Судьба гуманизма в XXI столетии 2014_03

19.11.2014 Судьба гуманизма в XXI столетии №104

 

Мы всё блуждаем по лабиринтам истории, пытаясь проверить гипотезу, согласно которой весь Запад оперся на пустоту. И что не с Гёте всё началось, а с Вергилия. И не с Вергилия даже, а с гораздо более древних времен, которые, в свою очередь, перекликаются с временами еще более древними

Метафизическая война
Сергей Кургинян , 20 ноября 2014 г.
опубликовано в №104 от 19 ноября 2014 г

Ясон и Медея

В диалоге «Тимей» Платон, конечно же, в первую очередь сообщает сведения об Атлантиде. И описывает эту самую Атлантиду вплоть до деталей. Притягательность этих сведений для алчущих тайнознания так велика, что все остальные темы, затрагиваемые Платоном в данном диалоге, естественно, отходят на задний план. И вот уже на протяжении тысячелетий все, кого поражают «атлантические» откровения Платона, ищут эту самую загадочную Атлантиду — каждый на свой лад. Кто-то — снаряжая экспедиции, а кто-то — перелистывая древние рукописи, вчитываясь в тексты древних авторов и так далее.

Между тем, помимо важнейших сведений об Атлантиде, Платон в этом диалоге сообщает нам ничуть не менее (а возможно, и более) важные сведения. Они касаются родства двух богинь: древнегреческой Афины Паллады и древнеегипетской богини Нейт. Но прежде чем перейти к этой теме, вчитаемся в данный диалог с тем, чтобы интересующее нас сообщение приобрело максимальный объем и глубину.

Участник диалога Критий говорит Сократу: «Послушай же, Сократ, сказание хоть и весьма странное, но, безусловно, правдивое, как засвидетельствовал некогда Солон, мудрейший из семи мудрецов».

Итак, нам предлагается в качестве носителя определенной информации афинский политик и законодатель Солон, родившийся ок. 640 г. до н. э. в Афинах и умерший в этом же городе ок. 559 г. до н. э. То есть мы имеем дело с достаточно древним и авторитетным источником (Солон и впрямь считается одним из семи главных мудрецов Древней Греции). Но если в нашей системе отсчета доминирует Троянская война, то речь идет о мудреце, жившем через много сотен лет после ее окончания. При этом Солон отнюдь не только мудрец — он политик. Причем из числа тех, кто реально укреплял господство тогдашних Афин. Например, в ходе войны с Мегарами за Саламин.

В Мегарах, кстати, сохранились небольшие остатки древних стен двух акрополей, один из которых был основан, по преданию, царем Каром, сыном Форонея, царя аргосских пеласгов. Потом начались волны нашествий, сметавшие пеласгов. Городом овладевали самые разные народы: лелеги, критяне. Потом — особо трагическое для пеласгических автохтонов нашествие дорийцев, в ходе которого погибает афинский царь Кодр.

Кодр... Если верить Диогену Лаэртскому, Плутарху и Проклу, а также комментариям к «Тимею» (они называются «Схолии»), то полулегендарная-полуисторическая родословная Крития и Платона такова.

Родоначальник — морской бог Посейдон. Он — отец Нелея, который вместе с братом-близнецом Пелием учредил Олимпийские игры, входил в число аргонавтов, воевал с Гераклом, убившим 11 из 12 сыновей Нелея (это описано у Гомера).

Правнуком того самого Нелея считался последний афинский царь Кодр.

Солон и Дропид были потомками Кодра. А Критий-старший — сыном Дропида. Критий-младший был внуком Дропида. А Платон — его правнуком. Итак, Кодридами, то есть потомком Кодра, являются и Солон, и Критий, и Платон.

Вот и замкнулись два сегмента древней истории. Один — совсем древний, пеласгический, а другой — связанный с Солоном, Критием и Платоном. В самом деле, Солон — один из потомков Кодра, как и все остальные, кого я только что перечислил. Авторитетность его сведений определяется, в том числе, и данной примечательной родословной.

В диалоге Платона «Тимей» Критий сообщает Сократу, что Солон «был родственником и большим другом прадеда нашего Дропида, о чем сам неоднократно упоминает в своих стихотворениях». (Всего сохранилось 283 строки стихотворений Солона из более чем пяти тысяч строк, написанных этим древним поэтом и политиком, считавшим, что поэзия и политика — это две грани одного и того же мастерства управления общественным мнением — С.К.).

