Автор: Елисеев А.
Миростроительство Категория: Проблемы Социализма
Просмотров: 527

1.10.2013 О проблеме президентства в истории СССР. Выборный президент противопоставил себя Верховному Совету: распустил его и ничтоже сумняшеся расстрелял из танков.

Событиям осени 1993 года посвящено множество исследований – книг и статей. В них даётся разное осмысление всего произошедшего. И таких исследований будет еще очень и очень много ведь людям свойственно  обсуждать знаковые исторические события практически до бесконечности, не удовлетворяясь в полной мере (или даже совсем) теми суждениями, которые уже высказывались.

Разбирая события той баррикадной осени (как и в случаях с другими событиями) очень важно докопаться до корней – как можно глубже. В случае с той осенью нам придётся копнуть аж до  «жутких» 1930-х, «очутившись» в 1936 году. Тогда в стране вовсю обсуждалась новая Конституция, которую позже назовут сталинской. Это с «легкой» руки историков-антисталинистов принято считать, что тогда все важные политические решения обсуждались келейно, а участники обсуждения не спорили и не предлагали разнообразных проектов. На самом деле все обстояло совсем иначе, и в процессе подготовки проекта Конституции высказывались самые разные мнения касательно самых важных вопросов государственно-политического устройства. 

«Тиран» Сталин ничуть не скрывал наличие этих мнений, разбирая их публично. Так, в своём докладе на Всесоюзном съезде Советов «О проекте Конституции Союза ССР» (декабрь 1936 года) он выступил с критикой одного из предложений по реформированию политической системы: «Далее предлагают дополнение к 48-ой статье проекта Конституции, в силу которого требуют, чтобы председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР избирался не Верховным Советом СССР, а всем населением страны. Я думаю, что это дополнение неправильно, ибо оно не соответствует духу нашей Конституции. По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением, наравне с Верховным Советом, и могущего противопоставлять себя Верховному Совету». 

Как видим, Сталин был совершенно прав и показал себя великим прозорливцем. Через 33 года именно такой вот выборный президент и противопоставил себя Верховному Совету, да не просто противопоставил - распустил его и ничтоже сумняшеся расстрелял из танков. Но дело даже не в прозорливости Сталина, а в том, что и тогда существовали сторонники создания института президентства. Сам Иосиф Виссарионович выступал за сильный Верховный Совет, избранный на альтернативной основе (сохранились даже фотокопии опытных бюллетеней, в которых предлагалась оставить одного кандидата из трех). Такой Совет сосуществовал бы вместе с сильным же Правительством, что позволило бы обеспечить баланс двух ветвей власти – законодательной и исполнительной. А своеобразной третьей, «концептуальной» ветвью власти им мыслилась Партия, которая должна была сосредоточиться на идейно-политическом руководстве обществом. Сталин выступал за перенос центра государственной власти из партийных структур в государственные же структуры, что было вполне логичным. Над всеми тремя ветвями призван был возвышаться «неформальный», нигде не «прописанный» Вождь, обладающий мощью небывалого духовного и политического авторитета. (Нечто похожее существует сейчас в «аятоллистском» Иране.) Подобная система была диалектически выверена, сочетая разделение во множестве и единство в сущности. Но, увы, саботаж бюрократии привёл к искажению изначальных замыслов самого Вождя. 

При Сталине идею введения президентства успешно провалили, но она была вновь поднята в 1964 году. Тогда работала Конституционная комиссия, призванная создать проект новой Конституции СССР. Так вот, на одном из её заседаний Н. С. Хрущёв предложил ввести пост президента Союза. Вскоре его, однако, сняли, и вопрос о президентстве, как, впрочем, и о принятии новой Конституции, был снят с повестки дня. Через 13 лет эту Конституцию всё-таки приняли, но ни о каком президентстве там не было сказано ни слова, ума хватило.

Между тем, идеи, как говорится, витали в воздухе, и вот «довитались» – уже в перестройку. Стараясь укрепить своё положение и освободиться от контроля со стороны Партии, М. С. Горбачёв таки ввёл на Руси президентство. Конечно, речь тогда шла о выборах президента на Съезде народных депутатов СССР, однако же, понятно, что в дальнейшем она пошла бы уже о всенародном голосовании. (В этом плане Горбачёва опередило руководство РСФСР, которое такие выборы, собственно говоря, инициировало. Оно использовало в своих интересах сильный механизм, начало создания которому положил Горбачев – на беду всему Союзу, ведь, в результате, в стране возникло опасное двоецентрие.) 

