Современная международная обстановка: цивилизации, идеологии, элиты

Автор: Подберезкин А.И.

Противостояние/война цивилизаций и проектов Категория: Подберёзкин Алексей Иванович

Страница 20 из 39

2.5. Информационная война против правящей элиты

Суть информационной войны в XXI веке сводится к максимальной ценностной дезориентации противостоящей правящей элиты с тем, чтобы использовать это для последующего силового давления и реализации силовой политики. Отсутствие системы ценности у общества — самое первое и главное условие поражения. Никакие материальные ресурсы не могут обеспечить победы, если для этого нет силы и желания пожертвовать очень многим, включая здоровье и жизнь.
Информационные средства в XXI веке, как известно, превратились в реальные средства вооруженной борьбы, даже если их пока что формально по разным причинам и не признают некоторые специалисты. Прежде всего, с точки зрения воздействия на главный объект вооруженной борьбы — правящую элиту и общество, их сознание и волю. Это воздействие (естественно, в разной степени) происходило и происходит всегда в отношениях между ЛЧЦ, нациями и странами, но принципиальная разница заключается в том, что степень и масштаб этого воздействия для каждой ЛЧЦ качественно (в десятки, сотни раз) отличается друг от друга.
Так, если степень воздействия российской ЛЧЦ на западную ЛЧЦ приближается к 1%, то обратное воздействие — в десятки, а при необходимости может быть и в сотни раз больше.
На логической модели (рис. 2.11), которую мы приводим ниже, видно, что абсолютное доминирование западной ЛЧЦ в информационном влиянии (ИВ) ведет к:
— созданию новой, необходимой западной ЛЧЦ виртуальной реальности, по всей иерархии — ЧЦ-МО-ВПО-СО, включая прямо воздействие на отдельных лиц и конкретные информационные поводы;
— воздействию на ИВ других ЛЧЦ, субъектов и акторов мировой политики посредством управления информационными ресурсами и персональным влиянием на представителей элиты.

Рис. 2.11. Логическая модель информационного влияния на российскую элиту

Для начала XXI века характерно, что западная ЛЧЦ не только нагнетает информационно-пропагандистский фон МО, но и искусственно создает необходимую «виртуальную реальность» МО, которая, безусловно, осложняет стратегическую и военно-политическую обстановку. Классические примеры сравнения Р. Рейганом СССР с «империей дьявола» или причисление России Б. Обама к трем основным мировым угрозам (эпидемии ЭБОЛы, и исламскому экстремизму) практически ежедневно обновляются «новыми угрозами», исходящими от России. Характерной чертой такой политики становится вовлечение в нее политических институтов и организаций — ПАСЕ, ОБСЕ, Генассамблеи ООН и др.
Развитие сценариев МО в долгосрочной перспективе неизбежно предполагает «смену парадигм» мирового развития, т. е. изменения качества («фазовые изменения») во всех областях человеческой деятельности: политике, экономике, военном деле. Причем не только уже упомянутых — экономических, социальных и политических, но и гуманитарных, мировоззренческих. Поэтому неизбежно, необходимый качественный анализ, тенденций в развитии МО, основанный на изучении глобальных тенденций развития, должен быть обязательным дополнением к количественному анализу государственной и военной мощи субъектов — участников МО и ВПО, который делается в настоящее время с привлечением все большего числа анализируемых факторов.
В целом же обязательность системного подхода к оценке и анализу СО, её роли для МО, диктуется объективной сущностью природы войны, которая, по справедливому замечанию российских исследователей, может быть рассмотрена, как минимум, в следующих проявлениях в XXI веке:
— как традиционное средство, используемое политиками для достижения своих целей. В таком аспекте война обращена к политическим лидерам, правительствам, государствам, а также ЛЧЦ;
— как процесс взаимодействия, вооруженное столкновение, вооруженная борьба двух и более сопротивляющихся социальных субъектов. Этой ипостасью война обращена к вооруженным силам, к армии, являясь в XXI веке основным средством противоборства между ЛЧЦ; — как определенное состояние общества, ЛЧЦ (и государства) во всех его измерениях, которое характеризуется доминантой вооруженного насилия и способ решения социальных задач. Этой стороной война обращена к обществу, ЛЧЦ и государствам, в целом. Соответственно и стратегическая обстановка, характеризующая военный конфликт или войну, является не просто частью ВПО и МО, т. е. конкретными условиями ведения военных действий, а (продолженным) процессом в военной политике государства, определенным (критическим) состоянием общества (ЛЧЦ) и условием для реализации силовых средств государства.
Графически это можно отразить с помощью простой схемы151.

