Интервью разных лет
15.08.2012 «Как только они обуздают исламский мир — примутся за нас»
Бывший декан истфака СПбГУ о том, как народ теряет память
23.06.2011 Глобализация и судьбы России
Вопрос о глобализации, как свидетельствует современная история, сравнительно давно перешел из области теоретической в плоскость практическую, став так или иначе злободневным для любой страны мира, в том числе, разумеется, для России и народов ее населяющих.
20.06.2011 «Я считаю себя по умонастроению православным человеком»
Известному русскому историку исполняется 75 лет. ruskline.ru
22.11.2010 И.Я. Фроянов о русской истории
Продолжаем рубрику мнение историка. На этот раз в ней выступает известнейший петербургский учёный Игорь Яковлевич Фроянов.
http://ussr-2.ru/index.php/sssr-2-0/operatsiya-razgrom-sssr/froyanov-i-ya/2750-intervyu?showall=1&limitstart=#sigProGalleria335865d71d
15.08.2012 «Как только они обуздают исламский мир — примутся за нас»
Бывший декан истфака СПбГУ о том, как народ теряет память
— Игорь Яковлевич, существует теория, что история развивается циклично, все исторические события повторяются с некой периодичностью. С какой исторической эпохой можно сравнить историю России последних двух десятилетий?
— В нашей истории, как и в истории других народов, бывали смутные времена. Обобщая, можно найти некоторые принципиальные сходства нашего времени с эпохой пресечения династии Рюриковичей после смерти сына Ивана Грозного царя Федора. Это время характеризовалось, прежде всего, резким ослаблением центральной власти.
Есть и более конкретные, детальные сходства. В частности, это резкое усиление влияния на внутреннюю жизнь России внешних сил, заинтересованных в устранении Русского государства как активного геополитического игрока и опирающихся на достаточно широкий круг предателей национальных интересов в верхнем эшелоне государственной власти. Вспомним, что после взятия турками Константинополя в 1453 году, именно Россия подняла знамя православия. Москва объявила себя «Третьим Римом», последним Римом, после которого «Четвертому Риму» не бывать. Вполне естественно, что Запад, приложивший огромные усилия к разрушению Византийской империи руками турок, был вовсе не рад появлению на своих восточных рубежах нового огромного и сильного государства. Поэтому с конца XV века началась систематическая и целенаправленная борьба Запада с Россией. Именно на протяжении XVI столетия были выработаны средства, приемы и способы этой борьбы, применявшиеся нашими недругами на протяжении последующих веков. В первую очередь, это — идеологическая борьба, принимавшая в ту пору форму религиозной борьбы. Еще один способ — «обволакивание» органов высшей власти, как сейчас выражаются, «агентами влияния», а при благоприятном стечении обстоятельств — проникновение на самую вершину власти ставленников Запада. Если эти средства не срабатывали, следовала прямая агрессия — военное нападение с целью завоевания России и последующего ее расчленения на мелкие территориальные образования. Подобный план завоевания России и раздробления Российского государства был составлен для западных правителей еще в конце XVI века Генрихом Штаденом. Надо сказать, что все эти перечисленные средства использовались и в дальнейшем, причем, вплоть до наших дней. Их только приспосабливали к меняющимся историческим реалиям, оставляя существо неизменным.
— Грозит ли России новая революция и кто может стать ее движущей силой?
— XX век в значительной мере выпотрошил и обессилил русский народ. Посмотрите, сколько всего произошло на протяжении такого короткого, по историческим меркам, промежутка как одно XX-е столетие: русско-японская война, разрушительная для крестьянского мира насильственная столыпинская аграрная реформа, Первая мировая война, три революции, Гражданская война, Интервенция, разруха, коллективизация, индустриализация, Вторая мировая война, затем период тяжелого восстановления, возрождения страны из пепла, затем перестройка и новая «криминальная революция». За весь XX век у наших людей не было времени, чтобы даже дух перевести. Все это нужно учитывать.
Если новая революция и произойдет, то главную роль в ней сыграет не социальный, но этно-социальный, а точнее сказать, этнический фактор. Каждый этнос есть живой организм, существующий согласно своим законам и традициям. Когда тот или иной этнос оказывается перед угрозой полного уничтожения, у него срабатывает инстинкт самосохранения и он «встает за себя», если у него, конечно, есть еще воля к жизни. Сегодня такая угроза возникла перед русским этносом. Важную роль в сопротивлении этой угрозе играет организующая сила. Последней организующей силой, стоящей поперек пути уничтожения русских как этноса является Русская православная церковь. Последнее время в либеральной прессе церковь подвергается массированной критике и спекулятивным нападкам. При этом отождествляют отдельных иерархов РПЦ с самой церковью, во главе которой стоит не патриарх, а сам Иисус Христос. Атаки на церковь очень опасны. На протяжении всей истории России, наша вера соединяла народ, защищая государственные устои России. Если церковь будет уничтожена или сильно ослаблена, мы начнем расползаться.
— Можете ли вы сделать исторический прогноз будущего России? Что нас ожидает в ближайшие 10 лет?
— Мы приговорены к уничтожению. Но силы, осуществлявшие план по развалу СССР, сейчас нами активно не занимаются. Им не до нас — они напоролись на очень мощное сопротивление исламского мира. Как только они обуздают исламский мир, они вернутся к нам. И в этом у меня нет никаких сомнений. Наша задача в течение возникшей отсрочки укрепить государство, возродить армию, военно-промышленный комплекс и науку. Если мы посмотрим на нашу многовековую историю, то убедимся, что России все время приходилось обороняться. И эти нескончаемые войны выработали у нас способность к быстрому возрождению, восстановлению разрушенного. Если на то будет политическая воля высшей власти, то возродить нашу страну мы сможем очень быстро. Но на самом верху должен быть человек, ориентированный на национальные интересы. Если такой человек появится — все получится.
— В советское время вашу концепцию древнерусской государственности обвиняли в отходе от марксизма. В конце 90-х пришлись не ко двору ваши оценки исторических процессов новейшего времени. Как вы оцениваете саму сущность исторической науки? Что такое «история» — политическая проститутка или все-таки объективная гуманитарная наука?
— Не нужно путать науку с отдельными личностями. Среди людей есть, как вы выражаетесь, проституирующие личности, но есть и люди, не боящиеся высказывать свою точку зрения, говорить историческую правду, какой бы горькой она ни была. Другое дело, что свободно высказываться зачастую опасно. Наше время я бы назвал нравственно-идейно-террористическим. Попробуйте что-нибудь изобразить не в «либеральном ключе»! На вас сразу обрушится испепеляющая критика. Вас изобразят отщепенцем, превратят в изгоя. Я это пережил. Но жизнь есть борьба. И как поведет себя человек в той или иной ситуации, зависит от его внутренней структуры: его совести, его понятий о чести, достоинстве. Я допускаю, что можно заблуждаться. Но другое дело, когда люди говорят и не верят в то, что они говорят. Таких было много в советское время, много и сейчас. Вы думаете, что в эти «либеральные ценности» все верят? Нет, конечно! А проповедуют на всех углах.
Безусловно, историческую науку нельзя представить вне исторического контекста, т.е. переживаемого исторического момента. Историк ведь не летает в безвоздушном пространстве — он испытывает воздействие внешней среды. Разумеется, это воздействие преломляется через того или иного исследователя по-разному. С этой точки зрения можно говорить о том, что историческая наука в определенной мере субъективна, поскольку во многом зависит от существующей политической конъюнктуры. Вспомним слова историка Покровского, который говорил о том, что история — это политика, опрокинутая в прошлое. Тут есть доля истины. Подчеркиваю — доля, но не вся истина…
— Насколько объективно сейчас подается история советского времени?
— История советского периода в значительной степени искажена и далека от объективности. Если поинтересоваться, где находится источник такого рода трактовок, то становится ясно, что в либеральной тусовке. В России давно существует целое направление историографии, накопившей горы лжи и ненависти. Все дело в том, что любой народ обладает исторической памятью, подобно тому, как каждый отдельный человек помнит о том, что у него случилось в жизни, делает из произошедшего какие-то выводы, определяя соответственно свое поведение. Существует и коллективная историческая память, дающая возможность большому числу людей определяться в своем поведении и восприятии относительно того, что происходит вокруг в данный момент. Если обезоружить отдельного человека, лишив его индивидуальной памяти, он станет абсолютно беспомощным. То же самое и с народом. Его пытаются лишить коллективной исторической памяти, а попутно отвратить от своей истории, внушить ему чувство брезгливости к прошлому как к чему-то постыдному. А это, в конечном счете, ведет к негативному восприятию своей этнической принадлежности, чреватому самоотречением. Лишить народ памяти, это значит обессилить его и творить с ним все что заблагорассудится.
— Некоторые говорят: Россия — единственная страна, брезгующая своим прошлым…
— Совершенно верно. По политике верховной власти, мы можем судить, в чьих руках она находится. Поэтому можно сделать вывод о том, что сегодня во властных структурах находится немало людей, чуждых (если не враждебных) интересам народа.
— А если говорить об образовании, насколько объективно преподается история в университетах?
— В таких крупных университетах как МГУ и СПбГУ это в первую очередь зависит от преподавателей. Я, например, как читал лекции, так и читаю. Среди преподавателей много ученых, которые имеют свой особенный взгляд на историю России. И никто им не возбраняет строить лекции в духе своих представлений.
Но в учебниках многие исторические факты зачастую подаются искаженно. Попытки отойти в сторону очень часто встречают политическую реакцию, а сами историки подвергаются атакам и поношениям.
После публикации книги «Погружение в бездну. Россия на исходе XX века» на меня обрушились нападки. Бомбежка продолжалась целый год: с лета 2000 по апрель 2001 года, когда решался вопрос о продлении моих деканских полномочий. В итоге на мое место посадили «своего» человека. А в 2003 меня лишили и должности руководителя кафедры русской истории.
Вспомните недавнее «дело историков»: профессоров МГУ Александра Вдовина и Александра Барсенкова, написавших учебное пособие по новейшей истории России. Так что пока ничего не меняется.