Далее Критий сообщает Сократу, что Солон «говорил деду нашему Критию — а старик в свою очередь повторял это нам, — что нашим городом в древности были свершены великие и достойные удивления дела, которые были потом забыты по причине бега времени и гибели людей», «величайшее из них то, которое сейчас нам будет кстати припомнить, чтобы сразу и отдарить тебя, и почтить богиню в ее праздник (имеется в виду праздник богини Афины Паллады — С.К.) достойным и правдивым хвалебным гимном».

«Сократ. Прекрасно. Однако что же это за подвиг, о котором Критий со слов Солона рассказывал как о замалчиваемом, но действительно совершенном нашим городом?

Критий. Я расскажу то, что слышал как древнее сказание из уст человека, который сам был далеко не молод. Да, в те времена нашему деду было, по собственным его словам, около девяноста лет, а мне — самое большее десять».

Далее Критий рассказывает Сократу о том, что он, когда был еще мальчиком, принимал участие в одном празднике. На этом празднике присутствовал и его дед, тоже Критий. Один из членов их родовой общины — фратрии, Аминандр, стал восхвалять Солона за то, что тот был, по его мнению, не только наимудрейшим из мудрецов, но и «благороднейшим из поэтов».

Что же ему ответил на это дед? Дед, как сообщает Критий, «очень обрадовался и сказал, улыбнувшись: «Если бы, Аминандр, он занимался поэзией не урывками, но всерьез, как другие, и если бы он довел до конца сказание, привезенное им сюда из Египта, а не был вынужден забросить его из-за смут и прочих бед, которые встретили его по возвращении на родину, я полагаю, что тогда ни Гесиод, ни Гомер, ни какой-либо иной поэт не мог бы превзойти его славой».

В ответ на вопрос Аминандра о том, чего касалось сказание, привезенное из Египта, дед отвечает следующее:

«Оно касалось ... величайшего из деяний, когда-либо совершенных нашим городом, которое заслуживало бы стать и самым известным из всех, но по причине времени и гибели совершивших это деяние рассказ о нем до нас не дошел».

«Расскажи с самого начала, — попросил Аминандр, — в чем дело, при каких обстоятельствах и от кого слышал Солон то, что рассказывал как истинную правду?»

И дед начинает рассказывать.

Он говорит, что есть в Египте «у вершины Дельты, где Нил расходится на отдельные потоки, ном, именуемый Саисским; главный город этого нома — Саис, откуда, между прочим, был родом царь Амасис». (Это один из царей Саиса, при котором город особо процветал — С.К.)

«Покровительница города — некая богиня, которая по-египетски зовется Нейт, а по-эллински, как утверждают местные жители, это Афина: они весьма дружественно расположены к афинянам и притязают на некое родство с последними».

Нейт

Вот мы и дошли до интересующих нас сведений. Платон отождествляет не просто египетскую, а ливийскую богиню Нейт с Афиной.

Нейт — это одна из древнейших богинь египетского пантеона. Можно даже сказать, что в древнейшую эпоху она была праматерью богов. Нейт — богиня города Саис. Культ Нейт возник в западной части дельты Нила и в Ливии. Впоследствии он распространился по всему Египту. Ее называли «Великая Нейт, Мать богов Амунет, которая родила Амунтет, которая родила Рат-тауи, великую Ихет, родившую солнце». А еще Нейт называли «отец отцов и мать матерей».

Символ Нейт — две перекрещенные стрелы на щите — встречается уже в памятниках Первой династии. В очень важном для Древнего Египта Абидосе археологами найдена деревянная табличка. Считается, что эта табличка свидетельствует об основании святилища Нейт при личном участии царя Аха (ок. 3100 г. до н. э.).

Очень часто Нейт изображалась в «дешрет» — красной короне Нижнего Египта. Нейт явным образом особо связана именно с Нижним Египтом, а также с Ливией.

Нейт можно считать и супербогиней, подобной хаотическому океану, лишенной пола сущностью, предшествующей созданию мира. Но она же — и легендарная богиня ткачества (что, кстати, является дополнительным аргументом в пользу отождествления ее с Афиной Палладой).