151 Бочарников И. В., Лемешев С. В., Люткене Г. В. Современные концепции войн и практика военного строительства. — М.: Экон-информ, 2013. С. 31.
Информационная война в этом случае значит гораздо больше, чем одно, даже самое важное средство ведения войны. Она становится социальным процессом в Вооруженных Силах, характеризует состояние общества и является важнейшим силовым (а не только вооруженным) средством государства.
Сказанное означает, что формирование стратегической обстановки в современных условиях изначально ведется против важнейших целей войны, о которых мы уже говорили:
— уничтожение правящей элиты;
— дезорганизации общества и институтов управления государством;
— военного и социально-экономического потенциала и его инфраструктуры;
— вооруженных сил ЛЧЦ и страны. Исключительно важной целью в этом перечне выступает правящая элита. Именно это объясняет ту жесткую антипутинскую риторику, санкции и попытки дестабилизации, которые пытается проводить западная ЛЧЦ особенно активно в 2013-2015 годы. Она ведет к искусственной милитаризации МО за счет нагнетания информационной истерии и попыток создать такую «виртуальную» СО, которая бы оказала давление на В. Путина и его окружение. Другими словами стратегия информационной войны ведет к формированию враждебной СО (переброска войск, складирование техники, организация штабов и т. д.), которая уже сказывается на формировании враждебного сценария МО и ВПО.
Соответственно СО, формирующая основные особенности конкретной войны, одновременно выступает отражением состояния государств и обществ, и процессов, происходящих в вооруженных силах, и средством политики государств и военно-политических коалиций. В том числе непосредственно отражается на формировании МО. Что особенно ярко проявилось в 2013-2015 годы в Европе.
Для лучшего понимания влияния СО на формирование МО необходимо учитывать также следующие ее признаки152, которые отражаются каждый раз на конкретном состоянии СО и перспективах ее развития.
152 Бочарников И. В., Лемешев С. В., Люткене Г. В. Современные концепции войн и практика военного строительства. — М.: Экон-информ, 2013. С. 32.
Эти признаки, характеризующие СО и войны в XXI веке, естественно будут меняться и оказывать очень разное воздействие на МО:
— так, война есть не просто социальное явление и самостоятельная область общественной жизни, но и специальная, а именно: крайне обостренная социальная реальность. Создание внутриполитической нестабильности, а тем более ситуации гражданской войны, радикально влияет на всю МО. Так, революции в России и Германии привели к окончанию Первой мировой войны, «оранжевые революции» — к изменению внешнеполитического курса уже в XXI веке;
— война — это макросоциальный конфликт в разобщенном обществе, который ведет к еще более радикальному обострению социальных отношений;
— война фиксирует, как минимум, наличие не менее двух субъектов, участвующих в ней, но в действительности приводит в движение всю МО;
— цели и задачи этих субъектов участвующих в войне, как правило, противоположны;
— недостаток определенных ресурсов для достижения этих целей;
— война и подготовка к ней означают стремительный рост потребностей в средствах вооруженного насилия с обеих сторон. Так, в 2014-2015 году производство ВиВСТ на Украине выросло в 50 раз;
— возможность и готовность их применения для разрешения противоречивых целей и задач субъектов (государств, социальных общностей);
— война означает, что стороны готовы к массовому и широкомасштабному применению средств вооруженного насилия с обеих сторон. Причем, как правило, неограниченному никакими формальными договоренностями. Войны в Ираке, Сирии и на Украине в 2013- 2015 годах показали, что стороны идут на нарушение любых обязательств по отношению к гражданскому населению и запретам на использование отдельных видов ВиВТ;
— война означает, что стороны не просто активно противодействуют друг другу, но используют для этого весь арсенал своих средств, в т. ч. и запрещенных, но, прежде всего, тех, которые могут вести к активизации деятельности потенциальных союзников. Это означает, что от втягивания в войну становится все труднее удержаться другим странам. Или, как минимум, в конфронтацию. Так, по вопросу войны на Украине произошел фактический водораздел в отношениях большинства государств-участниц МО. Даже тех, кто находится очень далеко и никак не заинтересован в развитии / продолжении конфликта. США и их союзники по западной ЛЧЦ в течение 2014-2015 годов провели фактически мобилизацию своих сторонников и принудили даже третьи страны к свертыванию отношений с Россией;
— война в XXI веке отнюдь не означает принятие юридического акта объявления состояния войны главами государств и (или) законодательными органами власти. США вели десятки лет войны без объявления формально состояния войны. В XXI веке этот акт стал пустой формальностью: войны начинаются и ведутся даже в условиях сохранения не только дипломатических, но и торгово-экономических отношений между странами.
В этом скрывается очень большая опасность влияния враждебной СО и войны на МО. Сохранение мирного статуса МО и действия международных институтов предполагает, что они (институты) сами превращаются так или иначе в средства войны. Каждая враждующая сторона будет стремиться их использовать по-своему, но в итоге это ведет к девальвации их значения и отмиранию, как это происходит с ОБСЕ и ПАСЕ из-за конфликта на Украине153.

