинам: они, во-первых, были биологически такими же людьми, как те, кто их хотел превратить в обслугу, а во-вторых, у них вырастало, по мере развития, самосознание и они сами хотели, так сказать, стать элитой. И вот весь этот круговорот происходил.

А теперь получается следующее: сегодня возникла реальная технологическая возможность (вмешательства в процесс эволюции человека). И цель — создать принципиально новый подвид Homo sapiens — «служебного человека». Если вы смотрели фильм «Мертвый сезон», вы хорошо помните, но тогда это были там какие-то рассуждения, а сегодня биологически это становится возможным сделать. Свойство популяции «служебных людей» очень простое: ограниченное самосознание, и когнитивно это регулируется элементарно, мы с вами видим, уже это происходит».

Михаил Валентинович никоим образом не восхваляет такое развитие ситуации. Оно ему претит так же, как и всем моим соратникам по движению «Суть времени». Еще раз подчеркну, что вдобавок Михаилу Валентиновичу, как это явствует из данного его выступления, претит и многое другое из того, что претит мне и моим соратникам: тут и ювенальная юстиция, и обрушение морали, и безграничный приоритет индивидуального над коллективным. Так что я совершенно не собираюсь что-нибудь оспаривать из того, что Михаил Валентинович сказал в этом докладе. Я просто хочу обратить внимание зрителя сначала на этот фрагмент, в котором на Совете Федерации поставлен вопрос о разрыве единства вида Homo sapiens. Речь идет о том, что этот вопрос уже внесен в некую повестку дня, и тут уж ничего не поделаешь. То есть нравственно, говорит Михаил Валентинович, это надо всячески отвергать. Но дальше-то что? Прогресс будет развиваться, никакие моральные сдерживания этого прогресса никакого результата не дадут. Потому что прогресс — он и есть прогресс. Он сметает любые преграды. Ну, а значит…

Дальше хотелось бы, чтобы было сказано несколько слов о том, что это значит — что значит само это развитие, что можно ему противопоставить кроме, как говорил Иммануил Кант, морального императива.

Вот этот вопрос о том, что это значит — вот это страшное движение человечества к дегуманизации (по сути речь идет об этом), к окончательному разрушению единства вида Homo sapiens — надо обсуждать отдельно.

А покамест я просто познакомил зрителя со вполне созвучным мне по моральному духу выступлением Михаила Валентиновича Ковальчука по поводу разрыва единства вида Homo sapiens. Я обратил внимание на то, что Михаил Валентинович Ковальчук — вполне авторитетный, а также на то, что прозвучало это все не где-нибудь, а на заседании Совета Федерации.

После чего я теперь познакомлю зрителя со столь же созвучным мне по моральному духу выступлением на ту же самую тему президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина.

21 октября 2017 года, то есть через два года после того выступления Михаила Валентиновича Ковальчука, с которым я вас только что ознакомил, Владимир Владимирович Путин на фестивале молодежи, проходившем в городе Сочи, сказал следующее:

«Вне зависимости от того, чем мы занимаемся или будем заниматься в будущем… Вы знаете, что это такое? Это морально-нравственная составляющая нашего дела, любого.

Вот генная инженерия — ведь это так хорошо. Но есть и другая составляющая этого процесса. Что это значит? Это значит, что человек приобретает возможность влезать в генетический код, созданный или природой, или — люди с религиозными взглядами говорят — господом богом.

Последствия практически какие из этого могут наступить?

Это значит, что — уже можно это представить, даже не очень теоретически, а уже, может, можно практически представить, — что человек может создавать человека с заданными характеристиками. Это может быть гениальный математик, это может быть гениальный музыкант. Но может быть и военный. Человек, который может воевать без страха и без чувства сострадания, сожаления, и без боли.

И вот то, о чем я сейчас сказал, может быть страшнее ядерной бомбы.

Когда мы что-то делаем, и чем бы мы ни занимались, хочу повторить эту мысль еще раз, мы никогда не должны забывать про нравственные и этические основы нашего дела. Всё, что мы делаем, должно идти на пользу людям. Укреплять человека, а не разрушать его».

И опять-таки всё, что сказал Путин по поводу «служебного человека», по поводу скверности такого человека, по поводу того, что это еще хуже, чем ядерное оружие, по своему моральному духу глубоко созвучно и мне, и моим соратникам. Совершенно ясно, что тема разрушения единства Homo sapiens, тема создания «служебных людей», лишенных боли, страха и так далее, людей, наделенных какими-то суперспособностями, очень беспокоит и самого президента, и членов его команды. И что подход, изложенный и в выступлении Ковальчука, и в выступлении Путина, созвучен по духу всему тому, что лежит в основе тех представлений о добре и зле, на которые ориентируюсь и я, и мои соратники.

Но тогда зачем я трачу время на ознакомление зрителя с этими выступлениями?

Мне представляется, что эти выступления заслуживают всяческого внимания по нескольким причинам, которые я сейчас перечислю.

Причина № 1 — и выступление Михаила Ковальчука на Совете Федерации (а не на каком-нибудь президиуме Академии наук — как говорится в таких случаях, «почувствуйте разницу»), и уж тем более выступление главы Российского государства очевидным образом вносят тематику, ранее казавшуюся научно-фантастической, в конкретную политическую повестку дня. И тем самым делают эту тематику частью программы национальной безопасности. А также частью той высшей глобальной повестки дня, в которой обсуждается на высшем же уровне вопрос о погибели или спасении человечества в XXI столетии.

Что бы ни писали отдельные ученые или журналисты, что бы ни вытворяли те, кто стоит за спиной Гейтса, что бы ни сооружала глобальная фарма или другие, еще более темные силы, — все это происходит исподтишка.

Все, на что я обращаю внимание в различных сериях этой передачи, есть мое частное мнение рядового гражданина России. Или эксперта.

А то, что вы только что услышали, уже по факту мест, где это было сказано, лиц, которые это сказали, стало частью открытой глобальной повестки дня. И превратить это открытое в сокрытое — уже невозможно.

Причина № 2, в силу которой я решил процитировать и Михаила Ковальчука, его выступление в Совете Федерации, и выступление Владимира Путина в Сочи на фестивале молодежи, заключается в том, что оба выступающих осуществляют именно моральную критику обсуждаемых глобальных тенденций, выражают свою моральную обеспокоенность по их поводу. Но они не формулируют того, что именно находится за рамками этой моральной обеспокоенности. Их моральную обеспокоенность я полностью разделяю. Но я хочу понять, что находится за ее рамками. Иначе говоря, что можно противопоставить губительному развитию технического прогресса?

Ему можно противопоставить, во-первых, моральное сдерживание. Организация Объединенных Наций, которую уже никто не слушает, или какие-то более авторитетные органы, которые кто-то почему-то захочет создать, должны — непонятно с какой стати — проникнуться моральным духом и начать говорить ученым: «Все, что служит добру, — хорошо. А всему остальному мы скажем такое же решительное „нет“, какое мы сказали применению определенных видов ядерного оружия».

Но совершенно ясно, что такое моральное сдерживание по отношению к данной проблематике «служебного человечества», редактирования генома, разделения вида Homo sapiens — все равно, что мертвому припарки. И что в такой же степени бессмыслен фундаменталистский ответ на данный вызов, согласно которому все надо вернуть в добрые старые времена. Или по крайней мере оставить так, как есть, и чтоб дальше ни-ни. Да я бы не против, но не будет этого! Понимаете? Не будет!

И авторитетный ученый-физик, выступающий на Совете Федерации, и уж тем более президент Российской Федерации понимают, что идет технократическая гонка. И что если нет ничего суперстратегического, что может вывести за рамки технократической абсолютизации, то можно только участвовать в этой гонке. То есть осуществлять форсированную цифровизацию или форсированное редактирование генома. А также форсировать все остальное в рамках этой парадигмы, абсолютизирующей технократическое слагаемое человеческого развития. И тогда получается, что за рамками морали нет ничего, кроме необходимости участвовать в этой гонке.

А если принята такая, абсолютизирующая технологическое слагаемое человеческого развития парадигма (притом что ее можно не принять, только если есть совсем другая парадигма форсированного развития), то дальше можно только сливать воду и ждать гибели человечества. Уделают американцы нас генетическим оружием, или мы их, или мы друг друга, или обе стороны останутся при своих, остановятся, боясь последствий для себя, — не имеет, в общем-то, никакого значения. Не будет эта остановка равновесной по-настоящему. Даже ядерное равновесие и то неустойчиво. А уж генно-инженерное-то — тем более.

Соединенные Штаты и совокупный Запад твердо встали на рельсы ничем не сдерживаемого развития, абсолютизирующего технократическое слагаемое развития. Именно такое развитие является глобальным фарватером, по которому движется человечество. И если не будет совсем другого развития, столь же мощного, но несводимого к абсолютизации технократического слагаемого, то никакая моральная критика, подчеркну еще раз, нас не спасет. Мы не можем отказаться от развития и не можем, коль скоро все так пагубно, двигаться в фарватере развития, абсолютизирующего технократическое слагаемое. Эти два «не можем» одинаково очевидны.

Но какое «можем» находится в сопряжении с этими двумя «не можем»? Ведь это главное.

Можем ли мы осуществлять интенсивное развитие — и историческое, и гуманитарное, и техническое — за пределами абсолютизации технократического слагаемого?

Можем ли мы сделать это развитие более мощным, более конструктивным, чем развитие, абсолютизирующее технократическое слагаемое? И есть ли оно, такое настоящее ощутимое развитие, которое не абсолютизировало бы технократическое слагаемое, и при этом было мощным, интенсивным, конкретным?

Увы, на сегодняшний день все смиряются с тем, что развитие должно быть построено не на основе важности его технократического слагаемого, а на основе безоговорочной абсолютизации этого слагаемого. Важность и безоговорочная абсолютизация — вещи разные. Причем речь идет об абсолютизации, превращающей приоритетность такого технократического слагаемого в разновидность невротического синдрома.

И тут мне (не знаю даже, почему) прежде всего вспомнилась одна, казалось бы, никакого прямого отношения к этому не имеющая, история из эпохи, когда я еще только начинал заниматься всерьез театром.

В начале 1980-х годов прошлого столетия судьба свела меня с одним из тех, кто брал шахский дворец. Этот очень неглупый спецназовец, в молодости достаточно способный боксер, выступавший в качестве спарринг-партнера одной из звезд советского бокса. Этот человек уже успел к моменту нашего знакомства обзавестись и излишним весом, и рядом медицинских проблем. Но тем не менее он очень интересовался страшно модным тогда, в начале 1980-х, японским боевым искусством с таинственным названием каратэ.

Меня в те далекие годы — впрочем, как и сейчас, — интересовало, в связи с моим занятием театром и только с этим, прежде всего то, как в восточных единоборствах, таких как это каратэ, ушу, тайчи и так далее, мобилизуются резервные возможности человека. И потому и я, и мой театр начали взаимодействовать с учениками знаменитого Тэцуо Сато, который начинал прививать каратэ в Советском Союзе.

А того моего знакомого, о котором я почему-то сейчас вспомнил, каратэ интересовало, конечно, не в связи с театром. Оно интересовало его в связи со спецназом, его основной профессией. Он, сидя рядом со мной, внимательно следил за изящными и впечатляющими упражнениями, которые делали наиболее продвинутые каратисты, и, понимая, что в слове «кáты» ударение делается на букве «а», говорил мне, искажая это слово, про наиболее убедительного исполнителя этих самых кат: «Он успеет сделать три каты́ до того, как я его убью». Потом он выходил на состязание с удивительно убедительным исполнителем фантастически красивых кат, делал несколько достаточно корявых движений ногами и руками и уходил победителем.

Почему я сейчас об этом вспомнил? Потому что в боевых искусствах техника движения, координация, мышечная свобода и многое другое имеют огромное значение. Но, помимо этого реального огромного значения, они (внимание!) обладают еще и гипнотическим супервоздействием. Человек, столкнувшийся с этим впервые, не просто ощущает колоссальность реального, настоящего вызова, проистекающего из того, что его конкурент всем этим владеет. Он еще и оказывается под гипнотическим воздействием некоего образа супермашины, виртуоза, сверхчеловека, который может такое, чего ты не можешь, а значит, надо сливать воду сразу. Или устраивать гонку за лидером.

Безусловно, надо с предельным уважением относиться к способностям, приобретаемым в ходе изнурительных тренировок, являющихся неотъемлемым слагаемым восточных единоборств.

Безусловно, надо правильно оценивать дистанцию между собой и теми, кто обладает этими способностями, навыками и так далее. Тут нужна предельная трезвость. Но она не должна превращаться из уважения к техническим (и в этом смысле сходным с технократическими) возможностям, из осознания решающей роли этих возможностей в том, что касается победы и поражения, — в некий технократический или технический синдром, который можно описать примерно такими словами: «Ежели у них там все так круто, то нам надо либо догонять, либо сливать воду».

Уважение к подобным достижениям — абсолютно необходимо. Осознание их роли в победе и поражении должно быть беспощадно самокритичным и требующим от тебя того или иного преодоления существующего убийственного разрыва.

Но под гипноз всего этого категорически нельзя попадать.

Первый раз, в раннюю советскую эпоху, о недопустимости попадания под некий аналогичный гипноз, о необходимости преодолении этого гипноза, о необходимости победы над ним было сказано в замечательном советском фильме «Чапаев». И хотя даже сегодня этот фильм знаком подавляющему числу тех, кто смотрит мою очередную передачу, я всё же попрошу зрителей этой передачи просмотреть короткий фрагмент из этого замечательного фильма (в котором показана так называемая психическая атака белых офицеров. Красноармейцы, ожидающие приближения атакующих, комментируют это действо так: «Красиво идут…»; «Интеллигенция!» Эпизод завершается тем, что Анка-пулеметчица расстреливает строй атакующих из пулемета, повергая их в бегство. — Ред.).

Мне могут возразить, что и пулемет — это техническое средство. И я, конечно же, соглашусь. Мне в принципе по роду моих занятий, типу образования глубоко чуждо любое пренебрежение техникой. Но все это упоение техникой не должно превращаться в психическую атаку, рождающую паническое желание то ли гнаться за лидером, то ли ложиться и помирать. То есть орать: «Бей нас, гад, а мы подыхать будем, но не сдадимся».

Посмотрев в очередной раз этот фрагмент из фильма «Чапаев», я в очередной раз задаюсь вопросом: а за что так возненавидели именно Чапаева, героя данного фильма, наши антисоветчики? Почему Пелевин написал книгу «Чапаев и Пустота», в которой по сути нет ни одного слова о Чапаеве?

Мне кажется, что достаточно ясно, в чем тут дело. И в этом слове «интеллигенция», которое антисоветская интеллигенция простить не может данному фильму, и в том, что какие-то плохо одетые, непрезентабельные люди могут опрокинуть такую замечательную, такую красивую картинку — благородных людей из высших сословий, которые так здорово идут, демонстрируя почти сверхчеловеческую красоту этой штурмовой атаки или штурмовой «каты». Ну невыносимо, что по такой красивой картинке, наделенной таким совершенством, так грубо стреляют!