Символично, что Горбачев как бы вернул страну в ситуацию, сложившуюся в феврале-октябре 1917 года. Тогда, как известно, наряду с Временным правительством существовала и вертикаль Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, в которой на первом месте стоял Петроградский Совет. Соотношение между ВП и Советами было на разных этапах разным, но, в конечном итоге, завершилось в пользу последних. Правда, очень скоро их власть стала во многом формальной – реально всем управляла Партия, точнее – её аппарат. Такое положение дел ругательски ругали (и ругают) самые разные исследователи – как «левые», так и «правые», но здесь всё не так просто. Стране, лежащей в разрухе и находящейся перед железной необходимостью провести промышленную модернизацию в самые сжатые сроки, необходим был некий мобилизационный мотор, способный вытащить такую махину из страшной послереволюционной трясины. Не будь такого вот мотора, и еще неизвестно, чтобы с нами всеми было. Однако, верно и то, что подмена государства партией действовало во вред – в долгосрочной перспективе. И, в принципе, Горбачев был прав, желай перенести центр власти из Партии в государственные структуры. Только вот сделал он это, как всегда очень и очень неудачно, образовав гибрид, запрограммированный на чудовищный конфликт. Опять-таки, в принципе, не было бы ничего страшного и в президентской республике, более того, возможно именно она сумела бы уберечь страну от многих бед в это смутное время. (Тут стоит вспомнить опыт соседней Белоруссии, буквально спасённой президентом А. Лукашенко.)  Но тогда не нужно было делать ставку на советский парламент, на создание мощного корпуса народных депутатов. (При этом, на местах сильные Советы вполне могли бы функционировать – успешно и плодотворно.) Была бы в Союзе мощная президентская республика, чем-то напоминающая нынешнюю, но только лишенная многих минусов, накопившихся за двадцать лет.  Возможен был и другой, диалектически выверенный, вариант – условно говоря, «сталинский». Сильный советский «парламент» сочетался бы с сильной исполнительной властью – без всяких президентов и генсеков.

Но нет, реформирование политической системы привело к тому, что возник президентско-парламентский гибрид, для коего были характерны одни только минусы, и который был спроецирован на Российскую Федерацию. Элиты, с их примитивным, холопским западничеством, как и много раз до этого, навязали стране совершенно бездарную реформу, предполагающую механическое перенесение на русскую почву иноземных образцов. Как и ранее, они совершенно не задумывались о том, как соотнести западный институт президентства с окружающей их русско-советской реальностью. Того, чего добивались оппоненты Сталина, чего желал стихийный атлантист, реформатор-западник, бывший троцкист Хрущёв – всё это было реализовано во время горбачёвской перестройки, когда обнаглевшая элита, до смерти завидующая своим западным «коллегам», совершенно уже позабыла про сталинскую метлу.

И здесь, разумеется, стоит коснуться соотношения «единоличного» и «соборного» внутри «советской» оппозиции, представлявшей собой самую широкую коалицию. Тогдашний союз внепарламентской («правой» и «левой», «белой» и «красной»)  и парламентской оппозиций был вполне логичен и взаимовыгоден. Первая нуждалась в некоем властном ресурсе, вторая в – массовой поддержке. И вместе они представляли собой грозную силу. За Б. Н. Ельциным стояли силовики, но они колебались и, в принципе, могли с легким сердцем перейти на сторону А. В. Руцкого и ВС. (Кстати, одной из главных ошибок и. о. президента была отставка ельцинских силовых министров. Она как бы отрезала им все пути отступления.) То есть, у оппозиции были на руках все козыри, кроме одного, главного, у неё не было лидера, который мог бы, по своей харизме, сравниться с Ельциным образца 1988-1991 годов. Руцкой таковым лидером явно не был, а ВС отличался подчёркнутой коллегиальностью (Хасбулатов в вожди никак не рвался, впрочем, как и другие видные депутаты).

И вот это был существенный изъян, особенно, если учесть монархический характер русского сознания. Русский человек ведь и в самом деле монархист, по своей натуре, пусть он даже и не сном, ни духом не промышляет о возрождении Российской Империи.  (Данное обстоятельство учитывал Сталин, говоривший о царизме русского народа и вводивший в свою политическую модель неформальную, но крайне значимую фигуру «вождя». И, к слову, здесь снова нужно вспомнить о белорусском опыте. Белоруссия нашла своего «царя» - «Батьку», в этом было её великое счастье.) При этом, он еще и прирождённый советист, для которого важно не столько политическое представительство в различных парламентских собраниях, сколько общинное самоуправление  - СОВЕТ на уровне определенного, конкретного коллектива. Самоуправляющиеся общины потом могут выстраивать вертикаль, делегируя своих представителей в вышестоящие советы. Примерно такая вертикаль и была прописана в первой советской российской конституции 1918 года и закреплена в конституции второй, уже союзной (1924 год). Она-то и полюбилась социал-монархистам из партии младороссов (лидер А. Казем-Бек), предложивших авангардную и, в то же время, традиционалистскую (консервативно-революционную) формулу – «Царь и Советы». Советскую многоступенчатую вертикаль они считали творческим и самобытным раскрытием русской государственной идеи, раскрытием, которое кардинальным образом отличалось от западного парламентаризма.