— А студенты за последнее время не изменились?
— Меня очень радует тот факт, что очень многие из моих студентов правильно понимают то, что сейчас происходит в стране и мире. Значит, еще не все потеряно.
Из досье СП:
Игорь Яковлевич Фроянов — советский и российский историк, доктор исторических наук. Общественный деятель, писатель. Профессор Санкт-Петербургского государственного университета, с 1982 по 2001 год — декан исторического факультета СПбГУ, с 1983 по 2003 год — заведующий кафедрой русской истории.
В конце 90-х написал две книги, затрагивающие проблемы современной России. «Октябрь семнадцатого. Глядя из настоящего» (1997) и «Погружение в бездну. Россия на исходе XX века» (1999). 23 апреля 2001 года Игорь Фроянов лишился деканского кресла, а 26 июня 2003 года был освобождён от заведования кафедрой русской истории. Диссертационный совет под его руководством был ликвидирован.
В настоящее время профессор Фроянов продолжает преподавать в СПбГУ и вести научную работу.
https://svpressa.ru/society/article/57735/
23.06.2011 Глобализация и судьбы России
Вопрос о глобализации, как свидетельствует современная история, сравнительно давно перешел из области теоретической в плоскость практическую, став так или иначе злободневным для любой страны мира, в том числе, разумеется, для России и народов ее населяющих.
Все, что случилось за последние десятилетия с нашим государством (СССР–Россией), что происходит с нами сейчас, все это имеет прямое отношение к процессу глобализации, разворачивающемуся у нас на глазах. Исторический опыт показывает, что глобализация есть формирование нового мирового порядка, характеризуемого слиянием, как правило, принудительно и насильственно, национальных экономик в одну единую экономическую систему, уничтожением национальных государственных правительств, а значит, и государственных границ. В конечном счете глобализация означает формирование вселенской, как выражаются глобалисты, цивилизации, носителем которой является глобальное сверхобщество, управляемое мировым правительством. Чтобы этот процесс стал более понятен, следует взглянуть на него с исторической точки зрения, то есть посмотреть, когда он возник и на какой стадии развития в данный момент находится. В литературе по этому поводу высказываются разные мнения.
Некоторые исследователи переживают ощущение концептуального, как они выражаются, вакуума, обусловленного тем, что «старая, знакомая до мелочей система ориентиров уходит в прошлое, прежние тенденции могут и не пролонгироваться, хорошо знакомые точки опоры становятся жидкими и ускользают из-под ног, нарастает ощущение тревоги перед неизвестностью. Футурологи оказываются в состоянии своего рода концептуальной неизвестности...» Ясно, что сторонники подобных взглядов рассматривают глобализацию как явление дня нынешнего, невольными наблюдателями и участниками которой они сами являются; отсюда ее загадочность, таинственность, обусловленные полным бессилием современной науки дать точное определение тому, что сейчас происходит в мире. Похоже, здесь мы имеем дело со скрытой апологетикой процесса глобализации. Порой эта апологетика приобретает характер, закамуфлированный под новейшие, якобы прогрессивные теории развития человечества. Речь идет, так сказать, о «радениях» вокруг учения о ноосфере В.И.Вернадского, развивавшего некоторые идеи народовольца И.Д.Лукашевича, высказанные им в книге «Неорганическая жизнь земли (основы землеведения)». Поклонники ноосферизма пророчат нам переход от «стихийной глобализации к управляемой социоприродной эволюции», понимая «ноосферологию как науку о формировании ноосферных институтов глобального общества». В этом тумане ноосферологии появились понятия, не поддающиеся разумению, например, такие, как социалистический капитализм, капиталистический социализм, ноосферический социализм и прочие изобретения, сбивающие с толку неискушенных в социальной философии людей. Следует заметить, что большой вклад В.И.Вернадского в сокровищницу знаний по геологии, минералогии, геохимии, радиологии и другим естественным наукам никем не может быть оспорен. Однако предстоит еще осмыслить общественно-политическую подоплеку его ноосферной теории и, в частности, понять, почему именно со времени правления «гражданина мира» Михаила Горбачёва и при непосредственном его участии (если не по инициативе) началась усиленная пропаганда этой теории, приобретшая к настоящему времени прямо-таки назойливый характер.
Согласно другой точке зрения глобализм – порождение второй половины XX века. Процесс формирования сверхобщества, начатый в ходе холодной войны, особенно «усилился и ускорился после разгрома Советского Союза и советского коммунизма».
Надо упомянуть еще одно мнение, согласно которому глобализация в своем развитии проходит две фазы. Первая фаза – рубеж XIX и XX веков, вторая фаза – конец XX века, т.е. наше время. Последнее мнение кажется более конструктивным, чем остальные. Однако если изучать глобализацию со стороны не только объективных, но и субъективных факторов, имея в виду прежде всего целеполагание, планы и т.п., то придется отойти к более ранним хронологическим рубежам.
Известно, что создание мирового правительства, единого общества землян, относится к главнейшим задачам глобализации. Но именно эту задачу ставили тайные организации прошлого, в частности, тайные организации XVIII века. В качестве примера можно назвать орден иллюминатов, основанный в Баварии 1 мая 1776 года Адамом Вейсгауптом, священником и профессором церковного права, а впоследствии масоном. По Вейсгаупту, нации – главное препятствие на пути прогресса человечества. «С появлением наций и народов, – писал он, – мир перестал быть большой семьей... Национализм занял место общечеловеческой любви». Нельзя не заметить, как это живо перекликается с нынешними разглагольствованиями «реформаторов» на счет приоритета «общечеловеческих ценностей». Конечная цель иллюминатов – установление власти мирового правительства над всеми народами мира. Цель была поставлена. Началась упорная и терпеливая работа по ее достижению. И надо сказать, эти люди умели терпеливо работать в заданном направлении долгие годы, десятилетия и даже столетия – качество, которому можно только позавидовать.
Иллюминаты задались целью свергнуть правительство Баварии, но их намерения вскоре были раскрыты, и они бежали от преследований баварского правительства. Разбредаясь по миру, заговорщики основали новые общества по всей Европе и в Америке. Весьма примечательно их активное участие в американской и французской революциях. Существует достаточно обоснованное мнение, что невидимой рукой, направлявшей французскую революцию в целом, были иллюминаты. Члены масонских лож играли руководящую роль среди декабристов, поднявших восстание на Сенатской площади ради уничтожения самодержавия в России и овладения страной. Но только с развитием и упрочением капитализма тайные организации получили мощное средство для установления своей власти над миром. И здесь нельзя пройти мимо научных прозрений К.Маркса и В.И.Ленина относительно особенностей капитализма. По словам Маркса, капиталистическое развитие втягивает все народы в сеть мирового рынка и придает интернациональный характер капиталистическому рынку. Ленин отмечал, что капитализм начала XX века перерос во всемирную систему, сформировав всемирную буржуазию.
Основная тенденция империализма обозначилась уже в то время. Она была ясна ученым, причем отнюдь не только марксистского толка. В книге Густава Стеффена о всемирной войне и империализме говорится: «Империализм является стремлением построить великое государство мирового значения посредством завоевания, или колонизации, или через мирное политическое объединение уже существующих государств». Речь идет о построении такой мировой державы, «которая охватывает все человечество».
Уже тогда стало возможным через банки осуществлять сознательное регулирование экономических, социальных и политических процессов. Но установить систему целенаправленного управления этими процессами удалось лишь во второй половине XX века. Большую услугу здесь устроителям нового мирового порядка оказали выдающиеся открытия в области науки и техники, преодолевшие пространственные и иные барьеры, существовавшие между странами и народами. Утверждение господства узкой группы лиц над миром стало как никогда ранее реальным. Отсюда и политика глобализации, пропагандируемая и осуществляемая Западом.
Судя по всему, на Западе был разработан и конкретный план подчинения мира, на что, в частности, намекают откровения Збигнева Бжезинского. Еще в 1968 году он говорил: «Наша эпоха является не просто революционной эпохой: мы вошли в фазу новой метаморфозы всей человеческой истории. Мир стоит на пороге трансформации, которая по своим историческим и человеческим последствиям будет более драматичной, чем та, что была вызвана французской или большевистской революциями... В 2000 году признают, что Робеспьер и Ленин были мягкими реформаторами». И тут вспоминаются слова из речи (сентябрь 2001 года) президента Буша-младшего,
полные угроз и зловещих намеков: «Приближается час, когда мы начнем действия... это борьба всего мира, это борьба цивилизации... мы не знаем, какой будет развязка. И знаем, что Бог не нейтрален... страна
должна ждать не одной битвы, а долгой кампании, не имеющей равных в нашей истории со времен Второй мировой войны». Разве все это не знак предстоящих мировых потрясений, разве это не вызов всей истории, выстраданной человечеством?!
Можно предположить, что поэтапный план покорения мира был составлен в конце 60-х годов прошлого века. Иначе не понять, почему Бжезинский, выступая в 1968 году, ссылается на 2000-й год, когда Робеспьер и Ленин поблекнут перед новыми «реформаторами». Не случайно, по-видимому, и президент Римского клуба Рикардо Диас Хохлайтнер заявил, что 1968 год «стал годом великого перелома».
Таким образом, глобализация, используемая и управляемая надмировыми силами в качестве средства покорения мира, есть политическая программа, разыгрываемая на экономической почве.
Естественно, что эта политика предусматривает устранение препятствий на глобализационной магистрали. Россия являлась и пока является существенной помехой на этом пути. Вот почему еще в начале XX века был поставлен вопрос о расчленении России, о ликвидации ее как геополитической реальности. Такой план существовал у немцев, который был составлен известным Парвусом (Гельфандом), связанным с мировой финансовой олигархией. Но этот план существовал и у других правительств Запада, в частности, правительства Англии и Франции. Причем показателен тот факт, что вопрос о расчленении России стал предметом мирового соглашения – Версальского мирного договора. Об этом мало говорят, но факт остается фактом – раздел 14 Версальского мирного договора трактует о расчлененной России. От России хотели отрезать Прибалтику, Белоруссию, Украину, Кавказ, Закавказье. Американцы приехали на мирную Парижскую конференцию со своим планом расчленения России. В декабре 1919 года в Госдепартаменте была составлена карта с характерным названием «Предлагаемые границы России»: русскому народу оставляли только Среднерусскую возвышенность.