И еще более невыносимы знаменитые слова из этого фильма, сказанные Чапаевым про эту самую красоту, она же — так называемая психическая атака:

«Петрович: Атаку они придумали, там, штаб… Пси… психическую какую-то, что ли…

Чапаев: Петь, ты сведи его к завхозу. Пусть пока при кухне побудет.

Петька: Ну идем! А я из-за тебя, брат, дядя, чуть под суд не попал.

Чапаев: Ну как думает комиссар?

Фурманов: Они хотят остановить нас переходом в контрнаступление и собирают кулак из ударных частей.

Чапаев: Да…

Фурманов: А как думает командир?

Чапаев: Ничего. Встретим.

Фурманов: Я в подив (политический отдел дивизии. — Ред.), коммунистов соберу.

Чапаев: Психическая? Ну хрен с ней, давай психическую!»

Я ведь тут не о каратэ говорю, естественно, и не о фильме «Чапаев», и не о психических атаках даже. Я говорю о некоем гипнозе, сходном с тем, что связано с ковидом или редактурой генома. Гипнозе, при котором на тебя смотрит какая-то жестокая омерзительная и одновременно в чем-то красивая гадина и говорит: «Ну что? Всё! Что ты можешь-то? Бежать от меня — или меня оседлывать. А что ты еще-то можешь, гад?»

Вот такое ощущение — «Ну что? Все!», «Рус, сдавайся, комиссары тебя предали, а в нашем лагере тебя ждет вкусный гуляш!» — присутствовало и на Болотной площади, которая возненавидела Поклонную примерно так, как наши антисоветские интеллигенты ненавидят Чапаева. Об этом, в частности, говорит то, что они просто обозвали тех, кто был на Поклонной, и «ватниками», и «анчоусами».

Это же ощущение присутствовало в Донбассе, где бандеровцы ухитрились ходить строем (о, ужас!), держа друг друга за плечи, как будто иначе нельзя, и явно уподобляясь в этом некоей пародии на психическую атаку из фильма «Чапаев». А наша интеллигенция ахала и охала: «Боже, как страшно! Они строем идут! Идут! Какая сила! О-о-о!»

А потом состоялся Красный марш, где участники движения «Суть времени» ходили строем, не держа друг друга за плечи.

А потом состоялись котлы в Дебальцево и под Иловайском. Так ведь, да?

Ну, а если уж обсуждать более близкую к нам эпоху, так, в конце концов, с Лукашенко-то произошло то же самое.

Да и в ходе Великой Отечественной войны происходило то же самое. Потому что в военном смысле, я говорил это не раз и снова повторю, немецкая армия была неслыханно великолепна. Но надеялась она не только на свое техническое совершенство, а еще и на психическую атаку. И к этой будущей психической атаке советского человека готовил замечательный фильм Эйзенштейна «Александр Невский», в котором псы-рыцари шли точно так же великолепно, неукротимо, блистательно, как белогвардейцы в фильме «Чапаев». А потом произошло то, что произошло.

Эйзенштейн готовил советский народ к тому, что потом началось. А как это произошло потом, в ходе того, подготовкой к чему был фильм «Александр Невский», прекрасно показано в советском фильме «Живые и мертвые».

И чтобы сбросить морок этого гипноза абсолютного превосходства чего-то — некоей технократической мощи, «цивилизации» — над тем, чем ты являешься, чтобы сбросить морок этот (который, повторяю, надо рассматривать отдельно от самого факта превосходства кого-то над тобой, факта, являющегося вызовом, требующим рационального осмысления), понадобилось очень и очень многое. В том числе и в ходе Великой Отечественной войны.

Теперь мы имеем дело с другим, но в чем-то сходным мороком — с мороком безальтернативности абсолютно технократического развития. Развития, абсолютизирующего именно технократическое слагаемое. И пока не будет развеян этот морок (а развеян он может быть только фактом настоящего предъявления другого интенсивного конкретного развития, не абсолютизирующего технократический момент и еще более мощного), пока этого, повторяю, не произойдет, — все будут заложниками и ковида, и всех этих фокусов с дистанционным образованием, и цифровизации, и редактирования генома, и внедрения чипов в мозг сначала свиней, а потом людей, и многого-многого другого.

Гарольд Э. Эджертон, Взрыв атомной бомбы. До 1952 г., напечатано в 1980 г.

Я решил в этой передаче, предваряющей финальную серию цикла, посвятить много времени демонстрации кинофильмов. Я вновь в следующей серии перейду к обсуждению той научной проблематики, которая наполняет идею другого развития, не абсолютизирующего технократическое слагаемое, но крайне уважающего это слагаемое, и наполняющее это другое развитие конкретным научным содержанием, а не знахарством. Но в этой серии я продолжу обсуждение все той же темы — темы ложного гипноза развития, декларирующего абсолютность своего технократического слагаемого, с опорой на определенные фильмы — по большей части, хорошие, но иногда и другие. Я не киновед в данном случае. Я в данном случае философию обсуждаю с помощью метафор.

Владимир Владимирович Путин сказал о том, что можно с помощью генной инженерии создать идеального убийцу, солдата, наделенного сверхвозможностями и не испытывающего страха. А если создан солдат, и впрямь не испытывающий страха, — то он что, заведомо лучше солдата, этот страх испытывающего, и способного страх превозмочь? Надо ли в принципе технократическими способами, не важно, какими — транквилизаторами или редактированием генома, — избавлять человека от страха? Вот это бесстрашное существо, оно на войне эффективнее или нет? Вы что, не видели таких бесстрашных дуриков, которые проваливались довольно быстро после того, как начинали свои фокусы?

Я готов представить альтернативную позицию и доказать, что человек, не испытывающий страха, — это полное барахло по отношению к человеку, который этот страх способен победить и превратить в опору бесстрашия. Этот страх что, вообще не имеет адаптивного значения? Там, внутри существующего человека, без всякого редактирования генома, нет скрытых возможностей, с помощью которых этот человек, преодолевая этот страх, превращается в героя? Этот герой, который соответствующим способом ориентируется в ситуации, боится и одновременно преодолевает страх, не может быть сильнее монстра, который этот страх не испытывает, пусть даже этот монстр вдобавок и мышцы имеет более накачанные?

Поскольку я в этой серии хочу все время опираться на фильмы, то и сейчас я сошлюсь на фильмы, не относящиеся к шедеврам советского и мирового кино, но для меня достаточно важные. Ведь, повторяю, мы не киноведением в данном случае занимаемся. Я бы с удовольствием занялся и киноведением, но момент другой, тема передачи другая.

Роман братьев Вайнеров «Лекарство против страха» вышел в 1976 году. А в 1978 году на основе этого романа был снят одноименный фильм.

Братья Вайнеры — Аркадий и Григорий — авторы многочисленных советских детективов. Первый из которых — «Часы для мистера Келли» — был издан в 1967 году.

Нельзя подробно разбираться в их творческой биографии, не отвлекаясь от того основного, что нас интересует. Поэтому я обращу внимание лишь на то, что людьми, помогавшими этим братьям на начальном периоде их творческой деятельности, были Юлиан Семенов и Норман Бородин.

С личностью Юлиана Семенова и его писательской деятельностью зритель этой передачи худо-бедно, я полагаю, все же знаком. А вот с Норманом Бородиным все сложнее.

Это сын революционеров-эмигрантов, приехавший в СССР в 1923 году и затем оказавшийся очень успешным советским разведчиком-нелегалом.

В первой половине 1930-х годов Норман Бородин успел закончить военно-химическую академию Рабоче-Крестьянской Красной Армии, что в плане химико-фармакологической ориентации фильма «Лекарство против страха» вполне может быть принято в качестве скромной заметки на полях, и не более.

Норман Бородин сделал блестящую карьеру при Лаврентии Павловиче Берии. Но, как это бывает с такими талантливыми разведчиками, оказался слишком ярок и независим. И поэтому пострадал в конце сталинского периода вместе со своим начальником Абакумовым. Причем пострадал не с началом злоключений Абакумова, а чуть позже.

Норман Бородин был арестован в 1949 году. Просидел он совсем недолго и был сослан в Караганду. Еще при Сталине он был частично реабилитирован. И назначен заведующим отделом культуры и быта газеты «Советская Караганда». В 1954 году Норман Бородин был реабилитирован полностью. Не в 1956, а в 1954-м! А стать заведующим отделом советской газеты, пусть даже и в Караганде, бывший зэк может только при отмашке на его частичную реабилитацию.

Затем, после реабилитации, Норман Бородин вначале работал в «Литературной газете» и в аппарате Союза писателей СССР. А потом он оказался снова востребован своим родным спецслужбистским ведомством.

Восстановили Нормана на работе в КГБ в 1956 году. Он находился после реабилитации на достаточно значимых постах в ведомстве. Но никогда не разрывал связи с литературой и журналистикой. А последние годы работал в АПН — Агентстве печати «Новости».

Норман умер в 1974 году и похоронен на Новодевичьем кладбище. А братья Вайнеры напечатали свой роман «Лекарство против страха» уже после смерти Нормана Бородина. Но такого рода романы сначала замысливаются, потом разрабатываются и уже потом пишутся и издаются. Так что вполне возможна некая творческая взаимосвязь между этим романом и обучением Нормана Бородина в Академии химических войск. А возможны и совершенно другие пересечения между авторами фильма и консультантами, которые всегда в таких случаях и опираются на практические сведения, и ориентируются на практический ведомственный интерес.

О том, что Норман Бородин и Юлиан Семенов сыграли позитивную роль в судьбе братьев Вайнеров, я говорю только по причине этой опоры на интерес. Весь сюжет романа «Лекарство против страха» и одноименного фильма не высосан из пальца. Это соответствующие материалы спецслужб, художественно обработанные и имеющие для спецслужб прагматическую ценность. Тем, что позже будет названо и этим самым редактированием генома, и трансгуманизмом, и транквилизаторами, и психотронной тематикой, и созданием «служебных людей» разного рода, и зомбированием, на Западе занимались с давних пор. Но и не только на Западе. У нас всем этим тоже занимались. Иногда — пытаясь догнать врага, а иногда давая асимметричный ответ.

Короче говоря, когда сегодня говорится о том, что можно создать бесстрашного воина, который вдобавок будет безжалостным и потому особо эффективным, и как же тут быть (хотя это все, конечно, ужасно), — то речь идет о том, что постоянно находилось в центре внимания определенных групп и кругов, кланов и ведомств. Кстати, история подобных проектов уходит в глубочайшую древность. Те же берсеркеры, которые пили определенные настои, чтобы избавиться от страха — не сегодня возникли, как и ассасины Хасана аль-Саббаха, и многие другие.

Я вовсе не хочу восхищаться ни романом братьев Вайнеров «Лекарство против страха», ни достаточно средним фильмом, снятым по этому роману в далеком 1978 году. Я просто хочу сказать, что, как и с фильмом «Мертвый сезон», и с другими подобными как бы художественными творениями, все обстояло в советский период очень непросто.

Я хочу сказать, что такие фильмы всегда являлись отзвуком чего-то очень важного и сугубо практического, отзвуком чего-то, полностью лишенного какой-либо фантазийности. И тут что Юлиан Семенов, что Норман Бородин, что братья Вайнеры, что другие творцы, работающие в подобном жанре. Всегда в основе лежит конкретная беспощадная практика, которая нас и интересует. И если бы она меня не интересовала, я бы не обращал внимания на этот фильм в данном сериале.

Ну, так что же значимого для нас говорится в этом, в общем-то среднем, хотя и не худшем, советском фильме?

 

(Продолжение следует.)

https://rossaprimavera.ru/article/1db1d0d7

 

21.11.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XIV — окончание


Проблема состоит в том, что человек в полном смысле этого слова — несущий в себе по-настоящему дорогие для него идеальные смыслы — может победить любого технократического монстра

Мобильный многопрофильный госпиталь для больных с коронавирусной инфекцией. Изображение: Минобороны России

В фильме «Лекарство против страха» (реж. Альберт Мкртчян, СССР, 1978 г.) всё начинается с того, что среднего советского милиционера, ничем особо не примечательного участкового, обвиняют в том, что он напился вусмерть и был ограблен — у него отняли удостоверение и оружие. Потом оказывается, что этот участковый был отравлен каким-то странным лекарством. И следователь, которому поручено разбираться в этой истории, встречается с выдающимся, преуспевающим, но аморальным ученым, который поясняет ему, что именно это за лекарство: «Видите ли, это лекарство помогло бы вылечить многие болезни. Депрессии, невроз, шизофрению, наконец, и, главное — страх, этот древний недуг человечества. Нас так волнует этот препарат, что мы даже название придумали заранее: метапроптизол».

Ну, а потом жена этого аморального ученого дает следователю еще более развернутое пояснение по поводу того, в чем ценность лекарства, которое так хочет открыть ее муж.

«Следователь: Ольга Ильинична, скажите, пожалуйста, я ведь не специалист в этой области, почему столько волнений вокруг этого препарата — метапроптизола?

Ольга Ильинична (жена Панафидина): Ничего удивительного. Это будет выдающимся открытием. По плану комиссии научного прогнозирования ЮНЕСКО, создание подобных препаратов относят к 20-м годам следующего века. Так что, получив метапроптизол, Александр [Панафидин] обгонит эпоху лет на 40, окажется впереди всего человечества».

А потом следователь выходит на другого ученого — того, который на самом деле открыл это самое лекарство против страха. И этот ученый обсуждает со следователем и специфику своего аморального успешного конкурента, и все, что касается природы страха как такового.

»

Следователь: Я Вас очень прошу…

Лыжин: Ну что ж… В некотором царстве, в некотором государстве жил да был славный человек, верный друг и талантливый ученый Сашка Панафидин. И никто на свете, даже он сам, не знал, что в душе у него поселился вирус жадности, власти и страха.

Следователь: Но мне Панафидин уж никак не показался запуганным.

Лыжин: Для Панафидина страх — это не реакция на факт, это его мировоззрение, понимаете? Он все время боится где-то не успеть, чего-то не достичь или потерять из достигнутого. Страх все время заставлял его чем-нибудь жертвовать: друзьями, любовью, совестью ученого… И талант свой он бросил туда же.

Следователь: Скажите, а вот Вы сами — храбрый человек?

Лыжин: Да нет. В детстве я боялся темноты, боялся отца. А сейчас соседку свою боюсь. Ну на работе боюсь начальства, даже лаборантку. А между тем я знаю, что только страх мешает человеку быть счастливым. Страх — это потребность унижать и готовность унижаться. Я свой страх ненавижу. Я всегда с ним боролся. Старался бороться.

Следователь: А Панафидин?

Лыжин: Он сделал из своего страха комфортабельную жизненную программу. Поэтому и стал способен на предательство.

Следователь: Скажите, а в чем Вас предал Панафидин?