153 Подберезкин А. И. Военные угрозы России. — М.: МГИМО-Университет, 2014. С. 25-78.
Надо сказать, что каждая из этих особенностей влияния СО на МО требует своего уточнения и конкретизации в каждой конкретной ситуации. Тем более стратегический прогноз возможного сценария развития МО предполагает, в частности, стратегический прогноз развития каждой из этих особенностей. Так, например, ведущаяся в 2014-2015 годы западной ЛЧЦ информационная война против российской правящей элиты выражается одновременно (буквально в течение одного дня) заявлениями командующих ВВС и Корпуса морской пехоты США о непосредственной военной угрозе со стороны России и заявлением представителя Государственного департамента о том, что эти высказывания являются частными замечаниями командующих ВВС и Корпуса морской пехоты. Этим достигается эффект силового давления на российскую элиту, фактическим признанием состояния войны и обострением до крайних пределов СО, с одной стороны, и формальным «успокаивающим» заявлением, отрицающим это состояние, с другой. Надо сказать, что этот прием в 2013-2015 годы США и их союзники практиковали регулярно, используя в этих целях не только военных, но и конгрессменов, вице-президента и своих союзников.
Перечень признаков войны указанный выше, отнюдь не является исчерпывающим и может быть дополнен, характеризуя влияние СО на МО и правящую элиту. Более того, он обязательно будет дополнен и расширен в интересах каждой из сторон. Причем очень важно понимать, что в условиях информационной войны та или иная сторона заинтересована в том, чтобы совершенно по-своему трактовать характер войны. Причем — «по-своему» — означает не просто определение войны, но создание ее виртуального образа, такого образа характера стратегической обстановки, который нередко абсолютно отличен от реальной СО 154.