Но эти замыслы реализовать не удалось. Произошла Октябрьская революция, и большевики сделали все для того, чтобы восстановить былую целостность России. Конечно, многие из них это делали потому, что увлекались идеей мировой революции, а для того, чтобы потянуть другие страны в мировую революцию, необходима была мощная сила, какой должна была снова стать Россия. Ибо Россия расчлененная, разбитая на мелкие осколки, не могла послужить такой силой. Поэтому территориальная целостность нашей страны была восстановлена в считаные годы. Однако Сталин, круто повернув руль, лег на курс построения социализма в отдельной стране, возродил Великую Россию в виде СССР и задержал на многие десятилетия установление нового мирового порядка. Отсюда жгучая ненависть либералов к Сталину.
Последняя попытка Запада военным способом покончить с Россией – война Германии с нашей страной. Запад руками фашистской Германии хотел решить давно поставленную задачу. Но и на этот раз она не удалась. Стало ясно: напрямую, в лоб, военным способом нас не взять, тем более что СССР надежно прикрыл себя ракетно-ядерным щитом. Тогда Запад приступил к постепенной и кропотливой разрушительной работе по отношению к СССР, к работе «кротов». В середине 50-х годов в Америке был создан новый план расчленения Советской державы. Он заключался в том, чтобы посредством идеологической и социально-политической инфильтрации достичь желанной цели. И на этот раз план сработал.
После поднятия «железного занавеса» советское общество оказалось беззащитным перед изощренной идеологией Запада. Партийная, советская и хозяйственная номенклатура стала быстро перерождаться. Номенклатуре, надо сказать, вообще свойственна тенденция к перерождению, поскольку она, обладая огромной властью, стояла близко к собственности, кружившей и, наконец, вскружившей ей голову. Сталин прекрасно сознавал, куда может зайти номенклатура, если не держать ее в узде.
После смерти Сталина, начиная с хрущёвского времени, пошло быстрое, ничем не сдерживаемое перерождение номенклатуры. И она, чувствуя дурманящий запах
собственности, использовала свою власть, чтобы соединить одно с другим. Теперь мы знаем, как это произошло. Мы также знаем, что этому перерождению во многом способствовала западная пропаганда ценностей общества потребления, умело игравшая на слабостях человеческой природы. Западу удалось также сформировать в СССР «пятую колонну» – так называемое диссидентское движение. То было неоднородное движение, состоящее из двух отрядов, работавших на низах и на верхах. Диссиденты писатели, поэты, ученые, деятели искусства вели подкопную работу, разлагая советское общество снизу. Другая группа диссидентов сложилась из партийных функционеров, приближенных к высшей власти и делающих свое черное дело наверху. Они называли себя «оазисами мысли» или «диссидентами в системе». Это – самая падшая группа людей, денно и нощно лгавшая. «Диссиденты в системе» воздействовали на высшую власть, оказывая сильное влияние на Хрущёва и Брежнева, прививая им незаметно и мало-помалу социал-демократические идеи. Они олицетворяли явление, именуемое на масонском языке обволакиванием власти. И все же самый фантастический успех западных политиков состоял в том, что им удалось посадить своего человека в Кремле – Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачёва.
Первое, что представляется очевидным, – это цеховая связка властителей, находящихся в исторической преемственности, начиная от Горбачёва и кончая Медведевым. Все они делали и делают общее дело, изображая временами взаимное неприятие и даже имитируя критику политики своих «сослуживцев». Причем наряду с тем возводят предшественникам, когда требуется, памятники и награждают орденами, как это совсем недавно имело место в связи с восьмидесятилетием Ельцина и Горбачёва: первому соорудили монументальный памятник и Президентский центр в Екатеринбурге, а второго удостоили высшей награды Российской Федерации – ордена Андрея Первозванного. Братья по делу не забывают друг друга! Иногда прорываются и знаменательные признания. Совсем недавний пример. Президент Медведев на вопрос корреспондента газеты «Файнэншл таймс», удовлетворен ли он или разочарован развитием России за последние 20 лет, ответил: «Безусловно, удовлетворен, даже никаких сомнений быть не может… все, что происходило, это безусловный прогресс для нашей страны и для наших граждан». На фоне обнищания и вымирания «наших граждан» эти слова звучат более чем красноречиво, а если говорить начистоту, – кощунственно. Слышите, как стучат кости? То переворачиваются в гробах «наши граждане», погибшие от «шоковой терапии» Ельцина–Гайдара…
Выявляется поэтапность реализуемого проекта. Осуществление начального этапа, самого трудного и опасного для исполнителя, было поручено Горбачёву, который подготовил развал Советского Союза, расшатал экономику страны и создал социальную базу для последующего буржуазного переворота в России.
Приняв эстафету, Ельцин возглавил второй, обвальный этап крушения исторической России. В результате был ликвидирован СССР, разгромлена экономика РСФСР, начата дезинтеграция субъектов федерации под ельцинским лозунгом «Берите суверенитета столько, сколько можете проглотить», а население России подверглось «шоковой терапии», парализующей волю к сопротивлению. На страну накатывалась волна неуправляемого распада и хаоса с непредсказуемыми последствиями и весьма опасными для внешнего мира, особенно если учесть размеры падающего колосса, обладающего ядерным оружием. Ельцин выполнил ему предназначенное и должен был уйти. И он ушел, причем раньше положенного срока, несмотря на свою страсть к власти. По-видимому, его кто-то побуждал к уходу.
На смену Ельцину пришел Путин. Начался третий этап перестройки, преследующий прежде всего цель придать процессам, происходящим в стране, управляемый характер. Отсюда укрепление пресловутой вертикали власти, усиление репрессивного аппарата – достаточно сказать, что войска МВД стали сопоставимы по численности и вооружению с Российской армией. Ту же цель достижения некоего порядка в беспорядке преследовало и создание в различных экономических отраслях государственных корпораций. Путину понадобилось два президентских срока для того, чтобы установить так называемую стабильность в стране, т.е. управляемость государством, необходимую для успешного продолжения Перестройки, ибо сильная власть нужна не только для того, чтобы строить, но и разрушать. Путин, подобно Ельцину, сделал свое дело, Путин может уходить – так, во всяком случае, считают западные наставники. Ведь недаром вице-президент США Д.Байден, недавно посетивший Москву, как говорят, не рекомендовал Путину выдвигаться на новый срок в президенты РФ. Посмотрим, решится ли Путин ослушаться.
Сейчас пришла пора четвертого этапа переделки России, ассоциируемого с Медведевым. Новый правитель предлагает нам ускорение либерального реформирования общества, выражающегося в децентрализации управления Российским государством и в разгосударствлении собственности с передачей ее иностранцам и нашей компрадорской буржуазии. Отсюда прямой путь к уничтожению национальной России.
По страницам газеты «Советская Россия»
Игорь Фроянов, профессор
https://kprf.ru/rusk/94133.html
20.06.2011 «Я считаю себя по умонастроению православным человеком»
Известному русскому историку исполняется 75 лет.
Завтра, 22 июня, исполняется 75 лет постоянному автору «Русской народной линии», выдающемуся русскому историку, профессору Санкт-Петербургского государственного университета, доктору исторических наук Игорю Яковлевичу Фроянову. В связи с этим юбилеем Игорь Яковлевич дал «Русской народной линии» пространное интервью.
«Русская народная линия»: Игорь Яковлевич, Вас знают, прежде всего, как выдающегося русского историка. В связи с этим хотелось бы Вас спросить, когда Вы приняли решение стать историком и пойти по научной стезе, кто или что повлияло на принятие этого решения?
Игорь Фроянов: Стимулом к принятию этого решения послужила монография Бориса Дмитриевича Грекова «Киевская Русь». Прочитав ее, понял, что по некоторым вопросам можно иметь и несколько иные представления, чем в этой книге. Я заметил также, что в отдельных случаях Греков недостаточно убедителен, а порою его построения не согласуются с источниками и даже противоречат им. Это касалось, прежде всего, истории зависимого населения Древней Руси. Разделы книги Грекова, посвященные челяди, холопам, смердам, мне показались недостаточно обоснованными. Тогда обратился к источникам, и эта работа меня увлекла. Будучи студентом историко-филологического факультета Ставропольского пединститута, я написал реферат, посвященный челяди и холопам в Древней Руси, где развивал несколько иные идеи, нежели у Грекова. Борис Дмитриевич стоял на той точки зрения, что Киевская Русь - это феодальное общество, в котором рабство сокращалось, и, не имея никакой перспективы для своего поступательного развития, уходило в прошлое. Я же, работая с источниками, убедился, что это не так, что те социальные категории, которые Греков не хотел относить к рабам, на самом деле являлись рабскими категориями. Его идеи насчет интенсивной феодализации Древней Руси тоже показались мне более умозрительными и схематичными, чем обоснованными историческим материалом. В этой полемике с концепцией Грекова и завязался мой интерес к средневековой русской истории, усиленный вскоре чтением знаменитого Курса лекций В.О.Ключевского.