Лыжин: Мы тогда испытывали один препарат. Сейчас он в каждой аптеке продается за 16 копеек, кое в чем помогает. Тогда казался панацеей. У нас проходила курс лечения одна женщина. В одно прекрасное утро ее нашли мертвой. Случай невероятный, неожиданный. Нужно было разобраться, выяснить, что же произошло. Но страх уже набросился на Панафидина, и он заявил, что я самовольно превысил дозу лекарства, от чего и наступила смерть.

Следователь: А чего испугался Панафидин?

Лыжин: Как чего? Испугался, что тему прикроют, лаборатории не будет, устранят его от руководства проблемой. Он мне так и сказал: «Я пожертвовал для науки самым дорогим — другом».

Следователь: А что было потом?

Лыжин: Комиссия установила, что больная умерла от тромбоза. Во сне оторвался тромб и закупорил легочную артерию. Наше лекарство было ни при чем.

Следователь: Владимир Константинович, Вы слышали что-нибудь о метапроптизоле?

Лыжин: А почему Вы об этом спрашиваете?

Следователь: Потому что меня интересует, мог ли его получить Панафидин.

Лыжин: Нет! Нет!

Следователь: Почему Вы так думаете?

Лыжин: Да потому, что я его получил. »

Сюжет развивается дальше. И вот уже преступники крадут у настоящего благородного создателя лекарства против страха этот изобретенный им препарат. В ходе ограбления создатель метапроптизола тяжело ранен, а его аморальный преуспевающий конкурент пытается украсть открытие своего лежащего в больнице коллеги. И, будучи на этом застигнут, небезынтересным образом беседует о страхе со следователем.

»

Следователь: Вы как-то говорили, что лекарство против страха — чисто научная проблема…

Панафидин: Конечно, пугливость человека определяется количеством адреналина в крови, и все. Меня интересует голый химизм.

Следователь: Просто страшно подумать, как бы вы распорядились препаратом, будь на то ваша воля.

Панафидин: Вы на что намекаете?

Следователь: Я не намекаю, я прямо говорю: ваш голый химизм может превратить лекарство против страха в лекарство против совести. Ведь химия одинаково действует как на доброго человека, так на мерзавца.

Панафидин: Эти бредни я уже слышал от Лыжина. Смешно, что мой коллега нашел так быстро общий язык с милиционером.

Следователь: Мы с Лыжиным тоже коллеги, только по другому ремеслу.

Панафидин: Интересно же, по какому?

Следователь: Я боюсь, что вы этого не сможете понять. Мы с ним оба люди.

Панафидин: Люди! Человечество! Наука! А вы покажите мне благодарное человечество в очереди в больнице с передачами для Лыжина. Или всемирный консилиум врачей у его койки. Люди!

Следователь: Вы, Панафидин, мрачный и злой циник. И не такой уж умный человек, как это может показаться.

Панафидин: А вы — вы затеяли со мной нехорошую игру. И очень мешаете мне работать. И вот этим соображением я поделюсь с вашим руководством. »

Следователь, поняв, в чем дело, требует у своего начальника, милицейского генерала, чтобы участковый в силу его невиновности был полностью оправдан. В ответ на это генерал произносит определенный небеспафосный монолог, который, конечно, существенно отличается по своей глубине и смысловой нагрузке от монологов Гамлета, но для нас имеет немаловажное значение, поэтому я этот монолог приведу.

»

Следователь: Товарищ генерал, служебным расследованием установлено: Поздняков был отравлен сильным лекарственным препаратом. В связи с этим прошу проверку Позднякова прекратить.

Генерал: Всё?

Следователь: Всё.

Генерал: Отказываю. При расследовании любой кражи следствие обязано интересоваться судьбою похищенного. Чего там у тебя похитили-то, Андрей Филиппыч?

Поздняков (участковый): Пистолет Макарова и служебные удостоверения.

Генерал: А деньги взяли?

Поздняков: Никак нет, денег не взяли.

Генерал: Много было денег с собой?

Поздняков: Два рубля.

Генерал: Слава богу, хоть деньги в целости остались. А вот что с пистолетом и удостоверением делать, ума не приложу. Может быть, у тебя на этот счет есть какие-нибудь умные соображения, а, Тихонов? [Следователь. — Прим. ред.] Ну что ж… Давай, давай, давай, давай… Дознание в отношении Позднякова прекратим, и зашагает он у нас отсюда настоящим гоголем, с новым оружием и удостоверением, как образцовый инспектор, а не как мокрая курица.

Поздняков: Я… никогда…

Генерал: Ну давай, давай, давай, говори, Поздняков, что ты думаешь по этому поводу. Что молчишь? Считаешь, что неправ я? Что над тобой, несчастным, чиню суд и расправу? На фронте войсковая часть за утерю знамени и оружия подвергалась расформированию. Удостоверение, Поздняков, это частица знамени. Тебе дано это маленькое знамя и вместе с ним права ни с чем не сравнимые. Ни с чем, понял? И сейчас эти права преступники используют против тех, кого ты защищать должен. Под твоим знаменем, и с твоим оружием в руках. Ты уж прости меня великодушно, но запасных знамен у меня нет. И лишнее оружие тоже не валяется.

Поздняков: Что же мне теперь делать?

Генерал: Поймать преступников. В бою вернуть свою честь и оружие. Вон, Тихонов просит подключить тебя к операции.

Поздняков: Да нам бы только выйти на них вместе с товарищем капитаном Тихоновым, да я бы их голыми руками пополам разорвал бы.

Генерал: О! Вот спасибо, удружил! Ко всем моим делам мне еще такого представления не хватало. Успокоил… Выдать тебе новый пистолет я не имею права, да, честно говоря, и не хочу. Но и пускать тебя, безоружного, к заведомо вооруженным бандитам тоже вроде как-то неостроумно. На, держи мой именной. Вернешь, когда свой добудешь.

Поздняков: Спасибо. »

Чем же он для нас важен, этот монолог? А тем, что в нем, монологе этом (который, повторяю, не является шедевром), генерал милиции тем не менее говорит о главном — о знамени, чести, присяге, долге. А всего этого у идеального убийцы не существует и не может существовать. Между тем именно эти высшие смыслы, будучи реально согревающими обычного заурядного участкового, превращают этого участкового в воина, который может победить идеального убийцу.

И то же самое происходило с этими смыслами в ходе Великой Отечественной войны. Скорцени был почти что идеальным убийцей. Но у нас были люди, которые не были вот так отшлифованы в плане технократическо-техническом, но могли вполне этого Скорцени переиграть. И переигрывали. Иначе война имела бы другой результат.

Вот в чем фундаментальная проблема, которая и побудила меня к обсуждению данного фильма. Эта проблема состоит в том, что человек в полном смысле этого слова — несущий в себе по-настоящему дорогие для него идеальные смыслы, — может победить любого технократического монстра, если, конечно, он победит страх и будет, осознавая, в чем характер той схватки, в которой он должен участвовать, к ней исступленно готовиться, но по-своему. Тогда за счет этих смыслов он не просто победит страх. Он превратит этот страх из препятствия в мощное средство поддержки, в источник героизма. А у того, у кого этого страха нет, этой поддержки, этого источника не будет, и он проиграет.

Это и происходит в финале фильма. Обладающий идеальным содержанием скромный участковый побеждает идеального убийцу, принявшего это лекарство, и этим опровергает мощнейшую нынешнюю тенденцию, согласно которой технократизм, он же — метапроптизол, он же — редактирование генома, он же — чипы и прочее, — непобедимы. Вот как происходит эта победа реальной человечности над тем, про что говорится, что победить это невозможно, а можно только это осваивать и использовать (далее в видео демонстрируется фрагмент фильма «Лекарство против страха» — схватка участкового с преступником, принявшим метапроптизол, в которой участковый одерживает верх над преступником. — Ред.).

Мне скажут, что это всё заказные пропагандистские клише советского периода. И что на самом деле все происходит иначе. Как все происходит на самом деле — отдельный вопрос. А вот насчет советских клише — извините. Самое кондово американское антисоветское и пропагандистское произведение киноискусства, заслуживающее при этом серьезного к себе отношения и по качеству кино, и по мысли, в него заложенной, — это сериал про Рокки.

Я здесь хотел бы ограничиться только теми фрагментами, где либо прямо говорится о страхе, либо откровенно противопоставляется технократическая парадигма, которую почему-то вменяют советскому ужасному боксеру и команде, которая его сопровождает, и парадигма явно антитехнократическая, которая почему-то приписывается насквозь технократическим американцам. Но не надо зацикливаться на обнаружении этой откровенно лживой антисоветчины. Намного важнее другое — то, что, по мнению американцев, а не советских пропагандистов, антитехнократизм побеждает технократизм. И побеждает он его на основе победы над страхом, а не за счет избавления от страха. Идеальный убийца, творение технократии (почему-то, повторяю, таким убийцей должен, вопреки всему, стать советский боксер) тем не менее проигрывает человеку. Антисоветчикам нужно было, чтобы этим человеком был американец.

Но давайте рассматривать происходящее уже сегодня под другим углом зрения — может ли человек, победивший страх, быть сильнее идеального убийцы, сотворенного технократами на основе разного рода приборов и не важно чего еще — редактуры генома, чипов и так далее? Может ли победить человек, если он герой, преодолевший страх, супермена, бесстрашного, созданного таковым с помощью технократических ухищрений? От ответа на этот, казалось бы, незамысловатый вопрос на самом деле зависит судьба человечества в XXI столетии.

Ну, и что же нам по этому поводу говорится не в советском, а в антисоветском американском фильме про Рокки?

В первом фрагменте Рокки просто напрямую говорит о страхе. Он говорит это своему ученику, который потом предаст своего учителя. А слушает это еще и его маленький сын. И Рокки прямо говорит о том, что создание идеального убийцы, лишенного страха, — это путь к проигрышу, это путь в никуда. Потому что важен не убийца, лишенный страха, это порождение технократического безумия, а человек, то есть герой, побеждающий страх. Вот что конкретно говорится по этому поводу («Рокки V», реж. Джон Эвилдсен, США, 1990).

»__Рокки: Кто у тебя лучший друг в Орландо?

Ученик: Нет, я из Оклахомы.

Рокки: Да какая разница? Твой лучший друг — страх. Потому что страх — лучший друг боксера. И нечего стыдиться. Страх позволяет тебе держать себя в узде, дает желание выжить. Только надо научиться контролировать его. Ты понимаешь? Страх — он как огонь, что горит внутри тебя. Если научишься его контролировать, ты почувствуешь жар в груди. Но если контролировать будет он тебя — он сожжет и тебя, и все вокруг. Так учили меня, и этому я хотел бы научить и тебя.»

А в следующем фрагменте, который я хочу предложить вашему вниманию, идеальный убийца, постоянно окучиваемый учеными, этот продукт технократического безумия, технократической абсолютизации (при том что все это почему-то вменяется советскому спорту, который был от этого крайне далек) проигрывает человеку, становящемуся на воинственно-антитехнократический путь. Повторяю еще раз — выведем за скобки пропаганду и всмотримся в экзистенциальную модель, которая сегодня актуальнее, чем в эпоху создания фильма. И которая, в конце концов, есть только иллюстрация будущих схваток человека, поднимающегося над страхом и всем остальным с опорой на свою сущность, схваткой такого человека — с монстром, лишенным и страха, и чего-то еще, и этой сущности. А заодно и многого другого.

Сюжет этого второго отрывка из «Рокки» таков. Технократический советский монстр убивает на ринге друга Рокки. И Рокки хочет на это ответить монстру, победив его. Для этого Рокки приезжает в далекое сибирское советское захолустье, где за ним следят и страшные советские спецслужбисты, и местные советские «дикари». Что же делает Рокки? Он в этих условиях, которые он сам зачем-то выбрал, начинает тренироваться именно с опорой на дикость, на антитехнократический подход к развитию своих возможностей перед решающей схваткой. А его конкурент при этом вкушает от всех прелестей технократизма.

И, наконец, после того, как так готовятся, начинается бой между монстром и героем. И, опять-таки, подчеркну еще раз, не важно, что из этого боя сотворяет американская пропаганда, настаивающая на том, что монстром является советский боксер. Важно, что эти два начала сталкиваются. Подчеркну еще раз, что и фильм так себе, и сюжет частный, но в качестве метафоры он может быть использован в обсуждении того, что в полном смысле слова является судьбой человечества. Ведь если человек не может за счет чего-то побеждать монстра, то даже самые моральные люди разведут руками и скажут: «Что делать? Придется создавать монстров, лишенных страха, чтобы нас не победили их монстры. Ведь американцы этим заняты, ну и мы будем делать то же самое. Мы напрямую это не скажем, но вывод-то наш очевиден, если ничего с этим поделать нельзя».

Так можно ли с этим что-то поделать, и что говорят об этом сами американцы? Давайте посмотрим еще один фрагмент из фильма «Рокки IV» (реж. Сильвестр Сталлоне, США, 1985 год) — бой Рокки и Ивана Драго.

»

Комментатор: Удар правой, Бальбоа опять повержен. И он снова на ногах!

Поли (друг Рокки, его шурин): Это смертоубийство!

Комментатор: Пока что Рокки Бальбоа держит удар Ивана Драго. У него рассечение, кровь, но он на ногах и не отступает… Рассечение! У русского рассечение, и серьезное! Теперь уже Рокки Бальбоа теснит Ивана Драго. Конец второго раунда, Бальбоа смял русского… Но нет, русский разгорячился, он вцепился Рокки в глотку! Бальбоа поднял русского и бросил, как борец. В ход идут любые приемы, на ринге жарко. Рокки неудачно начал эту встречу, но он вышел сражаться. Теперь это больше похоже на личную месть, и победить может любой из них.

Поли: Молодец, Рокки! Лучше бы и я не смог!

Тренер Драго: Добей его! Он не боец, он слабак!

Тренер Рокки: Ему не по себе. Ты рассек ему бровь. Видишь? Видишь, он не машина! Он человек!

Драго: Неправда! Он как кусок железа.

Тренер Рокки: У тебя больше духа, чем у него! »

Последняя фраза о том, у кого больше духа, имеет решающее значение. Потому что если у человека, вот такого как есть, с неотредактированным геномом и так далее, будут все больше ослаблять дух — а только этим и занимаются, — то, конечно, будет побеждать монстр. И это касается далеко не только бокса и далеко не только создания идеальных убийц. Моя мать, известный советский филолог, говорила мне в детстве: «Я человек не способный, но немножко талантливый». И в этой фразе содержится, как мне кажется, опровержение тезиса, гораздо более серьезного, чем тезис об идеальных убийцах. Я имею в виду тезис об идеальных музыкантах или идеальных математиках и так далее, и тому подобное. Что такое идеальный музыкант? Имеется в виду идеальный исполнитель, то есть человек идеально способный. Но ведь способности и талант — вещи разные.

Предлагаю зрителю ознакомиться с этим на одном музыкальном примере.

Вот как исполняет бетховенский траурный марш «На смерть героя» (III часть сонаты № 12, ор. 26) такой суперспособный исполнитель, как Эмиль Гилельс.