Геродот сообщает о том, что ливийцы-кочевники приносят жертвы только Солнцу и Луне. Что все ливийцы совершают жертвоприношения этим божествам, но что жители области вокруг озера Тритониды совершают, помимо этого, жертвоприношения главным образом Афине, а потом — Тритону и Посейдону. Далее Геродот сообщает, что одеяние и эгиду на изображениях Афины эллины заимствовали у ливийских женщин. С той только разницей, что одежда у ливийских женщин «кожаная, а подвески на эгиде — не змеи, а ремни, в остальном же одеяние того же покроя. Даже и само название указывает на то, что одежда на изображениях Паллады ливийского происхождения. Ведь ливиянки носят поверх одежды козьи шкуры без шерсти, отделанные бахромой и окрашенные мареной». Из этого слова «айгес», означающего «козья шкура», эллины, как считает Геродот, «и взяли название эгиды».

Обращая особое внимание на религиозное значение озера Тритониды и реки Тритон, Геродот описывает неких авсеев и махлиев, живущих вокруг озера Тритониды и реки Тритон. Указав на то, что махлии отращивают себе волосы на голове сзади, а авсеи — спереди, Геродот далее пишет: «Афину же они почитают дочерью Посейдона и богини озера Тритониды. Поссорившись со своим отцом (отцом-Посейдоном — С.К.), она предалась Зевсу, и тот принял ее как свою дочь».

Почитающие Посейдона махлии, живущие к востоку от озера Тритониды и реки Тритон, почитают более всего Посейдона, а обитающие западнее авсеи — Афину. Но если и те, и другие считают Афину дочерью Посейдона, то речь идет о близких племенах, в равной степени имеющих ливийское происхождение.

А вот что историк Полибий сообщает о присяге карфагенского полководца Ганнибала, датируемой 216 г. до н. э.: присягающие клянутся «божеством карфагенян, Гераклом и Иолаем, Ареем, Тритоном, Посейдоном, божествами, взятыми в поход Солнцем, Луной, Землей, реками и водами, и всеми богами, обитающими в Карфагене...»

Древнейшие и самые авторитетные греческие классики — Гомер и Гесиод — называли Афину Тритогонией. При этом Гомер называл ее еще и Тритонией. То есть рожденной на берегах Тритона. Аполлодор же прямо говорит: «Когда же настало время родов, Прометей ударил Зевса по голове топором (другие считают, что этот удар нанес бог Гефест — С.К.), из головы выскочила в полном вооружении Афина, и это произошло у реки Тритона».

Аполлоний Родосский — поэт и грамматик, родившийся в 295 г. до н. э. то ли в Александрии, то ли в Навкратисе, и умерший в 215 г. до н. э. на Родосе. Его перу принадлежит знаменитое произведение «Аргонавтика». В Древнем Риме этому произведению давали высочайшую оценку. В числе тех, кто восхищался «Аргонавтикой» Аполлония Родосского, — исследуемый нами Вергилий. Это очень важно, поскольку мы все-таки идем по следу Вергилия. И нас интересуют не всевозможные родословные тех или иных богов и героев, способные пролить свет на обсуждаемую нами западную идентичность, а именно те родословные, которые имеют отношение к Вергилию.

Обсуждаемые Аполлонием Родосским родословные имеют самое прямое отношение к Вергилию. И заслуживают внимания как по этой причине, так и потому, что они высоко котировались в древнем мире и в последующие эпохи. И в силу этого могут пролить свет на интересующие нас обстоятельства.

Вот что пишет Аполлоний Родосский по поводу Афины и Ливии, обсуждая в четвертой книге «Аргонавтики» сон Ясона:

Все героини ливийские, мест хранители этих,
Те, кто когда явилась Афина из темени Зевса,
Ей навстречу пришли, омытые в водах Тритона,
Ныне в полуденный час, когда уже солнце палило
Ливию всю, героини встали возле Ясона.

Поскольку «Аргонавтика» Аполлония Родосского посвящена подвигам древнегреческого героя Ясона, решившего похитить золотое руно, подвигам друзей Ясона, аргонавтов, и таинству любви Ясона и Медеи, колдуньи, дочери царя Колхиды, служительницы темной богини Гекаты, оказавшей помощь Ясону, то я приведу читателю самые яркие моменты из этого произведения, предшествующие тому фрагменту повествования, в котором собственно рассматривается ливийский сюжет, поскольку в противном случае мне всё равно придется излагать историю Медеи, а я это сделаю заведомо менее поэтично, чем Аполлоний Родосский и упущу важнейшие детали.