154 Подберезкин А. И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. — М.: МГИМО-Университет, 2015. С. 32-39.
Примеров в современной истории достаточно много, но наиболее, «удачные» примеры сознательного искажения СО Соединенными Штатами в Ираке и Сирии, когда те пытались обвинить эти правительства в использовании ОМУ Война в 2014-2015 годах на Украине дала полное основание полагать, что СО и сценарий ее развития с целью дестабилизации МО создавались задолго до собственно начала военных действий. Можно предположить, что тщательно разработанный сценарий развития СО предполагался к реализации в 2015 году, но столкнувшись с реалиями — готовностью России активно противодействовать и помогать Украине осенью 2013 года и стихийным обострением внутриполитической ситуации — был «скорректирован» в сторону более ранней реализации, т. е. перенесен на 1-1,5 года. Этим, в частности, можно объяснить неподготовленность США и их представителей на Украине к развитию событий в Крыму и в юго-восточных регионах, а, главное, — недостаток накопленных ресурсов для успешной реализации задуманного сценария развития СО в качестве очередной «цветной революции». Представляется, что в соответствии с этим сценарием развития СО и характера войны на Украине должен был произойти не просто захват власти, но и относительно мирное и быстрое превращение Украины во враждебное России государство способное к военной конфронтации и угрозе правящей российской элите. Это произошло лишь отчасти, но не очень-то напугало российскую элиту.
Как показывают последние конфликты между ЛЧЦ, особенностью сознательно-субъективного искажения СО является то, что в этом процессе в качестве основного средства задействованы системным образом все информационные ресурсы — СМИ (электронные, печатные, сетевые) — а также противодействие — в массовом порядке, и без ограничений и каких-либо допущений — любой критики со стороны оппонентов или оппозиции. Важна конечная цель — силовое давление на правящую элиту, которое очень быстро превращается в информационный, административный и даже уголовный террор. Издержки (авторитет СМИ, гибель журналистов и т. п.) допускаются в достаточно широких границах. Так, на Украине физически пострадали от террора тысячи людей, среди которых были сотни журналистов.
Другой особенностью этого субъективного и сознательного информационного искажения СО является умышленное, без всяких ограничений и стеснений, а также ссылок на «разумность» и т. д. искажение действительности, когда не задумываясь вбрасывают любую информацию, не только не требуя подтверждений, проверки и прочих, традиционных, для СМИ действий, но и заведомо зная ее ложность. Более того, вбрасывается в массовом порядке сознательно сфабрикованная искаженная информация, изначально понимая, что срок ее жизни очень короткий и не обращая внимания на репутационные последствия.
Поэтому крайне наивными и заведомо бессмысленными являются споры и дискуссии, опровергающие эти информационные провокации. Более того, их опровержение неизбежно ведет к повторению дезинформации, что и является, в конечном счете, целью этих дезинформационных вбросов. Вот почему крайне неубедительными представляются всякого рода ток-шоу, которые ежедневно проводились на российском ТВ в 2014-2015 годах с одним и тем же кругом лиц.
Подобное сознательное искажение СО в интересах давления на правящую элиту происходит за счет фактически монопольного использования огромных потоков информации, создаваемых подконтрольно, задолго, заранее, в соответствии с планом развития СО, которые плотно «вписаны» в единую информационную политику государственных структур (в США — Государственного департамента и ЦРУ, контролирующих не только национальную информационную политику, но и информационную политику в большинстве стран-союзников).
Организуется своего рода провокация, искусственный «информационный взрыв», который исключает возможное разумное противодействие информационных ресурсов противника, либо делает его минимально ощутимым. Этот же массированный взрыв в случае необходимости давления на элиту формирует виртуальный образ СО — «народного восстания», «революции» и т. д. Для такого информационного взрыва нужны огромные массивы информации, которые создаются и резервируются заранее, либо использование в полной мере существующих СМИ (что и делается), либо создание специальных новых СМИ, что также происходит. (Так, «революция» на Украине была подготовлена, в том числе и появлением «вдруг» тысяч новых сайтов, агентств, блоггеров и т. д.) При этом, конечно же, особенный акцент делается на интернет-ресурсы, которые по своим объемам, оперативности и массовости превзошли традиционные СМИ.
Задача при формировании образа СО, чтобы большинство этого информационного потока было направлено в нужное русло, а именно на формирование общественного мнения и позиции правящей элиты.
Другой целью такой информационной политики является дезинформация правящей элиты противника и его общественного мнения, создание у них ложного «виртуального» образа действительности, в частности, международной и военно-политической обстановки. Так, на протяжении последних десятков лет создавался виртуальный образ «цивилизованных стран» (как правило, стран, входящих ОЭСР), чьему мнению противопоставляется позиция руководства России и конкретно В. Путина. Этот «цивилизованный» мир, по замыслу авторов, представляет собой всю цивилизацию, и даже все человечество, хотя в число этих государств не входят ни КНР, ни Индия, ни Бразилия, ни Мексика, ни большинство других государств.
Создание ШОС и БРИКС, и их активизация в МО в начале XXI века имела множество отделенных политических и экономических последствий, но — если говорить о непосредственных последствиях — оно имело колоссальное информационное воздействие, включая сильнейшее влияние на формирование СО и МО. Даже саммит ШОС и БРИКС в июле, который не оформил политических, а тем более военных союзов, оказал огромное влияние на стратегическую и информационную составляющие МО.
Одним из последствий этого процесса стала «слышимость» позиции стран, не входящих в западную ЛЧЦ, ведь на фоне, такого объема враждебной информации теряется, кроме того, сообщение, которое не является для владельцев информационных потоков приоритетным, но может быть критически важным. Для этого теоретически используется армия недорогих сетевых ресурсов, генерирующих необходимую правящей элите информацию и реакцию на нее. Проблема, однако, в том, что объем, качество и скорость потоков такой информации, контролируемых в России, просто не сопоставима с показателями западной ЛЧЦ. Так, по сравнению с «мировым потоком» информации, превышающим 1 млрд сообщений, Россия всего обеспечивает155:

30 МЛН сообщений в сутки (350 сообщений в секунду);
Активная аудитория (хотя бы 1 публичное сообщение в месяц) - 35 МЛН человек.

155 КрыловаC. Brand Analytics. SOCIAL MEDIA ANALYTICS: технологии исследования будущего / http://www.smileexpo.ru/public/upload/showsEvent/ sma_technology_of_the_future_research_13974630971293_file.pptx. С. 4.
Если попытаться подсчитать, какая доля мировой информации может контролироваться российской ЛЧЦ, то вряд ли она превысит 0,01%. Контроль над большими объемами информации, как и контроль над «сетью», является важнейшим условием эффективности сетецентрической войны, когда изначально необходимо создать ложный образ МО, ВПО и, конечно же, СО, а также ложный образ врага. Это возможно только в том случае, когда этот ложный образ будут «лепить» большинство СМИ, а также сетевые сообщества. Примеры с войной в Грузии и на Украине — очень наглядны.
Наконец, огромное значение в формировании СО приобретают специальные кибероперации и атаки, в частности, с помощью специально подготовленных заранее объектов. Само наличие такой возможности дезорганизовывает элиту, лишает ее нередко адекватности восприятия. Так, заявления руководства России, в т. ч. министра обороны С. Шойгу о возможности внешнего контроля киберсистем, безусловно, оказывают негативную реакцию. Так, член ВПК РФ по АСУ Игорь Шеремет, иллюстрирует эту мысль следующим образом (рис. 2.12)156.

Рис. 2.12.