А вот как то же самое исполняет Святослав Рихтер.

Мне кажется, что тут соотношение способности и таланта в музыке достаточно очевидно. И, в конце концов, музыка исполняется от сердца к сердцу. Если редактура генома приведет к тому, что пальцы будут шевелиться быстрее, то с сердцем-то что будет? Тогда нужно отредактировать геном во имя завоевания суперспособностей не только исполнителю, но и слушателю. Их надо совместить, понимаете? Слушателя, который будет восхищаться тем, как быстро работают пальцы, и ничего другого не понимать, надо совместить с исполнителем, у которого так будут работать пальцы. Один робот играет, другие роботы слушают. Я, кстати, не отношу это слово «робот» к Гилельсу. Просто у него очевидным образом соотношение способностей, достаточно уникальных, и таланта — одно, а у Рихтера — совсем другое.

Мне памятен день рождения одного олигарха, на котором выступал скрипач, которого принято считать выдающимся и который в прошлом был выдающимся. Этот скрипач вдруг начал акробатически вертеть свою скрипку. И зал, собравшийся в ожидании фуршета на концерт его оркестра, стал яростно аплодировать.

Соорудить еще более акробатически способного скрипача — можно. А передать что-то от сердца к сердцу — можно, только выйдя за рамки технократической парадигмы, она же, в случае музыки да и любого другого искусства, — парадигма преобладания способностей над талантом.

Ровно в тот момент, когда вы начнете кромсать геном, добиваясь больших способностей, вы убьете талант. Потом его надо убить не только у исполнителя, но и у зрителя. А потом надо аплодировать суперизысканной акробатике.

Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит,
Но, видит бог, есть музыка над нами…

(Мандельштам.)

Так что и с воином, и с музыкантом (музыка над нами, а ее можно взять только духом и сердцем, и с ученым все обстоит очень непросто). Эйнштейн говорил, что он хочет знать мысли Бога, а остальное не важно. А его какому-нибудь суперспособному двойнику важно было нечто другое (или будет, если такой двойник появится) — успех, карьера, результативность. Да это уже и без всякого редактирования генома происходит. Эйнштейнов фактически нет. Суперспособных ученых — тьма, а гениев после Эйнштейна фактически нет. Инноваций много, а с гениальными открытиями хуже. Почему? Потому что побеждает приподымание человека и человечности, а не акробатика способностей в ее технократическом или ином варианте.

Идеально способного исполнителя, суперспособного исполнителя, у которого все параметры будут выведены на высочайший уровень, наверное, можно сотворить технократически, что-то там редактируя. А гения — нельзя. И разница тут ошеломляюще ясна и очевидна. Потому что гений на стороне человека. И тут что солдат, что музыкант, что ученый. Всё решает дух, апелляция к высшим ценностям, воспринятая творческой личностью и отшлифованная в плане способностей. Потому что без этой отшлифовки, без этого колоссального труда — все эти задатки, и это все сердце и все прочее ничего не стоят. Только вместе с этим трудом. Но главное все равно — «от сердца к сердцу». Потому что все равно доминируют не способности, а что-то более существенное и высокое.

Мои знакомые присутствовали на беседе Рихтера и Гилельса. Они обсуждали одно сверхсложное музыкальное произведение и согласились — представляете себе, согласились — в том, что ни на какой технике этого не сыграешь. Что тут нужен дух. И нужен для того, чтобы конкретно суметь исполнить эту суперсложную музыку.

Как же именно это сопрягается с ковидной проблематикой, с проблематикой конкретного редактирования генома, с проблематикой вакцинации и многого другого? Со всеми этими частными проблемами, из которых сплетается некая мерзость? Со всеми этими проблемами, реально формирующими нынешнюю повестку дня и влияющими на будущее человечества?

Это я буду обсуждать в следующих сериях данной передачи.

 

https://rossaprimavera.ru/article/aa313b24

 


02.09.2020 Смысл игры 153

  

 
Билл Гейтс и Moderna, или Кто будет редактировать геном России. Кургинян о коронавирусе, 13 серия.

00:00 — «Смысл игры»: кто на самом деле будет редактировать геном России?
00:12 — мир примиряется с редактированием генома людей?
04:07 — почему это в России делает Запад?
10:39 — ориентация российских элит на Запад и ее последствия
26:52 — генетическая трансформация человека и ее альтернативы
28:00 — ответ на антиутопию Хаксли
34:02 — революционный стартап Билла Гейтса
38:40 — о реальности генных лекарств
47:26 — продвижение CRISPR для борьбы с коронавирусом
53:50 — зачем Гитлер «приходил» к создателю CRISPR
59:25 — ученые ищут кнопку «выключить CRISPR»
1:06:10 — генетические ножницы как оружие массового поражения
1:18:03 — как обходят острую реакцию на редактирование генома
1:29:20 — трансформирующая вакцина Билла Гейтса
1:31:30 — кто и зачем накачивает компанию Moderna
Лидер движения «Суть времени», аналитик и политолог Сергей Кургинян продолжает рассказ о превращении эпопеи с коронавирусом в некое трансформирующее событие – ради сохранения мирового господства США в XXI веке за счет трансформации человека и создания ГМО - человечества.
Открытие американским биохимиком Дженнифер Дудна относительно дешевой и широкодоступной технологии редактирования генома CRISPR-Cas породило множество проблем: повысился риск непреднамеренной ошибки или сознательного вредительства с последствиями для всего человечества.
Идея редактирования человеческого генома натолкнулось на сопротивление со стороны ученых, спецслужб и различных госструктур по всему миру. Уже в 2016 году спецслужбы США назвали вмешательство в геном потенциальным оружием массового уничтожения и заявили о необходимости какой-либо простой в использовании контрмеры.
Столкнувшись с таким противодействием, силы, ориентирующиеся на трансформирование человека, начали активно разрабатывать и продвигать «трансформирующие лекарства».
В России «продвинутые» граждане, поклоняющиеся Западу и презирающие всё, что происходит здесь, лишены сомнений и поддерживают методы изменения генома человека - они чутко откликаются на самые аморальные и далеко идущие затеи Запада. Но если Россия отказывается от собственного пути развития и вписывается в глобальный тренд, то раньше или позже при движении в этом тренде неприкосновенность человеческой природы будет отменена полностью, подчёркивает Кургинян.
Поэтому надо поддерживать все силы, которые будут противостоять попыткам навязать человечеству подобную антиутопию. Понимая при этом, что все такие силы почти неизбежно будут раздавлены или превратятся в двусмысленного партнера тех, кто воплощает антиутопию в реальности.
По-настоящему же противопоставить ревнителям генетического редактирования человечества можно только реальное использование резервных возможностей человека. Которые в миллион раз превышают всё, что могут дать генетические и иные технократические потуги.
Этим и должен был заниматься Советский Союз, указывает политолог, ибо в этом и есть суть настоящего коммунизма. В какой-то степени в СССР этим занимались, но вопиющим образом недостаточно – потому он и рухнул.
Но именно в этом Кургинян видит выход из глобального тупика.
Он убеждён, что многие знания не только умножают скорбь, но и содействуют пробуждению (собственно, этому и посвящен весь сериал о коронавирусе). А пока зритель не проснется, никакое реальное сопротивление расчеловечиванию – которое уже стучится в двери – невозможно.
Суть времени

 

15.10.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XIII


Поправки к Конституции только по форме осуществлены, а этот процесс тридцатилетний — он же продолжает, не замечая никаких поправок, двигаться в том же направлении. А что это за направление? Это направление, согласно которому что у них хорошо, то мы должны быстро и ускоренно забирать себе

О. Делейдерриер. Echo du Concours Galland. XIX в.

Для начала я ознакомлю зрителя со статьей, вышедшей 25 марта 2019 года в авторитетной российской газете «Известия».

Интересны заголовок и подзаголовок этой статьи. Заголовок звучит так: «Комфортная антиутопия: как мир примиряется с генной модификацией людей». Вы же видите, что мир не примиряется, заголовок гласит, что именно примиряется. Не менее интересен подзаголовок: «Пять месяцев назад ученые и медики критиковали редактирование генома эмбриона — теперь призывают делиться опытом».

Автор статьи — некий Игнат Шестаков. Об авторе чуть позже. Вначале о проведении автором определенной идеологической линии, причем не абы где, а в авторитетной газете «Известия».

Шестаков сообщает читателю, что опыт товарища Хэ по отключению гена CCR5 вызвал негативную реакцию и что маститые ученые, присутствовавшие на сессии Второго международного саммита по редактированию генома человека в Гонконге в ноябре 2018 года, назвали эксперимент товарища Хэ безответственным и повышающим вероятность смерти от гриппа двойняшек, ставших жертвами этого эксперимента.

Автор статьи бегло уведомляет читателя о злоключениях товарища Хэ и о том, что непонятно, на чьи деньги проводился этот эксперимент. А также сообщает, что после эксперимента правительство Китая заявило о запрете редактирования генома эмбрионов и что именно по причине отсутствия такого запрета Китай был выбран местом эксперимента Хэ (запрет в Китае был, но Шестаков пишет, что его ввели только после эксперимента. — Ред.), причем выбор был сделан и самим Хэ, и его руководителем, физиком и биоинженером Майклом Димом из Университета Райса в Хьюстоне.

И далее автор статьи указывает, что на стороне товарища Хэ находятся очень многие. И перечисляет этих многих, включая наших соотечественников.

Список этих очень многих — неубедителен. Это вам не 107 нобелевских лауреатов. Но Шестаков делает всё возможное, чтобы придать преувеличенное значение перечисленным продолжателям дела товарища Хэ Цзянькуя. И с этой целью перечисляет все эксперименты, которые будут вестись в этом направлении.

Зачем-то автором интегрируется, вовлекается в данное сомнительное начинание российская власть, которая занимается проектом развития генетических технологий на 2019–2027 годы, ориентируясь на предупреждение чрезвычайных ситуаций биологического характера. При этом она нигде не заявляла, что будет заниматься редактированием человеческого генома. Но автор статьи говорит: мы очевидным образом впереди планеты всей, мы идем в этом направлении, мы плюем на этические сюсюканья и на всё остальное. Вперед и с песней! Нам ни Китай не указ, ни Национальные институты здравоохранения! Drang nach редактирование генома!

Автор, ссылаясь на издание «Хайтек», сообщает читателю о том, что в рамках нашего отечественного проекта, осуществляемого совместно Минобрнауки и Российской академией наук, будут открыты лаборатории по развитию технологии генетического редактирования.

Что такое издание «Хайтек», на которое так пафосно ссылается автор? И что именно было сказано по поводу данной темы?

«Хайтек» — это издание, учредителем которого, согласно официальным сведениям, является Автономная некоммерческая организация «Иннополис Медиа».

Теперь присмотримся к «Иннополису». Университет «Иннополис» создан для того, чтобы готовить наши отечественные кадры, занимающиеся высокими технологиями.

Ну так вот… И исследованиями человеческого генома заниматься надо — и надо быть впереди, потому что иначе тебя накроют. И высокими технологиями заниматься надо — и надо быть впереди, иначе тебя раздавят. Вопрос — как заниматься. И кто этим будет заниматься. Тут, как всегда, дьявол в деталях.

Этот университет занимается подготовкой кадров для высоких технологий? Замечательно! Как он создан? Он создан при решающем участии Университета Карнеги — Меллона (Carnegie Mellon University).

У нас высокотехнологические кадры будут производиться по схеме Петра Великого? Едем на Запад, забираем всё оттуда, привозим сюда иностранцев и тут делаем нечто свое. Но во времена Петра Великого не было американской фактической гегемонии! И эта американская гегемония не говорила, что мы — враг номер один. Петр I не в Швецию ездил к Карлу XII затем, чтобы его там обучали! Он в другие места ездил, относительно нейтральные — в Голландию и так далее.

В декабре 2013 года университет «Иннополис» стал федеральной инновационной площадкой. Началось строительство корпусов этой новой высоколобой цитадели знания и подготовки кадров в сфере высоких технологий.

К 2015 году началось обучение студентов.

1 октября 2015 года мы узнаем о том, что Дмитрия Кондратьева на посту директора университета «Иннополис» сменил региональный руководитель, член совета директоров Microsoft в России Кирилл Семенихин.

Я просто фиксирую, что кадры нам будут ковать в этой кузнице, дабы мы не отставали в сфере высоких технологий и готовили правильных людей для этих высоких технологий (мы что-то во времена Гагарина не отставали и без них). И теперь этих «правильных людей» нам будут готовить сотрудники Гейтса. Такие, конкретно, как региональный руководитель и член совета директоров Microsoft в России Кирилл Семенихин.

Я что-то тут подменяю? Я произвожу какие-нибудь манипуляции? Я несу отсебятину? Нет, я читаю материалы самого «Иннополиса» и никаких оценок не даю. Я просто излагаю то, что там написано.

Меньше всего мне хотелось бы сооружать жесткие связи там, где всё в высшей степени зыбко. Университет «Иннополис» очень туманно представляет себе то, чем именно занимается «Иннополис Медиа». А само «Иннополис Медиа» с тоскливым безразличием взирает на издание «Хайтек», которое должно рекламировать «Иннополис»…

Я также должен оговорить, что, по мне, так долгая работа Кирилла Семенихина в Microsoft никоим образом не должна быть однозначно, в лоб, безоговорочно истолкована по принципу: «Ага, вот она, преступная рука Гейтса на нашей территории».

Да на нашей территории, уважаемые сограждане, уже давно существуют всевозможные руки: и Гейтса, и Bayer AG, и Monsanto, и чего-нибудь похуже. Поздно проснулись! Вы зачем-то делаете вид, что вы этого не замечаете. А там уже от этих рук все кишит.

Между прочим, работа Кирилла Семенихина в Microsoft может быть истолкована по-разному. Это очень любимое занятие наших структур, занимающихся сложными композициями по части того, что такое «свой» и что такое «чужой». Но как бы эти структуры ни изгалялись и как бы им ни казалось, что они лучше знают, who is who, я должен констатировать, что всё равно, кем бы ни был господин Семенихин (может, он замечательный человек), но Microsoft — это ведущее звено. А ведомое — это те, кто тут на него работают, и вот это абсолютно очевидно.

И, пожалуйста, все, включая любителей сложных тем «свой-чужой» и всех этих амбивалентностей (как говорят в таких случаях, неоднозначностей, то есть многосмысленностей), не делайте вид, что вы этого не знаете. Вы это знаете не хуже меня. Каждый, кто лицезрел, как именно западные хозяева жизни говорят не только с такими, как Кирилл Семенихин (это работники), но и с людьми гораздо большего калибра, прекрасно понимают, что по нашему поводу считают западники, как они строят с нами отношения и кого они подбирают из наших для себя.

И тут дело не в том, что именно полезного вписано в Конституцию. А в том, что впечатали или вписали в наш «геном» исторический за тридцать постсоветских лет. Что вбито в каждую клетку жизни российского общества и особенно в такие его клеточки (они же — наши продвинутые граждане), которые безумно чутко откликаются на самые аморальные и далеко идущие западные затеи, включая такие затеи, как редактирование генома. Тут скорее сами западники опомнятся и дадут задний ход, чем такие клеточки нашего макросоциального тела, они же — продвинутые западники. Не журналисты, болтающие в СМИ (это — третий разряд), а вот те, кто «в теме» по-настоящему.