Итак, Медея, ее отец, царь колхов Эет, Ясон, околдовавший колдунью Медею свой любовью, и само это золотое руно... А также другие персонажи, которые вокруг этого руна сгруппированы. Прежде всего — об Эете и его дочери.

Всю ту ночь Эет с мужами, что лучшими слыли
Между народом колхидским, обдумывал гибель героям
Быструю в доме своем. Сердясь на подвиг ужасный,
Гневом себя неустанным он распалял, угадавши,
Что деянье по воле его дочерей совершилось...

Итак, отец догадывается о том, что дочь Медея предала свой народ, свой долг жрицы и должна быть наказана. А Медея?

Вдруг она поняла, что не скрыть от отца свою помощь,
И что скоро она претерпит страданье иное.
Даже служанок-пособниц страшилась она. Ее очи
Ярким пылали огнем, в ушах постоянно звенело.
Часто к горлу она прикасалась и часто пыталась
Волосы рвать над челом, поддаваясь тягостной муке.

Так бы и сошла с ума преступница, если бы ей не помогла богиня Гера, своими советами исцелившая в Медее «дух окрыленный». Тогда Медея стала собираться с тем, чтобы завершить начатое дело и, передав Ясону золотое руно, бежать вместе с ним из дома. Она решила проститься не только с малолюбимым отцом Эетом, но и с горячо любимой матерью Халкиопой, она собрала в ларец свои тайные зелья и...

Стала она высыпать их в ларец. Потом целовала
Ложе, двойные двери, к стенам прикоснулась в спальне.
Вырвала прядь густую волос и оставила в доме
Памятью девства для матери милой. Вздыхая, сказала:

«Мать, уходя, я тебе оставляю девический локон!
Милая мать! Будь здорова ради себя и ушедшей!
Будь Халкиопа здорова и дом весь! О чужеземец,
Если бы море сгубило тебя до прихода в Колхиду!»

Далее Медея бежит к Ясону мимо храма и слышит напутствие титаниды, богини Луны:

«Бог жестокий тебе Ясона дал на страданье.
Ну, ступай же! всё претерпи! И поскольку умна ты,
Бремя сумей поднять печали, рождающей стоны.

Читатель, наверное, помнит, что история любви Медеи и Ясона кончается очень печально. Что Ясон предает Медею, а Медея, эта жрица темной богини Гекаты, мстит Ясону, убивая общих с ним детей. И после этого улетает на колеснице, дарованной ей Гекатой. Но всё это — еще впереди. И лишь богиня Луны, предупреждая Медею, говорит ей о необходимости быть настолько умной, чтобы поднять «бремя печали, рождающей стоны». Время этого бремени, повторяю, еще впереди.

Медея добегает до аргонавтов. Они кидаются ей навстречу. И...

Их обнимая, волнуясь и плача, им говорила:
«Милые, будьте защитой мне, злополучной, а также
И самих себя от Эета спасите. Ведь стало
Всё уже явным, и не найти никакого исхода.
На корабле нам надо бежать, пока не взойдет он
На быстроногих коней. Я дам вам руно золотое,
Стража драконов сумев усыпить. Но ты, чужеземец,
Вновь пред друзьями своими богам повтори обещанья
Те, что давал мне тогда, что я, уйдя за тобою,
Не окажусь в тоске о родных горемыкой позорной».

Ясон дает клятву. И аргонавты вверяют свою судьбу Медее, которая...

Сразу Медея велела направить к священной дубраве
Быстрый корабль, чтобы там похитить руно золотое
Ночью и увезти поскорей против воли Эета.
Речь ее в дело они претворили тут же поспешно.

Еще до рассветной зари корабль аргонавтов подплывает к священной дубраве, той самой, где хранится золотое руно. Медея и Ясон спускаются на берег. Идут к лугу, поросшему травой. Луг этот зовется «ложе барана», ибо именно там «впервые баран преклонил усталые ноги». Именно там, по веленью богов, этот золотой чудо-баран был принесен в жертву.

Итак, Медея и Ясон вдвоем вступают на эту заколдованную землю.

Вот вступили они по тропе в священную рощу
В поисках мощного дуба, руно где повешено было.
С облаком было сходно оно, что при утреннем солнце
Рдеет в жарких его лучах багряным румянцем.
Около дуба вверх простер огромную шею
Змей неусыпный, глядящий очами быстрыми зорко...

Увидев дерзких нарушителей покоя этого священного места, змей зашипел так, что все младенцы Колхиды заплакали, а матери в страхе стали их качать. Змей стал изрыгать «несметные клубы темного дыма», стал извиваться, готовясь пожрать наглецов. А Медея...