Надо понимать, что информационная война против правящей элиты России ведется самыми разными способами. В том числе (и прежде всего) в сетевом сообществе, является частью сетецентрической войны. Причем воздействие на общество и элиту, формирование виртуального, субъективно-ложного образа СО происходит на разных уровнях. Так, для правящей элиты России ложная СО формируется под влиянием таких тезисов, как «единая европейская общность», «либеральные ценности», «демократия» и т. д. Для массового потребления — «уровень жизни в Европе», «права и свободы» и т. п.
156 Шеремет И. Россия создает единую систему отражения кибернетических атак / Эл. ресурс: «Евразийская оборона». 2014. 21 ноября / http:// eurasian-defence.ru
Особенное значение в целях ведения против элиты сетецентрической войны имеют отдельные, целевые социальные группы, отличающиеся по национальному, социальному, религиозному и иным признакам, для каждой из которых создается собственный уникальный, субъективный образ врага, СО и положения в стране.
Возрастающее значение для влияния на элиту формирования субъективно-искаженного образа СО имеют социальные сети. Прежде всего, из-за того, что они способны охватить неограниченное количество социальных групп граждан, для каждой из которой будет сформирован свой собственный, уникальный субъективно-искаженный образ противника и СО. Если для СМИ, особенно общефедеральных, а тем более мировых, характерна универсальная информационная политика, то для социальных сетей — возможна только своя, особенная, отвечающая представлениям достаточно узкой группы граждан. Так, невозможно, например, манипулировать сознанием граждан из Бурятии, проживающих в Москве, через федеральные СМИ (это — слишком узкая группа), но, в случае необходимости, это легко сделать через сообщество в социальных сетях, которое, как хорошо известно, имеет на них большое влияние.
Только социальные сети способы сверхоперативно влиять на элиту и реагировать на меняющуюся международную обстановку, в т. ч. СО, где возможны изменения в течение суток и даже часов. Особенно в условиях, когда развивается военный или гражданский конфликт и СО меняется буквально в течение нескольких часов. Ход «цветных» революций, как показывает недавняя история нередко зависел от освещения сетевыми СМИ состояния и перспектив развития СО (кто побеждает, а кто уступает и т. д.). Как показывает статистика, реакция сетей может измеряться тысячами посещений в течение часа, если происходят знаковые события и сотнями тысяч, даже миллионами, в течение месяца.
Этим активно пользуются те силы западной ЛЧЦ, кто создает искусственно субъективно-искаженную СО, что хорошо было видно на примере Украины, когда в сети размещалась заведомо ложная информация, которая могла повлиять на изменение не только СО, но и МО. Так, неожиданная громкая «победа» украинских войск вынуждала менять дислокацию войск оппозиции, подрывала их боевой дух и т. п. И, наоборот, «позитивная» ложная информация могла изменить не только реальную СО на ТВД, но и всю международную обстановку. Так, импульс переговорам в Минске оба раза давало поражение украинских войск и негативное изменение для Украины СО в регионе.

Рис. 2.13 157. Количество публичных сообщений за месяц (тыс. сообщений)

Все это говорит о новом характере СО и войны и новом значении невоенных средств ведения войны для формирования и будущего развития МО. Так, в частности, некоторые военные теоретики даже считают, что война — это в первую очередь экономическая, дипломатическая, психологическая, информационная борьба, а роль вооружённой силы, вооружённой борьбы отодвигается на второй план. По мнению В. Гулина, например: «Войну отличает не форма насилия, а основные её сущностные признаки: бескомпромиссная борьба с применением средств насилия в течение определённого времени, победа одной из сторон и поражение другой, существенное изменение соотношения сил, а в итоге — иная их расстановка»158. Таким образом, также как и в определении самой войны, выделение ее сущностных признаков является многоплановым и неоднозначным.
157 КрыловаC. Brand Analytics. SOCIAL MEDIA ANALYTICS: технологии исследования будущего / http://www.smileexpo.ru/public/upload/showsEvent/ sma_technology_of_the_future_research_13974630971293_file.pptx. С. 5.
158 Бочарников И. В., Лемешев С. В., Люткене Г. В. Современные концепции войн и практика военного строительства. — М.: Экон-информ, 2013. С. 33.
В этой связи можно допустить, что формирование и развитие будущего наиболее вероятного сценария развития МО — сценария «Глобальной системной и сетецентрической войны западной ЛЧЦ» будет происходить при дальнейшем усилении влияния информационного воздействия на правящую элиту стран-лидеров ЛЧЦ. Следует ожидать, например:
— усиление финансирования и развития тех глобальных СМИ, которые уже находятся под контролем западной ЛЧЦ;
— ужесточением государственного контроля над «независимыми» СМИ, политиками и журналистами, а также институтами гражданского общества;
— созданием явных и скрытых «силовых» СМИ и социальных сетей;
— разработкой новых методов и приемов ведения информационной войны;
— разработкой специальных информационных средств и способов давления на политические элиты, включая сбор компромата, создание баз данных и специальных ресурсов, сбор информации и т. д. (что уже стало поводом для скандала во Франции и Германии)159.