Чуть позже я расскажу, как может опомниться кто-то из обитателей очень скверного западного мира, вдруг испугавшись последствий своих научных открытий. Но наши-то продвинутые граждане в благости западного мира усомниться не могут. Натурально, они хотят быть правовернее папы римского.

Поэтому, повторяю, любая аморальная затея технократического разлива будет этими нашими гражданами (подчеркиваю — этими) воспринята на ура. Гораздо более страстно и ликующе будет воспринята, чем на Западе. И чем аморальнее будет затея, тем с большим ликованием эти наши граждане ее воспримут. И их уже очень много, понимаете? Очень! Они в массе своей, конечно же, сущностно полудикие. И никакие их пребывания ни в каких продвинутых западных вузах ничего не меняют. И никакая наблатыканность тоже ничего не меняет. Потому что ты чуть-чуть поскреби — и там такая полудикость, что дальше некуда. Одновременно они сильно нахватавшиеся, повторяю это привычное уже у нас слово — «наблатыканные». Кроме того, они абсолютно аморальны и всеядны.

Вы представьте себе человека, перед которым фактически все блистательные перспективы закрыты. И вдруг этому человеку говорят, что есть возможность прорваться прямо на эти западные высоты. Вы представьте себе, как он к этому относится внутренне. Он уже отчаялся, и вдруг — единственная надежда, единственная возможность! Он впадает в неописуемый внутренний экстаз. Если он этого очень хочет (а такие есть), он носом землю роет, он делает всё, что для этого нужно. Это его единственная надежда вырваться из того, что он рассматривает (и в этом смысле нельзя сказать, что без определенной правомочности), как ад здешний. И вдруг — надежда. Я вдруг «повстречался с надеждой — приятная встреча».

Всё, что происходит здесь, такие наши сограждане бесконечно презирают. И если говорить об этом разряде наших граждан, то чем они посконнее по своему генезису (из нашей отечественной глубинки), тем они сильнее презирают свои истоки, потому что в глубине души они презирают самих себя и всё, что их в этой глубинке окружало. Они, может, и полудикие, но очень цепкие, очень настырные. И они-то не лишены способности обращать в свою веру тех, кто по понятным причинам пребывает в отчаянии от происходящего.

Чем, кроме своих публикаций в «Известиях», знаменит этот самый господин Шестаков, прославляющий преступления Хэ Цзянькуя? Он отрекомендовывается как продюсер «Известий». И в качестве такового вместе с главным редактором журнала Strelka Mag Соней Эльтерман проводил летом прошлого года в деревне Сардаял школу журналистики для местных подростков.

Сардаял — это одна из многих деревень, фактически выкинутых на обочину современной причудливой российской жизни. Ее-то и облюбовали заезжие граждане, Шестаков и другие, обустроенные в этой жизни, в отличие от жителей Сардаяла. И почему-то называющие деревню Сардаял языческой.

Визиты в Сардаял — часть проекта «Кружок», который реализует Strelka Mag и ее компаньоны. Журнал Strelka Mag, руководимый Соней Эльтерман, — это издание института «Стрелка». А институт «Стрелка», отрекомендованный как «институт социальных изменений» (так и хочется сказать трансформаций), был основан в 2009 году филантропом и предпринимателем Александром Мамутом.

Я должен рассказывать зрителю о том, кто такой Александр Мамут? Ну так я скажу два слова. Это — в двух словах — один из крайне успешных членов клуба наших долларовых миллиардеров. У истоков этой известности — определенное советское прошлое. Так, господин Мамут не чужд определенных связей с семейством Леонида Ильича Брежнева. Но главное — он входит в этот клуб долларовых миллиардеров, большая часть которого очень прочно вписана в Запад и считает эту вписанность огромным счастьем и знаком своей, ими обожаемой, избранности.

Сколько же таких «Стрелок» в России — вы не задумывались? А стоило бы. И о названии «Стрелка» стоило бы задуматься. Что за стрелка? Кто с кем выходит на стрелку?

Россия в постсоветский период приняла определенную версию собственного развития. Я затронул эту тему в одной из передач. Некоторые говорят: «Вы в сторону уходите». Да в какую сторону, миленькие? Тут главное заключается в том, идем ли мы в фарватере. Потому что фарватер — это редактирование генов. Согласно этой принятой версии, мы вписываемся в тренд. Еще раз прошу зрителя рассматривать мои длинные размышления по поводу того, чем такое вписывание отличается от советской альтернативности, осуществленные в предыдущих сериях данной передачи, не как обременение или уход от основной темы или не как уклонение от обсуждения постсоветской действительности, а как концептуальное ядро, вне которого всё бессмысленно. Наши тяготы обсуждать бессмысленно, отдельные свойства отдельных фигур обсуждать бессмысленно, происходящее обсуждать бессмысленно. Потому что всё это задается концептуальным ядром под названием «движемся в фарватере».

Наверное, какая-то часть зрителей помнит фильм «Семнадцать мгновений весны». Внутри там бытовала такая, ставшая нарицательной фраза: «Центр — Юстасу». Версия любой спецслужбы состоит в том, что работник этой спецслужбы — героический, умелый, безоглядно готовый делать то, что ему поручают, — это Юстас. И этому Юстасу нужен Центр.

Таким Центром в советское время была очень небезусловная, сильно протухшая, а в конце своего исторического пути крайне двусмысленная Коммунистическая партия Советского Союза. Она выдавала директивы отдельным спецслужбам, которые должны были их выполнять, посылая директивы своим работникам. Это был Центр во всех смыслах этого слова. И он транслировал ведомствам и отдельным работникам некую свою волю. А ведомства и отдельные работники не без справедливости говорили: «Да чего он дурит? Да чего он несет какую-то ахинею? Да чего он там что-то соображает по части каких-то альтернативностей? Да уже ясно. Что мы изобретаем паровоз? Вон там (на Западе) всё как хорошо! Мы там живем, смотрим, у нас установка hate and love — ненавидеть и любить. Так мы же, главное, восхищаемся! Там же всё путем!»

Этот процесс в итоге оказался главным слагаемым низвержения Советского Союза и КПСС. Но вместе с низвержением Советского Союза и КПСС обобщенный Юстас (прошу не путать с огромным количеством работников нашей Госбезопасности, которые честно и героически выполняли свои задания) потерял Центр. И тогда он себе сказал, что Центр именуется «Запад». Что он оттуда будет получать сигналы. Он туда впишется, сам войдет во все структуры, в какие только можно: и в бизнес-структуры, и в масонские ложи, — куда угодно. И это будет единый новый Центр, который его инкорпорирует в себя. И этот новый Центр будет выдавать все сигналы.

Вот он был — идеал. Вот она была — мечта хрустальная.

Но когда вдруг было сказано: «Мои дорогие, кого мы будем вводить в свои структуры? Вас, чтобы породу портить? Вы кто такие? Вы подмандатная территория. Вы лузеры, проигравшие холодную войну. Пшли вон!» — вот тут возникло некое оскорбление. Как так? То есть кто-то сказал: «Да ладно, пусть говорят — не важно. Все равно надо двигаться в ту сторону, и двигаться». А кто-то: «Это что еще за слова? Да это что ж такое?»

Возникли бессмысленные отчасти атавизмы советской эпохи, которые, так сказать, уже не имели никакого отношения к действительности. Процесс шел своим путем. Он был направлен на то, чтобы вписываться. Чтобы здесь были все «байеры», все «майкрософты». «Ура! Пришли! Давай, затягивай! Кто еще? Monsanto? Замечательно! Гейтс — великий человек! На что ориентируемся? На то, что у них! Кто не ориентируется — тот идиот!»

Все процессы шли так. А обида нарастала. И когда выяснилось, что могут и расчленить еще раз, и что вообще-то презирают беспредельно, то эта обида привела к определенным позитивным изменениям. Таким, например, как поправки в Конституцию.

Но они-то, повторяю в который раз, они-то только по форме осуществлены. А этот процесс тридцатилетний — он же продолжает, не замечая никаких поправок, двигаться в том же направлении. А что это за направление? Это направление, согласно которому что у них хорошо, то мы должны быстро и ускоренно забирать себе. И побыстрее, побыстрее. А значит, генное редактирование тоже надо забрать себе. А лидирующей частью общества надо сделать таких «забирателей».

Поэтому, с одной стороны, идеология де-факто становится всё более консервативной. А с другой стороны, лидируют и продолжают лидировать и набирать мощь либерально-западнические группы. И до тех пор, пока фарватером будет то, что происходит там, иначе быть не может.

Вот что такое концептуальное ядро.

А уже из этого концептуального ядра следует всё остальное (как из ДНК).

 

(Продолжение следует.)

Читайте также: «Ни СИЗов, ни аспирина, ни лечения…». В суде оценили работу COVID-больницы

https://rossaprimavera.ru/article/f19a59b0

 

24.10.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XIII — продолжение


Надо до последнего поддерживать все силы, которые будут сдерживать попытки навязать человечеству антиутопию представителя рода Хаксли в виде светлого реального идеала

Ив Танги. Он сделал то, что хотел. 1927

Если мы вписываемся в тренд, то надо отдавать себе отчет, что раньше или позже неприкосновенность человека при движении в этом тренде будет отменена полностью. И вам скажут:

«А что делать? Люди страдают от определенных заболеваний. Редактирование генома позволяет эти заболевания излечивать. Ну да, создаются новые проблемы. Они тоже будут решены.

Это вроде как машина
«Скорой помощи» идет,
Сама режет, сама давит,
Сама помощь подает.

Кроме того, налицо новая реальность. А этой реальности нужны такие-то и такие-то люди. Пусть и на основе отредактированного генома. И, собственно, почему вы протестуете против того, чтобы человек приводился в соответствие с этой реальностью?» — скажут нам.

Вам что, греют сердце вопли советского поэта Вознесенского: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек»? А вы не помните, как этот поэт охаивал собственные произведения типа «Лонжюмо» и всю советскую действительность, в рамках которой такой тезис имел хоть какой-то смысл?

Однажды, став зрелей, из спешной
повседневности
мы входим в Мавзолей, как в кабинет
рентгеновский,
вне сплетен и легенд, без шапок, без прикрас,
и Ленин, как рентген, просвечивает нас…

А еще там:

И Ленин отвечает.

На все вопросы отвечает
Ленин.

Что, Вознесенский сохранил этот вектор в постсоветский период? И что, вы хотите сказать, что режиссер фильма «Мертвый сезон» по своей направленности постсоветской, да и не только постсоветской тождествен товарищу Абелю? И вы хотите сказать, что я перечислил отдельные примеры, а не мегатренд?

Так откуда теперь-то возьмется: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек»?

«Это совковые дела, — скажут вам, — коммунистическое «му-му» проигравшее. Или, — скажут вам, — вы, ха-ха-ха, верите, что человек — венец творенья, в нем есть искра Божья? Ну так отправляйтесь блюсти эту искру в какие-нибудь очаги отстойного фанатизма. И ждите, пока к вам не придет эта самая новизна и не возьмет вас за горло. И пока ваши дети не заорут: «Хотим в эту новизну!»

А когда ваши дети или внуки заболеют, то вы либо хороните их с подвываниями, либо ползите на коленях к передовой медицинской науке и умоляйте, чтобы их спасли с помощью генетических ножниц и всего прочего».

Вот что вам скажут. И что, в этом сказанном будет одна только мерзость? Вам есть, что ответить по существу? Вы, десять раз понимая, что это мерзость, можете что-то ответить, противопоставить этому что-нибудь настоящее, а не свою реакцию эмоционального отторжения? И что же это?

Поскольку зритель, безусловно, желает знать мое мнение по данному поводу, то я скажу, в чем оно состоит.

Во-первых, надо до последнего поддерживать все силы, которые будут сдерживать попытки навязать человечеству антиутопию представителя рода Хаксли в виде «светлого», и, увы, уже реального «идеала». Пусть эти силы будут консервативны или ультраконсервативны — плевать, их надо поддерживать, если они мешают реализовать утопию Хаксли, она же генное редактирование, она же генно-модифицированное человечество и все прочее, эпсилоны и так далее. Их все равно надо поддерживать.

Во-вторых, надо понимать, что биологическая война — это реальность. И что без работ на переднем крае современной науки мы обречем себя на абсолютное уничтожение. Поэтому сказать этой науке: «Сгинь, морок, мерзость!» — мы не имеем права. Есть разница — и надо понять эту разницу — между восторженными сюсюканиями по поводу реализации утопии Хаксли и тем пещерным отрицанием научно-технического прогресса, при котором отрицающие будут беспощадно разгромлены.

В-третьих, надо понимать, что все консервативные и ультраконсервативные силы или окажутся чуть раньше или чуть позже раздавлены, или превратятся в двусмысленного партнера тех, кто намерен воплотить в жизнь антиутопию Хаксли. Вот это тоже надо понимать — что поддерживать-то это надо, и если это хоть чуть-чуть замедлит процесс «хакслизации», то уже слава богу. Но что финал-то будет таков, и он уже начинает оформляться на наших глазах.

В-четвертых, единственное, что не консервативным (то есть тупиковым), а иным образом может дать ответ ревнителям генетического редактирования человека и человечества — это теоретические и практические шаги в сторону реального использования резервных возможностей человека. Резервных возможностей немодифицированного человека. Которые в миллион раз превышают все, что могут дать генетические или любые другие технократические потуги.

В-пятых, этим и должен был заниматься Советский Союз. В этом и должна была быть суть настоящего коммунизма. И если хотите знать мое мнение, только этим мне этот коммунизм и дорог. В какой-то степени в Советском Союзе этим занимались, но вопиющим образом недостаточно. Потому-то Союз и рухнул.

В-шестых, заявив о необходимости дальнейшего движения России и человечества в том направлении развития резервных человеческих способностей, которое одно только и может спасти от наползающей на мир ультранацистской технократической чумы, я намерен лично посвятить этому и финальную часть своей жизни, и все усилия своих продолжателей и преемников. И потому я веду данную передачу из того места, где нахожусь, а не из своего московского офиса.

Что же касается правительственных программ, журналов «Хайтек», разного рода «Иннополисов» или Сколково, то их обсуждение допустимо для меня только потому, что зритель всё время спрашивает: «А как же мы? Вы что-то всё про них, а про нас когда же?»

Про нас — это про кого? Это про кого? Пока зритель не проснется (а это произойдет не сразу, потому что, хотя знания и пробуждают, они ничто в случае, если есть разрыв между знанием и бытием), я не получу прямого ответа на этот элементарный вопрос. Я буду спрашивать: «Про нас — это про кого?», а в ответ будет уклончивое «бе-бе». Но впадать от этого в уныние я не буду и продолжу заниматься теми знаниями, которые не только умножают скорбь, но и содействуют просыпанию.