Когда был на последнем курсе института, случилось так, что в декабре 1962 года в Москве проходило Всесоюзное совещание историков, на которое был приглашен мой учитель - Виктор Александрович Романовский, принадлежавший к киевской школе российских историков. Накануне первой мировой войны он закончил исторический факультет Киевского университета и был оставлен, как тогда выражались, для подготовки к профессорскому званию. Все у него шло хорошо, но грянул революционный 17-й год, многое в жизни людей перемешавший, а в конце 20-х - начале 30-х годов над ним стали сгущаться тучи. На Украине большевики обнаружили какое-то националистическое общество, «едва не потрясшее здание». Дело кончилось тем, что Виктора Александровича, как и некоторых других украинцев, обвинили в национализме и отправили в места, по известному выражению, не столь отдаленные - в карагандинский лагерь ГУЛАГа. Потом Виктор Александрович шутливо называл себя «сталинским стипендиатом». Но я убежден, что эту «стипендию» он получил незаслуженно, попав, так сказать, «под общую гребенку», как тогда это нередко бывало. Когда закончился срок заключения в лагере, В.А.Романовский какое-то непродолжительное время работал Карагандинском педагогическом институте, а потом переехал в Ставрополь, поскольку в Киев ему было решительно запрещено возвращаться. Правда, сперва ему пришлось преподавать студентам известного почитателям вина Прасковейского винодельческого техникума в Буденновске и лишь затем удалось перебраться в Ставрополь, защитить докторскую диссертацию по истории государственного хозяйства Украины в XVII в., стать заведующим кафедрой истории Ставропольского педагогического института. Я его застал в расцвете творческих сил, на вершине научной карьеры. Он руководил моей подготовкой в Ставропольском педагогическом институте. Благодарю судьбу, что она сподобила встретить на жизненном пути Виктора Александровича Романовского - личность яркую, утонченно интеллигентную, благожелательную, честного труженика на ниве исторической науки, подающего пример бескорыстного ей служения.
Так вот: Виктора Александровича Романовского пригласили на Совещание историков страны. Он предложил мне поехать с ним, я не видел причин для отказа, тем более что в Москве еще ни разу не бывал. На дворе был декабрь, когда мы приехали в Москву, стоял лютый холод. От этого холода у меня, одетого в легкий студенческий плащ, осталось незабываемое воспоминание. Среди москвичей у Виктора Александровича было много знакомых из старой профессуры и, в частности, он находился в дружеских отношениях с Николаем Каллиниковичем Гудзием. Гудзий являлся членом-корреспондентом Украинской Академии наук, работал в МГУ, на филологическом факультете заведовал кафедрой. Виктор Александрович собрался посетить Гудзия дома, который проживал на улице Грановского, и взял меня к нему в гости. Нас приняли очень хорошо. Гудзий расспрашивал меня, чем я занимаюсь, каковы мои интересы, с кем бы из историков хотел, если хочу, встретиться в Москве. Я сказал, что хотел бы повидаться и познакомиться с Александром Александровичем Зиминым. Это был молодой, сверкающий талантом и уже признанный ученый. К тому же Зимин, помимо прочего, занимался проблемами социальной истории Древней Руси. Николай Каллиникович тут же набрал номер телефона, и я понял, что он говорит с Зиминым, которого просит принять меня и переговорить со мной. Эта встреча состоялась в здании Института истории Академии наук СССР на улице Дмитрия Ульянова. Я привез на просмотр Александру Александровичу свой реферат. Зимин, прочитав его, высказал ряд критических замечаний, но в целом одобрил. Это меня окрылило. Должен сказать, что в идеях этот реферат потом вошел в мою кандидатскую диссертацию. Так что уже в реферате я нащупал верную линию. Во всяком случае, такое ощущение у меня возникло после встречи А.А.Зиминым.
Положительная оценка Зимина меня вдохновила, и я решил идти в аспирантуру. Предполагал пойти учиться к Зимину, и летом 1963 года после того, как получил диплом об окончании Ставропольского педагогического института, поехал в Москву. Но в Институте истории Академии наук СССР обстановка оказалась неблагоприятной. Приема по специальности «История СССР» не было. Зимин предложил мне поступать в аспирантуру Историко-архивного института, но сразу предупредил, что туда поступает и его ученица. Он обещал быть объективным и взять того, кто «перетянет». Мне показалось, что не стоит поступать в аспирантуру этого института, поскольку, там профиль несколько не тот: нужно было заниматься вспомогательными историческими дисциплинами, к чему у меня особой склонности не было, к тому же мне не хотелось соревноваться с ученицей Зимина - заниматься чем-то вроде «перетягивания канатом». Для очистки совести заглянул в МГУ на исторический факультет; время было каникулярное, факультет пустой. На месте был тогда известный позднее историк, заместитель декана исторического факультета МГУ и ныне покойный Анатолий Михайлович Сахаров. Он мне сразу заявил, причем с некоторой неподходящей к случаю веселостью, что мне не стоит даже пытаться поступать в аспирантуру МГУ, что все равно ничего у меня из этого не выйдет, что прием осуществляется только по специальности «Историография», что набор производится только среди «своих» и «чужие» им вовсе не к чему. Подкупающая откровенность!
У меня было письмо от Виктора Александровича Романовского к некоему Кантору, с которым он сошелся в карагандинском лагере, где они вместе когда-то познавали, почем фунт лиха, а потом, освободившись, поддерживали добрые отношения. Виктор Александрович на всякий случай дал мне письмо к Кантору, в котором просил бывшего солагерника помочь мне советом. Я решил пойти к мудрому Кантору посоветоваться. Он тогда работал в Министерстве просвещения РСФСР. И вот Кантор посоветовал мне отправиться попытать счастья в Ленинград, мотивируя свой совет тем, что Ленинград - это не Москва, которая похожа на проходной двор, что в Ленинграде живут и работают крупные ученые-историки, и он в стороне, на отшибе, поэтому там нет такой сутолоки, как в Москве.
Летом 1963 года я приехал в Ленинград. Зашел на исторический факультет ЛГУ, там никого не было, была лишь одна работница, в одиночестве коротавшая время в деканате. Спросил ее, кто работает на факультете. Она назвала мне имена преподавателей-ученых факультета, многие из которых оказались мне известны: Владимир Васильевич Мавродин, Сигизмунд Натанович Валк, Александр Львович Шапиро, Сергей Леонидович Пештич, Семен Бенцианович Окунь... «Хватит?», - спросила она. «С избытком», - ответил я и пошел в отдел аспирантуры университета, чтобы сдать документы для поступления. Но там выяснилось, что есть только одно место, и на это место претендует ученица Шапиро. Надо же: в Москве мне пришлось бы тягаться с ученицей Зимина и в Ленинграде придется делать то же с ученицей Шапиро. Для порядка побывал еще в Государственном педагогическом институте имени Герцена, а там пять мест и ни одного заявления. Меня стали приглашать сдать документы, но я, подумав о том, что не у кого там учиться, решил отказаться от этого «заманчивого» предложения и поступать (будь что будет) все же в аспирантуру ЛГУ. Сдал документы и уехал в Ставрополь. Через некоторое время получил вызов и поехал сдавать экзамены. Гораздо позже мне стало известно, что Александр Львович Шапиро, которому поручили прочитать мой реферат, пришел к Мавродину и сказал, что «этого парня надо брать». Специально для меня выхлопотали второе место, и я был принят в аспирантуру. Сдавал вступительные экзамены комиссии под председательством Семена Бенциановича Окуня, который оповестил меня, что буду я заниматься не Древней Русью, а освободительным движением XIX века, и моим руководителем будет Наум Григорьевич Сладкевич. Таким известием я был буквально ошарашен. Тогда мне опять помог совет, но уже Сигизмунда Натановича Валка. С ним Виктор Александрович Романовский тоже был хорошо знаком еще с конца 20-х годов. У меня к нему также было письмо с просьбой помочь советом, если возникнет необходимость. Я и пошел к Валку. Он мне тогда сказал: «Соглашайтесь. Главное забиться в щель, а там будет видно». Я согласился, поехал за «пожитками» домой, затем пришло письмо, извещающее меня, что зачислен в аспирантуру ЛГУ.
Вернулся в Ленинград уже на учебу. К удивлению и счастью моему, ситуация переменилась: о Н.Г.Сладкевиче никто уже не заводил со мною речь, но не был еще определен мой научный руководитель. Тогда я пошел к Александру Львовичу Шапиро просить его взять эту роль на себя. Он согласился, но сказал, что мне придется заниматься чем угодно, только не Древней Русью, ибо эта область изучена, по его выражению, «вдоль и поперек», и там «ничего нового не придумаешь, не изобретешь». Мне было некуда деваться, и я согласился, решив заняться историографией, тем более, что тему по историографии мне раньше подсказал Зимин. Малоисследованной была проблема, связанная со скептической школой в русской историографии. Эта проблема и поныне остается недостаточно исследованной. Я решил заниматься скептиками. Шапиро одобрил мою идею. Потом я пошел знакомиться с заведующим кафедрой и деканом Владимиром Васильевичем Мавродиным. Наш с ним разговор закончился тем, что он рекомендовал мне заниматься и далее Киевской Русью. На что я ему сказал, что Шапиро возражает против этого. Мавродин продолжал настаивать на том, чтобы я занялся Киевской Русью. Из его кабинета я вышел с надеждой. Через короткое время появился ректорский приказ о назначении В.В.Мавродина моим научным руководителем. С этим человеком меня связала судьба и по жизни и по науке. И надо сказать, что то был огромный ее подарок, потому что Владимир Васильевич необыкновенно мудрый, все понимающий, теплый, я ему всем по существу обязан. Он был мне вторым отцом. Именно так я его воспринимал. Под руководством Владимира Васильевича я написал кандидатскую диссертацию, посвященную зависимому населению на Руси IX-XII веков (челядь, холопы, данники, смерды). В 1966 состоялась защита кандидатской диссертации, а в 1973 году - докторской, посвященной характеристике социально-экономического строя Киевской Руси в целом. Затем жизнь сложилась так, что в 1982 году я стал деканом исторического факультета ЛГУ, а в 1983 году Владимир Васильевич Мавродин передал мне кафедру истории СССР. Воспринимал это как великую для себя честь по двум основаниям: во-первых, потому, что получил кафедру из рук Владимира Васильевича; во-вторых, что сам В.В.Мавродин наследовал ее от своего учителя Б.Д.Грекова. Деканом я был 19 лет, а заведующим кафедрой - 20 лет. Но случилось так, что настали времена, когда мне пришлось покинуть и деканство и заведование кафедрой...
РНЛ: Игорь Яковлевич, Вы занимались в основном изучением Древней Руси, которая, казалось бы, никак не связана с современностью, но, тем не менее, Ваша научная и общественная деятельность не всегда встречала понимание во властных кругах. С чем были связаны Ваши весьма непростые отношения, как с советской властью, так и с демократической элитой, захватившей власть после развала СССР?