159 Подберезкин А. И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. — М.: МГИМО-Университет, 2015.
По мнению многих авторов, в России по-прежнему определяющим признаком войны остается военное насилие, то есть «применение технических средств (оружия) для физического подавления врага, подчинения его своей воле». Это и составляет, по их мнению, сущность войны в точном смысле этого слова: «На основе анализа вышеприведенных определений войны, а также ее наиболее очевидных признаков, представляется возможным дать следующее определение войны, — пишут российские авторы. По их мнению, «В самом общем виде,... война есть двухстороннее вооруженное столкновение антагонистических, противоположных сил, проявляющееся в массовости и широкомасштабности, несущее за собой человеческие жертвы и потери»160.
Другими словами, «вооруженное нападение», «массовость» конфликта и «человеческие потери», считаются по-прежнему основными характеристиками войны.
С этой характеристикой современной войны и СО совершенно нельзя согласиться по причине того, что, во-первых, сознательно субъективно-искаженные представления о СО у правящей элиты, ставшие уже нормой для сетецентрической войны, совершенно по-иному отражают существующие реальности.
Во-вторых, войны могут готовиться, вестись и выигрываться без непосредственного массированного применения ВиВТ. Их основная политическая характеристика — высшая форма социального конфликта — не сводится только к применению оружия. Поражение и развал ОВД и СССР произошли при минимальном применении вооруженного насилия, как правило, незаконными вооруженными формированиями.
В XXI веке субъективно-информационное воздействие на правящую элиту противника через формирование враждебной СО и угрозу войны следует воспринимать как очень широкий спектр угроз и сценариев развития СО и войн, где потери могут исчисляться как единицами, так и сотнями тысяч и миллионами. Разница в абсолютных цифрах — не принципиальна, так как информационный контекст может быть абсолютно ложным. На Украине официально числятся погибшими «всего лишь» несколько тысяч военнослужащих ВСУ и ВСН, а также гражданских лиц, хотя на самом деле речь может идти о 70-90 тысячах. В Иране, за все годы войны, по некоторым сведениям уже погибло более 1 млн человек, а в Сирии — более 500 тысяч.
160 Бочарников И. В., Лемешев С. В., Люткене Г. В. Современные концепции войн и практика военного строительства. — М.: Экон-информ, 2013. С. 33.
При всех возможностях и технологиях точных данных нет потому, что их сознательно скрывают, создавая «виртуальную» реальность относительно спокойной СО. Эту разницу между традиционной и сетецентрической войнами (если говорить о потерях) можно представить в следующем сравнении.
Сравнение основных характеристик СО в традиционнойи сетецентрической войне (по потерям)

Еще сложнее ситуация, если попытаться разделить военные и гражданские потери, которые, как правило, составляют 1 : 8.
Наконец, никто не пытался даже подсчитать численность погибших и «пропавших без вести» в гражданских конфликтах, где формально не применялось вооруженное насилие, хотя речь идет о десятках и сотнях тысяч людей, убитых не ВС, а такими же гражданами, но заранее подготовленными в военно-спортивных лагерях.
Эти войны даже и не считаются войнами. В частности войны на Ближнем и Средним Востоке, в Юго-Восточной Азии. Очень наглядно демонстрируется эта логика на примере военного конфликта на Украине, где военную победу в «революции» одержали формально «невооруженные формирования». Те же, что и в Тбилиси, и в Каире.
Таким образом, можно констатировать, что в XXI веке сценарии МО, в т. ч. наиболее вероятный сценарий «Глобального военно-силового противоборства ЛЧЦ», будут испытывать на себе возрастающее влияние негативных тенденций в развитии СО. Эти тенденции, в свою очередь, будут следствием массированного использования информационных средств насилия и войны, нацеленных, прежде всего, на формирование у правящей элиты противника новой «виртуальной» реальности, необходимой для западной ЛЧЦ.