Я еще раз подчеркну, что бытие отдельно, а знание — отдельно. Но это два отдельных элемента, сложным образом сопрягающиеся друг с другом. Знание способно подтолкнуть к изменению бытия. А изменение бытия способно нарастить знание. И только этим, по моему убеждению, и надо заниматься. И только этим я здесь и занимаюсь, в том числе, и в ходе данных передач, посвященных знанию.

Знание же это таково.

10 августа 2015 года журнал Forbes в статье под названием «Билл Гейтс и 13 других инвесторов вольют 120 миллионов долларов в революционный стартап, занимающийся редактированием генов» сообщает понимающему читателю, что его таки собираются редактировать, и не только за счет относительно мягких матричных РНК, но и с помощью гораздо более однозначного CRISPR. И говорится прямо, что стартап будет заниматься редактированием генов… Наверное, генов табака или свиней?

Далее после этого заявления перечисляются крупные компании, которые этим занимаются. Я просто не имею возможности утяжелить свою передачу всем этим перечислением, тем более что под каждым нужно объяснять, что это такое. Так что опять же Гейтс делегирован на роль запевалы, а за его спиной стоит большая, очень мощная и масштабная банда, состоящая из очень специфического «крупняка». Перечисление данного «крупняка» увело бы нас в сторону, повторяю, и потребовало слишком длительных разъяснений, who is who.

Вкратце суть состоит в том, что крупные семейные структуры вкачивают деньги в некое bng0, которым должен управлять некий Борис Николич, в прошлом научный советник Билла Гейтса, получивший степень доктора медицины в Загребской медицинской школе и набиравший клинический опыт в медицинском центре университета Загреба в Хорватии (где ахи и охи по поводу невозможности нарушать гуманистические запреты, как вы понимаете, не в чести).

Николич — бывший член совета директоров компании Schrödinger («Шрёдингер»), работающей на стыке молекулярной биологии и фармацевтики, биотехнологий и металловедения. В свое время его ввели в совет директоров после того, как Гейтс вложился в Schrödinger, о чем сообщила пресс-служба компании в конце 2012 года.

Компания Schrödinger, работающая в США, Европе, Японии, Индии, помогла основать компанию Nimbus Therapeutics, занятую молекулярной терапией. Далее древо создаваемых структур начинает ветвиться. И не только потому, что редакторы генома запутывают следы, но и потому, что им надо постоянно расширять зону, в которой осуществляются их начинания: мРНК, CRISPR и так далее.

Что же касается Николича, то с 1994 года он присоединяется к Гарвардской программе иммунологических исследований.

Затем становится доцентом в Гарвардской медицинской школе, с 2002 по 2007 год возглавляет передовую иммунологическую лабораторию, занятую трансплантацией стволовых клеток и осуществляющую свою деятельность на основе взаимодействия между Гарвардской медицинской школой и Массачусетской больницей общего профиля.

В 2008 году Николич связывает свою судьбу с Фондом Билла и Мелинды Гейтс.

А в 2010 году он подключается к работе bgC3, американской компании, основанной Биллом Гейтсом в 2008 году. По поводу ее названия бытуют разные мнения. То ли это «третья компания Билла Гейтса», то ли это «Билл Гейтс — катализатор новых технологий». То ли речь идет о том, что это третье лицо Билла Гейтса, притом, что два первых — это Microsoft и Фонд Билла и Мелинды Гейтс.

И вот теперь тот же Николич становится руководителем фирмы bng0, которая должна наряду с другими надувать маленькую компанию Editas Medicine.

Список других, которые надувают эту компанию, — огромен.

Изначальный основатель компании Editas — Дженнифер Дудна, американский ученый, биохимик, исследователь генома и один из создателей технологии редактирования генома, именуемой CRISPR-Cas9.

Видите, какие сложные танцы организуются вокруг этой самой CRISPR, то бишь генного редактирования!

В чем же задача компании Editas, так сильно раздуваемой Гейтсом и теми, кто вменяет ему роль катализатора всей сферы редактирования генома (а таких вменителей, повторяю, очень и очень много)?

Forbes сообщает по этому поводу следующее:

«По утверждению генерального директора Editas Кэтрин Босли, разработка новых методов лечения является новым приоритетным направлением компании. Другие компании, вероятно, уже используют CRISPR-Cas9, чтобы попытаться открыть новые лекарства. Но Editas сосредоточен на генной терапии, на использовании вирусов или других методов доставки белка CRISPR-Cas9 в клетки больных пациентов и редактирования самой ДНК, вызывающей заболевание.

По ее словам, первый проект, который может быть опробован на пациентах, — это лечение врожденного амавроза Лебера 10-го типа, генетической формы слепоты. Она утверждает, что это заболевание — хороший выбор для первой попытки заставить работать CRISPR-Cas9, и потому что именно в глаз легче доставить генную терапию, и потому что она вызвана единственной генетической ошибкой, которая может быть удалена. Переписать гены будет гораздо сложнее, чем сделать простые удаления.

Несмотря на это, заявила Босли, оказалось, что исправить LCA-гены в клеточной культуре оказалось труднее, чем ожидали ученые из Editas. CRISPR просто не мог разрезать в нужном месте, и им пришлось выяснять, как разрезать ДНК в двух местах, чтобы исправить дефектный ген. Она говорит, что ее команда также усердно работает над проектом Juno. Кроме того, Editas взялась за работу над гемоглобинопатией, типом генетического состояния, при котором молекула, которая переносит кислород в эритроцитах, имеет дефекты. Это будет более сложный проект: он будет включать в себя не просто вырезание «орфографической» ошибки ДНК, но и редактирование гена».

Казалось бы, одного этого высказывания госпожи Босли достаточно для того, чтобы констатировать массовое продвижение проектов, связанных с редактированием генома человека и сгруппированных вокруг технологии CRISPR-Cas9. Так ведь нет!

20 декабря 2015 года издание The Wall Street Journal опубликовало анонс нового проекта компании Bayer. Статья называлась «Bayer открывает предприятие со стартапом, занимающимся редактированием генов».

Для того, чтобы значение этого начинания было осознано людьми, далекими от обсуждаемой тематики, мне понадобится короткий исторический экскурс.

В конце 2012 года госпожа Эммануэль Шарпантье, ведущий французский микробиолог и соратница уже упомянутой нами Дженнифер Дудны, предложила группе американских ученых создать компанию CRISPR. В эту группу, кроме Дженнифер Дудны, работавшей в Калифорнийском университете, входили Джордж Черч из Гарвардского университета и его ученик Фенг Жанг из института Броуда, занимающегося генетической проблематикой.

Затем создатели компании CRISPR создали еще три компании: Caribou Biosciences, Inc., Editas Medicine и Crispr Therapeutics AG.

Насчет Caribou Biosciences — всё понятно. Нечто проблемное надо разминать на периферии Карибов.

С тем, что касается Editas Medicine, я уже вкратце ознакомил зрителя.

И вот теперь The Wall Street Journal сообщает нам, что Bayer купил третью из этих структур Шарпантье–Дудны — Crispr Therapeutics. Для чего Bayer это купил? Для того чтобы форсировать все, что связано с редактированием генома.

На следующий день, 21 декабря 2015 года, российская газета «Фармацевтический вестник» перепечатала этот материал под заголовком «Bayer создает совместное предприятие с Crispr Therapeutics».

Совместное предприятие, по заявлению его создателей, будет специализироваться на разработке инновационных лекарственных препаратов для лечения широкого круга заболеваний, в том числе гемофилии, заболеваний сердечно-сосудистой системы у новорожденных и редкой формы слепоты, известной как болезнь Штаргардта (наследственное заболевание, двустороннее симметричное поражение макулярной зоны (центральной зоны сетчатки), появляющееся в молодом возрасте и приводящее к потере центрального зрения). В этих целях компании намерены объединить технологию редактирования генома CRISPR-Cas9, разработанную компанией Crispr Therapeutics, и опыт Bayer в области белковой инженерии.

По условиям соглашения, Bayer приобретет 55% акций американской компании. Временно исполнять обязанности исполнительного директора совместного предприятия будет руководитель Life Science Center компании Bayer Аксель Бушон, а нынешний руководитель Crispr Therapeutics Роджер Новак станет председателем совета директоров.

Издание Xconomy сообщило 21 декабря 2015 года, что сделка Bayer и Crispr Therapeutics «является еще одним примером растущей привлекательности CRISPR-Cas9 для крупных компаний, и за последние два месяца это уже второй альянс, созданный Crispr Therapeutics. В октябре стартап присоединился к Vertex Pharmaceuticals в рамках соглашения о разработке лекарств от муковисцидоза и, возможно, серповидноклеточной анемии. Конкурент компании Crispr Therapeutics — компания Editas Medicine — заключила сделку с Juno Therapeutics для разработки методов T-клеточной терапии. Novartis сотрудничает с еще одним стартапом, занимающимся технологией CRISPR, Intellia Therapeutics.

«Действительно интересно объединить силы наших ведущих технологий, научных достижений и интеллектуальной собственности, — заявил Бушон. — Это может иметь самые серьезные последствия для лечения пациентов с серьезными генетическими заболеваниями, а также для нашего бизнеса».

Дальше — больше.

16 апреля 2020 года журнал Nature Biotechnology публикует статью «Технология выявления SARS-CoV-2 на основе CRISPR-Cas12».

Понятно, о чем идет речь? О том, что ковид будут выявлять и душить на основе технологии уже не CRISPR-Cas9, а более продвинутой Cas12. Об этом уже говорится прямо, что ковид и этот самый CRISPR соединены воедино, спарены. В статье сказано:

«Вспышка бета-коронавирусного тяжелого острого респираторного синдрома SARS-CoV-2 началась в Ухане, Китай, в декабре 2019 года. COVID-19, заболевание, связанное с инфекцией SARS-CoV-2, быстро распространилось, вызывая глобальную пандемию. Мы сообщаем о разработке быстрого (< менее 40 минут), простого в применении и точного анализа бокового потока на основе CRISPR-Cas12 для выявления SARS-CoV-2 из экстрактов РНК из мазка. Мы проверили наш метод, используя искусственные эталонные образцы и клинические образцы от пациентов в Соединенных Штатах, включая 36 пациентов с инфекцией COVID-19 и 42 пациента с другими вирусными респираторными инфекциями. Наш анализ DETECTR на основе CRISPR обеспечивает визуальную и более быструю альтернативу производимому в режиме реального времени анализу RT–PCR американского Центра по контролю и профилактике заболеваний SARS-CoV-2, с точностью положительного прогноза 95% и точностью отрицательного прогноза 100%».

Ученые заявляют, что был (цитирую) «разработан и первоначально проверен тест CRISPR-Cas12 для обнаружения SARS-CoV-2 из выделенной пробы РНК пациента, которая называется SARS-CoV-2 ДНК-эндонуклеазная мишень для CRISPR Trans-таргетинга (DETECTR). Этот анализ одновременно производит обратную транскрипцию и петлевую изотермическую амплификацию (RT-LAMP) РНК, выделенной из носоглоточных или ротоглоточных мазков в универсальной транспортной среде, с последующим обнаружением Cas12 предварительно определенных последовательностей коронавируса, после чего расщепление репортерной молекулы подтверждает факт обнаружения вируса».

Все, это началось.

29 апреля 2020 года журнал Cell (Cell, «Клетка» — один из самых авторитетных и престижных журналов в области молекулярной и клеточной биологии) опубликовал статью, в которой сообщается, что технология уже подготавливается к использованию в качестве рабочего инструмента борьбы с вирусными заболеваниями. Заголовок статьи звучит следующим образом: «Разработка CRISPR является антивирусной стратегией борьбы с SARS-CoV-2 и гриппом».

Антивирусной стратегией!

В резюме к статье указывается: «Пандемия коронавирусной болезни 2019 года (COVID-19), вызванная вирусом SARS-CoV-2, высветила необходимость выработки антивирусных подходов, которые могут быть использованы для борьбы с новыми вирусами при отсутствии эффективных вакцин или фармацевтических препаратов. В настоящей работе мы демонстрируем стратегию на основе CRISPR-Cas13, PAC–MAN (профилактическое противовирусное CRISPR в клетках человека), для ингибирования вируса, который может эффективно разрушать РНК из последовательностей SARS-CoV-2 и живого вируса гриппа A в клетках эпителия легких человека. Мы разработали и проверили CRISPR РНК (крРНК), нацеленные на консервативные (эволюционно стабильные) участки генома вируса, и выделили функциональные крРНК, нацеленные на SARS-CoV-2. Этот подход эффективно снижал нагрузку вируса гриппа (то есть количество вируса. — Прим. ред.) в культурах клеток эпителия органов дыхания. Наш биоинформационный анализ показал, что группа, состоящая всего из шести крРНК, может охватить своим действием более 90% всех коронавирусов. После разработки безопасной и эффективной системы доставки в дыхательные пути PAC–MAN может стать важной стратегией подавления многих коронавирусов».

В статье говорится, что исследование финансировалось при помощи гранта от Управления перспективных исследовательских проектов министерства обороны США. Еще один источник финансирования начинания — Li Ka Shing Foundation из Китая.

Те, кто смотрит эту передачу, спрашивают меня иногда не без ехидства: «А как же Китай?» Как и в случае вопроса «А как же наши?», я спрошу: какие «наши» и какой Китай? Китай Li Ka Shing Foundation, которому позволяют работать вместе с Управлением перспективных исследовательских проектов министерства обороны США? Это какой Китай? Ну так этот фонд очень много где работает.

Li Ka Shing Foundation — это гонконгская благотворительная венчурная организация. Причем, основанная в 1980 году, когда Гонконг никакого отношения к Китаю не имел, а был в юрисдикции Великобритании.

Фонд реализует свою деятельность и в материковом Китае, то есть на территории, подконтрольной Компартии Китая, и на Тайване — территории, контролируемой врагами Коммунистической партии Китая, и в Японии, и в Индии, и в США, и в Канаде. Его возглавляет давняя подруга Ли Ка Шина — миллиардерша Хой Шуен Чау, также известная как Солина Холли.

Компартия Китая благосклонно относится к деятельности этой и многих других сходных структур. Потому что глобальный тренд, повторю еще раз, по мнению Компартии Китая, надо возглавить. А что касается соприкосновения подобных фондов не только с разведкой Компартии Китая, но и с американскими секретными структурами, то, как говорится, темна вода.

Короче говоря, ситуация, казалось бы, такова, что и наши продвинутые граждане, восхищенные CRISPR, и те, кто стоят за спиной Гейтса, раскручивая редактуру генома, могли бы почивать на лаврах и сказать: «Ну что? Да-да, собака лает — ветер носит. Вы там нас облаиваете, а мы идем».

Но это не совсем так. Я не хочу сказать, что это не так. Я подчеркиваю: это не совсем так. Потому что, повторяю, наши продвинутые туземцы лишены гуманистических сомнений. Впрочем, как и западные элитарии, науськивающие Гейтса. А кое-кто из западных интеллектуалов, вполне себе, что называется, упакованных, этих сомнений не лишен.