ИФ: Что касается моих научных занятий, то они только кажутся далекими от современности, а на самом деле это не так. Мои оппоненты, мои противники, этим, собственно, и пользовались. В советское время меня упрекали в отходе от марксизма. Представители школы Грекова, многие из которых были вооружены академическими званиями, - Б.А.Рыбаков, В.Т.Пашуто, Л.В.Черепнин - очень ревниво относились к тому, что писали и утверждали. А тут вдруг в исторической науке нежданно-негаданно появился новый человек, который начал все ими написанное (горы книг!) переиначивать, поворачивать дело так, что их идеи теряли монополию в науке. Но они считали, что все должно быть так, как у них, что существует созданная ими единственно правильная марксистско-ленинская концепция истории Киевской Руси, отходить от которой ни в коем случае нельзя. Моя докторская диссертации три года «висела» в ВАКе, ее не утверждали, обвиняя меня как раз в отходе от марксизма. А.М.Сахаров, которого я уже упомянул, являлся тогда в ВАКе председателем экспертной комиссии. Я его спрашивал, какие претензии к моей работе. Он отвечал, что дело в отходе от ленинской концепции. Это - нелепая претензия, особенно если учесть тот факт, что Ленин всего два или три раза высказался по поводу древнерусских сюжетов, причем мимоходом и вскользь. Главное, однако, недовольство моих оппонентов заключалось в том, что я отрицаю классовый характер древнерусского общества, наличие в нем в нем классовой борьбы. И государство у меня доклассовое, что противоречит марксистско-ленинской теории. Мои работы были интерпретированы таким образом, что если я и не порвал с марксизмом, то отошел от него, по известному выражению, на «дистанцию огромного размера». Именно на этом мои оппоненты и строили борьбу со мной, подключив к ней Отдел науки Центрального комитета КПСС, оттуда пришло даже указание исключить меня из партии. В те времена исключение из партии влекло за собой увольнение из университета. Но местные партийные органы оказались самостоятельными и непослушными и не сделали того, что требовала Москва в лице заведующего сектором истории Отдела науки ЦК КПСС некоего Кузнецова. Однако шлейф антимарксиста и пособника нашим буржуазным противникам тянулся за мной долго.
Я не стал бы деканом, если бы критические материалы, выдержанные в этом зубодробительном духе, появились в печати раньше моего избрания на деканскую должность. Летом 1982 года меня избрали деканом, а уже осенью того же года на мои две книжки «Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории» и «Киевская Русь: Очерки социально-политической истории» посыпались критические рецензии, оснащенные политическими обвинениями. После этого начался «долбеж», блокирование книг, которые не пускали к изданию. Моя книга по историографии Киевской Руси, которая значилась в плане издательства ЛГУ 1983 года, вышла в свет только 1990 году из-за активного вмешательства Госкомиздата РСФСР и Отделения истории АН СССР, академик-секретарь которого академик С.Л.Тихвинский стал грудью на ее пути, хотя, боюсь, понимал он в истории Киевской Руси столько же, сколько известная Божья тварь в апельсинах.
С так называемой «демократической» властью мои расхождения из-за того, что я не принял ельцинский переворот и последующие за ним буржуазно-либеральные реформы. Резко негативная реакция со стороны нынешних либеральных властей началась после выхода книги «Погружение в бездну». Летом 2000 года либеральные СМИ начали кампанию травли - посыпались заказные статьи в центральных газетах (Известия, Новые известия, Новая газета, Коммерсантъ, Общая газета и др.) и журналах (Итоги, Клио, Антифашистский журнал), подала свой голос и радиостанция «Свобода». В итоги меня признали антисемитом, мракобесом, ксенофобом и красно-коричневым. Эти четыре с половиной аттестации следуют в определенных кругах за мной до сих пор.
РНЛ: Вы известны, прежде всего, как исследователь истории Древней Руси. Изучая этот период, Вы сделали наибольший вклад в историческую науку. Но Вы также написали труды, посвященные иным историческим эпохам, в частности, периоду, предшествующему Опричнине Иоанна Грозного, - «Драма русской истории: На путях к Опричнине» - и истории XX века - «Октябрь семнадцатого (глядя из настоящего)» и «Погружение в бездну». С чем связан столь широкий диапазон Ваших научных интересов?
ИФ: Приближался 1997 год, в определенном смысле юбилейный - исполнялось 80 лет Октябрьской революции. Я увидел, что специалисты, которые ранее занимались историей Октября и всячески его воспевали, молчат, набрав в рот воды. К этому времени у меня возникли некоторые наблюдения по ряду вопросов, касающихся того, что произошло в 1917 году, поэтому я и написал небольшую книгу «Октябрь семнадцатого (глядя из настоящего)». Таким образом я отметил юбилейный 1997 год. Эта книга многим не понравилась. Появилась даже статья с характерным названием «Почему еврейские деньги хуже немецких?» В этой книге был затронут сюжет, связанный с Парвусом. Я пытался показать его роль в тех событиях, которые произошли в 1917 году. Коснувшись проблемы немецких денег, понял, что немецкие деньги, конечно, были, но основной их поток шел не по немецкой линии: немецкие деньги служили лишь своего рода дымовой завесой, которая прикрывала другой поток денег, идущий из США с Уолл-стрит от Якова (Якоба) Шиффа - главного спонсора так называемой русской революции. Мои выводы задели кое-кого. К тому же и Сталин получился у меня совсем не таким, как его пытались и пытаются изобразить либералы. Это тоже не прошло незамеченным.
И все же книгу «Октябрь семнадцатого (глядя из настоящего)», хотя и приняли с изжогой, но решили пропустить, сделав вид, будто не заметили. Однако, когда в 1999 году появилась книга «Погружение в бездну», возникла другая реакции и другое отношение, потому что в книге речь шла о живых людях. Моя оценка ельцинского режима была совершенно непредвзятой, откровенной и резкой, а Ельцин в то время еще был президентом России. С осени 1999 года по лето 2000 года демократы переваривали мою книгу, а потом пошла на меня атака с требованием убрать с должности декана исторического факультета СПбГУ. Была создана комиссия. Ректор подыгрывала властям, она выполняла те указания, которые ей давались сверху. Комиссия проверяла исторический факультет с сентября 2000 года по апрель 2001 года. Я до сих пор не могу понять, почему комиссия так долго работала, что она проверяла. Предполагали провести ученый совет, посвященный историческому факультету и моей персоне, в декабре 1999 года, но перенесли на апрель 2000 года. Комиссия, проработав полгода, ничего, по сути, не обнаружила, за исключением отдельных мелочей, которые в обычной ситуации вообще не обратили бы внимание. Опираясь на существовавшее тогда положение закона о высшей школе, которое ограничивало занятие административных должностей в вузе - ректора, проректора, декана и даже заведующего кафедрой - 65 годами, мне не продлили срок деканства до истечения срока избрания, хотя возможность такая законом была предусмотрена.
Потом разорили кафедру, которую я с большими усилиями создавал. На историческом факультете ЛГУ до начала 70-х годов была единая кафедра истории СССР, тогда как в МГУ в это время существовало несколько кафедр по отечественной истории: кафедра истории СССР эпохи феодализма, кафедра истории СССР эпохи капитализма, кафедра истории СССР эпохи социализма. Вряд ли это было на пользу дела. В ЛГУ, благодаря разумной позиции Владимира Васильевича Мавродина, была одна единая кафедра по отечественной истории. Это и понятно: нельзя искусственно разрывать историю одной страны на части, резать ее по живому. Но в начале 70-х годов, когда было провозглашено «общество победившего социализма», инстанции решили образовать кафедру, связанную с историей общества победившего социализма. Из нашей кафедры истории СССР выделили кафедру истории советского общества. Помню, как Владимир Васильевич переживал по этому поводу. Когда в 1991 году произошел переворот, то стало ясно, что название кафедр надо менять. Кафедра истории СССР стала называться кафедрой истории России, а кафедру истории советского общества переименовали в кафедру новейшей истории России. Вскоре Ученый совет факультета принял решение снова объединить эти кафедры. Пришлось преодолевать большое сопротивление, но мы все-таки добились объединения. Последние «бои» шли из-за названия кафедры. Я предлагал назвать ее кафедрой русской истории, но некоторые члены Президиума ученого совета СПбГУ воспротивились этому, предлагая другое название - кафедра российской истории. «Нас не поймут», - говорили они. Выглядело это курьезно, поскольку в соседнем герценовском педагогическом институте уже была кафедра русской истории. Да и наша кафедра в дореволюционное время называлась кафедрой русской истории. Несмотря на мощное сопротивление, все-таки удалось восстановить кафедру русской истории на нашем факультете. Она просуществовала вплоть до моего ухода с должности декана, после чего ее опять расчленили на две половины. Первая сейчас называется кафедрой истории России с древнейших времен до XX века, вторая - кафедрой истории России XX века. Когда в русском университете уничтожают кафедру русской истории, ни чем иным, как русофобской акцией, это не назовешь.
Что касается моих занятий разными эпохами истории России, то здесь нет ничего особенного. На историческом факультете СПбГУ и раньше работали люди, которые оставили после себя труды, посвященные разным периодам нашей истории. В этом смысле я ничем не выделяюсь. Меня заинтересовало нынешнее время, и я попытался его осмыслить. Когда же окунулся по-настоящему в изучение новейшей истории России, то убедился в том, что произошедшее с нами в конце XX века имеет предысторию. Подготовительная работа того, что случилось в конце XX века, началась раньше. Возник вопрос - когда? И я стал уходить в глубь времен, пока не дошел до конца XV века и понял: здесь отправная точка. Теперь вижу и другое - если бы я не исследовал современную эпоху, если бы я не разобрался в событиях настоящего времени, то не смог бы написать книгу по истории XVI века, которую писал, отталкиваясь то того, что наблюдал в конце XX века. Здесь проявилась несколько необычная научная механика. Кому-то такая логика исследования может показаться искусственной, но я убежден, что историю начала наших бед, многовековую историческую подготовку того, что с нами произошло на исходе XX века надо тянуть с конца XV века, когда стали вырабатываться и на протяжении XVI века выработаны приемы борьбы с Россией. Подобных приемов немного, но они эффективны, почему и применяются до сих пор. Назову их.