Так вот, «Советы» у оппозиции еще кое-какие были, хотя, ВС, да и другие региональные собрания, больше походили на западный парламент с его представительством от больших округов, чьими массами так легко манипулировать различным партийным политиканам. (Другое дело – представительство от небольших общин – территориальных, где все знают друг друга. Потом собрания, избранные по такому вот, семейно-общинному, принципу двигают своих делегатов в вышестоящие советы. Там они образуют нечто вроде межтерриториальной общины сотрудников, узнающих друг друга во время совместной работы.) Хотя даже и  в таком, усеченном виде советская вертикаль сохраняла многие самобытные черты, отличающие её от западной модели. Так, сохранялась возможность отзыва депутата. Количество самих депутатов было намного больше позднейших думских, то есть округа были меньше, «общиннее» так сказать. Сам ВС избирался из числа народных депутатов по принципу ротации, его состав обновлялся каждый год. И данная практика, несомненно, препятствовало превращению в узкую, замкнутую касту профессиональных политиканов-функционеров.

Но это – «Советы», а вот с «Царем» у оппозиции всё обстояло очень плохо. И данное обстоятельство, конечно, сильно отдаляло их от масс, равнодушных и даже враждебных к партийно-фракционному политиканству. Ельцин давно уже растерял свою былую популярность, но всё-таки сидел в Кремле, что как бы сообщала ему особую харизму, даже не связанную с личным качеством.

А вот оппозиция, к сожалению, имела некую антихаризму парламентаризма, столь чуждого русскому народу. К тому же, в раздрай между президентом и ВС вклинилась третья сила – руководители регионов. Они попытались использовать разногласия двух ветвей власти для того, чтобы усилить свои позиции. Причем, это усиление могло зайти слишком далеко – вплоть до конфедерализации и даже распада Федерации. В этих условия институт президентства, объективно централизаторский, по своей сути, выглядел несколько более предпочтительнее. К слову, ситуация может и повториться, если только нынешняя неолиберальная политическая реформа пойдёт дальше – в сторону трансформации России в парламентскую республику. Ничего такого невозможного в этом нет, очередной политический кризис запросто может подвигнуть «верхи» на очередные уступки, как в 2012 году. Сразу парламентскую республику создать не удастся, возникнет все тот же самый «горбачёвский» гибрид, запрограммированный на конфликт двух ветвей. Понятно, что этим конфликтом не преминут воспользоваться региональные элиты, которые уже объективно усилились после возвращения прямых выборов глав субъектов.

Впрочем, это – из области неопределенного будущего, а мы рассуждаем о вполне уже случившемся прошлом. Приходится признать, что советское (даже полу-советское) движение почти не имело шансов на победу, несмотря на все сильные козыри. К тому всё усугубили многочисленные ошибки, совершенные Руцким и руководством ВС во время обострения и развязки сентябрьско-октябрьского кризиса.

Так что же, сопротивление тех горячих дней, жертвенная гибель сотен людей, героизм десятков тысяч – всё это было зря? Нет, ни в коем случае. И дело здесь даже не только в героическом вызове правящей клике, опирающейся на штыки силовиков и на поддержку могущественного Запада. Хотя именно такое, прямое действие часто является примером и образцом для национальной мобилизации, оно свидетельствует о том, что нация жива и сохраняет пассионарность. Но тут есть еще и вот какой важнейший «момент». Ельцинская клика убедилась – люди не собираются сидеть безропотно, беспокоясь лишь о собственном, личном выживании. Они оказались готовы оказать серьезное сопротивление, не страшась омоновского дубья и даже свинца «силовиков».  «Верхи» оказались достаточно умны для того, чтобы отказаться от планов по установлению неолиберальной стопроцентной диктатуры по типу пиночетовской и осуществить совсем уже тотальное разграбление общенациональной собственности. Не будь движения 3 октября 1993 года – и обнаглевшая ельцинская клика – при ярой поддержке «творческой интеллигенции», «медиа» и т. п. своей обслуги – непременно устроила бы нам «Чили» в одну восьмую часть суши.

И как бы не пошло дальше осмысление Баррикадной Осени 1993 года, к каким бы выводам мы не пришли, очевидно одно. Перефразируя Ленина, писавшего о пресненских же восставших, можно сказать так. Подвиг участников движения за Советы не пропал даром, их жертвы были не напрасны. 

 

Источник: ЗАВТРА