 

(Продолжение следует.)

Читайте также: «Ни СИЗов, ни аспирина, ни лечения…». В суде оценили работу COVID-больницы

https://rossaprimavera.ru/article/379f7a55

 

31.10.2020 Коронавирус — его цель, авторы и хозяева. Часть XIII — окончание


Те, кто превращают ковидное злоключение в некое трансформирующее событие, нацелены не только на такое изменение мироустройства, которое позволит США сохранить и укрепить свое господство в XXI столетии, они ориентированы еще и на трансформацию человека

Ив Танги. Великая мутация. 1942

2 мая 2019 года журнал MIT Tech­no­logy Review Массачусетского технологического института (одного из лучших институтов США) опубликовал статью «Поиск криптонита, который может остановить CRISPR».

Автор статьи указывает на то, что уже на рубеже 2016 года та же самая Дженнифер Дудна, которая является и одним из создателей CRISPR, и лицом, особо обхаживаемым и Гейтсом, и компанией Bayer, вдруг стала проявлять определенную строптивость.

Вот что пишет автор статьи по этому поводу: «В сентябре 2016 года Дженнифер Дудна пригласила нового коллегу по имени Кайл Уоттерс в свой офис. К тому времени в Калифорнийском университете Беркли биохимик Дженнифер Дудна была известна как соавтор технологии CRISPR. Изобретение быстрого и универсального инструмента редактирования генов принесло ей всемирную известность и большое богатство. Она была основателем нескольких стартап-компаний и получила миллионные научные премии.

Зловещим образом, однако, как рассказала Дудна, ее преследовал сон, в котором к ней являлся Адольф Гитлер, держа в руках ручку и бумагу, и требовал копию рецепта CRISPR. Какую ужасную цель мог иметь Гитлер? Дудна, когда рассказывала про этот сон, не говорила».

Но такой же сон преследовал атомщиков, которые создавали в Америке атомную бомбу, — им всё время снилось, что Гитлер ее создаст.

«Теперь вопрос Дудны, — я продолжаю цитировать автора, — состоял в том, хотел бы Уоттерс найти способ остановить это?»

Что «это»? «Остановить CRISPR». Созданный Дудной.

Еще один фрагмент из той же статьи: «CRISPR находится внутри бактерий. Это появившаяся миллиарды лет назад защита от убийственных вирусов, которая обнаруживает их ДНК и использует подобный ножницам белок, чтобы искромсать ее. Дудна сыграла ключевую роль в превращении находки в революционный инструмент для редактирования генов, который был использован во всем мире, стимулируя волну новых исследований и появление потенциальных лекарств.

Но если ученые научатся доставлять редакторы генов в тело человека, что может помешать сумасшедшему, террористу или государству использовать CRISPR для причинения вреда?» Я могу добавить: или группе суперкомпаний, которые хотят создать мировое правительство.

«Люди, — я продолжаю цитировать статью, — могут придумать узконаправленные атаки, которые будут наносить удары только по определенным этническим группам. Или создать суперсолдат, отредактированных так, чтобы не чувствовать боли. Дудна хорошо понимала эту дилемму. В своей книге «Трещина в творении» (хорошее название? — С. К.) она написала, что боялась, что редактирование генов может привлечь внимание мира таким образом, каким его внимание привлекла атомная энергия, породив ядерный гриб. И спрашивала себя: «Могу ли я и другие обеспокоенные ученые спасти CRISPR от самого себя… до того, как произошел катаклизм?»

Теперь у нее будет шанс. Ранее, в 2016 году, американские спецслужбы называли редактирование генов потенциальным оружием массового уничтожения. В сентябре того же года к ним присоединилось Агентство перспективных исследовательских проектов в области обороны (DARPA), призвавшее к новым способам контроля или устранения последствий технологии редактирования генов (которая так восхищает наших туземцев продвинутых. — С. К.). Программа, получившая название Safe Genes, в итоге обойдется в более чем 65 миллионов долларов, что сделает ее одним из крупнейших источников денежных средств для исследований CRISPR наряду с биотехнологическими стартапами, разрабатывающими новые генетические методы лечения.

Одной из проблем, с точки зрения DARPA, было отсутствие какой-либо простой в использовании контрмеры, кнопки отмены или противоядия для CRISPR. И чем более мощным становится редактирование генов, тем больше оно может нам понадобиться — в случае лабораторной аварии или чего-нибудь пострашнее. Как сказано в пресс-релизе Калифорнийского университета Беркли 2017 года, после того, как Дудна, с помощью Уоттерса, стала участницей крупного контракта с DARPA, университет тоже подключился к созданию инструментов для противодействия угрозам биотерроризма, включая «оружие, использующее сам CRISPR».

Далее в статье описывается, каким образом ученые пытались создать инструмент, который позволил бы нейтрализовать негативное влияние технологии CRISPR.

Еще один фрагмент статьи: «Защита от CRISPR. В этом году в рамках финансируемого DARPA проекта Дудны группы ученых планируют начать свои первые эксперименты на мышах, чтобы определить, можно ли защитить их от CRISPR. Одна из групп, участвующих в этой работе, работает в Национальной лаборатории Сандиа (одной из шестнадцати национальных лабораторий министерства энергетики США. Главная задача лаборатории — разработка, создание и испытание неядерных компонентов ядерного оружия).

В национальной лаборатории Сандиа будут проводиться опыты над мышами, подготовленными для редактирования. Эта подготовка привела к тому, что мыши оказались рожденными с молекулярными ножницами CRISPR — белком под названием Cas9 — в каждой клетке их тела.

Джо Шенигер, который возглавляет работу в Сандиа, говорит, что в ближайшее время в его лаборатории у мышей будет индуцирован процесс редактирования с одновременным введением анти-CRISPR молекул, чтобы установить, произойдет ли блокировка процесса CRISPR. «Анти-CRISPR хорошо работает в природе, и мы пытаемся проверить, хорошо ли это работает на животных», — говорит он.

Шенигер считает, что существует «значительный риск случайного контакта» с агентами CRISPR. По мере того, как целая индустрия развивается вокруг инструмента редактирования генома, CRISPR создают для генной терапии, инъекций, мазей и продуктов питания, что повышает вероятность чрезвычайного происшествия в лаборатории. Даже секретная программа биологического оружия с большей вероятностью может случайно выпустить микроб, чем атаковать с его помощью. «Поскольку люди используют это в больших и больших количествах, возрастает вероятность того, что люди вступят в контакт, получат укол или опрыскивание, — говорит он. — И если мне в глаза попадут мутагены, было бы неплохо это остановить».

Не без юмора парень.

«Работа над анти-CRISPR может быть так же полезна, как и пиар. По словам Шенигера, это может, по крайней мере, «снизить воображаемую доступность для злой личности. Если вы можете это выключить, может быть, они не станут и пытаться. С психологической точки зрения, хорошо иметь кнопку «выключить». Это хорошо для позиционирования этой технологии в обществе».

У Шенигера нет иллюзий, что средство защиты от CRISPR породит исчезновение угроз, связанных с использованием CRISPR. На самом деле опасность CRISPR нарастает, так как лаборатории совершенствуют инструменты и изобретают новые, связанные с ними, каждый из которых несет различные последствия для биозащитников. Ученые могут чувствовать себя сбитыми с толку огромной скоростью, с которой ускоряется редактирование генов и синтетическая биология, а также тем, как информация распространяется в интернете.

«Мы обращаем внимание и на рискованность этой технологии, и на то, как она продолжает развиваться, как трудно оставаться над ней, и как быстро люди отбрасывают сценарии, и как трудно рационально справиться с этим риском», — говорит Шенигер. Вместе с тем, по его словам, изучение того, как заблокировать CRISPR в его классической, самой простой форме, является хорошей отправной точкой».

В статье также говорится, что Рене Вегрзин, работающая в рамках DARPA, выступая в 2017 году в Сан-Франциско на конференции, организованной Long Now Foundation (некоммерческой организацией, противостоящей принципу «быстрее и дешевле» и выдвигающей принцип «медленнее и качественнее»), заявила, что опасность CRISPR была очевидна уже тогда, когда ученые использовали редактирование генов, чтобы вызвать заболевания у мышей, вырезая у них важные гены. Вот что конкретно она сказала: «Я не думаю, что нужно быть экспертом по биобезопасности, чтобы признать необходимость настороженности в случае, если вы имеете инструмент, который может как вылечить, так и вызвать болезнь», — сказала она на встрече в Калифорнии. И добавила: «Если нам нужно немедленно остановить редактор генов, мы просто не знаем, как это сделать». А редакторы будут совершенствоваться.

Несмотря на опасения ученых, в США эта технология может вскоре появиться на рынке. 7 мая 2020 года на крупном американском веб-сайте «Грань» (The Verge), являющемся частью Vox Media Inc. (крупной компании, занимающейся цифровыми медиа), была опубликована статья под заголовком «Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов одобрило тест COVID-19, в котором использована технология редактирования генов CRISPR».

В статье уточняется, что это «первый случай разрешения использования CRISPR-технологии на людях», но оговаривается, что такое использование разрешено только для «тяжелых случаев». «Новый тест, созданный биотехнологической компанией Sherlock Biosciences, использует одну молекулу для поиска гена вируса в образце пациента. Затем, если молекула находит ген, она выпускает сигнал, который система может обнаружить»,  — говорится в статье.

Она только выпускает сигнал или делает что-нибудь еще?

Ив Танги. Медленно на север. 1942

Пикантность ситуации заключается в том, что еще в 2016 году разведывательное сообщество США официально признало технологию редактирования генов ничем иным как оружием массового поражения.

9 февраля 2016 года разведывательное сообщество представило комитету сената Конгресса США отчет об оценке угроз безопасности. Отчет опубликован на сайте директора Национальной разведки США.

В раздел отчета под заголовком «Оружие массового поражения и его распространение» включен подраздел «Редактирование генома». Вот что сказано в этом подразделе: «Исследования в области редактирования генома, проводимые в странах с нормативными или этическими стандартами, отличными от стандартов в западных странах (видите, как всё? — С. К.), вероятно, увеличивают риск создания потенциально опасных биологических агентов или продуктов. Учитывая широкое распространение, низкую стоимость и ускоренные темпы развития этой технологии двойного назначения, ее преднамеренное или непреднамеренное неправильное использование может повлечь за собой далеко идущие последствия для экономики и национальной безопасности. Достижения в области редактирования генома в 2015 году вынудили группы высокопоставленных американских и европейских биологов поставить вопрос о нерегулируемом редактировании человеческих генов зародышевого типа (клетки, которые имеют отношение к размножению), что может привести к возникновению наследуемых генетических изменений. Тем не менее исследователи, вероятно, будут и далее сталкиваться с проблемами при попытках получить желаемый результат модификаций генома, отчасти из-за технических ограничений, которые присущи имеющимся системам редактирования генома».

В тот же день, 9 февраля 2016 года, журнал MIT Technology Review Массачусетского технологического института выпустил статью с комментарием отчета Национальной разведки США. Название статьи: «Высший представитель разведки США назвал редактирование генов оружием массового поражения». Статья снабжена подзаголовком: «Легко использовать. Трудно контролировать. Разведывательное сообщество рассматривает CRISPR как угрозу национальной безопасности».

В статье говорится следующее: «Отчет представляет собой рассекреченную версию «коллективных инсайдов» Центрального разведывательного управления, Агентства национальной безопасности и еще полдюжины других американских шпионских организаций и организаций, занимающихся сбором информации.

Хотя в докладе не упоминается CRISPR, Джеймс Клэппер (на тот момент директор национальной разведки США, курирующий шпионское агентство с общим бюджетом более 50 миллиардов долларов. — С. К.) явно имел в виду новейшую и наиболее универсальную из систем редактирования генов. Низкая стоимость и относительная простота использования техники CRISPR — основные ингредиенты можно купить в интернете за 60 долларов — похоже, напугали спецслужбы. Проблема заключается в том, что биотехнология является технологией «двойного назначения», то есть обычные научные разработки могут также использоваться в качестве оружия».

А могут использоваться в виде такого изменения человечества, которое является не оружием, направленным на определенные страны или этносы, что само по себе ужасно, а просто оружием, направленным на все человечество. Чтобы были все эти «эпсилоны» и так далее — люди, которые не хотят ничего, кроме как убирать помещения. Тупые люди — и некая элита. Ведь на это данные технологии тоже могут быть направлены.

Я продолжаю цитировать MIT Technology Review: «В отчете отмечается, что новые открытия «легко перемещаются в глобализированной экономике, равно как и персонал, обладающий научными знаниями для их разработки и использования».

Клэппер не описывал конкретных сценариев использования биологического оружия, но ученые ранее уже размышляли о том, можно ли использовать CRISPR для изготовления «комаров-убийц», или болезни, уничтожающей сельскохозяйственные культуры, или даже для создания вируса, который поражает ДНК людей».

А как это можно не использовать, если все создано для того, чтобы поражать ДНК людей?

Продолжаю цитировать журнал MIT Technology Review: «Биотехнологии более, чем любая другая сфера, имеют огромный потенциал для обеспечения блага человека, но они могут быть использованы и в неблагих целях, — говорит Дэниэл Герштейн, старший политический аналитик RAND и бывший замминистра в министерстве внутренней безопасности [США]. — Мы обеспокоены и тем, что люди разрабатывают какой-то патоген с большими возможностями, и тем, что имеется возможность его неправильного использования…»

Пирс Милле, эксперт по биологическому оружию Центра Вудро Вильсона в Вашингтоне, округ Колумбия, считает, что то, что Клэппер добавил редактирование генов в перечень оружия массового уничтожения, стало «неожиданностью», поскольку создание биологического оружия — скажем, экстравирулентной формы сибирской язвы — до сих пор требует овладения «широким спектром технологий».

Разработка биологического оружия запрещена Конвенцией о биологическом и токсинном оружии, договором эпохи холодной войны, который поставил программы создания биологического оружия вне закона. США, Китай, Россия и 172 страны подписали ее. Милле говорит, что эксперты, которые встречались в Варшаве в сентябре прошлого года для обсуждения соглашения, чувствовали, что угроза со стороны террористических группировок все еще далека, учитывая сложность производства биологического оружия. Милле заявляет, что группа пришла к выводу, что «в обозримом будущем такие возможности применения [технологий] будут находиться только у государств».

Я закончил цитирование статьи в американском журнале MIT Technology Review. И теперь сообщаю зрителю другие, взятые не из этой статьи, сведения по поводу той конвенции, которая была упомянута в статье, которую я только что процитировал.

Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении была одобрена резолюцией 2826 Генеральной Ассамблеи ООН от 16 декабря 1971 года.

Сфера, затрагиваемая Конвенцией, оговаривается в первой статье этой Конвенции:

«Статья I.