Во-первых, идеологическая война, имеющая различные формы и содержание в разные исторические эпохи, направленная на разрушение существующего строя в России. Ее мы наблюдаем уже в конце XV века в виде ереси жидовствующих, занесенной к нам извне. Во-вторых, так называемое «обволакивание власти», когда в ближний круг носителей высшей власти входят представители враждебного нашей стране мира, с чем мы сталкиваемся также в конце XV века. Примером здесь могут служить невестка Ивана III Елена Волошанка, митрополит Зосима, боярин Вассиан Патрикеев, посольский дьяк Федор Курицын, принадлежавшие к ереси жидовствующих. Обстановка складывалась драматическая, поскольку сам государь покровительствовал еретикам. В-третьих, захват верховной власти с целью изменения режима, что пыталась (и не безуспешно) осуществить в середине XVI века Избранная Рада, но была остановлена царем Иваном Грозным. В-четвертых, создание групп опоры, как сейчас говорят, «агентов влияния», на что было податливо московское боярство той поры. И, наконец, в-пятых, если перечисленные приемы не срабатывали, то применялось прямое военное вторжение с дальнейшим расчленением России на ряд мини-государств. План такого рода вторжения был разработан еще в конце XVI века Генрихом Штаденом. Итак, вся эта «стратегия» и способы ее реализации были расписаны уже в XVI веке. Потом на протяжении последующих столетий они применялись в различных комбинациях и сочетаниях в зависимости от конкретных исторических условий. Много сил, терпения и времени затратили недруги России. И во второй половине XX века они все-таки добились осуществления своей вековой цели. Война с гитлеровской Германией показала, что нас нельзя взять в лоб, открытым образом, военным путем. Тогда против нас начали ожесточенную идеологическую войну, сочетаемую с подкопной работой кротов - «агентов влияния», прилипших к высшим руководителям партии и государства. Появились, по выражению Евгения Примакова, «диссиденты в системе» - сам Примаков, Бовин, Арбатов, Бурлацкий, Шишлин, Яковлев и др. Георгий Арбатов называл группы этих высокопоставленных диссидентов «оазисами мысли». Ловко мимикрируя, изощряясь в хитростях, а проще говоря, совершая подлости, они расшатывали систему. А генеральный секретарь благодушествовал. «Мои социал-демократы», - так говорил Брежнев, имея в виду эту публику. Затем пришел Андропов, фигура зловещая и пока еще до конца не разгаданная, а за ним Майкл Горби и - пошло, поехало! Вскоре явился и не мог не явиться Ельцин. У меня нет сомнений в том, что эти «оазисы», а также Горбачев и Ельцин находились под пристальным вниманием и воздействием Запада, что все произошедшее с нами в конце XX века есть результат политики западных кругов, рвущихся к мировому господству. Историческая Россия (Российская Империя и СССР) мешала установлению этого господства. Давно, очень давно ее приговорили к уничтожению. И вот теперь она уничтожена. Нельзя, конечно, сводить все к внешнему фактору. Были и внутренние предпосылки нашего падения. Страна нуждалась в глубоких преобразованиях, в ликвидации всевластия номенклатуры, в соединении народа с властью и собственностью. Потребности были явные, очевидные. И это, как ни странно, сыграло с нами злую шутку: наши ожидания были использованы против нас же, ротозеев и простаков, не распознавших волков под овечьими шкурами. Мы по собственной наивности и доверчивости, свойственной русскому человеку, ждали одно, но, как говорил классик, «облизнулись», получив другое. Беда наша в том, что кукловоды, руководившие Горбачевым и Ельциным, принадлежат к организации, издавна устремленной к мировому господству, к мировой власти. За многие столетия люди из этой организации приобрели колоссальный исторический опыт, острую историческую интуицию, особый, если хотите, дар, позволяющий им точно определять, откуда и куда катятся волны истории. Свою задачу они видят не в том, чтобы идти наперекор историческому движению. Для них важно определить направление этого движения, возглавить его и повести в нужную для себя сторону. Их задача заключается в том, чтобы не препятствовать историческому движению, а оседлать его. Этот «фокус» и был проделан с нами - мы получили то, что получили...
РНЛ: Очевидно, что к Вашему мнению как мнению эксперта и маститого историка прислушиваются многие и, прежде всего, молодые историки, которые ищут свой путь в исторической науке, задаются вопросами относительно актуальности тех или иных исторических сюжетов, интересуются тенденциями развития исторической науки. В нынешнее время принято говорить о свободе научного исследования, о том, что ныне созданы наиболее благоприятные условия для научной деятельности, которые позволяют свободно исследовать любую историческую тему, независимо от того, каких мировоззренческих взглядов придерживается исследователь. Можно ли говорить о том, что сейчас сложились действительно благоприятные условия для изучения русской истории? Не могли бы Вы сформулировать некое напутствие молодым историкам, которые еще не нашли себя в исторической науке?
ИФ: Сейчас есть лишь видимость свободы творчества, потому что на пути этой свободы возникают серьезные, существенные для молодых людей препятствия, которые ставят под сомнение вообще жизненный успех человека. Когда молодые люди начинают думать, какой им избрать путь, каким путем идти, то они, конечно, свое решение принимают с учетом жизненной перспективы. Что касается молодых людей, то я могу высказать свое мнение только о студентах, которые слушают мои лекции и с которыми я занимаюсь на так называемых практических занятиях. Среди них есть разные люди: есть студенты, по-настоящему стремящиеся к знаниям, жадно воспринимающие знания, дающие им возможность объективно разобраться в происходящих у нас событиях, но есть и другой разряд студентов-приспособленцев. Вы предлагаете «сформулировать некое напутствие молодым историкам». Думаю, лучше, чем в Святом Писании, не скажешь: «Подвизайся за истину до смерти, и Господь Бог поборет за тебя»
Меня постарались отдалить от студентов, лишив семинара. А ведь семинар - это такой вид учебных занятий, когда вокруг того или иного преподавателя формируется группа студентов, которые желали бы заниматься под руководством этого преподавателя. У меня был большой семинар в свое время. Из моего семинара немало вышло ребят, защитивших не только кандидатские, но и докторские диссертации. Сейчас я потерял возможность вести занятия в семинаре, а это резко повлияло на мои контакты со студентами. Два года назад мне предложили возобновить семинар, но это непростое дело. Такого рода научная связь со студентами формируется на протяжении длительного времени. Можно разрушить семинар в одночасье, а сформировать его - вещь очень непростая, особенно в нынешних условиях, когда идет слом высшего образования в нашей стране, когда меняется структура факультета, цели и задачи преподавания. Мы сейчас переходим на другую форму обучения, готовим бакалавров и весьма немногочисленную часть так называемых магистров. Меняются учебные планы, структура преподавания и не в сторону улучшения, а в сторону ухудшения. Сейчас наша высшая школа находится в состоянии управляемого хаоса, она разрушается, гибнет. В этих условиях рассчитывать на создание полноценного семинара, какой как был раньше, невозможно. Я даже не предпринимаю никаких усилий в данном отношении.
РНЛ: «Русская народная линия» является православным изданием, большая часть читателей которого православные люди. Поэтому, вероятно, нашим читателям было бы интересно узнать о Вашем отношении к Православию и о том, как Вы оцениваете роль Православия в истории России.
ИФ: Мое личное отношение к Православию во многом закладывалось в семье. Я не могу сказать этого об отце, поскольку он был репрессирован в 1937 году, я же родился в 1936 году, поэтому отца я не знал даже тогда, когда он был реабилитирован. Дело в том, что, освободившись, он к матери не вернулся, а создал новую семью, поэтому говорить о душевных настроениях отца я не могу. Что касается матери, то моя мать, православная русская женщина, хлебнувшая чашу горя сполна, как и многие другие. Я ни разу не слышал от нее никаких слов сомнения в истинности Православия. Что касается меня, то я крещеный человек, я считаю себя по умонастроению, по убеждениям, по чувствованию, по мироощущению, по духу, наконец, православным человеком, но недостаточно воцерковленным. Ведь воцерковленность связана с соблюдением церковных обрядов, участием в Таинствах, регулярным посещением храма. У меня же в этом отношении не все ладно - грешен, каюсь. По-моему, Фихте как-то говорил, что идеалистом или материалистом не становятся, а рождаются. Мне кажется, что религиозная составляющая в человеке не приобретается, а закладывается самой природой. Один человек наделяется религиозностью, другой же обделен ею. Как же иначе объяснить существование воинствующих атеистов? Вероятно, и тут есть промысел Божий.
Относительно роли Православия и Русской Православной Церкви в истории России надо сказать, что эта роль велика и важна, и особенно эта роль была значительной в эпоху, когда между Церковью и Государством существовала так называемая симфония. Это органическое единение светской и церковной властей дали России такой заряд движения, который действовал на протяжении многих и многих веков, и я думаю, что он не исчерпал своей силы и поныне.
РНЛ: И, наконец, последний вопрос: Игорь Яковлевич, каковы Ваши дальнейшие планы?
ИФ: Я сейчас занят тем, что оформляю для публикации лекции по русской истории, которые я читал в университете на протяжении последних десятилетий. Предполагаю сделать несколько частей: первая часть будет посвящена Киевской Руси, вторая - Московской Руси, третья - Московскому царству. Это большая работа: лекции надо положить на бумагу, где-то добавить, где-то убавить, в чем-то усовершенствовать. Это моя ближайшая задача. Есть и другие планы, но я отложил их пока в сторону.
РНЛ: Большое спасибо, Игорь Яковлевич, за интересную беседу, с наступающим Вас юбилеем!
Беседовал заместитель главного редактора «Русской народной линии» Александр Тимофеев
Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство».
Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
https://minjust.ru/ru/nko/perechen_zapret
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html
https://rg.ru/2019/02/15/spisokterror-dok.html
22.11.2010 И.Я. Фроянов о русской истории
Продолжаем рубрику мнение историка. На этот раз в ней выступает известнейший петербургский учёный Игорь Яковлевич Фроянов.