Змей извивался, но девушка смело пред ним предстояла,
Голосом сладким взывая к помощи Сна, чтоб сильнейший
Между богами пришел усмирить свирепого змея.
И умоляла богиню ночную, подземных царицу,
(ее покровительницу Гекату — С.К.),
Дать до конца свершить, что ею задумано было.
Следовал ей Эсонид, охваченный страхом. Прельщенный
Песней дракон понемногу стал расслаблять напряженно
Скрученный длинный хребет, выпрямляя несчетные кольца...

Медея сломала ветку можжевельника (вскоре читатель убедится, что эти детали немаловажны) и, произнося колдовские заклятья, сбрызгивая глаза змея колдовским зельем, прикоснулась этой веткой к глазам дракона. Дракон заснул.

Тут Ясон руно золотое с могучего дуба
По приказу Медеи сорвал. А она, стоя рядом,
Зельем тереть продолжала голову змея, пока ей
Не приказал Ясон к кораблю возвращаться обратно.

Они бегут обратно, дорога светится. Счастливый Ясон прижимает к себе золотое руно. Они всходят на корабль, Ясон говорит аргонавтам, что они могут пуститься в путь и что отныне и навеки Медея является его законной женой. Колхи преследуют аргонавтов. И гонятся за ними в открытое море. А аргонавты...

С ветром попутным неслись по волнам аргонавты по воле
Геры, желавшей скорее на горе Пелея дому
В Пеласгийскую землю из Эи доставить Медею.

Ну, вот вам, опять пеласги.

Они приплывают туда, куда ведет их жена бога Зевса, богиня Гера.

Медея готовит страшные искупительные жертвы. А аргонавты обсуждают обратную дорогу. Разные ее варианты. И разные пророчества, которые они получили, когда только отправлялись в путь. Обсудив одну из дорог, они далее начинают обсуждать и ту другую дорогу, которая по разным причинам кажется им наиболее манящей.

Вот что по этому поводу сказал один из аргонавтов, герой по имени Арг:

Есть, однако, для нас и другая дорога, жрецами
Найдена теми, кто Тритонидскую Фиву покинул
В дни, когда никто ничего не знал про данаев
Род святой и не мог проведать. (Разве что знали
Апиданийцы аркадяне — те, которые жили
Много раньше Луны, в горах желудями питаясь,
И не владели еще Девкалиды страной Пеласгийской.
Славен в те времена был полями обильный Египет,
Край туманный, родитель юношей прежде рожденных,
И река Тритон, широко текущая, ею
Весь орошаем Египет, и вышнею волей Зевса
Дождь не льется над ним и поля колосятся в разливах.
Некто, как говорят, оттуда кругом всю Европу
С Азией вместе прошел, полагаясь на силу и смелость
Войск своих и на мощь их. В этом походе возвел он
Многие города. Одни существуют поныне,
А других уже нет — ведь много веков миновало.
Эя доныне стоит, и в ней обитают потомки
Тех мужей, которых здесь водворил покоритель.
Предков своих имена хранят заботливо колхи.
Там на трехгранных столбах начертались пути и пределы...)

Это прорицание Арга, которое я, к сожалению, не могу воспроизвести целиком, получило священное подтверждение.

Так он сказал. Богиня сама им чудо явила
К счастью, и все, увидав, одобрили Арга:
«Здесь нам, здесь нам путь!» — закричали. Тут показался
В небе след луча, и велел он, где плыть надлежало.

Итак, они плывут. Колхи с ними напрасно борются. Но в итоге догоняют, окружают и уже потирают руки, обсуждая, как именно они предадут Медею в жертву богине Артемиде и так
далее.

Медея упрекает Ясона за трусливую готовность отдать колхам и ее, и золотое руно. И грозит ему своею местью. Ясон говорит Медее, что его тоже не устраивает такой, как сказали бы сейчас, минималистский сценарий. Но что у аргонавтов нет ни единого шанса победить окруживших их колхов. И что как минимум надо выиграть время.

Медея снова спасает Ясона, коварно заигрывая со своим братом Апсиртом, являющимся предводителем колхов, и заманивая этого брата туда, где его убивает Ясон.