Каждое государство — участник настоящей Конвенции обязуется никогда, ни при каких обстоятельствах не разрабатывать, не производить, не накапливать, не приобретать каким-либо иным образом и не сохранять:

1) микробиологические или другие биологические агенты или токсины, каково бы то ни было их происхождение или метод производства, таких видов и в таких количествах, которые не предназначены для профилактических, защитных или других мирных целей;

2) оружие, оборудование или средства доставки, предназначенные для использования таких агентов или токсинов во враждебных целях или в вооруженных конфликтах».

США ратифицировали Конвенцию о запрещении биологического оружия в 1972 году, но в 2001 году США отказались от выработки юридически обязывающего протокола, в котором предусматривался бы механизм взаимного контроля. Как следствие, сейчас невозможно проверить при помощи правового механизма, действительно ли США исполняют Конвенцию, которую они ратифицировали.

Мы убедились, что те, кто превращают ковидное злоключение в некое трансформирующее или трансформационное событие, нацелены не только на такое трансформирование самого мироустройства, которое позволит США сохранить и укрепить свое господство в XXI столетии. Они ориентированы еще и на то трансформирование человека, а не мироустройства, которое по существу является ничем иным как генной модификацией, вполне сопоставимой со всем, что касается производства ГМО, и претендующей на создание ГМЧ — генно-модифицированного человечества.

Налицо прямая претензия именно на осуществление подобного производства ГМЧ. Это уже не антиутопия, а нечто, претендующее на статус реальности. Претендующее на то, чтобы вначале в виде таких отдельных далеко идущих эксцессов показать людям, что это уже вторглось в их жизнь. И что далее оно будет вторгаться в нее все более и более мощно и неумолимо.

А поскольку пока что достаточно откровенная заявка на нечто подобное, она же CRISPR–Cas9, наталкивается на сопротивление со стороны авторитетных общественных групп и государственных органов, понимающих, что хорошо, когда ты применяешь этот CRISPR, но плохо, когда его применяют против тебя, то силы, ориентированные на создание генно-модифицированного человечества, использующие Гейтса в виде катализатора своих замыслов, делают ставку и на CRISPR–Cas9 (10, 11, 12, 13 и так далее) как на откровенное средство создания этого самого генно-модифицированного человечества, и на нечто, являющееся чуть более завуалированным вариантом того же самого. Притом, что эта завуалированность позволяет преодолевать препятствия, стоящие на пути самых откровенных ГМЧ-затей, типа CRISPR.

О том, что могут быть и иные, более мягкие, более легко преодолевающие отторжение модификации того же самого, говорится в авторитетном англоязычном журнале «Молекулярная терапия» (Molecular Therapy), знакомящем читателя с исследованиями в сфере молекулярной и клеточной терапии, используемой для коррекции генетических и приобретенных заболеваний.

14 декабря 2018 года в онлайн версии издания «Молекулярная терапия» (Molecular Therapy) обсуждается возможность превращения обычных клеток кожи в плюрипотентные стволовые клетки.

Плюрипотентными называются клетки, которые могут дифференцироваться во все типы клеток, кроме клеток внезародышевых органов (то есть клеток плаценты и желточного мешка).

Издание «Молекулярная терапия» сообщает читателю о том, что подобное превращение обычных клеток кожи в плюрипотентные стволовые клетки осуществляется путем принудительной экспрессии определенных факторов.

Экспрессия — это процесс, в котором наследственная информация от гена преобразуется в тот или иной продукт, необходимый для функционирования. Например, в РНК или белок.

Этапами экспрессии называются транскрипция (синтез нужной РНК), трансляция (синтез белка) и так далее.

Экспрессию можно активировать с помощью тех самых РНК, которые интересуют Гейтса и его покровителей постольку, поскольку с их помощью может осуществляться вмешательство в экспрессию наследственной информации, но такое вмешательство не будет вызывать таких избыточно острых реакций в научном сообществе, как реакции на прямое редактирование генома.

Пока нет запрета на изменение экспрессии генетической информации, ученые интенсивно исследуют возможности такого вмешательства на посттранскрипционном этапе. Мы уже это обсуждали. Первая транскрипция возникла, а там еще все неустойчиво. И вот это, это и это можно выкинуть. А, может, еще что-нибудь можно выкинуть заодно? На этом направлении достигнуты большие успехи. Так, появились лекарственные препараты против онкологических изменений в клетках на основе мРНК. И это одни из самых современных разработанных препаратов против рака.

Иначе говоря, Гейтс и его последователи хотят разрабатывать и жесткую редактуру генома на основе CRISPR–Cas9 и ее более поздних модификаций, и мягкий подход: изменение свойств клеток с помощью матричной РНК, которая при введении в клетку и трансляции в белок изменяет настройку системы — вместо синтеза одних мРНК (и белков в них) начинается производство других белков, что изменяет свойства клетки без вмешательства в собственно гены, но совершенно меняет картину их экспрессии. Тем самым клетка приобретает новые свойства.

Но это же что в лоб, что по лбу, если в результате происходит изменение «фабрик белка»!

Является ли данное мое утверждение о том, что это и в лоб, и по лбу, установлением несомненного обстоятельства или это моя смелая гипотеза?

Для того чтобы четко ответить на этот вопрос, я доразберу ту, казалось бы, далекую от ковида статью в журнале «Молекулярная терапия», в которой говорится о принудительной экспрессии генов применительно к далекой от ковида проблеме массового производства стволовых клеток человека, так называемых индуцированных плюрипотентных стволовых клеток (ИПСК).

Авторы статьи утверждают, что принудительная экспрессия генов, применяемая, в том числе, и для массового производства стволовых клеток, штука в целом небезопасная. И что, к примеру, экспрессия эмбриональных генов вполне способна породить онкологическое изменение нормального генома.

Так значит, и впрямь — что в лоб, что по лбу, если верить компетентным авторам из журнала «Молекулярная терапия»? Что они говорят? Они говорят, что экспрессия эмбриональных генов, которая в этих мягких-то вариантах происходит, «вполне способна породить онкологическое изменение нормального генома». То есть они этой экспрессией будут лечить онкологию, а она у них усилится? Или они будут лечить что-то еще, а усилится онкология? Это и означает — что в лоб, что по лбу.

Но это не всё, что сказано.

Тамара де Лемпицка. Город камней 1. 1947

Далее говорится, что (цитирую) «система репрограммирования мРНК предлагает привлекательный путь избежать одного из главных камней преткновения для будущей терапии на основе индуцированных плюрипотентных стволовых клеток».

А что это за камень преткновения, которого можно избежать с помощью того репрограммирования мРНК, которым занимается гейтсовская Moderna, осуществляющая, в отличие от других гейтсовских инициатив, мягкое редактирование генома на основе мРНК во имя получения спасительной вакцины от ковида?

Этим камнем преткновения является запрет на редактирование генома человека. Значит, они обходят этот запрет.

То есть по сути авторы статьи говорят, что система репрограммирования матричных РНК, которой занимается гейтсовская Moderna, не чета гейтсовским занятиям CRISPR-Cas9, поскольку можно сказать, что репрограммирование матричной РНК не является жесткой генной модификацией человека. И потому не будет отторгаться с той яростностью, с которой отторгается жесткая генная модификация на основе CRISPR-Cas9.

«В вашем геноме все будет в порядке. Мы его не редактируем, успокойтесь. Мы просто считываем его по-другому, лапоньки. И всё. Для успокоения будем использовать мягкую генную модификацию, одновременно будем снимать препятствия для жесткой, а называть все эти мягкие затеи (как, впрочем, и жесткие, но это в будущем) будем убаюкивающими словами „трансформирующие лекарства“. При этом не будем жестко определять, что такое трансформирующие лекарства. Ну трансформирующие, и всё тут!»

Видите, я же говорил, что, с одной стороны, есть трансформирующие или трансформационные события, которые должны в общем всё изменить, а с другой стороны есть средства трансформации, инструменты трансформации, в том числе и фармакологические, которые должны все изменять в каждой отдельной точке, и гораздо глубже, чем это можно сделать с помощью любого, самого жесткого трансформирующего события, кроме, конечно, уничтожения человечества.

На горизонте замаячила некая новая тема трансформирующих лекарств. И никто не хочет говорить, что это такое. «Да это просто прорывные лекарства, да это просто хорошие лекарства! Да это вообще там что-то совсем другое!» И все бы было совсем беспросветно неопределенно (что хотим, то и говорим, а как только нас в чем-нибудь обвиняют, тут же уклоняемся и говорим, что нас неправильно поняли), если бы не было каких-то лакун в этой неопределенности, которые создают некоторые статьи.

Одна из них, написанная авторами из США и Китая, опубликована во все том же журнале «Молекулярная терапия» (Molecular Therapy) 10 апреля 2019 года. Авторы — Джульетта Маруджи, Цуйлин Чжан, Цзюньвей Ли, Джеффри Улмер и Донг Ю. При этом читателей информируют, что американцы Джульетта Маруджи и Джеффри Улмер, а также китаец Донг Ю являются сотрудниками группы компаний GSK и владеют акциями этой компании.

Зритель еще не забыл, что такое GSK? Это одна из компаний, стоящих у истоков эпопеи с ковидом. Статья, некоторые авторы которой прямо связаны с GSK, называется «МРНК как трансформирующая технология для разработки вакцин для борьбы с инфекционными заболеваниями».

Вот пока говорят о трансформирующих лекарствах, можно спросить: «Так вы хотите человека трансформировать?» А вам отвечают: «Да что вы! Да ни боже мой! Это просто красивое словосочетание. Ну назовите это просто «продвинутые лекарства»…

А когда говорят «трансформирующая технология», то это что?

Запад-то уж так технологичен, и так технологоцентричен, и так обожает все связанное с технологиями, что он не может «вообще» говорить, что технологии трансформирующие. Технология, если она трансформирующая, она что-то трансформирует. Что она может трансформировать, кроме мРНК, то есть человека? Что в лоб, что по лбу… Но это технология.

Тут, подчеркну еще раз, мРНК названа не основой для трансформирующего лекарства, а просто трансформирующей технологией: «мРНК как трансформирующая технология». РНК может быть трансформирующей технологией чего? У нее задача — от ДНК к «фабрике белка» перегонять материал. Она, сама мРНК, может быть трансформирующей технологией чего? И совершенно ясно, что, когда говорят тут об РНК как трансформирующей технологии, то имеется в виду, что трансформируется геном. Но он трансформируется не так жестко, как при использовании CRISPR–Cas9, и поэтому препятствий на пути такой трансформации будет намного меньше, как сулит нам все та же «Молекулярная терапия».

Гейтсовская компания Moderna все время говорит о том, что она впервые разработала мРНК-терапию и вакцины для создания нового поколения трансформирующих лекарств. И что ее основная заслуга на сегодняшний момент — это создание вакцины от COVID-19 (c приветом!) на основе мРНК… Я это вменяю «Модерне»? Нет, я это не вменяю, об этом говорит президент «Модерны» Стивен Хог. Хог заявляет: «Мы по-прежнему твердо привержены дальнейшему развитию науки о мРНК для создания нового поколения трансформирующих лекарств для пациентов».

Moderna надрывается, заявляя о себе как о пионере в том, что касается развития науки об мРНК для создания нового поколения трансформирующих лекарств. Moderna непрерывно говорит о том, что эти трансформирующие лекарства будут спасать с помощью улучшенной экспрессии белка.

Компания Moderna заявляет, что ее препараты мРНК предназначены для того, чтобы направлять клетки организма на выработку внутриклеточных, мембранных или секретированных белков, которые могут оказать терапевтическое или профилактическое действие. И что спасти нас от ковида должна такая вакцина «Модерны», именуемая мРНК-1273. Готовьтесь! Не хотите вакцинироваться мРНК-1273 — числитесь в невакцинированных, а значит, опасных.

Это всё реальность. Неумолимая и несомненная.

Проходит одна фаза эксперимента с этой вакциной, потом — вторая, потом — третья.

И что же это за Moderna, которую так пропихивают?

Она еще в марте 2013 года была совсем небольшим, по нашим меркам, кооперативом — в ней работало 25 человек. А семь лет спустя она же будет спасать мир от ковида и многого другого.

Moderna влачила жалкое существование до того, как в нее вдруг не стала вкладывать деньги крупная фармацевтическая компания AstraZeneca.

В 1993 году знаменитая британская суперкорпорация Imperial Chemical Industries выделила в независимую компанию ту свою часть, которая занималась фармацевтикой и сельскохозяйственной химией.

Эта независимая компания получила название Zeneca Group.

В том же году Zeneca Group объединилась с международной фармацевтической компанией Astra AB. Так образовалась та компания AstraZeneca, которая вдруг стала вкладывать немереные деньги в совершенно неприметную компанию Moderna.

Затем Moderna получает грант от DARPA (Управления перспективных исследовательских проектов министерства обороны США).

Затем в нее вкладывают огромные деньги американские крупнейшие фармацевтические компании.

Затем, в 2016 году, ее подпитывает, причем относительно скромно, Фонд Билла и Мелинды Гейтс.

Потом гораздо большие деньги в нее вкладывает крупнейшая американская фармацевтическая компания Vertex.

23 января 2020 года заключено соглашение о том, что производство вакцины против 2019-nCoV, осуществляемое компанией Moderna, будет финансировать CEPI. Та самая CEPI, которая связана очень прочным образом с группой неоконсерваторов, стремящихся создать трансформирующее событие.

Дальше — больше. Центр исследования вакцин Национального института аллергических и инфекционных заболеваний, это центр Фаучи, входящий в Национальные институты здравоохранения, заявил, что он тоже будет разрабатывать вакцину вместе с компанией Moderna.

В марте 2020 года на встрече в Белом доме, проводимой администрацией Трампа и крупнейшими фармацевтическими компаниями, генеральный директор компании Moderna Стефан Бансель сказал президенту Трампу, что Moderna может получить вакцину против COVID-19 через несколько месяцев. Акции взлетели, то-сё. На следующий день Управление по контролю за продуктами и лекарствами (а это очень крупный орган в США) одобрило клинические испытания компании Moderna.

В апреле 2020 года Moderna получила чуть не полмиллиарда долларов от государственного частного партнерства Operation Warp Speed (OWS). А член правления компании Moderna Монсеф Слауи был назначен главным научным сотрудником проекта Operation Warp Speed (OWS).

Государственно-частное партнерство Operation Warp Speed (OWS) было создано федеральным правительством Соединенных Штатов для облегчения и ускорения разработки, производства и распространения вакцин от COVID-19. В него входят министерство здравоохранения и социальных служб, в том числе Центр по контролю и профилактике заболеваний (CDC), Управление по контролю за продуктами и лекарствами (FDA), Национальный институт здравоохранения (NIH) и Управление по биомедицинским исследованиям и разработкам (BARDA); министерство обороны; частные фирмы и другие федеральные агентства, включая министерство сельского хозяйства, министерство энергетики и министерство по делам ветеранов.

Как же все-таки хочется и трансформирующее событие устроить, и человека отредактировать так, чтобы он, вкусив от трансформирующих лекарств, превратился из Homo sapiens в какого-то другого Homo. Какого именно?

 

https://rossaprimavera.ru/article/963d06f0