- Игорь Яковлевич, как бы Вы оценили состояние современной русской исторической науки? Чего в ней больше: обретений или потерь? На работы каких современных историков Вы бы обратили особое внимание?
- Современная историческая наука ныне находится в состоянии некоторой растерянности и замешательства. Произошло крушение советской исторической науки, которая опиралась на марксистские фундаментальные основы теории исторического процесса. Сейчас идёт поиск новых фундаментальных основ познания истории. Утверждать, что этот поиск завершился, мы не можем. Поэтому, я бы сказал так, что современная историческая наука переживает время поиска, и в лучшем случае, она вошла в начальный период своего становления. Многое в ней напоминает то, что было на протяжении 20-х - начала 30-х годов прошлого века, когда происходило формирование советской исторической науки. Отличительной особенностью указанного времени и дня нынешнего является интенсивная публикация источников, не попавших дотоле в поле зрения специалистов. В этом расширении круга источников, вводимых в научный оборот, нельзя не видеть положительной работы, проделанной современными историками. Есть, конечно, и негативные моменты. К ним относятся попытки огульного отрицания достижений советской исторической науки, стремление подвергнуть ревизии труды советских историков, больше того - окарикатурить и оболгать историю русского народа, особенно советскую эпоху. Вы, наверное, помните, что поход против русской истории начался с благих якобы намерений ликвидации в ней так называемых белых пятен, а закончился постыдным ее очернительством. В результате русский народ был представлен ленивым, безынициативным, пребывавшем в оцепенении и парадигме тысячелетнего рабства. Плохую службу сослужил, на мой взгляд, и торопливый, прямо-таки пугливый отказ от марксистской теории истории. Здесь наши историки явно переусердствовали. Во всяком случае, распространяемые в их сообществе слухи о научной несостоятельности марксизма оказались во многом преувеличенными и преждевременными. Об этом свидетельствует переживаемый сейчас мировым хозяйством финансово-экономический кризис, в условиях которого заметно возрос спрос на марксистскую литературу, а книга К.Маркса «Капитал» стала, как говорят, довольно читаемой на Западе, в частности в Германии. Мне кажется, что разработка современных теоретических основ исторической науки должна сочетать новейшую цивилизационную теорию с марксистским учением о формациях, что позволит, надеюсь, исследователям установить, с одной стороны, специфику, своеобразие исторической жизни народов планеты, принадлежащих к разным цивилизациям, а также выявить у них нечто общее, лежащее в плоскости формационного, т.е. стадиального развития, - с другой. Что касается Вашего последнего вопроса, замечу: коль мы с Вами констатировали, что сейчас российская историческая наука находится в стадии становления, то работы отдельных историков я бы воздержался как-то особо выделять. А по правде сказать, хвастаться, в общем-то, нечем. До сих пор не превзойдены (и вряд ли будут скоро превзойдены) исследования советских историков Б.Д. Грекова, С.В. Юшкова, С.В. Бахрушина, В.В. Мавродина, М.Н. Тихомирова, Л.В. Черепнина, Б.А. Рыбакова, С.Б. Веселовского, И.И. Смирнова, Б.А. Романова, А.А. Зимина, Н.Е. Носова, М.В. Нечкиной, Н.М. Дружинина и других выдающихся ученых.
- В чем, с Вашей точки зрения, состоит социально-культурное своеобразие русской истории на разных ее этапах?
- Необходимо, прежде всего, установить этапы или периоды Отечественной истории, о которых Вы говорите. Я бы наметил несколько периодов в историческом развитии России: 1) Древнерусский период, или Киевская Русь; 2) Московский период, или Московская Русь; 3) Петербургский период, или эпоха Императорской России. Затем следует четвертый период советской истории, а за ним начинается новый пятый период, характеризовать который в каких-то определениях рано потому, что всё находится в состоянии становления, осложняемого нередко хаосом. Нельзя сказать, что все упомянутые периоды представляют собой нечто замкнутое, самостоятельное, независимое друг от друга. То, что было в истории Киевской Руси, во всяком случае, многое из того, что было в этот период, оказалось востребовано в Московский период, и то, что сложилось в Московский период, перешло в Петербургский Императорский период. Я также не думаю, что можно отрывать советский период от предшествующей истории России и видеть в нем что-то совершенно новое, никак не связанное с тем, что переживала Россия на протяжении предшествующего времени. Наоборот, традиции соборности, коллективизма, общинности, преобладание общественного интереса над частным, готовность «положить душу свою за други своя», отдать жизнь за Родину - все это, воспитанное в русском народе веками, органически вошло в жизнь советского общества.
- Какое значение имеет для русской истории отсутствие в Киевской Руси феодализма (на чем Вы настаиваете в своих работах)?
- Отсутствие феодализма в Древней Руси имеет, прежде всего, то значение, что общинная организация, как в сфере социально-экономической, так и в сфере политической (что особенно важно) оказалась не разрушенной. Общинное начало в древнерусский период нашей истории, или в эпоху Киевской Руси, окрепло и конституировалось в своеобразную систему социальных (доклассовое общество) и политических (республиканские институты) отношений, в основе которых лежала непосредственная демократия, являющаяся наиболее эффективной формой демократии, сравнительно, скажем с представительной демократией. Общинно-вечевая Древняя Русь стала судьбоносной школой демократии в истории России. Под знаком общинных форм жизни, общинных институтов следовало так или иначе дальнейшее развитие нашей страны вплоть до эпохи Советов.
- Московская Русь, по Вашему мнению, - это прямое продолжение Киевской?
- Мне кажется, что это продолжение развития Киевской Руси, осложнённое внешним вмешательством - татаро-монгольским нашествием. И этот внешний фактор сыграл чрезвычайно важную роль в дальнейшей нашей истории, внёс немало своеобразных черт, но, тем не менее, отрывать Московскую Русь от Киевской Руси и говорить о том, что древнерусский период - это одно, а московский период - совсем другое мы не имеем оснований.
- А в чём выражалось влияние этого внешнего фактора в первую очередь, по Вашему мнению?
- Влияние внешнего фактора заключалось, прежде всего, в том, что были созданы такие условия - исторические, демографические, геополитические, военные, - которые способствовали возникновению новых явлений сравнительно с тем, что мы наблюдаем в древнерусский период. Можно говорить о том, что стал меняться социально-экономический уклад. Прежде всего, в сфере аграрных отношений. Если раньше земельная собственность в представлениях знати не имела особой ценности, то в послемонгольский период земля приобретает эту ценность, и мы наблюдаем интенсивное развитие крупного частного землевладения, параллельно которому шло формирование зависимого населения - феодально-зависимых крестьян. Именно в послемонгольский период возникает крестьянство как особый класс земледельцев-производителей, тогда как город постепенно отпадает от деревни, а городское население отделяется от сельского. Поэтому можно говорить о том, что татаро-монгольское нашествие создало такие условия, которые способствовали развитию феодализма в России со всеми последствиями в сфере социальной и политической.
- То есть, от города-государства совершается переход уже к иным формам политической организации?
- Да, к иным формам политической организации, к иным формам власти. Меняется природа княжеской власти. Если раньше князь был как бы высшей исполнительной властью общинной организации, вечевой организации, то теперь в нём всё явственнее и явственнее проявляются монархические тенденции и черты. Надо, впрочем, сказать, что князь в Древней Руси потенциально содержал в себе монархические качества и свойства. Необходимы были соответствующие исторические условия для того, чтобы эти качества и свойства проявились в полной силе. И вот татаро-монгольское нашествие создало эти условия, в которых потенциальные монархические свойства князя стали всё более и более интенсивно проявляться.
- Ваша недавняя книга посвящена опричнине Ивана Грозного. Что нового она вносит в объяснение этого во многом загадочного исторического феномена?
- Историки обычно объясняют возникновение Опричнины особенностями характера царя Ивана IV, человека будто бы неуравновешенного и даже психически не вполне благополучного. В исторической литературе существует целое направление, психологическое направление (Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский, С.Б. Веселовский и др.), объясняющее поступки Ивана Грозного, в том числе и учреждение Опричнины исключительно психологическими мотивами.
- Но ведь пытались историки и социально-экономические и политические предпосылки её найти?
- Конечно, пытались. Но они эти предпосылки обычно искали и находили преимущественно в области социально-экономической и политической. Причем за исходный рубеж исторического движения к Опричнине ими, как правило, принимались годы, непосредственно ей предшествующие, а в некоторых случаях - начало 50-х годов XVI века. Я же связываю введение Опричнины с причинами религиозно-политического, церковно-государственного порядка и отношу зарождение этих причин к концу XV - началу XVI века. Именно тогда, по моему мнению, обозначились исторические предпосылки Опричнины. До середины XVI столетия они находились как бы в латентном состоянии и только в 60-е годы того же столетия вырвались наружу, породив столь грозное учреждение, каковым являлась Опричнина.
- А что это за предпосылки? Как-то кратко их можете охарактеризовать?
- Неуклонно нарастала угроза национальным основам бытия России. Угроза существованию только что возникшего Святорусского Царства. Эта угроза связывалась с ограничением самодержавной власти - то есть с ликвидацией, по существу, только что сформировавшегося самодержавия.
- То есть, по Вашему мнению, уже можно говорить о существовании в России самодержавия для этого времени?
- Да, я думаю, что венчание Ивана IV на царство - это юридическое оформление самодержавия в России. И вот как раз самодержавию и угрожали его противники, сосредоточившиеся в Избранной Раде.
- Какие цели преследовали эти люди, по Вашему мнению?
- Цели посягательства на русское самодержавие, ограничения самодержавной власти, создания в России политической системы, схожей с той, что имела место в соседней Польше.
- А может, это и хорошо было бы для России? Такая политическая система?