Аргонавты, узнав по тайному знаку, что вождь колхов Апсирт и другие предводители убиты, нападают на колхов и начинают истреблять дружину Апсирта. После чего они садятся за весла. Оставшиеся в живых колхи бросаются в погоню. Богиня Гера сотворяет страшную грозу, мешающую колхам. А аргонавтов начинают носить ветры «по очень дальним путям».

Аполлоний Родосский говорит о том, что следы пребывания «Арго» можно увидеть в различных дальних местах, и задается вопросом:

...В такую далекость
Что увлекло? Нужда иль неволя? Ветры какие?
После того, как Апсирта убили, нещадная ярость
Зевса, царя богов, охватила за это деянье.
Он положил, что герои должны принять очищенье
От убийства только из рук эеянки Кирки
(знаменитая по гомеровской «Одиссее»
волшебница Кирка — С.К.),
А перед этим их ждут еще немалые беды.
Но неизвестным осталось решение это героям.

На аргонавтов насылаются бури. Их несет на скалы. Но тут...

Вдруг возглашать человеческим голосом стала та балка
Между другими, которую в киля средину вложила,
Для корабля долбленого взяв от Додонского дуба,
Ради Ясона сама дочь Зевса богиня Афина.

Я напоминаю читателю о додонском храме, додонском оракуле. О том, что Геродот связывает додонское святилище с Египтом. О связи этого святилища с пеласгийскими и иными древностями. И о том, что додонское святилище является, по Геродоту, близнецом ливийского.

Додонская балка велит аргонавтам странствовать. И они странствуют. Странствуя, встречают Кирку, шарахаются от нее, но, следуя за Медеей, проходят очищение у Кирки. Кирка узнает в Медее родственную душу, да и просто родственницу, всё понимает. Предвещает Медее горькие муки. Предупреждает, что колхи гонятся за ними по пятам. И что отец Медеи хочет отомстить ей за убитого брата.

Гера, понимая, как тяжек будет путь аргонавтов, договаривается с богами, готовыми оказать им помощь. Боги ведут аргонавтов сложным путем. Аргонавты чудом спасаются от множества опасностей, очень напоминающих опасности, подстерегавшие Одиссея. Минуют сирен, проходят между Сциллой и Харибдой. По поручению Геры, их ведет этим путем божественная Фетида, мать героя Ахилла, и другие боги.

Путь аргонавтов проходит мимо острова, на котором сокрыт серп, которым Кронос кастрировал своего отца Урана. Мимо народов, ведущих род свой от крови Урана. Но куда бы ни шли аргонавты, за ними следовали колхи, стремящиеся добыть Медею.

Медея, понимая, что ее могут передать колхам, вновь и вновь отваживает от этого замысла аргонавтов и тех, на чьих землях они оказываются. Медея трогает сердце царицы Ареты, жены царя Алкиноя. Жалея Медею и добавляя к этому чувству крупицы политического расчета, Арета существенно влияет на решение своего мужа-царя. Но царь сообщает Арете:

Не стану скрывать от тебя; я вот что придумал:
Если она еще девственна, будь ей отец повелитель;
Если же ложе с мужчиной делила, то я, конечно,
Не отдам от мужа ее, и если младенца
Носит она во чреве, предать врагам не позволю.

Поняв, что к чему, Арета...

Вестника вызвав к себе, его она вразумляет
Тайно внушить Эсониду сблизиться с девой-невестой...

Аргонавты организуют просторное ложе для Ясона с Медеей, устраивают царственную свадьбу. Об этом поведали Алкиною. Алкиной становится союзником аргонавтов. Совместно они отбивают колхов. И дальше движутся по предначертанному пути.

Вот и землю куретов они миновали под ветром...

Никуда нам, читатель, не уйти с тобой от куретов, пеласгов... Впрочем, к этим повторяющимся элементам «писания от Вергилия» добавляется нечто новое. Потому что аргонавты вдруг оказываются жертвами страшного ветра. Который, подхватив их злобным порывом, «по середине моря ливийского начал крутить их». Девять дней и девять ночей, пока не вступили в Сирт пловцы, «откуда судам не бывает возврата».

Ну вот мы и в Ливии, читатель. В той самой Ливии, откуда родом богиня Нейт, она же — Афина... В той самой Ливии, которая примыкает к некогда плодородной Сахаре. В той самой Ливии, которая может нам многое поведать по поводу так называемой римской, она же — западная, державоустроительной сущности.

Продолжение следует.

http://rossaprimavera.ru/article/sudba-gumanizma-v-xxi-stoletii-26