Бе́лая Русь (греч. Λευκορωσ(σ)ία, лат. Russia/Ruthenia Alba, фр. la Russie blanche, нем. Weißrussland) — историческое название ряда регионов на территории современной Белоруссии и России. Зафиксировано преимущественно в западноевропейских источниках, начиная с середины XIII века.
До конца XV века абсолютное большинство упоминаний о Белой Руси (Alba Russіa) происходит из Западной Европы и относится к территории Великого Новгорода (Новгородской республики). Позже этим названием стали называться земли московских правителей. В Речи Посполитой название Белая Русь с конца XVI века употреблялось по отношению к части современной территории Белоруссии, а именно к Полоцкой земле. С 1620-х годов термин закрепился за восточными, подвинско-поднепровскими, землями Великого княжества Литовского. В Русском государстве Белой Русью в первой половине XVII века называли все восточнославянские земли Речи Посполитой, а их жителей «белорусцами». Позже значение названия Белая Русь слилось с его значением в Речи Посполитой. Самоназванием жителей Белой Руси оставался этноним «русины» либо политоним «литвины». В XIX веке, когда белорусские земли входили в состав Российской империи, с развитием русскоязычной системы образования среди местного населения распространился этноним «белорусы». С 1890-х название «Белоруссия» (а позднее и «Беларусь») стало общепринятым для обозначения всех территорий компактного проживания белорусского этноса.
С начала основания в Москве патриаршества (в 1589 г.) использовались различные варианты титула Предстоятеля Русской православной церкви: «Патриарх Московский и всея Руси», «Патриарх Московский и всея России», с 1655 года «Патриарх Московский и всея Великия и Малыя и Белыя России» и другие.
Вступительная статья к переизданному труду "Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно" Матвея Кузьмича Любавского (1860–1936)
"В 90-е годы XX в. начале XXI в. историческая "литванистика" восточнославянских народов вступила в очередной этап своего развития, определяемого новым социально-политическим и социокультурным контекстом развития белорусской, украинской и великорусской нации. Этот период был ознаменован большим числом значительных изменений (как положительного, так и негативного характера), отразившихся на характере развития исторической науки восточнославянских народов в целом и исторической "литванистики" как одного из ее магистральных направлений в исследовании истории феодализма в частности. Новыми моментами явились: 1) переход исторической "литванистики" на "рельсы" новой методологической парадигмы; 2) выход на первые "роли" в исследовании истории ВКЛ белорусской историографии, для которой история ВКЛ стала в 90-е годы своеобразным историческим "полигоном" для выработки своей национальной концепции исторического процесса на белорусских землях; 3) украинскую и российскую историографию этих лет история ВКЛ привлекала прежде всего своими внешнеполитическими аспектами (история политических взаимоотношений ВКЛ и Российского государства, ВКЛ и украинского казачества), история межкультурных связей восточнославянских народов остается на периферии исследовательских интересов историков Украины и России; 4) ведущим, наиболее продуктивным направлением в плане качества представленных результатов в рамках исторической "литванистики" этого периода являлось историографо-источниковедческое направление". Д.В. Карев
Прежде всего надо иметь в виду, что в настоящем случае приходится иметь дело с государством, которое во время о́но объединяло добрую половину Руси. На образование Великого княжества Литовского пошла не только область, населенная литовским племенем, но и старинные русские земли в бассейнах Западной Двины и Днепра: Полоцкая, Смоленская, Чернигово-Северская, Киевская и Волынская. Это была исконная Русь, сидевшая на старом корню, медленно эволюционировавшая, но не срывавшаяся со своих жизненных устоев в противоположность Руси Суздальской, которая, расселившись по верхней Волге и ее притокам, устроила там свою жизнь на новых основаниях, отличных от Приднепровской и Подвинской Руси. Правда, Подвинская и Поднепровская Русь подчинилась власти литовских князей. Но при этом подчинении Западная Русь не только не теряла своего исторического наследия, но и передавала его господствующей земле, которая сама во многом устраивалась по образцам этой Руси, вводила у себя русский язык, русские учреждения, русское право и даже русскую веру. Вследствие всего этого и история Литовско-Русского государства является в известном смысле прямым продолжением, дальнейшим развитием истории Киевской Руси. В жизни Литовской Руси можно подметить гораздо больше традиций, архаических черт киевского периода, чем в жизни Суздальской Руси. А если так, то и ретроспективного уяснения разных черт древнейшего, так называемого киевского, периода русской истории приходится искать главным образом в позднейших данных Литовско-Русской истории, в быту и установлениях государства Литовско-Русского.
Политическое соединение Литвы и Западной Руси с Польшею вообще затруднило и усложнило дело национального объединения Руси, предпринятое Москвою, и надолго затянуло борьбу за объединение, сопровождавшуюся огромною тратою народных сил, материальных и моральных. Люблинская уния, соединившая Великое княжество Литовское с Польшею, является, таким образом, событием первостепенной важности в общерусской истории. Но историческое объяснение этого события невозможно без надлежащего ознакомления со внутренним развитием Литовско-Русского государства, с его социально-политической организацией.