- В тех конкретных исторических условиях это было бы очень плохо, поскольку Русское государство, теснимое со всех сторон врагами, нуждалась в мобилизации сил, в сплочении и единении. А это могла обеспечить лишь самодержавная власть. Народная монархия - вот что скрывалось за термином Самодержавство. Следует также помнить, что «российское самодержавство» складывалось в тесном единстве и взаимодействии с Русской Православной Церковью. Мы наблюдаем, как говорится, симфонию самодержавной и церковной властей, их нерасторжимое единство. Поэтому, когда удары направлялись против самодержавия, то они били и по Церкви, а если они били по Церкви, то они били и по Православию. Всё это было органически тесно взаимосвязано, поэтому ликвидация одного звена влекла за собой ликвидацию остальных звеньев, погружая Россию в состояние религиозно-политического хаоса.
- Кроме того, Вы настаиваете на том, что для Московской Руси существовала серьезная угроза извне, то есть, западные страны уже тогда воспринимали Россию, как геополитического конкурента?
- Да, геополитического и религиозного, духовного конкурента. Это восприятие обострилось после падению Византийской империи, после взятия Константинополя турками в 1453 году. Казалось, что с Византией как оплотом православной веры покончено. В ниспровержении Византии в качестве опоры православия были заинтересованы многие на Западе. Прежде всего, представители католического духовенства. Казалось, повторяю, с православием и Православной державой покончено раз и навсегда. И тут, неожиданно, появилась мощное единое государство, которое заявило о том, что является восприемницей Византии и хранительницей православной веры. Вот это-то и вызвало изменение направления удара. С конца XV века начинается постоянное и систематическое, планомерное наступление на Россию. Именно тогда были выработаны вражескими силами приёмы борьбы с Россией. Это - во-первых, идеологическая война в виде ереси; во-вторых, стремление освоить высшую власть: либо захватить её, либо приблизиться к ней, чтобы можно было активно влиять на её политику в угодном для этих сил смысле (позже это будет называться обволакиванием власти); в-третьих, создание опоры внутри страны - то, что сейчас называется «агентами влияния»; и, наконец, в-четвертых, - если не срабатывали все перечисленные средства, - прямое вторжение с последующим расчленением единого государства. И уже в конце XVI века, как ясно из документов, была поставлена задача завоевания и расчленения России. В дальнейшем эта задача решалась на протяжении веков с неизменным постоянством и упорством, пока не была разрешена в конце XX столетия на наших, собственно, глазах.
- Как Вы оцениваете западническо-имперский период русской истории (XVIII - начало XX века)? Какие достижения и противоречия в нем видите?
- Мне кажется, имперский период проводит важную грань между старой Русью, Святой Русью и новой Россией. Распался прежний равноправный союз Государства с Церковью, вместо симфонии светской и духовной властей слышится какофония или, так сказать, «сумбур вместо музыки». Тяжесть вины тут ложится в первую очередь на Петра I, упразднившего институт патриаршества, полностью подчинившего Церковь Государству, превратив ее по существу в государственный орган, часть государственного механизма. Менялась не только Церковь, но и «Самодержавство». С этого момента русское самодержавие начинает постепенно эволюционировать, судя по всему, в абсолютизм западного типа со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями, в частности, потерей служебной роли и ответственности перед Богом и людьми. Власть царя становится менее сакральной и более светской, хотя и не до конца секуляризованной. Божественная суть царской власти в России еще сохраняется, сосредоточиваясь главным образом в акте таинства миропомазания и личных переживаний самодержца. Самодержавный трон, опущенный с небес на землю, становится предметом политической игры, домогательств и притязаний, причем нередко со стороны тех, кто лишь по воле случая оказался поблизости от него. Внешним выражением этих перемен были дворцовые перевороты, которыми так богат XVIII век. Но самая главная перемена заключалась в превращении народной монархии в монархию дворянскую. Именно в петровское время закладывается основное противоречие между массой населения и социальной верхушкой, которую всячески поддерживала и оберегала высшая власть, между своекорыстным дворянством и задавленным крепостным правом крестьянством. Это противоречие со временем всё более обострялось, пока, в конце концов, не привело к революционным потрясениям начала ХХ столетия. Россия всё более и более отходила от своих национальных традиций, хоронила, по существу, своё прошлое на пути сближения с Западом, подражания Западу, что с особой наглядностью демонстрировали реформы С.Ю. Витте и П.А. Столыпина, во многом способствующие и даже отчасти предопределившие Февральский переворот и Октябрьскую революцию.
- В чём Вы видите причины распада СССР?
- Были причины как внутренние, так и внешние. Начну с первых. Та мобилизационная экономическая, социальная и политическая система, которую создал И.В. Сталин и которая являлась абсолютно необходимой ступенью в развитии советского государства, исчерпала свой исторический ресурс где-то к середине - исходу 50-х годов XX века. И вот тогда, по моему убеждению, надо было начинать реформирование страны. Сталин понимал потребность подобного реформирования, и кое-что предпринимал в этой области, выдвигая на первый план органы государственной управления и советской власти за счет сужения власти КПСС. Не случайно он выражал желание покинуть пост главы партии, оставив за собой должность Председателя Совета министров СССР. Смерть помешала ему осуществить задуманные преобразования. Но уход Сталина из жизни еще более обострил необходимость реформирования советского общества. Оно должно было осуществляться на путях сближения трудовых масс с собственностью и властью. Партийное руководство не ответило на вызов времени. Партийная, советская и хозяйственная номенклатура продолжала править страной, расширяя свои права и сокращая обязанности, т.е. становилась привилегированным сословием, если не классом. Сталин понимал все исходящие от неё угрозы: поставленная близко к собственности и обладающая огромной властью, она внутренне была предрасположена к тому, чтобы освоить и собственность. Поэтому Сталин предпринимал целый ряд мер, сдерживающих её аппетиты, в том числе и репрессивные меры, производя своеобразную селекцию номенклатурных кадров. Однако не куда было деваться: номенклатуру приходилось до поры до времени терпеть и даже подкармливать. На стадии мобилизационного общества номенклатурная «популяция» являлась исторически необходимым социально-политическим элементом, поскольку без нее это общество невозможно было ни создать, ни запустить в работу. Само же мобилизационное общество, позволившее осуществить модернизацию страны в предельно короткий срок, обеспечило, таким образом, внешнюю безопасность СССР (России). Не будь его, русский народ проиграл бы войну с германским фашизмом - самую тяжелую и кровопролитную войну в истории человечества. С изобретением ракетно-ядерного оружия, гарантировавшего внешнюю безопасность нашей страны, отпала потребность в мобилизационном обществе и тесно связанной с ним номенклатуре. Каким путем пошло дальнейшее развитие советского общества? Были сделаны некоторые послабления в экономической, социальной и политической областях. Но они оказались не эффективными: народ расходился с властью, все более отдалялся от нее, что, в конечном счете, обернулось равнодушием к судьбам советского строя. Что касается номенклатуры, ее позиции остались незыблемыми. Они даже усилились вследствие безнаказанности действий номенклатурных чиновников, внедряемой под гул критики культа личности Сталина и осуждения сталинских репрессий. Расцвела теневая экономика, поощряемая номенклатурой и прочно с ней связанная. Новая номенклатурная элита в Центре, на местах и в национальных окраинах ждала своего часа. Нужен был лишь сигнал сверху. И он последовал в виде горбачевской перестройки. Здесь мы подходим к внешним факторам развала СССР. Убедившись, что в лоб, напрямую Россию не взять (а это показала Великая Отечественная война) наши недруги приступили к долгосрочной и довольно изощрённой работе. Их усилия сводились к тому, чтобы идеологически обезоружить советский народ, ради чего была развязана небывалая идеологическая война, созданы группы опоры - «агенты влияния», пущено в ход испытанное средство - «обволакивание власти». Вокруг высших руководителей страны сложились сообщества консультантов - «диссидентов в системе», воплощавших «оазисы мысли». Они умело делали дело, приобщая своих патронов к идеям и ценностям западной социал-демократии. От таких «просветленных» ими правителей до прямых отступников - один лишь шаг. И они вместе с Горбачевым вышли из подполья.
- Что Вы думаете как историк и гражданин о современной России и о ее будущем?
- Я думаю, что сейчас Россия стоит пока еще на скрещении дорог и перед ней открыто два пути: либо войти в новый мировой порядок и смириться с подчинённым положением по отношению к Западу, либо развернуться в сторону своей национальной самобытности и вновь стать великой страной.
- А может быть, нам удастся войти в этот новый мировой порядок, но не на условиях подчинения, а в качестве одного из его лидеров? В качестве страны, формирующей этот порядок?
- По-моему, вопрос так не стоит. Современная российская элита больше озабочена своим положением среди мировой элиты, чем судьбой России. Но, как писал поэт, «напрасны ваши совершенства». Избранные из избранных входят в состав «мирового правительства». Новичкам в него двери закрыты. В лучшем случае они могут надеяться на место при вратах. Похоже, наши правители постепенно понимают это. А подчинённую роль они не хотят играть. И это - правильно, ибо за ними великая, хотя временно и ослабленная, держава. Если они поймут все это в полной мере и окончательно, то тогда неизбежен разворот в сторону наших национальных традиций и самобытности, в сторону национальных интересов нашей страны.
- Согласны ли Вы с тем, что в современной России существует нерешенный русский вопрос, и, если, да, то в чем он состоит и каковы пути его решения?
- Да, согласен. Русский народ - это первенствующий, государствообразующий народ нашей страны, и именно он больше всего пострадал в годы распада Советского Союза и последующих реформ.
- Но, кажется, наши власти это всё постепенно осознают: и, если вернуться к предыдущему вопросу, то, что их не примут на равных в «мировое правительство», и, как следствие, что необходимо заботиться о своей стране и своём народе?
- Как я уже сказал, пока они этого ещё до конца не осознали, а время идёт: народ постепенно вымирает, нация угасает и если так пойдёт дальше, то скоро мы не сможем удержать все те территории, которые занимаем.
- Но ведь сейчас правительство, кажется, поняло это и принимает меры. Есть же демографическая программа, материнский капитал и т.д.?
- Этого совершенно недостаточно. Необходимо принимать гораздо более серьёзные меры.
Беседовал 
sverc
https://oldrus.livejournal.com/171231.html